Текст книги "Путь домой (СИ)"

Автор книги: MadeInTheAM

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Свадебный букет в мусорном бачке смотрелся лучше, чем в руках. Я не могла отделаться от этого образа. За все мои почти тридцать лет жизни я могла подумать и предположить многое, но никак не то, что в день моей свадьбы будущий муж просто не явится на регистрацию брака.

Ситуация, достойная плохого фильма, привела меня в The Three Clubs Cocktail Lounge – бар, на вечеринки в котором попасть можно, только найдя свое имя в списке, и имени девицы в кремовом нарядном сарафанчике и заплаканными глазами там явно не было.

Я могла запросто пройти по улице и дальше, упереться в пресловутый бульвар Сансет и найти местечко, где всем будет плевать на меня и мой внешний вид, а до меня секьюрити развернул восвояси девушку, облаченную в шорты. А вовсе не стоять в очереди перед Three Clubs, рискуя быть погнанной прочь. Но мне хотелось выпить.

Напиться и забыть, что сегодня меня бросили, а я даже не знаю, почему. Телефон Патрика молчал, и только бесстрастный голос вещал мне в ухо, что «абонент находится вне зоны действия сети». Сообщение, которое поступило от него в WhatsApp ничего не объяснило.

«Извини»

Мне бы хотелось плюнуть ему в лицо за это «извини», и вовсе не из-за стыда перед родными, не из-за жалостливых взглядов родственников и матери (что уж там, и некоторых подруг тоже). Я не понимала, почему я не заслуживала простого и честного разговора, и зачем нужно было врать мне в лицо. Почему нельзя было просто разрешить ситуацию до того, как она превратилась в этот пиздец.

Да, это слово подходило как нельзя лучше.

В горле снова начало саднить, и я зажмурилась на мгновение. Только не плакать. Я уже достаточно сегодня ревела, спасибо.

– Вы в списках? – голос охранника отвлек меня от невеселых мыслей. Кажется, подошла моя очередь.

– Нет, – я покачала головой, ожидая, что мне сейчас предложат прогуляться куда-нибудь ещё. – А что здесь сегодня?

– Праздничная вечеринка, – бросил секьюрити. – Я не могу пропустить вас. Это закрытое мероприятие, только для тех, кого внесли в списки.

– И поэтому вы развернете всех этих людей?

Моё настроение сыграло со мной злую шутку. Я подняла голову, глядя на почти двухметрового детину, заслонившего собой вход в клуб. Я всё еще могла развернуться и уйти, не затевать свару, но я выплакала все слезы, пока бродила по пляжу, загребая босыми ногами песок и ловя удивленные взгляды греющихся в солнечных лучах жителей города. Я больше не хотела плакать, а вот устроить скандал – очень даже. Выместить злость, непонимание и боль на ком-то еще.

Моя мать сказала бы, что я виновата во всем сама, и поэтому я в итоге отключила телефон – когда игнорировать её звонки стало невозможно. Сейчас её голос белым шумом зудел в мозгу, и все прочие мысли отступали на второй план. Хотелось закричать, зажать уши, замотать головой. Или разругаться с кем-нибудь так, что стыд за собственное поведение заглушил бы её слова.

«Ты виновата сама, мужчина не уходит просто так, ты виновата сама, ты виновата сама, сама, сама, сама…».

Что бы я ни сделала, виновата я сама.

– Вы можете ругаться сколько угодно, я не пропущу вас, мисс, – охранник шагнул вбок, заполняя собой все свободное пространство перед входом в Three Clubs. – Вас по-прежнему нет в списках.

Толпа девушек и молодых людей позади меня волновалась, кто-то возмутился, что я мешаю им пройти. Наверняка у большинства из них не было специальной вписки от выступающих музыкантов, но большинство надеялось понравиться секьюрити, да.

Ходили об этом клубе такие россказни.

Я вот охране определенно не нравилась.

– Эйвери! Эйвери Клементс! Это что, правда, ты?

Я удивленно завертела головой, услышав собственное имя. И увидела Эмму Дойл, арт-директора Three Clubs, у которой пару лет назад брала интервью. Мы виделись несколько раз, и еще переписывались по электронной почте, когда она читала текст статьи полностью. Иногда она поздравляла меня с праздниками, но в целом о её жизни я мало что знала с тех пор.

– Эмма?

– Сколько лет, сколько зим! Пропусти девушку, Марк, чего ты ждешь? – Эмма схватила меня за руку, протащила мимо офигевшего секьюрити и звонко расцеловала в обе щеки. Моё ошарашенное лицо можно было фотографировать и переделывать на стикеры в Фейсбуке. – Ты не видишь, что ей нужно выпить и провести вечер в хорошей компании?

– Миссис Дойл? – охранник прокашлялся. – Почему вы не предупредили, что будут ваши гости? Извините, мисс… Эйвери, я не знал, что вы от миссис Дойл, а вы не сказали.

Я и сама не знала, но Эмма уже тащила меня внутрь, через обитые изнутри кожей двери, вниз по лестнице, в отдельное помещение клуба, где тут и там стояли девушки в красивых платьях и мужчины в рубашках и джинсах, стоивших больше, чем все мои приготовления к свадьбе. Я представляла, как чудно выгляжу среди них, напавлиненных и напомаженных: просто молодая женщина в кремовом сарафане и в светлых балетках, а вовсе не «светская львица». Просто девушка, изгнанная из чужой жизни, будто клоун с манежа.

Я никогда не любила Патрика так, чтобы дрожали пальцы, а коленки подгибались от его взгляда. Я не помнила, когда испытывала такие чувства – наверное, еще в старшей школе, когда мне было шестнадцать, и мы всё влюблялись, как в последний раз. Я, в общем-то, и в любовь больше не верила. Я верила в уважение, спокойствие и безопасность. В привязанность и теплые чувства. Я верила, что смогу жить с человеком, который мне близок, и не буду искать бурь вместо тепла и понимания. Патрик был стеной, укрывавшей меня от мира, и теперь я чувствовала себя растерянной, будто Винсент из «Криминального чтива».

Потерянной.

Жаль, на самом деле это не так забавно, как в кино.

– Алекс, – Эмма, ловко лавируя между гостями, протащила меня за собой к барной стойке. – Эйвери нужно выпить! – она кивнула головой в мою сторону. – Ты сама знаешь, что налить!

Бартендер, девушка с пирсингом в нижней губе и длинными, выкрашенными в розовый цвет волосами, кивнула и принялась смешивать какой-то коктейль. Я чувствовала себя странно: хотелось курить, хотя я давно бросила.

Хотелось напиться и облить кого-нибудь водкой. Хотелось очутиться дома и уснуть лицом в подушку. Мой мир вовсе не рухнул, как мог бы, если бы я любила Патрика, но, определенно, он покачнулся. Покачнулось всё то, что я считала правильным для себя.

Своим уходом Патрик подорвал мою веру, что для жизни вдвоем достаточно доверия, привязанности и неплохого секса. И мысль эта не давала мне покоя. А, может быть, вера эта была не настолько крепка. Я всю жизнь искала человека, рядом с которым буду просто чувствовать себя защищенной, но что, если я была не права? Возможно, Патрику было нужно больше, чем я могла ему дать, и он это понял? Может быть, во всем действительно виновата я сама?

Мысль эта разъедала, будто ржавчина.

Бартендер поставила передо мной стакан с каким-то коктейлем.

– Сколько? – Я полезла в клатч за кредиткой. Целый день я таскала этот клатч с собой, и он мне порядком надоел.

Можно было зайти домой и переодеться, но я подозревала, что мать и отец уже возвратились туда и ждут, когда я поверну ключ в замке. Разумеется, чтобы рассказать, что я во всем виновата сама.

К черту. Всё – к черту, лучше выпить и заставить этот «белый шум» в голове замолчать.

– Эмма сказала, за её счет.

Сама Эмма уже куда-то исчезла, а у меня не было желания спорить. Я сделала первый глоток чего-то алкогольного и мятного. В баре из колонок звучал старый рок-н-ролл, даже не из восьмидесятых, а из семидесятых минимум. Я оглядела толпу: от каждого из гостей разило Голливудом и светской тусовкой за несколько миль. Краем глаза я увидела даже Беллу Хадид – что она-то забыла здесь?

Нет, не так. Что я забыла здесь? И положено ли мне тут быть?

Как моя размеренная, подчиненная работе жизнь, сделала такой бешеный вираж и привела меня сюда, в место, где я смотрюсь так же уместно, как шут на похоронах? Впрочем, если я могу шутить, всё не так плохо, как я думала. Только все равно тошнотворно и неприятно от собственной глупости и чувства вины, захлестнувшего меня целиком. И от мысли, что всего этого дерьма можно было бы избежать, если бы я была чуть умнее, а Патрик…

Чуть ответственнее, быть может? Или чуть смелее?

Откуда-то сбоку, будто с бекстейджа, вылетела чертовски злая светловолосая девушка в черном платье, кинула на стойку банковскую карту.

– Да пошел он! Алекс, налей мне чего покрепче!

Основной свет в баре приглушили, а небольшую сцену, годную разве что для акустических выступлений, наоборот, мягко осветили. Зрители, сжимая в руках бокалы с выпивкой, двинулись поближе. А когда с бекстейджа, под аплодисменты, потянулись музыканты, я залпом допила остатки коктейля.

– Повторить? – крикнула мне бармен.

Я кивнула и развернулась к сцене, наблюдая, как последним к достопочтенной публике вышел молодой мужчина в ярко-розовой рубашке и черных брюках, откинул со лба вьющиеся волосы и обвел взглядом присутствующих. Улыбнулся, широко и глянцево, хоть сейчас на обложку журнала по стоматологии.

Девушка, просившая налить ей чего покрепче, зло выругалась.

И я узнала это лицо, бесконечно мелькавшее в Интернете, в «желтой» прессе, на телеканалах последние шесть лет.

Этот город всегда был полон звезд различной величины и популярности, и я принимала его таким, какой он есть – городом надежд и разбитых сердец, которыми были вымощены его тротуары. Обиталищем звезд и простых людей, городом, предпочитавшим красоту простым человеческим качествам, но находившим счастье даже тем, кто его не искал. В город на сияющих огнями голливудских холмах тянулись многие и многие, и Гарри Стайлс, имя которого знала любая школьница, не был исключением.

Никогда не думала, что встречу его, да ещё и в день собственной свадьбы.

Гарри устроился на высокий стул, подладил микрофон под свой рост и снова улыбнулся.

– Всем привет, – его низкий, глубокий голос разнесся по залу. – Сегодня мы празднуем день рождения Джеффри Азоффа, моего, а, возможно, что и вашего близкого друга. И, хотя я не планировал выступать, отказать Джеффу довольно сложно, особенно если он ещё и ваш менеджер.

Чудесно, я случайно попала на чужой день рождения. Остается надеяться, что меня не заметят. Разумеется, я слышала о Джеффе Азоффе. Трудно было не знать его, если восемь лет работаешь в сфере шоу-бизнеса и развлечений.

Шутка Гарри, вообще-то, была так себе, но все заулыбались. Мне смеяться не хотелось, и я вернулась к своему коктейлю, который как раз поставила передо мной Алекс. Не знаю, что она добавила туда, но напоить меня и без того не составляло большого труда, а теперь, после целого дня голодовки, меня слегка повело даже после одного бокала.

Мне думалось, там был мятный ликер.

И, пожалуй, пить вторую порцию пока не стоит. Я вернула стакан на стойку, а, когда подняла взгляд на сцену, то увидела, что Гарри смотрит со сцены прямо на меня. Я оглянулась, чтобы понять, кого он может видеть за моей спиной, но блондинка уже ушла, и теперь в баре никого не было.

Кроме меня.

– И даже если сегодня вечером у нас есть неожиданные гости, – заметил Гарри, – то я им рад. Уверен, что и Джефф тоже. Ну, что, все готовы послушать музыку? Любимая песня именинника, между прочим.

Выскочивший откуда-то сбоку сотрудник клуба подал ему гитару.

Я мало знала о Гарри Стайлсе, хотя многие девчонки из журнала, где я работала, с упоением обсуждали его личную жизнь и его сольную карьеру – правда, в гораздо меньшей степени. О его сольном творчестве я и вовсе не имела никакого представления, предпочитая слушать что-нибудь менее раскрученное и мейнстримовое и отлично осознавая, что это попахивало снобизмом. Но всё это не имело никакого значения, когда он взял первые аккорды, касаясь пальцами гитарных струн, и мой мир снесло, как волна сметает незадачливых сёрферов, заставляя захлебываться солёной водой.

Голос Гарри пробирался ко мне в голову, заглушая материнские причитания и ядовитое чувство вины. Он шептал, что все мы – всего лишь призраки на чьем-то пути, призраки друг для друга, забывшие, что значит дышать. Рассказывающие одни и те же истории снова и снова, поверившие в них заново. Мечтающие снова научиться слушать свое сердце. Призраки, для которых всё еще есть надежда.

Чужие слова, застревающие в памяти и в сердце. Я не знала, что думали и чувствовали другие, слушавшие Гарри с таким же вниманием, но для меня каждое его слово отзывалось нефантомной болью за ребрами. Дороги никогда не разворачивались передо мной и не приводили меня в нужное место, да и вообще я была топографической кретинкой – что произошло сегодня? Что привело меня в Three Clubs, где я сижу у бара и пытаюсь не ронять слезы в коктейль?

Горло сдавливало невидимой рукой, так, что я всерьез боялась, что не смогу дышать. Я смотрела на незнакомое, хоть и сто раз виденное на фотографиях, лицо, освещаемое мягким сценическим светом, и меня отпускало.

Я вспоминала, что это значит – чувствовать, как бьется твое сердце, а не относиться к этому, как чему-то само собой разумеющемуся. И я думала, что, возможно, я именно там, где и должна была быть сегодня. Это было странное чувство.

Незнакомое.

– Спасибо, спасибо, – со смехом произнес Гарри в ответ на аплодисменты. – Вы бы лучше имениннику хлопали, а я так, мимо проходил. Вон тому имениннику, который любит фильмы из восьмидесятых и музыку шестидесятых, хотя во времена Битлз он ещё и не родился. Так что у меня есть для него подарок, – он поправил ремень от гитары, постучал пальцем по микрофону, обращая на себя внимание гостей, отвлекшихся на сидевшего на диванчике Джеффа. – Для него и для всех, кому сегодня грустно. Да простит меня Суэйзи, я честно не хотел, меня заставили!

Нет, его голос вовсе не походил на голос Патрика Суэйзи (а уж «Грязные танцы» я засмотрела в детстве до дыр). Нет, я не почувствовала себя Бейби, да и своего Джонни у меня больше (никогда) не было. Но я позволила себе закрыть глаза и просто слушать музыку, мягко касающуюся меня кончиками невидимых пальцев. Позволила слезам скатиться по щекам вниз и замереть в уголках губ.

Feel her breath on my face,

Her body close to me.

Can’t look in her eyes,

She’s out of my league…

Всё, что случилось со мной, уходило, исчезало, испарялось. Всё уносило ветром, чистым и неизменным. И я почувствовала, как горечь, сжимающая сердце, потихоньку отпускает, возвращая мне свободу.

Just a fool to believe

I have anything she needs —

She’s like the wind…

Гарри собирался петь что-то ещё, но я, оставив свой так и не тронутый коктейль на стойке, всё же направилась на поиски туалета. Мне было необходимо умыться и прийти в себя.

Я умылась, окончательно смывая остатки былой роскоши с глаз (ни одна водостойкая тушь не выдержит столько умываний за день), но не хотела так быстро возвращаться в небольшой, полный лощеных звезд и гостей зал. Я смутно ощущала, что мне там не место. Конечно, Эмма хотела как лучше, когда пригласила меня в Three Clubs (наверное, я выглядела совсем уж несчастной), но там было слишком много неискренних слов и змеиных улыбок, остающихся на коже липкой пленкой, даже если они были обращены не ко мне.

Я весь день крутила произошедшее то так, то эдак, доводя себя до истерики, слез и непреходящего чувства вины, а теперь она раскрылась передо мной со всей пугающей ясностью. Я была неискренна с Патриком, он был неискренен со мной, и ситуация разрешилась единственным способом, который возможен, когда двое людей путаются в паутине собственного вранья, как мухи, и этому нет ни конца, ни края. Мне хотелось чего-то настоящего, и настоящее пришло ко мне, пусть и таким необычным способом.

Возможно, Гарри Стайлс не всегда был искренним, и уж точно – не всегда был самим собой, но почему-то я была уверена, что только не сегодня.

Выйдя из туалета, я не вернулась обратно в зал. Мое внимание привлекли стеклянные раздвижные двери. За ними смутно маячил чей-то силуэт. Наверняка это была курилка для гостей вечеринки, и я подумала, что, наверное, имею право выкурить сигарету-другую в день, когда моя жизнь зачем-то заложила вираж, как на «русских горках».

Только сигарет у меня не было. Но раз там кто-то есть, значит, у этого человека они быть должны.

Спиной ко мне стоял Гарри. Облокотившись о перила небольшой террасы, ведущей во внутренний двор клуба, он курил, а точнее, просто стоял с сигаретой в руке и глядел во внутренний дворик клуба. Я невольно сделала шаг назад, внезапно осознав, что не хочу нарушать чужое уединение.

Он обернулся.

После того, как меня заметили, закрывать двери и делать вид, будто меня здесь не было, выглядело бы странно.

– Думаю, ты понятия не имеешь, кто такой Джефф Азофф, ага? – его голос, больше не усиленный микрофоном, был похож на прикосновение раскрытой ладони к обнаженной спине. Гарри улыбнулся. На его щеках нарисовались мягкие, почти детские ямочки, и я почувствовала, что меня окатывает волной забытого тепла.

Будто я вернулась в старшую школу и набралась смелости заговорить с капитаном футбольной команды. Давно потерянное ощущение, сбросившее с моих плеч около пятнадцати лет моей жизни одним махом.

Хотела чего-то настоящего, Эйвери? А пожалуйста!

– Мы не знакомы, – я покачала головой. – А должна?

– Наверное, не должна. – Гарри пожал плечами, обтянутыми гладкой тканью рубашки, сквозь которую едва просвечивали контуры черно-белых татуировок. Мелькнула и пропала быстрая мысль, что я хотела бы увидеть их полностью. – Тут я мог бы спросить, как ты сюда попала, но мы опустим этот вопрос и перейдем к следующему. Куришь?

– Я не… – начала было я, но потом плюнула на оправдания, нелепо махнула рукой и, преодолев расстояние между нами, взяла протянутую сигарету. – Спасибо.

Гарри прикурил мне, и какое-то время мы просто молчали.

– Если бы у тебя был букет, я бы решил, что ты – невеста, – он первым нарушил тишину. – Не знаю, почему.

В полутьме прохладного вечера, освещаемого только фонарями, черты его лица казались ещё резче и красивее, и я поймала себя на бесстыжем и наглом разглядывании Гарри Стайлса. Когда мне ещё представится такая возможность?

И мне нравилось на него смотреть: как он моргает, и длинные ресницы касаются нижних век, как двигаются губы, когда он говорит. Он щурился на свет фонарей, а их отблески проявляли на ярко-зеленой радужке глаз желтоватые крапинки, будто у дикого лесного кота. На длинных пальцах тускло сияли серебром тяжелые кольца.

– Можешь поискать этот чертов букет в каком-то мусорном бачке у пляжа. – фраза вылетела прежде, чем я сообразила, что могла ответить иначе. Ответ был столь же логичен, как и его задумчивая фраза.

Он хмыкнул, но промолчал.

Я больше вертела сигарету в пальцах, чем курила, и та медленно прогорала до фильтра. Гарри наконец затянулся и сразу же закашлялся.

– И если бы ты не курил, когда я сюда зашла, я бы подумала, что ты затянулся сейчас в первый раз в жизни.

Гарри прокашлялся, щелчком отправил сигарету вниз и проследил за её полетом.

– Вообще-то… – он закатил глаза, принялся загибать пальцы. – Раз в десятый за двадцать четыре года моей жизни. Я типа не курю. А что?

Когда он улыбнулся, на его щеках вновь появились ямочки, и я ощутила, что, несмотря на ночную прохладу, заставляющую покрываться мурашками мои голые предплечья, мне снова становится жарко, так жарко, что огненные лепестки будто лижут меня изнутри. И я, кажется, понимала, что это, черт возьми, значит.

Что пора убираться. Но я осталась на месте, глядя на человека, которого меньше всего ожидала встретить в своей жизни.

– Ничего. – Пальцы обожгло, и я, зашипев, кинула окурок себе под ноги. – А разве тебя не ищут?

– Не я герой сегодняшнего вечера. – Гарри развернулся и оперся спиной о перила. На его лицо легли ночные тени. – Я так. Мимо шел, как и ты. Не могу, знаешь ли, спокойно пройти рядом со сценой и что-нибудь не спеть, – он шутил, и чувство юмора у него было отвратительным, но я всё равно улыбнулась. – Моим присутствием здесь никого не удивишь.

Мне понравилось, что он не стал расспрашивать про выброшенный букет и лезть в душу прямо в своих дорогущих ботинках. Впрочем, ему просто было плевать, а еще он слишком хорошо знал, каково это – когда тебя спрашивают о том, о чем ты говорить не хочешь. Все знаменитости здесь это знали. Как и все знаменитости в любом городе этого странного и до отвращения тесного мира.

Эта мысль немного приводила меня в чувство, но лишь немного. Сейчас мы оба казались мне двумя призраками, застывшими во времени, пока другие пьют шампанское и коктейли и поздравляют Джеффри с днем рождения. Happy birthday, Джефф, твоя жизнь счастливее моей, и я за тебя рада.

– Хорошее выступление, – заметила я, снова разрушая молчание и слушая, как оно разбивается на осколки в прохладном воздухе. Иногда тишина бывает слишком переоцененной, а иногда лучше говорить, чем слушать чужое дыхание и залипать в собственных неясных ощущениях и мыслях.

– Разучивал чертову песню несколько дней, – ухмыльнулся Гарри. – «Грязные танцы» наизусть могу цитировать.

Его ухмылку хотелось стереть, прикасаясь к ней пальцами (или губами), и это желание подействовало на меня хуже ведра ледяной воды. Здрасьте, приехали. Хотеть целовать Гарри Стайлса – это что-то из области фантастики, или грез девочек лет на пятнадцать меня помладше.

Но из песни слова не выкинешь.

Я хотела поцеловать Гарри, и, возможно, хотела этого прямо с того момента, как увидела его ямочки на щеках. Или услышала первую дурацкую и совершенно несмешную шутку. Или…

Черт его знает.

– Надеюсь, Джефф оценил мои труды, – добавил Гарри. – Иначе нахрена я так старался? – искоса взглянув на меня, он снова обратил взгляд к стеклянным дверям, за которыми сновали неясные силуэты, и, может быть, именно они были призраками, а мы – настоящими?

Я не знала. Как не знала и того, зачем повернулась к нему, разглядывая четкий профиль и завитки темных волос, падающие на лоб. На него хотелось смотреть. К нему хотелось прикасаться, и в этом было что-то настолько правильное, что я скрестила руки на груди, не позволяя себе потянуться и убрать прядь, что упрямо падала ему на лицо. Удерживая себя от глупостей, которые хотелось творить.

Такие поступки кажутся глупыми и нелогичными, пока ты сам не оказываешься в ситуации, в которой все происходящее кажется единственно верным. Я о таком читала только в книгах, и, видит Бог, лучше бы просто читала и дальше. Я знала, что ни к чему хорошему это всё не приводит. Угу, вот это вот всё с красивыми мальчиками не из твоей лиги, пусть ты и выглядишь вполне себе ничего.

Да только то, что ты знаешь, и то, что ты делаешь, зачастую разные вещи.

– Удивительно, что сюда ещё никто не примчался с воплями, разыскивая меня. – Гарри опять развернулся ко мне. – Это какая-то городская магия, которую ты принесла с собой?

Мы стояли на террасе модного закрытого клуба, в который я попала случайно, и говорили нелогичные вещи друг другу – два человека, миры которых были далеки друг от друга и никогда не пересеклись бы, если бы обстоятельства не сложились, как сложились сегодня. Мы были слишком разными. Видит Бог, я не понимала, что происходит, и почему я веду себя именно так, как всегда и боялась.

Я не понимала, почему мне хочется просто подняться на цыпочки и поцеловать незнакомого мне человека. В какой гребаный миг моя жизнь прошла точку невозврата и заставила меня делать безумные вещи? Когда мое мировоззрение успело так перетряхнуться, и почему я этого не заметила?

Или это просто мятный ликер из моего коктейля, выпитый на голодный желудок? И завтра всё будет, как и всегда?

Завтра я снова стану Эйвери Клементс (так и не стала Марш, да), сотрудником одного из журналов о культурных событиях Лос-Анджелеса, и я буду слушать, как мама обвиняет меня в уходе Патрика, потому что женщины для неё всегда будут виноваты в уходе мужчин. Это незыблемая для неё правда, и с ней мама сойдет в могилу. А мне будет плевать, потому что я знаю правду, и я услышала её сегодня, в Three Clubs, от человека, которого не одобрила бы вся моя семья.

Завтра Гарри Стайлс проснется в своем доме в Беверли Хиллз – или где там у него дом? – и вернется к своим повседневным делам. Наверняка, их у него великое множество.

Завтра мы оба забудем о существовании друг друга.

Завтра будет завтра, а ещё оно всегда недостижимо, потому что, просыпаясь, ты понимаешь, что снова очутился в «сегодня». Завтра – призрак, за которым мы гонимся и никак не можем догнать. И будущее – призрак, очертания которого могут смениться в любой чертов миг.

– Может быть, мы просто невидимки, – пожала плечами я, подходя к нему ближе. Моя макушка была чуть выше кончика его носа, и, чтобы глядеть в его магически-яркие глаза, а не на губы, мне пришлось чуть задрать голову.

Мне хотелось поцеловать его. Мне хотелось, чтобы он поцеловал меня. Для всегда разумной Эйвери это было едва ли не бунтом, достойным разве что подростков, но жизнь моя и так дала трещину, почему бы не попрыгать, позволяя этой трещине шириться? И слушать, как в расщелину летят камни.

Я осторожно отвела прядь волос с его лба.

Пошло оно всё к черту.

Гарри внимательно разглядывал моё лицо, будто пытался прочесть в моих глазах ответ на вопрос, который так и не задал.

– Вполне может быть.

И он поцеловал меня, обхватывая мои щеки ладонями. Руки у него были теплыми, и тем контрастнее были прикосновения холодного металла колец. Его губы всё еще хранили горьковатый вкус табака вперемешку с каким-то сладким коктейлем и ветром, и голову заволакивало мутным туманом из-за того, как ясно я всё это ощущала.

Как сладко мне было здесь и сейчас, пока мы притворялись духами города, случайно залетевшими на маленькую террасу. А потом я перестала думать, цепляясь за ткань его идиотской рубашки и приподнимаясь на цыпочки. Я растворялась и таяла, и возрождалась вновь под прикосновениями чужих губ и ладоней.

– А ты всегда целуешься с незнакомцами? – Гарри чуть отодвинулся, улыбаясь. – Или это везение?

– А ты всегда целуешь незнакомок? – парировала я, продолжая стоять на цыпочках и держаться за его плечи. Мне не хотелось отстраняться, не хотелось исчезать. – Или это городская магия?

Он рассмеялся, запрокинув голову, и смеялся достаточно, чтобы рисковать привлечь внимание кого-то из гостей, некстати оказавшихся в коридорчике около курилки. Или своей девушки, если она у него была. Или вообще кого-нибудь.

Но мне нравилось слушать его смех.

– Мы можем незнакомцами и не быть. Меня зовут Гарри Стайлс. – Он подмигнул мне.

– Эйвери Клементс.

– Хочешь кофе, Эйвери Клементс? – поинтересовался Гарри, явно не думая меня отпускать. – Я знаю, где его продают круглосуточно.

И, хотя его вопрос удивил меня, я вновь не смогла не улыбнуться:

– В Старбаксе?

– Ага. И я знаю, как уйти отсюда, не привлекая внимания санитаров… то есть, гостей. Пошли?

Если Гарри был всего лишь духом, пролетавшим сквозь мою жизнь, пока он следовал за какими-то своими, неизвестными мне путеводными огнями, сейчас мне хотелось, чтобы он задержался. Дороги никуда не денутся, они вьются и тянутся под ногами многочисленных путников. Дороги его дождутся.

========== Глава вторая ==========

Комментарий к Глава вторая

OST: https://www.youtube.com/watch?v=iSqLLiuHicw

Aesthetics:

https://pp.userapi.com/c623900/v623900162/1925e9/VI2t3D2GLIE.jpg

https://pp.userapi.com/c623900/v623900162/19260d/vgbHEMSb7zk.jpg

https://pp.userapi.com/c849336/v849336162/3df30/whm-D6LCHwo.jpg

We’re not who we used to be

We’re just two ghosts swimming in a glass half empty

Trying to remember how it feels to have a heartbeat

© Harry Styles – Two Ghosts

Пропущенные звонки от матери укоризненно светились на экране. Я могла цитировать всё, что она сказала бы, даже не поднимая трубку: где тебя носит? Неужели тебя совсем не волнует, что тебя бросили прямо перед регистрацией брака? Ты хочешь свести нас с отцом с ума?

Зачем я включила телефон?

Она всегда говорила одно и то же, менялись лишь декорации её недовольства. Эйвери, почему ты поступила на журналистику? Быть банковским работником гораздо стабильнее. Эйвери, этот мальчик тебе не подходит. Как это ты не собираешься замуж, дочка? Женщина должна выйти замуж.

И женщина должна удержать будущего мужа, а как же иначе? Не смогла? Ты виновата, дорогая, теперь расхлебывай последствия.

Мама, мне уже почти тридцать, думала я, разглядывая незнакомый светлый потолок и светлые стены и собирая себя по частям. Не важно, что больше двадцати пяти мне никто и не давал – я знала свой возраст и чувствовала себя отлично. Большую часть времени, пока родители не начинали вести себя со мной, будто я всё еще школьница. Будто за моими плечами не было восьмилетней работы в журнале и десятков взлетов и падений.

Мама, я просто хочу жить дальше и забыть о случившемся, потому что, вероятно, Патрик не был тем, что мне нужно.

А что мне нужно?

Мужчина рядом заворочался, сгребая меня в охапку, и уткнулся носом в мою шею. Как забавно (нет) – кофе в Старбаксе, купленный после полуночи, плавно перерос в make out в чужой машине, а закончился в чужом доме, разглядывать который у меня до этой минуты совершенно не было времени. Моя размеренная, упорядоченная жизнь разрушилась до основания, как башня одноименной карты Таро, и я пыталась собрать воедино её кирпичики.

Сутки назад я собиралась на регистрацию в полной уверенности, что через несколько часов стану Эйвери Марш, а теперь в мою шею мерно и горячо дышал Гарри Стайлс, кумир миллионов девочек по всему миру. И я не могла понять, где моя жизнь заложила такой крутой вираж, и что теперь с этим делать. Мне казалось, будто я сижу в вагонетке, замершей на самой вершине «русских горок», и вот-вот она ринется вниз.

Гарри Стайлс, кто бы мог подумать?

Несколько часов назад, целуясь с ним в его дорогущей и навороченной машине, я старалась не думать об этом вообще. Его легко было воспринимать как просто парня с отвратительным чувством юмора и огромным запасом обаяния и самоиронии. С ним легко было разговаривать на ничего не значащие темы и снова и снова целоваться, упиваясь вкусом его губ и зарываясь пальцами в его вьющиеся волосы. Но кажущаяся легкость испарилась на рассвете, и сейчас я ощущала, как в груди медленно поднимается паника.

Я понимала, что могла развернуть происходящее на сто восемьдесят градусов сама. Прежде, чем завести машину и отвезти меня в свой дом, стоимость которого вполне может превысить любые мои доходы до самого выхода на пенсию, он спросил, уверена ли я, и я могла сказать «нет». Я видела, что он бы не обиделся в любом случае, но я согласилась.

И теперь справлялась с последствиями в виде его рук, сомкнувшихся вокруг моей талии, и с воспоминаниями о его поцелуях и прикосновениях, выжженных в памяти.