Текст книги "Когда пробуждаются боги (СИ)"

Автор книги: Люченца

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

У Ньюта сами собой подломились колени, и вопрос Гриндевальда он услышал не сразу.

– Мы всё неправильно поняли! – произнёс Ньют горячо, опираясь ладонями в землю. – Не ручей впадает в озеро, нет. Озеро даёт начало ручью, потому что оно родилось под этими корнями!

– Если ты успел забыть, мы шли по течению. – Шаги Гриндевальда стали отдаляться, и он, похоже, вернулся к ручью. – Но подожди-ка… Фауст прокляни!

– Дану повернула воды вспять, чтобы привести меня. – Ньют в восторженном ужасе закусил костяшки пальцев. – Понимаете? Я попросил, и она помогла. Она показала мне путь к Мировому Древу!

Ньют коснулся лбом влажной земли, пахнущей ряской и осенней гнилью. Он вдыхал этот запах и не смел поднять голову: кому ещё было дозволено зайти так далеко? Увидеть то, что никому не было доступно? Несчётные поколения племён богини, переселившиеся к людям, уже и не верили в древние предания, но теперь Ньют видел воочию одну из главных легенд его народа.

Он поднялся, отряхнул брюки.

– Это тот самый источник, который даёт начало реке Бойн, – быстро пояснил он, когда Гриндевальд вернулся. – Считается, что она рождается именно в потустороннем мире.

Ньют умолчал, что источник мало того, что дарит божественную мудрость, так ещё орехи с кустов у корней помогают постичь сущность мироздания. Гриндевальду этого знать не нужно.

Никому не нужно это знание.

Сжав в ладони жёлудь на шее, погладив его округлый бок, Ньют заозирался по сторонам, силясь разглядеть хоть что-то, что позволит переплыть озеро.

Но Гриндевальд хотел вперёд поговорить.

– Значит, ты беседовал со своей богиней? – поинтересовался он как бы между прочим, поигрывая палочкой по ладони. Ньют рассеянно угукнул.

– И не сообщил.

– Это вас не касалось. Наказывайте, если хотите, я бы всё равно не сказал.

Гриндевальд тронул усы задумчивым жестом и убрал палочку.

– Не представляю, почему я терплю твои выкрутасы, Скамандер, – произнёс он, тоже начиная осматривать берег.

– Даже не знаю… – протянул Ньют с иронией. Гриндевальд хмыкнул.

Ньют простёр вперёд руку, встав у самой воды – и наткнулся на невидимую преграду. Гриндевальд тоже шарил по ней ладонями, выискивая слабое место, снова достал палочку. Искры заклинаний пролетали сквозь незримый щит, не причиняя ему никакого вреда, и Гриндевальд тихо выругался; финальным ударом по его самолюбию стал волк, преспокойно плюхнувшийся в воду с высокого берега и поплывший прямиком к острову. Гриндевальд проводил его кислым взглядом.

Ньют ухмыльнулся, отвернувшись.

Кто из них первым заметил лодку, они так и не поняли: возглас оба издали одновременно, когда она возникла буквально из воздуха и медленно поплыла к берегу, легко взрезая водную гладь. Лодка остановилась на мели недвижимо, лишь вёсла покачивались в уключинах, словно ждали, когда же их возьмут в руки.

Ньют взглянул на саламандру, прикорнувшую в ладонях. Почему-то у него было ощущение, что она тоже должна оказаться там, на острове. Поэтому, когда невидимая преграда исчезла, Ньют осторожно влез в лодку вместе с ней, пропустил Гриндевальда и, уложив саламандру на своё влажное от тумана пальто, взялся за вёсла. Ручки были гладкими, словно их касались бесчисленные ладони, и ниже, до самых лопастей, шла прихотливая резьба – узоры, в которых сплетались воедино тонкие изображения Древа, трилистники, трискели [5], птицы и змеи. Пока Ньют рассматривал узоры, едва касаясь пальцами, Гриндевальд не торопил. Наверное, он всё-таки понимал.

Ньют ухватился покрепче и налёг на вёсла. Приноровился не сразу, лодку то и дело заносило вбок, но потом он смог выровняться, и нос лодки, такой же резной, как и вёсла, теперь указывал прямо на остров. Тихие всплески были единственными звуками в торжественной тишине.

Гриндевальд развернулся на сидении, чтобы тоже увидеть остров, и Ньют стал рассматривать затылок, гадая, что же делать, когда копьё окажется в итоге не в тех руках. Он ещё не переставал надеяться, что его не существует, но сомнения пропадали с каждым приключением в потусторонней Таре и теперь практически истаяли. Вот он, Ньют, с четырьмя нарушенными гейсами, а вот Мировое Древо перед его глазами, убранное в лозы омелы, как в праздничное одеяние.

Гриндевальд обернулся, и Ньют потупился.

– Я знаю, о чём ты думаешь, – услышал он. – Никаких фокусов.

Ньют лишь крепче сжал ручки вёсел.

Наконец, лодка села на мель невдалеке от берега. Волк уже поджидал их, и энергично отряхивался, попутно окатив Ньюта и Гриндевальда мелкими брызгами. Авгурей сел на дерево, заинтересованно поглядывая на белые ягоды омелы, а саламандра, спущенная на песок, вспыхнула ярче и устремилась к древесным корням. Ньют сделал несколько шагов к Древу и остановился у ручейка, опустил руки в воду.

Она оказалась ледяной, но Ньют упрямо держал ладони в потоке. Он опасался, что вода покраснеет так же, как у Гриндевальда, но та оставалась прозрачной.

– Я ведь убивал, – тихо сказал Ньют, обращаясь сам не зная к кому. – Я убивал на войне. Не надо делать из меня исключения.

Он посмотрел вверх, на ветви дуба. Они раскинулись так широко, что закрывали почти целиком пасмурное сумрачное небо. Потом опустил взгляд обратно на поток: вода приобрела явственно красноватый оттенок, и Ньют, вздохнув, вынул из ручья ладони, омыл лицо. С пальцев стекали красные капли.

Гриндевальд тем временем уже ощупывал корни Мирового Древа, и Ньют понадеялся, что тот ничего не заметил.

– Копьё определённо спрятано где-то здесь, мне было видение, – бросил Гриндевальд, едва повернув голову. – Но я не могу понять где…

Ньют не стал помогать ему и медленно пошёл вокруг Древа; волк лез ему под руку, уже совсем как собака, и Ньют рассеянно поглаживал жёсткую шерсть. Кора Древа была испещрена многочисленными царапинами, кое-где встречались надписи огамом, но они не выглядели нанесёнными рукой человека. Казалось, они были там с самого начала, родились вместе с Древом ещё до прибытия туатов на Зелёный остров, как и тёмные огневые отметины, словно Древа коснулось пламя жестокой битвы. Ньют представил, как Древо, ещё не спрятанное от посторонних глаз, вольно стоит посреди Коннахта – последний свидетель кровавой войны между туатами и фоморами. Проведя пальцами по коре, Ньют ненароком коснулся наконечника копья – похоже, оно прошло по касательной, застряв в коре, и наконечник оставался острым, будто и не было этих тысяч лет.

Ньют слизнул кровь с порезанного пальца. Что-то внутри подсказало: это их копьё, туатов.

Кора расступилась, словно под воздействием заклинания, и наконечник копья с обломанным у основания древком упал в подставленную ладонь Ньюта. Тот спрятал его в петле для палочки, быстро запахнув пальто.

– Скамандер! – позвал Гриндевальд. По его голосу Ньют понял, что он раздражён. – Почему я тебя не вижу?

– Извините.

Ньют обошёл Древо, возвращаясь, и прощально, с благодарностью коснулся шероховатой коры. Гриндевальд в раздумьях водил по губам пальцем.

– Тебе оно должно показать, – обратился он к Ньюту, и кончик его палочки упёрся Ньюту в грудь. – Наверняка есть какая-то легенда или слухи о том, где именно спрятано копьё. Вспоминай.

Ньют не имел ни малейшего понятия, но послушно уставился на Древо. Он смотрел на него и чувствовал только холод, сковавший ноги, которые Ньют промочил, когда тащил лодку к берегу. Не обращая внимания на Гриндевальда, Ньют деловито разулся, скинул влажные носки и поджал пальцы ног, пропуская через них холодный песок.

Странно, но чуть глубже песок был теплее.

Ньют опустился на него, уперевшись коленями, погрузил руки и ощутил жар, шедший словно из-под земли. Саламандра незаметно подкралась к ладоням, нырнула в образовавшуюся ямку, и Ньют отступил по наитию, продолжая наблюдать за движениями её лапок.

Ничего не произошло. Саламандра улеглась в песке, свернувшись; её хвост лёг на лапы, и она закрыла глаза. Ньют отвернулся и хотел было сказать Гриндевальду, что он ничего не знает, но тут вдруг жар опалил его спину, рёв пламени ударил по ушам, и Ньют упал – больше от неожиданности, чем от боли. Перекатился на спину, чтобы сбить огонь, и поражённо вскрикнул.

Огромный костёр пылал, вырастая из песка, и саламандра купалась в нём, греясь и издавая звуки, схожие с довольным мурлыканьем кошки. Искры взлетали в небо, едва не касаясь кроны Древа, и Гриндевальд с восхищением взирал на костёр, уперев руки в бока.

– Что теперь? – азартно вопросил он, и Ньют с трудом расслышал вопрос из-за треска пламени. Он начал напряжённо размышлять, и на ум непрошенно пришли строки из старого предания. Ньют закрыл глаза, мысленно открывая толстый фолиант, с благоговением перелистывая пожелтевшие страницы. Плечо ощутило фантомное объятие – то ли мама, то ли Тесей.

– И спросил привратник Самилданаха… – проговорил Ньют тихо, – «Каким ремеслом ты владеешь? Ибо не знающий ремесло не может войти в Тару».

Он помолчал, вспоминая длинные перечисления ремёсел, которыми владел Луг. Ньют же не знал, что сказать. Кто он? Что он умеет?

Авгурий пролетел над самой головой, едва её не коснувшись, и сел на толстую ветку. Ньют встретился с ним взглядом.

– Я… – неуверенно начал Ньют, – ну предположим, специалист по волшебным тварям. А ещё звериный лекарь. Есть ли в Таре человек, искусный в этих ремеслах?

Он прошёл мимо Гриндевальда, остановился перед Древом и услышал громкий натужный скрип – так скрипит деревянный дом под жестокими порывами ветра. Прямо перед Ньютом ствол пошёл трещиной, разделившей дерево на две части, яркий свет хлынул оттуда, ударив в глаза, и Ньют, зажмурясь, просунул руку в трещину. Рука коснулась древка.

Копьё поддалось, легло в руку, но Мировое Древо затягивало внутрь, как манящими чарами, и Ньют, шагнув прямо в ствол, неожиданно оказался по другую сторону. Свет померк, но пятна продолжали плясать перед глазами, и Ньют пытался проморгаться, чтобы рассмотреть вытащенное им копьё. Оно выглядело прозаично: грубое, с простым орнаментом, так что Ньюта больше заинтересовала местность вокруг, которая напоминала остров лишь отчасти. Песок отодвинулся ближе к берегу, а стоял Ньют на зелёной густой траве, какая бывает только в разгар лета. Увиденное было похоже на неточную копию другой части острова, даже саламандра так же кувыркалась в костре. Это была истинная Тара, упрятанная на третьем уровне реальности. От такого колдовства голова шла кругом.

– Надо же, повезло. – Ньют издал нервный смешок, сжав копьё. – Так легко… По сюжету предания требовалось бы ещё выиграть в фидхелл [6].

Он коснулся лица, потерев глаза, в которых ещё плясали световые пятна.

– Акцио копьё!

Ньют схватился за древко второй рукой, удерживая артефакт в пальцах. Это было лишним: копьё и не думало отзываться на заклинание.

Гриндевальд тоже прошёл сквозь трещину, протянул руку:

– Отдай его мне.

Ньют безотчётно прижал копьё к груди.

– Нет.

– Лучше сделай это добровольно. Не хочу применять силу лишний раз, но я могу. Я могу принудить тебя.

Ньют с отчаянием осмотрелся: спасённые им звери были слишком далеко, никто не поможет.

Это его с Гриндевальдом битва.

Ньют продолжал упрямо прижимать к себе копьё, и лицо Гриндевальда посуровело. Палочка в его руках выписала петлю в воздухе, и Ньют с воплем выронил копьё: пальцы словно горели огнём, он видел его воочию – красное пламя окутывало руки до локтей. Боль была невыносимая, Ньют упал на песок, и тогда пламя наконец пропало. Руки выглядели совершенно обычно, и Ньют загребал холодный песок дрожащими пальцами.

В горле замер длинный крик, вышедший натужным хрипом. Кажется, он сорвал голос.

– Не нужно вставать на моём пути, – произнёс Гриндевальд. Он склонился, осторожно взял копьё за древко. – Я же предупреждал.

Ньют сделал глубокий вдох, смотря снизу вверх на ненавистное лицо. Приподнялся, откинул полу пальто, и вынутый из Древа обломок копья туатов вонзился в ногу Гриндевальду. Тот зарычал, стряхнул с ноги Ньюта, ударив носком сапога по лицу. Ньют вторично врезался лицом в песок, ощутив привкус крови на губах.

Копьё лежало рядом с ним, выроненное. Ньют потянулся за ним…

– Ну нет, – раздалось сверху, полыхнула синяя вспышка, и Ньют быстро откатился в сторону, поднялся, скинув с себя пальто. Песок в месте удара заклинания почернел, пошёл буграми и заскользил под голыми стопами.

Копьё Луга теперь лежало на равном расстоянии от Ньюта и Гриндевальда, и они кружили подле, выжидая. Ухмылка Гриндевальда была почти звериной, и Ньют с удовлетворением отметил, что теперь он припадал на одну ногу.

– У тебя нет палочки! – выкрикнул Гриндевальд. – И из оружия только старый ржавый обломок копья. На что ты надеешься?

– Это оружие моего народа! – хрипло рявкнул Ньют и откашлялся. – А вы… вы позабыли свои корни, охотитесь за чужими артефактами, которые никогда не будут вам принадлежать, потому что вы не знаете себя. Да, не знаете!

Он безотчётно кинулся вперёд, уклонился от невербального заклинания и повалил Гриндевальда, палочка выпала из его руки, и Ньют быстро оттолкнул её подальше. Наконечник копья замер, занесённый.

Гриндевальд рассмеялся в лицо Ньюту, и тот оторопел.

– Я не знаю? – переспросил Гриндевальд. – Я родом из Шварцвальда. Эти леса – колыбель всей немецкой магии! Я вырос на волшебных сказках братьев [7] и на Песни о Нибелунгах, и я понимал – всегда! – что каждое слово в них правда. Ты же два дня назад не смог бы сказать, кто ты на самом деле!

– Вообще-то… – горячо начал Ньют, но Гриндевальд воспользовался его замешательством и скинул с себя. Ньют тяжело встал, тронул щёку и с удивлением увидел кровь на тыльной стороне ладони. Падая, он напоролся на камень.

– Я был не прав, что не верил матери! – воскликнул Ньют, пытаясь подобраться поближе к копью. – Но теперь осознал свою ошибку и защищу его от чужаков вроде вас. Я из Туата де Дананн, и оно принадлежит мне по праву.

Впервые он смог произнести это вслух, и в воздухе что-то изменилось: костёр полыхнул ярче, Мировое Древо дрогнуло и остров вместе с ним. Гриндевальд неожиданно схватился за пророческий глаз, застонал. Его лицо задёргалось в болезненной гримасе, и когда Гриндевальд отнял руку от глаза, тот оказался затянут мутной плёнкой.

Ньют смотрел на это в безмолвном изумлении, но тут его озарило.

– Фоморы, – пробормотал он.

– Что, Скамандер? – зло переспросил Гриндевальд, ощупывая глаз.

– Противники туатов – фоморы. В легендах они часто описываются как одноногие и одноглазые существа. – Ньюта разобрал смех. – Так что вы, мистер Гриндевальд, кажется, временно стали фомором.

Тот, похоже, на мгновение потерял дар речи, и Ньют быстро поднял с песка оброненную палочку. Гриндевальд тут же вынул вторую – родную палочку Ньюта.

Они одновременно вскинули руки.

– Экспеллиармус! Редукто!

Гриндевальд безмолвно отразил заклинания, а потом резанул палочкой по воздуху, и песок вокруг Ньюта поднялся, обхватил руки и ступни. Подойдя ближе, Гриндевальд стёр кровь с щеки Ньюта, забрал свою палочку.

– Чтобы она слушалась, нужно вперёд победить владельца, – заметил он. Вырвал из второй руки обломок копья и, размахнувшись, бросил его в озеро. Ньют беспомощно смотрел, как расходятся круги на воде.

– Ты проиграл, – констатировал Гриндевальд, неторопливо поднимая копьё Луга. Он огладил пальцами древко. – Что дальше? Как теперь вернуться в наш мир?

Он запрокинул голову, осматривая небо, будто ждал, что за ними кто-то прилетит. Но небо было чисто, лишь спасённая ими сова сделала круг над озером, прежде чем снова сесть на дуб. Её огромные жёлтые глаза пристально взглянули на Ньюта.

– Нет, – произнёс он с трудом, – ещё не всё.

Гриндевальд щёлкнул пальцами, и Ньют опустился на песок, потёр освобождённые запястья. Даже не поднимая головы, он видел, что костёр начал пылать жарче, и языки пламени взлетали в небо, начавшее резко темнеть. Время, остановленное накануне Самайна невидимой рукой, снова пошло.

Гриндевальд стоял молча, смотря на костёр, и зрение Ньюта будто помутилось: он видел теперь не Гриндевальда, а почему-то себя, свой затылок, свои плечи. Гриндевальд обернулся, и ухмылка на его лице была ухмылкой Ньюта.

Рассудок начал уплывать, Ньют цеплялся за него в отчаянии, но вдруг понял, что просто не помнит, почему должен сопротивляться. Здесь был теперь только лишь он сам и его тёмная сторона, которая выиграла в этой битве и которой нужно поддаться. В этом не было смысла; ничего не имело смысла, кроме древней магии.

Ньют очарованно взирал на то, как Гриндевальд подходит к нему – но видел почему-то своё отражение. Неприятное, недоброе отражение.

Он моргнул. Морок пропал, и Гриндевальд сказал – не своим голосом, будто по наитию:

– Настал ли час, когда можем мы соединиться?

– Не было у нас уговора, – ответил Ньют – словами, ему не принадлежавшими.

– Иди без уговора, – проговорил Гриндевальд.

Потому что только это он и мог сказать по сценарию, не им написанному, но который приходилось играть как актёру – роль в пьесе. Ньют знал все эти реплики, потому что с младых лет читал предания родных земель и не мог ни с чем перепутать «Битву при Маг Туиред».

Но всё перепуталось в персонажах, всё перепуталось в сюжете, и реплики эти звучали там, где им было не место. Однако пришлось принять это как данность, потому что Ньют не мог поступить иначе, его тело ему уже не подчинялось. Он опустил вскинутые в защитном жесте руки, и Гриндевальд этим воспользовался: потянув к себе, жадно целовал его, кусал шею. Ньют отрешённо, будто со стороны наблюдал, не сопротивляясь. Внутри кричала та его часть, которую древняя магия не смогла подавить, но на бунт она была неспособна, и потому Ньют прикрыл глаза и заставил себя забыть о том, кто он, о том, кто такой Геллерт Гриндевальд.

Он открыл глаза, совершенно успокоенный, и позволил раздеть себя и развести себе ноги.

Воздух вокруг дрожал от магии, костёр рядом пылал, и в свете этого костра глаза Гриндевальда казались совсем безумными. Ньют знал, что он тоже находится под воздействием колдовства.

Гриндевальд, уже наполовину раздетый, прижал палочку к животу Ньюта, пробормотал заклинание. Потом ещё одно произнёс над рукой, и та даже на вид стала скользкой. Он провёл ладонью по своему члену.

Вдруг Гриндевальд замер, и его зрячий глаз, блеснувший совсем рядом, показался Ньюту более осмысленным.

– Расскажи мне, – попросил Гриндевальд свистящим шёпотом, – как тебя ласкает Альбус.

Ньют вздрогнул. Реальность вернулась к нему и ужаснула, и он, резким движением оттолкнув Гриндевальда, прижал к себе колени.

– Спокойно, – сказал тот. – Спокойно…

Гриндевальд стал медленно приближаться, не вставая в полный рост; повёл плечами, скидывая с себя рубашку. Теперь он тоже был полностью обнажённым, очень бледным, и его совершенно белые волосы выглядели неестественно в этом густом сумраке, разрезаемом лишь светом костра. Ньют пошарил ладонью по земле, но не смог не то что найти палочку – даже одежда была неизвестно где.

Гриндевальд сел вплотную, схватил за запястье. Ньют в отместку навалился и прижал шею локтем к земле, в отчаянии начиная душить. Они боролись недолго, Ньют успел врезать в челюсть и сам получил в нос, а потом они отпрянули друг от друга, потные, тяжело дыша.

– Опустились до магловской драки, – презрительно сказал Гриндевальд, ощупывая подбородок.

– Не смейте приближаться ко мне.

– А то что?

Ньют смолчал.

– Ты проиграл мне эту битву и сам чувствуешь, что должен подчиниться. Ваши кельтские законы, а не мои прихоти.

Это было правдой, и Ньют сжал зубы в негодовании. Он повернул голову: высокий, в два человеческих роста костёр продолжал пылать рядом, подбираясь к Мировому Древу. Возможно, это будет последним, что Ньют увидит перед своей смертью. Пусть хоть не лицо Гриндевальда!.. Каким глупым казался пятый гейс, и как всё обернулось.

– Ну же, – Гриндевальд погладил колено. Ньют и не заметил, когда тот снова успел оказаться так близко. – Позволь мне.

Ньют судорожно дёрнулся, пытаясь сопротивляться магии, но сдался: лёг и опять развёл ноги в стороны. Он зажмурился. Как же унизительно, что он потом скажет Альбусу?.. Ах да, не будет же никакого «потом». Может, и к лучшему.

– Альбус… – начал Ньют и сглотнул. Собственный голос показался ему чужим. – Альбус долго меня готовит, прежде чем…

Гриндевальд хмыкнул:

– Да, он любил быть нежным.

Ньют увидел лицо прямо перед собой и уже мысленно начал готовиться к тому, чтобы раскрыть рот, но неожиданно Гриндевальд опустился ниже, втянул губами кожу над ключицей, лизнул сосок, потрогав его языком. Ньют удивлённо выдохнул, приподнялся на локтях. Гриндевальду, казалось, нравилось это: его губы слабо улыбались, глаза были закрыты. Вскоре он начал опускаться ниже, и язык коснулся головки члена.

– Ты спросишь «зачем», – произнёс Гриндевальд, оторвавшись. – Но всё просто: ты, Скамандер, серьёзно интересуешь меня.

Он начал сосать, пропуская член глубоко в горло; его язык скользил вдоль вены, и Ньют стал возбуждаться вопреки своему желанию. Лицо залила краска, Ньют чувствовал это и умирал от отвращения к себе, не в силах совладать с собственным телом. Гриндевальд отстранился; твёрдый член нависал над животом, влажный от слюны.

Быстрый взгляд показал, что Гриндевальд тоже возбуждён до крайности. Его пальцы оказались там, где Ньют меньше всего желал бы их ощущать, и он лёг, чтобы хотя бы ничего не видеть. Пальцы скользили вокруг, потом проникли внутрь, и Ньют издал неясный звук.

– Тш-ш-ш. – Шёпот Гриндевальда звучал успокаивающе. – Сам же хочешь, не лги себе.

Он коснулся простаты – скорее всего намеренно, и Ньют непроизвольно развёл колени шире, словно приглашая. Он весь дрожал от противоречия своих мыслей и желаний.

Гриндевальд вынул пальцы, лёг сверху; его повлажневшие от пота волосы прядями падали на лоб. В темноте оба глаза казались одинаковыми.

– Альбус входит в поцелуе, – пробормотал Ньют уже в самые губы и закрыл глаза. Попытался расслабиться и представить, что над ним на самом деле вовсе не Гриндевальд. Другое тело, другое лицо; волосы у Альбуса гораздо темнее и жёстче и отдают в рыжину…

Член коснулся входа, Ньют дёрнулся, но Геллерт не позволил ему открыть глаза: он прикрыл их ладонью, продолжая целовать, и Ньют судорожно выдохнул ему в рот, когда член вошёл целиком.

Гриндевальд убрал ладонь. Ньют встретился с ним взглядами.

– Как он?.. – Вопрос не прозвучал полностью, но Ньют понял.

– Сначала медленно, – сглотнув, начал он, и Гриндевальд двинулся внутри. Ньют застонал, схватился за траву, вырывая её из земли, ощутил поцелуи на шее, на плечах – множество слабых прикосновений губами. Он целовал веснушки, совсем как Альбус.

Гриндевальд сменил угол, и Ньют застонал громче, прижал ладонь ко рту, прикусывая её, но его руку бесцеремонно сбросили, а потом Гриндевальд подхватил под коленом.

– Ну уж нет, – донеслось сверху, и темп увеличился. Стало совсем нестерпимо хорошо, Ньют, мысленно стыдясь себя, забросил ноги на бёдра Гриндевальду, скрестив сзади. Тот что-то довольно пробормотал, но Ньют не стал вслушиваться, отвернувшись. Перед глазами были травинки, они вздрагивали от его тяжёлого частого дыхания. Тут чужая рука коснулась члена, провела с силой от обнажённой головки к основанию, и Ньют задрожал, жмурясь и чувствуя, как живот заливает сперма. Гриндевальд всё ещё двигался внутри, теперь это ощущалось неприятным, но вскоре излился и он, вогнав член на всю длину резким движением.

Неожиданно мысли затопила эйфория, Ньют закричал в голос, услышал смех Гриндевальда и ощутил его магию так внезапно и резко, что должен был испугаться, но не получилось. Вместо этого он сжал его крепче, привлекая к себе, их магии слились в единое целое – и отступили обратно, как отступает волна от берега. Эйфория схлынула, сплетённые пальцы разжались. Член выскользнул из тела, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском пламени.

Ньют лежал и продолжал смотреть на травинки, будто они были чем-то чрезвычайно интересным. Он лежал и ощущал, как из него вытекает сперма: ноги Ньют так и не сдвинул обратно. Стыдиться было уже бессмысленно.

К тому же Ньют понял, что встать не сможет. Тело снова прошила дрожь, она нарастала, и вскоре его колотило, как в припадке. Гриндевальд встревоженно нащупал пульс, осмотрел зрачки.

– Ты нарушил гейс? – спросил он. Ньют хотел кивнуть, но тело так трясло, что не получалось.

– П-последний, – проговорил он наконец, а потом попросил: – Н-накройте меня.

Гриндевальд принёс пальто – Ньют даже не понял чьё – а сам снова сел рядом, совершенно не стесняясь своей наготы.

Ньют отвернулся и посмотрел на копьё, лежащее у самого костра – ещё чуть-чуть, и языки пламени оближут его. Сжав пальто дрожащими пальцами, Ньют согнул ноги, силясь накрыться им целиком, вдохнул чужой запах. Пальто Гриндевальда.

Стало теплее.

– Я не хочу умирать, – беспомощно произнёс Ньют. Гриндевальд не смотрел на него, он бормотал заклинания, и некоторые Ньют даже узнавал – те, что использовал для лечения животных.

– Вам не всё равно, – снова подал он голос, наблюдая за попытками. Пальцы ног уже не ощущались. – Но лучше бы вы не заставляли меня нарушать гейсы.

– Ты слишком болтлив для умирающего.

Наконец, он сдался и опустил палочку, взглянул пристально.

– Я смог только отсрочить, уж извини. Несколько минут у тебя есть. Пожелания?

Его голос был тих и мягок, и необычно звучала эта перемена тона. Ньют прижал к груди колени, с трудом подвинулся к костру. Слабость нарастала с каждой секундой.

– Я бы хотел, чтобы вы прекратили убийства. – Он слабо улыбнулся. – Совсем невыполнимо?

– Увы.

Думать становилось всё труднее, и Ньют закрыл глаза, проваливаясь в болезненную дрёму. Вырвала его из этого состояния рука Гриндевальда, тряхнувшая за плечо.

– Ньют.

– Да, – пробормотал Ньют в ответ. Мысли путались, брели подле только что озвученного имени, как на коротком поводке. – Ньютон Артемис Фидо. У Луга была собака, звали Фидо. Но не факт, кличка-то на латыни. Из ненадёжного источника сведения.

Сверху на него, кажется, посмотрели с жалостью, и ладонь отпустила плечо. Гриндевальд отвернулся, встал, и Ньют проводил его ноги взглядом. Вдруг в макушку кто-то ткнулся носом, шумно задышав.

– Привет. – Ньют попытался погладить волка, но рука не слушалась. – Спасибо, что остался.

– Не за что.

Ньют не сразу понял, что ему не мерещится. У волка в глазах была насмешка. Он открыл пасть и засмеялся – смех его был лающим, но человеческим. Морда приблизилась к самому лицу, ткнулась холодным носом в щёку.

– Ты помог мне, – сказал волк, – когда я попал в беду. Пусть вы со спутником и съели часть моих запасов, но я не в обиде, ты был почтителен. За услугу возвращаю тебе один гейс, как если бы он не был нарушен.

Волк ласково лизнул Ньюта, резко дыхнул в лицо, и Ньют зажмурился. Тёплое дыхание неожиданно согрело, придало сил, а потом волк ещё и лёг рядом, позволил закинуть руку на спину. Ньют улыбнулся, ловя ответную волчью ухмылку.

Раздался шелест крыльев, и авгурий приземлился рядом. Волк лениво щёлкнул зубами в его сторону, но явно для проформы.

– Ты не оставил меня у фей, – заклекотал авгурий, – не дал им запереть меня в клетку, лишить свободы! За это я возвращаю тебе ещё один гейс, как если бы он не был нарушен.

Птица расправила крылья, коснулась ими головы Ньюта – и резко поднялась в воздух, села опять на ветку. Сил прибавилось, и Ньют смог приподняться на локте.

Гриндевальд вернулся, уже одетый, и наблюдал с немым изумлением за тем, как саламандра, вся в ярких язычках пламени, выбежала из костра и приблизилась к Ньюту. Тот протянул к ней пальцы.

– Не стоит, обожжёшься! – пискнула саламандра. – Здешний огонь – славный огонь, жаркий! Спасибо, что вытащил меня из ручья, Смерть оставила меня там, потому что я была слишком слаба, чтобы жить. Но ты помог, ты дал мне жизнь, дал мне этот волшебный огонь, до которого я бы не добралась! Благодарю тебя, туат, и возвращаю тебе один гейс, как если бы он не был нарушен.

Гриндевальд хохотнул и сел по-турецки, подперев щёку рукой, зажмурил всё ещё слепой глаз.

– Чувствую себя персонажем сказки. Что это за магия? Наделение разумом так не работает, на заколдованных людей твои звери тоже не походят. Как много мы потеряли, Скамандер, как много мы забыли…

– Пока мы творим обряды, пока помним и передаем свои знания – древняя магия будет жить, – твёрдо сказал Ньют и провёл рукой по покрытому испариной лбу. Слабость снова охватила тело, и Ньют опустился на землю. Подлетевшая сова схватила его за мочку уха, довольно болезненно.

– Вы со спутником излечили мне крыло, – ухнула сова. – Смерть хотела забрать меня, убить и сделать её помощником, но вы спасли меня от этой участи. Здесь она меня не отыщет. Тебе, туат, возвращается один гейс, как если бы он не был нарушен. Спутник же твой вновь да зрение обретёт.

Она повела крылом, коснувшись волос Ньюта, а потом снялась с места, сделала круг и пролетела над Гриндевальдом. Тот схватился за глаз, согнувшись, а потом медленно опустил ладонь.

Ньют увидел: с пророческого глаза сошла мутная пелена, и тот снова стал светло-голубым. Гриндевальд моргнул и выдохнул с облегчением.

– Спасибо, – крикнул он сове, устроившейся неподалёку на ветке Древа. Раздалось ответное уханье, и воцарилась тишина. Гриндевальд осмотрелся по сторонам, словно ожидая, что придёт кто-то ещё.

– Четыре, – весомо произнёс он. – Похоже, не хватает одного.

Ньюту хватило секунды, чтобы понять. Они находились в потустороннем мире с его законами и сами, своими руками и действиями, творили миф. Тара дала Ньюту реальную возможность спастись, а он её проморгал.

– Джарви, – сокрушенно пробормотал Ньют. – Если бы я вырвал его из рук Смерти…

– Перестань.

Гриндевальд задумчиво поводил палочкой над Ньютом, вгляделся в дымку, которая вышла из неё. Дымка пульсировала красным.

– Знаешь, что я не люблю в древней магии? Её незыблемые законы, опирающиеся на что угодно, кроме здравого смысла. Если тебе отменили нарушение четырёх гейсов, ты не должен умирать, но…

– …Но вот он я, – невесело усмехнулся Ньют и снова закрыл глаза. Веки были тяжёлыми, словно он не спал неделю.

– Что требуется сделать по правилам этого мира? – вслух размышлял Гриндевальд. – Выход наверняка есть.

– Я-то считал, вы всё-таки убить меня надумали.

– Поначалу.

– Лестно, – пробормотал Ньют. – Но не очень. Вы мне всё равно были должны.

– Я помню, и заткнись уже наконец.

Судя по звукам, он встал, его шаги раздавались рядом, то утихая, то становясь громче. Потом он остановился, и Ньют услышал смех.

– Вот оно что! – выкрикнул Гриндевальд. – Да, иначе и быть не может.

Ньют приоткрыл один глаз и сощурился, силясь разглядеть хоть что-то, но его взору были доступны только высокие сапоги, перепачканные осенней грязью. Потом сапоги подошли вплотную, Ньют даже смог разглядеть на них мелкие листики. Гриндевальд, казалось, рассматривал Ньюта пристально, словно размышляя о чём-то. Тот внезапно осознал, что всё ещё обнажён, и ему стало неуютно. Он натянул пальто выше, прикрывая голое плечо.