Текст книги "Существо (СИ)"

Автор книги: love.and.ashes

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

И Саша ненавидит себя за это.

Она весь день таскает эту ненависть внутри себя, катает на языке, точно леденец от кашля, ежесекундно, хотя и в фоновом режиме, ощущая противный мятный вкус. Она прекрасно знает, о чём должна завести сегодня разговор с Граймом, а ещё знает, что вчера и позавчера знала это не менее прекрасно – но тем не менее, что-то мешало. То одно, то другое.

И она никак не ожидает, что он сам заговорит об этом, едва они останутся наедине:

– Слушай. У меня есть новости по поводу шкатулки, – он отходит к окну, рассматривая вечереющий пейзаж, будто бы её и вовсе нет в комнате, будто он сам с собой решил побеседовать. Впрочем, наверное, так даже проще.

Под рёбрами Саши расползается холодная пустота.

– И какие?..

Она проверяет, что дверь закрыта, и опускает тяжёлый крюк, чтобы никто не мог вломиться снаружи без спроса. Не то чтобы охотников было много, но вдруг случится какой-то форс-мажор?.. И по краю сознания скользит, порождая невнятный стыд, мысль о том, что в последнее время этот крюк пригождался… по более приятным поводам.

– Я отыскал кое-кого из алхимиков, кто готов нам помочь. Не сказать, чтобы он официально являлся алхимиком, но это не важно. Знаний и умений у него достаточно. И он рассказал мне о свойствах ритуала и шкатулки.

Саша сглатывает. Ну, ну, она ведь уже знает, что услышит, верно?

– Он знает, как отправить тебя и друзей туда, откуда вы прибыли. Говорит, что для него в этом нет ничего сложного. Скорее всего, всё пройдёт гладко.

– Хорошо, – кивает Саша, не ощущая ровным счётом ничего хорошего.

– И он найдёт людей, которые согласятся помочь ему с ритуалом. Обещал найти. Ритуал сложен, он не может пока что ничего гарантировать. Но практически уверен, что…

Грайм замолкает резко, но отчего-то с такой интонацией, будто в этом месте и должна была быть точка. И молчит долго, пару мучительных десятков секунд, на протяжении которых Саша незаметно погружает ногти в тёплую мякоть ладони. Не вонзает, а именно погружает – медленное-медленное, очень последовательное, мазохистское такое занятие.

– С большой вероятностью, шкатулка во время ритуала будет разрушена. Или потеряет свои свойства. Так что тебе вместе с твоими друзьями стоило бы вернуться в свой мир до начала ритуала… – он поворачивает голову видящим глазом к ней и добавляет с внезапной усмешкой:

– Хотя, конечно, это идёт вразрез с твоим обещанием.

По противной межрёберной пустоте разносятся гулкие удары, и Саша с каким-то недоумением осознаёт, что это её сердце. Он разжимает кулак, походя затерев подушечкой пальца болючие дуги на ладони, и смотрит на Грайма исподлобья. Между ними сквозит сейчас какой-то вызов, хотя она толком не понимает, откуда.

Она и впрямь не услышала ничего внезапного, верно.

Но в следующую секунду это меняется:

– Думаю, тебе стоит принять решение заранее. Так всем будет проще.

– Э… какое решение?

– Станешь ли ты возвращаться.

Теперь под рёбрами что-то обжигающе взрывается и камнем ухает вниз. Не зная анатомии, можно было бы предположить, что это и было сердце. Саша делает шаг назад и бестолково шарит рукой в воздухе, ища то ли стул, то ли просто какую-нибудь опору.

Грайм произносит это так спокойно, будто они уже не раз обсуждали подобную возможность, хотя на самом деле всё иначе – до этого момента никто не говорил подобного вслух. Она даже мысленно не формулировала такой вариант в явном виде, хотя думала, конечно, о нём постоянно. А точнее, то и дело натыкалась на него в своём сознании, и всякий раз испытывала жгучий стыд, и шарахалась, будто выдёргивая руку из углей. Ей казалось чем-то странным, неправильным рассматривать его всерьёз.

– Послушай, я… не могу остаться, – тихо произносит она.

Главное – выбрать правильную формулировку. Не «не хочу» или «не останусь», а именно не могу. Это ближе всего сейчас к правде. И… может быть, ей сейчас докажут обратное?

– Почему?

– Что я буду здесь делать?

– Если ритуал не удастся – то же, что делаешь сейчас. Если удастся… – Грайм едва слышно выдыхает, и это как-то нехорошо похоже на вздох. – Тогда мы все будем в одинаковой ситуации. И, думаю, уж как-нибудь найдём выход.

Она старается не думать сейчас, сколько в его голосе насмешки. А вместо этого пересекает полкомнаты, грубоватым жестом выдвигает стул из-за стола и садится, не спросив. Кажется, разговор обещает быть долгим.

– Ты совершенно ничего не понимаешь.

– Так объясни.

Он снова поворачивается к ней в пол-оборота, вот только с этой стороны – глаз невидящий. Чёрт. Она давно привыкла к этому, но разговаривать так сложнее.

– Послушай, я отличаюсь от вас… слишком сильно… хотя бы внешне, – сейчас нужно всего лишь нащупать внутри себя нужную ниточку, за которую стоит только потянуть – и всё, что так нужно сказать, само собой сложится в слова и польётся единым потоком. Всего лишь. И сейчас это мучительно сложно.

– Я замечал, знаешь ли, – в его голосе слышится стальная, вполне закономерная, но слишком неуместная сейчас жестокость.

Но она и придаёт Саше спасительной злости.

– Я, конечно, рада, что ты так наблюдателен, капитан, – она пружинисто скрещивает руки на груди и откидывается на спинку стула. – Может, ещё припомнишь, с чего началось наше с тобой знакомство? Впрочем, я напомню, не утруждайся. С того, что ты запер меня в темницу, потому что понять не мог, кто я и что я за существо, допрашивал, угрожал и обращался как с врагом, потому что уверен был, что я и есть враг! Два месяца я воевала за то, чтобы твои солдаты увидели во мне равного, а не монстра, а затем мне повезло, просто повезло, когда выпал шанс доказать тебе, что я могу пригодиться. И это гарнизон, закрытое пространство, где я могла общаться с каждым из вас лично, где нет учёных или религиозных фанатиков, готовых распороть мне брюхо скальпелем раньше, чем я скажу «привет». Вы были очень милы, я должна признать, когда всего лишь держали меня в темнице. Вот моим подругам… моим подругам, вероятно, не так повезло.

Она переводит дыхание, не обращая внимания на то, что этим вдохам, рваным и резким, кажется, не так уж далеко до всхлипов.

– Их не просто не нашли, но и о существах, подобных мне, не слышно никаких упоминаний, а это уже кое-что значит. Если они живы – они скрываются, или же их кто-то скрывает, примерно как вы держали меня в темнице. Если же нет… тот, кто их устранил, тоже решил не посвящать в такое дело общественность. Хотя казалось бы, что плохого в том, чтобы прославиться, обрести популярность с такой замечательной историей, а?..

– Это мог быть несчастный случай, – сдержанно, без всяких эмоций говорит Грайм. – В нашем мире достаточно опасных тварей.

– Не сомневаюсь. И уверена, что изрядная их часть весьма приближена к власти и имеет возможность скрыть нужную информацию. Думаю, так дело обстоит во всех мирах.

Это звучит немного двусмысленно – этот вот момент про тварей, приближенных к власти и скрывающих информацию; и Саша, не делая никаких театральных пауз, побыстрее меняет тему.

– И слушай, я прекрасно помню, как смотрели на меня в городе те, кто не знал меня лично, но… понимал или подозревал, кто я, – и перед глазами как-то особенно живо возникает лицо библиотекаря. – Они боятся, не доверяют, ждут от меня нападения. Или наоборот, норовят поглазеть, как на уродливую диковинку. Это нормально, я думаю. Но как жить в мире, где так ведёт себя большинство, не очень представляю.

– Но ты ведь освоилась в гарнизоне?

– Ценой пары месяцев темницы?

– Я не…

– Ты вёл себя вполне логично. Ну да, вероятно, не слишком гуманно, но логично. Хотя и по поводу гуманности можно поспорить, стоит только представить, что бы со мной могли сделать твои старые враги алхимики.

Грайм грузно разворачивается к ней лицом, подходит ближе и медленно, не скрываясь, кладёт руку на эфес меча. Саша ловит себя на том, что совсем недавно всё же перестала вздрагивать от этого жеста, подспудно ожидая атаки.

– Если с ритуалом всё пройдёт удачно, мои старые враги алхимики будут повержены. В Гильдии случится переворот, и те, кто окажутся у руля, тебя не тронет. Остальные в этом не настолько заинтересованы, но если кто-то попытается причинить тебе вред…

Вместо продолжения фразы его пальцы обхватывают рукоять меча. Саша не выдерживает:

– Слушай, да когда уже ты поймёшь, что не всё решается силой!

И это восклицание должно было звучать зло, но вместо этого в нём ощущается не слишком уместная, мучительная нежность. Умом Саша прекрасно понимает, как глупа и опасна привычка чуть что хвататься за оружие. Но когда готовность атаковать её за любое неосторожное слово превратилась в готовность защищать её от кого бы то ни было…

Это зацепило её. Сильно. Так банально и топорно, на уровне каких-то глубинных инстинктов, но что уж теперь скрывать.

Но сейчас Грайм легко убирает руку с меча.

– Думаю, и ты уже могла понять, что моё влияние – не только в физической силе? Как бы некоторые ни старались.

– И что, мне всю жизнь прятаться за твоей спиной?

– Тебе? Прятаться за чьей-то спиной? – а сейчас уже в его голосе – та же неуместная нежность вместо вполне ожидаемой, логичной насмешки. – С трудом могу такое представить.

Он подходит ближе, и их глаза сейчас почти на одном уровне. Сделать эту светскую беседу ещё тяжелее было, казалось, непросто, но ему удаётся.

– Послушай. Поначалу я нанимал тебя как ловкого манипулятора, это факт. Но ты оказалась большим. Гораздо большим. Я этого не ожидал, и до сих пор не понимаю, как это произошло, но… Несмотря на разницу в видах, ты стала частью нас. Незаменимой частью. И ты смогла сделать так, что мы тебя полюбили.

«Я» в этом «мы» слышится слишком явственно, чтобы списать всё на иллюзии воспалённого самомнения, и даже сейчас Саше предательски хорошо от таких слов.

– Я ничего не делала специально. Но… это взаимно, – комкано говорит она и сдаётся, ловит рукой его руку, переплетая пальцы, знаменуя окончание конструктивного разговора.

– Я уверен, что и вся Амфибия сможет тебя принять, рано или поздно. Подумай об этом, – глухо отвечает он, крепче сжимая её кисть. – В ближайшие дни должно прибыть несколько патрулей, так что время на раздумья ещё есть. А после… Если они не принесут никаких новостей, мы сами отправимся в путь.

Её отчего-то болезненно задевают простые слова – «подумай об этом»; виноватым эхом проносится в голове мысль, что она уже надумала столько, что и не исправить. В вопросе о том, не остаться ли ей навсегда в неродном мире, где все разумные обитатели принадлежат к другому виду, а жизненный уклад принципиально отличен от того, что она знала когда-то, – её больше всего волнуют аспекты в этот мир интеграции. А всё остальное, о чём, казалось бы, должен в первую очередь думать нормальный человек – родители, друзья, человеческие мужчины, колледж, будущая успешная карьера и жизнь в достатке по правилам папочки-коуча, – осталось где-то за бортом.

Наверное, это именно то открытие о себе, которое она боялась сделать каждый раз, оголтело шарахаясь от одной мысли насчёт «остаться».

И наверное, не так уж плохо, что она его всё-таки сделала?..

***

На следующий день она уже сама участвует в приёме патрульных, лично расспрашивая

их обо всём, что могло бы говорить о близости шкатулки или других человеческих существ. И безрезультатно; хотя где-то на краю сознания маячит иногда ощущение, будто совсем рядом проплывает нечто важное, то, что она не в силах ни уловить, ни сформулировать.

Но она уже слишком запуталась в себе, чтобы безоговорочно верить своей интуиции. Она может просто выдавать желаемое за действительное. Или… может даже, не такое уж и желаемое, просто необходимое, но так или иначе, всё равно выдавать.

Очередная группа из трёх жаб выглядит на удивление незнакомой – странно, даже тех, кто большую часть времени проводит в патрулях, Саша обычно знает лучше. А может быть, дело в том, что первым бросается в глаза их специфичное состояние: ощутимо потрёпанные, с синяками, царапинами и вмятинами на доспехах, они выглядят так, будто патруль выдался… не слишком удачным.

Грайм окидывает их неодобрительным взглядом.

– Откуда вы?

– Из Вартвуда, – коротко, резко, будто гавкнув, отвечает их главный, крепко сбитый жаб с молотом наперевес. Парень рядом с ним вскидывает голову, заключённую в огромный железный шлем. Этот шлем и название деревни наконец вызывают у Саши нужную ассоциацию, и она припоминает – первый день на свободе, первые патрульные, кого она встретила, недружелюбные злые лица…

Взглянув на их третью, рослую девицу с косой, Саша понимает, что кое-что с тех пор так и не поменялось. Та глазеет исподлобья с настораживающей, ледяной злобой; это уже не та угрюмая неприязнь к странному существу, внезапно вышедшему из темницы, а что-то гораздо большее.

Интересно, с чего бы? Они с этой девицей и не общались толком. Или здесь к ней так и будет относиться большинство тех, с кем она не успела познакомиться достаточно близко?..

– Из Вартвуда? – хмыкает Грайм, заглядывая в бумаги. – Мелкая деревня в глубине долины, где почти полгода назад, согласно вашему же отчёту, уплатили все налоги на год вперёд?

Повисает короткое молчание. Грайм мрачно смотрит на главного патрульного, давая понять, что вопрос не риторический.

– Так точно, капитан, – кивает он.

– И что же вас занесло туда вновь? У вас был намечен совершенно иной маршрут. Вы посетили Доувер, как было запланировано?

– К сожалению, нет, но…

Жаб отводит глаза, и в этот раз молчание тянется чуть дольше. Под столом Саша незаметно касается ноги Грайма, напоминая о том, что подчинённых следует выслушать до конца, прежде чем рубить сплеча. Теперь уже не нужно никаких болезненных ударов каблуком. В плане взаимопонимания они оба продвинулись неплохо.

– Капитан, – хрипло произносит девица, продолжая буравить Сашу взглядом, достойным врага народа, – не сочтите за бестактность, но… Нам хотелось бы продолжить разговор с вами с глазу на глаз. Без присутствия вашего… советника.

Грайм отрывисто, гортанно кашляет, так, что это больше похоже на рык, и это не предвещает ничего хорошего. Саша судорожно впивается ногтями ему в колено. Да уж, с мыслями по поводу каблуков она явно погорячилась.

Она отвечает патрульным первой, пока он не ляпнул что-нибудь не то:

– Боюсь представить, каковы причины для этого, – аккуратная выверенная усмешка уголком губ, – но так и быть, я оставлю вас ненадолго.

И, тщательно следя за лицом – на нём должны сейчас отражаться некоторая уязвлённость, осуждение, снисходительность и уверенность в том, что Грайм в любом случае ей всё потом расскажет, – она медленно поднимается с места и следует к выходу из комнаты. И уже у самой двери с огромным трудом перебарывает в себе мучительное желание оглянуться.

Но он всё расскажет ведь, правда?..

Саше кажется, что даже отсюда она почти физически, кожей чувствует ненавидящий взгляд молодой жабы, который того и гляди прожжёт дыру у неё в затылке.

Ей необъяснимо тревожно.