Текст книги "Существо (СИ)"
Автор книги: love.and.ashes
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
========== 1 ==========
К патрульной повозке Саша подходит как раз вовремя – оттуда грузно вылезает последний жаб и, вытянувшись в струнку, становится в ряд к своим сослуживцам. Этих ребят Саша не знает, в тюрьму они не заходили; зато мгновенно замечает, как при её появлении на лице двоих из них отражается недоумение, практически смятение. У третьего лицо скрыто маской.
Оранжевый жаб с огромным молотом, стоящий на полшага впереди, видимо, главный из них, тот самый Бог, уже практически открыл рот, чтобы что-то сказать, – но осекается. Он пялится на неё пару секунд, и лишь затем переводит взгляд на Грайма:
– Капитан… что это за существо?
– Это существо отлично умеет драться. В отличие от вас, олухов, – рявкает Грайм. – Так что оно теперь – одно из нас, и может быть, хотя бы оно…
Улучив момент, Саша незаметно бьёт его каблуком по щиколотке.
– …гм… сможет обучить вас драться так же хорошо. Ведь я забочусь о вашем развитии. Вы… очень перспективные ребята.
Её одноклассники в школьном театре играли лучше, но сейчас это не важно. Патрульные настолько впечатлены информацией о ней, что едва ли расслышали, что было сказано дальше. Они смотрят на неё тяжело, хмуро и растерянно; тот, что в маске, скрещивает лапы на груди, отводя плечи назад.
– В таком случае… вот отчёт о собранных налогах, капитан, – и главный передаёт Грайму какую-то бумагу; Саша издалека замечает, что это список фамилий с метками напротив них. К кузову повозки тем временем подходят другие жабы, в форме рядовых, и выгружают оттуда какие-то побрякушки, домашнюю утварь и даже мебель.
– Принято, – кивает Грайм, просмотрев список. – Вы можете идти.
Козырнув, патрульные удаляются. Поймав на себе на прощание настороженный, неуютный взгляд молодой жабы, Саша становится почти уверена – они о чём-то не сказали. О чём-то, что хотели сообщить капитану с глазу на глаз. А в том, что он этого не заметил, она уверена не почти – совсем.
Ей необъяснимо тревожно.
Из повозки с ощутимым трудом вытаскивают чью-то двуспальную кровать.
– Да вы серьёзные ребята, – отстранённо хмыкает Саша, провожая взглядом треснувшее изголовье.
– Они не платят налоги уже давно. Задолжали крупную сумму.
– Не завидую им, – вслед за кроватью появляется кресло. – Да, и кстати. Если уж мы помогаем друг другу, никаких больше «существо» и «оно», окей? Я одушевлённая, если ты не заметил. И говори обо мне «она».
Грайм мрачно окидывает Сашу взглядом.
– Хорошо. А теперь пошли, лейтенант. Нужно оценить масштаб повреждений.
***
Масштаб повреждений оказывается более чем серьёзным. Щерят чёрные зубы свежие руины, ещё час назад бывшие крепкими крепостными стенами; изуродована глубокими пробоинами башня, внутри которой свищет холодный ветер, треплющий по полу обломки мебели и чьи-то выроненные в спешке вещи. Грайм то и дело цедит сквозь зубы злые проклятья в адрес своих воинов, тысячу раз уже пожалев о том, что отпустил их, в самых унизительных выражениях. Саша может понять его отчаяние – на руины и вправду больно смотреть, но в какой-то момент ей надоедает:
– Так. Чувак. Ты забыл уже всё, о чём мы говорили? Спокойствие? Одобрение? Комплименты?
Он удивлённо глядит на неё единственным глазом:
– Но они меня сейчас не слышат.
– Э, нет. Это так не работает. Понимаешь, ты не можешь в глаза им говорить хорошие вещи, а за спиной костерить на чём свет стоит. Люди… жабы… да кто угодно, чувствуют фальшь.
Тем более что актёр из тебя – хуже некуда, мысленно прибавляет она.
– Но что мне делать, если они действительно…
– Стоп! Если ты хочешь, чтобы они хорошо относились к тебе, ты должен хорошо относиться к ним. Искренне, понимаешь?
Он останавливается на месте:
– Нет. Я должен к ним хорошо относиться не потому, что они хороши, а с какой-то целью?
– Именно! Это не так трудно, как кажется. Хотя тебе придётся потрудиться. Сейчас от твоего гнева впору в бункер прятаться. Но если будешь работать, эмоции начнут подчиняться тебе так же, как рука или нога.
– Бункер? Это что-то из вашего мира?
– Ни черта себе они тут разнесли! Слушай, у вас вообще хватит денег на то, чтобы всё восстановить? – быстро восклицает она, демонстративно щупая проломленную стену.
Грайм заглатывает наживку, переключая внимание на стоимость будущего ремонта; Саша, облегчённо выдохнув, мысленно ругает себя, обещая впредь быть осторожнее. Он явно не оставит своих попыток получить от неё настоящие ответы – просто теперь наверняка попытается втереться в доверие, сменив тактику.
Конечно, попытка втереться в доверие со стороны столь болезненно прямолинейной личности обещает быть как минимум забавной. Но расслабляться не следует.
***
Многочасовое разгребание руин, опись ущерба, наведение порядка в уцелевших комнатах башни – всё это действует на Сашу угнетающе. Да, в тюрьме явно было не в пример хуже; но тот глоток свободы, что подарило ей сражение с цаплями, был дразняще хорош, а теперь… теперь они занимаются долгой, утомительной работой. Работать Саша умеет и иногда даже любит, но это совсем не весело.
Наводить порядок она принимается бок о бок с рядовыми жабами – весело болтая со знакомыми, знакомясь с незнакомыми, разряжая обстановку шутками, которые отведавшая медовухи компания принимает особенно тепло. Грайм смотрит на них с сомнением, недоверчиво щурит глаз, глядя на то, как лица его подчинённых то и дело озаряют лёгкие улыбки, как они работают несколько часов подряд, будто забыв об усталости.
– Так вот, значит, какие они – те твари, про которых ты мне рассказывала? – невзначай интересуется Саша, подойдя к Бет, своей былой тюремщице. – Неужели каждый раз такое?
– Ну нет, это редкий случай, – басит та, взваливая на плечи деревяшку, недавно бывшую изголовьем чьей-то кровати. – На самом деле, цапли не так страшны, если вести себя правильно. Они реагируют на звук. Обычно мы гасим огни, задраиваем ворота и объявляем полную тишину в башне, а на крышу выходят стрелки. У нас есть… или были… специальные орудия для отстрела тварей. Бесшумные. Но в этот раз Перси…
– Не надо, Бет. Каждый имеет право на ошибку, – с мягкой улыбкой произносит Саша.
Папочка, топ-менеджер крупной компании, умеющий удивительным образом влюбить в себя и подчинённых, и клиентов, сейчас определённо бы ею гордился.
Под конец ей почти становится весело – но на улице уже совсем темно, а башня как раз приведена в состояние, когда все обитатели могут спокойно переночевать. И только после ужина, распрощавшись со всеми знакомыми, с неожиданным трудом распрямив спину и потянувшись, Саша вдруг понимает, насколько же она устала. В столовой Грайма нет и не было, но, поплутав по башне, она находит его в одном из коридоров.
– Эй, а ты чего отбиваешься от коллектива?
– Я не могу сидеть за одним столом с рядовыми, – медленно произносит он, оглядывая Сашу так, будто это он, а не она, на голову выше. – Тогда они перестанут меня уважать.
– О, правда? Да не сказать, чтобы они особенно и начинали.
Грайм несколько раз вдыхает и выдыхает, явно сдерживая злость.
– Ты многого не знаешь о здешних порядках, Саша.
– Пожалуй. Зато о психологии твоих подчинённых я, будучи из другого мира, знаю явно побольше твоего.
Глядя на то, как зло горит зелёным его глаз, она едва сдерживает улыбку. Ох, вот это правда весело. Особенно то, как он, мучительно помолчав, в конце концов выдыхает, не найдя ответа.
– Ладно, капитан, не будем. Надеюсь, мы ещё обменяемся знаниями. А сейчас устроишь меня где-нибудь?
– Пошли.
Грайм ведёт её за собой, глядя на недавно начерченный план уцелевшей части башни, аккуратно обходя повреждённые коридоры и лестницы; Саша успевает слегка потеряться в пространстве от этого блуждания, и не сразу понимает, куда они в конце концов пришли.
– Погоди. Ты что, хочешь, чтобы я спала в твоей комнате?
– В башне осталось мало целых комнат, Саша. Почти во всех расквартированы солдаты. Но ты слишком опасна, чтобы я отпустил тебя к ним. Не исключено, что тогда к утру меня будет ждать небольшая революция.
– За комплимент спасибо, но…
– Если хочешь, можешь вернуться в темницу. Впрочем, там, насколько я помню, нет стены. Возможно, это тебя не остановит?
Саша оглядывает комнату. В принципе, места тут немало, и если устроиться в углу и соорудить что-то вроде занавески, можно даже обеспечить себе нечто отдалённо похожее на личное пространство. По меньшей мере, здесь чисто, сухо и тепло, даже немного жарко, и здесь её еду едва ли будут воровать жуки; близость Грайма, конечно, настораживает, но проблема, в конце концов, обоюдная…
– Да нет, пожалуй, остановит. А тебя не остановит то, что я могу убить тебя во сне?
– Не остановит. Я крайне чутко сплю, а вот ваш вид не может этим похвастаться. Да и зачем тебе это нужно? Что бы ты ни видела, мои солдаты не простят тебе моей смерти.
Звучит пафосно и довольно оптимистично, но Саша воздерживается от комментариев. В конце концов, она тут недавно, и информации у неё маловато.
– Твоих солдат не смутит то, что мы спим в одной комнате?
В ответ она получает такой взгляд, изумлённый и презрительный одновременно, что мигом вспоминает: как бы ей ни улыбались, как бы её ни любили, она здесь – существо, и едва ли кто-то воспримет её иначе.
Но это и к лучшему.
Из обрывка найденной где-то в руинах простыни ей удаётся сделать подобие занавески; спрятавшись за ним, растянувшись на жёсткой импровизированной постели, Саша очень надеется мгновенно вырубиться – но мозг её подобным не радует. Сомнения и противное чувство вины, весь день сидевшие где-то в глубине сознания, радостно вылезают наружу и вцепляются в неё крепко, точно пара питбулей.
Что сейчас с Энн и Марси? Ей точно стоило здесь оставаться?
Конечно, она просидела в темнице полтора месяца, и едва ли кто-то из подруг именно сейчас балансирует на волоске – вернее всего, они либо сумели обустроиться в этом мире, либо уже погибли. Конечно, здесь, будучи диковинным существом из другого мира, она не просто слаба – она ничтожна; ей нужно заручиться связями, поддержкой, возможно, властью, и предложение Грайма в этом плане – неслыханная удача.
Но всё равно она не может отделаться от чувства вины. Не может отделаться от ощущения, что они не выберутся отсюда без неё – наивная, охочая до внимания Энн и замкнутая хмурая Марси. Саша всегда была среди них негласным лидером, чувствовала себя кем-то вроде их старшей сестры – очень, очень фиговой старшей сестры, которая зовёт покурить и выпить, подбивает на магазинные кражи и учит кататься на бамперах машин, но… какой есть. И она, именно она, должна была это предотвратить. Не вестись на глупые легенды о волшебной шкатулке. Вообще с этим не связываться. А если уж связалась – то она, именно она должна теперь вытащить их отсюда…
Она достаёт из кармана фотографию и в тысячный раз смотрит на неё, сглатывая ком в горле.
– Потерпите, девчонки, – беззвучно шепчет она.
А после отворачивается к стене и усилием воли заставляет себя заснуть.
========== 2 ==========
Подобно тому, как башню медленно, тщательно, по кирпичику отстраивают заново, Саша выстраивает свою новую жизнь в Амфибии.
Ну хотя ладно. Не то чтобы медленно, не то чтобы особо тщательно – потому что время не ждёт, потому что башня в полнейшей боевой неготовности, а новая атака тварей может случиться в любой момент. И с Сашиной жизнью – примерно та же история. У неё мало времени на то, чтобы добиться здесь уважения и власти, – с учётом того, что её подруги чёрт знает где, чёрт знает в каких условиях и не исключено что ждут помощи; так что ознакомительную часть приходится делать настолько сжатой, насколько это возможно. Она работает день и ночь; впрочем, после сырых стен темницы, где единственным источником связи с миром были беседы с охранниками, – ей это определённо нравится.
За пределами башни свою принадлежность к совершенно иному виду, конечно, светить не стоит: не ровен час прибьют, приняв за диковинного монстра, или отправят куда-нибудь на опыты. Поэтому в первый же день Саша достаёт на складе просторный плащ с капюшоном – закутавшись в него, издали она вполне сойдёт за обитателя Амфибии, если не вглядываться, – и отправляется в город, надеясь, что вглядываться будут немногие.
Одну из охранников она убедила в своё время оставить военную карьеру и заняться делом мечты – шить одежду; и когда Саша заходит к давней знакомой в мастерскую, та встречает её, как родную. Глядя на счастливый блеск в чужих глазах – реально чужих, непривычных, жабьих, с вытянуто-острыми вертикалинами зрачков – Саша на секунду думает о том, что возможно, попала в этот мир не напрасно; возможно, чью-то жизнь здесь она и вправду сумеет сделать лучше, и в этом есть какой-то смысл.
И тут же отгоняет эти мысли. Как бы то ни был, главный смысл её пребывания здесь – в том, чтобы вызволить отсюда себя и подруг и накрепко усвоить, что незачем лапать всякую странную старинную рухлядь. Остальное третьестепенно.
Арианна споро снимает с неё мерки, оживлённо зарисовывает фасоны, о которых рассказывает Саша, попутно расспрашивая её о моде чужого мира. Не исключено, что после этой беседы у жаб зародится парочка новых трендов, невольно думает Саша. Затем Арианна направляет её к своему знакомому кузнецу; тоже приятный, добродушный малый, он с любопытством, но без всякого отвращения разглядывает человеческое тело, принимая заказ на лёгкие гибкие доспехи. Ей в Амфибии следует делать ставку на ловкость, а не на силу – это Саша поняла сразу, ещё после первой схватки.
Впрочем, и с точки зрения силы молодой, спортивный человек будет явно сильнее среднего жителя Амфибии, и даже, пожалуй, средней жабы. В этом плане ей чертовски повезло с миром. И самое время сказать спасибо мамочке – за то, что с детства талдычила, что жизнь успешной девушки невозможна без спорта; да и себе – за то, что успела познакомиться с борьбой и фехтованием вместо бессмысленных танцев.
Саша жадно осваивает содержимое местной оружейной. Со стрельбой дело идёт так себе, что неудивительно – раньше она ничем подобным не занималась; а вот ближний бой на первый взгляд кажется проще, чем она ожидала. С теми обитателями башни, что согласились с ней потренироваться, она дерётся, к своему удивлению, практически на равных; и… и да, пожалуй, слишком расслабляется. Что отчётливо понимает, повстречав лопатками пол спустя меньше чем полминуты первого поединка с Граймом.
– Тело вашего вида неплохо приспособлено для битвы, но не зарывайся, – сухо произносит он, глядя на неё сверху вниз. И проводит кончиком меча по её щеке, оставляя царапину – совсем неглубокую, но обидную, явно демонстративную.
Саша пружинисто вскакивает на ноги, едва он убирает оружие, нарочно не касаясь щеки, несмотря на то, что кровь сочится по лицу.
– Кстати, когда тебя любят, тебя часто не хотят огорчать. Учитывай это в оценке своих способностей.
Царапина оказывается впоследствии предательски заметной, но в глубине души Саша благодарна Грайму за урок. Что не мешает ей на следующий день бесшумно – как ей кажется – подкрасться к нему ночью и приставить кинжал к широкой жабьей шее.
Грайм распахивает глаз практически мгновенно, и она впервые видит, как его губы растягиваются в улыбке:
– Я в тебе не сомневался.
Мгновение – и он, мастерски уйдя из-под кинжала, вскакивает, выставив вперёд внезапно появившийся в руке меч; но Саша, ощущая себя гораздо свободней без непривычных ещё доспехов, уворачивается от выпада. Внезапная схватка продолжается несколько минут; в итоге Саша, продолжая петлять и уходить от атак, добирается до двери, демонстративно её приоткрывает, и Грайм опускает оружие.
– Будем считать, что ушла. Хорошо.
Разумеется, Сашино упрямство после этого остаётся только раззадорено. На следующую ночь она – предварительно пролежав не меньше часа, прикидываясь спящей, – предпринимает вторую попытку, с тем же результатом. Кажется, Грайм действительно обладает слухом столь чутким, что слышит малейшее её движение и при этом просыпается, никак не выдавая себя.
Наутро после третьей попытки она обнаруживает новую царапину, тонкую-тонкую, у себя на горле.
– Эй, капитан, ты что, решил меня всю исчеркать в знак демонстрации своего превосходства?!
– Слух моего вида гораздо тоньше, чем твоего, даже не считая того, как долго я работал над этим. То же относится к бесшумному передвижению. Смирись. Впрочем, это было забавно.
Саше после этого забавно не слишком; спать по ночам она начинает хуже, не чувствуя себя в безопасности.
Но к нехорошим мыслям о видовом превосходстве – и вправду больше не возвращается.
***
Организация труда в башне оставляет желать лучшего, и это видно невооружённым глазом. Впрочем – к слову о труде – забавно, что устранение разрушений явно идёт коллективу на пользу: будучи ежедневно заняты доступным для них мирным делом, приносящим, ко всему прочему, видимые результаты, многие воины явно чувствуют себя счастливее.
Саша, впрочем, не очень понимает, как большинство из них в принципе здесь оказалось; она мало что смыслит в военном деле, но здесь несоответствие кадров задачам компании – ох, папочка, знал бы ты, где пригодились дочке твои уроки, – буквально бросается в глаза.
Казалось бы, миссия прозрачна: из каньона, что находится рядом с башней, периодически лезут твари разной степени опасности, и задача воинов – останавливать их, чтобы не попали в долину и не нарушили покой простого народа. Работа тяжёлая и опасная, зато хорошо оплачиваемая из налогов и… не сказать чтобы такая уж экзотическая. В каждом обществе, наверное, есть люди (или жабы, или нелюди, или кто угодно), что защищают от опасности других, рискуя собственной жизнью; в каждом обществе как-то справляются и с поиском таких людей, и с их морально-идеологической подготовкой. Здесь же с этим совсем погано.
Здесь есть мягкие, неволевые, совсем не склонные к насилию жабы, в глубине души мечтающие о кулинарии, садоводстве или карьере артиста, угодившие сюда в погоне за лёгкими деньгами или вообще случайно. Здесь предостаточно амбициозных, самодовольных жаб, пришедших за уважением, статусом, крутизной и возможностью применять силу по отношению к жителям долины. Здесь изредка попадаются те, кому действительно нравится драться, но практически никто не мотивирован на каждодневный труд и развитие; профессионалов – по пальцам пересчитать.
И едва ли хоть кто-нибудь здесь вдохновлён своей ролью героя, защищающего мирных жителей от существенной опасности; едва ли кто-то вообще думает о своей миссии, долге, чести и тому подобном дерьме. Едва ли кто-то действительно предан тому делу, которое здесь, по идее, является самым главным. И важным. И нужным. Кроме Грайма. Который был бы, надо признать, далеко не таким плохим руководителем, не пытайся он постоянно дёргать за ниточки, отсутствующие у подчинённых в принципе.
Мы были не готовы. Саша слышит это не раз, не два и не три. Об этом говорят тихо, мимоходом, в доверительном разговоре после долгого знакомства или хорошенько надравшись в таверне; этого будто стыдятся или не хотят замечать; но она замечает.
За пределами башни она бывает редко и недолго, и ей сложно в полной мере оценить там происходящее. Поэтому она напрямую спрашивает у Грайма:
– Слушай, что за дерьмо у вас с рекрутингом?
– С чем?
– Из большей части жаб здесь – защитники так себе. Впрочем, мы, кажется, с этого и начинали. И они как будто… в принципе никогда не хотели такой работы. Или хотели, но давно передумали.
– Я говорил тебе, что это кучка жалких трусов, – цедит он сквозь зубы. – Это ты, помнится, упорно твердила мне сменить отношение.
– Нет. Я не об этом. Они не жалкие трусы, они просто не хотели такой работы. Или не были к ней готовы. Вопрос – почему вы не набираете тех, кто хотел и готов?
– Таких нет.
– Правда? Слушай, я немного бывала в ваших городах, но на прошлой неделе заглянула на Турнир Большого Щита, впечатлилась. И оружейная индустрия у вас вроде налажена неплохо. Похвально, конечно, что вы мирные ребята и не ведёте крупных войн. Но тем более странно то, что вы не можете найти подходящих воинов, чтобы защитить долину от единственной угрозы.
Грайм долго, внимательно разглядывает её, явно пытаясь оценить, может ли сейчас быть откровенным. Пауза затягивается.
– Слушай. Я могу просто научить тебя быть лучше понимать сотру… воинов, быть мягче с ними… попытаться быть мягче с ними и заслужить популярность. Могу сделать жизнь в вашем коллективе здоровее и спокойнее, могу мотивировать их чем-то. Но это не даст какой-то офигенной эффективности, если не в этом главная проблема. Не говоря мне правды – ты не даёшь мне даже попытаться что-то существенно изменить.
Он молчит пару секунд и затем сухо произносит:
– Здесь ты ничего не изменишь. Настоящую опасность тварей скрывают от народа. Негласное соглашение между нами и органами власти. Незачем сеять панику. В глазах мирных жителей мы просто собираем налоги да иногда закидываем стрелами какое-нибудь мерзкое зверьё. К нам приходят в надежде на безбедную богатую службу. У многих получается, – он зло усмехается, – вот только длится эта служба куда меньше, чем они ожидали.
– Серьёзно? – взвивается Саша. – И ты до сих пор мне об этом не сказал?
– Я позвал тебя, чтобы ты помогла мне сделать хоть каких-то воинов из этих жаб, а не чтобы разбалтывать тебе тайны! – он заметно повышает голос. – Здесь ты ничего не изменишь. Точка. И кстати, пока ты по-прежнему не знаешь, как попала в этот мир, – не советую роптать на отсутствие доверия.
Саша замечает, как при этих словах его рука будто ненароком ложится на рукоять меча.
Следовало бы, конечно, в который раз повторить, что она и правда ничего не знает, но она отчего-то не делает этого – просто молча уходит. В грудине бултыхается горечь, и теперь становится гнетуще ясно, что место для того, чтобы повеселиться, было выбрано так себе.
Но вместе с тем Саша отчётливо понимает, что теперь этого так не оставит. И сделает всё возможное, чтобы хоть как-то изменить ситуацию к лучшему.
Наверное, напрасно.
***
И она честно делает что может. И получается, нужно отметить, у неё неплохо.
Начать с того, что многим здесь откровенно не хватает внимания, понимания, простого человеческого – ну, или жабьего – тепла; Саша в той или иной степени сближается практически со всеми, не к месту вспоминая историю про Наполеона, знавшего по именам всех своих солдат. До Наполеона ей далеко, конечно. Но её любят. Ей доверяют. К ней приходят пожаловаться на неудачный день, ссору с товарищем или злого начальника (угадайте, кого). И… в этом коллективе определённо давно не хватало психотерапевта. Практически всем. Пара недель активной работы – и травматичность драк в таверне существенно снижается, а восстановление башни идёт неожиданно быстро.
Разумеется, Саша привязывается к ним в какой-то степени. Иначе не получается; ей всё-таки далеко ещё до её папочки, да и тот едва ли работал в таких условиях. Но это нормально. Это хорошо: актриса из неё не слишком, и они бы мигом почуяли неискренность. Это в какой-то степени даже сознательно – это нужно для дела, а чувствами вполне возможно управлять, как рукой или ногой. Ну и разумеется, это больно. Если ухватить рукой раскалённый уголь, тебе будет больно даже с учётом того, что ты сделал это сознательно.
Несмотря на атаки тварей, многие из жаб-солдат отчего-то не спешат совершенствоваться как воины. Саша не слишком понимает, почему, – хотя возможно, кое-чьи регулярные вопли о том, что у них руки не оттуда растут, чтоб хотя бы удержать меч, имеют к этому отношение. Так или иначе, для тех, кому недостаточно нежелания умирать, она придумывает новый стимул. Вспомнив об увиденном на Турнире Большого Щита, организует местный турнир – с чётко прописанными правилами, турнирной сеткой, рейтинговой таблицей и милым золотым кубком, изображающим оскаленного жаба с гигантским топором, в качестве главной награды. В золоте в башне недостатка нет, а Клаус, как выяснилось, давно увлекается на досуге созданием статуэток.
Турнир пользуется огромным успехом: вскоре жаб, занятых боевыми тренировками, становится едва ли не больше, чем праздно выпивающих в тавернах. Вдобавок Саша проводит ещё парочку мероприятий, на которых жабы рассказывают о своих хобби – как о чём-то интересном и важном, а не лишнем, постыдном, о чём приличному воину лучше молчать. Всё получается полезнее, чем казалось: внезапно выясняется, что несколько ребят с удовольствием займутся изготовлением мебели взамен разрушенной, а кое-кто готов частично взять на себя пошив одежды, которую сейчас заказывают в городе у портных. Качество таких услуг вызывает вопросы, но Саша охотно соглашается, ведь дело тут не в качестве. Если уж эти жабы выносят тяжёлую опасную работу, которой даже не хотели, – пусть хоть как-то радуются жизни и чувствуют себя нужными.
В этот период случается ещё одна атака твари, которую отражают легко, без убитых и практически без раненых, несмотря на не до конца отстроенную башню. Да, признаться, та гигантская жужелица изначально казалась какой-то хлипкой; тем не менее, такой лёгкой победы вряд ли кто-нибудь ожидал. Особенно Грайм, который, кажется, начинает после этого и вправду уважать Сашу.
Что не отменяет того, что работа с его поведением – та ещё заноза в заднице. В своих солдатах он видит прежде всего посредственных воинов – и это непоколебимо, и с этим не выходит ничего сделать; он готов лгать, лукавить, выдумывать фальшивые комплименты – но только не раскрыть наконец пошире единственный глаз, чтобы увидеть в них личностей, в каждой из которых есть сильная сторона и возможность принести пользу. И от того нездорового, злого, отчаянного перфекционизма, что он применяет к способностям и идеалам себя и других, Саша то и дело сама начинает задыхаться.
– Так. Ещё раз. Подумай об Алексе и скажи о нём что-нибудь хорошее.
– Когда мы защищались от трёхглавого дракона, он плеснул мушиной настойки в пасть только одной из трёх голов. Спалило дотла всего лишь одну комнату.
– Хорошее, а не завуалированный упрёк. Каждый имеет право на ошибки.
– В той битве тяжело ранило троих солдат, один скончался от ожогов, и если бы не этот остолоп, всё могло быть иначе!
– Спокойно. Управление гневом. Считаем до десяти… – Саша вдыхает, закрывает глаза и сама считает аж до пятнадцати. Она устала. Ей сложно спорить с тем, что Алекс тогда повёл себя как остолоп. Что он виноват в ранениях и смерти товарищей. Проблема только в том, что если всю жизнь судить об Алексе по тому случаю – вернее всего, он остолопом и останется.
Иногда Грайм честно считает до десяти. Иногда – сразу вываливает на неё всё, что думает о перспективах своих солдат и современной военной подготовке. После таких сеансов она обычно идёт в тренировочную и палит из лука, пока глаза не начинают слезиться, распаляясь от каждого промаха; либо идёт в таверну и там истыкивает мишени для дартса дротиками по самое оперение, не отказывая себе в жучиной медовухе. Неплохо, если не думать, из чего оно сделано. Впрочем, этому её и в родном мире уже научили фастфуды.
Когда она возвращается в комнату после очередного такого вечера, Грайм спрашивает, не оборачиваясь от стола:
– Я утомил тебя, верно?
В его голосе слышна злая насмешка, и Саша на секунду представляет, как вонзает дротик ему в затылок, по самое оперение. И на всякий случай отворачивается.
– Сама подписалась, – угрюмо хмыкает она. – Знаешь, ещё в темнице успела заметить, что ты не любитель… всего живого.
– Ты в чём-то права в своих методах. Но ты многого не понимаешь. И со мной у тебя не сработает.
– Нет, ну если ты предпочитаешь сдаться… – она не вкладывала в последнее слово какого-то особого смысла, но произнеся, чувствует, как оно нехорошо, вызывающе звенит в тишине.
– Ты многого не понимаешь, – повторяет он. – Ты не видела настоящих воинов и не знаешь, насколько плохи эти. Ты способна любому отбросу внушить, что он герой. Это опасно. Это впечатляет. Этого недостаточно. Отбросы от этого становятся меньшими отбросами, но героями не делаются. Я способен лгать им, но не себе. Я не могу как ты… ноги, руки… как ты там говорила?
– Сам-то откуда взялся такой герой? – выплёвывает Саша, тут же ощутив, что медовухи было несколько больше, чем нужно для таких разговоров.
Грайм отвечает не сразу. И за то время, пока он просто молчит, а она стоит спиной к представителю чужого, чуждого для неё вида, – она очень ясно, отчётливо понимает, что сейчас ей будут лгать.
– Раньше отношение к башне было другим. Правду не скрывали так тщательно. И моя мать… была очень, очень достойным воином.
По его интонации Саша понимает ещё кое-что: если она продолжит расспрашивать на эту тему – не исключено, что он наконец снесёт ей башку. Не исключено, что сгоряча. Не исключено, что потом пожалеет. Но её это уже вряд ли утешит.
Она молча залезает за занавеску, переодевается и падает лицом в подушку. И лишь тогда глухо произносит:
– Подумаю над этим. Спокойной ночи.
Но ещё добрых полчаса ей не даёт уснуть одна простая мысль: когда она покинет башню – всё вернётся на круги своя.
========== 3 ==========
Впрочем, на Грайма на удивление действует это короткое звонкое «сдаться». Он начинает честно лгать – как тогда, в день её незавершённого побега. Выдумывает фальшивые комплименты, берёт из воздуха поводы для похвалы, отчаянно сдерживает гнев. Стену комнаты тем временем частенько утыкивают не какие-то дротики – здоровенные ножи, от души вонзенные по самую рукоять.
Но в целом всё это – явно лучше, чем было. Саша решает не вмешиваться. Тем более, появляются новые проблемы.
Атаки происходят ещё дважды. На первый раз – та же хищная цапля, на этот раз одна, и Саша видит в действии схему с полной тишиной и дальнобойной пушкой: с врагом и правда удаётся расправиться быстро и без ущерба.
Вторая атака внезапно происходит на следующий день, и твари появившиеся на этот раз, взрывают воображение Саши. Глядя на мерно жужжащие чёрные шары, стреляющие острыми шипами из чёрного металла, она впервые задаёт себе вопрос: откуда эти твари? что они такое? Те, кого она видела раньше, вписывались в Амфибию органично и вызывали вопросов не больше, чем антропоморфные жабы, но сейчас…
Шаров, по счастью, всего трое, они невелики размером и их легко удаётся сбить с помощью стрел, а на земле – уничтожить при помощи керосина и спичек, сжечь их уязвимое, мягкое, спрятанное за шипами тело. Двоих Саша поджигает самостоятельно, и один успевает перед смертью пронзить шипами ей плечо; впрочем, сама виновата – слишком уж старалась подобраться поближе, чтобы наверняка; заигралась, словом, в Наташу Романофф.
