Текст книги "Малиновский, ты крепко попал! (СИ)"

Автор книги: Litandas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Лучше захвати и то и то.

– Спасибо, друг, успокоил. Ладно, до завтра.

– Давай.

Роман чертыхнулся и сел в машину.

– Я тебя тут заждалась, – протянула девушка, развернувшись к Малиновскому.

Он посмотрел на нее стеклянным взглядом, а затем на полном серьезе заглянул ей за спину, – что у нее там, заводной ключ чтоли, что она как попугай одно и то же повторяет?

– А что это за пугало, с которым ты разговаривал, когда мы приехали? – они ужимисто хихикнула и потянула руку к Роминым волосам.

Он перехватил ее за запястье, не позволяя дотронуться.

– Чтоб ты знала, это личная помощница президента компании. Она за одну минуту забывает столько информации, сколько ты за всю жизнь никогда не знала, – не отрывая ядовитого взгляда, он выдохнул ей прямо в лицо: – и это при том, что у нее отличная память.

Девушка расстроенно посмотрела на него и отдернула руку, которую он все еще крепко сжимал.

– Разве я что-то не так сказала? Ты и сам к таким страхолюдинам всегда относился пренебрежительно.

– Пьенебьезитейно, – передразнил он, не найдясь, что ответить.

Не одна Катя сейчас не находила себе места от злости. Будь Малиновский еще большей свиньей, он высадил бы девушку прямо здесь и уехал. Внутри него вдруг закипел такой гнев, что он еле сдерживался, чтобы не наговорить гадостей.

Он торопливо пристегнул ремень безопасности и тронулся с места.

– Ну и куда мы едем?

– Я везу тебя домой.

– Я в чем-то виновата? Рома! Посмотри на меня, Ром! – не унималась она, – Ну хочешь, я заберу свои слова назад? Ну скажи что-нибудь!

– Да замолчи ты уже! – не помня себя от злости крикнул он.

Девушка стушевалась, и вжавшись в кресло, молча уставилась в окно, глотая слезы. Он бросил на нее быстрый взгляд, которого было достаточно, чтобы понять, что никаких свиданий в ближайшее время ему точно не захочется. Он вдруг понял, что каждое ее движение, каждая фраза не вызывает в нем ничего кроме раздражения. И говоря о «ней» имеется ввиду не конкретно эта особа, а вообще весь собирательный образ. Остаток пути они проехали молча, и заговорили только когда он припарковался у ее подъезда.

– Извини. – после долгого молчания сказал, наконец, Малиновский. – Я не должен был на тебя кричать. Но тебе действительно лучше уйти.

Девушка повернула к нему заплаканное лицо и дрожащим голосом спросила:

– Хочешь, я извинюсь? Я была не права! Ром, ну прости меня!

Он ласково усмехнулся и потянулся к ней. Та закрыла глаза и потянулась к Малиновскому, но тот, минуя ее жест, дотянулся до ручки ее двери и открыл ее. Ладонью он указал ей на выход.

– Это ты меня прости, что отнял твое время.

Она недовольно фыркнула и влепила ему звонкую пощечину, и перед тем, как хлопнуть дверью, прошипела:

– Даже не думай звонить мне после такого!

– Малыш… – шепнула мама, заглянув к Кате в комнату, – Я не помешаю?

– Нет, мам, – Пушкарева молниеносно сложила инструкцию пополам и убрала обратно в ящик, – Проходи.

Мама села рядом с Катей на пол и обеспокоенно заглянула ей в глаза.

– Ты чего такая, Катюш? Сама не своя… Ну-ка, посмотри на меня. На работе случилось чего?

Катя, еле сдерживая слезы, опустила голову маме на плечо, и с неожиданной, даже для самой себя, непринужденностью, ответила:

– Все хорошо. Просто скоро очень ответственный день, – совет директоров, нужно подготовить отчет, честно говоря, у меня голова кругом идет.

– Ты бы сказала своему Палычу, что негоже ему столько работы на такие хрупкие плечи взваливать!

– Да нет, мам… Я просто немного устала. Не выспалась. Правда, все нормально.

Елена Александровна недоверчиво покосилась на дочь, и махнув рукой, чмокнула ее в макушку.

– Ладно, отдыхай. Спокойной ночи.

– Спокойной…

Музыка громко орала на весь салон автомобиля, когда Малиновский бесцельно наматывал круги по городу. Надо же, такой большой город, а места он себе найти не мог. Точнее, мог, конечно, но от этой идиотской мысли он упорно отмахивался, как от назойливой мухи.

– Глупость какая, – бубнил он себе под нос, горько посмеиваясь, – вздор, да и только.

Глубокая ночь тяжело навалилась на город, когда у Пушкаревой вдруг зазвонил телефон. С огромным превозмоганием и не с первого раза, она взяла трубку, и еле ворочая языком, сонно пробурчала:

– Екатерина Пушкарева, компания Зималетто, слушаю вас.

– Кать, – кто-то будто кашлянул в трубку, – Ты спишь?

– Малиновский, это ты? Тебе заняться нечем?

– Можешь прямо сейчас положить трубку и я не буду перезванивать, но пожалуйста, выслушай меня.

Пушкарева взглянула на часы на экране телефона и удрученно вздохнула, шаря рукой по тумбочке в поисках очков.

– Я слушаю, что случилось?

– Случилось то, что я стою возле твоего подъезда и прошу тебя выйти.

– Ты с ума сошел? – шепотом воскликнула она.

– Если ты сейчас выглянешь в окно, то увидишь, что я стою на коленях. Пушкарева, не рви мне душу, я умоляю тебя, я ненадолго.

Справившись, наконец, с очками, Катя, естественно, выглянула в окно. Малиновский не соврал, и действительно стоял на коленях возле машины и смотрел вверх, одной рукой держа телефон у уха, а другую театрально вытянул в сторону в сокрушенном жесте. Тень улыбки тронула ее губы при виде такого зрелища.

– Ты придурок, Малиновский!

– Я знаю, – просто ответил он.

После обоюдного продолжительного молчания, в течение которого они просто смотрели друг на друга и не шевелились, Катя, наконец, сообщила:

– Черт с тобой, золотая рыбка, я сейчас.

Комментарий к Глава 9.

Вот так девачьки.

========== Глава 10. ==========

Абсолютно черная прихожая, в которой Катя ориентировалась на ощупь, по стеночке. Она только накинула папины старые кеды, – первое, что подвернулось под руку, – прямо как тапки, не расправляя пяточку, и очень медленно закрыла дверь с той стороны, пытаясь никого не разбудить. Два лестничных пролета, и свежий ночной воздух ударил по легким, – определенно, совсем недавно прошел дождь. Она поежилась от волны мурашек по телу. В одной пижаме было прохладно.

Нужно надеть маску непринужденности. Нельзя, чтобы Малиновский понял, что ей приходится заставлять себя его ненавидеть. Что ей приходится искусственно распалять в себе злость по отношению к нему, насильно одергивать себя при желании улыбнуться ему самой искренней улыбкой, на которую Катя только способна.

Меньше полуметра между ними, один короткий взгляд в глаза друг друга, неосознанная улыбка в уголке губ, и все старания прахом, – и ежу было бы понятно, что она рада его видеть.

Сердито спросив что-то, Катя нахмурилась, а Малиновскому это нарочито угрюмое выражение лица показалось уморительно смешным. Все-таки, не умеет она скрывать эмоции, всегда все в глазах отражается. Вот бы только он раньше это понял и попытался хоть ради интереса в них что-нибудь разглядеть… Пропущенный мимо ушей вопрос так и повис в воздухе, пока он сосредоточенно наблюдал за палитрой эмоций на ее лице.

– Я говорю, чего тебе надо? Чего ты приперся посреди ночи? Разбудил меня, родителей чуть не разбудил.

Словно очнувшись, он вздрогнул, и смерив ее обеспокоенным взглядом, торопливо снял с себя пиджак и накинул Кате на плечи.

– Знаешь что, давай-ка в машину, холодно здесь.

– Какая забота, – съехидничала она.

Когда она захлопнула дверцу автомобиля и вопросительно уставилась на него, сложив руки на груди, Малиновский растерянно улыбнулся. Вот что ей ответить? Ну чего он приперся, в самом-то деле?

– Ну, я слушаю тебя, Малиновский, говори!

И опять фиаско. Она хотела сделать вид, что теряет терпение, но перестаралась, а потому на последнем слове выдала себя неловким смешком.

– Ты соскучился что-ли? – поддела она.

Вот язва. Знает, куда бить. Умеет защищаться.

– А даже если и так?

Получи ответный ход. Потом они поймут, конечно, что этот диалог похож на игру в морской бой шахматными фигурами, но сейчас они переговаривались с такими азартными выражениями лиц, что любой лудоман ¹ бы сошел с ума.

– Мне тебя жаль, Рома. – посерьезнела она, – Не представляю, до какой степени нужно потерять ориентиры в жизни, чтобы пару часов назад использовать одну девушку, выбросить ее как ненужный мусор, а потом приехать сюда и говорить, что ты соскучился.

Она ожидала увидеть на его лице что угодно: стыд, пусть даже и наигранный, смущение, раздражение; но совершенно неожиданно, его лицо осветилось озорной улыбкой.

– Да ты ревнуешь!

– Что? – она аж подавилась, – Да как ты…

– Да не было у нас ничего, – расслабленным тоном сказал он и выжидающе взглянул на Катю. Вопреки его ожиданиям, она не стала перебивать и спокойно слушала. – … Черт, почему мы вообще об этом говорим? Я отвез ее домой, я разозлился на себя. И на тебя.

– А на себя-то за что? – опять подковырнула она, – уж на кого-кого…

– Давай, давай еще! – распалился он, – Давай уже весь свой яд на меня выплюни, я заслужил. Давай. Есть, что еще сказать?

– Конечно есть, – с энтузиазмом протянула Катя, – Во-первых, ты скотина.

– Редкая! – подхватил Малиновский. – Еще варианты?

– Грязь.

– Хуже, Катюша, я плесень, которая питается грязью.

– Нет, ты мох, на котором растет плесень, которая питается грязью.

– Нет, я гнилая доска, на которой растет мох с плесенью, которая питается грязью.

– Нет, ты дыра в доске, которая… – глядя на серьезное лицо Малиновского, она не выдержала и расхохоталась, да и он, глядя на нее, тоже сломался.

– Ты ненавидишь меня? – спросил он вдруг, заставив Катю мгновенно стереть улыбку с лица.

– Я… Все равно это не имеет значения, Роман Дмитриевич. Завтра приедет Жданов, вы получите свой отчет и больше никогда не увидите меня. Никому больше не придется из-за меня страдать.

Рука Малиновского мягко перехватила Катину, когда та потянулась к ручке двери, чтобы выйти.

– Не надо, пусти. Ты ведь за этой информацией приехал?

– Я не имею права тебя держать, ты права. Но Жданов ведь приедет только завтра. А сейчас я хочу, чтобы ты осталась.

– Вы в любом случае получите отчет, вы ведь ради этого все затевали…

– Да успокойся ты со своим отчетом, послушай меня внимательно. Я не хочу. Сейчас. Чтобы ты уходила. Если ты тоже этого не хочешь, то может быть и не нужно?

Катя застыла в нерешительности, протянув Малиновскому его пиджак, который он не спешил забирать. Вместо этого, он посветлел и с одухотворенным выражением лица начал напевать:

– Если хооочешь остаться… Останься просто так… ²

«Какой же ты придурок, у меня просто нет слов…» – Думала Катя, слушая, как он с блаженной улыбкой продолжал, медленно приближаясь к ней:

– Сможем мы умчаааться вдаль на белых лошадях…

Остановившись в паре сантиметров от ее лица, он перешел на полушепот:

– Давнооо за двенадцать, тебе в другой район…

Катя не смогла больше сдерживаться и сдалась. Она прыснула от смеха и подхватила, пропев последнюю строчку вместе с Малиновским:

– Пусть будут все шептаааться, утром… – расстояние между их губами постепенно сокращалось, – что-нибудь… Соврем, – закончили они друг другу в губы.

«И зачем только я взяла трубку» ,– думала Пушкарева.

«И зачем только я позвонил», – думал Малиновский.

Больно укусив Рому за нижнюю губу, Катя вся задрожала и прильнула к нему, на что Малиновский вплел пальцы ей в волосы, и со звонким чмоком оторвавшись от ее губ, начал покрывать горячими и мокрыми поцелуями ее шею.

«Ах, вот зачем. Точно.», – подумали оба.

И так все стало правильно и комфортно, и не осталось в их взглядах, поцелуях и прикосновениях больше разночтений. Переплетая пальцы, поглаживая нежную, покрытую мурашками кожу, они приходили в настоящий ужас от мысли, что все могло случиться совсем по-другому. Карточный домик мог развалиться на любом из этапов. Не скажи Малиновский слово в слово того, что и как он сказал, не начни он петь эту идиотскую песню, не рассмеши он ее, встав на колени под окном и еще множество всяких «не», любое из которых могло все разрушить, если бы пошло хоть немного иначе.

Оттого друг для друга и казались такими хрупкими, оттого и хватались друг за друга, словно удерживая текущий сквозь пальцы песок. Этого не было никогда и ни с кем, и одновременно, это знакомо каждому. Запустив холодные руки под кофточку Катиной пижамы и проведя кончиками пальцев по ее спине, его проняло до самых костей: она была еще такой горячей ото сна, что ему безумно захотелось проснуться с ней в одной постели только для того, чтобы утром прижаться к ней, еще не проснувшейся, к ее раскаленной коже.

С каждым новым касанием они все дальше отбрасывали мысли о завтрашнем дне, воспарив посреди нигде. За пределами машины вдруг не стало абсолютно ничего: – ни Зималетто, ни Катиных родителей, смотрящих сейчас десятый сон… Ни Жданова, ни этой дурацкой инструкции. Ее тоже не было. А даже если и была, сейчас это было совсем не важно.

– Так, все… Катя, – отстранился вдруг Малиновский, тяжело дыша, – Либо я тебя сейчас увезу к себе, либо нужно остановиться, пока я с ума не сошел.

– Я в одной пижаме, – переводя дыхание, шепнула она ему в губы, – На работу завтра как ехать? Видимо, придется нам расстаться, Роман Дмитриевич.

Рома жалобно застонал, обреченно уронив голову Кате на плечо. Та по-матерински погладила его по макушке.

– А может…

– Не может, Малиновский, – игриво прервала она, приложив палец к его губам, – Поздно уже. Спать пора. Я пойду.

Малиновский склонил голову в бок, надул губы и состроил такое жалобное лицо, что Катя громко расхохоталась, еле выдавив:

– Тебе надо с таким лицом кредиторов об отсрочке просить, у меня аж сердце защемило.

– Ага, много чести. Это лицо у меня припасено исключительно на особые случаи.

Просмеявшись, Катя взглянула на окна своей квартиры и тяжело вздохнула. Потянувшись к ручке двери, она на мгновение обернулась, просияв мягкой улыбкой.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – сердито пробубнил Малиновский, уткнувшись лбом в руль.

Комментарий к Глава 10.

1) Лудоман – зависимый от азартных игр человек.

2) “Если хочешь остаться”, – Песня группы Дискотека Авария, вышедшая и ставшая хитом в 2005м году.

Вот так, девачьки.

========== Глава 11. ==========

Как солнце красным фонарем каждый вечер катится за линию горизонта, так и эта история близилась к своему завершению.

Ночь пронеслась быстро. Катерине снился удивительный сон, в котором она почему-то была матросом. Она вдруг обнаружила себя подымающейся по лестнице из темных недр корабля на воздух, к океану. Все прочие, включая капитана, еще спали по своим каютам. Набрав влажного воздуха в грудь, она скинула тесные туфли на деревянной колодке и прошлась босиком по нагретой утренним солнцем деревянной палубе. Волны с тихим шелестом плескались о борт корабля, а над невозможно синим, бескрайним небом, парили и горланили пузатые чайки.

Она облокотилась на ограждение, вглядываясь в далекую синеву океанских вод, как вдруг небо померкло и налилось черными свинцовыми тучами, что поплыли так низко, что казалось, достанешь рукой, лишь вытянув ее вверх. Резкий порыв ветра остро выстрелил ей в загоревшее лицо дробью соленого воздуха, обжигая кожу и спутав волосы, и буквально в нескольких метрах от корабля сверкнула молния. Осмотревшись по сторонам, Катя поняла, что они с огромной скоростью несутся прямиком на огромную скалу. Времени на панику не было, она откуда-то точно и по шагам знала, что нужно делать. Ловким движением, в два прыжка она забралась на мачту и что есть сил позвонила в колокол, после чего стремительно понеслась к трюму, спускать за борт шлюпки.

Все происходило очень быстро, волны стали подниматься на несколько метров вверх в лучших традициях картин Айвазовского, и шатали корабль из стороны в сторону. Щеки больно щипало от соли. Спасательные шлюпки были готовы, но никто не торопился спускаться. Выглянув в окно трюма, Катя поняла, что до крушения осталось буквально несколько метров, а дальше, как в замедленной съемке. Она стремглав поднялась в каюту капитана и начала будить черноволосого мужчину, но тот все никак не просыпался и не подавал признаков жизни. Тогда она побежала по коридору, заглядывая в каюты матросов, механиков, – никого не было. Когда до каюты штурмана осталось не больше расстояния вытянутой руки, заливистый звон будильника закрутил все вокруг в один черный вихрь, как кукольный театр с бумажными декорациями, и Катя открыла глаза.

Малиновскому ничего не снилось, однако, проснулся он совершенно разбитым. В солнечном сплетении неприятно ныло, то-ли от тревожных внутренних переживаний, то-ли от того, что последний раз он ел позавчера. Кое-как впихнув в себя половину яичницы, он поехал на работу, морально готовясь к худшему.

Он еще несколько минут стоял на парковке Зималетто и не мог заставить себя выйти из машины. Из глубокого оцепенения его вырвала смска.

– “Надо серьезно поговорить. Пушкарева.”

– “Ты уже на работе?”

– “Подхожу”

– “Иди сразу в мой кабинет. Я сейчас поднимусь.”

Просто прекрасно, еще серьезного разговора от Пушкаревой сейчас не хватало. Нужно было предположить, что после его ночного визита, она захочет поговорить о их отношениях. Нет, во многом его чувства к ней кардинально изменились, и многое Малиновский осознал за эти несколько чудовищно долгих и сложных дней. Но даже крошечная мысль о том, чтобы дать этим отношениям старт, нагоняла столько жути, что тряслись поджилки. С самим собой-то сперва разобраться бы, а потом уже думать еще о ком-либо.

Жданова на месте еще не было, а Пушкарева уже сидела в кабинете Романа, в его кресле, лицом к окошку.

– Доброе утро, Кать.

Она медленно повернулась. Лицо Малиновского сделало полный эмоциональный цикл от широкой улыбки до вздоха разочарования и удивленно вскинутых вверх бровей. “Прихорошилась. Этот белый брючный костюм ей очень идет. Никогда не думал, что скажу это, но она хорошенькая… Ах, да, сегодня ведь приезжает Жданов, значит, весь марафет для него… Погоди, Малиновский, с каких это пор тебя это расстраивает?”

– Доброе утро, Роман Дмитриевич. Томить не буду, перейду сразу к делу, – она положила на его стол две папки. – Здесь, – она указала на синюю папку, – лежит отчет, который вам нужен. А здесь, – указала на черную, – Реальный.

– Ты опять затеяла какую-то игру? – настороженно спросил Малиновский.

– Нет, нет… Я обещаю, это единственная копия, и она останется в твоем кабинете. Сделаешь с ней все, что пожелаешь.

Роман придвинул стоявший в углу еще один стул и сел напротив Кати. Выглядела она взволнованной.

– Я долго думала, начинать ли мне этот разговор, но потом решила, пока Жданов еще не приехал… С ним разговаривать в любом случае будет бесполезно, он слишком упертый. В конце-концов, если ты не захочешь меня слушать, пусть это останется на твоей совести.

– Так, давай уже ближе к делу. Я еще ничего не понял, а уже не на шутку испугался.

– Я думаю, что вам нужно предоставить на совещании настоящий отчет.

– Ты с ума сошла? – воскликнул Роман, прервав ее на полуслове.

– Дослушай меня! – повысила голос Пушкарева, – Просто выслушай, а дальше делай что хочешь!

Малиновский поерзал на неудобном стуле, и многозначительно подперев подбородок ладонью, уставился на нее.

– Воропаев давно точит на вас зуб. Шанс того, что он не проверит информацию, ничтожно мал. Глупо надеяться на то, что он вас не разоблачит, имея на это все мотивы. Да, если вы откроете карты и покажете настоящий баланс компании, это приведет к непредсказуемым последствиям, и хорошими их назвать трудно, но если Воропаев раскроет вас на месте, итог будет куда хуже. К тому же, сказав правду, вы его обезоружите. У вас еще есть время, чтобы Андрей поговорил с отцом и решил вопрос полюбовно.

– Я даже не знаю, что сказать, Катерина, – неуверенно начал Роман, – Безусловно, то, чем мы занимаемся, это риск… Но ты ведь понимаешь, что если он оправдается, мы решим все проблемы?

– Их точно не решить враньем. На карту поставлено все: не только ваши должности, но и репутация, честь… Шансы на успех слишком малы, если не сказать, что их просто нет. Скрывать правду дальше не имеет никакого смысла, этим вы только навредите себе. Что лучше – выйти из этой истории натворившими делов, но раскаявшимися и осознавшими, с шансом все вернуть, или бессовестными подлецами без права на помилование?

– Хорошо, доля логики в твоих словах есть. – задумчиво протянул он, – Возможно… – он обвел глазами потолок и взмахнул рукой, показав указательный палец, – В теории! Если найти правильные слова и поговорить с Павлом Олеговичем, можно обойтись малыми жертвами. Но ты представляешь, как сложно будет убедить в этом Андрея?

– Представляю. Именно поэтому разговариваю сейчас с тобой, а не с ним.

– Черт бы побрал этого Воропаева…

– Господи, да что ты к нему прицепился? Даже если бы наш многоуважаемый Александр Юрьевич и не был такой занозой в заднице, так жить просто невозможно! Своим враньем и махинациями вы не только…

– Ну, я понял, Катенька, очередная порция недовольства? – прервал ее Малиновский, – Ну, скажи мне, что ты была несчастна, встречаясь с Андреем до тех пор, пока не засунула свой очаровательный носик в этот пакет!

Резким движением Пушкарева возмущенно встала с кресла и с грохотом задвинула его в стол, оперевшись на спинку руками. Она сделала глубокий вдох, как бы успокаивая себя, и заговорила тихим, низким голосом.

– Я хотела сказать, что вы заврались сами себе, сделав несчастными в первую очередь себя самих. О своих переживаниях я даже не думала говорить, так как мне давно известно, что вам до них дела нет.

Она бросила быстрый взгляд на папки, и быстрым шагом направилась к выходу. Буквально в сантиметре от ручки двери, Катину руку перехватил Малиновский. Он схватил ее за запястье, и дернув на себя, крепко обнял. Он уткнулся носом в ее шею, пока Пушкарева стояла столбом и сдерживала слезы.

– Прости, – шепотом повторял он, – прости, прости меня. Я идиот.

– Придурок, – улыбнувшись сквозь пелену слез поправила она.

Сопротивляться не было ни сил, ни желания. Она вытерла мокрую дорожку с щеки и нежно обняла Малиновского в ответ. Переступая с ноги на ногу и слегка пошатываясь, он прижал ее к стене и впился в ее глаза затуманенным взглядом, чуть подернутым поволокой. Словно сквозь сон, глухую тишину разорвало громкое: “– Малиновский!”, и едва он успел опомниться и отскочить от Катерины, дверь распахнулась грубым рывком.

На пороге стоял Жданов собственной персоной и радостно улыбался.

Комментарий к Глава 11.

вот так, девочки.

========== Глава 12. ==========

Лицо Малиновского осветилось неопределенной улыбкой. Мужчины обнялись, похлопав друг друга по спинам. Радость, сиявшая на лице Андрея, сменилась легкой полуухмылкой, когда он, отстранившись от Романа, заметил Катерину.

– Здравствуйте, Катенька, – низким, чуть с хрипотцой голосом сказал он и тут же кашлянул, прикрыв рот рукой, – А у вас тут…

– Решаем производственные вопросы, – оборвал Малиновский, – Вот, отчеты обсуждаем, – он картинно склонил голову и попробовал рассмеяться.

– Так, понятно, Малиновский, у меня к тебе тоже есть пара… – он сделал паузу, сакцентировав следующее слово: – производственных вопросов, – он развернулся к Пушкаревой, и с нежной улыбкой произнес: – Катюш…

– Да-да, – вздрогнула она, – Я уже ухожу.

Она бросила тяжелый взгляд на Романа и вышла за дверь.

Усевшись на край стола в своей каморке, она вытирала об брючки потные от нервов ладошки и морально готовилась к разговору с Андреем. Хотя, может быть, он уже и не нужен. “Любовь до совета акционеров”, – так, кажется, гласил один из пунктов инструкции. Она негромко фыркнула от мысли, что “совет акционеров” и “гроб” в данной формулировке вполне могут быть взаимозаменяемыми, если он не возьмется за голову. В любом случае, это уже не ее забота. Слишком долго она таскала на плечах его проблемы и исправляла его ошибки, как в прямом смысле, – документационном, – так и переносном.

Отчеты-то теперь у него, продолжать этот спектакль незачем. Может, Жданов и сам смотает удочки. Повременит чуток, а потом страдальчески объявит о том, что благородство, клокочащее в груди заткнуть не в силах, и не может больше обманывать нескольких женщин сразу, а посему предложит мирно расстаться и остаться добрыми друзьями. Товарищами и соратниками. И тогда Катюша наигранно вскинет тонкую ладошку ко лбу, и с видом кротким и терпеливым, “вынужденно” примет досадную новость.

Черт, и вот опять она ищет пути, удобные прежде всего для него. Не хочет, чтобы он, страдалец, чувствовал себя виноватым. Подождать с увольнением, спокойно дождаться приговора, и тихо, незаметно исчезнуть, пройдя с заявлением об увольнении мимо Андрея, – прямиком к Жданову-старшему. Уж он, если найти нужные слова, не откажет. Нет, разговор с Андреем прямо сейчас – точно плохая идея. И общаться с ним так же, как раньше тоже желания нет. Вот бы прямо сейчас в офис метеорит прилетел, или птеродактиль. Схватил бы Пушкареву за ткань пиджачка, да унес бы в свое гнездо. Все лучше, чем ощущать этот его снисходительный взгляд из-под очков.

Дверь Ждановского кабинета звякнула, и на пороге он объявился в компании Романа Дмитриевича. Последний, уверенной походкой направился к Катиному кабинету, и заглянув в него, многозначительно выгнул брови и будничным тоном спросил:

– Екатерина Валерьевна, вы не забыли? У нас переговоры с поставщиками. Вы еще долго?

Пушкарева быстро сообразила, что Малиновский имеет ввиду, и схватив сумочку, быстро зацокала каблучками за своим спасителем, даже не взглянув по пути из кабинета на Жданова.

Лишь зайдя в кабину лифта, Роман прыснул со смеху, смерив Катю пронзительным взглядом, – настолько потешно было ее выражение лица, которое на все Зималетто кричало: “Что происходит?”

– Можно, – мягко улыбнувшись, сказал он.

– Куда мы идем? Что происходит? – затараторила Катерина, словно вдохнув желанного воздуха после долгого нахождения под водой, – Или мы на самом деле едем к поставщикам?

– Не едем. То есть, не к поставщикам. Сделка будет только в понедельник, и если вы действительно хотите помочь мне в переговорах, я абсолютно не против.

Дверцы лифта распахнулись, и Роман пошел впереди, периодически оглядываясь, увлекая девушку за собой и по пути продолжая говорить.

– Уж раз вам удалось пошатнуть мою веру в успех аферы с липовым отчетом, значит, равных вам в деловых переговорах нет никого.

Пройдя вертушку и оказавшись на улице, Катя мелко семенила позади широко шагавшего Малиновского. Черт бы побрал эти каблуки. Словно прочитав ее мысли, он остановился и резко развернулся к ней, заставив буквально врезаться в его грудь.

– Ай, – пискнула она.

Но Роман не обратил на это внимание, а лишь невзирая на Катино обалдевшее лицо, присел возле нее на на корточки, и подхватив под коленки, закинул себе на плечо, по пути стаскивая с ее очаровательных ножек треклятые босоножки.

– Ты… Роман Дмитрич, вы… – лепетала она, упираясь ладошками ему в спину и пытаясь выскользнуть, но тот разве что сжал руки крепче и упорно вышагивал в сторону своей машины.

Открыв дверцу, он аккуратно усадил ее на переднее сидение, галантно поставил туфельки рядом с ее босыми ногами, захлопнул дверцу, и обойдя машину, сам уселся за руль.

– Ну и что это было? – возмутилась Пушкарева, сморщив трогательно раскрасневшийся носик.

– Стратегический ход, – просто ответил он, и хищно улыбнувшись, начал наклоняться к Катерине, – Я терпеть ненавижу, когда меня прерывают. А нас прервали.

– Вообще-то, я имею ввиду не то, как ты выдернул меня с работы. За это я тебе как раз благодарна.

– Неужели? – он отшатнулся с неподдельным изумлением, – Сама Екатерина Валерьевна, калькулятор вместо мозгов, признается, что хотела сбежать с работы! Ай-яй-яй, – он наигранно покачал головой и цокнул языком.

– Издеваешься? – она хмуро сдвинула брови, но ответила абсолютно беззлобно.

– Нисколько, – парировал Роман, и продолжил уже задумчиво, – что-то мне подсказало, что тебя нужно оттуда утащить, причем как можно скорее.

– Ладно, – согласилась она, – а сейчас-то что делать?

– Ответь мне на один вопрос, только честно. Сможешь?

– он привычно улыбнулся, однако глаза его остались абсолютно серьезными.

Катя нервно хохотнула, накручивая мягкую прядку волос на палец.

– Разве я хоть раз была замечена в нечестности? У меня с этим проблем нет.

Вот змейка… Нет, скорее суслик. Маленький такой, хорошенький, с виду пушистый, чудной, а палец сунешь-по локоть откусит.

– Отчеты – это все, о чем ты хотела поговорить?

Пушкарева удивленно повела бровью и пожала плечами.

– Ну да. А что еще?

– Да так… – усмехнулся он, и недоверчиво покосился на Катю, – И даже мыслей не было?

– К чему вы клоните, Роман Дмитрич? – нетерпеливо спросила она, – каких?

Малиновский озадаченно хмыкнул, но так и не ответил на вопрос. Девчушке действительно от него ничего не нужно? Ни расспросов о том, кто они теперь друг другу после тех жгучих поцелуев в машине, ни претензий, ничего. Только непонимающий взгляд при его наводящих вопросах. Ужасно правдоподобный непонимающий взгляд. Он заставил себя облегченно выдохнуть.

– У нас есть несколько часов. Можем поехать кино посмотреть, – уронил он, так и оставляя вопрос неотвеченным.

– Не хочу я в кино. – глухо отозвалась Катя, – Хочу тишины. Туда, где нет никого. И ты чтобы заткнулся.

Малиновский проворно крутанул ключ в замке зажигания и дал по газам.

– Знаю я одно место. А заткнуться надолго?

– Не особо. На пол часика хотя бы.

– А прямо сейчас?

Катя хохотнула в ладошку.

– Я скажу, когда.

– Даже не спросишь, куда я тебя везу?

– Я тебе доверяю.

– Это зря. Рискуешь.

– Знаю, – насмешливо покосилась она, – в данном случае, риск оправдан.

– Это чем же, позволь полюбопытствовать?

– Ты еще не сделал ничего из того, чего я бы от тебя не ожидала.

– Да что ты говоришь? А вчерашний визит? Неужели не поразил тебя в самое сердце?

Сдерживая улыбку, Катя отвернулась и безмолвно уставилась на мелькающие за окном многоэтажки.

– За вином заехать? – спросил Малиновский спустя несколько минут уютного молчания.

– Лучше виски. – не раздумывая ответила она.

Роман изумленно кашлянул, но Пушкарева даже не повернула головы.

– Хотите напиться?

– Это как минимум.

– Прямо посреди рабочего дня, – нарочито укоризненно протянул он, – Неужели это я вас так испортил?

– Вот бы мне кусочек вашей самонадеянности. Займете? – прыснула она.

– Да сколько хошь!

Заехав во двор многоэтажки, они остановились.

– Пойдем?

– А виски? – жалобно протянула Катя.

– У меня дома есть.

Малиновский смеялся сам про себя. Сколько там на часах? Половина одиннадцатого утра? А в планах что? Привезти помощницу президента к себе домой и споить ее крепким алкоголем? Отличная мысль! И как только раньше эта гениальная мысль в голову не пришла? Пока они ехали в лифте, Катя неожиданно больно стукнула Романа кулачком по плечу.