Текст книги "Замкнутый круг (СИ)"
Автор книги: Lifelover
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
========== I ==========
Смеркалось. Улицы крохотного, утомлённого трудовыми буднями города медленно погружались в сон, оставляя редких прохожих один на один с собственными страхами. Осень доживала последние свои дни, сбрасывая с деревьев листву, больше напоминающую прогнившие серые тряпки, и готовилась к приходу зимы – бесконечно долгой, сырой и промозглой. С водосточной трубы прямиком на затылок проходящей мимо девушки шлёпнулась особо увесистая капля, словно напоминающая: нечего зевать да глядеть по сторонам, если собственная шкура дорога и планируешь вернуться обратно в целости и сохранности. Выбирая между холодными стенами дома, где её давно уже никто не ждал, и подозрительно притихшим, словно притаившимся в ожидании добычи городом, миловидная блондинка всё же выбрала первое и, сильнее зарывшись носом в наглухо застёгнутый ворот куртки, прибавила шагу.
Она всем сердцем ненавидела это проклятое место – рассадник гнили, нищеты и смерти, ненавидела его до нервной дрожи в поджилках, но всё же продолжала почему-то здесь находиться. В принципе, это относилось к каждому жителю их городишки, ведь мало у кого хватало сил, чтобы вырваться из этого гадюшника и найти себе более приемлемое местечко под солнцем. Иногда складывалось впечатление, что все здесь варились в одном гигантском котле, из которого невозможно выбраться, находились в специально отведённом для них кругу Ада, где каждому приходится искупать свою вину перед миром – и самим собой.
Стук каблуков по мокрому асфальту, напоминающему бесконечное пятно нефти, странным образом не совпадал с биением сердца, образуя сплошную дробь, удивительным образом действующую на нервы. Наша героиня ступила на освещённую аллею, бесконечной лентой уходящую куда-то вдаль города, и уже по привычке через несколько шагов свернула в сторону, прокладывая дальнейший путь через заброшенный парк, за которым скрывалась полуразвалившаяся церковь. Ноги погружались в чавкающую, давно превратившую в однородное склизкое месиво, листву почти по щиколотки, каблуки проваливались глубоко в рыхлую землю, но по большей части на это было как-то плевать.
Каждый божий день её путь от дома на учёбу и обратно пролегал через этот заброшенный парк и церковь в частности. Она часто не могла отказать себе в удовольствии забрести внутрь, по сотому разу разглядывая сохранившиеся ещё кое-где фрагменты мозаек, а также полуразрушенный алтарь. Стоящие некогда стройными рядами лавки по большей части теперь были с основанием вырваны и разломаны. Сквозь разбитые окна внутрь пробирался уныло подвывающий ветер. Девушка подняла голову вверх, с откровенной скукой наблюдая за куполом церкви – когда-то давно он был украшен невиданной красоты и роскоши фресками, а теперь окончательно прогнил, демонстрируя своим посетителям лишь огромную заплатку неба и обломанные основания балок. Грусти по поводу того, что некогда процветающее и завораживающее своей красотой место теперь пришло в такой упадок, она не испытывала: чему-то прекрасному не было места в этом проклятом городе. Тот, о существовании кого давно позабыл Бог, не нуждается церкви. Здесь поклонялись скорее дьяволу.
– Скорее всего, это мой последний визит сюда, – с нескрываемой тоской в голосе произнесла она вслух, невольно засматриваясь на облачко пара, сорвавшееся с губ, и с замиранием сердца резко обернулась: позади раздался какой-то шорох. К несказанному облегчению, это оказалась всего лишь маленькая шайка крыс, копошащаяся в каком-то бесформенном ворохе, о происхождении которого не хотелось даже думать. Невольно передёрнувшись всем телом, девушка быстро прошмыгнула мимо них и направилась домой.
Её дом располагался в относительно благополучном и безопасном районе города – если таковые в нём вообще были. По крайней мере, у каждого здесь был свой собственный (или хотя бы его половина) дом, в то время как абсолютному большинству горожан приходилось ютиться в донельзя тесных и душных коммуналках. Они были построены до начала войны в качестве временного жилья для работников заводов, которых здесь было полным-полно. Но время шло, производство приходило в упадок из-за отсутствия модернизации, и постепенно процветающие некогда фабрики вместе с положившими жизнь на их существование людьми стали никому не нужны. Ситуация ухудшалась тем, что в городе был введён закрытый режим: большинство заводов были связаны с военными разработками, а утечки информации правительство боялось как огня.
«Теперь всё изменится, я уверена, Стинг обязательно что-то придумал. Он попросил меня забрать документы из колледжа, а значит, мы скоро уедем отсюда», – настраивала себя на нужный лад блондинка, со скрипом открывая проржавевшую калитку и воровато оглядываясь назад: случаи нападений с целью грабежа здесь происходили регулярно. Так, после одного из таких девушка очутилась в больнице с пробитой головой и разорванными мочками – кто-то слишком усердно пытался содрать с неё серебряные серёжки.
Ключ с первого раза попал в замочную скважину, что было уже само по себе непривычно. Сбросив с себя промокшие сапожки и на ходу стянув куртку, которая небрежно приземлилась на комод и сползла оземь, девушка сразу же направилась вдоль по длинному тёмному коридору, в конце которого узкой полоской у пола проглядывался свет. Подойдя почти вплотную к двери, она затаила дыхание и нерешительно подняла сжатую в кулак ладонь, так и не осмелившись постучать. Повисла напряжённая, глухая тишина, в которой даже стук сердца звучал до неприличия громко; нарушая это беззвучие, под ногами премерзко заскрипели половицы.
– Хватит топтаться под дверью, я знаю, что ты там, Люси. Заходи, – приглушённый, немного сиплый и без единой эмоции голос прозвучал скорее как приказ, нежели просьба. Нервно сглотнув, девушка повернула ручку и толкнула дверь, проскальзывая внутрь. Беглым взглядом она прошлась по кабинету и остановилась на рабочем столе, заваленном бумагами и папками до такой степени, что деревянная столешница слегка прогибалась под их весом. Из-за одной из таких стопок едва виднелась светловолосая макушка, обладатель которой склонился над очередным документом и тщательно вникал в его содержимое. От одного взгляда на родное лицо, которое даже в золотистом свете настольной лампы казалось болезненно-бледным, отчего-то отчаянно хотелось плакать. Сердце в груди болезненно сжалось и обвалилось вниз.
У Люси не было никого, кем бы она дорожила так же сильно, как Стингом. Вернее сказать, теперь у неё никого больше и не осталось: отец попал в автокатастрофу несколько месяцев назад, а мать умерла, когда Люси была ещё совсем малюткой. Стинг никогда не был хорошим старшим братом. Он не помогал ей с домашним заданием и не играл с девочкой, не обращал ровным счётом никакого внимания на её жалобы и не заступался, если у той случались проблемы со сверстниками. Иногда у неё складывалось впечатление, что он вообще пытается всячески игнорировать тот факт, что у него есть сестра. Люси глотала копившуюся годами обиду и упорно продолжала верить, что он делает это для её же блага. Стинг просто не желает, чтобы она окончательно превратилась в избалованную девчонку, она должна уметь сама постоять за себя, а не всё время полагаться на других.
Люси всегда, с самого детства упорно хотела стать хотя бы немного ближе к нему, тянулась к нему так искренне, как это делают изголодавшиеся по солнечному свету цветы после кажущейся бесконечно длинной ночи. Для неё он и был солнцем – жизненно необходимым, недосягаемым в своей идеальности. Настолько холодным, словно во взгляде его голубых глаз был скован весь лёд этого мира. Иногда, настолько редко, что Люси могла пересчитать эти случаи по пальцам, у него случались какие-то странные приступы нежности по отношению к ней, граничащие с меланхолией – и тогда она готова была продать душу дьяволу, чтобы они длились вечно. Эти редкие дни становились самыми долгожданными, ведь они дарили ей надежду и заставляли с утроенной жадностью стараться, работать над собой, чтобы в один прекрасный день Стинг осознал, как сильно она изменилась. Ей так отчаянно хотелось, чтобы он увидел в ней девушку. Она так сильно хотела, чтобы он хотя бы раз доверился ей и позволил помочь – и тогда она бы не упустила свой шанс и сделала всё от неё зависящее.
– Я… я сделала то, о чём ты просил меня, – сбивающимся шёпотом начала Люси, чувствуя, как стремительно покидают её последние остатки уверенности: в присутствии брата она всегда вот так терялась. Она хорошо его знала и понимала, что если сама не завяжет беседу, то сможет простоять здесь в качестве антуража хоть до рассвета. – Мы ведь теперь уедем отсюда? Здесь нас ничего не держит.
Стинг вздохнул и наконец-то соизволил оторваться до дела, обратив на неё внимание. Люси как заворожённая следила за его движениями, улавливая каждое едва заметное изменение: как не спеша и небрежно он снимает очки и массирует переносицу, как непроизвольно при этом хмурит брови. Он понимал: придётся всё рассказать. Пусть со стороны и казалось, что Люси просто даёт ему возможность выговориться, он-то знал, что от него так просто не отстанут, пока всё не выведают. Подобное ослиное упрямство было едва ли не главной чертой характера в их семействе.
– Мы разорены, – наконец-то сказал он так, словно речь шла о чём-то само собой подразумевающемся. Не ожидавшая ничего подобного девушка подавилась воздухом и от неожиданности выронила папку с документами. – Денег почти не осталось, поэтому теперь мы просто не можем позволить себе твоё обучение. Придётся подождать, Люси. Ты сильно огорчена?
Этот вопрос был совсем некстати в сложившейся ситуации. Сказать, что она была расстроена – это не сказать ровным счётом ничего, но доставлять неприятности Стингу ей не хотелось ещё больше, поэтому девушка просто отмахнулась, выдавливая из себя робкую и совсем уж неестественную улыбку, в то время как на глаза наворачивались слёзы. Пусть колледж в их городе был всего один-единственный и притом довольно захудалый, всё же ей безумно нравилось там учиться. Именно там она познакомилась со множеством людей, которые стали для неё хорошими товарищами. Разрывать все связи вот так просто, одним махом, было очень тяжело и страшно. Неизвестность пугала даже больше, чем одиночество.
– Скорее всего, нам придётся продать компанию отца, – добавил парень таким равнодушным тоном, что Люси почувствовала, как вниз по спине спускается вереница мурашек. Перед глазами до боли ослепляющим маревом всплыло лицо папы. Сжатые в кулаки руки начали мелко трястись.
– Стинг, ты не посмеешь! – воскликнула она, предчувствуя приближающуюся истерику, и в порыве чувств так сильно взмахнула руками, что чуть не снесла стоящий рядом торшер. На её памяти это был первый случай, когда она позволила себе перечить брату. – Папа так много сделал для того, чтобы его дело процветало и приносило пользу, мы не можем так просто сдаться и…
– Люси, девочка моя, я знаю это не хуже тебя, – неожиданно смягчившись, перебил её блондин и жестом подозвал к себе. Девушка, чувствуя, как каменеют ноги, мелкими шажками засеменила навстречу; в один момент она почувствовала себя полностью опустошённой эмоционально. Стинг оттолкнулся от стола и подкатился к ней ближе на офисном стуле, притягивая сестру за руку и усаживая себе на колени. Длинные прохладные пальцы зарылись в золотистые пряди и начали бережно перебирать их. Люси замерла, боясь лишний раз вздохнуть и тем самым разрушить идиллию происходящего. – Поверь, мне тоже очень не хочется так поступать, но пока я не вижу другого выхода. Если бы я был один, то всё было бы намного проще, но я должен думать в первую очередь о тебе.
Его слова возымели двойственный эффект. С одной стороны, было безумно приятно услышать, что она всё же небезразлична Стингу, что он о ней беспокоится, но с другой… Обуза. Она была для него обузой. Опять, в который раз. Вновь повторение того, чего Люси боялась больше всего.
– Я могу… чем-нибудь помочь тебе? – невольно крепче прижимаясь к брату и млея от его невинной ласки, буквально промурлыкала она, чувствуя, как начинают краснеть щёки. Парень скосил на неё взгляд и тяжело вздохнул. Было видно, что ему есть что сказать, но делать это он едва ли хотел.
– Ты не должна заставлять…
– Я хочу помочь. Если я могу быть тебе полезной, то большего мне и не надо, – резко повернувшись к брату, отчеканила девушка и заглянула ему прямо в глаза, заключив его лицо в ладони.
– Неужели действительно не надо? – усмехнулся тот и медленно, не разрывая зрительного контакта, поднёс к губами волнистый локон и поцеловал его. От одного его прошивающего насквозь взгляда Люси бросило попеременно то в жар, то в холод. Она нервно заёрзала у него на коленях, невольно пытаясь отодвинуться подальше, но Стинг был близко, слишком близко. Сильные мужские руки плотнее сомкнулись на талии, прижимая её к себе ещё ближе. Казалось, что он везде, как и его взгляд, спрятаться от которого было просто невозможно. Он знал, он всё знал о ней, Люси почему-то была в этом уверенна.
– Я ведь люблю тебя, – за мгновение до того, как его губы накрыли её, услышала девушка и почувствовала, как от недомогания её охватывает приступ тошноты. Не встретив сопротивления, парень притянул сестру к себе за плечи, практически сгребая в охапку и жадно целуя, покусывая, поддразнивая, взывая ответить и вместе с ним погрузиться в это не иначе как безумие. Если бы её не держали так крепко, Люси бы непременно упала в обморок от смешательства чувств, но смесь из едва ощутимой боли, отчаяния и страсти была слишком крышесносящей. Она никогда даже не смела мечтать, что подобное когда-либо может произойти на самом деле. Люси подалась вперёд и робко, неумело попыталась ответить, вкладывая в поцелуй все те чувства, что копились внутри неё все эти годы, тщательно скрываемые ото всех, образовывали червоточины, сотни раз заставляя задумываться о том, что она серьёзно больна, если испытывает нечто подобное к собственному брату.
– Ты ведь испытываешь то же самое, Люси, я знаю, – вкрадчиво прошептал парень, прислоняясь лбом к её щеке. Он был нестерпимо горячий. – В тот вечер, когда ты пришла ко мне после выпускного, я не спал. Теперь нам незачем скрываться. Пожалуйста, позволь мне сделать то, что я давно уже хотел.
От захлестнувшего с головой стыда девушке стало дурно. Тот случай, который упомянул Стинг, был единственным, когда она позволила дать себе слабину. Тогда Люси вернулась домой уже ближе к рассвету, с затянувшейся вечеринки и не совсем трезвой. Дверь в комнату брата, как назло, была приоткрытой, и она не смогла отказать себе в удовольствии лишний раз полюбоваться на него, не опасаясь быть замеченной или неправильно понятой. Что на неё нашло в тот момент, когда она увидела полуголого спящего брата, девушка не могла ответить до сих пор. Просто до колющей дрожи в поджилках захотелось хотя бы на мгновение ощутить, какого это – быть рядом с ним, не поодаль, не ниже или выше, а на одном уровне, безо всякого страха отдавая своё тепло и принимая взамен ответное. Пусть Стинг никогда не приводил домой своих девушек, Люси чувствовала, что они были, и завидовала им как никому другому. Она ненавидела этих потаскух, что посмели посягнуть на недосягаемое для неё и столь обыденное для них. Они сами не понимали, что теряли.
«Он принадлежит только мне, чёртовы шлюхи, вам придётся отступиться», – она едва сдерживала нервный хохот, полный счастливого злорадства. Ставшее внезапно душным и таким мешающим платье бесполезной тряпкой полетело в угол комнаты, и едва девушка успела взобраться на кровать, как вдруг раздался скрип, едва ли напоминающий звук, исходящий от пружинистого матраса, а после стало убийственно тихо. Отец. Он всё видел, и никогда ещё в своей жизни Люси не видела взгляда, в котором было столько противоположных чувств вплоть от омерзения до дико ранящей боли. Ей оставалось только молиться, чтобы он решил, что спьяну она просто перепутала комнаты. Но тот взгляд, который она с тех пор время от времени ловила на себе за обеденным столом, говорил об обратном.
«Вот он, твой шанс. Теперь нам никто не мешает, и никто не сможет остановить. Так воспользуйся им».
От мысли о том, что она в какой-то степени рада смерти отца, сердце похолодело от ужаса.
– Я сделаю абсолютно всё, – пытаясь прогнать как можно дальше подобные соображения и неохотно отрываясь от поцелуя, прошептала ему в самые губы девушка. – Только попроси меня об этом.
«Для нас уже всё равно давным-давно нет пути назад».
========== II ==========
Люси в очередной раз покрутилась перед зеркалом, не в силах налюбоваться собственным отражением. Платье, которое подарил ей Стинг, было просто неописуемо красивым. Лёгкий, сиреневого цвета сатин облегал фигуру как вторая кожа, но при этом совсем не сковывал движений. Завитые в крупные локоны волосы аккуратно ложились на оголённые плечи, которые слегка щекотали декоративные рукава-фонарики из полупрозрачного газа. Отделанный тончайшим кружевом и вышивкой верхний подол свободно струился вниз, и при движении из-под его разрезов показывалась ещё одна юбка, насыщенно-фиолетового оттенка. Спина была почти полностью открыта, и внизу её имелась декоративная шнуровка из цепочек, которые забавно позвякивали и блестели на свету при ходьбе. Едва увидев это платье, ещё упакованное, девушка ни за что бы не подумала, что ей может пойти нечто подобное, но сейчас она выглядела очень… соблазнительно.
– Ты просто красавица, – ободряюще прошептал ей на ухо Стинг и бережно притянул к себе, обвивая талию крепким кольцом из рук. – Волнуешься?
– Д-да, – не стала лукавить Люси и устало прикрыла глаза. Она до сих пор не совсем понимала, что от неё требуется сделать в предстоящем деле, но твёрдо пообещала себе выложиться на все сто процентов, чтобы оправдать надежды любимого. – Как думаешь, я справлюсь?
– Ты всегда была умницей, у тебя обязательно всё получится, – от невесомого поцелуя в шею всё тело покрылось мурашками, хотя в комнате было довольно душно. Она кожей чувствовала его улыбку, когда он произносил эти слова. – Просто прекрати волноваться без причины, я ведь буду рядом.
Поддавшись внутреннему порыву, Люси вывернулась в его объятьях и стала покрывать смазанными поцелуями слегка подрагивающий кадык, подбородок, скулы… Стинг резко повернул голову и перехватил её губы своими, настойчиво размыкая языком плотно сомкнутые зубы и проникая внутрь. Девушка пискнула и подалась навстречу, едва касаясь кончиком языка его влажных губ и впиваясь в плечи пальцами так, будто это была последняя опора в этом мире. Его пальцы сместились чуть ниже, нашаривая язычок молнии, и потянули его вниз, сразу же пробираясь под ткань платья. Они были настолько горячими, что, казалось, кожа от одного их прикосновения плавилась, словно оставленное на солнце мороженое. Скользя по телу ласковыми волнами, ничем теперь не сдерживаемое платье упало вниз, повиснув на локтях. Ненадолго отстранившись и неуклюже вывернувшись из так раздражающих сейчас рукавов, Люси вновь примкнула губами к вожделенному телу, пробуя на вкус кожу без единого изъяна. Раньше она могла лишь любоваться ей со стороны и даже не смела прикоснуться так, но теперь всё это осталось в прошлом.
– Разве мы не спешим? – задыхаясь в звуке собственного голоса, прохрипела девушка, чувствуя, как широкие ладони настойчиво поглаживают её спину, медленно подбираясь к застёжке бюстгальтера. Сердце в груди билось тяжело и гулко, и от того, что по всему телу шла вибрация от ответного, такого же учащённого сердцебиения Стинга, начинало колотиться ещё быстрее.
– Теперь нет, – её несильно укусили за мочку уха, после чего настойчиво потащили в сторону кровати. Люси послушно засеменила следом, боясь хотя бы на мгновение прервать телесный контакт. – Это теперь не имеет значения, пускай остальные подождут.
Чувствовать на себе тяжесть мужского разгорячённого тела было до чёртиков приятно и совсем немного больно из-за затруднённого дыхания. Хотелось прижать его к себе ещё ближе, ещё крепче, до ломоты в костях, срастись с ним кожей, чтобы уже никто и никогда не смог разрушить их связь. Словно нечто невесомое, её без особых усилий перевернули на бок. Требовательные пальцы дразняще потеребили застёжку нижнего белья и спустились ниже, оглаживая живот и бёдра, после чего поддели резинку серых чулок и отпустили её обратно. Кожу обожгло как от удара хлыстом, и Люси не смогла сдержать приглушённого стона. Она сама в этот момент стыдилась своего голоса – до того неприлично он прозвучал. Горячий влажный язык прошёлся по впадине вдоль позвоночника, и девушка прогнулась в спине, словно кошка, желая одновременно быть рядом, но и не даваться в руки так просто. Сквозь тонкую ткань домашних штанов она явственно ощутила его возбуждение. Низ живота лизнуло огнём, и Люси почувствовала, как лёгкие нестерпимо обожгло от очередного вдоха.
– Хочешь, чтобы я сняла их? – поинтересовалась она, слегка приподнимаясь на локтях и вопросительно поведя бровью, но тут же рухнула обратно и нервно рассмеялась, пряча лицо в изгибе локтя. Прошло не так много дней с их знакового разговора со Стингом, поэтому подобные моменты близости были для неё в новинку и вгоняли в смущение. Она даже допустить не могла, что всё может оказаться настолько… просто.
– Ни в коем случае. У меня просто фетиш на красивых младших сестричек в белье и чулках, – от этой ласковой улыбки на его губах Люси теряла способность здраво мыслить, всё остальное по сравнению просто меркло и отходило на второй план. – А теперь изволь помолчать, у меня есть одно предложение, от которого ты не посмеешь отказаться…
***
За окном щедро залитой светом гостиной непроглядной стеной шёл дождь. Увесистые капли бесперебойно барабанили в стекло, из-за чего Люси непроизвольно вздрагивала время от времени. В чужом, абсолютно незнакомом ей доме она чувствовала себя по меньшей мере некомфортно и потому сидела в отведённом для неё кресле тихо, словно мышь, и лишь изредка бросала на брата полные мольбы взгляды. Каждый дюйм этого помещения источал изысканность, шик и пафос в таких количествах, что в первые минуты девушка лишилась дара речи: она не могла даже подумать, что в их городишке, который существовал по большей мере за счёт государственных субсидий, кто-то может позволить себе нечто настолько роскошное. Высокие, по меньшей мере в добрый десяток метров потолки были украшены лепниной и переливающимися на свету всеми цветами радуги люстрами из чистейшего хрусталя. Массивные картины в искусно выполненных рамах занимали собой весь периметр комнаты и, определённо, привлекали внимание, но то, что на них было изображено, не всегда было понятно далёким от искусства людям. Начищенный до блеска зеркальный паркет был покрыт пушистыми коврами ручной работы, на каждом из которых располагалась авторская мебель – обитая тёмно-синим бархатом, вся как один с золотистой отделкой и резьбой по дереву. Судя по всему, им пришлось присутствовать на каком-то подобии светского раута, хотя количество присутствующих для подобного мероприятия было слишком мало. Туда-сюда сновал официант с подносом, заставленным шампанским; один из бокалов с пенящимся напитком умудрились всё-таки всучить и Люси, но к его содержимому она даже не притронулась.
Хищность. Алчность. Совершенно безумное сочетание презрения и зависти. Всё это она чувствовала во взглядах, устремлённых на неё со всех сторон, и от этого невозможно было спастись. Наверное, нечто подобное ощущают звери в зоопарках, когда их запирают в тесные, душные клетки и выставляют на всеобщее обозрение, словно какую-то диковинку. Товар. Вещь. Люси передёрнула плечами от пробежавшего по всему телу морозца и устремила рассредоточенный взгляд в сторону окна. Она ещё никогда так остро не ощущала, что к ней применимы подобные слова.
Единственное, что обнадёживало и придавало уверенности, это наличие поблизости Стинга. Он сидел совсем рядом, менее чем в пяти метрах от неё, и беседовал с каким-то плешивым старикашкой, который, насколько поняла девушка, и являлся хозяином дома. Наверное, никто другой не смог бы смотреться настолько притягательно и неотразимо в таком кричащем фиолетовом костюме и с творческим беспорядком волос на голове – так умел только Стинг. Он, казалось, к тому моменту вообще успел выпасть из реальности и был полностью увлечён разговором, активно размахивал руками и всячески жестикулировал, несколько раз едва не опрокинув ненароком поднос в руках проносящегося мимо официанта. От созерцания весёлого, азартного блеска в его глазах Люси не могла сдержать ласковой полуулыбки. Подобным образом он вёл себя лишь с теми, кому по-настоящему доверял. С ней этого не случалось ни разу.
«Мне нечего опасаться, Стинг доверяет этим людям. Надо расслабиться и прекратить смотреть на всех букой, иначе я попросту всех распугаю», – проводила для себя своеобразный автотренинг блондинка, рассеянно разглядывая подол платья и разглаживая образовавшиеся на нём складки. Постепенно её мысли сместились в другую сторону, перебирая в котловане памяти всё хорошее, что когда-либо с ней случалось: обучение в воскресной школе и пение в церковном хоре, а также пикники по субботам, которые проводила их воспитательница на поляне прямо перед церковью, от которой уже почти ничего не осталось… Слишком смазанные, уже почти забытые картины того, как они проводили вечера всей семьёй, а отец ещё был жив и не пропадал целыми сутками на работе. Ожидаемые с особым трепетом дни рождения, на каждый из которых Стинг, пусть и с явной неохотой, но всё же дарил ей какой-то подарок, по ценности с которым ничто и никогда не могло сравниться. Длящиеся до сумерек посиделки с подружками в школьной библиотеке, а потом продолжающиеся уже дома по телефону тайные перешёптывания об объектах своей первой любви. Люси ни с кем не могла поделиться наболевшим, и горькая, словно полынь, едкая обида по этому поводу медленно разъедала всё то светлое, что имелось у неё внутри. Она ведь видела, насколько легче становится девочкам после того, как они поделятся своей проблемой и даже получат совет, как поступать дальше, но… Позволить подобной роскоши себе она не могла. Её бы просто не поняли и осмеяли. Больше, чем остаться одной, Люси боялась лишь того, что брат узнает об испытываемых к нему чувствах.
За этим множеством мыслей Люси не сразу заметила, как в доселе оживлённом зале вдруг стало меньше людей, а вслед за картинно звонким щелчком двери повисла напряжённая, глухая тишина. Резко погас свет, заставив её неосознанно вздрогнуть и прислушаться к собственному сердцебиению, которое доносилось вперебой с шумом дождя, который даже не думал стихать, а лишь набирал обороты, как и зарождающаяся внутри паника. Первым делом девушка решила, что пришло время расходиться по домам, а она просто задремала в кресле, о ней забыли. Забыли о сидящем прямо в центре зала человеке. Такое ведь бывает, правда? Подобная нелогичность заставила Люси нервно рассмеяться вслух над собой же. Смех так и застрял в горле, вырываясь наружу невнятными гортанными звуками, когда она осознала, что в комнате находится кто-то ещё. Тяжёлое, хриплое,словно у раненного при травле зверя, дыхание раздавалось со спины, а вслед за ним – череда слишком громких, неестественных по своей природе шорохов. Натянутые словно струны нервы с треском порвались, и девушка пулей метнулась в сторону двери, но уже на полпути её перехватили, сильно сжимая руку чуть выше локтя.
– Отпустите, – зашипела яростно, пытаясь вырваться, словно дикая кошка, в то время как в глазах потемнело от страха. – Я буду кричать.
– О, мисс Хартфилия, поверьте, не стоит, – этот голос она узнала сразу же: господин Дреяр, хозяин дома. – Вы ведь сами пришли ко мне. Вас могут неправильно понять.
«Да глубоко плевать мне, кто и как может меня понять!» – так сильно хотелось прокричать ему в лицо, чтобы физиономия этого дрянного старикашки вытянулась так сильно, как это только позволяют все сделанные им подтяжки, но вслед за этим в голове всплыли другие слова:
«Постарайся быть максимально приветлива со всеми, особенно с хозяином вечера. Все эти люди – обладатели немалых связей, поэтому, если мы хотим удержать дело отца на плаву, стоит всеми силами заполучить их расположение».
Люси зажмурилась, медленно считая про себя до десяти и выравнивая дыхание. Она отчетливо помнила остекленевший словно за мгновение взгляд Стинга, который указывал на одно: стоит ей провалиться – и он будет в ярости. Впасть в опалу после тех семимильных шагов, которые она предприняла для завоевания его сердца, Люси боялась едва ли не больше смерти, чего уж говорить об отцовской компании.
В первую очередь стоит успокоиться и убрать это мученическое выражение лица. Улыбку, нет, не настолько жуткую, словно идёшь к месту собственной казни. Судя по всему, это всё же возымело своё действие, так как подозрительно ведущий себя старикан наконец-то отпустил её руку и даже сделал шаг назад, тем самым покидая личное пространство несчастной. Люси едва сдержалась, чтобы демонстративно не вытереть побывавшую в захвате руку о скатерть стола, на который она сейчас опиралась.
– Прошу меня п-простить, господин Дреяр, – слегка склонив голову в знак сожаления начала девушка, нервно заламывая пальцы. – Я с самого детства боюсь темноты, поэтому я, наверное, не так вас поняла…
– О нет, что ты, прелестное дитя, ты поняла всё правильно, – старик вновь приблизился к ней, из-за чего Люси инстинктивно отшатнулась назад, но сразу же упёрлась в высокую столешницу. Отступать было некуда. Несмотря на царящий полумрак, она слишком отчётливо видела, как взгляд его блестящих глаз-бусинок был неотрывно прикован к её груди. Девушка была готова поклясться, что на его пиджак вот-вот закапает слюна, и от одной мысли о подобном её передёрнуло от отвращения с такой силой, будто по телу пустили разряд в двести двадцать. Рука на автомате скользнула назад и начала нашаривать на столе нож, вилку – да что-нибудь, что могло бы уберечь её от посягательств этого старого извращенца.
– Не смейте приближаться! Я… я буду кричать! – стараясь придать дрожащему от паники голосу побольше уверенности, заявила девушка, крепче сжимая в ладони рукоять столового ножа – крайняя мера. Вдох. Главное – это максимально потянуть время, и тогда о ней обязательно хватятся, Стинг совершенно точно вернётся за ней и спасёт. Стоит лишь проявить чуточку терпения и стойкости духа. Выдох.