Текст книги "Ce n'est pas de la haine - c'est que je t'aime (СИ)"

Автор книги: Лея Р.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Священник за эти пятнадцать минут совершенно преобразился: он избавился не только от плаща, но и от сутаны, оставшись в одном подряснике. Первый восторг от ее согласия, лишавший разума, прошел: мужчина постарался взять себя в руки, хотя это было чертовски нелегко. Он убедил себя, что теперь маленькая колдунья уж точно никуда не денется, а значит можно спокойно наслаждаться каждой минутой ее близости и не пугать своей несдержанностью. Поэтому сейчас ничто не выдавало бушевавшей в груди огненной бури – лишь в глазах метались ее горячие отсветы.

– Полотенце, – хрипло проговорил Клод, вешая на стул большой кусок мягкой материи. – Позволь… Позволь я помогу тебе.

– Что это? – требовательно спросила Эсмеральда, пытаясь скрыть смущение и отвлечь его от созерцания обнаженного тела.

– Это… это мыло, – архидьякон шумно сглотнул, делая шаг к бадье. – В древнеримских рукописях я нашел рецепт очищающего средства на основе золы и животного жира. Поэкспериментировав, я заменил козий жир на оливковое масло, добавил немного вытяжек из трав для придания аромата… Я увлекаюсь алхимией, дитя. Некоторые считают подобные занятия ересью, не подобающей священнослужителю, но ведь наука эта вовсе не ограничена поисками философского камня. Я изучил множество текстов, пытаясь воскресить позабытые секреты древних цивилизаций, узнал, помимо прочего, много нового о целебных травах и мазях, а также других весьма полезных смесях, о которых и не подозревают наши ученые мужи.

Рассказывая все это, мужчина осторожно приближался к ванне, боясь спугнуть неосторожным движением свою долгожданную гостью.

– Хорошо, – наконец, решила цыганка. – Оставляй свое мыло и уходи, я вымоюсь сама.

– Тебе неудобно будет одной мыть волосы – позволь, я помогу, – с этими словами Клод решительно взял в руки стоявший подле бадьи кувшин и зачерпнул воды.

Девушка настороженно глядела на него своими огромными глазами, не решаясь оторвать руки от груди. Видя ее нерешительность, священник смиренно закончил:

– Прошу, не отвергай же моей помощи, красавица.

«Не отвергай меня, ведь ты обещала!» – хотел выкрикнуть он, но неимоверным усилием воли сдержался. Фролло осознал теперь, насколько жалко звучат его мольбы; ему не хотелось более выглядеть в ее глазах ни мучителем-палачом, ни умоляющим попрошайкой. Он должен быть мужчиной. И пусть в любви он так же неопытен, как и она, но ударить в грязь лицом сегодня перед этой женщиной-девочкой он не мог. Поэтому Клод решил сдерживать свою необузданную страсть – нежностью, а рвущиеся из груди мольбы о любви – мягкой настойчивостью. О, только бы у него хватило на это терпения!.. Но, в конце концов, не зря он столько лет укрощал свое тело, подчиняя его разуму; не зря заслужил репутацию самого бесстрастного человека.

Чуть прикрыв веки, Эсмеральда обреченно уселась в коленопреклоненной позе, подставляя голову под струю теплой воды. Когда пальцы ее утонули в густых волосах, помогая лучше смочить непослушные пряди, священник задохнулся от восторга: юная, трепещущая грудь полностью открылась его жадному взору. Он едва сдержался, чтобы не коснуться ее прямо сейчас. Нет, нужно дать ей еще немного времени – пусть привыкнет, успокоится…

Помогая намыливать шелковые локоны, архидьякон невзначай касался ее смуглой шейки, уже предвкушая, как его губы будут сегодня ласкать эту нежную кожу. Под конец он даже осмелился осторожно помассировать ее вмиг напрягшиеся плечи.

– Расслабься, – тихо шепнул опьяненный диким желанием мужчина, но от его охрипшего голоса маленькая чаровница только еще больше сжалась в испуганный комок.

Подавив так и рвущийся на волю стон, Клод выбежал из кухни, прикрыв за собой дверь. Нет, он не в силах совладать с собой!.. Приближение долгожданной победы не охлаждало, а лишь распаляло его. Что же с ним делает эта маленькая ведьма?! Раздраженный и до крайности возбужденный, он поднялся в спальню и зажег свечи. Два серебряных канделябра затопили комнату мягким желтым светом. Поколебавшись, священник скинул подрясник и, переодевшись в длинную ночную сорочку, вернулся вниз. Очевидно, она еще не закончила: из-за прикрытой двери доносился тихий плеск стекающей воды. Подобно настороженному псу, жадно ловил влюбленный каждый шорох. И вот ему показалось, что маленькая босая ножка коснулась деревянного пола… В ту же секунду он распахнул дверь и вошел внутрь.

Эсмеральда тихо вскрикнула и отвернулась. Капельки воды блестели на ее смуглой коже, переливаясь в неровном, тусклом свете свечей. Мокрые волосы рассыпались по спине, не мешая, однако, рассмотреть ни тонкой талии, ни крутых бедер, ни округлых ягодиц…

– Ты прекрасна, точно языческая богиня, – нежно прошептал Клод, накидывая ей на плечи полотенце и укутывая, будто ребенка, – и невинна, словно ангел Господень. Красавица…

Его досада на собственную неопытность куда-то вмиг испарилась. Мужчина видел, как стыдливая краска залила щеки девушки, как затрепетали тени, отбрасываемые длинными ресницами, как в смущении и страхе прикрыла она глаза… Теперь презревший обеты святой отец знал, что он и только он будет сегодня вести ее неизведанной дорогой любви, что его неискушенность сполна окупается невероятным огнем страсти, искру которой зажгла в нем эта девочка. Аккуратно подхватив на руки свою драгоценную ношу, Клод понес ее на второй этаж. Цыганка замерла в его объятиях ни жива ни мертва, цепенея от ужаса и проклиная тот миг, когда решилась сегодня пойти с этим человеком.

========== VII ==========

Комментарий к VII

Сцены 18+ выделены курсивом для удобства читателей, которым претит данное чтиво, чтобы легче было бежать дальше по сюжетке.

В спальне мужчина усадил ее на стул и, взяв со стола заготовленный загодя гребень, начал аккуратно расчесывать черные пряди. Клоду казалось, что никогда в жизни он не испытывал большего наслаждения, чем в этот момент. С трепетной нежностью запускал он гребень в густые волосы и с упоением проводил рукой до самой талии. Закончив, архидьякон ласково погладил по голове свою молчаливую гостью и тихо шепнул:

– Я сейчас вернусь, дитя.

С этими словами он быстро вышел из спальни, спустился вниз. Поколебавшись, все-таки тихо вытащил из замочной скважины ключ и быстро прошел в кухню, намереваясь ополоснуть пропахшее потом за этот волнительный день тело. Однако едва успев смыть мыльную пену, Клод услышал донесшийся из гостиной шорох. В следующую секунду разъяренная девушка ворвалась к нему:

– Ты ведь обещал не запирать меня здесь! – исступленно крикнула она.

Эсмеральда не только натянула свое платье, но и предусмотрительно укуталась в черный плащ Фролло. Не оставалось никаких сомнений относительно намерений девушки. Она вдруг ойкнула и отвернулась, увидев, как вылезает из бадьи обнаженный священник.

– А ты обещала мне две ночи! – рыкнул он, потеряв терпение.

Все самообладание мигом испарилось. Чертовка хотела сбежать! Все, больше он не намерен играть в эти игры – хватит!.. Она должна принадлежать ему, ему одному, и немедленно!

Стащив с извивающейся цыганки плащ, Клод прижал ее к своему обнаженному влажному телу и впился в губы яростным поцелуем.

– Моя… – исступленно шептал он, жадно касаясь горячими устами шеи и плеч отбивающейся плясуньи. – Красавица… Ведьма… Моя…

Прошло не более пяти минут, но для девушки они показались вечностью. Обессилев от бесплодных попыток вырваться из крепких мужских объятий, Эсмеральда внезапно затихла, почти сдавшись, покоряясь неизбежному.

Воспользовавшись этой передышкой, Клод подхватил ее на руки и стремительно поднялся на второй этаж. Измятое в неравной схватке платье в секунду оказалось на полу; туфельки, чуть великоватые ей, слетели еще раньше. Откинув одеяло, распаленный борьбой священник уложил обмякшую цыганку на мягкую перину и устроился рядом. Она больше не пыталась сопротивляться, очевидно, совершенно отчаявшись; если бы не легкое подрагивание смеженных век, можно было бы подумать, что девушка лишилась чувств.

– Это не совсем то, что я подразумевал под доброй волей, входящей в условия нашего соглашения, но теперь ты хотя бы не пытаешься меня пнуть, – неловко попытался пошутить не имевший к этому ни склонности, ни таланта архидьякон, осторожно проводя пальцами по бледной щеке.

– Я не могу, не могу!.. – сокрушенно прошептала Эсмеральда, и одинокая слеза показалась из-под прикрытых век.

– Ах, девушка! – с не меньшей тоской отвечал Клод. – Прости меня за эту невольную боль, прости меня за мое желание, за которое я и так сполна расплачусь за порогом. Но разве виноват мужчина в том, что любит женщину?.. Любит столь неистово, что это неприлично даже и обычному человеку, не говоря уже о священнике.

Запечатлев на ее лбу легкий поцелуй, он продолжил:

– Разве я прошу что-то невозможное?.. Я не заставляю тебя полюбить меня – нет, над этим не властны ни ты, ни я. Но я молю лишь принять мою любовь. Пожалуйста, не отталкивай меня!.. Я прошу только две ночи счастья, воспоминания о которых буду трепетно хранить до самого конца. После ты будешь вольна уйти. Взгляни на меня, дитя: я не так уж плох собой. Конечно, не так красив и юн, как тебе бы хотелось, но все-таки я не бедняга Квазимодо, от одного взгляда на которого любая женщина вправе упасть в обморок.

Напуганная последним приступом его неукротимой страсти, цыганка начала понемногу успокаиваться и даже невольно улыбнулась грубой шутке, сорвавшейся с уст этого сурового человека. Чуть помедлив, она действительно открыла глаза, впервые пытаясь взглянуть на склонившегося к ней мужчину беспристрастно.

– Вы не плохи собой, – наконец решила девушка и с детской непосредственностью добавила: – Мужчины вашего возраста нередко выглядят куда как хуже.

Уголки губ священника тронула слабая улыбка. Он мягко провел кончиками пальцев по ее щечке, чуть коснулся алых губ, поласкал изгиб лебединой шеи, замер на секунду у ключицы и осторожно накрыл шершавой теплой ладонью маленькую девичью грудь. Эсмеральда охнула от страха и напряженно замерла.

– Расслабься, – дрожащим от страсти голосом шепнул Клод. – Просто прислушивайся к своим ощущениям. Постарайся не думать о том, кто их тебе дарит.

На минуту покинув свою прекрасную возлюбленную, мужчина быстро соскользнул с их ложа любви и погасил свечи. Теперь только слабый свет ночного светила не позволял сгуститься в комнате кромешному мраку. «Закрой глаза и представь на его месте Феба», – вихрем пронеслись в это время в голове несчастной девушки слова Гренгуара.

Склонившись над прелестным телом, которое в своих мечтах он столько раз одаривал самыми непристойными ласками, архидьякон припал губами к маленькой упругой груди, в то время как его горячие ладони скользили по шее, лицу, животу, бедрам… Задыхаясь от восторга, он одаривал страстными поцелуями губы, плечи, пальчики маленькой чаровницы…

Клод не хотел спешить: эта ночь только началась, и впереди почти целая вечность блаженства – проглотить второпях можно любые помои, лишь бы насытить желудок; но истинным шедевром стоит наслаждаться медленно, вдыхая тонкий аромат, осторожно снимая пробу, упиваясь вкусом и смакуя послевкусие.

Лишь почувствовав, что юное тело, наконец, расслабилось под его чуткими руками, священник, еще немного обождав, припал к губам возлюбленной в неистовом, жгучем поцелуе в надежде отвлечь внимание, пока длинные пальцы осторожно не дотронулись до святая святых его обожаемой красавицы. Эсмеральда, действительно, не сразу поняла, что происходит, и лишь когда Клод начал аккуратно поглаживать этот спящий бутон, цыганка протестующе замычала и инстинктивно сжала колени. Однако, поскольку ножки ее были слишком изящны, это никак не помешало бесстыдным домогательствам: прижав девушку к постели, мужчина лишь сильнее впился в ее губы, не позволяя вывернуться, и продолжал все так же бережно, невесомыми прикосновениями, ласкать нераскрытый цветок.

На сей раз она боролась почти вдвое дольше: не менее десяти минут пришлось Клоду сдерживать отчаянно вырывающуюся плясунью. Однако борьба эта показалась ему настолько приятной, поскольку исход был очевиден, что результат оказался ровно обратным тому, на который рассчитывала Эсмеральда. Если она без сил затихла в его объятиях, покорно расслабляя уставшие мышцы, то архидьякон, напротив, буквально сгорал от нового прилива неконтролируемой страсти. Почувствовав, что девушка сдалась, Фролло удовлетворенно оторвался от ее губ и, прикусив мочку уха, одним движением раздвинул обмякшие ножки и устроился между ними. В широко раскрывшихся, глубоких и черных, словно сама ночь, очах цыганки мужчина прочел ужас.

– Нет-нет, дитя, не бойся, – срывающимся шепотом попытался успокоить он, – еще рано, еще не сейчас. Только когда ты будешь готова. Будет немного больно, но я предупрежу тебя.

Успокоенная этим обещанием, плясунья снова смежила веки и попыталась вспомнить о Фебе. Странно, но его образ никак не желал всплывать перед ее мысленным взором. Пока цыганка пыталась разрешить эту загадку, отвлекая сознание, ее молодое тело все же не могло оставаться совсем уж бесчувственным. Почти теряя от возбуждения остатки разума, Клод, ни на секунду не переставая одаривать поцелуями шелковистую смуглую кожу, удовлетворенно отметил, как легко его палец скользнул в заветный сад. Что бы ни думала по этому поводу сама Эсмеральда, ее женская суть все же отзывалась на каждое невыразимо нежное и одновременно пламенное прикосновение немолодого, но оттого не менее пылкого влюбленного.

Когда после очередного невесомого прикосновения, похожего на трепет крыльев бабочки, легкий, подобный вздоху стон неосознанно слетел с губ его красавицы, мужчина уже смелее проник в нее двумя пальцами, ответом на что ему было почти незаметное движение навстречу. Нектар, оросивший этот нетронутый цветок, ясно давал понять, что девственный сад готов принять его неистово пламенеющую плоть.

…Не ожидавшая подобного вероломства, девушка пронзительно вскрикнула, когда острая боль пронзила низ живота. Клод с силой вжал в перину мечущееся хрупкое тельце и облегченно застонал. Только сейчас он вполне смог дать себе отчет, что до последнего сомневался в ее невинности: слишком уж откровенны были танцы этой плясуньи, слишком соблазнительно мелькали из-под разноцветной юбки ее обнаженные икры. Осознание же того, что только он один, Клод Фролло, архидьякон Жозасский, второй викарий епископа, познал эту молодую женщину, наполнило все его естество таким невыразимым счастьем, что мужчина невольно всхлипнул сквозь стиснутые зубы. Все мелькавшие перед ним видения, терзавшие на протяжении года сладостные образы бледнели и обращались в ничто в сравнении с восхитительной реальностью.

– Моя… Моя… – точно молитву, повторял священник, исступленно покрывая поцелуями руки, плечи, шею, лицо изворачивающейся цыганки.

С трудом сдерживая одолевающую его похоть, давая строптивице время привыкнуть к новым ощущениям, ожидая, пока боль притупится, мужчина все же не позволял маленькой чаровнице вывернуться из его объятий. Она чувствовала его пульсирующую, неправдоподобно горячую плоть глубоко внутри себя, и это пугало.

Дождавшись, когда девушка перестанет вырываться, Клод осторожно начал двигаться, но, заметив исказившую любимое личико гримасу, остановился.

– Тебе еще больно? – тихо спросил он, касаясь кончиком языка соленой капли на щеке.

Эсмеральда молча кивнула, не открывая глаз.

– Прости, – покаялся он. – Так всегда бывает в первый раз.

– Откуда тебе это знать, монах? – дрогнувшим голосом спросила обиженная цыганка.

– Я теперь перестал уже быть монахом… рядом с тобой я просто Клод, – голос его был полон такой теплоты, что сковавший девушку безотчетный страх начал отступать, как и саднящая боль. – Кроме того, я довольно долго изучал медицину и кое-что знаю о строении женского тела.

– А может быть вы изучали не медицину, а именно что женские тела? – язвительно отозвалась маленькая ведьма.

– Красавица, ты что, ревнуешь? – удивленно хмыкнул мужчина, и теплая волна удовлетворения прокатилась по его телу. – Нет, как я уже говорил тебе в темнице, до тебя я не знал ни одной женщины. Как и ты до меня не знала ни одного мужчины…

Эсмеральда ничего не ответила. Возмущение изгладило остатки боязни: с какой стати этот святоша решил, будто ее волнует его прошлое?.. Да пусть этот похотливый монах обойдет хоть всех шлюх в округе!.. Эти гневные мысли внезапно оборвались, стоило архидьякону начать медленно двигаться. Ниже живота по-прежнему саднило, но сильной боли уже не было. Особенно неприятных ощущений находящаяся внутри нее плоть также не вызывала. К тому же все закончилось быстрее, чем девушка смела рассчитывать: чуть ускорившись, мужчина с громким стоном излился в ее влажное от крови и соков лоно.

– Прости, красавица, я слишком долго ждал этой минуты… – отдышавшись, вымолвил Клод.

– Минуты! – ядовито передразнила маленькая язва, вспомнив, как насмехались женщины Двора Чудес над незадачливым ухажером, то красневшим, то бледневшим от их острых язычков.

– Значит, девушка, ты хочешь, чтобы в следующий раз я был в тебе дольше? – радостному изумлению Фролло не было предела.

Следующий раз?! То есть это еще не конец?.. Эсмеральда проклинала свой несдержанный язык. Она хотела только досадить своему мучителю, а в итоге придется расплачиваться ей же самой! Неужели эта ужасная боль повторится?

– Но для начала нужно смыть с тебя следы утраченной невинности, – архидьякон чуть тронул губами кончик носа возлюбленной и резво, будто семнадцатилетний мальчишка, соскочил с постели.

При свете одинокой зажженной свечи он извлек из-под кровати таз с прохладной водой и, взяв заранее приготовленную мягкую материю, начал бережно стирать с бедер то красневшей, то бледневшей от невыносимого стыда девушки подсохшую кровь. Зрелище изящных длинных ножек танцовщицы, осознание того, что это именно он пять минут назад лежал между ними, что по его вине девственная кровь обагрила простыни, заставили мужское естество вновь восстать.

К тому моменту, как все следы любовной схватки оказались смыты с их тел, Клод уже готов был снова овладеть прекрасной дикаркой. На сей раз желание не обжигало его столь неистово, но Эсмеральда была напряжена едва ли не более, чем в первый раз. Сообразив, что всему виной болезненный опыт, священник поспешил успокоить цыганку:

– Боли больше не будет, дитя. Не думай ни о чем, отдайся ощущениям своего юного, созданного для любви тела – и я постараюсь доставить тебе удовольствие, какое женщина может познать только в мужских объятиях.

Она не верила, и единственным способом доказать правдивость его слов казалось как можно скорее овладеть ею. Что архидьякон и сделал с нетерпеливым удовольствием, медленно погрузившись в горящее, влажное лоно на всю глубину.

– Видишь, это совсем не как в первый раз, – хрипло шептал он, лаская шершавыми руками девичью грудь. – Боже, как ты восхитительна, Эсмеральда!.. Ты совершенна. Обладать тобой – высшее блаженство, какого только можно достичь в этом мире… Ты сделала меня счастливейшим из смертных!

Движения распалявшегося мужчины становились все более быстрыми. Сгорая в пламени собственного вожделения, он с таким неистовством комкал в судорожно сжатых кулаках тонкую простыню, что та жалобно трещала, грозя разорваться.

– Обними же меня своими чудесными ножками, прелестница, – простонал Клод, уже не пытаясь сдержать накапливаемую месяцами страсть. – Прошу… Я должен… Должен познать тебя полностью. О, девушка, молю… сжалься… Я так безумно… так неистово люблю тебя!..

В ответ на его последние слова плясунья с тихим вздохом обвила своими стройными ножками талию нависшего над ней мужчины, немного подавшись навстречу. Ее правая ладошка осторожно легла на покрытую жесткими короткими волосами грудь, пальчики левой слегка дотронулись плеча. Невесомые движения разбудили настоящий вулкан чувств: священнику показалось, что кровь в его жилах вскипела – настолько острое наслаждение испытал он от этих невинных прикосновений.

– Ведьма! – прорычал Фролло сквозь стиснутые зубы. – Что ты делаешь со мной, маленькая колдунья?.. Невозможно желать сильнее, чем желал тебя я; и однако сейчас я хочу тебя вдвое мучительнее прежнего… Даже когда я беру тебя, я не могу утолить этот дикий огонь, терзающий меня!.. Даже сейчас, находясь в тебе, я чувствую, что этого по-прежнему недостаточно! Глупец!.. Я мечтаю, что ты ответишь на мою страсть…

От этих пылких признаний Эсмеральде становилось и сладко, и страшно. Неведомое прежде осознание неограниченной власти над мужчиной кружило голову. Необычные ощущения, появившиеся, стоило ей сплести ножки за его спиной, нарастали, усиливаясь с каждым новым толчком. По мере увеличения темпа и сокращения амплитуды движений, давление на ее нежный женский бутон все усиливалось, и неизведанное прежде мучительное наслаждение заставляло мышцы судорожно сжиматься вокруг его пульсирующей, набухшей плоти. Цыганке казалось, что вот-вот что-то должно произойти, и она неосознанно начала двигаться навстречу этому неизвестному, манящему, запретному…

– Эсмеральда!.. – громко выкрикнув ее имя, Клод пригвоздил к жалобно скрипнувшей кровати юное тело и, стоная и вжимая девушку в перину, замер глубоко в ней, изливая накопившуюся страсть.

Протяжный вздох разочарования вырвался из уст покрывшейся капельками пота плясуньи. Ей казалось, еще минута, и она познала бы то, к чему так настойчиво стремилось ее тело. Сейчас же она ощущала неудовлетворенность и опустошение, непреодолимое желание двигаться дальше, еще крепче прижаться к плоти этого мужчины, окруженной темными жесткими завитками…

– Красавица!.. – хрипло пробормотал архидьякон, уткнувшись лицом в беспорядочно разметавшиеся по подушке ароматные волосы цвета воронова крыла и не торопясь выпускать из цепкой хватки свою бесценную добычу. – Ты ведь тоже почувствовала это?.. О, не мучь меня, ответь!..

Эсмеральда лишь раздраженно передернула плечиками и отвернулась, пытаясь скрыть явно проступившее на лице неудовольствие. Она отчего-то чувствовала себя обманутой: такие ощущения мог бы, наверное, испытывать праведник, всю жизнь боровшийся с земными искушениями и вдруг узнавший после смерти, что никакого Рая ему за это не положено, а святых и грешников ждет одна и та же участь. Вот и молодой женщине казалось, будто обещанное блаженство ускользнуло внезапно прямо у нее из-под носа, хотя она и не понимала, чего же, в сущности, ждала.

В ровном свете тускло мерцающей свечи Фролло легко прочитал всю эту гамму чувств на столь любимом и желанном личике. Радость и удовлетворение затопили его измученное сердце: значит, она все же, вопреки собственному желанию, ответила на его призыв, не смогла противиться первобытному зову природы!.. Жаль, что удовольствие ее было неполным: ему удалось распалить девичье тело, но он не сумел подарить ей истинное наслаждение. Очевидно, женщинам требуется на это больше времени… Но это легко поправить: священник хорошо помнил, что натыкался в одном из трактатов на рецепт зелья, увеличивающего мужскую силу.

– Завтра, волшебница, завтра, обещаю, ты достигнешь того Рая, в котором сгораю я, – пылко выдохнул мужчина, бережно обводя большими пальцами ее черные брови.

Чувствуя во всем теле приятную усталость, Клод, перекатившись на другую сторону кровати, притянул к себе не выразившую по этому поводу никакого протеста цыганку и, блаженно вздохнув, впервые за долгие месяцы без всяких настоек провалился вскоре в глубокий, спокойный сон. Ее тело, покоящееся под тяжелой мужской рукой, оказалось самым лучшим снотворным и успокоительным – именно тем, в чем так сильно нуждался измученный многомесячной пыткой, скользящий по острому лезвию между пропастью безумия и смертью разум.

========== VIII ==========

Выспавшийся и полный сил, архидьякон открыл глаза с первыми лучами едва забрезжившего рассветного зарева. В одну секунду сотни сладостных воспоминаний наполнили его душу теплом и безграничной нежностью. Приподнявшись на локте, он с любовью посмотрел на распростертую на их ложе любви Эсмеральду. Она спала крепким, юношеским сном, перевернувшись на живот; блестящие пряди разметались по постели черными волнами безмятежного моря; маленькая ручка и ножка выпростались из-под одеяла, позволяя лицезреть подлинные сокровища.

Мужчина почувствовал, как очередной прилив желания поднимается в нем, неумолимо увлекая в пучину греховного удовольствия. Осторожно, стараясь не разбудить, Клод откинул одеяло, обнажая казавшуюся мраморной на фоне смуглых ручек спинку. Первое же прикосновение к гладкой коже отозвалось в его теле приятным, мучительным зудом; дрожь сотрясла все существо затрепетавшего от неутолимой жажды священника. Полностью стянув одеяло, он открыл соблазнительные изгибы тела плясуньи, купавшегося в сумрачном свете восходящего солнца, своему жадному взору, мечтая и одновременно страшась дотронуться до этой первозданной красоты.

Горячая рука невесомым крылом небесного ангела коснулась округлого плечика, обвела острую лопатку, спустилась к узкой талии, ненадолго замерла чуть ниже, восторженно обследовала упругое бедро… Девушка завозилась, смутно ощущая сквозь сон легкие, приятные прикосновения. Ненадолго задержавшись на тонкой грани между грезами и явью, она тихо, невнятно прошептала:

– Феб…

В то же мгновение навалившаяся сверху тяжесть безжалостно вырвала ее из ласковых объятий Морфея. Не сразу поняв, где находится, несчастная заметалась, пытаясь избавиться от придавившего ее жара.

– Тише, красавица, тише, – горячий шепот опалил шею. – О, зачем ты снова терзаешь меня!..

Эсмеральда не прекращала попыток вырваться: не желая вспоминать события ушедшей ночи, она все еще не понимала, что происходит.

«Неужели придется начинать все сначала? – в отчаянии думал Клод. – Как приручить эту дикую лань?..»

Быстрые настойчивые поцелуи, обжигавшие плечи и спину, вскоре заставили цыганку припомнить вчерашний вечер. Вспыхнув от жгучего стыда и беспомощности, она покорно замерла в объятиях своего мучителя; лишь короткая нервная дрожь время от времени пробегала по покрывшейся мурашками коже.

Почувствовав, что жертва сдалась и уступила его притязаниям, архидьякон чуть ослабил хватку. Ладони его не прекращали ласкать гладкий шелк ее кожи; откинув темные локоны, он с упоением припал к затрепетавшей шейке.

– Не бойся меня, дитя, – его мягкий бархатный баритон, наполненный страстной любовью, обволакивал; страх уступал место смирению, невозможности противиться судьбе. – Я ведь люблю тебя, слышишь?.. Разве не было тебе вчера хорошо со мной? Не отталкивай меня, остуди израненное сердце прохладной каплей нежности. Прошу, прими мою страсть!.. Открой для меня двери в свой райский сад, позволь снова познать это неземное блаженство…

Уловив тонким слухом едва различимый вздох в ответ на его мольбу, мужчина ощутил, как послушно расслабляется под его ласками юное тело. Резко втянув воздух во вдруг сжавшиеся от нехватки кислорода легкие, он осторожно спустился к бедру, поглаживая горячей ладонью плавную округлость. Одно из сладострастных видений, давно терзавших разгоряченную голову, вдруг воскресло яркое и живое, заставив Клода неосознанно стиснуть податливое женское тело.

– Девушка, позволь мне любить тебя!.. – простонал он, одной рукой обхватывая и приподнимая тонкий стан, а другой притягивая толстую пуховую подушку, подкладывая ее под плоский животик.

– Что вы делаете… – вновь испуганно начала вырываться цыганка, взмолившись. – Клод…

– Мое имя в твоих устах звучит как наисладчайшая музыка, – выдохнул тот, почти задыхаясь, едва ли услышав остальное, опьяненный похотью. – Ты не представляешь, какой огонь вливается в жилы, когда ты, подобно плененной пташке, беспомощно бьешься в моих руках…

– Клод, пожалуйста… – в голосе несчастной послышались слезы, она судорожно сжала ноги, пытаясь защититься; это немного отрезвило мужчину.

– О, нет-нет, не плачь!.. Все хорошо, моя милая, моя маленькая дикарка! Я не причиню тебе боли – больше никогда, слышишь?.. Я лишь хочу любить тебя, хочу, чтобы ты наслаждалась так же, как и я. Не закрывайся, не отталкивай меня…

Он еще тихо нашептывал что-то успокоительное, но девушка уже не слушала. Осознав всю бесплодность этой неравной борьбы, подобно тому, как замирает в силках кролик при приближении охотника, Эсмеральда затихла, чувствуя пульсацию упиравшейся в бедро раскаленной плоти.

Одним мягким касанием Фролло дотронулся до нежного бутона, но плясунья под ним лишь вздрогнула в страхе. Нет, он не собирался пугать ее своим неистовым напором и одним махом стирать все то, чего с таким трудом вчера добился. Поспешно отдернув руку, мужчина неспешно начал ласкать ее тело пальцами, губами, языком… Нежно покусывая спинку, он одновременно осторожно поглаживал шейку; когда же губы его дотянулись до мочки уха, рука переместилась под грудь, бережно сжав маленький холмик.

Четверть часа спустя архидьякон решил вернуться к заветной цели. На этот раз явного протеста не последовало, и, ободренный этим обстоятельством, он начал одаривать невесомыми, легкими прикосновениями пробуждающийся цветок, не прекращая целовать плечи и шею. Осмелившись, наконец, раздвинуть лепестки этой алой розы,Клод с упоением ощутил оросившую их влагу. Тихий стон, невольно сорвавшийся с любимых губ, стоило его пальцам легко скользнуть внутрь, внушил уверенность, что девушка готова принять любовника.

Горячая женская плоть охватила его тугим кольцом: ее крепко сцепленные ножки никак не препятствовали проникновению благодаря уловке с подушкой, приподнявшей таз цыганки, но, напротив, делали все еще почти девственный проход даже более узким, даря ни с чем не сравнимое наслаждение.

На этот раз размеренные, глубокие и плавные его движения не вызывали в девушке непреодолимого стремления к чему-то неизвестному. Легкая эйфория от приятного, хотя и менее острого чувства, которое не нарастало, но и не уменьшалось, кружило голову. В этот момент Эсмеральда действительно не думала, кто доставляет ей эти восхитительные ощущения: ее неопытное, но чувственное тело полностью отдалось мягким волнам блаженства, вытеснившим из головы все мысли.

Памятуя о вчерашней ошибке, Клод старался не торопиться, найдя умеренный темп и следуя ему. И все же открывавшийся перед ним вид соблазнительного изгиба спины, разметавшихся черных волос, смуглых пальчиков, время от времени впивающихся в тонкую простыню – все это не могло не горячить кровь. Сдерживаясь из последних сил, мужчина отвел взгляд от округлых плеч, привычно опустив очи долу… Однако то, что он увидел, вырвало низкий стон из груди архидьякона и заставило двигаться быстрее, сжав сильными пальцами нежные бедра. Мужчина больше не мог сдерживаться: зрелище, как его твердая плоть пронзает это податливое, бесконечно любимое, столь долго и безнадежно желаемое тельце, буквально лишило его разума. Удары усилились, стали рваными; Фролло точно пытался с каждым выпадом утвердить свое единоличное право на эту восхитительную юную женщину. Наконец, со сладостным стоном излился он в теплое лоно и, обессиленный, упал на распростертую под ним плясунью, прижимаясь к ней всем телом и утыкаясь губами в плечо.