Текст книги "Ce n'est pas de la haine - c'est que je t'aime (СИ)"
Автор книги: Лея Р.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Едва руки оказались свободны, Эсмеральда вскочила с тюфяка и отпрыгнула к противоположной стене, настороженно глядя на Фролло. Наконец, ответила на его выжидающий взгляд:
– Я уже говорила: ты можешь надругаться над моим телом, но никогда не получишь мою невинность по доброй воле, подлый святоша!
– О да, тут ты права, – задетый архидьякон хищно ухмыльнулся. – Как мы только что выяснили, красавица, так или иначе я овладею тобой!.. Это произойдет или здесь, в темном подземелье, на тонком тюфяке и в компании крыс, после чего тебя ждет виселица, или в освещенной дюжиной восковых свечей спальне с мягкой постелью, тонко благоухающей розами, после чего ты будешь вольна, как и прежде. Либо ты познакомишься с грубой мужской силой, способной причинить немало боли, либо познаешь самую трепетную нежность, какой может одарить лишь безнадежно влюбленный. Сжалься же надо мной, девушка: я не прошу от тебя больше, чем ты готова была предложить этому грубому солдафону, понятия не имеющему о том, какое сокровище ему достается. Подумай хорошенько. Я приду за ответом завтра. Тебе нужно только согласиться… Если же ты вновь отвергнешь мою любовь – что ж, думаю, эта веревка придется весьма кстати.
При этих словах девушка ощутимо вздрогнула. Клод подобрал так пугавший узницу предмет и, спрятав под рясой, удалился, не произнеся более ни слова.
В изнеможении рухнула Эсмеральда на тюфяк, уже пропитавшийся сыростью подземелья. Жизнь!.. Ей подарили еще несколько дней жизни, но какой ценой?.. Уж лучше было бы закончить все свои страдания сегодня! Да, стоило холодному дыханию смерти отступить на пару шагов, и леденящая душу утренняя тоска была позабыта.
Но что же делать?.. Завтра этот ужасный человек снова придет к ней, и некому будет сберечь ее честь… Цыганка содрогнулась, вспоминая угрожающе нависшего над ней мужчину, свою беззащитность перед ним… Нет, она никак не сможет сделать этого по собственной воле! Все ее существо противилось подобному союзу.
«Я прошу только две ночи счастья… – проплывали в голове его безжалостные слова и сладкие обещания. – После ты будешь вольна, как прежде…» Свобода!.. Жизнь!.. Нет, она не сможет, только не с ним! Он заколол ее Солнце, по его вине она оказалась в этой тюрьме, из-за него ее ждет смерть – нет, нет, это невозможно, немыслимо!..Пусть делает с ней, что вздумается, но она не собирается принимать в этом участия. Он любит ее? Что ж, пусть мучается ее презрением, пусть его терзает ревность: если он вздумает взять ее силой, она будет звать Феба – кажется, это имя действительно причиняет ему боль.
Вечером тьма ненадолго снова рассеялась: ей принесли ужин. Странно, теперь это действительно была нормальная еда, а не жалкая корка хлеба с пустым, остывшим супом. Казнь ведь отложили, почему же?.. Неужели этот монах?.. Цыганка постаралась отогнать эти мыли, невольно зарождавшие крохи благодарности в ее добром сердце. Даже если и так, движут им исключительно нечистые помыслы, а вовсе не сострадание и уж никак не раскаяние!
Насытившись, прелестная пленница свернулась клубком на мягком тюфяке, укуталась теплым одеялом и постаралась уснуть. Однако долго еще в ее юной головке роились туманными образами странные мысли и застланные пеленой ощущения и предчувствия, которые она даже не пыталась облечь в слова.
========== III ==========
На следующий день ее мучитель явился не один. Высокий, очевидно тощий человек в черном монашеском балахоне, со знакомой уже корзиной в руках замаячил на лестнице. Он не произносил ни слова и не показывал скрытого в тени одежд лица до тех пор, пока не захлопнулась крышка люка. В тот же миг незнакомец откинул широкий капюшон, и Эсмеральда, радостно вскрикнув, бросилась ему на шею. Стоявший рядом архидьякон с силой сжал факел и резко отвернулся.
– Пьер!.. – по щекам девушки заструились быстрые счастливые слезы. – Ты здесь! Как же это?..
– Да, Эсмеральда, твой непутевый муж наконец-то пришел навестить тебя, – смущенно сказал Гренгуар, покосившись на стоявшего к ним спиной святого отца. – По правде сказать, без мэтра Фролло мне бы вряд ли это удалось… Как ты здесь? Надеюсь, все эти несчастья не сломили тебя?.. Посмотри, что я принес.
С этими словами поэт извлек из плетеной корзинки несколько сальных свечей.
– Они, конечно, могут привлекать своим запахом крыс…
– Ах, Пьер, – грустно перебила цыганка, – в этом нет большой беды, поскольку эти зверьки и без того чувствуют себя здесь полноправными хозяевами.
– …зато тебе больше не придется коротать дни в кромешной темноте, – с этими словами Гренгуар запалил от факела одну из десятка свечей.
– Спасибо! – искренне поблагодарила девушка и чмокнула в щеку довольно улыбающегося поэта.
Последний жест был обращен скорее к Клоду: от узницы также не укрылась реакция священника на ее первый порыв. В юной красавице взыграло детское желание отомстить своему мучителю, заставить его хоть немного страдать.
Услышав звонкий «чмок», Клод развернулся со скоростью атакующей кобры и пригвоздил перепуганного Пьера обжигающим взглядом.
– Святой отец, вы не могли бы ненадолго оставить нас одних? – вызывающе спросила Эсмеральда, сжав холодными пальчиками ладонь так называемого супруга – этот жест придал ей мужества.
Архидьякон побледнел от негодования: дикая ревность, желание проучить эту наглую девчонку, боязнь вновь испугать ее взрывом ярости – все это туманило разум; слова комом застревали в горле. Да как она смеет!.. А этот остолоп?.. Разве для этого Фролло разыскивал его, для этого, рискуя всем, протаскивал в темницу?!
– Мэтр, – самым беспечным тоном, на какой только был способен под прожигающим взглядом своего учителя, сказал Гренгуар, опасаясь, как бы реакция на выходку цыганки не сгубила их всех, – мне, в самом деле, нужно поговорить с Эсмеральдой, вы помните?.. Думаю, четверти часа нам будет вполне достаточно. Если вы будете столь любезны…
Священник, поколебавшись несколько мгновений, молча направился к лестнице, перед этим на секунду с такой силой сжав запястье своего ученика, что тот невольно поморщился. Понять его красноречивый взгляд было несложно.
– Ох, Пьер, что же мне делать?.. – девушка сокрушенно прошлась по тесной камере. – Если бы Феб… Постой!.. Ты ведь можешь найти его? Скажи, что меня ждет виселица, если только он не придет и не расскажет, как все было на самом деле!.. Он, конечно, спасет меня!
– Эсмеральда, понимаешь, – осторожно начал поэт, зная, что ему придется ранить чувства девушки, и желая хоть как-то смягчить удар, – боюсь, капитан не захочет участвовать во всей этой истории… Его имя будет запятнано скандалом, что может повредить карьере…
– Что значит какая-то карьера в сравнении с жизнью невинного?! – воскликнула цыганка, а через мгновение сникла и без сил опустилась прямо на холодный пол тюремной камеры. – Он говорил то же самое, этот дьявольский святоша… Что Феб не придет за мной. Что он… он скоро женится…
К концу фразы голос девушки перешел в едва различимый шепот, после чего она горько разрыдалась. Смущенный Гренгуар неловко обнял ее и утешительно погладил по черным волосам.
– Знаешь, Эсмеральда, – осторожно начал он, – мужчинами зачастую – если они, конечно, не поэты или философы – движут самые низменные побуждения. Боюсь, многим из них высокие чувства незнакомы в принципе. В этом нет ничьей вины, так уж устроен мир. Думаю, в момент вашей встречи капитан был искренне влюблен в тебя. Но любовь такого мужчины подобна мотыльку: она летит на любой отсвет, мгновенно отзывается и так же в секунду гаснет. Для тебя Феб – Солнце, он равен Аполлону, он важнее жизни; но вряд ли ты для него больше, чем короткий эпизод солдатской удали.
При последних словах цыганка разрыдалась пуще прежнего.
– Ох, перестань же плакать! – совсем растерялся поэт. – Дело вовсе не в тебе. Глупо ожидать встретить под солдатским мундиром глубокое чувство. Люди грубые, как правило, по природе не способны к нему. Однако ведь не все мужчины таковы! Когда ты выйдешь из этой темницы и снова станешь свободной, ты еще сможешь встретить человека, который оценит по достоинству твою тонкую душу и хрупкое, сострадательное сердце…
– Нет-нет! – запальчиво перебила цыганка, пытаясь унять всхлипы. – Если мой капитан не любит меня, к чему мне жизнь?.. Пусть уж меня поскорее вздернут. Уверена, это не так больно, как твои слова!.. К тому же, если, как ты говоришь, Феб не придет, у меня и не остается никакого выбора…
– Но, как я понял со слов отца Клода, тебя еще можно спасти?.. – Гренгуар аккуратно перешел к интересующей его теме.
– Ах, Пьер, если бы ты знал, что он просит за свою помощь… – трепещущим голосом тихо произнесла узница, вспыхивая.
– Думаю, я догадываюсь. Но, зная мэтра Фролло, сам бы не поверил своему предположению, однако… Сколько же глупостей совершается в мире по вине женщин, иногда даже самыми рассудительными из мужчин, начиная со злосчастного Париса и прекрасной Елены. И все же будет лучше, если ты подтвердишь или опровергнешь мою догадку.
– Он… Он хочет взамен мою невинность, – едва слышно прошептала девушка, сгорая от стыда. – Я должна буду провести с ним две ночи. Грязный, похотливый монах!..
Голос ее задрожал – теперь уже от негодования.
– Две ночи, а после ты будешь свободна? Всего-то?! – беспечно воскликнул поэт. – Только представь, ты вновь сможешь танцевать и петь на улицах Парижа, ты вернешься ко Двору Чудес, к знакомым, к своей подружке Джали, ко всему, что тебе дорого! Мы снова заживем в нашей маленькой каморке. Но это, конечно, временно… Вот увидишь, однажды я стану знаменит и подарю тебе настоящий дворец!..
– Но, Пьер, я не смогу, – тихо проговорила Эсмеральда. – Как я могу добровольно отдаться ему, когда он не внушает мне ничего, кроме отвращения и ужаса?!
– А ты закрой глаза и представь на его месте своего Феба, – посоветовал Гренгуар. – Прости, но, как по мне, если в темной комнате с архидьякона снять сутану, а с красавчика-капитана – штаны, едва ли разница окажется существенной…
– Что ты такое говоришь!.. – вскричала рассерженная цыганка. – Нет-нет, никогда!
– Так думал и я, – кивнул поэт, – пока этот ваш блистательный король Двора Чудес не приказал затянуть веревку на моей шее. Поверь, красавица, когда петля начнет сжиматься, ты так сильно захочешь жить, что будешь готова отдаться хоть самому нечистому, если это спасет тебя. Но тогда, по моему разумению, будет слишком поздно. К тому же, я, к примеру, был готов жениться хоть на старухе, хоть на толстухе, хоть на косой горбатой уродине, только бы это спасло мою шкуру. А в итоге моей женой стала ты, прелестница! Возможно, суровый архидьякон Жозасский окажется не настолько ужасен, как ты себе воображаешь.
– Все равно я не смогу, Пьер, – прекрасная узница печально покачала заплаканным личиком. – Все это пустой разговор. Я обречена.
– Но подумай, – Гренгуар решил идти до конца, даже если придется для этого быть безжалостным, – ведь ты сейчас в любом случае во власти мэтра Фролло! И, если он только пожелает, может похитить твою целомудренность в любой момент, ничего не предлагая взамен. Тебя обесчестят, будто уличную девку, а в итоге все равно повесят! Не разумнее ли будет уступить требованиям святого отца, не таким уж, к слову, ужасным?
– Знаю-знаю!.. О, все это так несправедливо! Он уже пытался овладеть мной… Пьер, я так беспомощна!
– Бедная… Канарейка в лапах изголодавшегося черного кота… Слушай! – наконец, поэт решил прибегнуть к последней хитрости. – Ты должна согласиться на все условия отца Клода. Не перебивай!.. Я предупрежу об этом уговоре короля воров. Он нежно любит тебя и наверняка попытается вырвать из рук священника. Возможно, что тебе и не придется расплачиваться за услугу. Ну, красавица, не правда ли, твой муж блестяще все придумал?!
Сомнения Эсмеральды длились не более минуты. Клопен, конечно, как она не подумала!.. Король нищих никогда не позволит нанести такое оскорбление королеве Двора Чудес! Она снова будет свободна, а глупый поп останется ни с чем. А уж после… Непременно нужно разыскать обманщика-капитана и прямо спросить, почему он оказался так жесток к своей маленькой плясунье.
…Когда нетерпеливо расхаживающий над ними архидьякон вернулся, девушка мечтательно улыбалась. Он пожирал горящим взором каждый сантиметр этого божественного тела, не в силах произнести ни слова; но сердце мучительно сжималось в томительной и приятной истоме: на ее лице Клод прочитал долгожданный ответ на его мольбы.
– Я согласна, – просто сказала цыганка, поднимаясь с пола вслед за Гренгуаром.
– Поклянись! – хрипло произнес архидьякон, вцепляясь в тонкое запястье. – Клянись самым дорогим для тебя, девушка, что не обманешь меня!..
– Клянусь жизнью моей, – поколебавшись, ответила пленница; она не считала, что хоть чем-то обязана этому сумасшедшему, и все-таки раздавать обещания, которые не собиралась исполнять, казалось ей низким. Что ж, в любви и на войне все средства хороши.
После ее слов хватка ослабла. Святой отец прерывисто вздохнул, на секунду нежно приложился теплыми губами к заметно дрогнувшим пальчикам и знаком показал ученику, что они уходят. Поэт ободряющим жестом пожал маленькую холодную ладошку и проследовал за учителем.
Спасена!.. Эта счастливая мысль билась в голове девушки, вселяя в сердце радость. Радость?.. Неужели она еще способна радоваться, зная, что Феб не любит ее? Но, возможно, он все объяснит при встрече, возможно, все это чудовищная ошибка. Главное – она будет жить и сможет вновь увидеть его! Эсмеральда рассмеялась от облегчения и тихонько запела. Жажда жизни вновь брала верх в этой юной, цветущей душе.
========== IV ==========
После заключения соглашения прошло более двух недель. Священник приходил к ней через день, ненадолго, но никогда – с пустыми руками. Обыкновенно он приносил то кусок вяленого мяса, то засахаренные лепестки роз, то кувшин сладкого вина в дополнение к ее итак сытному рациону. Кроме того, у нее появился еще один тюфяк, а также теплая шерстяная шаль и маленькие туфельки. Фролло, разбирающийся в медицине, осмотрев побывавшую в «испанском сапоге» ножку протестующей девушки, вынес вердикт, что кости, по счастью, не раздроблены. На другой день он оставил ей пузырек со снадобьем, наказав принимать дважды в день. Строптивица сначала отказалась, но под его угрожающим взглядом покорно вздохнула и выпила первую ложку горькой настойки. Удивительно, но через три дня она и впрямь почувствовала, что нога мало-помалу перестает отзываться ноющей болью на каждое неосторожное движение. Цыганка невольно начинала привыкать к этому суровому человеку с бесстрастным лицом, который больше не делал никаких попыток покуситься на ее честь.
Для Клода Фролло эти две с лишним недели были самой сладостной пыткой, какую только можно вообразить. Он, как мог, торопил пересмотр дела, но судебный процесс никогда не был скорым, особенно что касается вынесения оправдательных вердиктов. Если бы не живое участие внушающего почтительное уважение архидьякона Жозасского, все это могло растянуться на год, а то и больше, но, усилиями по временам впадающего в дрожь от нетерпения святого отца, слушания закончились довольно быстро.
Угрозами и щедрой наградой Феба де Шатопера удалось вынудить предстать перед судом и рассказать, как все было на самом деле. Прокурора, пытавшегося сослаться на признание обвиняемой, легко удалось усмирить парой тихих фраз о его ночных похождениях в келью молоденького послушника. Таким образом, вскоре был вынесен приговор: ввиду отсутствия состава преступления, то бишь наличия живого и почти невредимого капитана королевских стрелков на слушании дела о его убийстве, немедленно освободить обвиняемую из-под стражи.
…Что значил долгожданный день для Фролло, невозможно передать словами. Его трясло, точно в лихорадке, глаза ярко полыхали нетерпеливым пламенем на бледном, изможденном лице. Все прошедшие дни он старался держать себя в руках, чтобы хоть немного сгладить ужас, внушаемый им этой дикой цыганской девчонке. Клод не питал иллюзий, что она может проникнуться к нему симпатией, но ему было бы довольно и того, если бы в этих огромных черных глазах испуганной лани не сквозило отвращение.
Одним лишь небесам ведомо, каких усилий стоила ему эта показная холодность!.. И все-таки томительное предвкушение было настолько же сладким, как и ожидаемая награда. Ночами, мучимый сладострастными видениями, святой отец едва мог провалиться ненадолго в спасительное забытье. С каждым днем нетерпение, мучащее несчастного, усиливалось – и в то же время нарастало удовлетворение от осознания того, как скоро все его потаенные грешные помыслы воплотятся в реальность вспышкой самого ослепительного наслаждения. Архидьякон разыскал и снял прелестный домик в предместье Парижа – небольшой, но уютный двухэтажный коттедж. Поручив его заботам престарелой служанки и, по совместительству, кухарки, Клод с облегчением подумал, что скоро он сможет принять все дары, какими будет угодно одарить его этой неприступной красавице.
В ночь перед заседанием, когда, по его мнению, суд должен был вынести оправдательный вердикт, Фролло даже принял перед сном сильное успокоительное. Ему нужно было, наконец, нормально выспаться, ибо всю следующую ночь, как он надеялся, будет не до того.
…Эсмеральда вздрогнула одновременно от страха и от восторга, когда спустившийся к ней священник объявил, что она свободна, и протянул платье, более подходящее для прогулок по улице, нежели тюремная рубаха. Свободна!.. Но можно ли это назвать настоящей свободой?.. Она ведь связана словом, обещанием, которое не собиралась исполнять. Опустив вспыхнувшие глаза, девушка поблагодарила святого отца и нетерпеливо ожидала, когда же он оставит ее одну, позволив переодеться. Вздохнув, Клод рассудил, что разумнее повременить еще немного, нежели смущать ее здесь своими пламенными взорами.
– Я буду ждать тебя у ворот Сен-Виктор, – кинул он и исчез.
У ворот Сен-Виктор, она не ослышалась?.. Он что же, правда верит, что она придет? Раздраженная на саму себя за настойчиво призывающий сдержать клятву голос совести, цыганка быстро переоделась и осторожно поднялась по шаткой лестнице. Ждавший у люка стражник коротко кивнул и повел ее петляющими коридорами к выходу. Никто не пытался чинить им препятствий: быстрые взгляды встречавшихся на пути людей скользили по взволнованному смуглому личику холодно и равнодушно. Наконец, входная дверь тюрьмы распахнулась, выпуская цыганку на залитый солнцем двор. Солнце!.. Сколько же она его не видела?.. Одинокая счастливая слеза скатилась по щеке бывшей узницы. Словно выпущенная из клетки птичка, поспешила она по направлению к воротам крепости, желая как можно скорее покинуть неприветливое сооружение, где ей пришлось пережить столько горя и мучений.
Стоило угрюмому стражу распахнуть тяжелую дверь, как вылетевшая на улицу Парижа девушка замерла в нерешительности. Куда же ей направиться?.. Совершенно точно не туда, где ждет ее похотливый святоша. Он, конечно, выполнил свою часть сделки, но ведь это именно по его вине Эсмеральда оказалась запертой, значит, она, без сомнения, ничем ему не обязана. На секунду перед цыганкой возник образ сурового архидьякона Жозасского, на коленях молящего ее о капли любви… Его сдержанная нежность и попытки порадовать скромными подношениями… Девушка решительно тряхнула головкой, разгоняя зародившиеся в сердце жалость и благодарность. Совесть все же мешала ей просто убежать во Двор Чудес, поэтому она медленно побрела по знакомым улицам, не разбирая дороги. Кажется, Пьер обещал просить защиты у Клопена?.. Его присутствие наверняка придало бы ей силы! Ах, сейчас он появится, в этом нет сомнений, и развеет глупые колебания относительно правильности принятого решения.
Однако Гренгуар и не помышлял о том, чтобы уведомить Короля нищих о сделке, заключенной Эсмеральдой с ее мучителем. Поэт вовсе не собирался навлекать на себя безжалостный гнев мэтра Фролло. В конце концов, даже такой праведник имеет право развлечься иногда с хорошенькой девчонкой.
Благодарность за спасение быстро сгладилась в поэтическом, легком сердце Пьера. Равно как и очарование первого впечатления. Получив отказ на все свои притязания в правах мужа, Гренгуар еще некоторое время посетовал на злую судьбу, но вскоре вполне примирился со своей ролью. Он искренне симпатизировал маленькой плясунье, однако совершенно не понимал и не разделял ни ее слепой влюбленности в капитана, ни предвзятости к святому отцу. Из этой истории мог бы получиться неплохой сюжет для пьесы, но чтобы подобное разворачивалось в жизни – что за глупости?.. Легко увлекающийся и также быстро остывающий поэт имел лишь одну искреннюю склонность: сердце его навсегда было отдано поэзии и искусству.
Когда же архидьякон Жозасский разыскал его и скорее приказал, нежели попросил, уговорить жену спастись от уготованной ей веревки, поэт искренне обрадовался, что может помочь несчастной девочке. Единственной целью его визита было спасение ее от виселицы, что действительно представлялось Пьеру незавидной участью. Однако вмешиваться в ее отношения с обезумевшим отцом Клодом, а уж тем более вставать у него на пути Гренгуару совершенно не хотелось. Одному Богу ведомо, на что он еще способен… А если тень, ударившая ножом Феба де Шатопера, действительно была ни кем иным, как ревнивым священником, тогда и подавно не стоит лезть в это дело. В отличие от капитана королевских стрелков, его, Пьера, даже некому будет искать и оплакивать в случае несчастья. Рассудив, таким образом, что главное сделано, цыганку не повесят, поэт больше не вспоминал особенно о своей жене, занятый более насущными делами – поисками заработка и пропитания.
========== V ==========
Выйдя из тюрьмы, Клод Фролло замер в нерешительности. Недоверие и ревность терзали его раскаленным железом. Смеет ли он надеяться, что плясунья не обманет и не попытается спрятаться от него?.. Ослабевший, архидьякон вдруг почувствовал, что добыча, столь крепко схваченная им, ускользает прямо из когтей. Притаившись за углом, укрывшись черным плащом с ног до головы, святой отец ждал появления предмета своей болезненной страсти.
Девушка показалась на залитой солнцем площади. О, как прекрасна она была в тот момент в своем новом наряде и мягких туфельках, с ярким платком на хрупких плечиках!.. Поколебавшись, медленно двинулась прочь, петляя в парижских переулках. Незримой тенью следовал за ней по пятам мужчина в черном плаще; заметить его не составило бы труда, но, погруженная в свои мысли, Эсмеральда и не думала оглядываться.
Куда же она?! Смятение и страх овладели священником. О, как наивен он был, полагаясь на ее слово!.. Конечно же, девушка и не думала исполнять свою часть уговора. Надо было взять ее еще там, в темнице! Но теперь поздно: маленькая птичка упорхнула из тесной клетки, и ни Бог, ни дьявол не в силах вернуть ее ему…
Раздавленный горьким разочарованием, Клод бессмысленно брел за ней несколько кварталов,как вдруг оцепенение, завладевшее отчаявшимся разумом, спало. Встрепенувшись, он огляделся: почти безлюдная улица на окраине города… Медлить нельзя, иначе он потеряет ее навсегда!..
Эсмеральда тихонько вскрикнула, когда безжалостная твердая рука увлекла ее в пустынный двор.
– Я знал, что нельзя тебе доверять, – горячо зашептал архидьякон, склоняясь к самому уху испуганной цыганки.
– Я сейчас закричу! – предупредила прижатая к стене девушка.
– Да! – внезапно отшатнувшись, рассмеялся святой отец коротким, безумным смехом. – Да, кричи! Опозорь меня, приговори меня!.. Ничто уже не причинит мне муки больше той, которую я испытываю. Ты, очевидно, полагаешь себя несчастной?.. Но ты ничего не знаешь об истинном несчастье! Смотри же, смотри на меня – вот живое воплощение этого слова! Быть священником – и любить женщину!.. Ты даже не представляешь, что это такое… Знать, что за один ее ласковый взгляд готов предать все, что было дорого, готов попрать священные обеты, даже убить!.. И встречать лишь отвращение. Возненавидеть науку, религию, самого себя, наконец, – все, потому что проклятая ряса никогда не позволит сделать ее своей и только своей! Ты хочешь закричать – что ж, кричи: пусть сбегутся солдаты, пусть меня осудят, лишат сана, опозорят. Все это не имеет значения, потому что даже упади я сейчас замертво, ты лишь переступишь через меня и пойдешь дальше. О, девушка, неужели любовь, подобная моей, не заслуживает малой крохи сострадания?.. Неужели в твоем сердце, готовом посочувствовать даже уродливому горбуну Квазимодо, не найдется капли жалости к несчастному грешнику?.. Разве не был я терпелив все последние дни в надежде на короткий миг счастья? Разве не смирял свою неистовую страсть, терзавшую меня нестерпимым огнем всякий раз, как я видел тебя?.. Ах, что я говорю – тебя никогда не тронут мои слова. Глупец!.. Как мог я поверить клятвам цыганской колдуньи! Воистину, любовь лишает людей остатков разума…
С этими словами священник без сил сполз по стене и затих, глядя отрешенным взглядом прямо перед собой. Все для него было кончено.
Последние слова больно задели цыганку. Она в волнении покусывала прелестную губку. Что же делать? Эсмеральда ожидала встретить за одним из поворотов Клопена, а вместо этого снова угодила в лапы безумного архидьякона. Но почему же король Двора Чудес все-таки не встретил ее и не защитил, если все знал?.. Неужели даже предводитель нищих, которому неведомы понятия чести и совести, считает клятвопреступление низким и недостойным поступком?.. Но ведь это не был добровольный выбор: клятву вырвали из нее так же, как и признание в убийстве Феба де Шатопера!.. И все же она действительно обещала…
Девушка украдкой взглянула на сидящего на земле мужчину. Казалось, всякая жизнь покинула это тело. Сейчас он не вызывал в ней страха – она знала, что вольна уйти, и он не в силах помешать ей. Не вызывал и отвращения. Горбун Квазимодо, так испугавший ее во время неудачного похищения, пробудил в юной душе сострадание, стоя у позорного столба. Сидящий напротив человек, казалось, испытывал боль более сильную, нежели может причинить кнут, а ее слово было ему нужнее, нежели вода – умирающему от жажды. Печально опустив глаза, Эсмеральда решительно вышла на улицу и огляделась, после чего медленно пошла знакомыми улочками.
Отец Клод, пошатываясь, встал и последовал за ней. Он уже ничего не ждал, ни на что не надеялся. Он просто бездумно шел за предметом своей неутолимой страсти, едва ли отдавая себе отчет, зачем. Так только что вылупившийся утенок инстинктивно пускается вслед за матерью, подчиняясь древнему зову природы, противиться которому невозможно, да и не нужно.
Когда солнце обагрилось красным, предвещая скорый закат, Клод оторвал взгляд от медленно шагающей впереди фигурки и огляделся. Оцепенение его как рукой сняло. Не может быть!.. Она ведет его к воротам Сен-Виктор?.. Нет, это не правда, не может быть правдой! Вмиг покрывшийся испариной архидьякон гнал прочь от себя сладкую надежду: крушение еще одной мечты за этот треклятый день без сомнения толкнет его в черную пропасть безумия или смерти. И, однако, десять минут спустя сомнений не осталось: плясунья замерла у ворот Сен-Виктор. Тело священника сотрясла нервная дрожь. Неужели это все-таки то, на что он так отчаянно уповает?..
Цыганке не нужно было оборачиваться: она знала, что поп следует за ней по пятам, черной тенью скользя по улицам Парижа. И все же она вздрогнула, когда он бесшумно подошел и предложил руку. Девушка отвернулась. Тогда мужчина целеустремленно двинулся вперед, поминутно оборачиваясь. Сердце с силой бухалось о ребра всякий раз, когда он различал не отстающий от него девичий силуэт.
========== VI ==========
Солнце едва коснулось горизонта, когда они были на месте. Фролло, повозившись с замком, распахнул дверь, приглашающим жестом пропуская гостью. На миг заколебавшись, Эсмеральда храбро вошла внутрь. Умирающий от восторга Клод последовал за ней и, быстро захлопнув дверь, запер ее на ключ.
– Пожалуйста, – серьезно сказала девушка, – вы же видите, я пришла по своей воле. Не запирайте дверь – достаточно я просидела в клетке.
Нешуточная борьба отразилась на лице священника. Нестерпимое желание обладать боролось в нем с благоразумием и страхом вновь спугнуть эту прекрасную, свободолюбивую птицу.
– Хорошо, – наконец, с усилием проговорил он, вернул ключ в замочную скважину и, оставив его там, быстро сделал пару шагов внутрь комнаты, словно боялся непослушания собственных рук. – Пусть будет по-твоему, дитя.
Успокоенная этим жестом доброй воли, цыганка с интересом разглядывала небольшую, со вкусом обставленную гостиную. Мужчина, ощутимо дрожащий от напряжения, дождавшись, наконец, вожделенной ночи, в растерянности искал, что же он собирался говорить и делать дальше. Вдруг взгляд его уткнулся в висящее над жаровней ведро. Ну конечно!..
– Пойдем, – он увлек упирающуюся девушку в маленькую кухню,посередине которой обнаружилась наполненная ароматной водой бадья. – Тебе нужно помыться и отогреться. Я распорядился подготовить ванну к вечеру. Вода, наверное, уже немного остыла, но вскипятить еще ведро не займет много времени. Пока поешь – кухарка должна была приготовить ужин… Думаю, он где-то здесь.
Эсмеральда в изумлении взирала на повернувшегося к ней спиной Клода, который уже возился с огнем. Она ожидала чего угодно: что он с жадностью накинется на нее, едва переступив порог, или на коленях будет молить о любви – но никак не горячей ванны, о которых уличная плясунья, считающая роскошью даже общественные бани, знала только понаслышке, и сытного ужина, действительно обнаружившегося здесь же. Жаркое, свежие овощи и фрукты, ароматный хлеб, сыр, ветчина… Нашелся и кувшин с терпким, сладким вином, от которого чуть закружилась голова.
Плеск воды нарушил царящую тишину. Ведро кипятка нагрело еще теплую воду до комфортной температуры. Кинув быстрый взгляд на смущенную, порозовевшую от вина девушку, архидьякон поспешно вышел. Помедлив, точно недоверчивая дикая лань, подошла она к бадье и осторожно коснулась слабо благоухающей розовым маслом воды. По лицу тут же расползлась блаженная улыбка. Украдкой посмотрев на пустой дверной проем, цыганка быстро подбежала, прикрыла дверь и, скинув с себя платье и туфельки, опустилась в теплую воду.
Выходить Эсмеральда не торопилась, поскольку не была уверена, что ждет ее по ту сторону двери, однако четверть часа спустя уединение ее, так или иначе, было нарушено.
Клод застыл на пороге, вперив горящий взор в открывшееся зрелище. Он знал, что она божественно прекрасна, но не предполагал, насколько совершенным покажется ему ее тело. Обернувшись, девушка испуганно замерла, пытаясь прикрыться и чувствуя себя совершенно беззащитной под его хищным, вожделеющим взглядом.
