Текст книги "Поздний старт (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Ясно, – коротко бросает альфа и просто уходит.

Я не был разочарован, так как заранее знал, что Франсис Торстен, породистый самец, эгоист и просто человек, от природы одарённый такой массой талантов, что ему, казалось, всё по плечу, ни за что не заинтересуется рядовым бетой. Кажется, я наконец нашёл ещё один аргумент, который мог бы удержать меня от этого альфы подальше. Торстен идеален, знает это и поэтому ставит слишком высокие планки, смотря на всех не то чтобы свысока, просто со своего уровня, до которого я, бета, а омега уж и подавно, явно не дотягиваю.

Франа я увидел снова, уже выходя из здания спорткомплекса. Альфа как раз помогал сесть в машину омеге, после чего занял место водителя и с нарастающим визгом шин покинул стоянку на своём Понтиаке. Омежка же этот был прямо образчиком омежестости: невысокий, худенький, кудрявенький, с большими глазами, утончёнными повадками и наверняка безупречными манерами. Одет, дело понятное, как куколка. Само соблазнение, одним словом.

Я уже давно перестал сравнивать себя с другими, обычными омегами, но сейчас мне действительно стало неприятно. Был бы я таким, как это омежье божество, у меня точно был бы шанс. Франа всегда окружали такие, элитные, омеги, хотя я и не слышал, чтобы у альфы были серьёзные отношения. Так, вроде как интрижки то с тем, то с другим. Но таким, годным хотя бы для интрижки, мне не стать, так что мои мечты о своём семейном гнёздышке, муже в лице Франа и парочке детишек продолжали оставаться лишь мечтами, разворошенными буйством гормонов накануне течки.

========== Часть 5. ==========

– Мир, ты уверен? – есть у моего папочки вредная привычка неусыпно контролировать каждый шаг домочадцев, после чего, например, отец получает выговор за припрятанные по разным укромным местам обёртки из-под конфет, а я – за неряшливость. Вообще-то у меня в комнате просто лёгкий творческий беспорядок, в котором сориентироваться могу только я сам, а если что-то и затеряю, то только по той причине, что папочка, категорично отказавшись от положенной нам по статусу прислуги, убираясь, перекладывает все вещи на своё усмотрение.

– Более чем, – буркнул, тщательно упаковывая дорожную сумку. Папочка всё равно пересмотрит её содержимое и непременно доложит парочку, по его мнению, крайне необходимых мне вещей. После родов он вообще стал очень щепетильным и чрезмерно заботливым, отказываясь принимать тот факт, что его старший сын уже вырос.

– Пап, я всегда уезжаю на время течки, – бросив на папу быстрый взгляд, в первую очередь заметил его недовольно поджатые губы. – И в этом триместре исключений не будет.

– Мир, может, всё-таки не поедешь? – папа шагнул вперёд, но, как раньше бывало, не присел подле, не обнял и по волосам не погладил. Он радовался моим успехам в учёбе и спорте, но так и не смирился с тем, что я притворяюсь бетой. – Звонил секретарь мсье Эрика. Король настаивает на твоём присутствии на приёме в честь британского кронпринца.

– Нет, – фыркнул, рывком застегнув молнию на сумке. – Наверняка под праздничный шумок хочет познакомить меня с очередным претендентом на мой полукоролевский зад.

Честно сказать, я не ожидал, что сам король датский будет печься о моей судьбе. Максимум, на что я рассчитывал, – это официальное представление ко двору, но дядя с чего-то проявил ко мне нездоровый родственный интерес, пытаясь сделать из меня настоящего лощёного великосветского омегу. Ни планов, ни энтузиазма короля я не разделял, поэтому посещения королевской резиденции пытался свести к минимуму, да и тамошние обитатели приняли нашу семью далеко не с распростёртыми объятиями.

Понятное дело, что моим псевдостатусом беты дядюшка был очень недоволен, потому постоянно давил на родителей, требуя образумить своего ребёнка. Я же в свою очередь был не менее недоволен его вмешательством в мою личную жизнь, но открыто воспротивиться ему не мог, понимая, что, когда дядюшке надоест моё упрямство и он перестанет мне покровительствовать, о плавании придётся забыть.

Возможно, причина его повышенного интереса ко мне состояла в том, что своих детей у короля Эрика не было, зато было целое множество кузенов и племянников, которые были бы только рады, займись он благоустройством их судеб. Однако, похоже, у дядюшки именно на мой счёт были какие-то грандиозные планы – это я понял после его н-ной попытки свести меня с племенным альфой из своего окружения. К слову, потенциальных женихов мой статус беты совершенно не смущал. Похоже, пусть и дальнее, но всё-таки родство с венценосной семьёй делало меня дорогой разменной монетой.

– Я не говорю, что мсье Эрик поступает правильно, но ты тоже должен понимать, что не сможешь вечно убегать от природы. В конце концов, Мир, стремление создать с семью – это омежий инстинкт.

– Посмотрим, – отвечаю уклончиво, подавляя в себе вспыхнувшее желание высказаться. Например, о том, что, вполне возможно, собираюсь стать бетой насовсем. Те инстинкты, о которых говорил Радован, были мне известны, и чем сильнее они меня одолевали, тем упрямее я с ними боролся. Если я и хотел альфу, то только Франа. Если и мечтал о семье и детях, то только с Торстеном, но этот мужчина был для меня недосягаем и вряд ли когда-либо он посмотрит на меня как на омегу. Реально оценивая возможные последствия моего дальнейшего пребывания подле этого альфы, я предпочёл бы вообще ничего не чувствовать, чем страдать от неразделённой любви.

– Самолёт завтра утром. Вернусь через неделю.

Папа только вздохнул, прекрасно зная, что если я что-то решил, то меня уже не переубедить.

– Братик! – темноволосое чудо прошмыгнуло мимо папочки и с серьёзным выражением лица застыло аккурат напротив меня. – А ты привезёшь мне подарок?

– Конечно, – подхватываю мелкого на руки и усаживаю его себе на колени. – Чего бы тебе хотелось?

– Ну, – братишка приложил пальчик к пухлым губам, потянув задумчивое «м-м-м». Вот он точная копия папки и наверняка будет тем ещё красавчиком, когда подрастёт. – Колач*. Только побольше и разных, – требует мелкий, и я сдаюсь под напором его детского обаяния.

– Хорошо, привезу, – ласково ерошу непослушные, чуть вьющиеся пряди, – и каймак**. Хочешь?

– Хочу! Спасибо, братик! – маленькие ладошки крепко обнимают меня за шею. Я заметил, что, смотря на нас, папа улыбается. Я тоже улыбаюсь. Стефан родился альфой, своим появлением на свет не только осчастливив нашу семью, но и сняв с меня бремя статуса продолжателя рода.

Родина встречает меня сырым туманным утром и запахом дождя. Раз в три месяца, когда с проявлениями мой омежестости не справлялся даже подавитель, я возвращаюсь в Драговицу, дабы пересидеть течку и навестить одного бессовестного, но дорогого мне человека.

От столицы до Драговицы минут сорок езды, так что, учитывая моё состояние, пришлось поймать такси. Водитель-альфа заискивающе улыбнулся мне в зеркало заднего вида, в ответ на что я лишь ощерился. Похоже, вовремя я укрылся, раз мой истинный запах уже могут учуять.

В отличие от стремительно развивающейся столицы, наш городок совершенно не изменился. Он жил тихой, размеренной, провинциальной жизнью, и это именно я убедил родителей не продавать здесь квартиру. Возможно, когда придёт время уйти из спорта, я вернусь сюда, открою свою плавательную секцию и стану тренером. Мне кажется, я бы этого хотел. Ещё пару дней назад уверенно заявил бы, что это именно то будущее, которое я для себя вижу, но сейчас за меня говорили омежьи гормоны, а мечта о семье и любимом альфе не казалась глупой и призрачной. Чувствую, эта течка будет не из лёгких.

В квартире сумрачно, но не пыльно. Родители приплачивали соседскому омеге, чтобы тот убирался и присматривал за ней. Похоже, тот исправно выполнял свои обязанности.

Бросив сумку прямо на пол, вздохнул с облегчением, наконец-то почувствовав себя в безопасности. Да, можно было бы, например, отсидеться в отеле, а не тратить драгоценное время, тем более в канун чемпионата, на перелет и прочее, но чем дальше от тех, для кого я никогда не был омегой, тем спокойней у меня на душе.

Здесь все знали меня омегой, поэтому во время течки я мог спокойно выйти в магазин или же заказать доставку на дом, а в Копенгагене… Вряд ли, конечно, кто-то из моих знакомых подрабатывает разносчиком пиццы или же снимает комнаты в дешёвых отелях, но чего только в жизни не бывает. Именно эта одна сотая вероятности и гнала меня сюда, в родной город, где, к слову, можно было не опасаться и папарацци.

Сумку пока разбирать не стал. Судя по ощущениям, течка наступит в крайнем случае завтра утром, и прежде чем у меня потечёт не только задница, но и крыша, надо было мотнуться по кое-каким делам.

Душ и чистая одежда. Чтобы организм не взбунтовался, делаю себе инъекцию. Почти бесполезную, потому что я и сам уже чую, что от меня нехило так фонит. В боковом кармане толстовки нащупал нечто, чего там не должно быть. Достал это нечто, гладкое и продолговатое, и глупо хихикнул. Папочка подсунул мне газовый баллончик. Это вполне в его духе, так что баллончик я кладу обратно в карман, но только из уважения к папочке. При себе же у меня более грозное оружие – кулаки. Может, я слишком беспечен, надеясь в преддверии течки отбиться от оборзевших альф собственными силами, но тут в ход вступает второй аргумент – рост метр девяносто, широкие плечи и, как говорит мой папочка, босяцкий вид. Разве что совсем отчаявшийся альфа рискнёт приблизиться к такому, как я.

Пока меня не беспокоило ничто, кроме ломоты в суставах, отправился к тому самому упрямцу, который вот уже четыре года сиднем сидит в Драговице, хотя я его приглашал к себе неоднократно, с мужем в том числе, и который упорно каждый раз находил причины для отказа.

– Свят! А я как раз ждал тебя на днях, – Исия встречает меня на пороге. Всё такой же мелкий, хрупкий, словно и не родил недавно, улыбчивый и наверняка счастливый.

– Пирогов напёк? – спрашиваю с ухмылкой, проходя в его дом. Тот дом, о котором мечтает каждый омега: двухэтажный, с двумя отдельными ванными, библиотекой, детской и большой кухней, красной черепицей и белым заборчиком, за которым благоухают цветы. У Исия даже собака была, сенбернар по имени Чак, но пса после рождения ребёнка пришлось отдать свёкрам.

– На время, – с сожалением говорил Исия, качая своего годовалого сына на руках. – Пока Михаэль не подрастёт.

Мы пили чай и ели вкуснейшие пироги с маком. Сам я в готовке не шибко искусен. Наверное, потому, что мне не нравится готовить в принципе, а вот Исия всегда был хозяйственным.

Я молча слушал о том, как чудесна его замужняя жизнь, как он счастлив со своим супругом и как рад рождению их маленького альфочки. Я молчал, потому что не разделял энтузиазма друга, который получил приличное образование, но, как и большинство омег, выбрал семью. Я молчал, понимая, что то, чем горжусь я сам, для Исия не имеет никакого значения.

Я ушёл сразу же, как только Димитрий вернулся с работы. Не то чтобы у меня с ним сложились скверные отношения, но и дружескими назвать их сложно. Альфа терпел меня только потому, что я приходил в гости всего четыре раза в год и не пытался привить Исия свои омегонеприемлемые идеалы. К тому же мне было чертовски приятно смотреть на Димитрия с высоты своего роста, что самого альфу, мягко сказать, нервировало.

По дороге домой зашёл в супермаркет. По большому счету, мне были нужны только кое-какие продукты и питьевая вода, но я всё же побродил немного по отделам. Так, бесцельно, то рассматривая детские игрушки, то листая какие-то журналы. Я глупо рисковал. Сейчас, когда ломало не только суставы, но и всего меня, мне следовало немедля запереться в квартире, замотаться в одеяло и покорно ждать, когда из задницы потечёт. Так делали многие омеги вроде меня. Те, которые шарахались от альф, боясь залететь и поломать себе жизнь, вот только вся прелесть течки в том, что у каждого омеги она имеет свои изюмистые особенности.

Моя течка походила на лёгкую форму болезни: жар, головокружение, ломота в теле, полное отсутствие аппетита и иссушающая жажда. И так четыре дня. Иногда пять, когда меня накрывало особо сильно. Под «накрывало» я имею в виду тот промежуток, когда болезненная слабость сменялась беспокойным, шальным возбуждением. Этот раз, похоже, будет из тяжёлых, так что набор одинокого омеги я тоже прихватил с собой.

Для меня это было нормально, и, засовывая в себя приличных размеров дилдо, я не испытывал ни смущения, ни угрызений совести. Во-первых, я взрослый двадцатилетний омега, а во-вторых, то, что я притворяюсь бетой, ещё не означает, что мне не хотелось заняться настоящим сексом. Хотелось, ещё как, вот только с альфами мне не везло. Не попадалось на моём жизненном пути такого, кто смог бы понять меня, мои мотивы, поступки, стремления и принять их. Мог бы понять Стен, как друг, но как альфа он совершенно не будоражил моё омежье воображение. А вот Фран…

Сотовый зазвонил в кармане именно в тот момент, когда я в одной руке сжимал пакет, а другой забирал у кассира сдачу. Рука дрогнула, монеты посыпались, и я, чертыхнувшись и сжав в кулаке купюры, миновал кассу, подстрекаемый ропотом собравшейся за мной очереди.

– Чёрт, Стен! – выйдя на улицу, быстро зашагал в сторону дома. – Ты как всегда не вовремя.

– Прости-прости, – спешно затараторил альфа в трубку, явно улыбаясь. – Тебя сегодня не было на тренировке, вот я и решил позвонить.

– Стен, я же говорил, что у меня дела, – набрасываю капюшон и низко опускаю голову, дабы не встречаться взглядом с прохожими. Кучка молодых альф, минуя которых, увеличиваю темп шага, точно учуяли мой запах, резко умолкнув, и, я уверен, от инстинктивного «завалить и трахнуть» их сдержал только мой нестандартный вид. – Помнишь? Дядя, приём и всё такое…

– М-да, – как-то невнятно бормочет мой друг, и я настораживаюсь. Между мной и Стеном нет секретов. Ну, кроме одного, который был просто огромнейшим исключением из правил. Так что эта заминка показалась мне первым тревожным звоночком.

– Знаешь, Свят, – слишком серьёзно. Я даже чётко представил, что именно в этот момент Стен хмурит свои светлые брови, а то, что он натужно сопит, я и так прекрасно слышал в трубке, – если бы я не знал тебя так хорошо и не был в курсе твоей симпатии к Торстену, то подумал бы…

– Что? – останавливаюсь, так и не перейдя дорогу на положенный зелёный. Если Стен догадался, мне конец. Болтать он не станет, по старой дружбе, но и работать в одной команде мы больше не сможем.

– Что ты сбегаешь к омеге.

– Чего? – отмерев, рысцой перебегаю дорогу, игнорируя протяжный звук клаксона и матерное благословение в мою сторону. – Ты рехнулся, Стен?! Какая омега?!

– А мне почём знать, – и снова отчётливо вижу перед собой этого альфу: как он пожимает плечами, но смотрит дотошно-пристально.

– Я заметил просто, Свят. Понимаешь? Каждые три месяца, примерно в одно и то же время, ты куда-то исчезаешь на несколько дней. И не вздумай сейчас передо мной оправдываться, – спешно тараторит альфа, очевидно услышав, как я со свистом набираю в лёгкие побольше воздуха. – Я понимаю, Свят: твоя личная жизнь не мое альфье дело, однако… Если заметил я, то заметят и другие, а потом будут вопросы и подъёбки. Понимаешь, Свят?

– Понимаю, – выдыхаю, враз словно полностью обессилев. Между ягодиц стало чуть влажно, но возбуждение меня пока не накрыло. Наоборот, по телу расползалась апатия. Похоже, эта течка будет ещё и депрессивной. – Спасибо, Стен.

– Торстена, кстати, сегодня тоже не было… – как ни в чём не бывало продолжает друг, однако я уже нажал отбой, а после, поразмыслив, и вовсе выключил телефон.

Права обижаться на Стена у меня не было. Скорее, я должен быть ему благодарен за это предупреждение. Он говорит, что могут заметить и другие, но что, если они уже заметили? Например, тренер.

Если бы не связи дяди и отца, скрыть свою истинную природу мне никак не удалось бы. Сейчас же во всех документах я значился бетой. Да, поддельных, но именно с ними у меня был шанс добиться тех высот, к которым я стремился, однако…

Так не могло продолжаться вечно. Рано или поздно кто-то начал бы догадываться, и, Стен прав, посыпались бы вопросы, причём не только ко мне. Пронюхай о столь интересном деле папарацци, и мсье Эрик попадёт под внимание их пристального глаза в первую очередь. Дальше ещё хуже: чемпионаты даже регионального уровня – это серьёзная вещь, на которой серьёзные дяди зарабатывают серьёзные деньги. Без покровительства и прилагающегося к нему толстого кошелька меня бы завернули на первой же медкомиссии и больше никогда не допустили бы к соревнованиям. Но покровитель у меня был, ещё какой, поэтому на каждое соревнование я шёл с невозмутимой уверенностью, однако…

У моей, как говорил дядюшка Эрик, подростковой прихоти была своя цена – брак по расчёту. Король не уточнял, когда это должно свершиться, но в любом случае брак был равносилен окончанию спортивной карьеры. Из этой ситуации я видел только один выход: стать настоящим бетой, и тогда необходимость в покровительстве исчезнет сама по себе.

Было страшно вот так вот, с размаху, обрекать себя не только на бездетное, но и в принципе одинокое существование. Поэтому я тянул с окончательным решением, хотя, видимо, тянуть уже было некуда.

– Панич, ты ли это? – пока размышлял, успел добраться до дома. Слегка вздрогнул и замер у подъезда. Узнал по голосу и горьковатому запаху. Лет пять точно не виделись, и лучше бы этот альфа и дальше не попадался мне на глаза.

– Чего тебе, Горан? – буркнул, даже не оборачиваясь.

С этим альфой мы вместе учились в средней школе. Правда, он на год старше. И никогда бы наши пути не пересеклись, если бы этот мудак не жил в соседнем подъезде. Горан меня часто задирал, даже пару раз пытался зажать в тёмном углу, пока я его ещё в росте не перегнал, а потом, после выпуска, пропал куда-то. Поговаривали, учиться поехал в столицу, вот только ума у Горана было что у воробья, так что шабашил он, скорее всего, где-нибудь, а теперь вот вернулся на мою голову.

– Ну как чего? – фыркнул альфа за моей спиной, и меня передёрнуло. – Сколько лет, сколько зим. Давай посидим да поболтаем где-нибудь, – я услышал, как он шумно втянул носом воздух чуть ли не около моего уха, и едва не задохнулся от его горького, словно табачный дым, запаха. Почувствовал его альфий настрой, и, когда Горан протянул следующие слова, меня снова передёрнуло от мерзости. – Может, ещё чего сообразим на двоих.

– Отвали, Горан, – дёрнув плечом, обернулся. Как и ожидалось, альфа, стоящий передо мной, пребывал на нижайшей ступени своего морального развития. Одетый в дорогие шмотки, обвешанный золотом, на фоне добротной иномарки, но с рожей полного дегенерата, он вызывал во мне только отвращение. – Если хочешь трахаться, сними себе шлюху.

– А я не трахаться хочу, Панич, – альфа сплюнул, отчего меня снова замутило, – а тебя хочу трахнуть. Улавливаешь разницу?

– Между здравым мной и тобой – образчиком альфьей невменяемости? – переспросил нахально, хотя у самого этой самой бравады было не так уж и много. Каким бы телосложением я ни обладал, но в силе альфе уступал точно.

– Знаешь, Панич, – Горану достаточно было сделать лишь шаг, чтобы оказаться подле меня вплотную, как тогда, в школьные годы, оттесняя меня к тёмному углу, к слову, нехило подкачанным телом. Что самое неприятное, в росте он мне больше не уступал, – мне папка как сказал, что после переезда ты тут раз в пару месяцев появляешься, я сразу же просёк, что ты сюда течь сбегаешь. Видимо не прижился как омега в своей-то Дании, а?

– Не твоё дело, – пришлось упереться альфе рукой в грудь, дабы удержать его на каком-никаком расстоянии. На штанах уже расползалось мокрое пятно – это я почувствовал, прижавшись задницей к холодной стене. Меня в течку в подворотне зажимал ублюдочный альфа, а я, вместо того чтобы дать отпор, боролся с рвотными позывами. Никогда раньше такого не было, хотя врач и предупреждал, что регулярные инъекции битостерона могут возыметь самые неожиданные последствия.

– Да ладно тебе, – Горан нависает надо мной, упираясь ладонью в стену за моей головой. – По запаху чую, что непокрытый ещё, так что не упусти свой, может, даже единственный шанс. Или решил девственником и помереть?

– Повторяю: не твоё дело, – цежу сквозь зубы, медленно закипая. Пусть Горан и был ублюдком, но за всё это время он меня и пальцем не коснулся, только задевая и провоцируя словами. Скорее всего, с его стороны это было своеобразным проявлением уважения.

– Что, Панич, – альфа тоже цедит, только на этот раз злобно, шумно дыша, буквально пожирая меня глазами, зрачки в которых затопили радужку, – думаешь, на тебя, гибридного, встанет у кого-то получше меня? Ха! Не питай иллюзий, омега: таких, как ты, либо на спор, либо от безысходности, либо по безумной любви.

Горан гордо ударяет себя в грудь, мол последнее как раз к нему и относится, и у меня от его тупой самоуверенности срывает крышу. Помню, что пакет с продуктами на землю опустил плавно, а вот дальше…

– Пошёл на хуй, сука! – прихожу в чувство, когда уже ногами пинаю альфу под рёбра. – Ненавижу! – накрывает отходняк. Бывает у омег такое, от гормонов, наверное, когда эмоции затмевают разум, вот только нормальные омеги в слёзные истерики впадают, а у меня кулаки начинают чесаться.

– Чёрт! – выругавшись, присаживаюсь возле скрючившегося на земле альфы. Голова гудит, рассечённая губа ноет, саднят костяшки и течёт по ногам уже до самых колен – жалкое зрелище, производимое не менее жалким омегой.

– Ты это, Горан, прости. Ладно? – тяжело поднимаюсь. Сил нет. Чувствую, что на свой седьмой этаж, если лифт вдруг по закону вселенской справедливости снова сломан, добреду аккурат к завтрашнему утру.

– Я добиваться тебя приехал, Панич! – кричит альфа мне вслед. – Веришь или нет, но все эти пять лет я как проклятый ебашил, чтобы тебя в тепло-добро привести!

– Похвально, Горан, – подхватываю пакет и всё-таки оборачиваюсь. Альфа сидит на мокром асфальте, сплёвывает кровь и улыбается, счастливый до безобразия, – но зря, – бросаю прежде, чем захлопнуть за собой дверь подъезда. Это было затишье перед бурей. Зная свой омежий организм, уверен, что сегодня ночью одной дрочки мне будет мало.

*Колач – что-то среднее между самодельными конфетами и маленькими пирожными.

**Каймак – мягкий сыр, который чем-то напоминает и творог, и сметану, и масло.

========== Часть 6. ==========

– Чёрт! – откидываюсь на спину, понимая, что всё бессмысленно. Дрочка, как я и думал, совершенно не помогала. Точнее, я банально не мог кончить, всю ночь прометавшись по кровати в бредовой горячке.

Я не глупый и далеко не наивный, поэтому прекрасно понимаю, что это означает. Омега во мне хочет альфу и подстрекает тело повиноваться её желаниям, а не моим разумным доводам. Причём альфу она хочет конкретного, чей цитрусово-мускусный аромат чудится мне даже на расстоянии в сотни километров. Столько же, как и наивности, было во мне и скромности.

– Ну что, Фран? – облизываю пересохшие, пылающие губы и тянусь к брошенной у кровати сумке. – Проведём эту течку вместе?

Сарказм, и довольно-таки уязвляющий мою гордость. Но что поделать, если возбуждение причиняет такую боль, что уже и Горан подошёл бы, только бы член у него был на месте. Не приведи Триединый, конечно, иначе после настолько низкого падения точно останется только одно – стать бетой и постараться забыть о своей позорной омежьей жизни.

Омежий набор обновил аккурат перед отъездом. Не знаю, какой там член у Франа – он никогда после тренировок не ходит в общие душевые, – но, сравнивая с тем, что выпирало под плавками, выбрал средней длины, но толстый дилдо. Консультант расписал его в таких красках, что не взял бы только фригидный, мол разработан и протестирован какими-то там омегами с целью придать товару форму, которая бы максимально походила на оригинал не только с виду, но и по ощущениям.

На вид дилдо и правда внушает надежды, однако мне не до оценки его формы и прочих прелестей. Побыстрее бы вогнать в себя и наконец забыться в мощном оргазме.

Я – развратный омега. Иногда. Когда меня так накрывает. Тогда я не просто встаю на карачки или раздвигаю ноги, удовлетворяя это чёртово желание самца. В такие моменты, вот как сейчас, сажусь перед зеркалом, крепко зажимаю дилдо между ступнями и насаживаюсь на него так глубоко, быстро и долго, как мне только пожелается. Да, при этом я смотрю на себя в зеркало. То, что я вижу, настолько отвратительно, что следующий такой раз будет очень и очень нескоро.

Как пловец, я отлично сложен, а вот как омега… Был бы миниатюрным и хрупким – то, что сейчас отражается в зеркале, было бы намного соблазнительнее. Это ещё одна причина, почему я не стремлюсь к близости с альфами. Увидев нечто подобное – как высоченное, накачанное нечто, которое вроде как должно быть омегой, насаживается на дилдо и стонет, аки шлюха, имя желанного самца, – камнями, может, и не забросали бы, но и дрочить на подобное хоум-видео не стали бы.

Конечно, обо всём этом я думаю уже в душе. До этого же, в спальне, помню только невероятно приятную заполненность, вспышки ярких разноцветных кругов перед глазами и море экстаза.

Помню, кричал: «Фран!» Это точно. Кончая и цепляясь за простыни, представлял, что это альфа засаживает мне по самые яйца, вбивая в кровать. Стыд и позор, тем более что Торстен не какой-то там альфа со стороны, а мой товарищ по команде, с которым мне ещё плыть эстафету. Ещё и Стен своим звонком подлил масла в огонь.

Я только громко выдохнул и сразу же вздрогнул. Кто-то звонил в дверь. Первая мысль – затаиться и сделать вид, что меня нет дома, однако звонили настойчиво, и что-то подсказывало мне, что уходить этот некто и не думал.

Если это Горан, я тут же спущу его с лестницы. Благо сейчас меня отпустило, я принял душ и проветрил квартиру. Понятно, что весь запах не выветрился, но он хотя бы стал менее насыщенным и прямо с порога не снесёт альфе крышу.

К тому же было ещё две причины, ввиду которых я решил открыть дверь. Первая – это мог быть и не Горан, а, скажем, присматривающий за квартирой омега, вторая – если это и Горан, то избавиться от него стоило здесь и сейчас, дабы он, чего ещё только не хватало, не увязался за мной и не припёрся в Данию.

Дверь распахиваю широко и только потом вспоминаю, что люди-то для таких случаев придумали довольно-таки умную вещь, «глазок» называется. Впрочем, если бы я в него посмотрел, то никогда, ни за что и ни под каким предлогом не открыл бы эту чёртову дверь. Потому что за ней оказался Фран Торстен.

– Ну привет, Панич, – альфа выше меня всего-то на пару сантиметров, однако мне кажется, что я резко уменьшился до размеров мальчика-с-пальчика, в то время как Торстен показался мне чуть ли не Аполлоном, сошедшим ко мне с Олимпа.

На нём чёрное кашемировое пальто до середины бедра. Словно нарочно распахнутое, чтобы я видел и пускал слюни на его торс под белым пуловером крупной вязки. И джинсы светлые. Не припомню, чтобы Фран хоть раз надел джинсы – только брюки, только классика, – но, чёрт возьми, как же они, эти джинсы, подчёркивают то, к чему сужается мир текущей омеги. И так небрежно заброшенная за плечо небольшая дорожная сумка с прилагающейся ко всей этой позе обманчиво-доброжелательной улыбкой, что сомнений нет: брутальный альфа объявился на моём пороге явно не для того, чтобы пригласить на тренировку.

– Привет, – выдыхаю глубоко, а вот вдохнуть так же как-то не рискнул. И так знаю, сколь непревзойдённо и соблазнительно пахнет Фран. Кажется, только один глоток воздуха, насыщенного его феромонами, и бетой становиться мне больше никогда не захочется.

– Может, позволишь мне войти? – альфа спрашивает чисто из вежливости, сразу же переступая порог. Я пячусь, пропуская Франа. Не был бы течным, аки зверь, отстаивал бы свою территорию, более того, сразу же задался бы вопросом, как и, главное, почему альфа оказался здесь. Там, где, как я считал, меня никто не стал бы искать.

– Не объяснишься сперва ли, Торстен? – я вжался спиной в стену, инстинктивно скрестив руки на груди. Спасло только то, что у меня откат, альфа остановился на приличном от меня расстоянии, да и окна всё ещё оставались открытыми. Однако от меня не скрылось, что альфа дышал глубже и чаще, чем полагается. Торстена стоило немедленно выпроводить, и без разницы, по какой причине он приехал. Главное, чтобы не учуял во мне омегу, а там мало ли, какая у меня, беты, личная жизнь.

– Да легко, – не узнаю Франа. Всегда холодный, сдержанный и отчуждённый, сейчас он прямо пышет нетерпеливым раздражением, направленным явно на меня. Его сильный запах, альфий дух и мужская харизма буквально сшибали меня с ног. Нутро уже пульсирует и горит. Уверен, что такими темпами не продержусь и получаса. И если омежий запах ещё можно было приписать моему несуществующему любовнику, то как только меня снова накроет, у альфы больше не останется сомнений. На миг мне становится интересно, а как же поведёт себя Торстен, когда учует меня. Однако здравый рассудок вовремя завопил о том, что это будет конец всему, в том числе и моей карьере.

– Видишь ли, Панич, – альфа, проходя в гостиную, чувствует себя как дома, я же словно на привязи семеню за ним, – один бета, с которым я на днях должен плыть эстафету, заявил, что его не будет в тренировочном лагере по не зависящим от него причинам. Я был взбешён, поражаясь безалаберности и безответственности этого человека, однако прямо указать бете на этот факт, а тренеру – на его попустительский непрофессионализм, мне не позволило то, что я и сам, не по своей воле, конечно же, в тренировочный лагерь не собирался.

Слушаю альфу, затаив дыхание. Его запах, сгущаясь вокруг, покрывает меня словно сетью. Слушаю Торстена завороженно, не понимая, отчего тот начал столь издалека, интуитивно чувствую подвох и в то же время наплевательски отношусь к тому, что мой секрет, судя по всему, раскрыт. Колени дрожат, и только сила воли да непомерная гордость ещё держат меня на ногах, омега же во мне, ещё только учуяв желанного альфу, плюхнулась перед этим самцом на карачки, виляя задом и умоляя её трахнуть.

– Так вот, – альфа продолжает после непонятной мне паузы. Он вальяжно рассаживается на моём диване и широко раскидывает руки в стороны. Получается, что стою я перед ним, словно провинившийся ребёнок, вот только взгляд альфы, заинтересованный и самую малость выдающий его возбуждение, совершенно не похож на тот, которым смотрят на шкодливое дитя. Его взгляд словно медленно, по дюйму снимает с меня одежду, отчего тело покрывается мурашками, а щёки пышут стыдливым румянцем. Со стороны это наверняка то ещё зрелище.