Текст книги "Поздний старт (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Киваю, и на этом мой запас аргументов иссякает, однако… Отец не вмешивался в наши с папочкой пререкания, но и равнодушным к потугам сына отстоять собственное решение не оставался. Он просто давал папе возможность выговориться, а уже после должен был озвучить своё решение. На то я и надеялся.

– Радован, успокойся, – отец мягко кладет ладони папочке на плечи, остужая его пыл. – Теперь я буду говорить с нашим сыном. Думаешь, что статус беты облегчит тебе жизнь? – а это уже вопрос ко мне, на который я утвердительно киваю.

– Не то чтобы, просто у меня появился реальный шанс достичь профессионального уровня в спорте, – добавляю, помедлив. – Вы же прекрасно понимаете, что в семье мне себя не реализовать.

– Просто ты ещё не встретил своего альфу, – парирует папочка. Он у меня не сноб, сам и работает, и нас с отцом опекает, не прячась за широкой спиной своего мужа, но, как и для любого омеги, семейные ценности для него незыблемы.

– Я и не отказываюсь от своего долга как омеги, но и как человек имею право выбора, – я бросался высокопарными фразами, прекрасно понимая, что в них нет смысла. Просто было моё «хочу», которое я пытался чем-то обосновать, причем надежно, дабы не выдать основной причины принятого мной решения. Страх. Не раз уже столкнувшись со всеми прелестями статусного неравенства, я начал бояться будущего, в котором я был никем и звать меня было никак, да и на встречу с прекрасным принцем, в чьих объятиях я найду свое омежье счастье, как-то не особо рассчитывал.

В принципе я мог бы избавить родителей от необходимости брать на себя ответственность за эгоистичные решения собственного сына. До совершеннолетия мне оставалось всего-то два года, но плавание ждать меня не будет. Спорт, тем более профессиональный, ставит высокие планки: чем раньше ты в него придёшь, тем больше у тебя шансов пробиться к самой вершине. Я и так слишком долго тянул, отмахиваясь от явного факта, что для омеги этот путь заведомо закрыт.

Большинство тренеров отказывалось от спортсменов-омег потому, что для нас, и это заложено природой на уровне инстинкта, семья важнее всего. Ревнивые мужья, излишняя эмоциональность и подверженность депрессиям, та же физическая хрупкость и более низкий, чему альф, уровень выносливости – вот основные причины, по которым тренеры не работали с омегами. Зато они работали с бетами, причём, бывало, даже охотнее, чем с альфами, потому что беты, и это тоже природа, не были обременены поисками пары и не теряли голову от альфье-омежьих феромонов.

Впрочем, бета – это не подвид человека и даже не отдельный статус. Это диагноз. Генетическое заболевание, приводящее к атрофии феромональных каналов и неизлечимому бесплодию. По сути, беты – это те же альфы и омеги, но без присущего им набора физиологических особенностей.

Бетой мог стать и вполне нормальный здоровый человек путём стерилизации и приёма гормональных препаратов, блокирующих его естественный запах. Таких, как, например, битостерон. Именно его я и собирался себе инъецировать, перечитав массу статей и убедившись, что этот препарат более-менее безопасен, хотя и не лишён побочных эффектов. О стерилизации я даже и не помышлял, как и любой омега, затаенно все же мечтая когда-нибудь таки встретить свою пару.

– Хорошо. У тебя есть моё согласие, Святимир.

– Но Кристиан! – тут же возмущается папочка, которого я уже и не слушал, широко улыбаясь и мысленно строя самые радужные планы на будущее. Да, в тот момент мне казалось, что статус беты решит все мои проблемы.

– Но с одним условием, Свят, – строго добавляет отец, и я естественно подчиняюсь родителю и альфе, вжав голову в плечи. – Если до совершеннолетия ты не сдвинешься с нынешней точки в плавании, то забудешь не только о подавляющих, но и о спорте. Что скажешь?

– Согласен! – выпалил уверенно. Самоуверенно, учитывая то, что до совершеннолетия оставалось, опять-таки, не так уж и много. Но я был полон надежд и стремлений, веря, что за это время смогу даже больше, чем просто сдвинуться с точки. Да восемнадцати лет я вплотную подойду к пьедесталу национального чемпионата.

========== Часть 4. ==========

– Уф! – уже столько лет занимаюсь плаванием, а всё никак не привыкну к ощущению грузности и неповоротливости собственного тела после того, как оказываюсь на поверхности. Сразу же цепляюсь за бортик, стягиваю защитные очки и ладонью стираю капли с лица, чувствуя, как волны бьются о торс.

– Панич, поздний старт! – выплюнув свисток, раздражённо рявкает тренер.

– Ну, на мой результат это не повлияло, – развожу руки в стороны, привычно извиняясь. Другие участники тренировочного заплыва пришли к финишу позже меня, причём не на сотые или же десятые, а целые секунды. Может, разница и покажется кому-то смехотворной, но в плавании этого достаточно, для того чтобы почувствовать, каков вкус победы.

– Поздний старт, Панич, – трясёт своим кулачищем перед моим носом тренер. – Сделай с этим что-нибудь, иначе не будет тебе отборочных на чемпионат: ни в вольном стиле, ни в эстафете. Понял?

– Да понял я. Понял, – отмахиваюсь не из-за легкомыслия. Сам знаю о своей проблеме, но что бы я ни делал, те самые сотые секунды на старте упорно теряю. И не докажешь же тренеру, что я наверстаю их уже на дорожке. Для него «поздний старт» – это уязвимое место для спортсмена моего уровня, поэтому до начала универсиады от него нужно избавиться любыми способами.

Покидаю бассейн, наплевав на направленные мне вслед, прищуренные взгляды. Сильные плечи, широкая спина, подтянутая попа, длинные жилистые ноги, а также метр девяносто роста и самоуверенная ухмылка – для двадцатилетнего омеги это явный перебор примечательных черт, а вот для беты – в самый раз.

– Не обращай внимания на тренера, Свят! – на меня налетели сзади, смачно хлопнув по плечу. – Даже если на отборочных ты снова зазеваешь на старте, тебя всё равно не вычеркнут из состава команды. А знаешь почему?

– Ну? – буркнул, стягивая шапочку и набрасывая на шею полотенце.

– Потому что в вольном тебе нет равных!

–Только на сто и двести метров, – констатирую мрачно, повернувшись к другу. Стен сверкает белозубой улыбкой, как начищенный пятак, но главное, что я свободно выдерживаю взгляд его холодно-серых глаз. Прямой взгляд этого огромного альфы, которому, в свою очередь, нет равных в плавании на спине и с которым мы закадычные друзья вот уже четыре года. Наверное, стоит ещё упомянуть, что Стен не знает, что я омега.

– Ну наконец-то ты появился! Я ждал тебя, мой друг. Ждал все пятнадцать лет своей жизни, – именно с этих слов началась наша дружба с Андерсеном, а ещё с его широкоротой улыбки и слегка придурковатого выражения лица.

Мы переехали в Данию в средине лета, и поскольку датская и сербская системы обучения существенно отличались, мне пришлось заново поступать в старшую школу.

Датский диалект я знал плохо, но в школе учил немецкий, так что, чтобы не ударить лицом в грязь перед родственниками благородных кровей, мы с папочкой всё лето зубрили язык и придворный этикет. Папочка, понятное дело, сразу же влился в среду аристократов и светских персон, а вот я… Ну, я опять поступил по-своему, так что первого августа в обычную фрискол поступил шестнадцатилетний Святимир Панич, бета.

Причина, по которой я отказался и от венценосной фамилии, и от элитного колледжа, была очень проста: я всего хотел добиться сам, а не получить в готовом виде только потому, что приходился каким-то там родственником датскому королю. К тому же Святимир Эстридсен звучало уж слишком нелепо. Мне и Паничем жилось неплохо.

Так вот, в тот день, впервые переступив порог класса, я и познакомился со Стенли Андерсеном. Признаться, сперва я слегка струхнул. Даже будучи на год младше, этот альфа не уступал мне ни в комплекции, ни в росте, к тому же без зазрения совести выставлял напоказ свои не по подростковым меркам развитые мышцы, щеголяя в обтягивающей футболке. Ах да, ещё он наповал сражал омежек своей широкой, обаятельной улыбкой и белобрысой кудрявой шевелюрой.

Альфа направился прямиком ко мне, и у меня затряслись поджилки. Я уже пару недель делал инъекции битостерона, но мне по-прежнему чудился мой запах. Папочка, вздыхая, заверял, что запаха никакого нет и даже от предусмотрительно перестиранной несколько раз одежды уже ничем омежьим не пахнет. Но родные – это не альфа с улицы, тем более не подросток с бушующими гормонами и обострённым обонянием.

– В каком смысле? – настороженно кошусь на приближающегося ко мне альфу, широко раскинувшего руки в стороны, будто он не обнять меня собирался, а раздавить в своём медвежьем кольце рук.

– Наконец-то, – альфа всего-то приобнял меня за плечи, обводя класс свободной рукой, – в рядах этой подборки хлюпиков и дрищей появился нормальный парень. Ну, я-то не в счёт. И кстати, я Стенли. Стенли Андерсен. Но можно просто Стен.

– Святимир Панич, – дружелюбно протянутую мне ладонь пожимаю осторожно, принюхиваясь. Разумом понимаю, что предо мной альфа, но абсолютно не осязаю силу его духа. И да, запаха Стена я тоже не учуял.

– А ты неплохо подкачан, Святимир, – одноклассник окидывает меня оценивающим взглядом. – Занимаешься каким-то спортом?

– Лучше просто Свят, – поправляю альфу. На датском диалекте мое полное имя звучит как-то коряво и грубо, особенно клокочущее “р” в конце. Так что лучше попроще, по-домашнему, но только не, упаси Триединый, «Святик», как меня повадилась называть тетушка Эрлина – сестра-близнец короля. – А занимаюсь плаванием. Серьёзно занимаюсь, – добавляю зачем-то. Наверное, чтобы подчеркнуть важность места, которое занимает в моей жизни плавание.

– Серьезно? – альфа присвистывает, и не нужно быть омегой, чтобы понять, что Стенли Андерсена вмиг переполнил неисчерпаемый азарт. – Я тоже. Представь?

– Представляю, – отвечаю с сарказмом. А чему тут удивляться? Я и поступил именно в эту школу потому, что при ней действовала довольно-таки сильная плавательная секция.

– И в каком же стиле ты лучший?

– Ну… – Стен уже подвёл меня к свободному месту, которое, конечно же, оказалось рядом с ним, а я задумался над ответом. Я показывал достаточно хорошие результаты и в баттерфляе, но вольный стиль нравился мне больше. На то он и вольный, чтобы парить. – В вольном.

– А я – на спине, – Стен гордо ткнул себя в грудь большим пальцем и снова широко улыбнулся. – Найдём ещё парочку таких же, как и мы, крепких и упорных альф, и наша четвёрка несомненно станет лучшей в эстафете на чемпионате мира. Это моя мечта.

– Вообще-то я бета, – фраза получилась какой-то скукоженной. Казалось, только что я сдал себя с потрохами, тем более что Стен, наклонившись неприлично близко, начал обнюхивать меня чуть ли не со всех сторон. В этот раз я не только учуял его терпкий запах, но и ощутил его сильный дух молодого самца с задатками вожака. Приятного в осязаемом было мало, но угнетённым или же подчинённым я не чувствовал себя абсолютно.

– Альфа или бета – какая разница, – Стен, отстранившись, беззаботно махнул рукой. – Главное, какой ты человек. А человек ты хороший. Носом чую. Так что? – альфа снова подаёт мне руку. – Разделишь со мной мою мечту, Свят? Вдвоём мы быстрее поймаем её за хвост.

– Вчетвером, – на этот раз уже крепко, как и подобает бете, пожимаю протянутую мне ладонь. – Для эстафеты и победы в ней нужно четверо.

– Ну, нас и так уже двое, а остальные подтянутся по пути к пьедесталу, – иного ответа от альфы с до нелепости упрямым характером я и не ожидал.

По сути, золото чемпионата мирового уровня было и моей целью, вот только раньше я упорно шёл к своей мечте сам, не имея поддержки. Тогда же у меня появился Стен. Друг-альфа. И это было и здорово, и слегка грустно. Останься я омегой, и в моей жизни вряд ли бы что-то переменилось к лучшему, но, став бетой, я словно проживал не свою жизнь. Да, тогда сомнения по поводу принятого решения всё ещё роились в моей голове.

Сейчас мне двадцать, я студент юридического факультета Копенгагского университета, призёр множества региональных чемпионатов и лучший в заплыве на сто метров вольным стилем среди юниоров. И всего это я, Святимир Панич, добился, будучи бетой. Теперь у меня больше нет сомнений.

– Что-то мне стрёмно, – Стен тяжело плюхается на скамью и свешивает голову. Да, этот альфа упрямо попёрся за мной в универ. Парень из простой семьи смог получить грант и поступил на гуманитарный факультет, а всё ради воплощения нашей школьной мечты. – Впервые же на чемпионат подобного уровня идём, да ещё и в таком составе.

Андерсен поморщился, и я, разделяя его мнение, тоже скорчил сомнительную гримасу. В школе мы со Стеном были сильны каждый в отдельных заплывах, а вот эстафета нам не давалась. Два других парня, и я не хочу их обидеть, говоря, как есть, были ощутимо слабее нас. К тому же они не горели нашей мечтой. Школа нуждалась в команде, так что тех, кто плавал брасом и баттерфляем, просто выбрали по результатам конкурсного заплыва. А вот после поступления в университет всё изменилось. Мы познакомились с Итаном и Ником, и наша четвёрка уже спустя полгода гремела своими достижениями на всю страну. Более того, в прошлом году мы стали призёрами Норд-чемпионата. Мы все вчетвером мечтали о золоте сперва страны, а после и олимпиады, но…

Во время летних каникул родители Итана попали в аварию. Отец скончался на месте, а папа серьёзно пострадал и пока проходил реабилитацию и заново учился ходить, ему нужен был постоянный уход. Итан, будучи самым старшим из троих детей, перевёлся в колледж по месту жительства и остался рядом с семьёй. Мы все были подавлены, в том числе и тем, что потеряли первоклассного пловца баттерфляем. Сплочённая команда распалась, и мы уже перестали мечтать не только об олимпийском золоте, но и о командных заплывах в принципе. Никто из тех, кем тренер пытался заменить Итана, так и не прижился в нашей команде. А после рождественских праздников появился он, Фран, и мир перевернулся с ног на голову. В том числе и мой собственный.

– Да ладно тебе, – пытаюсь успокоить друга, похлопывая его по плечу. – Фран – отличный пловец, и он не подведёт.

– Не в этом дело, – фыркает Стив. – Нет у нас команды. И духа командного нет. Есть мы трое, ты, я и Ник, а он, Фран, сам по себе, словно король. Что, скажешь, что не чувствуешь этого, Свят?

– Командный дух, да… Прихрамывает, – бормочу, соглашаясь и отводя взгляд.

Фран, он же Франсис Торстен, учился на магистратуре. Он был из разрядах тех, кому заведомо пророчили большое будущее, гением, который ещё со школьной скамьи печатался в научно-популярных изданиях, и самым молодым сотрудником исследовательского института ядерной физики. А ещё Фран был альфой: высоким, красивым, сильным и свободным. И да, он плавал. Просто плавал, потому что ему это нравилось и у него был талант.

Когда тренер впервые представил нам Франа, мы естественно спросили его о том, в каком стиле он наиболее хорош.

– А в каком нужно? – совершенно серьёзно, ибо иным Франсис Торстен просто не мог быть, спросил этот жгучий брюнет.

– Ну, Итан был асом баттерфляя, – Стен специально упомянул Итана, хотел задеть невозмутимого альфу, подчеркнуть, что тот претендует на место, которое всё ещё занимает Итан не только в наших сердцах, но и в нашей команде.

– Значит, буду баттерфляем. Мне всё равно, – Фран тогда равнодушно пожал плечами, и мы, естественно, подумали, что он выпендривается. Но Торстен не выпендривался. Ему это было просто без надобности, потому что Фран действительно первоклассно плавал любым стилем. Он уверенно рассекал водную гладь своими мощными руками и могучим торсом. Его техника, подготовка, время были на порядок выше, чем у Итана, поэтому с его членством в нашей команде смириться было ещё труднее. Особенно мне.

– Лёгок на помине, – ворчит Стен, забрасывая полотенце на плечо. – Я в душ. Ты со мной?

– Иди. Я через минуту.

– Как хочешь, – фыркает Стен, и в тоне его голоса мне чудится ревность. Впрочем, я не заострил на этом внимания, взглядом залипнув на альфе, только что вошедшем в бассейн.

Шестнадцать лет я был омегой и ещё четыре бетой. Два последних года даже папочка уже не особо доставал меня, так, просто не забывал периодически напоминать, что я омега и в мои годы уже пора бы… хм… не только пользоваться омежьим набором. Став бетой, я был счастлив. И речь не только о моих спортивных достижениях, но и о личной жизни.

Не чуя запахов альф и зная, что и они не осязают во мне омегу, я со временем перестал их сторониться. Мог перечить им и пререкаться с ними на равных, более того, я просто забывал, что нахожусь в компании альф, пред которыми, по идее, должен скромно благоговеть. Что уж говорить о том, что после тренировок я ходил с ними в одну душевую.

Да, сперва было стыдно: я не мог ни раздеться сам, ни взглянуть на невозмутимо щеголяющих голышом альф, но страх выдать себя оказался реальнее и убедительнее смущения. Сейчас я понимаю, что передо мной стоит голый альфа, но как альфу его не воспринимаю. Да, было даже так, что у парней вставало прямо в душе, меня самого зажимали пару раз, лапая за задницу и одаривая пошлыми комплиментами, но всё это было так, в шутку. За все эти четыре года я ни разу не почувствовал ни реальной угрозы со стороны альф, ни желания отдаться кому-то из них. Пока не появился этот Фран.

Сперва мне казалось, что я испытываю к Франу повышенный интерес из-за незаурядной харизматичности его персоны. Он не был похож на других, сразу же выделялся в толпе и даже без осязания внушал первобытный трепет. В конце концов, неброско прошуршав по университетским сплетням, мы окончательно убедились в том, что Фран Торстен – та ещё тёмная лошадка: кроме общедоступного и всем известного о Франсисе Торстене никто ничего толкового не знал. Вроде и не было у этого человека ни друзей, ни круга мало-мальски знакомых, ни компрометирующих ситуаций, которые могли бы пролить свет на его истинную подноготную. Одним словом, Фран полностью отдавался учёбе и вроде ничем, кроме физики, особо и не интересовался, хотя назвать его ботаником язык вряд ли бы у кого-то повернулся.

Впрочем, толика истины открылась совершенно спонтанно благодаря одной болтливой омежке, которую Стен подцепил в клубе. Омежка был ухоженным и держал аристократическую марку ровно до третьего бокала Лонг Айленда, а после под андерсеново мурлыкание на аккуратное ушко поведал, что в школе Торстен серьёзно занимался плаванием, но в студенческие годы полностью забросил тренировки, сконцентрировавшись на учёбе. Поговаривали, что причиной тому послужило давление со стороны родителей. Концерн Торстенов был гигантом добывающей промышленности, управление которым передавалось по наследству, так что удивляться столь жёстким требованиям было нечего, тем более что Фран был пусть и самым младшим ребёнком в семье, зато единственным сыном-альфой.

– Да, как своего бывшего ученика, тренер попросил меня об услуге, – как-то таки снизошёл до ответа Фран, которому, похоже, надоели сплетни о причинах его возвращения в спорт, – но согласился я не поэтому. Проанализировав свой график, я пришёл к выводу, что у меня есть достаточно свободного времени, дабы заниматься плаванием серьёзно. Если была бы хоть малейшая вероятность того, что тренировки как-то скажутся на моём обучении или научной деятельности, меня бы никто не смог уговорить. Если я за что-то берусь, то обязан сделать это на отлично. Иначе никак.

Всем тогда в его словах послышалось высокомерие и излишняя горделивость. Даже в моих, смотрящих на этого альфу с восторгом, глазах его образ померк. Впрочем, ненадолго. Уже после первого соревнования, в котором мы одержали безоговорочную победу, я снова смотрел на Франа как на божество.

Это были чувства. Не любовь, нет, но глубокая симпатия. Я не чуял его запаха и, к слову, у Торстена был ужасный характер, а сам альфа вёл замкнутый и какой-то хмурый, сухой образ жизни, но Фран всё равно мне нравился. По-омежьи. Именно поэтому я упорно наседал на битостерон, боясь, что, учуяв запах Торстена, признаю в нём свою пару. После о спорте уже и речи быть не может, а к подобным жертвам я определённо не был готов.

Ещё раз окинув полуобнажённую могучую фигуру Франа взглядом и вздохнув, поплёлся в душ. Подальше от своего наваждения, с которым мне предстояло плыть по одной эстафетной дорожке.

– Поздний старт! – что есть мочи, явно выходя из себя, орёт тренер. Я досадно ударил кулаком по бортику бассейна. Кисть ощутимо заныла, но боль остепенила мои столь не к месту расшатавшиеся нервы. Я глубоко задышал, не только восстанавливая ритм после заплыва, но и успокаиваясь.

– Какого чёрта, Панич?! – тренер, балансируя на грани здравомыслия и бешенства, выхаживает передо мной взад-вперёд. – Два года я с тобой занимаюсь, и два года мы с тобой безрезультатно боремся с твоей задержкой на старте. Посему либо я херов тренер, либо ты… – альфа останавливается и следующий вопрос задаёт, пристально заглядывая мне прямо в лицо. – Ты чего-то боишься, Мир?

– Боюсь? – задумываюсь буквально на пару секунд. – Нет, – отвечаю, возвращая тренеру его прямой взгляд. Как мне показалось, получилось довольно невозмутимо.

– Ох уж эти беты, – тренер, будучи альфой крепким, стойким и просто имея за плечами пятнадцать лет тренерского стажа, страдальчески возводит глаза к потолку. – Разберись с этим, Панич, – словно пытаясь выгравировать эти слова, тренер назидательно тычет пальцем мне в лоб, – иначе на чемпионате у нас могут возникнуть большие проблемы.

Тренеру я кивнул, хотя на самом деле разбираться тут было не с чем. Причина была мне известна, но о ней я предпочитал молчать в тряпочку, не говоря даже Стену. Особенно Стену, который был просто таки генератором решений, которые вроде как должны были разруливать любые проблемы.

Ещё когда я учился в средней школе, в спорте действовало правило, по которому с соревнования снимался спортсмен, совершивший второй фальстарт, независимо от того, кто сделал первое нарушение. Сейчас же правила ужесточились, и фальстарт в любом случае сопровождался незамедлительной дисквалификацией. Тогда я был мал и просто боялся не оправдать возложенные на меня надежды, подвести тренера, команду и себя. Благодаря приобретенному за последние годы опыту, фобия притупилась, но до сих пор, стоя на кубе, я все равно зажимаюсь, боясь упустить тот момент, когда прозвучит сигнал. Конечно же, я пытался избавиться от этого нелепого страха, но появился Фран, и моя фобия только усугубилась.

В одиночных заплывах проблем со стартом у меня не было, но в эстафете… Я принимал её от Франа, а оттого, во-первых, боялся упустить момент, когда ладони альфы коснуться бортика, во-вторых, бывало, подвисал, смотря на то, как Фран преодолевает дистанцию. Я считал, что уже полностью вжился в роль беты, избавившись от любых эмоциональных и духовных проявлений омежестости, но, как оказалось, достаточно было одного присутствия сильного самца подле, чтобы свести на нет не только мои усилия, но и действие самого подавителя.

– Так, – тренер хлопает в ладони, привлекая внимание, – на следующей неделе отправляемся в тренировочный лагерь. Разрешение ректората уже получено.

– Простите, тренер, но я не смогу поехать, – выбравшись из воды, невозмутимо ставлю альфу перед фактом. Мне и самому не хотелось пропускать эту неделю, тем более что лагерь – это не только тренировки до седьмого пота и деревянных мышц, но шумные вечерние посиделки с друзьями, да и подготовленным на максимум я себя не чувствовал, но омежья природа сделала выбор за меня. Уже сейчас я чувствовал лёгкую ломоту в теле, предвещающую конец цикла.

– Панич! – рыкнув, альфа шагнул ко мне. Был бы нормальным омегой – уже свернулся бы у ног тренера скулящим клубочком, однако за всю свою жизнь истинно-омежий трепет я испытывал лишь перед одним альфой, которому, к слову, для этого не нужно было и усилий никаких прилагать. В общем, Франсиса Торстена я ненавидел столь же сильно, как и симпатизировал ему. – Как долго ты ещё собираешься создавать проблемы мне и команде?!

– Проблемы создаёт мой дядюшка, – отчеканил, даже не моргнув. – На следующей неделе к нам прибывает важный гость из островной Британии, и лорд Эрик счёл моё присутствие при сём событии обязательным.

Я безбожно врал, пользуясь тем, что прибытие в Данию второго наследного принца Англо-Саксонского королевства масштабно освещали СМИ, как и тем, что тренер знал, откуда растут корни моего генеалогического древа.

– Заплыв сразу же по возвращении, Панич, – не менее категорично заявляет мне в ответ тренер. – Покажешь хоть на сотую секунды худшее время, и чемпионата тебе не видать как собственных ушей.

– Есть, сэр, – отшучиваюсь, хотя бравада моя напускная. Если в эту течку меня будет жёстко накрывать, то войти в прежнюю форму будет не так-то просто. Впрочем, не впервой.

– Панич, – я обернулся, заинтригованный, хотя лучше бы уж на меня продолжал орать тренер. Фран редко со мной разговаривал, тем более на темы отвлечённые от спорта и плавания. В принципе, он вообще мало общался с парнями из секции, хотя мне казалось, что меня он игнорирует демонстративнее, чем остальных. И вот эта альфья, источающая внушительность и силу одним своим видом, махина приближается ко мне, что явно не предвещает ничего хорошего.

– Ну? – мне хочется, чтобы этот вопрос прозвучал слегка небрежно, но голос, предатель, всё равно дрогнул. Почувствовал это Фран или нет, я так и не понял, потому что выражение лица альфы оставалось как обычно невозмутимым.

– Отработаем передачу эстафеты? – он остановился на расстоянии вытянутой руки, и у меня внутри словно что-то переключилось. Триединым готов поклясться, что услышал этот духовный щелчок, будто открылся замок, под которым я всё это время удерживал свою омежью душонку. Вопрос, который застал меня врасплох, и близость альфы, цитрусово-мускусный запах которого я чуял, даже стабильно сидя на подавителе, превратили меня в податливую желейку. Да, рядом с Франом я чувствовал себя омегой и только омегой.

– Да, давай, – кивнул, сделав вид, что во время заминки что-то прикидывал в уме. Самообладания мне и правда было не занимать, и я был уверен, что никто не услышал, как участилось моё сердцебиение, не заметил, как к щекам прилил жар, и не учуял пробившегося вместе с потом омежьего запаха, а вот Фран… Кажется, в тот момент Фран глубоко вдохнул, после чего, собственно, и нахмурился.

– Жду на четвёртой дорожке, – бросил альфа чуть раздражённо, словно ему самому было влом тренироваться с таким прогульщиком и недотёпой, как я. Просто воспитание и личностные целевые установки не позволяли Торстену относиться халатно к чему бы то ни было, а вот его взгляд… Зрачки расширились, а синева радужки потемнела, и омега во мне вмиг расценила эта как признак заинтересованности. Реагировала она, кстати, только на Франа, всё остальное время чутко дремля и не взбрыкивая каждый раз, когда кто-то, а было и такое, проявлял ко мне интерес.

Прикрыв веки, я глубоко вдохнул-выдохнул пару раз. Безнадежно было рассчитывать на что-то с моей стороны, тем более что отношения, даже на одну ночь, не входили в мои планы. Как бы глупо это ни звучало, но в свои двадцать я гордился тем, что всё ещё был девственником.

– Знаешь, Свят, я тебе завидую, – Стен подошёл неслышно, но я не вздрогнул. Андерсен весьма проницателен, но не болтлив и излишне не любопытен.

– По поводу? – спрашиваю с толикой иронии. Сомневаюсь, что Стен имел в виду, что тоже хотел бы потренироваться вместе с Торстеном. Отчего-то отношения между этими двумя альфами со дня прихода Франа сложились вежливо-натянутые и… конкурентные, что ли.

– Мы, альфы и омеги, сперва поддаёмся инстинкту, а уже после узнаём самого человека, из-за чего нас не редко посещает разочарование, – Стен досадно мотнул головой. – В какой-то мере это мерзко. А вот у вас, бет, всё по-настоящему. Вы не скованы такими понятиями, как совместимость запахов и духа, а симпатизируете самому человеку.

– Что, так заметно? – спрашиваю со вздохом. Уверен, Стен уже давно в курсе моего маленького секрета, просто не вмешивается в то, что его не касается. По крайней мере, до сих пор.

– Только для меня, твоего лучшего друга, – кажется, он пытается меня подбодрить. – Только ты не влюбляйся в него, лады? – серьёзно, с искренним волнением в голосе предупреждает меня Стен. – Сам понимаешь, что Фран…

– … альфа, а я – бета. Знаю, – похлопав друга по плечу, бреду к четвёртой дорожке. Всё Стен сказал правильно, вот только омежьи инстинкты одними подавителями не вытравишь. Как и сердцу не прикажешь.

– Не понимаю, – бросает Фран, когда я, тяжело дыша, распластался прямо на бортике. Чёртов альфа загонял меня до одышки и онемения мышц, при этом сам выглядит так, словно и не напрягался эти два часа вовсе. – Почему на тренировках ты показываешь лучшее время, чем на соревнованиях?

– Потому что нет давления, – отвечаю расслабленно, доверительно. В конце концов, когда мне ещё выпадет шанс поговорить с альфой, о котором мне остаётся только мечтать.

– Толпы? – кожей почувствовал, что Фран присел подле меня на корточки, но не стал открывать глаза. В том, что Фран смотрел на полуобнажённого меня, было что-то трепетно-волнительное. Наверняка из-за подступающей течки. Стыдно такое признавать, но если бы не подавитель, я, воспользовавшись тем, что все уже ушли, попытался бы соблазнить этого альфу. Например, завязал бы в воде какую-нибудь игривую заворошку, предопределяющую трение тел друг о друга, или же воспользовался старым как мир, но действенным способом, став на четвереньки, оттопырив задницу и призывно застонав. Живо представляя эту картину, я сразу же вспоминаю ещё одну причину, по которой всё ещё остаюсь бетой.

– Ответственности, – сев, оказался спиной к альфе. – Когда-то я увидел, как боролся и проиграл один человек, тогда же я пообещал, что взойду на пьедестал и за себя, и за него.

Я почувствовал это. То, что альфа потянулся ко мне ладонью. Вполне решительно, явно собираясь потрепать меня по волосам, подбадривая. Наверняка ещё и сказать что-то собирался, поскольку я услышал, как он набрал в грудь воздуха. Мне оставалось всего лишь дождаться его первого шага, чтобы после сделать свой. Например, обернуться и посмотреть ему в глаза, ляпнуть какую-нибудь глупость, мило покраснеть, позволить альфе учуять тонкую нить моего запаха и таки выдать в себе омегу. В омежьих романах большая любовь между главными героями, пройдя множество преград, начиналась именно с такого вот пустячка.

И вот в столь ответственный момент я, вместо того чтобы воспользоваться, скорее всего, своим единственным шансом, съёжился и втянул голову в плечи, словно альфа не приласкать меня собирался, а отвесить смачный подзатыльник. Воздух Фран выдохнул ещё шумнее, аж со свистом, а руку просто безвольно опустил, так и не коснувшись даже кончиков моих волос.