Текст книги "Остаться сильным (СИ)"

Автор книги: Леха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Я не согласен с последним пунктом, – процедил я, обводя всех присутствующих тяжелым взглядом.

– Вы можете обжаловать решение в течение месяца. Дело Керна закрыто, – и Ушаков отвернулся от меня, поворачиваясь к трибуне. Нет, вот же твари. Да им просто обруч захотелось заполучить вот и напридумывали демоны знает чего. Но я буду обжаловать. Не то что мне обруча жалко, его скорее всего будут всё-таки не в личных нуждах использовать, но тут дело принципа. Вот и посмотрим на что нам такой штат юристов, и не нужно ли их слегка проредить. – Попрошу посторонних покинуть здание Совета. Членов Совета прошу задержаться, у нас на обсуждении еще пара вопросов.

– Минутку, – поднялся запитый мужик и посмотрел на меня мрачным взглядом. – Керн, ты обещал Белову что-то нам показать. Если для тебя это принципиально, то я голосовал «против».

– Я не собираюсь отказываться от своего слова, – мне удалось гордо задрать подбородок. – Но я ничего не буду демонстрировать до того момента, пока не уйдут все, кто к Совету не имеет отношения.

– Это разумное требование, – и мужик повернулся к соседям по трибунам. – Молодежь, давайте, пошевеливайтесь. – И сел на место.

Когда наследники и Егор заодно покинули зал, я снова надел обруч. На этот раз я более тщательно выбирал воспоминание. А то, мало ли что. Может меня обвинили в неуважении из-за лапочки Назара Борисовича, причины же озвучены не было. Так что демонстрация была короткой. Допрос Снежиной, её яростная речь, сумасшедший смех и непосредственно гибель.

Когда я снял обруч, то в зале царила оглушающая тишина. Помотав головой, приходя в себя и мысленно посочувствовав Егору, дав себе слово, что Ушаков получит обруч последним, я посмотрел на того пропитого мужика, а затем перевёл взгляд на Белова, который не мигая продолжал смотреть на экран, ничего не замечая вокруг.

– Костя, иди отсюда, – раздался тихий голос прадеда. Я кивнул, и ушел, предварительно сунув обруч за пазуху. Браслет-блокиратор продолжал лежать у меня в кармане и теперь уже стало очевидно, что про него просто все забыли. Так что он будет не трофеем, а компенсацией, если мне всё-таки придётся штраф платить.

В коридоре меня ждали Егор и Вольф.

– Надо отпраздновать счастливое избавление, – провозгласил Вольф.

– Не думаю, что у меня будет время. Сейчас навещу деда, потом доложусь матери, а потом рвану к Анне. А то она, поди, уже обрадовалась, что помолвка вот-вот разорвется по естественным причинам из-за гибели жениха. – И тут я заметил, как эта спевшаяся за столь короткое время парочка переглянулась. – Что?

– Керн, ты меня просто поражаешь, – всплеснул руками Вольф. – Ну неужели ты не знаешь даже того, что после объявления помолвки до самой свадьбы вам нельзя встречаться наедине?

– Почему? Мы ведь всё равно помолвлены, – я недоуменно посмотрел на него.

– Да потому что, кретин, что после свадьбы ни у кого не должно возникнуть сомнений в твоем отцовстве при рождении первенца. А они могут возникнуть, если ребенок родится слегка недоношенным, – Вольф закатил глаза. – Так что только при свидетелях и желательно в общественных местах.

– Охренеть, – только и сумел вымолвить я. – А если помолвка на год растянется?

– Ну вот так, – развел руками Егор.

– Так, пошли, к деду, к маме – это святое, а Аньке по телефону позвонишь и отчитаешься. Ну а дальше что-нибудь придумаем, – и Вольф потащил меня к выходу, а сзади шел Егор, которого, похоже, отпустили отдыхать, и он теперь не прочь поразвлечься.

Глава 8

Первым местом, куда мы поехали на машине Вольфа, был мой дом. Надо было успокоить мать и переодеться для начала. Ну и денег взять. Понятие празднования у Вольфа может быть весьма специфическим, так что лучше подготовиться.

В машине почти не разговаривали. Правда, Вольф несколько раз пытался начать тему того, что увидел в моих воспоминаниях, но быстро затыкался, не развивая тему дальше первых фраз. Вообще, если судить по тому, что я успел услышать, каждый находящийся в зале человек увидел в них что-то своё. И переубеждать было бесполезно. Ну и что, что ты там был? Я видел и поэтому знаю. Кто-то вон вообще всё время пытался клеймо производителя на утятнице Назара Борисовича рассмотреть. Такие пошлости как захват дома, столкновение с убийцами, помощь деда, да даже гибель Великого князя, его вообще не волновало. Ну подумаешь, сколько всяких разных захватов было, а вот ружье такое я впервые вижу.

– Я всё-таки не совсем понимаю, почему меня судил Совет кланов, а не Императорский суд? Речь ведь шла о преднамеренном убийстве. Я, кстати, это не отрицаю, убивал я эту плесень вполне осознано. – На этот раз Вольф был не в курсе нюансов, и мы вместе посмотрели на Егора. Тот неохотно оторвался от созерцания мелькавшего за окном пейзажа и ответил.

– Здесь был задействован Кодекс кланов. Совет просто решал, опираясь на факты, было ли нарушение Кодекса с твоей стороны или нет. Ситуация была двоякой, поэтому и созвали Совет. Видишь ли, статья шестая Кодекса определяет пределы того, что ты можешь делать, защищая свой дом и семью. Скажу так, при нападении на тебя, ты вообще ничем не ограничен. Но тут вроде бы нападения уже не было, и, как написал в докладе Подоров, им не было видно со своего ракурса, что именно происходило в галерее. Ну, тут ваш архитектор виноват, нехер было такие широкие ограждения делать, что из-за них ни черта не видно. – Добавил он и снова отвернулся, но потом добавил. – Кодекс – это не просто книжка, написанная когда-то. Это своего рода магический договор, определяющий права кланов и заключаемый с каждым новым главой. При подобных ситуациях, если он, ну не знаю, не возражает, или поручается за вердикт Совета, то значит согласен с ним.

– А в суде нет глав кланов, и совершенно точно, поэтому судьи не могут рассматривать подобные дела, – добавил я. – Понятно. Если бы Совет признал за мной нарушение Кодекса, то дальше меня судил бы имперский суд?

– Не признал бы, – уверенно ответил Вольф. – Это было бы прецедентом прямого нарушения прав на защиту, прописанную в той самой шестой статье. В данном случае, когда интерпретировать сделанное можно было как угодно, признан был бы вердикт Совета, каким бы он не оказался. Вот поэтому я и говорил, что ты весьма неаккуратно поступил. Надо было как-то незаметнее всё решить, тогда бы прецедента вообще не возникло бы, и ты спокойно остался дома, вместо того, чтобы ежедневно кошмарить бедного охранника.

– А, так это я его кошмарил почти ежедневно. Ну-ну. Кстати, наши юристы тебе ещё в чём-то пригодились?

– Они ещё работают. Аудит – это серьезное дело с полпинка за один день не проводится. Ты вообще представляешь, сколько им бумаг надо поднять и перепроверить каждую строчку?

– Нет, хвала богам, не представляю, – я покачал головой и, следуя примеру задумчивого Егора посмотрел в окно.

– Кстати, а та огромная книга, заключенная в круг, которая висит под куполом – это и есть Кодекс в изначальном виде? – Вольф так же, как и многие впервые попал в зал заседаний, в то время как Егор там уже бывал, если судить по его уверенным действиям. Наверное, председателю время от времени требуется помощник и он берет правнука, по-другому я такую осведомленность объяснить не могу. – Я слышал, что все решения остаются в нём. Просто огромный памятник истории нашей Империи.

– Вроде, я не знаю, не видел, – пожал плечами Егор. – Его опускают иногда, но ни разу в моей жизни не открывали. Наверное, не было такой потребности. Всё равно каждое решение фиксируется и пересылается в архивы Императорской канцелярии. Этот артефакт предназначен немного для другого, как ты понимаешь.

Понимает Вольф или нет, мы так и не узнали, потому что машина остановилась у моего дома.

Входить в просторный холл и не видеть встречающего тебя Назара Борисовича было немного непривычно. Я огляделся по сторонам. Здесь всё уж вычистили до блеска, а кое-где виднелись следы свежего ремонта. Я посмотрел вверх и чуть сместился в сторону. Именно здесь стояли император и Подоров. М-да, действительно. Лестничные перекрытия переходили в ограждение галереи и представляли собой широкие и массивные мини колонны. Перила также отличались внушительным размером. Раньше я не обращал на это внимания, ну лестница и лестница, у многих такие же или похожие. Дед сидел на полу возле стены, а Павел сидел рядом. Да отсюда только их головы и видно было, да и то с трудом. Я переместился к лестнице. Подоров бежал ко мне, когда я выстрелил. И отсюда он видел только меня. Да, и Вольф и Егор были правы, стоило мне сделать небольшой шаг вперед и присесть, и меня тоже стало бы плохо видно. Ну, все мы крепки задним умом.

Я огляделся. Мне некого было даже спросить, дома ли мать, и где она может находиться. Вольф с Ушаковым остались в машине, и ждать им придется довольно долго, пока я обойду весь дом, заглядывая в каждую комнату. Потому что мама могла быть где угодно, учитывая, что почти каждая комната могла быть повреждена и загажена, и поэтому требовала ремонта.

Уже развернувшись, чтобы начать поиски с библиотеки, я услышал звук шагов и холл вбежала, запыхавшись, молоденькая горничная, кажется, Ксения.

– Константин Витальевич, вас отпустили, это такое счастье, – и девчонка упала мне на грудь и зарыдала.

– Ну-ну, всё хорошо. Как вам удалось спастись? – я немного отстранил её от себя, глядя на опухшее от частых слёз глаза.

– Назар Борисович, как только всё началось, за какие-то две минуты собрал нас всех и запер в подвале. А потом выпустил и сказал, что это вы нас всех спасли, но вас всё равно арестовали. А потом стало плохо Виталию Павловичу, и его вместе с Назаром Борисовичем куда-то увезли, и они всё ещё не вернулись, – девчонка всхлипнула, а я из её бессвязной речи понял лишь то, что она понятия не имеет, что произошло на самом деле. Но вот тот факт, что удалось сохранить прислугу, не мог меня не радовать.

– Ксюша, всё будет хорошо. Передай остальным, что Назар Борисович и Виталий Павлович в больнице и скоро вернутся. Я это точно знаю, – она вздохнула, и кивнула. – А теперь ответь мне на очень важный вопрос, где моя мать и где Громов?

– Егор Васильевич сейчас занимается охраной дома. Всё полностью меняют. Эти же... они всё раскурочили и всех охранников убили, – Ксения снова всхлипнула. – Он связался с кем-то из армейских друзей и теперь они как-то по-другому всё налаживают, не так, как было раньше, – я кивнул, ничего не понятно, но потом у самого Егора узнаю.

– Он дома? – я перебил девчонку, иначе вообще никуда не смогу отсюда уйти.

– Нет, куда-то уехал, – ну, хвала богам об одном выяснили.

– А моя мать? – я старался быть терпеливым. Девчонка итак еле держится, сомневаюсь, что, если прикрикну, то толку больше будет.

– Мария Витальевна в желтой гостиной. Она сильно пострадала, и Мария Витальевна думает, как лучше всё исправить.

– Очень хорошо, спасибо, милая, дальше я сам, – и, отпустив девчонку, которую держал за плечи, я буквально взлетел на второй этаж.

Мать стояла посреди комнаты из которой вынесли всю мебель и осматривалась по сторонам. На звук открывшейся двери она обернулась, несколько секунд просто смотрела на меня, а потом быстро подошла и порывисто обняла.

– Костя, ты дома, – она уткнулась мне в шею, и я почувствовал на обнаженной коже теплую слезу.

– Дома, не плачь, всё будет хорошо, – я осторожно её обнял и поцеловал в макушку. – Меня там Ушаков с Вольфом ждут, чтобы отмечать удачное завершение этого дела поехать.

– Да-да, поезжай. Только постарайся снова в газеты не попасть, ладно? И переоденься.

– Угу, – я ещё раз её обнял, а когда отстранился, то увидел, что она улыбается сквозь слёзы. Махнув мне рукой, мать промокнула глаза платком и повернулась ко мне спиной, вновь погрузившись в созерцание комнаты, наверное, представляя, как и что здесь будет располагаться.

Моя комната не пострадала. Сюда просто не успели добраться. Так что всё здесь оставалось таким же, каким было, когда я выбегал отсюда.

– А вот прибраться могли бы, – я покачал головой. – Паразит тоже пострадал и вряд ли ему было дело в первые дни до горничных.

Быстро переодевшись, я нашел в столе свою банковскую карту, и пошел к машине. На обратной дороге я никого не встретил. Дом как будто вымер. Но ничего, Назар Борисович вернётся, сразу же всю тоску выбьет, будут как тараканы шуршать по углам, несуществующую пыль с картин вытирать, а то так и помереть можно, не дозвавшись на помощь.

– Мы уже грешным делом подумали, что тебя надо вытаскивать, – проворчал Вольф, когда я забрался в машину.

– И что со мной могло такого случится в собственном доме, что меня надо было оттуда вытаскивать? – лениво поинтересовался я.

– Утонул в женских слезах, и это я не про твою мать сейчас говорю, если что, – вместо Вольфа мне ответил Егор. – Признайся, Керн, ведь есть же несколько молоденьких горничных, которые та-а-а-к сильно о тебе беспокоились...

– Не надо так откровенно завидовать, – парировал я, не открывая глаза. А может, ну его, это празднование? Останусь лучше дома, отосплюсь в родной постели нормально.

– Было бы чему, – фыркнул Егор. В машине воцарилась тишина, но не напряженная, а вполне уютная. Я даже не заметил, как задремал, пока мы ехали до Центральной клиники.

– Керн, ты к деду идёшь? Или постоим, посмотрим на клинику, да и поедем отсюда? – голос Вольфа заставил меня встрепенуться.

– А что, мы уже приехали? – я протёр глаза, выглянул в окно и вышел из машины.

Как это всегда бывает, стоит задремать, а потом выйти на мороз, и сразу же озноб охватывает тело, заставляя ежиться и пытаться натянуть воротник пальто повыше. И вроде бы не слишком холодно, но трясёт так, словно голым на улицу выскочил.

Чтобы не усугублять эти волшебные ощущения, я бегом добежал до центрального входа, вошел в холл и в растерянности остановился. И куда мне теперь идти? Я же ни у кого не удосужился узнать, в какой палате лежат дед, в каком отделении, которых, судя по вывеске здесь больше десятка. Сам-то я дальше реанимации в этом заведении не прошёл, да и то постоянно в каком-то зыбком состоянии пребывал, поэтому понятия не имею, ни как меня туда завезли, и плохо помню, как вывозили. Ладно, не может такого быть, чтобы я оказался единственным посетителем, который не знает, где находится его родственник. Нужно просто найти того, кто даст мне ответы на мои вопросы.

Взгляд упёрся в вывеску «Справочная», наверное, мне нужно сюда.

За прозрачным окном скучала дородная женщина с ярко накрашенными губами и белом халате, так сильно обтягивающим пышные формы, что простора для воображения не оставалось. На весьма впечатляющей груди висел бейдж, ещё больше привлекая внимание к этой части тела. Я только с третий попытки сумел прочитать написанное на бумаге имя, потому что глаза постоянно скашивались в сторону, туда, где бейджа не было.

– Добрый день, хм, Калерия Викторовна, – поздоровался я, а дама подняла на меня глаза с застывшем там вопросом: «Чего тебе? Говори быстрее и проваливай». – Я бы хотел навестить своего деда Керна Виталия Павловича, вы не могли бы подсказать...

– Керн... – перебила она меня и потыкала пальчиками где-то в районе стола. – Первая хирургия. Вип-клиент. Кем вы ему приходитесь? – а разве я не говорил только что, что он мой дед? Ну, возможно я сам упустил, поэтому, чтобы не тратить время, коротко ответил.

– Внуком.

– Вы родственник? – уточнила Калерия Викторовна, я же пару раз моргнул.

– Ну, как вам сказать, – протянув эту фразу, наткнулся на суровый взгляд поверх очков в тонкой оправе. Как-то сразу ерничать расхотелось. – Родственник.

– Третий этаж, первая хирургия, палата триста восемь, – отчеканила она. Блямс! Я вздрогнул, когда передо мной впечатали какую-то бумажку. – Пропуск на посещение, одежду оставить в гардеробе.

– Это всё? – я осторожно забрал пропуск.

– Всё, – отчеканила Калерия Викторовна и снова уставилась в какую-то книгу, потеряв ко мне интерес.

Ладно, не очень-то и хотелось. Я нашел гардероб, прочитал табличку, что лучше для душевного состояния все вещи из карманов забрать с собой, получил номерок – металлическую блямбу с нацарапанном номером. Сунув всё это в карман, направился искать первую хирургию и триста восьмую палату.

Нужная хирургия располагалась на третьем этаже. Что было логично, если исходить из номера палаты. Пропуск у меня так никто и не потребовал, хотя я блуждал по коридорам довольно долго. И зачем, спрашивается, вообще выдали?

Войдя в просторный коридор я огляделся по сторонам. А ничего так. Вполне даже нормальное отделение. Мало чем от нашей клановой клиники отличается. Тут из какого-то кабинета мне навстречу стремительно вышел целитель, а когда он немного приблизился, я мгновенно его узнал – это был Вихров, заведующий этим отделением.

– О, Константин Витальевич, а я всё гадал, когда вы придёте. Даже странно было, что вы не поспешили навестить деда. – Без всяких предисловий начал он.

– Я не мог этого сделать по уважительным причинам, знаете ли, – елейным голосом ответил я. – Из тюрьмы сложно совершать визиты, почему-то охрана этого не ободряет.

– Хм, – Вихров оглядел меня с головы до ног. – Причина действительно уважительная. Странно, что я ни о чём подобном не читал в газетах.

– Есть вещи, о которых в газетах писать не принято, – совершенно серьезно ответил я. – Вас найти – это целое приключение. Я чуть не заблудился, пока по всем этим переходам ходил.

– А вы что, через главный вход зашли? – Вихров уставился на меня.

– Ну да, а что, надо было как-то по-другому? – в голову закрались странного рода подозрения, что члены кланов к родственникам могут проходить, минуя Карелию Викторовну.

– Вам надо было из холла мне позвонить, или деду, в крайнем случае, вас бы встретили и проводили. И да, существует еще один вход, – Вихров смотрел на меня ещё задумчивее. – Надеюсь, вы свою одежду не в гардероб отдали? – я продемонстрировал ему номерок. – Идите к Виталию Павловичу, ваши вещи сейчас принесут, а потом покажут, каким путем вы сможете сюда зайти в следующий раз.

Дед полусидел на кровати и читал газету. В очках я его видел впервые, раньше он на зрение не жаловался. Сдаёт старик, ну ещё бы такие потрясения да ещё подряд. Назар Борисович занимал соседнюю кровать. Он тоже читал, но книгу, а не газету. Увидев меня, дед снял очки и в его глазах промелькнуло облегчение.

– Панихида по Великому князю была пышной и сногсшибательной, – он говорил ещё плохо. Сипел и мог произносить звуки только шепотом.

– Правда? Такой молодой ещё, шестидесяти не исполнилось, – протянул я. – И отчего он умер?

– Газеты пишут, что внезапный удар. Печальное событие, – дед отшвырнул газету в сторону. Ну да, очень печальное. Вся Империя скорбит и всё такое. Надо не забыть венок прислать. «От Кернов» на ленте – коротко и со смыслом. Кто в курсе, тот поймёт. – Как всё прошло?

– Нормально. Обвинения полностью сняты, но тут после демонстрации моего воспоминания о произошедшем никаких вопросов не возникло. Но вот потом Совет долго совещался и пришёл к выводу, что я его оскорбил и впаял мне штраф в размере того самого обруча памяти, с помощью которого с меня сняли основное обвинение, – отрапортовал я. – Это вообще нормальная практика?

– Случается, – усмехнулся дед. – Мы все потомки воинов и авантюристов, когда-то сумевших захватить и удержать эту землю. Вот разбойничьи повадки иной раз и проявляются. Наследие, что поделать.

– Мы сможем оспорить это решение?

– Вряд ли. Но попытаться можно. – И дед просто продолжил молча меня рассматривать.

– Я тут сунулся во вход для обычных посетителей, чуть не убился, пока тебя искал, – не зная, что говорить, сказал первое, что в голову пришло.

– Бывает, – дед пожал плечами. – Это полезно. Учит преодолевать трудности.

– Как ты? – Наконец, спросил я.

– Живой. И очень прозорливый. Как знал, что надо соломки подстелить. Столько денег в это отделение вбухал, и тут раз, и пригодилось, – он усмехнулся, а Назар Борисович отложил книгу и покосился на него.

– Без тебя, Назар Борисович, нас скоро пауки сожрут, потому что все переживают, и никто не работает, – дворецкий нахмурился. Ну вот, я его подбодрил, теперь он точно очень быстро пойдёт на поправку.

– Гулять поедешь, – дед даже не спрашивал, а утверждал.

– С Вольфом и Ушаковым.

– Которым Ушаковым?

– Егором.

– Хорошо. В газеты не попадите, – и дед надел очки и демонстративно поднял газету. Ему было трудно пока разговаривать, а самое главное мы друг другу уже сказали: я свободен и оправдан, он жив и идёт на поправку.

– До встречи, – это я сказал обоим пациентам палаты номер триста восемь, и пошел гулять. Главное, как все меня предупредили, в газеты не попасть.