Текст книги "Ты станешь воздухом (СИ)"

Автор книги: Леди Феникс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Екатерина Андреевна, спасибо вам, – шепнул он, вдыхая ее запах и жадно пропитываясь им, словно это могло помочь ему прожить то непродолжительное время без нее. И когда он стал так зависим?

– За что? – произнесла она практически одними губами.

– За все, – ответил Родион тихо.

Он действительно был ей благодарен. За многое. И за одну простую вещь в частности.

Эта женщина научила его любить.

========== Часть 16 ==========

В первое мгновение, заметив, какими красноречивыми взглядами обменялись Лаврова и тетка-администратор, Родион решил, что добрую половину дня они потратят на поиски другой гостиницы. Однако товарищ капитан оказалась верна себе, и все понимающие ухмылки проигнорировала с неизменной выдержкой. Сухо осведомилась, есть ли свободные номера, и получила в ответ ехидное, что один номер не занят. Причем сопровождалось это такой гримасой, что Долгову захотелось сказать этой тетке что-нибудь такое, что отбило бы у нее охоту вообще смотреть на постояльцев, не то что выдвигать какие-то мерзкие предположения на их счет.

– Долгов, за мной, – получив ключ, скомандовала Екатерина Андреевна, направляясь к лестнице. Родион пожал плечами и направился вслед за куратором.

– Я так понимаю, мне придется искать другую гостиницу, – предположил парень, бросая дорожную сумку и плюхаясь в кресло.

– Зачем же? Я думаю, за два дня в одном номере мы друг друга не убьем, – без какого-либо выражения ответила капитан, снимая плащ. – Не знаю, как вы, а я ужасно устала с дороги, поэтому предлагаю немного отдохнуть.

– Кстати, об отдыхе, – и Родион, не закончив фразу, в некотором смятении уставился на широкую кровать, больше подошедшую бы для первой брачной ночи, чем для спокойного сна.

– Да расслабьтесь вы, – фыркнула куратор, поймав его взгляд. – Приставать не буду, обещаю, – добавила она ехидно.

“А вот я того же самого пообещать не могу”, – усмехнулся про себя курсант.

– Пойду узнаю насчет обеда, – пробормотал Долгов, поднимаясь. Лаврова кивнула, не отвлекаясь от разбора вещей. Общество курсанта уже начало ее напрягать. Да, пожалуй действительно следовало поискать другую гостиницу.

***

Лаврова искренне рассчитывала, что задержаться в Юбилейном на два дня им все же не придется, но после визита к матери Тарасова и разговоров с еще парой человек поняла, что остаться необходимо. Радовало одно: Долгов на время забыл о своих притязаниях, и Катя лелеяла в душе слабую надежду, что и не вспомнит. Учитывая, что им придется провести ночь в одном номере, да еще и в одной постели… Капитан украдкой покосилась на беззаботно улыбавшегося курсанта и вздохнула. Возникла забавная ассоциация с конфетой: и обертка что надо, и содержимое, но – нельзя, руки прочь!

– О чем задумались? – заметил ее рассеянность Родион.

– О конфетах, – машинально отозвалась куратор, тут же поймав недоуменный взгляд спутника. Интересно, что вообще творится в голове у этой непостижимой женщины?

– Может, тогда в кафе? Сладкое, говорят, думать помогает.

– В кафе так в кафе, – все так же на автомате кивнула капитан. Перспектива торчать в одном номере с курсантом ее совсем не вдохновляла, а вот поразмыслить действительно было над чем.

Первым делом, оказавшись в кафе, Лаврова позвонила Захоронку, попросив информацию на Павла Горского и его родственников. Объяснять ничего не стала, по обыкновению отделавшись туманным “есть кое-какие мысли”, и отключилась, оставив Артема мучиться догадками.

– Может, объясните? – предложил Долгов, едва от столика отошла официантка.

– Вы видели в квартире Тарасовой фотографию? – вопросом на вопрос ответила капитан.

– Ну да, Кудилина, Тарасов и этот Горский, – кивнул Родион.

– А странного ничего не заметили, нет? – Видя, что курсант не спешит обрадовать ее своей наблюдательностью, пояснила: – Павел Горский и любовник Соболевой, которого запечатлели камеры в доме Пашкова, просто на удивление похожи. Неужели вы ничего не заметили?

Родион промолчал, стараясь не выдать себя усмешкой. В тот раз, когда остальные курсанты прилежно смотрели на экран, он был занят намного более привлекательным объектом…

– То есть вы думаете…

– Думать будем после того, как получим официальную информацию, – перебила капитан. – А сейчас просто есть некоторые факты, которые немного настораживают. Горский, как вы знаете по словам матери Тарасова, примерно полгода назад погиб в аварии, оставив очень приличное наследство, которое полностью переходит его единственному сыну Виктору…

– И тому могло очень не понравиться появление второй наследницы, Вики, – завершил Родион. – Но ведь даже она не знала, кто ее отец, как это выяснил Виктор?

– Вполне могло быть, что Павел рассказал ему о сестре…

– Стоп! – Долгов чуть не расплескал кофе. – То есть, получается, он был любовником своей сестры?!

Лаврова спокойно пожала плечами.

– Во-первых, это пока еще только вольная фантазия на тему расследования. А во-вторых, Родион, в жизни иногда бывает такое, что самым хитроумным писателям и в голову не придет.

Философствования прервал звонок мобильного. Катя молча выслушала собеседника, бросила краткое: “Спасибо, пока” и с улыбкой посмотрела на курсанта.

– Эксперт сравнил фото Горского с фотографиями с камер наблюдения. Почти стопроцентная вероятность, что это один и тот же человек. А еще выяснилось, что Виктор программист, а в день убийства Соболевой как раз был в Москве по каким-то делам.

– Обалдеть, – только и смог выдавить Долгов.

– Алиби его, конечно, проверят, но что-то мне подсказывает, что никакого алиби нет.

– Екатерина Андреевна, я запутался, – честно признался курсант, отодвигая чашку. – Если младший Горский каким-то образом узнал о второй наследнице… Не захотел делиться и решил ее убить. Но зачем весь этот огород городить? Становиться ее любовником, после преступления подбрасывать труп к академии, оставлять эту записку с цитатой… А блог Тарасова тут причем? А покушение на вас?

– Виктория была очень скрытным человеком, очевидно, Горский решил таким образом сблизиться с ней и выяснить, что ей известно о своих родителях. А ей, видимо, было известно достаточно, если он ее убил. Про блог и записку вообще элементарно – хотел отвести от себя подозрения. Может, даже сошелся с Тарасовым на этой почве, психически больным человеком управлять на самом деле довольно просто. Тарасов же учился в медицинском, как вы помните, так что знал, куда ударить, как правильно…

Долгов только покачал головой, не зная, что еще сказать. Какая-то “Санта-Барбара” с криминальным уклоном просто.

– А на самом деле правду мы можем узнать только когда найдем Тарасова с Горским. Пока можете считать все вышесказанное… ну не знаю, сюжетом какого-нибудь детектива.

– Пожалуй, так я и сделаю, – кивнул Долгов, поднимаясь вслед за Катей и галантно помогая ей надеть плащ. Лаврова в ответ одарила его улыбкой, и все преступные страсти для Родиона как-то сразу померкли.

***

В гостиницу они вернулись поздно, вдоволь побродив по улицам городка и вообще очень мило проведя время. Возможности возвратиться в Москву не было, так что ночевать волей-неволей приходилось в гостинице, с чем Кате пришлось смириться.

– Я могу лечь на полу, – благородно предложил курсант, видя, с каким сомнением куратор смотрит на кровать, потом на него, а затем снова на постель.

– И меня загрызет совесть, что я мучаю ребенка. Думаю, мы поместимся на этом… мебельном монстре.

– Какой тонкий сарказм, – фыркнул Долгов, едва не рассмеявшись.

– А чтобы у ребенка не возникло желания… в общем, желания, мы разделим территорию, – весело оповестила Лаврова и устроила аккурат посередине кровати скрученный плед.

– Вы бы еще меч положили*, – поддел курсант, наблюдая за манипуляциями куратора.

– Был бы – положила бы, – не отреагировала на провокацию Лаврова. – Меня радует, что вы дружите с историей, надеюсь, с головой вы дружите так же хорошо.

Родион проследил, как Лаврова скрывается в ванной, и вздохнул. Похоже, бессонная ночь гарантирована.

Уснуть Долгову и впрямь не удалось. Поворочавшись на постели, поднялся и вышел на балкон. Холод сразу пробрал насквозь, но курсант не обратил на это никакого внимания. Возвращаться обратно, чтобы наслаждаться видом спящей Екатерины Андреевны, совсем не хотелось. Взгляд зацепился за пачку сигарет и зажигалку. Хм, а горничные не очень-то радеют за чистоту, даже нормальную уборку после предыдущего постояльца не сделали…

Родион неумело затянулся, оперся о перила, наблюдая, как сероватый дым растворяется в воздухе. Стало немного спокойнее. Долгов поежился от холода, и тут услышал шаги.

Лаврова прислонилась к балконной двери, несколько мгновений молча разглядывая курсанта.

– Замерзнете, – произнесла наконец.

– Нормально. Извините, что разбудил.

Катя ничего не ответила, продолжая смотреть парню в глаза. От этого спокойного, немного задумчивого взгляда Долгову стало жарко, как будто он стоял на солнцепеке, а не на продуваемом всеми ветрами балконе. Курсант нервно сглотнул, неосознанно комкая в руках пачку сигарет, но даже не замечая этого. А Лаврова, словно желая добить его окончательно, медленно приблизилась, встав почти вплотную. Коротенькие пижамные шорты и свободная майка не скрывали практически ничего, а то, что скрывали, моментально дорисовало воображение. Родион судорожно вздохнул, снова улавливая маняще-жаркий запах ее духов, а в следующее мгновение застыл в неподвижности, потому что куратор взяла его руки в свои, и этот такой невинный жест в одно мгновение вышиб из головы все мысли.

– Больше никаких сигарет, хорошо? – мягко сказала Катя, и Долгов завороженно кивнул. Сейчас, когда она просто держала его за руки, он был готов пообещать ей что угодно. А главное – не только пообещать, но и тут же выполнить.

– Вот и хорошо, – куратор улыбнулась незнакомо нежно, и от непривычности этого зрелища Долгову показалось, что он сошел с ума. Неужели она действительно могла так улыбаться, и не кому-то или чему-то, а именно ему? Неужели она действительно могла вот так просто стоять посреди ночи на холодном балконе, поглаживая его ладони и глядя в глаза с чуть тревожной теплотой? Могла. И от понимания этого курсанта захлестнула невероятная волна странной, оглушающей нежности, выразить которую казалось невозможным. Поэтому Родион просто шагнул вперед, прижимая Катю к себе, защищая от морозного ветра, делясь своим теплом. И Лаврова впервые не оттолкнула. Подалась к нему, уткнувшись лбом в грудь, слыша, как его сердце выстукивает какой-то безумный ритм танго. Ритм чувств, которые неумолимо рвались наружу, грозя затопить сумасшествием.

Они знали оба, что когда-нибудь этот момент настанет. Как знать, может, совсем скоро?

Комментарий к

*В Средние века меч, положенный в постель между женщиной и мужчиной, считался символом целомудрия.

========== Часть 17 ==========

Дождь, с утра мелкий и ленивый, разошелся не на шутку, когда Родион был в нескольких шагах от гостиницы. Так что в номер он ввалился насквозь промокший, на ходу стягивая с себя куртку. Сбросил полные воды ботинки, прилипшую к телу футболку – куртка нисколько не защитила от настойчивых капель. И, на ходу расстегивая ремень джинсов, направился к ванной. Распахнул дверь да так и замер, ошарашенно уставившись на представшую взору картину.

Казалось бы, что такого? Просто красивая обнаженная женщина под потоками воды, плавно и очень сексуально стекающими по телу. Чуть запрокинутая голова, расслабленное лицо, глаза прикрыты… Взгляд жадно заскользил по всей стройной фигуре, от светлой макушки до аккуратных ступней. В горле вдруг пересохло, а сердце, пару раз испуганно рванувшись в грудной клетке, забилось как-то медленно, словно норовя вот-вот остановиться совсем.

Тонкая рука потянулась сначала к крану, затем стянула с раковины умывальника небрежно брошенное полотенце. И только тщательно закутавшись в пушистую ткань, Лаврова повернулась к двери. Обдала застывшего без движения, жутко растерянного курсанта холодным насмешливым взглядом.

– Все рассмотрели?

Интонация была непривычной. Ни льда, ни ехидства. Голос стал каким-то странно бархатисто-мягким, грудным, взволнованно-вибрирующим, совсем незнакомым. От него по телу курсанта моментально прокатилась жаркая волна, заставляя забыть о том, что продрог насквозь. Да он вообще забыл обо всем, не в силах оторваться от разглядывания столь желанной женщины, не в силах прийти в себя от раскаленных мурашек, засевших где-то между позвонками. Словно под гипнозом шагнул вперед, переводя затуманенный взгляд с длинных стройных ног, едва прикрытых полотенцем, на лицо Кати и моментально растворяясь в синеве ее напряженного, настороженного взгляда.

– Долгов… – произнесла она одними губами, когда руки курсанта уверенно легли на талию. Его ладони показались не просто теплыми – раскаленными, даже плотная ткань не спасала.

– Я так больше не могу, – выдавил он с трудом сквозь застрявший в горле ком. Притянул Катю вплотную к себе, так тесно, насколько это было возможно. Заставляя ощутить разгоряченное, влажное от дождя тело; дыхание, кажется, прожигавшее кожу. От него всего веяло безумным жаром и желанием. Он весь был сплошным нервом. Средоточием сумасшествия. Сумасшествия, которому невозможно сопротивляться.

Да и хотела ли она сопротивляться?

Кровать не выдала их ни единым звуком, лишь мягко спружинив, когда Родион осторожно толкнул Катю на тщательно застеленное покрывало. Чувства смешались в невообразимую гамму, среди которой уже сложно было что-то различить. Возбуждение, буквально обжигающее кончики пальцев, когда бережно стягивал с нее полотенце, мешавшее видеть/осязать/чувствовать… Непривычная робость и страх сделать что-то не так, спугнуть, причинить боль. И предвкушение, это сладостно-волнующее предвкушение наконец-то узнать, какой она бывает… Какой бывает эта женщина, когда любит и позволяет любить себя? Когда ее не сдерживают рамки воспитания, правил и черт знает чего еще, что так мешало им открыться. Какая она настоящая, женщина, беспощадно перекроившая его жизнь и его самого?..

Это было самым настоящим безумием.

Сорвались.

Они сорвались в пропасть сумасшествия, не способные удержаться за прежде отрезвляющие мысли. Напряжение, так долго копившееся между ними, требовало выхода – поспешных, жадных поцелуев, осторожных прикосновений, так необходимых сейчас. Родиону казалось, что он сойдет с ума. А может, уже сошел. Когда чуть подрагивающей ладонью гладил ее спину с выступающими совсем по-девичьи позвонками, когда скользил губами по коже, слегка влажной от воды. Когда пальцы терзали каждый сантиметр взволнованно подрагивающего тела: тяжело вздымавшуюся от прерывистого дыхания грудь, изящные ключицы и хрупкие плечи. Эта женщина, такая неприступная и выдержанная, сейчас казалась такой беззащитной, такой необъяснимо нежной… И волнение сдавило грудь, и даже стало как-то страшно, когда осторожно развел стройные бедра, уже готовясь, что Лаврова вскинется испуганно-протестующе, отталкивая его. Но этого не случилось. Она только задышала часто и как-то скомканно, напряглась или скорее зажалась. Боясь пошевелиться, боясь своей реакции, боясь, что все снова будет не так, как должно быть…

Родион недоуменно замер, не почувствовав никакой преграды, помедлив, проник дальше. Уловил расслабленный выдох Кати, осмелев, толкнулся чуть более уверенно, и приглушенно, почти неслышно застонал. Внутри было безумно горячо и узко, и напряжение, скопившееся внизу живота, кажется, готово было разорваться яростным фейерверком в любую секунду. Лаврова подалась ему навстречу, шевельнула губами, шепотом выдохнув его имя, на последней согласной сорвавшись на беззвучный стон.

Родион обхватил ладонями ее лопатки, приподнимая женщину над постелью, прижимая почти вплотную к себе, наткнулся взглядом на широко распахнутые глаза, полные бессмысленного, безграничного наслаждения… Реальность, качнувшись, осыпалась осколками, выметая сознание в какую-то другую вселенную, где был только этот непередаваемый взгляд невероятных глаз, а еще нечто, совершенно не поддающееся определению. Удовольствие? Вспышка эмоций? Взрыв чувств? Все сразу и одновременно ничего.

Катя лежала, раскинув руки, разметав еще непросохшие после душа волосы по темной наволочке. Грудь, без труда угадывающаяся под тонким покрывалом, все еще нервно вздымалась, хотя дыхание стало ровнее. Долгов с улыбкой смотрел на нее, словно – уже привычно – хотел запомнить ее такой, как сейчас. Смущенной, взволнованной, стыдящейся. Чего она стыдилась? Что позволила себе поддаться ему и своим чувствам? Что занималась любовью с парнем младше нее на несколько лет и звезд на погонах? Это по-прежнему так важно для нее?

Родион придвинулся ближе, обнял, устроив ладони на спине и довольно отметив, что Катя даже не попыталась высвободиться. Повернулась на бок, как вчера утыкаясь лицом ему в грудь, где бешено колотилось сердце.

– И что теперь? – спросила тихо, стараясь голосом не выдать эмоций, в которых еще сама не могла разобраться.

– А что теперь? – переспросил Долгов, наматывая на палец золотистую прядку. – По-моему, все наконец стало ясно, или я ошибаюсь? – он немного отстранился, пытаясь поймать ее взгляд, скрытый за полуопущенными ресницами.

– Родион, – она с неохотой высвободилась из его рук, – давай поговорим об этом потом? В Москву опоздаем.

– То есть так, да? – Долгов тоже сел, пытаясь взглядом найти джинсы. – Сначала “потом”, и еще “потом”… Кать, я не хочу тебе надоедать, но я хочу понять, что происходит между нами? Ты то отталкиваешь, то приближаешь… Просто скажи, чего ты хочешь, и все, – Родион опустил голову, зарываясь пальцами в волосы.

Лаврова, ничего не ответив, подхватила одежду и скрылась в ванной. Вернулась почти сразу, тщательно причесанная, в застегнутой на все пуговицы форме. Долгов же так и сидел неподвижно, погруженный в какие-то мысли. Катя, прислонившись к двери, несколько мгновений смотрела на него, вынудив курсанта отвлечься от раздумий и поднять взгляд. Встретившись с Родионом глазами, женщина сделала несколько шагов вперед и опустилась на кровать, все еще хранившую следы недавнего сумасшествия. Поддаваясь какому-то необъяснимому порыву, склонилась и провела ладонью по щеке, удивляясь волне странной нежности.

– Просто дай мне время, хорошо? – сказала тихо. Долгов кивнул и, перехватив ее руку, прижался к ней губами. Время… Да если надо, он готов ждать вечность, если Катя позволит ему только одно: быть рядом с ней. Просто быть рядом. Разве это так много? А он, в свою очередь, сделает все, чтобы оправдать ее доверие. Чтобы она смогла увидеть в нем не мальчишку, не наивного курсанта, а человека, на которого может рассчитывать. Всегда. В любых обстоятельствах и в любое время.

Железной леди тоже нужен рыцарь.

========== Часть 19 ==========

Тарасова все-таки нашли. Вот только пользы от этого было немного: показания психически нездорового человека можно смело делить на все десять, выглядел поступивший в больницу с приступом подозреваемый совершенно неадекватным. Однако в его бессвязных речах Лаврова видела подтверждение своей версии, да и повторный опрос соседей Тарасова принес неожиданный результат: та самая соседка, к которой воспылал нежными чувствами Саблин, опознала в Горском-младшем гостя, не единожды навещавшего Тарасова незадолго до убийства Соболевой. А еще в тот день, когда неизвестный, оказавшийся Тарасовым, стрелял в Катю на складах. Картинка выстраивалась сама собой: Горский каким-то образом сумел внушить другу отца, что от навязчивой оперши следует избавиться, а сам в это время пробрался в его квартиру и подбросил окровавленный шарф Виктории. Вот только Горский не заметил одну маленькую неувязочку: у Тарасова не имелось машины, не на руках же нес он тело к академии через весь город? А вот у самого Виктора машина как раз имелась. И, поразмыслив хорошенько, курсанты смогли даже вычислить ее местонахождение. А дальше было делом техники: эксперт осмотрел салон и обнаружил тщательно затертые следи крови и волосы, принадлежавшие убитой. Очевидно, пожадничал гражданин Горский уничтожать машину, на которой вез тело, а может, просто не успел.

– Что произошло на самом деле, мы с вами можем только догадываться, – Лаврова привычно расхаживала по аудитории под прицелом внимательных взглядов курсантов, жадно ловивших каждое слово. – Но эксперт обнаружил следы крови и в квартире Тарасова. А как раз на тот день у гражданина Горского нет никакого алиби, зато его автомобиль заметила одна глазастая бабушка из подъезда Тарасова. Интересная картинка, правда? Очевидно, Виктор, втершись в доверие к сестре, пригласил ее в гости к своему “другу”, доведенному до нужной кондиции. Видимо, нашел нужные слова, довел Тарасова до помутнения рассудка и преспокойно дождался, когда тот убьет Соболеву. Потом вывез труп, подбросил записку и нож, вернулся, на всякий случай кое-как убрал все на месте убийства и сделал запись в блоге Тарасова. Ему, как программисту, сделать это не составило труда. И стал ждать, когда на Тарасова выйдут, даже предусмотрительно подбросил ему шарф убитой.

– Ужас какой-то, – пробормотала Варвара. – Соблазнил собственную сестру, чтобы позже убить из-за наследства… А ведь она могла и не знать, кто ее отец…

– Между прочим, – как всегда не смог не продемонстрировать эрудицию Миско, – некоторые знаменитые люди в прежние времена спокойно вступали в отношения с родными сестрами, а у Горского и Виктории всего лишь общий отец… Но мне другое интересно, Екатерина Андреевна. Неужели его не найдут? Улики вроде как налицо, хотя бы в соучастии и подстрекательстве Горского можно обвинить.

– Не забывайте, что скоро Горскому придется вступать в права наследования. И если уж он не поленился придумать такой хитроумный план, сомнительно, что откажется от всего, когда цель так близка. Да и он наверняка думает, что глупые менты поверят в полную виновность Тарасова и не станут копаться в деле как следует. Так что рано или поздно Горский объявится, наверняка.

– Будем надеяться, – вздохнул Миско и взглянул на Лаврову не без восхищения. – А как вы вообще пришли к такой версии?

Долгов бросил на одногруппника неприязненный взгляд и вновь поднял глаза на Лаврову, привычно усевшуюся на край стола. И как в этой женщине уживаются сексуальность и строгость, какая-то девичья невинность и сносящая крышу соблазнительность? Сколько естественности и в то же время вызова было сейчас в этом движении, когда закидывала ногу на ногу, мимоходом поправляла юбку, словно почувствовав его жадный взгляд… Родион нервно крутанул в пальцах ручку, с усилием отводя глаза. Нетерпеливо посмотрел на часы – показалось, что время идет медленно, как никогда. Просто издевательски медленно.

До окончания лекции оставалось десять минут.

Университет был изумительно пуст, ни одного зазевавшегося студента, да и неудивительно: пятница, почти вечер, все разбежались так быстро, как могли. Даже суровые преподаватели уже спешили кто к своим машинам, кто к метро, ежась от неприятно-колючей мороси дождя.

А вот Родион никуда не торопился. Прислонившись к стене, он нетерпеливо вслушивался в непривычную тишину университета, ожидая, когда раздастся знакомый стук каблуков. Время снова тянулось бесконечно.

– А я вас жду, – выпалил Долгов, услышав наконец шаги.

– Да? – неожиданно тихо переспросила Лаврова, нервно поправляя перекинутый через руку плащ и избегая смотреть курсанту в глаза.

– Да, – уверенно повторил Родион и взял Катю за руку, увлекая в гардероб. Женщина не сопротивлялась и вообще выглядела ужасно растерянной, что так не вязалось с привычным образом железной леди.

– Я соскучился, – прошептал Родион, притягивая Катю к себе. Так, будто они не виделись каждый день в академии, будто он не подвозил ее уже привычно домой. Но он действительно ужасно скучал: не видя Катю каждый день у себя в квартире, не имея возможности просто обнять, просто поговорить о чем-то, кроме дела… Она опять отдалилась, снова закрылась от него, и хотя относилась немного теплее, чем прежде, Долгов чувствовал, что все не то и не так. Кажется, Лаврова решила все гораздо проще: постепенно свести их отношения в дружеские, даже, скорее приятельские, а затем снова стать для него просто куратором. Родион чувствовал это, но, помня о своем обещании не торопить события, все же сдерживался. До сегодняшнего дня это хоть и с трудом, но удавалось. А вот сейчас сорвался. Снова. Эта женщина действительно сводит его с ума.

– Родь, что… что ты делаешь… – сбивчиво, нервозно, моментально теряя выдержку зашептала она, когда руки курсанта заскользили по телу, вызывая волну безумных эмоций. Родион ничего не ответил, накрывая ее губы своими, одной рукой пробираясь под юбку, а второй поглаживая спину, чувствуя, как Лаврова вдруг подалась ему навстречу, отвечая, покоряясь, позволяя… Выскользнул из рук плащ, грозя быть безжалостно затоптанным. Щелкнула заколка, выпуская на волю золотистый водопад волос. Два дыхания слились в одно, прерывистое, скомканно-сумасшедшее. Тонкие пальцы вцепились в крепкие плечи, обтянутые форменной рубашкой. Бедра, почти не прикрытые неприлично приподнятой юбкой, уже привычно двигались навстречу умелым движениям пальцев, вызывавших безудержно-жаркие волны желания по всему телу. Кровь шумела в ушах, сердца колотились как бешеные, словно соревновались в количестве ударов в секунду.

Катя отстранилась первой, прижимаясь к стене – ноги не держали, в голове шумело, казалось, еще немного, и она упадет.

– Долгов, вы сумасшедший, – выдохнула она, пытаясь дрожащими пальцами застегнуть рубашку и радуясь, что в полумраке не видно отчаянного румянца, жаром обдавшего щеки.

Родион ничего не ответил, заботливо поднимая плащ куратора и отряхивая от грязи.

– Кажется, я опять испортил тебе вещь, – усмехнулся он, галантно помогая Кате одеться. Женщина ничего не ответила, поправляя волосы и вновь избегая смотреть в сторону курсанта.

– Поехали ко мне? – тихо спросил Родион, приобнимая Катю за плечи.

– Поехали, – сорвалось с ее губ прежде, чем Лаврова успела себя остановить. Долгов улыбнулся и, уверенно взяв куратора за руку, повел ее к выходу.

***

Этот вечер разительно отличался от привычных для Родиона вечеров. Долгов посвятил его не разгребанию завалов по учебе, не поиску очередного заработка и даже не посиделкам в баре с приятелями и знакомству с какой-нибудь легкомысленной любительницей приключений. Курсанту даже становилось смешно при мысли, что мог так бездарно растрачивать себя на какие-то убогие пародии отношений, не приносившие и крошечной доли того, что он испытывал с Лавровой. Даже просто находясь с ней на одной кухне, просто перебрасываясь редкими ленивыми фразами. Да и Катя, было заметно, очень уютно чувствовала себя в этой маленькой квартире, забравшись с ногами на тесный кухонный диванчик и крутя в пальцах ложку с золотистыми каплями меда. Запах стоял на кухне просто замечательный, еще приятней было наблюдать, как Родион колдует у плиты, помешивая ароматное “зелье” в кастрюле.

– Ни разу не пробовала глинтвейн, – призналась Катя, задумчиво отправляя в рот очередную порцию меда. Долгов, так несвоевременно повернувшийся, смог наблюдать, как она облизывает ложку, и, чертыхнувшись, поспешно отвернулся к плите. Что за дурацкая реакция на самые невинные вещи?!

– Знаешь, нам, пожалуй, придется купить кулинарную книгу и по очереди мучить друг друга ужином, – заметил Родион, возвращаясь к прерванному занятию.

– Отличная идея, – усмехнулась Катя и, поднявшись, подошла к парню, прижавшись к нему со спины. – Ммм, и за что мне такое сокровище? – промурлыкала вкрадчиво, запуская ладони ему под футболку. Долгов напрягся, боясь пошевелиться, жадно впитывая небрежные, легкие прикосновения прохладных рук. Когда пальцы случайно скользнули чуть ниже положенного, Родион, вполголоса выругавшись, выключил плиту и повернулся к Лавровой, поспешно притягивая ее к себе. Катя не сопротивлялась.

– Что вы делаете, курсант Долгов? – спросила наигранно, волнующе тихо, когда Родион без лишних сантиментов потянул вверх ее рубашку, совсем не заботясь о сохранности пуговиц. Вместо ответа парень накрыл ее губы поцелуем, и вопрос отпал сам собой.

В этот раз все было немного иначе. Более уверенно, страстно, даже немного дико. Оба уже знали, что и как должно быть, уже не опасались выражать эмоции, просто покорившись безумному водовороту чувств. И позже, раскинувшись на бесстыдно смятой постели, Катя с удивлением поняла, что от смущения не осталось и следа. Страха, неловкости и зажатости не было тоже, была приятная расслабленность и легкая усталость, когда хочется просто прижаться к сильному плечу рядом и хоть ненадолго перестать о чем-то думать.

Родион, прислонившись спиной к стене и обнимая доверчиво прижавшуюся к нему Катю, улыбался совсем по-мальчишески счастливо. Сейчас, сидя у него на коленях, растрепанная, с немного раскрасневшимися щеками, в его футболке, Лаврова меньше всего напоминала строгого куратора, с сарказмом отчитывавшего его за любой промах; ту железную леди, от чьего насмешливого, холодного взгляда курсанту становилось не по себе. Сейчас эта женщина была такой родной, такой безумно близкой и нежной… Долгов приподнял ее за подбородок, ловя немного смущенный, сияющий взгляд, поцеловал неторопливо и бережно, словно извиняясь за недавнюю несдержанность. Протянул руку, поднимая забытый на полу бокал с глинтвейном, сделал глоток и передал Кате. Вино, сдобренное специями, обожгло горло, жаром растеклось по венам, еще больше расслабляя и согревая. Абсолютное умиротворение накрыло теплой волной, смывая все заботы и волнения. Как же мало, оказывается, нужно для счастья – всего лишь один-единственный человек рядом, помогающий совершенно иначе посмотреть на привычные вещи. Все, абсолютно все с этой женщиной будет по-другому, Родион знал это абсолютно, неоспоримо точно. Потому что с ней он и сам становился другим, потому что совершенно незнакомые чувства охватывали его рядом с ней. Долгов чувствовал себя и влюбленным мальчишкой, и настоящим мужчиной, готовым оберегать свое счастье, преданным другом и волшебником, каждый день совершающим для этой женщины маленькие чудеса. И неважно, что это будет: очередной букет, поход в кино с поцелуями на последнем ряду или готовность сидеть с ней, если, не дай бог, подхватит простуду. Все мелочи, такие банальные, бытовые, приобретали совсем иную окраску, казались такими необходимыми, такими важными… Хотя почему казались? Это и было по-настоящему важным: готовность на каждодневный труд по укреплению чувств, где кирпичиками были забота, внимание, нежность и еще многое из того, на чем строится будущее двоих, не желающих, чтобы их сказка когда-нибудь закончилась.