Текст книги "Ты станешь воздухом (СИ)"

Автор книги: Леди Феникс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Значит, так, – по-деловому заявил Долгов, пытаясь поудобнее устроить телефон, чтобы он освещал путь. – Сейчас я доведу вас до машины и осмотрю ногу. Если что, поедем в травмпункт.

– Я сама дойду, – отрезала капитан. – И не надо никакого травмпункта.

– Ага, как же, – хмыкнул Родион. – Екатерина Андреевна, иногда ваши проявления независимости настолько неуместны… – и, не размениваясь больше на лишние разговоры, легко подхватил Катю на руки.

– Долгов… – смущенно и возмущенно одновременно пробормотала Катя, протестующее уперевшись ладонями ему в грудь.

– Лучше обнимите меня, вам же удобнее будет, – пытаясь скрыть несколько неуместную улыбку, перебил курсант. Лаврова недовольно вздохнула, но все же неуверенно обхватила парня руками за плечи. Машинально отметила, что спортом он очень даже не пренебрегает, и тут же рассердилась на себя. Слишком много и не по делу думает она об этом обаятельном нахале…

– Надеюсь, вы не начнете демонстрировать на мне приемы рукопашного боя, если я осмотрю вашу ногу? – осведомился Долгов, бережно устроив Катю на сиденье. Лаврова сердито сверкнула глазами, но ничего не сказала. Понимала, что в этой ситуации Родион поступает так, как нужно, это она как-то неадекватно реагирует на совершенно правильные действия своего курсанта. Впрочем, учитывая то, что произошло на этом самом сиденье несколько дней назад… Катя отчаянно покраснела, надеясь, что Долгов не заметил.

Родион тем временем аккуратно закатал брючину лавровских джинсов и не удержался, чтобы не ругнуться. Нога распухла и покраснела, а когда он коснулся кожи, Лаврова вздрогнула и прикусила губу. Долгов поспешно отвернулся, принявшись искать в бардачке бутылку с холодной водой. Он всегда считал, что с нервами у него полный порядок, но сейчас, глядя на то, как Лаврова застыла, боясь пошевелиться, Родион чувствовал что-то странное. Ощущение было такое, словно ее боль отголоском передавалась ему, и смотреть на сжавшуюся от боли женщину было невыносимо.

– Вот, приложите, – Долгов протянул Кате наконец обнаруженную бутылку с водой. – Может, хоть немного легче станет. – Еще раз сочувственно взглянул на куратора и, поднявшись, пересел на водительское место. Завел двигатель, и машина сорвалась с места. Никогда прежде курсант Долгов не ездил с такой скоростью. Никогда прежде он не думал о том, как это жутко – чувствовать боль другого человека и знать, что ровным счетом ничем не можешь помочь.

***

– Долгов, я вам очень благодарна, но дальше я сама, – Лаврова как-то сразу поняла, что курсант не собирается упускать возможность остаться у нее. Не сказать, что это было неприятно, но все-таки оставить у себя на ночь парня, имеющего на нее определенные виды, было бы полным идиотизмом.

– Екатерина Андреевна, вы сейчас всерьез? За кого вы меня принимаете, если думаете, что я просто уйду, оставив вас в таком состоянии? Да еще и после того, как в вас стреляли…

– В каком “таком” состоянии? – устало спросила капитан. – Я не смертельно больна, это всего лишь растяжение. А стрельба вас вообще не касается. Это мое личное дело.

– Это ваше “личное дело” чуть не обернулось вашим же трупом, – неожиданно резко бросил курсант. Он только сейчас понял, как переволновался за эту несносную женщину, которая вечно строит из себя ожившее воплощение почти болезненной самостоятельности. – Зачем вы вообще потащились на эти чертовы склады? И даже не подстраховались? Вам что, угрожали?

– Хватит! – резко перебила Катя, сердито толкнув дверь. – Я не собираюсь обсуждать с вами свои проблемы. Спокойной ночи.

Родион проигнорировал более чем ясный намек и прошел в прихожую.

– Даже не надейтесь от меня избавиться, – заявил он, вешая куртку на крючок и нарочито не обращая внимания на недобрый прищур холодных глаз куратора. Не очень вежливо, но осторожно усадил Катю на стул и помог снять сапоги.

– Я прекрасно могла бы сделать это сама, – бросила она раздраженно. Осознание собственной слабости бесило до невозможности.

– Пойдемте, поухаживаю за вами, – усмехнулся Родион, разгадав причину ее недовольства и решив не проявлять собственного волнения. – Поздно ужинать, конечно, вредно, но что-то мне подсказывает, что вы проголодались.

– Это что-то подсказывает мне то же самое, – усмехнулась Катя, поудобнее устраиваясь на стуле. Раздражение вдруг испарилось без следа, на смену ему пришло странное, почти нелепое в такой ситуации умиротворение. Неожиданно оказалось невероятно приятно видеть на своей кухне этого парня, колдующего у плиты. Его забота была настолько непривычной, что Лаврова просто не знала, как себя вести. По-хорошему следовало выставить курсанта за дверь, но снова устраивать бессмысленные баталии не хотелось. Оставаться одной не хотелось еще больше, поэтому Катя просто откинулась на спинку стула и прикрыла глаза, пытаясь успокоиться после безумного вечера.

– Я, конечно, не повар, но, думаю, это можно есть, – улыбнулся Родион, ставя на стол тарелки с наскоро сваренными макаронами и чашки с чаем. Хлопнул себя по лбу и вышел в прихожую, вернувшись с коробкой пирожных, которые успел купить по дороге.

– Только не говорите мне, что бережете фигуру и морите себя голодом, – произнес прежде, чем Лаврова успела что-то сказать. Катя покачала головой, но спорить не стала. Опустила глаза в тарелку, принявшись крошить вилкой котлету – есть вдруг резко расхотелось.

– Пойдемте, вам нужно отдохнуть, – моментально угадал ее состояние Долгов и, заботливо поддерживая, словно Катя была серьезно ранена, повел в сторону комнаты. И Лавровой отчего-то впервые не хотелось сопротивляться.

– Посидите со мной, – вдруг произнесла Катя, когда Родион, заботливо укрыв ее пледом и погасив свет, собирался покинуть спальню. Парень моментально выполнил просьбу, устроившись на краешке кровати.

– Может, вам что-то нужно? – спросил тихо. Лаврова не ответила, просто молча накрыла его ладонь своей и закрыла глаза. Долгов замер, не решаясь пошевелиться. Что такого произошло с железной леди, если она не только позволила ему остаться без лишних споров, но и попросила побыть с ней? Родион осторожно улегся рядом и, осмелев, притянул женщину к себе. От нее почти неощутимо пахло больницей, а вот запах духов, жаркий, летний, дурманящий, почему-то показался невероятно настойчивым. Он пробирался в легкие, оседая там теплой волной, казалось, просачивался через кожу, пропитывал насквозь, словно даря Родиону что-то от любимой женщины. И, засыпая, Долгов подумал, что отдал бы многое за подобные ночи.

Ему снилось лето.

Пахло земляникой, какими-то цветами, раскаленной пылью. Светловолосая женщина в легком летящем платье, смеясь, зовет его, но Родион никак не может вспомнить, кто она. Знает, что нужно идти, что это важно для него, но вместо этого просто стоит и смотрит, как она медленно отдаляется, маня его тонкой изящной рукой. “Куда же вы?” – хочется крикнуть ему, но губы не слушаются. А женщина качает головой, и лицо ее вдруг становится печальным, и Долгов как-то угадывает ее слова, точнее, всего одно слово, беззвучно срывающееся с ее губ. Нельзя. Им нельзя. Что нельзя, почему? Ведь он хочет пойти за ней, хочет догнать ее, прижать к себе, целовать ее тонкие руки и припухшие губы, уткнуться лицом в золотистые волосы, пахнущие летом и земляникой. Хочет вспомнить ее имя, но никак не получается. Это важно, это очень важно, но он не может. А женщина все отдаляется, словно растворяясь в тумане, и это почему-то ужасно больно, как будто каждый ее шаг рвет какие-то незримые нити между ними. И только когда силуэт становится почти неразличимым, Родион вспоминает. И зовет. Зовет ее, не слыша себя, не зная, слышит ли она. Но женщина вдруг останавливается и вновь начинает приближаться. И улыбается. Потому что он вспомнил, как ее зовут.

– Катя, Кать, – сорвалось с губ, и Долгов проснулся. Резко, словно его вытолкнули из сна. Что за странное видение? Сны не посещали его уже давно, Долгов засыпал, словно выключался, подобно какому-нибудь компьютеру – усталость брала свое. И вдруг это… Лаврова, конечно, ему привиделась она. И лето. Это все от ее жарких, необычных духов, от ее близости, от того, что ее рука как-то жалобно вцепилась в его ладонь, а его пальцы запутались в ее сумасшедше-солнечных шелковистых прядях. Она такая родная сейчас, такая беззащитная, такая… его. Екатерина Андреевна, Катя. Женщина, которую он никогда не оставит.

========== Часть 14 ==========

Тарасова, как идеального кандидата на роль убийцы Соболевой и как виновника покушения на Лаврову, объявили в розыск, но поиски пока не давали результатов. Впрочем, Катя довольно легкомысленно отнеслась к покушению на ее убийство, Лаврову сейчас больше интересовал таинственный поклонник Соболевой, и курсанты ломали головы, как его найти.

– Екатерина Андреевна, – раздраженно бросил Миско, отрываясь от тетради, где пытался составить алгоритм, могущий помочь с поисками, – почему мы должны заниматься непонятно чем? Если Тарасов убийца, то почему мы ищем не его, а какого-то мифического любовника? Какой вообще в этом смысл?

– Смысл хотя бы в том, что вы хоть немного разомнете мозги, – едко ответила Лаврова. – Между прочим, вполне может быть, что покушение и убийство Соболевой вообще никак не связаны. Не нужно забывать, что Тарасов болен, кто знает, с чего он решил меня убить? С его поисками Захоронок прекрасно справится один, а нам нужно отрабатывать все остальные версии. Даже если поклонник Виктории не причастен к убийству, он может знать что-то, что окажется полезным для дальнейшего расслеования. Почему я вынуждена объяснять такие элементарные вещи?

– И как его искать? – уныло пробубнил Иван, потягиваясь. Сидение на одном месте и малопонятные рассуждения явно не вдохновляли курсанта. Ему больше по душе пришлось бы что-нибудь более энергичное, вроде погонь и перестрелок. Этакий экшен с курсантским уклоном и герой Шишкарев в главной роли.

– Вообще-то я надеялась услышать ответ от вас, – хмыкнула капитан. – Неужели за столько дней ни у кого не возникло ни одной идеи? Плохо, господа сыщики, очень плохо. Ну что ж, вот нам с вами еще одна подсказка. Пашков щедро поделился видеозаписями с камер наблюдения в своем доме. И там есть кадры с любовником Соболевой. Может, это вас натолкнет на какие-нибудь мысли, – Лаврова вставила диск в дисковод и принялась рыться в ящиках стола в поисках пульта.

– Это мы типа хоум-видео будем смотреть? – не удержался от остроты Саблин. – Лицам до восемнадцати смотреть не рекомендуется, – голосом брутального мачо из рекламы добавил он.

Лаврова одарила шутника ледяным взглядом, от которого тот непроизвольно поежился. Капитан Лаврова умела производить впечатление.

– Хоум-видео, Саблин, вы будете смотреть дома на диване, – в тон Денису съязвила она. – А это видео всего лишь вещдок, из которого нужно постараться извлечь максимум информации.

Куратор нажала кнопку наконец обнаруженного пульта, и на экране возникла прихожая отнюдь небедного дома.

– Смотрим, – тоном Степашки из известной телепередачи оповестил неугомонный Саблин, но под очередным суровым взглядом капитана моментально заткнулся.

Катя опустилась на свободный стул рядом с Родионом, и тот удивленно приподнял брови: за последние дни это было единственное проявление того, что она помнит о существовании курсанта Долгова. После совместной ночи куратор вообще делала вид, что между ними никогда ничего не было, и получалось это у нее мастерски. Впрочем, а что у них было? Танец, эпизод в машине, поцелуи в библиотеке, “веселое” приключение на складах, когда он чуть с ума не сошел от беспокойства за эту невыносимую женщину. И ночь в одной постели, и последующее утро, полные тревоги, непривычного желания о ком-то заботиться… А потом все прекратилось так же внезапно, как началось. Лаврова умело уходила от разговоров, избегала оставаться с ним наедине. Вообще вела себя холодно и отстраненно, и в ее леденяще-спокойном “курсант Долгов”, когда – очень редко – обращалась к нему, Родиону порой чудилась издевка.

Долгов чуть повернул голову, разглядывая Катю и пытаясь ответить себе на какой-то вопрос. На один из множества вопросов, которые так часто задавал себе в последнее время. Почему эта женщина так важна для него? Важна, ведь за нее он переживает так, как не переживал никогда и ни за кого. О ней хочется заботиться, ее хочется защищать и оберегать. С ней хочется проводить как можно больше времени, просто знать, что она рядом, она с ним. С ней невероятно интересно, а еще очень волнующе. Вот как сейчас, когда она сидит почти вплотную – ее стул оказался придвинут к его стулу слишком близко. Так близко, что можно ощутить ткань ее юбки, почувствовать такой знакомый и будоражащий аромат ее духов… И даже прикоснуться. Это желание вновь пробило насквозь, безжалостно вышвыривая из головы хоть какие-то доводы разума. Лаврова сидела слишком близко, от нее слишком крышесносяще пахло этими невозможными духами, а ее тонкие пальцы слишком нервно поправили юбку, когда поймала на своих безупречных ногах его настойчивый, восхищенно-жаркий взгляд.

Она снова была в чулках. Это стало последней каплей.

Лаврова вздрогнула, ощутив горячую ладонь на своем бедре. Повернулась, одарив Долгова красноречивым что-вы-себе-позволяете взглядом. Но курсанту, похоже, было плевать и на ее возмущение, и на то, где они находятся. Взгляд его резко потемневших глаз говорил сам за себя, и Кате даже стало немного не по себе.

– Долгов, руку уберите! – одними губами приказала она, но Родион не обратил на это ни малейшего внимания. Напротив, ладонь медленно пробралась под подол, и Лаврову на несколько мгновений вышибло из реальности. Горячие, ласковые и в то же время настойчивые пальцы осторожно поглаживали кожу чуть выше резинки чулок, явно собираясь подняться выше, и только осознание этого немного отрезвило.

– Долгов… – снова одними губами, выдох, который скорее можно было угадать, чем услышать. Лаврова немного прогнулась, чувствуя спиной деревянную поверхность стула, понимая, что еще немного, и выдаст себя с головой. Сдерживаться было невозможно.

Куратор вскочила так резко, что едва не уронила стул. Очень хотелось надеяться, что курсанты, недоуменно обернувшиеся на звук, не заметят ее лихорадочного румянца и легкой дрожи, все еще эхом пробегающей по телу.

– Я скоро вернусь, – получилось немного нервно, но Кате было все равно. Главное – оказаться в эту минуту подальше отсюда, от спокойно-уверенного, красноречивого взгляда своего курсанта, от его наглых пальцев, прикосновения которых уносили куда-то в другую реальность, где хотелось позволить себе большее, хотелось настолько, что буквально отказывали тормоза. Что он творит с ней, черт побери?!

Лаврова схватила сумку и вылетела из аудитории, чувствуя спиной удивленные взгляды, среди которых один буквально прожигал насквозь своей откровенностью, пробирая до самого позвоночника.

Что-ты-делаешь-со-мной, несносный мальчишка?

***

Лаврова, стоя возле умывальника, нервно плескала в лицо ледяной водой, надеясь вернуть себе утерянное спокойствие. Почему, ну почему она так реагирует на него? И самое главное: как избавиться от этого, от этого почти проклятия, от безумия, накатывающего раскаленной волной от одного его прикосновения?

Дверь чуть слышно скрипнула, и Катя резко обернулась, еще за секунду до этого догадавшись, кто пришел.

– Я так и знал, что вы здесь, – привалившись к двери, улыбнулся Родион, беззастенчиво разглядывая ее напряженную фигуру, растрепавшиеся волосы, сердитое, влажное от воды лицо.

– Какого черта вам надо?! – не сдержалась капитан, резко отрывая кусок бумажного полотенца. – Дверью ошиблись?

– Вы сами знаете, что это не так, – усмехнулся курсант, и Катя почти в панике вскинула голову, злясь на себя, что упустила момент его приближения. – Зачем вы меня провоцируете, Екатерина Андреевна?

– Я… – возмущенно вспыхнула капитан. И мысленно чертыхнулась, догадавшись, что он имеет ввиду. Ну почему у нее все так нескладно? Именно сегодня последние колготки опять оказались непригодны к ношению, и пришлось надеть то, что оказалось под рукой. Кто же знал, что это так подействует на Долгова? И какого черта он вообще разглядывал ее ноги?

– Выйдите, – уже почти спокойно приказала Катя, вновь напустив во взгляд привычного льда.

– Мне показалось, вы хотите большего, – горячий шепот буквально обжег кожу, и Лаврова замерла, почувствовав руки Родиона на своих плечах.

– Меня не интересуют ваши фантазии, – бросила резко, протестующе рванувшись в его объятиях.

– Может, тогда поделитесь своими? – Снова эта интимная, вкрадчивая интонация, словно яркое напоминание о предыдущем безумстве.

– Долгов… – Опять получилось слабо, почти умоляюще. Всего лишь невинное прикосновение, и у нее опять срывает крышу. Как это только у него получается?

Родион никак не отреагировал. Ему казалось, еще немного, и он свихнется. Свихнется, если не коснется ее прохладной кожи, если не ощутит привкус ее губ, если не вдохнет ее запах, обреченно отпечатавшийся на подкорке. Он сможет прийти в себя только если почувствует ее близость. Жадно притягивая ее вплотную к себе, исступленно целуя ее губы с пряно-сладким, упоительным привкусом того самого кофе, бесстыдно запуская чуть подрагивающие ладони ей под юбку, наслаждаясь ее прерывистым дыханием как самой приятной музыкой… Как же хотелось просто прижать ее к стене, как в том проклятом видео, которое, наверное, так завело его, и… Но нет, не время. Не так и не здесь все должно произойти. А пока достаточно того, что упивается происходящим, поспешно, сумасшедше лаская ее и не требуя ничего взамен. Ощущая под пальцами мягкий шелк волос, прочерчивая сумбурные линии поцелуев на светлой, возбуждающе тонкой коже, спускаясь руками все ниже, изучая каждый изгиб стройного тела, тонкого не подростковой неловкой угловатостью, а изящной, сексуальной хрупкостью, еще больше сводящей с ума.

Он уже не чувствовал себя, словно границы сознания размылись, сливаясь с ее сознанием. Долгов чувствовал ее так же остро, как себя самого. Разве возможно получать такое удовольствие, лишь прикасаясь, лишь понимая, как хорошо другому? Оказалось, возможно. Когда Лаврова подалась навстречу то поспешным, то тягуче-медленным движениям его пальцев, когда уперлась спиной в стену, тяжело и стыдливо дыша. Когда с ее припухших губ сорвался чуть слышный стон, а руки вцепились в его плечи, царапая ногтями ткань форменной рубашки.

Долгову совсем не хотелось выпускать ее из объятий, но Катя отстранилась сама. Принялась судорожно поправлять одежду, не глядя на него, и, вновь включая воду, выдавила единственную фразу, чтобы отвлечь курсанта от процесса ее нескромного разглядывания:

– Нас могли увидеть.

– Не могли, я закрыл дверь, – усмехнулся Родион. – А вот услышать – вполне.

Лаврова залилась краской, опуская голову, стараясь не вспоминать собственное поведение, далекое от каких-либо приличий. Сначала поцелуи в библиотеке, теперь вот это… А что потом? Страстный секс в аудитории? Лаврова, да ты совсем сошла с ума, если позволяешь себе такое…

– Но вы правы, нас могут заметить, – все-таки признал Родион и, развернув женщину к себе, снова поцеловал. На этот раз нежным непродолжительным поцелуем, который совсем не хотелось прерывать. С неохотой отстранился и с еще большей неохотой покинул помещение, осторожно прикрыв за собой дверь. Нет, с этим всем надо что-то делать, еще одно испытание ее холодностью, и он точно слетит с катушек…

Катя тщательно причесывала растрепавшиеся волосы, стараясь лишний раз не смотреть в зеркало. Очень боялась увидеть, что выглядит как женщина… именно, как женщина. Не как преподаватель, не как капитан милиции и уж тем более не как железная леди. Какая она сейчас железная? Расплавилась как мороженое на июльской жаре. Или как школьница пубертатного возраста. Да и поведение больше похоже на поведение юной идиотки. Ошибки юности, блин. Не в том вы возрасте, товарищ капитан… Лаврова замерла с заколкой в руке. Ошибки юности. Пыль прошлого. Ну конечно, как же она раньше не додумалась это проверить?

Катя поспешно нашла телефон, набрала по памяти комбинацию цифр.

– Олег Иванович, – выпалила с ходу, – вы не могли бы предоставить мне личные дела всех сотрудников университета? Это очень важно. Да, спасибо, Олег Иваныч. Я потом все объясню.

========== Часть 15 ==========

– Лидия Алексеевна, мне нужно с вами поговорить.

Подполковник вопросительно приподняла брови, но после паузы все же процедила:

– Слушаю вас, Екатерина Андреевна.

Лаврова, усмехнувшись, прошла в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. После этого разговора Кудилина уж точно будет недолюбливать ее еще больше, но что поделать?

– Лидия Алексеевна, почему вы скрыли, что Виктория Соболева ваша дочь? – с места в карьер начала Катя, не размениваясь на реверансы.

– Что? – побледневшими губами переспросила подполковник. Ручка, которую она держала в руке, выскользнула из пальцев, но женщина, похоже, этого даже не заметила.

– Неужели вы всерьез думали, что ничего не вскроется? Достаточно было выяснить место рождения Соболевой и сопоставить биографию Тарасова с биографиями остальных сотрудников университета. Не просто так ведь труп Виктории оказался возле академии… За что Тарасов вам так отомстил?

Кудилина молчала, закрыв лицо руками.

– Или вам все равно, кто убил вашу дочь? – резко бросила капитан.

Подполковник глубоко вздохнула и подняла на Лаврову потерянный взгляд.

– Мне не все равно, – проговорила тихо.

– Тогда, может, расскажете? – уже мягче предложила Катя, на мгновение ободряюще сжав ладонь своей недоброжелательницы.

Лидия Алексеевна зажмурилась, словно пытаясь сдержать слезы, и, немного помолчав, нерешительно заговорила.

История оказалась банальной и старой как мир. История о трех друзьях детства: дочери военного Лиде, сыне крупного хирурга Никите и его друге-сопернике, сыне простых школьных учителей, Павле. Отношения, начавшиеся в школьные годы, со временем, как ни странно, не распались, наверное, потому что и после поступления в университеты все трое остались жить в одном дворе. Вот только дружба со временем постепенно трансформировалась в непонятно что: соперничество Павла и Никиты приняло какие-то болезненные формы, перестав быть ребячеством; между Лидой и Павлом закрутился бурный роман, а ревность Никиты все больше переставала походить на дружескую… К тому же примерно в это время Тарасов, большой любитель гонок на мотоцикле, попал в аварию и получил сотрясение мозга. Психическое здоровье его пошатнулось, и теперь Никита мало напоминал того веселого, жизнерадостного парня, каким был прежде. Стал хмурым, раздражительным, очень бурно реагировал на любую мелочь… Ничего удивительного, что Лидия и Павел стали меньше с ним общаться, да к тому же дело шло к свадьбе, было полно хлопот, в том числе и с учебой, и с подработкой. А Тарасов бросил медицинский институт, связался с компанией каких-то странных мрачных личностей, начал нарываться на конфликты с уже бывшим другом, тенью ходил за Лидой, одолевая какими-то нелепыми речами. С каждым разом становилось все хуже: Никита звонил по ночам, угрожая покончить с собой, требовал, чтобы она бросила Павла… Первое время Кудилина срывалась после каждого звонка, мчалась к другу, успокаивала, оставалась до утра, боясь какой-нибудь глупости. Отношения с Пашей начали давать трещину, а потом выяснилось, что Лида беременна. И когда Никита позвонил с очередной истерикой, твердо потребовала оставить ее в покое. Бросила трубку и спокойно легла спать.

А наутро выяснилось, что Тарасов пытался покончить с собой, наглотался таблеток, хорошо, что мать вовремя заметила неладное.

Жизнь резко пошла под откос: Павел, не выдержав шепотков за спиной, перевелся в другое учебное заведение, переехал в другой район, пообещав вскоре позвонить. Естественно, не позвонил. А когда Лида, устав ждать, сама приехала к нему, то дверь ей открыла какая-то незнакомая полуголая девица. Комментарии были излишни.

Приятели и приятельницы, прежде вполне хорошо относившиеся к ней, как-то разом исчезли с горизонта, а вот сплетничать никто не перестал. Плюс ко всему выписавшийся из больницы Никита снова взялся за свое: преследовал, донимал звонками, требовал сделать аборт и даже… угрожал убить будущего ребенка. Родители, прежде спокойно относившиеся к перспективе появления внука, после разрыва дочери с Павлом резко изменили свое мнение. К тому же беременность отразилась на самочувствии, дикая усталость мешала нормально учиться, а в недалеком будущем маячили экзамены…

Последней каплей стало появление Никиты под окнами роддома. И Лидия не нашла иного выхода, кроме как подписать отказ от ребенка…

Время шло, жизнь постепенно стала налаживаться: встреча с Кириллом, окончание учебы, работа в университете… Вот только муж совсем не был в восторге от перспективы воспитывать чужого ребенка, он вообще не хотел детей, и Лидия не стала открывать ему правду. Дочери, с которой встречалась в строжайшей секретности, подсознательно опасаясь Тарасова, она тоже ничего не сказала. Так и осталась для нее “тетей Лидой”, отчаянно завидуя тем матерям, которые могли спокойно общаться со своими детьми.

А потом, видимо, она и совершила роковую ошибку – предложила Вике поступать в университет МВД. Расслабилась, понадеялась, что Тарасов забыл и о ней, и о своих угрозах.

И действительно, первый год прошел на удивление мирно. А потом… Потом она встретила Никиту, буквально столкнулась с ним лицом к лицу, но тот сделал вид, что ее не узнал. А через две недели Вику убили.

– В принципе, я могу понять, почему вы молчали раньше, – бросила Катя, поднимаясь. – Боялись за дочь? Но почему продолжали скрывать, когда произошло преступление? Неужели не понимали, что это может помочь найти убийцу?

– Вы думаете, это Никита?..

– Пока еще рано делать такие выводы, – уклонилась от ответа Лаврова. – Но проверить эту версию как следует все же необходимо. Спасибо за откровенность. И… – Екатерина Андреевна положила руку на плечо подполковнику. – Я вам обещаю, мы его найдем. Тарасов это или не Тарасов, но найдем. Обещаю.

***

– Ну ничего себе! – присвистнул Саблин, явно забыв, где находится. – Поборница морали Лидия Алексеевна отказалась от родной дочери и продолжала это скрывать, даже когда ту убили…

– Саблин! – Лаврова ударила ладонью по столу, призывая разговорившегося курсанта к порядку. – В нашу задачу не входит обсуждать и осуждать поступки Лидии Алексеевны! Наша цель – найти убийцу, или кто-то с этим не согласен? – капитан обвела студентов холодным взглядом. Те промолчали.

– Больше никто высказаться не хочет, нет? Ну и отлично. Тогда, может, к делу?

– Да все тут ясно, – пробасил Шишкарев. – Тарасова только найти надо, и…

– Что “и”, Шишкарев? Что ему можно предъявить? Отсутствие алиби? Любовь к стихам Бодлера? Ведение блога?

– А покушение? – снова влез Денис.

– А его причастность к моему покушению еще доказать надо, – дернула плечом капитан. – Вот когда Тарасова найдут, когда обнаружат рану от травматика… Это будет уже другой разговор. Но мы сейчас вообще-то говорим об убийстве Соболевой. Знаете, то, что он, возможно, подчеркиваю – возможно! – хотел меня убить, еще не значит, что его можно обвинять во всех убийствах, произошедших в нашем городе.

– Надо ехать в этот Юбилейный, поворошить, так сказать, “пыль прошлого”, – высказался Долгов, Катя одобрительно кивнула.

– Хоть какая-то разумная мысль. Этим, я, пожалуй, и займусь. А вы, ребятки, сегодня поедете к Захоронку в отдел и, опираясь на биографию Тарасова, попытаетесь придумать, где он еще может скрываться. Все, все свободны, – и Лаврова, словно угадав, что Долгов хочет что-то возразить, первой покинула аудиторию. Родион проводил взглядом стройную фигуру с королевской осанкой и вздохнул. Нет, эта женщина решительно сведет его с ума.

***

Катя уже собиралась ложиться спать, помня о завтрашнем раннем подъеме, но планы нарушил звонок в дверь. Лаврова, неохотно бредя к двери, уже догадывалась, кого увидит, и не ошиблась.

Снова Долгов. И снова с цветами. Очень мило.

– Родион, вы долго будете меня терроризировать? – осведомилась она недовольно, воинственно скрестив руки на груди.

– Странный синоним к слову “ухаживать” вы выбрали, – усмехнулся курсант, устраивая букет возле зеркала в прихожей за неимением другого подходящего места.

– Что вы хотели? – устало спросила Катя, как-то моментально утратив желание препираться.

Долгов усмехнулся уголками губ. Вообще-то он хотел ой как много, но говорить о своих мечтах, фантазиях и намерениях счел несвоевременным. А вот если сейчас удастся убедить Лаврову поехать в Юбилейный вместе…

– Екатерина Андреевна, я хочу поехать с вами, – проинформировал Родион таким тоном, что стало ясно: он поступит по-своему в любом случае. Нет, все-таки некоторые черты характера ужасно заразны.

– Не вижу смысла, – холодно отрезала куратор. – Или вы считаете, что я не справлюсь с такой простой задачей, как опрос свидетелей? – добавила она с сарказмом.

– Вы прекрасно понимаете, что я имею ввиду, – не обратил внимания на ее язвительность Долгов. – Во-первых, кто знает, как могут сложиться обстоятельства, вдруг вам понадобится помощь?

– Ой-ой-ой, только не надо вот этой отеческой заботы, ладно? – состроила страдальческую гримасу капитан. – Это выглядит по меньшей мере нелепо, учитывая, что я старше вас на целых семь лет.

– Да хоть на двадцать… А во-вторых, разве плохо, что я возьму часть работы на себя, а заодно отведаю прелестей оперативной работы?

– Как красиво, – фыркнула Катя. – И где вы только таких фраз нахватались?

– Ну так что, я с вами? – настойчиво повторил Долгов, делая шаг к ней. Лаврова моментально отступила назад. Началось! Несносный мальчишка, похоже, решил использовать все возможные методы убеждения. Шантажист нашелся!

– Со мной, со мной, – торопливо ответила Катя, больше всего боясь, что он к ней прикоснется. Нет, еще немного, и вся ее выдержка затрещит по швам…

Пожалуйстанесейчас.

Родион улыбнулся, и от его улыбки сердце на мгновение странно замерло, будто забыв о необходимости стучать. Да что с ней такое?! А курсант, неотрывно глядя Кате в глаза, сделал еще шаг и обхватил ладонями ее непривычно раскрасневшееся лицо. Желание поцеловать было невыносимым, но Долгов с огромным трудом сдержался. Понимал, что потом уже не сможет остановиться. Откажут тормоза. Поедет крыша. Отключится мозг. И еще черт знает сколько синонимов, обозначающих его состояние, когда она рядом с ним.

Он бы давно уже поддался своим желаниям, но что-то останавливало. В такие моменты, когда Лаврова настороженно замирала в его руках, Родион начинал чувствовать ее как-то особенно остро. Улавливал каждую ее эмоцию, каждый отблеск чувства. И что-то сигналило в сознании: нет, не сейчас, не время еще… А когда оно наступит? Что, если никогда? А впрочем, так ли уж важно это? Или важнее просто быть рядом с этой женщиной, просто ощущать ту невероятную гамму чувств, которые она пробуждает в нем?