Текст книги "Реабилитация (СИ)"

Автор книги: Леди Феникс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Доброе утро, Ирин Сергевна, – Ткачев, услышав шаги, повернулся, радостно, широко улыбаясь, и у нее зашлось сердце. – Завтракать будете?

– А я думала, ты… – начала Ира и закусила губу, тут же замолкая. Поспешно уткнулась взглядом в большую тарелку румяных оладий, придвинула к себе кружку с кофе.

– Вы думали, что я от вас сбежал? – криво усмехнулся Паша, отставляя чашку на подоконник. Подошел к съежившейся на стуле начальнице, осторожно обнял сзади, коснулся губами изящной шеи, видневшейся в расстегнутом вороте рубашки. Взгляд метнулся чуть ниже, натыкаясь на крохотную полоску кружева, не скрытую тонкой тканью, и при мысли о прошедшей безумно-исступленно-нежной ночи все внутри напряженно-сладко заныло. – Хорошего же вы обо мне мнения.

– Паш, я…

– Сейчас вы скажете, что все было ошибкой, что нам лучше все забыть и все в таком роде, – без труда угадал он, прерывая.

– А разве нет? – совсем тихо спросила Зимина, еще сильнее сжавшись в его руках.

– Ирина Сергеевна, – Ткачев уверенно развернул ее лицом к себе, пытаясь поймать направленный в сторону взгляд, – все, что я говорил ночью, правда. Все, Ирина Сергеевна, – настойчиво повторил он и как-то устало, потерянно вздохнул. – Я не знаю, какую фигню принято говорить в таких случаях, не знаю, что бы вы хотели услышать… Но знаю, что с вами мне хорошо так, как никогда и ни с кем. И я никуда от вас теперь не денусь, – закончил он чуть слышно, легким поцелуем прижавшись к ее виску.

“Я тоже, – обреченно подумала Ира, закрывая глаза и с отчаянно-нежным безволием потянувшись к нему губами, руками, всем телом. – Я тоже…”

***

– А я всегда знал, что рано или поздно к этому все придет, – изрек Савицкий, убирая на пол опустевшую бутылку из-под пива. Привычные посиделки и суровые мужские откровения неуклонно скатились к личному – Рома не смог не высказаться при виде просто возмутительно сияющей физиономии друга.

– Чего ты знал-то? – моментально вскинулся Паша и даже отставил в сторону тарелку с закуской. – Даже я не знал, а он знал! Тоже мне, пророк!

– Не, Ткач, я серьезно, – и не думал униматься Рома, открывая вторую бутылку и разливая напиток по стеклянным кружкам. – Она ж для тебя всегда была, блин, Прекрасной Дамой. Да и ты у нее в фаворитах по жизни, она любого другого за все дурости и попытки мстить давно бы по стенке размазала… А подобные отношения, Ткачик, обычно к такому и приводят. Тем более тебе с твоим раздолбайством такая баба и нужна, не то что эти все заи-коти, Кати-Марины… Такая, чтоб у тебя мозги отшибло в сторону других смотреть, и Зяма в этом плане как раз то, что надо. Вот посмотрим, опомниться не успеешь, как к ней с колечком побежишь…

– Да ну тебя, – досадливо отмахнулся Паша, подивившись проницательности друга. Кольцо действительно было, лежало в кармане куртки уже не одну неделю, но как завести важный разговор, Ткачев не представлял. Боялся, что едва заговорит об этом, и Ирина Сергеевна сразу же укажет ему на дверь, считая, что все слишком далеко зашло. Все действительно зашло слишком далеко, и отступать Паша не собирался: он не стремился обозначить, что она ему принадлежит, не желал подвести их странные, не оформившиеся во что-то конкретное отношения к какому-то логическому концу. Он просто чувствовал, всей душой и всем сердцем чувствовал, что она ему нужна, что должен быть рядом – всегда, определенно и бесповоротно; что ей, много раз обжигавшейся и так долго тянувшей все на себе, нужен кто-то надежный и верный, кто не добьет окончательно, а напротив, поможет и разделит все, что ей приходится пережить. И видел, ощущал в себе эту готовность, эту непривычную, неизвестную прежде силу – защитить, помочь, уберечь.

Вот только нужно ли ей это?

***

У него и правда отшибло мозги, поехала крыша, отказали тормоза – как угодно. Паша даже не знал, какая Ирина Сергеевна сводила с ума больше: грозная, разгневанная, строгая начальница, привычно гремящая в своем кабинете; та снисходительно-насмешливая, невероятно родная женщина, с которой вместе сидели по вечерам за столом или перед телевизором; или та шикарная, страстная, совершенно безбашенная любовница, после которой на других и смотреть не хотелось, не то что думать.

Она была первой, кто очутился в его новой холостяцкой берлоге в качестве гостьи, и новоселье на мягкой широкой кровати в довольно уютной спальне получилось более чем бурным – когда она, будто угадав его потаенные, скрытые желания, неторопливо стягивала с себя форменную рубашку на фоне залитого лунным светом окна, Паше казалось, что он вот-вот свихнется, если уже не свихнулся. Выцвели, потухли бессмысленно-яркие, пустые эпизоды случайного секса, унылое приличие псевдо-смущенных, наигранно-стеснительных “серьезных отношений” в полной темноте в одной-единственной позе. В другой раз было оценено удобство вполне просторной ванной и прочность кухонного стола – никаких не то шутливых, не то серьезных ярлыков типа “озабоченный” и недовольства на тему неудобств Паша в ответ на свои действия не дождался. Особенно будоражаще-острым оказалось открытие, что Ирина Сергеевна, несмотря на яркую чувственность, раскованность и опыт, оказалась совсем неизбалованной – по тому, как она отзывалась и реагировала на самые невинные ласки, он пришел к выводу, что ее немногочисленные любовники ни талантами, ни желанием угодить нисколько не отличались.

– Ну-у, дорвался, – расслабленно протянула Ира, устало устраиваясь в теплых объятиях после очередного захода.

– А то! – засмеялся Паша, и не подумав отрицать – даже несколько дней без встреч казались невыносимыми. Скользнул губами по своду шеи и плеча, прикрыл глаза, вдыхая запах кожи и почти выветрившийся дразнящий аромат духов, и вдруг резко, словно шагая в пропасть, выпалил: – Ирина Сергеевна, а выходите за меня?

Хрупкий стеклянный бокал, до краев наполненный вином, выскользнул из рук и беззвучно упал на ковер. Ира неподвижным взглядом смотрела на темно-красное пятно, играющее бликами в приглушенном свете лампы. Медленно подняла голову, невольно дернулась, пытаясь высвободиться из объятий, но Ткачев только крепче прижал ее к себе, не собираясь отпускать.

– Это что, шутка такая? – неверный, глуховатый, сбившийся на недоверчиво-тревожную хрипотцу голос.

– Ирин Сергевна, вот сейчас обидно было, – хмыкнул Паша, потеревшись щекой о напряженную гладкую спину. – Может я и люблю приколоться, но не настолько же. – С неохотой разжал руки, как будто опасался, что стоит разомкнуть объятия, и она пропадет, исчезнет, растает. Потянулся к тумбочке, вынимая маленькую бархатную коробочку, раскрыл, достал изящное кольцо – свернувшаяся в клубок змея с настороженными глазами из маленьких сверкающих камней и лаконичная гравировка внутри: “Сегодня и всегда”. Почему-то когда увидел это украшение, сразу представил его на тонком пальце – именно на безымянном правой.

– Я просто хочу, чтобы вы его носили, – сказал тихо. – А остальное… Хотите – будет свадьба, хотите – просто распишемся, не хотите – просто возьмите это кольцо… просто как знак… Я очень серьезно к вам отношусь… и хочу, чтобы вы видели, знали, что все по-настоящему… Черт, – пробормотал Ткачев, совсем растерявшись и сбившись. – Совсем не умею говорить все эти слова… Ирина Сергеевна, я просто хочу быть рядом с вами, просто хочу, чтобы у нас все было… по-настоящему, серьезно. Никогда не хотел, а с вами…

– Ты не понимаешь, о чем просишь, – с трудом выговорила Ира. – Это сейчас ты думаешь, что жить вместе – это просто готовить, выпивать, заниматься сексом, о чем-то говорить. Но ведь потом тебе захочется нормальную, здоровую семью, детей…

– Вы так уверены, что лучше меня знаете, чего мне захочется? – резче, чем хотелось, перебил Паша. – На самом деле мне просто хочется засыпать и просыпаться вместе, проводить вместе время, просто быть рядом. Мне не нужна кухарка и прачка – я сам могу себе постирать и приготовить, я не собираюсь по любому поводу лупить кулаком по столу, потому что “яжмужик”, я просто хочу знать, что у нас есть завтра. Есть еще аргументы “против”?

– Ты никогда не сможешь забыть, что было, – медленно, четко, вымученно. – Будешь спать со мной, а потом отворачиваться к стене и вспоминать ее. Будешь обнимать меня во сне, а видеть ее. Когда мы будем ссориться, будешь срываться и напоминать мне о ней.

Ира ожидала, что Ткачев, даже не дослушав до конца, вскинется, отстранится, оттолкнет, но он не пошевелился, крепко удерживая ее за плечи. И голос был на удивление ровным, без раздраженной нервозности, разве что чуть более напряженным.

– Не буду. Потому что ссориться не собираюсь вообще. И вспоминать – тоже. Это было в прошлом. Ключевое слово “было”. То, что уже не исправить, не предотвратить и не изменить. И поэтому уже неважно. Важно то, что сегодня. А сегодня, сейчас, я хочу быть с вами. И завтра тоже. И чтобы их много было у нас, этих “завтра”.

– Ты сбежишь от меня через неделю, потому что у меня отвратительный характер, я обожаю командовать и не способна выслушивать никого, чье мнение отличается от моего, – самокритично продолжила Ира, а Ткачев вдруг легко рассмеялся, стиснув руки у нее под грудью.

– Ирин Сергевна, сколько мы знакомы? – и, угадав выразительное движение бровей, усмехнулся. – По-вашему, я настолько дурак, что за это время совсем ничего про вас не понял? Я прекрасно знаю, какой циничной стервой вы можете быть, как любите всех строить, приказывать и язвить. Вы нужны мне такая, как есть, я не собираюсь вас перекраивать, перевоспитывать или злиться. Еще аргументы?

– Паш, я же…

– Тш-ш-ш, – моментально оборвал Паша, накрывая пальцами ее губы. – А вот об этом ни слова. Вы обалденно красивая, привлекательная и сексуальная женщина, и мне совершенно по барабану, сколько там между нами лет разницы и кто что будет вякать на этот счет.

– А ты умеешь быть убедительным, – фыркнула Ира, вытягивая руку и любуясь кольцом.

Сегодня и всегда.

Паша прижался губами к растрепанным ослепительно-рыжим волосам, вдыхая пряно-тонкий аромат шампуня и чувствуя, как лихорадочно колотящееся сердце наполняется каким-то непривычным, удивительным чувством радостного покоя и долгожданного умиротворения.

Он наконец нашел свое рыжее деспотичное счастье.