Текст книги "Реабилитация (СИ)"

Автор книги: Леди Феникс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Паша не знал и сам, откуда вдруг взялись эти слова, эта непоколебимая убежденность и переполнявшее душу желание разделить с ней то, что, свалившись на эти хрупкие плечи, просто раздавит и уничтожит. Он знал лишь, что только так будет правильно.

========== Среди ясного неба ==========

После трудного, утомительного дня, вкусного сытного ужина, бокала хорошего вина Ира смягчилась, совсем утратила бдительность, а приятная расслабленность в мышцах и вовсе стала навевать сон, так что когда сидящий рядом на тесном кухонном диванчике Ткачев внезапно развернул ее к себе, заставив от изумления выпустить из ослабевших пальцев домашнюю кофту, у Иры не нашлось даже достойного ответа, чтобы отреагировать на его выходку.

– Совсем свежие, – глухо произнес Паша, остановившимся взглядом рассматривая синяки на тонкой руке. – Когда последний раз укололись? – И, заметив вспыхнувшую ошарашенность в расширившихся зрачках, обессиленно выпустил худое запястье. Отодвинулся, отводя глаза, извлек из кармана джинсов сложенный вчетверо листок. – Я нашел у вас в кабинете ампулу из-под лекарства. Сделал экспертизу. В этом вашем чудо-средстве самая обычная, хоть и изрядно разбодяженная, наркота.

– Ты… – Зимина возмущенно повернулась к нему, в пылу эмоций забыв, что не совсем одета. Опомнившись, поспешно застегнула последние пуговицы; впилась яростным, ледяным взглядом. – Какого черта, Ткачев?! Тебя кто-то об этом просил?!

– Ирина Сергеевна, что вы с собой делаете? – Больной, угасший взгляд, голос обреченно-тихий. Не сдаваться, не опускать руки, всегда быть сильнее других людей и любых обстоятельств – и тут вдруг какая-то медленно убивающая дрянь, от привыкания к которой она не способна избавиться. Да про нее ли это, про железную, несгибаемую полковника Зимину? – Сейчас эта гадость, потом что – кокс, героин? Вы… вы что творите?! На себя наплевать, так хоть о сыне подумайте! О работе! Да первая же медкомиссия – вы с треском вылетите! Вы этого добиваетесь?! Или мне вам расписать, к чему это все приводит, как будто сами не знаете?.. – Выдержки хватило ненадолго, Паша сорвался на крик после первой же фразы. Не мог поверить. Дикость, чушь, бред. Но скомканный лист бумаги со смятыми строчками безжалостного заключения лежал перед ним, и от этой истины было никуда не деться.

– Не ори на меня! – Голос треснул гневной обледенелостью. – Я тебя лезть в мои дела не просила! Со своими проблемами я как-нибудь сама разберусь!

– Как вы разбираетесь, я уже вижу! – Ткачев и не думал сбавлять обороты. Не представлял, как достучаться, какие ключевые слова подобрать, чтобы остановить, прекратить, пока не стало поздно. Ситуацию усугубляло, что Зимина до последнего вряд ли признается себе в слабости, даже если и будет бороться, ни за что не даст понять, что ей нужна помощь, тем более – не примет. Наверное, в прежнее время Паша бы отступил, согласился, что это не его дело и лезть куда не надо его не просят, Зимина и сама в состоянии решить свои проблемы, и все как-то само пройдет, утрясется, наладится. Но теперь, разглядев всю ее скрытую надломленность, вымотанность, истерзанность, не допускал об этом и мысли. Но чем и как, тем более против ее воли, смог бы помочь, не понимал совершенно.

– Я все сказала! – В интонации звякнуло бритвенно-острым металлом предостережения. – И даже не вздумай кому-нибудь проболтаться!

Дверь кухни затворилась с раздраженным сухим хлопком. Продуктивного диалога не получилось.

***

Для своего законного выходного Паша проснулся неожиданно рано. Долго лежал неподвижно, вслушиваясь в сонную тишину квартиры, то и дело перебиваемую щелканьем часовых стрелок, приглушенным грохотом дверей, влажным плеском воды, звуком шагов. На кухню Ирина Сергеевна не заглянула, зато послышался смазанный шум в коридоре, стук каблуков, затем щелкнул дверной замок и шаги переместились уже на лестничную площадку. И куда это понесло товарища полковника в такую рань, если учесть, что еще вчера она планировала взять отгул? Не размышляя больше ни минуты, Паша сорвался с дивана, даже не заботясь о беспорядке. В прихожей рванул с вешалки куртку, нашарил в кармане ключи от машины и, проигнорировав лифт, бегом спустился по ступенькам. Во дворе очутился как раз в тот момент, когда за углом скрылась машина такси.

Ткачев не позволял себе раздумывать, как это выглядит, насколько это попросту неприлично и какое он имеет право вторгаться в личную жизнь начальницы – о каких границах личного теперь может идти речь, если в каком-то смысле стали почти семьей? Хотя может зря он поднял такую бучу и развил бурную деятельность – может, как раз ту самую личную жизнь и устраивает начальница, сбежав от слишком бдительного охранника? Ну и дураком же он окажется, если Ирина Сергеевна всего лишь отправилась на свидание…

Такси остановилось довольно быстро. Зимина, выйдя из машины, что-то сказала водителю и вскоре скрылась за дверями невзрачного, но добротного здания. Медицинский центр “ГипноС”, заметил вывеску Паша и нахмурился: уж не тут ли полковнику подогнали во всех отношениях “замечательное” лекарство?

Когда спустя полчаса Ирина Сергеевна снова уселась в машину и отбыла, Ткачев, не сомневаясь, правильно ли он поступает, выбрался из автомобиля и направился к медцентру. Нужно было выяснить все до конца.

***

Последний раз Ира ходила по магазинам в какой-то другой жизни: то вечно не хватало времени, то не было настроения. Но теперь, волей случая (у любимых туфель в самый неподходящий момент сломался каблук) оказавшись в недавно открытом торговом комплексе, Ирина с истинно женским восторгом разглядывала витрины, уже догадываясь, что страшный и неконтролируемый зверь Шоппинг цепко схватил ее в свои коварные лапки. К запланированной паре самых простеньких элегантных туфель добавились и чудесные босоножки, и лодочки “на выход”, смело отнесенные к настоящему произведению искусства. Очутившись в соседнем отделе, Ира, переворошив кучу вешалок, добыла несколько замечательных блузок, превосходное строгое платье с открытой спиной и костюмчик с юбкой немного короче обычного. Покрутившись в обновке у зеркала, Ира довольно решила, что, если отвлечься от общей изможденности лица и морщинок, в остальном она еще вполне ничего: диета “поесть от случая к случаю” и регулярные нагрузки в спортзале сделали свое дело, так что фигуре полковника Зиминой могли позавидовать многие более молодые дамы.

Дальше, не удержавшись от соблазна, Ира заглянула в секцию нижнего белья, растерявшись в ворохе всех существующих цветов, кружавчиков, ленточек и прочего сумасшествия. Ради такого и любовника завести не грех, поиронизировала полковник, принимая у продавщицы шуршащие пакеты с двумя неприлично вычурными комплектами и ночной сорочкой из совершенно восхитительной на ощупь ткани.

Забег закончился спустя несколько часов, когда Ира выбралась из спа-салона, обновленная после каких-то неслыханных косметических процедур, сияя свежим маникюром и новой-старой прической: с прежним ярко-рыжим цветом волос она, кажется, сбросила несколько лет.

Нагруженная покупками и совершенно счастливая, Зимина вышла из такси и, кое-как удерживая пакеты, открыла дверь подъезда, успев удивиться почему, несмотря на разгар дня, царит такая темнота. А вот шагнуть в лифт уже не успела: чьи-то мощные лапищи обхватили сзади, темнота качнулась и накрыла с головой.

Паша нервно мерил шагами кухню, проигрывая в голове предстоящий разговор, находя все новые и новые аргументы, убеждения, хотя отлично понимал, какая разразится буря, когда начальница узнает о слежке и “оперативных мероприятиях”, а уж тем более о том, что он натравил на милого и ужасно скользкого доктора и дилера в одном лице всевозможные проверки и инстанции. Отвертеться после “контрольной закупки” ему теперь точно не удастся, так что одну проблему можно смело считать решенной, а вот с решением самой главной еще придется помучиться. Но Ткачев был готов приложить усилия, как бы Ирина Сергеевна не возмущалась, не брыкалась и не пыталась указать ему на его место, снова, по извечной привычке командовать, напоминая, кто главный.

Подойдя к окну, Паша наконец увидел подъезжающее такси, из которого появилась Зимина с кучей каких-то пакетов в руках. Подождал, когда закроется дверь подъезда, и, покинув квартиру, направился вниз, отметив, что почему-то не услышал гудения лифта. И только оказавшись на первом этаже, заметил и раскрытую кабину лифта, и кучу сваленных у его дверей фирменных пакетов, и листы фанеры, прикрывавшие окна подъезда, и валяющиеся на полу солнцезащитные очки. Несколько мгновений непонимающе смотрел на хрупкое темное стекло, раскрошенное чьим-то тяжелым ботинком, и наконец выскочил в залитый солнцем уже опустевший двор.

========== Почти как в Голливуде ==========

– Где документы, сука? – От сильного удара реальность перед глазами вновь закачалась и поплыла, в голове зашумело. Глубоко, с саднящей болью выдыхая цементно-пыльный тяжелый воздух, Ира заставила себя открыть глаза.

– Какие документы? Загранпаспорт, пенсионное, диплом об окончании курсов цветоводства? Вас что интересует?

– Она над нами еще и издевается! – взревел “собеседник” покрупнее. За время содержательного разговора Ира успела выяснить, что его зовут Гена, что хорошим манерам он не обучен и явно страдает нервным расстройством.

– Вас, видимо, в детстве не учили, что девочек бить нехорошо, – попеняла Ира, сплевывая солоновато-металлический привкус крови из рассеченной губы, и порадовалась, что зубы хотя бы целы.

– Слушай, – второму гоблину явно надоела роль молчаливого наблюдателя, и он наконец тоже решил принять участие в действии, – просто отдай нам компромат на Пименова и вали на все четыре.

– Да вы придурки, мальчики, – засмеялась Зимина разбитыми губами. Гоблин Гена угрожающе шагнул в ее сторону, а вот второй неожиданно заинтересовался.

– Это еще почему?

– Да потому что ни один умный человек не будет работать на покойника, – охотно пояснила Ирина, пока похитители озадаченно переглядывались. – Ваш Пименов приказал среди бела дня похитить полковника полиции, сейчас уже весь отдел на ушах, догадываетесь, что с ним сделают, когда в отдел привезут? Он еще и вас слить по полной успеет. А вы хотите из-за него подставиться, оно вам надо?

Ира держалась старательно, заговаривала зубы, отвлекала, параллельно пытаясь высчитать, когда ее успеют хватиться, поднимут тревогу и начнут искать. Оставалась надежда, что Ткачев, не обнаружив начальницу дома, заподозрит неладное, а заметив беспорядок в подъезде, сделает правильные выводы. Другое дело, что понадобится время, чтобы прочесать район, заглянуть в каждый подвал, на чердак, обыскать заброшенные дома… Сколько времени пройдет? Успеют ли ее найти?

В пустой оконный проем влетел, отскочив от стены, обломок кирпича. Впавший в задумчивость похититель номер два встрепенулся:

– Гена, иди глянь, че там за кипеш.

Момент был самым что ни на есть удачным. Благодаря не то судьбу, не то тупость криминальной парочки – чтобы привязать ее к стулу, они обошлись простой веревкой вместо скотча, от которого оказалось бы проблематично избавиться, – Ира, повозившись и обломав ногти, все же смогла распутать узлы. И едва утративший осторожность преступник отвернулся, отвлеченный шумом на улице, на его затылок опустился внушительный удар. Молниеносно, не давая противнику опомниться, Зимина выхватила у него пистолет из-за пояса джинсов, для верности еще раз огрела стулом, чтобы подольше “отдохнул”, и бросилась вниз по лестнице. Бетонные ступеньки, покрытые строительной пылью, мусором, осколками разбитых бутылок, оказались еще тем квестом – обувь Ира потеряла в самом начале приключения, отбиваясь от нападающих, так что передвигаться теперь пришлось босиком.

Где-то совсем рядом, тяжелые, торопливые, раздались шаги, и Зимина поспешно прижалась к стене, стиснула пальцами пистолет, больше всего боясь, что ее выдаст стук вылетающего сердца. Еще одни, более мягкие, вкрадчивые, послышались шаги с другой стороны, и прежде, чем успела испугаться, Ира узнала этот голос, сбитый раздражением, нетерпеливым беспокойством, отчаянной нервностью.

– Что значит “нет нигде”?! Глаза разуйте, мать вашу, и ищите! И второго урода в машину оттащите, нехер с ним церемониться, сразу в отдел, пусть заказчика сдает!

– Да-а, Ткачев, а командовать у тебя неплохо получается…

Ира, выходя из укрытия, успела подумать, что выглядит, наверное, просто роскошно: растрепанная, босая, в строгом костюме, безнадежно покрытом пылью, бледная, с расцвеченной синяками физиономией и с пистолетом в руках – Голливуд нервно курит в сторонке бамбук.

Явление полковника Зиминой перед операми во главе с Ткачевым вышло эффектным, что и говорить.

***

– Ну и как ты меня нашел? – Ира, стараясь не смотреть на свои исполосованные стеклом ступни, сидя на стуле в прихожей, стаскивала грязный пиджак, с сожалением подумав, что любимый костюмчик, похоже, придется выбросить.

– Да эти двое, Ирин Сергевна, дебилы просто феерические. Мало того, что на камерах засветились, так еще и… – Ткачев, включив в прихожей свет, наконец повернулся и уставился на ноги начальницы почти с ужасом – в суматохе он умудрился ничего не заметить.

– Паш, ты куда? – окликнула Ира, но тот уже скрылся в глубине квартиры, вскоре, однако, вернувшись с тазиком теплой воды и полотенцем; потом притащил еще и аптечку.

– Ткачев, ты… – протестующе начала Ира и, резко побледнев, стиснула одеревеневшие пальцы. Тонкий капрон, пропитавшись кровью, прилип к порезам, и когда Паша без малейших церемоний потянул вниз ткань, Ире показалось, что вместе с ней слезает и кожа.

– Ирина Сергеевна, вы можете хоть раз в жизни запихнуть свою независимость куда подальше и просто принять чью-то помощь? – Паша поднял взгляд, спокойно и прямо смотря начальнице в глаза. – Мы все в курсе, что вы у нас круче толпы супергероев, но сейчас немного не та ситуация, не находите?

– Ткачев!..

– Значит, не можете. Но придется, если не хотите получить заражение крови или еще какую-нибудь гадость, – невозмутимо подвел итог разговору опер и принялся распечатывать упаковку бинта. Ира хмуро наблюдала за осторожными движениями ловких рук и снова задавалась вопросом, что мешает ей выставить его из своей квартиры вместо того чтобы все больше позволять ему нарушать эти хрупкие границы… независимости? приличий? Но он и не посягал на ее независимость, безоговорочно принимая ее главенство практически во всем, что не касалось непосредственно ее самой: здоровья, душевного равновесия, бытовых проблем. Приличия? Полковник Зимина давно уже забыла значение этого слова – пережив столько всего, как-то смешно изображать девочку-ромашку, краснеющую от того, что кто-то вынужден наблюдать ее в неподобающем виде.

– Ирина Сергеевна, вы пока отдыхайте, а я поеду к этому деятелю домой, если он еще не сбежал, конечно, ну а в отделе уже все как полагается, – Паша, закончив обрабатывать порезы, тщательно наложил бинт и поднялся. Догадавшись, что полковник готовит достойный ответ типа: “а что это ты тут раскомандовался?”, “давай я сама решу!”, “Ткачев, ты ничего не попутал?!”, покачал головой – в своем стремлении обозначить лидерство Зимина порой игнорировала здравый смысл. – Даже не думайте. Вы себя совсем добить хотите? Уж с допросом зарвавшегося урода я как-нибудь сам справлюсь. Те двое уже небось вовсю его сдают, так что доказухи будет вагон и маленькая тележка. Хотя если вам так не терпится все контролировать, можете мне позвонить, включу, блин, онлайн-трансляцию, – и, вложив в руку начальницы мобильный, Паша, не дожидаясь возмущенной реакции, выскользнул за дверь.

Суета закрутила на несколько часов. Сначала пришлось прошерстить возможные адреса – как и предполагал Ткачев, дома Пименова уже не оказалось, потом долго и убедительно вести беседу, затем тащить в отдел, где повторить процедуру. Нанятые им уголовники уже вовсю топили “работодателя” и, меньше всего желая огрести за нападение на сотрудника полиции, готовы были взять на себя что угодно. В багажнике машины Пименова вдруг в присутствии понятых обнаружилась наркота, и дело завертелось. Все отлично понимали, что разборки с УСБ Зиминой не нужны, что начнись следствие, и наружу выплывут лишние, совсем ненужные детали, о которых распространяться за пределами “Пятницкого” вовсе не следует, что нужно сделать все, лишь бы обошлось без лишней шумихи. И самый лучший вариант – накрыть банду наркодилеров, якобы собиравшихся развернуться на районе и взятых с поличным…

Когда Паша, напряженный, замотанный, со сбитыми костяшками, переступил порог квартиры, он даже не сразу осознал всю откровенную нелепость ситуации. Швырнул на полочку дубликат ключей, забросил на вешалку куртку и несколько мгновений не двигался, с недоверчивой усмешкой оглядываясь.

Как к себе домой.

Эта небольшая, по-своему милая квартирка, где пахло крепким кофе или зеленым чаем, где вечером в кухне рассеянным приглушенным светом сияли уютные лампы, где у него уже имелось привычное место – на небольшом диванчике с мягким пледом, где за стеной бормотал телевизор… Эта квартира стала для него намного привычней и как-то родней – намного больше, нежели собственная, где почти каждая вещь хранила след навязчивых воспоминаний, где постоянно менялись, появляясь и уходя, бесконечные девки, где в одиночку, едва не тронувшись от отчаяния, глушил спиртное.

Почему тебе так хорошо – здесь?

Паша остановился у входа в кухню, в уголке дивана сразу заметив дремлющую начальницу. Прямо перед ней – возмущенно пищащий разряженный телефон, прижатая к груди подушка, сбившийся плед в ногах. Бьющий из окна солнечный свет безжалостно высвечивал кровоподтеки на бледном лице, и холодная, мутная волна всколыхнувшейся злости вновь качнулась внутри. Почувствовав его взгляд, Зимина открыла глаза, сонно моргая, и Ткачев про себя хмыкнул: интересно, а застать свою начальницу спящей тоже входит в разряд слишком личного?

– Мы сделали все, как вы и просили, – негромко сказал Паша, усаживаясь на край дивана. Расправил скомканный плед, аккуратно сложил, не решаясь встретиться взглядом с полковником, принялся разглядывать дурацкий узор на бежевой ткани – словно обрезанную наполовину цветочную вязь.

– Хорошо, – отстраненно кивнула Ирина Сергеевна, выжидающе глядя на него.

– Ключи, – помолчав, словно через силу выговорил Ткачев, – в прихожей оставил.

– Ключи? А, ключи… – медленно повторила Зимина и совершенно без выражения повторила: – Хорошо.

Что-то не то, не так, неправильное, ошибочное, даже фальшивое. Паша вскинул глаза на нее – нет, как обычно спокойна, невозмутима, равнодушна. Только отчего-то сбивали нервно двигающиеся пальцы, ярко-рыжая упавшая на глаза прядь, закушенная не то от боли, не то от досады припухшая губа.

– Я… пойду. Вы звоните… если что. – Паша неловко поднялся, отчего-то снова не решаясь взглянуть начальнице в лицо.

– Хорошо, – в третий раз выверенно-бесцветно отозвалась Ирина Сергеевна, и он наконец, неуверенно кивнув, шагнул в коридор.

В повисшей тишине громко щелкнул замок, хлопнула дверь. Ира медленно перевела взгляд на все еще стискиваемую руками подушку и вдруг уткнулась лицом, зажмурившись до болезненной темноты перед глазами, кусая подрагивающие губы. Она даже не заметила прокатывающуюся по плечам колко-леденящую дрожь.

========== Военная хитрость ==========

Ира повелась как девчонка. Когда ближе к концу рабочего дня Ткачев заглянул в кабинет, чтобы доложить о каком-то очередном деле, она пребывала в не слишком благоприятном расположении духа: честно говоря, намечающиеся перестановки, интриги и аппаратные игры волновали мало, пока речь не шла об ее отделе и людях; а вот что делать с неожиданно свалившимся отпуском, в который ее отправили чуть ли не приказом, было совершенно непонятно. Мерзкое чувство бесполезности, ненужности, отстраненности от всего происходящего еще слишком отчетливо помнилось со времени вынужденной отставки, и меньше всего Ира готова была снова выдержать эту пытку бездействием.

– Ирин Сергевна, а что вы сегодня вечером делаете?

Ира, от неожиданности выронив ручку, уставилась на Ткачева с таким обалдением, как будто он спросил, какое сейчас столетие на дворе или когда ждать ближайшую атаку зомби.

– Ткачев, ты меня так не пугай, а то подумаю, что на свидание пригласить собрался, – подколола, быстро взяв себя в руки.

– Вроде того, – широко улыбнулся тот, почти не смутившись. – Я вот думал всех за городом собрать, ну там речка, шашлык-машлык… Вы когда вообще на природу последний раз выбирались?

– Ну-у… – честно задумалась Ира, нахмурившись, но кроме вылазки в деревню ради слежки за уголовником на ум ничего не приходило.

– Ну я так и думал, – правильно истолковав молчание начальницы, хмыкнул Паша. – У вас же все равно отпуск, чего в городе-то сидеть? Или у вас планы?

– Да нет никаких планов, – досадливо поморщившись, с неохотой признала Зимина. Торчать в самый разгар лета в загазованном душном городе идея была так себе, на отдых в одиночестве не тянуло, к тому же Сашку, совсем замороченного выбором университета и подготовкой к вступительным экзаменам, оставлять не хотелось.

– Ну я тогда за вами вечером заеду, – кивнул Ткачев, подводя итог.

– Только имей в виду, если что, сам бухого Фомина по грядкам искать будешь, – не удержавшись, съехидничала Ира напоследок.

– Договорились, – засмеялся Паша, прикрывая дверь. Очутившись в коридоре, облегченно выдохнул, вытирая вспотевший лоб: выполненный трюк вполне мог относиться к разряду смертельных.

***

– Слушай, тут хоть одна живая душа есть вообще? Цивилизация существует? Что это за край света? – обрушила вопросы Ира, настороженно осматриваясь. Тишина здесь царила какая-то неестественная: не лаяли собаки, не слышались голоса, не гремела музыка, разве что беспокойные птичьи трели и шум потревоженной ветром листвы не позволяли назвать безмолвие абсолютным. Прогретые солнцем улочки казались пустынными, дома, покосившиеся и утопавшие в зарослях, казались заброшенными, на воротах и калитках других, более крепких, висели замки.

– С цивилизацией все в порядке, Ирин Сергевна, – обнадежил Ткачев, выгружая из багажника пакеты с едой. – А вот народу тут почти не бывает, в деревне несколько стариков оставалось, да и те к родне уехали. Ну и рядом еще коттеджный поселок достраивается, вот там цивилизации хоть отбавляй.

– Куда ты только меня притащил, – проворчала Зимина, шагая следом за Пашей во двор. Здесь, в отличие от общей картины запустения, сразу была заметна крепкая хозяйская рука: и небольшой деревянный домик в два этажа, чем-то напоминавший картинку из сборника сказок, и множество плодовых деревьев и кустарников, и добротная баня, и даже небольшой пруд с мостками в конце участка.

– Моей тетки дом, – пояснил Ткачев, возясь с замком. – Она в Канаду на ПМЖ умотала, а дом мне оставила, еще и грозно предупредила: “Чтобы свиристелок не водил, для крепкой семьи дом строен”, – засмеялся Паша, цитируя родственный наказ.

– И что, не водил? – поддела Ира, спотыкаясь о незамеченную в темноте ступеньку. Ткачев деликатно придержал начальницу за талию и пошире распахнул дверь, разгоняя полумрак.

– Да вот как-то не довелось, – ответил в тон ей, сгружая на кухонный стол пакеты и принимаясь выгружать всевозможные упаковки, банки и лотки. Ира, наблюдая за тем, как одна за другой появляются покупки, с насмешливым удивлением вскинула бровь.

– А что, у нас день трезвости намечается? Даже самой завалящей бутылки с коньяком нет.

– Да тут у тетки в подполье целый винно-водочный, вина там всякие домашние, наливки, ну и решил ничего не брать, хотя наши может что привезут, – подняв крышку погреба, Паша щелкнул выключателем, зажигая свет. – Вы пока посмотрите, что там есть, выберите что-нибудь, а я сумки из машины принесу, – и, не дожидаясь ответа, взяв ключи, направился к двери. Ира, пожав плечами, спустилась вниз, оглядывая бесконечные полки: чего там только не было! И соленые огурцы, и консервированные помидоры, и квашеная капуста… Алкогольный набор тоже радовал разнообразием: малиновое вино, различные ягодные наливки и даже самогон – вот уж Фомин обрадуется… Когда в глазах зарябило от аккуратных надписей, сообщавших и емкость, и даже состав продукта, Ира, выбрав пару бутылок, вылезла наружу.

– Паш, я тут выбрала кое-что… – начала она и, нахмурившись, замолчала. Ее сумки – и обычная, и дорожная, с минимумом вещей, стояли у входа, а вот Ткачева в досягаемой близости не оказалось. Убрав в холодильник “добычу”, Ира торопливо выскользнула на крыльцо, настороженно оглядываясь. Недоверчиво уставилась на след шин в дорожной пыли, затем выскочила за ворота. Еще несколько минут назад стоявшая на виду машина исчезла, а вместе с ней и Ткачев.

– Это еще что за!.. – выругалась Ирина, возвращаясь в дом. Окинула глазами кухню и не сразу наткнулась взглядом на лежащий на столе листок бумаги.

“Ирина Сергеевна, простите, что обманул вас, но больше нет сил смотреть, как вы себя гробите. Не слишком по-джентльменски, знаю, но еще знаю, вижу, что сами вы не справляетесь, и допустить происходящего не могу. Надеюсь, что вы еще не настолько привыкли к этой дряни, а через несколько дней и вовсе избавитесь от привычки. Я в вас верю. О бытовом не беспокойтесь, в холодильнике полно еды, еще стратегические запасы типа крупы и макарон, воды тоже достаточно; аптечка на всякий случай есть, в гостиной телик и кассеты, в спальне на тумбочке книги, так что, уверен, сможете продержаться.

P.S. Телефон я забрал, до ближайшего населенного пункта пять километров.

P.P.S. В потайном кармане сумки можете даже не искать, там уже ничего нет.”

– Вот же ж!.. – высказалась Ира, и, рванув молнию сумки, вывернула карман.

Шприц и упаковка ампул действительно исчезли.

***

Небольшая двухкомнатная квартира Паше сразу пришлась по душе, несмотря на внешнюю непрезентабельность и даже запущенность. Сменить обои невнятно-блеклого цвета, поменять сколотый кафель в ванной, вычистить все помещения до блеска, поставить новую мебель – и можно жить. Кажется, сама судьба решила позабавиться, подсунув ему на глаза объявление о продаже квартиры по знакомому адресу, отличающемуся от адреса Зиминой всего лишь на одну цифру в номере квартиры. Любопытства ради позвонив по указанному телефону, Ткачев был приятно удивлен ценой и согласился на встречу с продавцом.

Это был шанс. Смутные идеи, неопределенные, до конца не оформившиеся решения, когда-то приходившие в голову, неожиданно воплотились, утвердились, окрепли, и, запаковывая очередную коробку, Паша больше не сомневался. Забыть, вытравить, избавиться от самой малейшей нити, стягивающей его с прошлым, душащей словно удавка. Он даже мебель решил не трогать: уж на самую необходимую обстановку денег наскрести как-нибудь сможет.

В последний раз обходя квартиру, моментально принявшую какой-то нежилой вид, Паша проверил ванную, выдвинул ящик стола, проверил полки – не забыл ли чего? Вывалившись с верхней полки шкафа, под ноги упал, раскрывшись, плотный пакет. Ткачев машинально наклонился и замер, остановившимся взглядом изучая рассыпавшиеся фотографии.

Он с Ромычем. Веселый, беззаботный, совсем глупый. Исаев и Терещенко: загруженный вид Юрьича, словно повернутый внутрь себя, опустело-дикий взгляд Олега. Измайлова с Климовым: легкая, с лукавством, улыбка Лены, строгий, чуть заметно улыбающийся Вадим. Вика и Костя, радостные, открытые, здесь еще просто-друзья.

Последними в руки попали два снимка. Он и Катя. Неуверенная, словно чуть подрагивающая улыбка, напряженный взгляд, стиснутые на его локте пальцы. Он и Ирина Сергеевна. Она чуть впереди, сдержанная, прямая, вся словно пылающая: блестящие звезды на погонах, ослепительные волосы, глаза горящие, но взгляд уже с какой-то едва уловимой горечью.

Паша несколько секунд поочередно смотрел на обе фотографии, затем, подобрав с пола остальные, раздраженно скомкал и швырнул в раковину. Щелкнул зажигалкой, подождал, когда пламя разгорится, неохотно уничтожая обрывки, и, не оглядываясь, вышел из своей уже почти бывшей квартиры.

========== Гость ==========

Первые дни прошли как в тумане. Дурнота навалилась спустя примерно сутки и душила все сильнее – с каждым часом, с каждой минутой кажется. Разгорающееся нервное раздражение, толкающееся под ребрами беспокойство поначалу не давали усидеть на месте, но постепенно стали сменяться дикой, придавливающей слабостью и дурнотой, холодным комом возникающей в горле. Опустевшие бутылки с водой сваливались в сторону одна за другой – жгучая, иссушающая жажда почти не отступала. Ко всему прочему стали невыносимо-тянуще ныть ослабевшие мышцы, выкручиваемые от глухой, навязчивой боли. Жутко раскалывалась голова, виски ломило немилосердно. О сне не приходилось и мечтать, разве что на несколько часов удавалось, словно в бездонную пропасть, провалиться в забытье, тяжелое, сковывающее, наводившее оцепенение, изматывающее еще сильнее. Вид еды вызывал омерзение, сквозь наплывающий волнами невыносимый жар, сменявшийся ознобом, билась только одна мысль: укол. Один, всего один укол, лишь бы прекратить эту пытку, лишь бы боль наконец ушла, оставила в покое…

Яркий, безжалостный свет сменялся всепоглощающей, обволакивающей темнотой. Ира давно потеряла счет времени, не могла сориентироваться, сколько минут, часов или дней прошло, бездумно вслушиваясь в негромкий, размеренный бой старинных охрипших часов. Не было даже мыслей, не было злости на Ткачева, так подло бросившего ее здесь, не было ничего. Только дикая, раздирающая боль, только непреодолимое желание избавиться от нее во что бы то ни стало. Стены качались, плыли, сдавливали, обрушивались, тело казалось непослушным, ватным, чужим. В редкие минуты просветления удавалось, шатаясь и держась за стены, добраться до крохотной ванной, захлебываясь противным хлористо-металлическим привкусом воды, смыть с себя накатывающую слабость, липкий пот, ненадолго избавиться от поселившегося во всем теле колотящего холода или невыносимо-вязкой, испариной на висках выступающей духоты.

Ближе к очередному утру, блеклым светом залившему комнату, Ира, окончательно вымотанная очередным особенно жестоким приступом, смогла наконец закрыть глаза и незаметно для себя задремала. Очнулась, как ни странно, в относительно сносном состоянии, с удивлением не заметив признаков приближающегося утреннего кошмара и даже смогла добраться до кухни. На автомате открыв холодильник, ощутила зверский голод, а еще вдруг захотелось чаю, черного, крепкого, сладкого как сироп. Кое-как проглотив бутерброд, Ира, прихватив большую кружку с чаем, выбралась на открытую веранду, осматривая свои временные владения. Почему-то вдруг вспомнилось детство, лето, дача, небольшой деревянной стол под раскидистой яблоней, расписные чашки, блюдо с ватрушками, запах домашнего яблочного повидла из маленькой летней кухни, звонкая перекличка детских голосов за воротами, довольно щурившаяся на заборе ничейная, но откормленная кошка Мася… А ведь это было, это все было когда-то в твоей жизни… Нет, не в твоей – беззаботной, непоседливой школьницы Иры с забавными косичками и дачей каждое лето, с уютом родного дома и наивными, глупыми мечтами. Другая, далекая, чужая жизнь, а вовсе не один из этапов, как бывает у нормальных людей. Сколько их было у тебя, этих жизней? Веселая, наивная сначала школьница, а потом студентка Ира Зимина. Мать-одиночка, майор, а потом и подполковник с ненапряжным романчиком со своим подчиненным и кучей оставленных им на прощание проблем. Начальник отдела, борющийся с самосудчиками и пытающийся навести порядок в районе. И как-то незаметно – крестная мама в погонах, безжалостная убийца, не способная больше ничего по-настоящему чувствовать. Перебитый, переломанный моральный урод. Да ты бы в лицо рассмеялась тому, кто лет пять назад предсказал бы, кем ты станешь. Какой ты станешь. И если уж совсем откровенно, глядя правде в глаза, что у тебя есть такое, чем можно гордиться, чему можно радоваться каждый день? Работа? Власть? Деньги? Друзья? Сын? А разве радует она, эта работа? Просто погоны – это и есть твоя жизнь, смысл, возможность самоутвердиться и сделать что-то: навести порядок, наказать, казнить или помиловать. Деньги, да так ли уж важны они для тебя – не как возможность от чего-то откупиться или кому-то помочь, а сами по себе, для себя? Друзья, коллеги, соратники – доверяешь ли ты им как прежде после тех страшный событий, приведших к расколу, можешь ли поручиться за каждого без исключения, что не подставят, не предадут? Сын.. Сын совсем уже взрослый, как бы ни хотелось этого не замечать, и совсем скоро новая, взрослая жизнь закрутит его в водоворот. И ничего, ничего не останется больше, даже воспоминаний – не найдется достойных, только тяжелые, болезненные, или мерзкие, вызывающие отвращение, – в первую очередь к себе.