Текст книги "Лецзы (перевод Л.Д. Позднеевой)"

Автор книги: Ле-цзы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава 7
ЯН ЧЖУ

Ян Чжу {1}  1. Ян Чжу (см. также <Предисловие, стр. 31-32,> гл. 2, прим. 32) – ученик Лаоцзы, был выдающимся представителем даосской школы, создал в ней свое направление. В развитом им этическом учении о гармонии человека с природой Ян Чжу с такой силой обрушивался на конфуцианские авторитеты и устои (как, например, на необходимость служить, добиваться почестей и т.п.), что имя его для господствующего класса (начиная с Мэнцзы – IV-III вв. до н.э. – и на протяжении многих веков) было символом вольнодумства и ереси (см. А. Петров, Ян Чжу – вольнодумец древнего Китая, стр. 175, 211).


[Закрыть], странствуя в Лу, остановился у Мэна {2}  2. Мэн (Сунь Ян) – ученик Ян Чжу.


[Закрыть], и Мэн задал [ему] вопрос:

– [Родился] человеком, к чему еще [стремиться]? К чему слава?

– Слава ради богатства, – ответил Ян Чжу.

– [Если] стал богат, к чему же еще [стремиться]?

– К знатности.

– [Если] стал знатным, к чему же еще [стремиться]?

– К смерти.

– Умер, к чему же еще [стремиться]?

– К [благоденствию] сынов и внуков.

– Разве слава приносит благоденствие сынам и внукам?

– Благодаря [посмертной] славе, возвышение распространяется отнюдь не только на сынов и внуков, – на весь род, а нажива – на всю общину. [Поэтому] ради славы изнуряют тело, иссушают сердце.

– Каждый, стремящийся к славе, должен быть бескорыстным. А [разве] бескорыстные не бедны? Каждый, стремящийся к славе, должен быть уступчивым. А [разве] уступчивые знатны?

– [Когда] Гуань Чжун помогал управлять в Ци, царь вел распутную жизнь, и Гуань Чжун вел распутную жизнь; царь расточительствовал, и Гуань Чжун расточительствовал. В стремлениях Гуань Чжун был един [с царем], в речах Гуань Чжун следовал (за царем]. Учение [Гуань Чжуна] осуществилось, и [царь] стал гегемоном. После же смерти [осталось] лишь [имя] Гуань. Когда же Тянь помогал управлять в Ци, царь был надменным, а Тянь – скромным, царь обирал [народ], а Тянь раздавал [народу]. Весь народ повернулся к Тяню, и поэтому [он] завладел царством Ци. И поныне [властью в] царстве наслаждаются [его] сыны и внуки.

– [Значит], если слава истинная, то беден? Если слава ложная, то богат?

– [Владеющие] истиной не обладают славой, [владеющие] славой не обладают истиной. Прославленные – ложные, и только. В древности Высочайший и Ограждающий притворно уступали Поднебесную Никого не Стесняющему и Умеющему Свернуться {3}  3. Никого не Стесняющий (Сюй Ю) отказался принять трон от Высочайшего, Умеющий Свернуться (Шань Цзюань) – от Ограждающего (миф.). Олицетворяя даосский тезис – отказ от власти, эти герои противопоставлялись «праведным государям», которых обожествляла конфуцианская школа. В обычае же «уступать» (передавать) Поднебесную сохранилось предание о выборности вождей <(см. также «Чжуанцзы», стр. 137, 285, 291-292)>.


[Закрыть]. Не теряя Поднебесной, [они] наслаждались почестями по сто лет. Старший Ровный и Младший Равный искренне уступили царствование и в конце концов потеряли свое царство Одинокий Бамбук, умерли от голода на горе Первого Солнца. Вот таким-то образом и проявляется различие между истинным и ложным.

Ян Чжу сказал:

– Сто лет жизни – большой срок {4}  4. Учение Ян Чжу о наслаждении в пересказе раба и разбойника Чжи см. «Лецзы», <71>, «Чжуанцзы», <стр. 297>.


[Закрыть]. Но прожить сто лет не удается даже одному из тысячи. Предположим, что окажется такой. [Но] младенчество на руках матери и старческая дряхлость отнимут чуть ли не половину [времени]; забвение ночью во сне и потерянные даже в бодрствовании дни отнимут еще чуть ли не половину [оставшегося времени]; страдания и болезни, горе и мучения, утраты и потери, печаль и страх отнимут еще чуть ли не половину. За оставшиеся десять с небольшим лет найдется ли хоть мгновение, когда бы [человек] был весел, доволен, беззаботен? Зачем же тогда живет человек? Для наслаждений? Для красоты и яств? Для музыки и любви? Но красотой и пиршествами опять-таки нельзя [наслаждаться] постоянно – пресыщаешься. Музыки и любви нельзя жаждать постоянно. А тут опять запрещают наказаниями и убеждают наградами; [зовут] вперед во имя славы и {толкают] назад с помощью закона. Спешим состязаться за миг пустой славы, домогаясь славы с избытком после смерти. Сгибаясь, внимательно слушаем и смотрим, сожалея об истинности или ложности собственных желаний. Напрасно упускаем [возможность] высших наслаждений в эти годы. [Если] неспособны даже на миг беспечности, то чем же отличаемся от пленника в тяжких оковах?

Люди далекой древности знали, что в жизнь постепенно приходят, знали, что смерть постепенно уносит. Поэтому действовали, следуя [велению своего] сердца, и не шли против своих естественных желаний. Не избегали наслаждений при жизни, поэтому их и не манила слава. Развлекались, следуя своей природе, не шли против тьмы желаний, не гнались за посмертной славой, поэтому их не настигали и наказания. Не рассчитывали, сколько проживут лет и будет ли слава сначала или потом.

Ян Чжу сказал:

– В жизни все вещи друг от друга отличаются, а в смерти все одинаковы. {5}  5. Фрагмент посвящен отрицанию бессмертия души (см. также «Чжуанцзы», стр. 222-223, 246; Ван Чун, гл. «О смерти», «Лунь хэн», VII, 202-206).


[Закрыть] При жизни отличаются друг от друга умные и глупые, знатные и низкие; в смерти же одинаковы тем, что [все] смердят и разлагаются, гниют и исчезают. И все же это не значит, что от способностей [человека] зависит быть умным или глупым, знатным или низким; это не значит, что от способностей [человека) зависят смрад и разложение, гниение и исчезновение. Следовательно, это не значит, что жизнь зависит от живых, а смерть – от мертвых; ум – от умных, а глупость – от глупых, знатность – от знатных, а низкое [состояние] – от низких. Но [это значит], что тьма вещей равна в жизни, равна и в смерти, равна в мудрости, равна и в глупости, равна в знатности, равна и в низком [состоянии]. Умирает и десятилетний, умирает и столетний. Умирает и милосердный и мудрый, умирает и злодей и дурак. При жизни – Высочайший и Ограждающий, после смерти – сгнившие кости. При жизни были Разрывающий на Части и Бесчеловечный, после смерти – сгнившие кости. Кто определит различие между ними, ведь сгнившие кости одинаковы?! Следует наслаждаться при жизни, к чему хлопотать о том, что будет после смерти!

Ян Чжу сказал:

– Старший Ровный не чуждался желаний. Сверх меры гордясь [своей] чистотой, довел себя до голодной смерти. Цзи под Ивой не был бесчувственным, но из-за чрезмерной гордости своим целомудрием не продолжил рода. Вот как повредили добрым чистота и целомудрие {6}  6. Пример перехода явления в свою противоположность: добродетель, становясь чрезмерной, приносит зло.


[Закрыть].

Ян Чжу сказал:

– Юань Сянь {7}  7. Юань Сянь (Цзысы) – ученик Конфуция (см. также «Изречения», гл. 6, I, 115).


[Закрыть] обеднел в Лу, Цзыгун разбогател в Вэй. Юань Сянь от бедности меньше прожил; Цзыгун богатством навлек на себя беду. В таком случае нельзя ни беднеть, ни богатеть? Что же можно? Скажу: можно радоваться жизни, можно не утруждать себя заботами. Ибо тот, кто умеет наслаждаться жизнью, не беднеет; тот, кто умеет не утруждать себя заботами, не богатеет.

Ян Чжу сказал:

– «При жизни друг друга жалеть, по смерти друг друга покидать» {8}  8. В этой пословице Ян Чжу видит протест против роскошных погребении мертвых и требование внимания к живым.


[Закрыть] – в этой древней пословице – истина. «Друг друга жалеть» – [эти слова] говорят не только о чувстве, но и готовности дать отдохнуть усталому, накормить голодного, обогреть замерзшего, найти выход для зашедшего в тупик. «Друг друга покидать» – [эти слова] говорят не о том, чтобы не оплакивать покойника, а о том, чтобы не облачать в узорную парчу, не класть [ему] в рот жемчуг и нефрит, не приносить жертв, не ставить блестящих сосудов.

Янь Пинчжун {9}  9. Усматривая здесь описку, Р. Вильгельм, вместо Янь Пинчжуна вводит Баошу (Wilhelm, Lia Dsi, S. 79, 145). Однако содержание ответа по поводу похорон обнаруживает в герое монета или даоса, сторонника учений, с которыми связывают как раз Янь Пинчжуна <(см. Предисловие, прим. 108)>.


[Закрыть] спросил у Гуань Чжуна о том, как заботиться о своей жизни.

Гуань Чжун ответил:

– Не мешать [себе], не останавливать [себя]. Жить свободно, и только.

– А подробнее?

– Позволить ушам слушать то, что хочется; позволить глазам смотреть на то, на что хочется; позволить носу обонять то, что хочется; позволить устам говорить то, что хочется; позволить телу покоиться так, как хочется; позволить сердцу мыслить так, как хочется. Ведь ушам хочется слушать музыку, и мешать им означает притуплять слух; глазам хочется смотреть на красоту и краски, и мешать им – означает притуплять зрение; носу хочется вдыхать [аромат] перца и орхидеи, и мешать ему – означает притуплять обоняние; устам хочется говорить об истинном и ложном, и мешать им – означает притуплять ум; телу хочется найти покой в прекрасном и приятном, и мешать ему – значит лишать его хорошего самочувствия; мысли хочется свободы, и мешать ей, значит не давать ей идти вперед. Все эти препятствия – жестокие деспоты. Устранишь этих жестоких деспотов – и [проживешь] радостно вплоть до смерти – и день, и луну, и год, и десять лет. Это я и называю заботиться о своей жизни. Свяжешь себя этими жестокими деспотами, станешь неотступно обуздывать себя и [жить] в скорби и заботах во имя долголетия, так [проживи] пусть даже сто лет, тысячу лет, тьму лет, – это не то, что я называю заботиться о своей жизни. Я объяснил тебе, как заботиться о жизни, – заключил Гуань Чжун, – [а ты скажи], как провожать мертвых?

– Что же объяснять? Похоронным обрядом [я] пренебрегаю.

– Я хотел бы тебя выслушать.

– Когда умру, разве [обряд] от меня зависит <меня касается>? Тело можно сжечь, можно утопить, можно зарыть, можно оставить под открытым небом, можно укрыть хворостом и бросить в канаву, можно облачить в расшитые шелковые одежды и поместить в каменный саркофаг. Как случится.

– Мы оба до конца [познали] учение о жизни и смерти, – сказал Гуань Чжун, обернувшись к Баошу и Хуанцзы {10}  10. Хуанцзы – современник Гуань Чжуна.


[Закрыть].

Цзычань стал помогать управлять [царством] Чжэн, и за три года [его] единовластного управления добрые покорились его реформам, недобрые устрашились его запретов. Наступил порядок в царстве Чжэн, и все правители стали его опасаться.

У [Цзычаня] был старший брат по имени Гунсунь Зореван и младший брат по имени Гунсунь Полуночник {11}  11. В конфликте с Гунсунем Зореваном (Чао) и Гунсунем Полунощником (Му) Цзычань (Гунсунь Цяо) развенчивается как конфуцианец: он не сумел убедить даже своих братьев. Победа в споре остается за братьями Цзычаня и Дэн Си, которые доказывают правильность взглядов Ян Чжу.


[Закрыть]. Зореван любил вино, а Полуночник – женщин.

В доме Зоревана вина готовили до тысячи котлов, закваски – целые горы, дух от барды бил в нос за сотни шагов от ворот. Предаваясь пьянству, он не ведал, [царит ли] мир или [угрожает] беда; [не ведал] ни сожаления о порядках среди людей, ни недовольства ими, [не тревожился] ни о доходах и расходах в собственном доме; ни о сближении или отчуждении между [всеми] девятью коленами своего рода; [не ощущал] ни радости жизни, ни печали смерти; не знал даже, когда рядом с ним случались наводнение, пожар или сражение.

У Полуночника же на женской половине тянулись рядами десятки покоев для избранниц, самых юных прелестниц. Когда он увлекался красавицей, то прятался от родных, порывал с друзьями и скрывался в женских покоях, добавляя к ночам и дни. [Он] был недоволен, даже если покидал [их] раз в три месяца. Когда в общине подрастала миловидная девушка, [он] добивался ее непременно – либо заманивая подарками, либо увозя с помощью свахи.

Печалясь за братьев денно и нощно, Цзычань тайно отправился к Дэн Си посоветоваться.

– [Я], Цяо, слыхал, что [умение] управлять самим собой влияет на семью, что [умение] управлять семьей влияет на царство, – сказал Цзычань. Это изречение начинает с близких и кончает далекими. [Я же], Цяо, царство привел в порядок, а в семье [у меня] беспорядки. Это противоречит учению. Как спасти, братьев? Не поможешь ли ты?

– Я давно уже удивлялся тебе, – ответил Дэн Си. – Но не смел заговорить первым. Почему ты не управишься с братьями немедленно? Не расскажешь им притчу о важности жизни, не призовешь [их] к почитанию обрядов и долга?

Как только нашелся досуг, Цзычань навестил своих братьев и, воспользовавшись советом Дэн Си, сказал им:

– Именно благодаря разуму человек ценнее птиц и зверей. Разумом же управляют обряды и долг. Тот, кто безупречен в обрядах и долге, добивается славы и постов. Возбуждать же свои чувства и искать наслаждений в пороке и разврате – опасно для жизни. Внемлите [моим], Цяо, словам, с утра раскайтесь, а уже вечером станете кормиться жалованьем.

– Неужели [мы] ждали, пока ты об этом заговоришь? Мы давно уже поняли и давно сделали свой выбор, – ответили Зореван и Полуночник. – Жизнь – такая редкая удача, а смерть так легко достижима. Кто же это придумал – проводить с таким трудом доставшуюся жизнь, в ожидании столь легко приходящей смерти? Стремиться почитать обычаи и долг ради хвастовства? Насиловать свои чувства и природу, чтобы заманить славу? Это для нас хуже смерти! Желая исчерпать до дна все наслаждения своей единственной жизни, испытать все радости этих лет, тревожимся лишь о том, чтобы переполненный желудок не помешал вволю пить; чтобы утрата силы не помешала предаваться вволю плотским удовольствиям. Не печалит [нас] ни дурная слава, ни опасность для жизни.

Но как жалок, как презрен ты, который превзошел всех в умении управлять царством! Вознамерился смутить наши мысли поучительной речью? Завлечь наши сердца славой и жалованьем? Мы также хотим с тобой поспорить!

Ведь тот, кто умеет управлять внешним [миром], вряд ли наведет порядок среди людей, [сам же он] обречен на муки. Вряд ли из-за того, кто умеет управлять [своим] внутренним [миром], наступит смута, жизнь же [его] будет беззаботной. Законы, с помощью которых ты управляешь внешним [миром], отвечая или не отвечая желаниям людей, могут на время распространиться в одном царстве. Если бы наш способ управлять внутренним [миром] распространился на всю Поднебесную, то учению о государе и слугах пришел бы конец. Мы давно хотели объяснить тебе этот способ, а ты, напротив, вдруг стал учить нас своему.

Цзычань встревожился и ничего не сумел им ответить, а на другой день обо всем рассказал Дэн Си.

– Кто назвал тебя умным? – спросил Дэн Си. – Ты даже не знаешь о том, что живешь рядом с настоящими людьми. Порядок в царстве Чжэн – [дело] случая, а не твоя заслуга.

Вэйский Дуаньму Шу {12}  12. Дуаньму Шу – по комментарию A. Grahama, потомок ученика Конфуция Цзыгуна, хотя поведение героя говорит о нем как о последователе Ян Чжу.


[Закрыть] был современником Цзыгуна. Благодаря богатству предков в его семье скопилась тьма золота. [Он] не занимался делами, а предавался свободно тому, что ему нравилось. Он делал все, что только хочется делать живому человеку; развлекался всем, чем только развлекается человеческая мысль. Здания и ограды, башни и террасы, сады и заповедники, пруды и водоемы, вина и яства, колесницы и одежды, песни и музыка, красавицы и слуги – все у него походило на государево в царствах Ци и Чу. Все, что только было ему по сердцу, – приятное слуху, приятное взору, приятное устам, даже из далеких стран, чужеземных краев, не произраставшее в Ци {13}  13. Ци – здесь, видимо, описка, так как речь идет о царстве Вэй.


[Закрыть]. доставалось ему [с такой легкостью], точно из-за [его собственной] ограды. На прогулках он проникал повсюду – по малым тропинкам и далеким дорогам, даже через горы и реки, отвесные скалы и пропасти [с такой легкостью], как другой делает несколько шагов. Гости и удальцы ежедневно сотнями прибывали в его поместье. В кухне под котлами непрерывно горел огонь, в залах и крытых галереях непрерывно слышались песни и музыка. Оставшиеся от пиршества яства раздавали родичам, оставшиеся после них – раздавали всей общине, оставшиеся – раздавали по всему царству.

Прожив так шестьдесят лет, он стал дряхлеть и телом и душой, оставил все дела и принялся раздаривать все, что было в казне и амбарах: драгоценности и сокровища, колесницы и одежды, жен и наложниц. За год все иссякло, не осталось имущества ни сынам, ни внукам. Когда он заболел, не нашлось ни лекарств, ни камня для уколов. Когда он умер, не на что было вырыть ему могилу. Люди со всего царства, получавшие от него дары, сложились, похоронили его и вернули имущество сынам и внукам.

Услышав об этом, Цинь Гули сказал:

– Дуаньму Шу – безумец, опозорил своих предков!

Услышав об этом, ученик Дуаньгань {14}  14. Ученик Дуаньгань (Дуаньгань Шэн, Му) – философ даосского направления, о его отказе от жалованья, от службы вэйскому царю Прекрасному (Вэньхоу, 428-387 гг. до н.э.), см. «Весна и осень Люя», цз. 15, VI, 167; «Хуайнаньцзы», цз. 14 и 20, VII, 334 и 360.


[Закрыть] и сказал:

– Дуаньму Шу – человек великодушный, добродетелью превзошел своих предков. Хотя его действия, его поступки всех удивляли, но [он] поистине овладел законом природы. Большая же часть благородных в царстве Вэй соблюдала учение об обрядах, поэтому [они] и не удостоились расположения этого человека.

Мэнсунь Ян спросил Ян Чжу:

– Предположим, здесь человек, который ценит жизнь и бережет тело. Может ли [он] достичь бессмертия?

– По закону природы нет бессмертия.

– Может ли достичь долгой жизни?

– По закону природы нет долгой жизни. Жизнь не сохранишь тем, что ее ценишь, здоровье не сохранишь тем, что его бережешь. Да и к чему долгая жизнь? Наслаждение и отвращение во [всех] пяти чувствах ныне те же, что и встарь; опасность и безопасность четырех конечностей ныне те же, что и встарь; горе и радость в делах ныне те же, что и встарь; смена порядка и беспорядка в управлении ныне та же, что и встарь. Все это видели, все это слышали, все это снова и снова испытали. Так много, что надоест и за сто лет. Насколько же тяжелее будет жить долго!

– В таком случае ранняя смерть лучше долгой жизни? – спросил Мэнсунь Ян. – А чтобы обрести желаемое, следует кинуться на острие, на лезвие, броситься в кипяток или в огонь?

– Нет, – сказал Ян Чжу. – Поскольку живешь, то в ожидании смерти живи легко, исполняя до конца свои желания. Придет смерть – легко перенеси и ее, пусть она исполнит [свое] до конца, предоставь свободу угасанию. Ко всему относись легко, все терпи. К чему спешить или медлить за столь краткий срок!

Ян Чжу сказал:

– Высокосовершенный {15}  15. «Высокосовершенный» (Бочэн Цзыгао) – ср. «Чжуанцзы», 190-191; «Хуайнаньцзы», цз. 13, VII, 215; «Весна и осень Люя», цз. 20, VI, 257-258; в данном и в следующем фрагменте зафиксирован знаменитый «отказ» пожертвовать волоском во имя помощи Поднебесной, за который Ян Чжу был предан анафеме <(см. Предисловие, стр. 23-24, прим. 92), ср. «Чжуанцзы», 287>.


[Закрыть] никому не помогал и волоском. Отказался от царства и в уединении пахал землю. Великий же Молодой Дракон не принес самому себе пользы, и тело его наполовину иссохло. Древний человек не согласился бы утратить волосок, чтобы принести пользу Поднебесной; если же всю Поднебесную подносили ему одному, [он] не брал. [Если бы] никто не жертвовал волоском, [если бы] никто не приносил пользу Поднебесной, в Поднебесной воцарился бы мир.

Циньцзы спросил Ян Чжу:

– Выдернул бы ты у себя один волосок, если бы это могло помочь миру?

– Миру, конечно, не помочь одним волоском.

– А если бы можно было? Выдернул бы?

Ян Чжу промолчал.

Циньцзы вышел и передал обо всем Мэнсунь Яну. Мэнсунь Ян сказал:

– Ты не проникся мыслью учителя. Разреши тебе [это] объяснить. Согласился бы ты поранить себе кожу, чтобы получить тьму золота?

– Согласился бы.

– Согласился бы ты лишиться сустава, чтобы обрести царство?

Циньцзы промолчал.

– Рассудим. Ведь волосок меньше кожи; кожа меньше сустава. Однако ведь, по волоску собираясь, и образуется кожа, и кожа, собираясь, образует сустав. Разве можно пренебречь даже волоском, если он – одна из тьмы частей тела?

– Мне нечего тебе ответить, – сказал Циньцзы. – Но если спросить о твоей речи Лаоцзы и Стража Границы, [они] признали бы справедливыми твои слова; если спросить о моей речи великого Молодого Дракона и Mo Ди, они признали бы справедливыми мои слова.

Мэнсунь Ян, обратившись к своим ученикам, заговорил о другом.

Ян Чжу сказал:

– Все прекрасное {16}  16. В этой речи Ян Чжу развенчивает конфуцианских «праведных царей», обличает их в нарушении собственных моральных устоев.


[Закрыть] в Поднебесной приписывают Ограждающему и Молодому Дракону, Чжоу [гуну] {17}  17. Чжоу (гун) – младший брат Воинственного (ок. XII в. до н.э.) и регент при юном племяннике – Чэнване. Обожествлявшийся конфуцианской традицией, он служил объектом критики даосов <(см. прим. 20, а также «Чжуанцзы», стр. 292-293)>.


[Закрыть] и Конфуцию. Все порочное в Поднебесной приписывают Разрывающему на Части и Бесчеловечному. Ограждающий же, когда пахал землю на юге от Реки, занимался гончарным делом на Болоте Грома, не давал отдыха своим рукам и ногам даже на время, не насыщал яствами ни [своих] уст, ни желудка. [Он] прожил тридцать лет, не любимый ни отцом, ни матерью, не дружный ни с младшими братьями, ни с сестрами; женился, не объявив [родителям]. Когда принял трон, уступленный Высочайшим, лет [ему] было много, разумом [он] ослабел и, так как Шан Цзюнь {18}  18. Шан Цзюнь – сын Ограждающего (Шуня).


[Закрыть] был бесталанным, уступил трон Молодому Дракону, скорбя и печалясь до самой смерти. Он – самый злосчастный, какой только был на земле!

Кит {19}  19. Кит (Гунь) – (миф.) герой-богоборец. Чтобы возвести дамбы на пути потопа, он украл у богов «саморастущую землю»; изгнанный Ограждающим, он три года лежал на горе, пока сам не родил сына – Молодого Дракона, будущего покорителя стихии. Кит же превратился в медведя (вар. – черепаху).


[Закрыть] покорял воду и землю, трудился много, но безуспешно и был изгнан пожизненно на Крыло-гору. Молодой Дракон наследовал [его] дело, служил [своему] врагу. Трудился лишь на заброшенной земле, [когда] родился сын – не дал ему имени; проходил мимо ворот – [домой] не заходил. Половина тела [у него] иссохла, руки и ноги покрылись мозолями. Получив переданный Ограждающим трон, прекрасную корону и передник, скорбел и печалился в своей бедной хижине до самой смерти. Он – самый большой горемыка и труженик, какой только был на земле!

Когда умер Воинственный, [его сын] Чэнван был юным и слабым. Вместо Сына Неба правил Чжоугун. Шаогуну {20}  20. Шаогун – брат Воинственного, оклеветавший Чжоугуна в стремлении отнять престол у племянника. Это вызвало мятеж других братьев, с которыми и расправился Чжоугун.


[Закрыть] это не понравилось. На все четыре стороны распространилась клевета. [Чжоугун] прожил на востоке три года. Казнил своего старшего брата, изгнал младшего брата и только этим сохранил свою жизнь. Скорбел и печалился до самой смерти. Он – самый опасный и трусливый, какой только был на земле!

Конфуций постигал учение предков и царей, соглашался [принимать] подарки и приглашения современных ему государей. Но [на него] свалили дерево в [царстве] Сун {21}  21. Перечисление злоключений Конфуция (ср. «Изречения», гл. 9, 11, 15, 17, I, 176, 331, 365-366, <см. также «Чжуанцзы», стр. 206, 219, 296>) стало общим местом у даосов.


[Закрыть], [он] заметал следы [при бегстве] из Вэй, терпел бедствие в Шан и Чжоу, был осажден между Чэнь и Цай {22}  22. Шан, Чэнь. Цай – древнекитайские царства, находившиеся на территории современных провинций Шэньси (Шан), и Хэнань (Чэнь и Цай).


[Закрыть], унижен Цзи, опозорен Яном Тигром {23}  23. Ян Тигр (Ху) – приближенный одного из аристократических родов в Лу, который поднял мятеж в этом царстве в конце VI в. до н.э.


[Закрыть], печалился и скорбел до самой смерти. Он – самый бестолковый и суетливый из людей!

В жизни этих четырех мудрецов не было ни одного веселого дня, а после смерти [они] достигли славы на множество поколений! Славы, по существу, [они] не обрели. Пусть их хвалят, [они] о том не ведают; пусть их награждают, [они] о том не ведают. Ведь [теперь] они ничем не отличаются от пня или комка [земли]!

Благодаря собранным поколениями богатствам Разрывающий на Части встал на престол – лицом к югу. Ума [у него] было достаточно, чтобы отстранить всех нижестоящих; власти хватило, чтобы привести в трепет [всех] среди морей. [Он] вволю услаждал свой слух и взор; исполнял все свои желания, радовался и веселился до самой смерти. Он – самый большой гуляка и бездельник, какой только был среди людей!

Бесчеловечный также благодаря собранным поколениями богатствам встал на престол – лицом к югу. Его власть не знала невозможного, перед его волей не оставалось непокорных. Во дворце, занимавшем целый цин земли, [он] безудержно предавался своим страстям, проводя ночи напролет в плотских наслаждениях. Не утруждая себя ни обрядами, ни долгом, радовался и веселился, пока не был убит. Он – самый буйный и необузданный, какой только был среди людей!

Эти два злодея при жизни вволю насладились, а после смерти приобрели славу безумцев и деспотов. [Дурная] слава, по существу, их миновала. Пусть их позорят, [сами они] о том не ведают, пусть приписывают им зло, [сами они] о том не ведают. Ведь [теперь] они ничем не отличаются от пня или комка [земли].

Хотя тем четырем мудрецам и приписывают все прекрасное, [они] промучились до конца и [все] одинаково умерли. Хотя тем двум злодеям и приписывают все порочное, они радовались до конца и так же одинаково умерли.

Посетив Лянского царя, Ян Чжу сказал:

– Управлять царством [легко], как повернуть ладонь [кверху]!

– Почему Преждерожденный говорит, что управлять царством [легко], как повернуть ладонь [кверху]? – спросил царь. У [вас], Преждерожденного, жена и наложница, а [вы] не способны с ними справиться; сад в три му, а [вы] не способны его прополоть!

– Видел ли государь, как пасут овец? – спросил Ян Чжу. – Если со стадом в сотню голов послать пастушка [ростом] в пять чи с плетью через плечо, то [стадо пойдет] на восток, [когда он] захочет на восток; на запад, [когда он] захочет на запад. Пошлите Высочайшего вести на веревке одного барана, а следом за ним Ограждающего с плетью через плечо, и [баран] не двинется вперед. К тому же [я], ваш слуга, слышал о том, почему рыба, глотающая корабли, не заплывает в протоки; [почему] лебедь, взвивающийся ввысь, не садится на илистый пруд. Оттого, что возможности их велики. Почему звуки медного колокола и большого колокола не могут сопровождать крикливое действо? Оттого, что звуки у них возвышенные. Это говорит о том, что управляющий великим не управляет малым; одерживающий великие победы не одерживает малых.

Ян Чжу сказал:

– Кто помнит о деяниях далекой древности? {24}  24. В этом фрагменте отражен взгляд Ян Чжу на процесс развития человечества, а также отрицание им достоверных преданий (антиконфуцианский тезис).


[Закрыть] [Они] исчезли. Деяния трех владык то ли были, то ли нет; деяния пяти предков [помнятся] то ли наяву, то ли во сне; деяний трех царей, явных ли, тайных ли, из мириада не знаем ни одного. Из происходящих событий – слышал ли о них, видел ли, – из тьмы не узнаешь и об одном; из событий, свершившихся на глазах, – хранятся ли в памяти, забываются ли, – из тысячи не запомнишь и одного. А сколько лет прошло с далекой древности до наших дней, нельзя и сосчитать. Только от времен Готовящего Жертвенное Мясо – триста с лишним тысяч лет. Умные и глупые, красавцы и уроды, победители и побежденные, правдивые и лживые – все исчезли, [различен] лишь срок – медленнее или быстрее. Какова же радость жизни? Гордиться тем, что в какой-то миг тебя славят или поносят? Сжигать свой разум и утруждать свое тело ради посмертной славы на сотни лет? Разве от нее оживут иссохшие кости?

Ян Чжу сказал:

– Человек подобен небу и земле, его природа содержит пять стихий {25}  25. Из пяти стихий – вода, огонь, дерево, металл, земля, по Ян Чжу, состояла не только природа, но и человек.


[Закрыть]. Человек – самый разумный из всех живых существ. Но у человека когти и зубы {26}  26. Некоторые из этих положений Ян Чжу о человеке – существе наиболее разумном, но физически защищенном от опасностей меньше, чем другие живые существа, см. «Весна и осень Люя», цз. 20, VI, 255.


[Закрыть] недостаточно [крепки] для самозащиты, кожа недостаточно [толста] для обороны, движется [он] недостаточно [быстро], чтобы избежать опасности. Не имеет ни шерсти, ни перьев, чтобы защититься от холода и жары. [Ему] приходится кормиться [другими] вещами. По своей природе полагается на разум, а не надеется на силу. Поэтому ценят ум – то, что сохраняет [человека]; силу же презирают – пренебрегают нападением на вещи. Хотя [своим] телом я не владею, но, поскольку рожден, не могу не хранить [его] в целости. Вещами я не обладаю, но, поскольку [они] существуют, не могу без них обходиться. Тело поистине – главное в жизни, вещи – также главное для его прокормления. Хотя [я] сохраню в целости жизнь и тело, но не могу владеть этим телом; хотя не обхожусь без вещей, но не могу владеть этими вещами. Тот, кто завладевает этими вещами, тот, кто завладевает этими телами, тот в личных [целях] захватывает тела в Поднебесной, тот в личных [целях] захватывает вещи в Поднебесной. Только мудрый, только настоящий человек делает общими тела в Поднебесной, делает общими вещи {27}  27. В этом фрагменте отрицается собственность одного человека и доказывается необходимость общей собственности.


[Закрыть] в Поднебесной. Вот такого и назову самым настоящим из настоящих людей.

Ян Чжу сказал:

– Живые люди не знают отдыха по четырем причинам. Первая – долголетие, вторая – слава, третья – ранги, четвертая – богатство. По этим четырем причинам страшатся душ предков, страшатся людей, страшатся властей, страшатся наказаний. Таких назову бегущими от человеческой [природы]. Убьют ли, оставят ли в живых – их судьба решается извне. [Тот же, кто] не идет против судьбы, разве станет жаждать долголетия? [Тот, кто] не кичится знатностью, разве станет жаждать славы? [Тот, кто] не стремится к власти, разве станет жаждать рангов? [Тот, кто] не алчет богатства, разве станет жаждать денег? Такого назову соответствующим человеческой [природе]. В Поднебесной [ему] нет соперников. Его судьба решается изнутри. Поэтому мудрость гласит:

 
«Служить не станут, свах не позовут.
Забудут половину всех страстей.
Кормить не станут, одевать не станут —
Не будет слуг, не будет государей».
 

Чжоуская пословица гласит: «Землепашца усадить, что убить!». По утрам уходить, к ночи возвращаться – [он] сам считает неизменным в человеческой природе; бобовую похлебку и коренья считает самыми вкусными [яствами]. Кожа и мясо у него толстые, грубые, мускулы и жилы – твердые, крепкие. [Если бы] однажды утром уложить [его] на нежные меха, среди шелковых занавесей, поднести ему лучшего зерна и мяса, орхидей и мандаринов, в сердце бы [ему закралась] досада, а тело [его охватило] бы беспокойство, внутренний жар вызвал бы болезнь. Поработали бы на земле наравне с землепашцем шанский и луский цари, прошло бы не много времени, пока [они] не утомились. Поэтому в Поднебесной выше всего то, в чем находит покой человек полей, то, чем наслаждается человек полей! {28}  28. В этом фрагменте Ян Чжу славит труд земледельца и его радости.


[Закрыть]

Некогда в царстве Сун жил землепашец. Одевался в очесы конопли, только чтобы зиму провести, а весной, принимаясь за работу, грел спину на солнце. Он не ведал, что в Поднебесной существуют просторные палаты, теплые покои, вата и шелка, [мех] лисиц и енота. И [как-то] сказал своей жене:

– Никто не знает, как греет спину солнце. Если доложу об этом нашему государю, получу большую награду.

– Некогда был человек, похожий на тебя, – рассказал ему сосед, [хозяин] большого дома. – [Он] пристрастился к крупным бобам, полюбил стебли конопли, сельдерей, водяную чечевицу и стал расхваливать эти кушанья перед богачами общины. Богачи общины взяли их, попробовали – во рту загорелось, животы заболели. Все стали над тем человеком смеяться, обижать его, и ему стало очень стыдно.

Ян Чжу сказал:

– Чего еще домогаться во внешнем тому человеку, который обладает богатым домом, прекрасными одеждами, лучшими яствами и красивыми женщинами? Если человек, обладая всем этим, еще чего-то во внешнем домогается, то характер у него ненасытный. Ненасытный характер [точит, как] моль {29}  29. Ср. с «незнанием довольства» как «величайшей из бед», «Дао дэ цзин», §46. Признававший необходимость естественных наслаждений, в отличие от других даосов, Ян Чжу солидаризировался с ними в обличении алчности, властолюбия и других пороков.


[Закрыть], (как силы] жара и холода. Верности (у такого] не хватит, чтобы покоить государя, но хватит, чтобы подвергнуть опасности свое тело; справедливости не хватит, чтобы приносить пользу другим, но хватит, чтобы повредить [собственной] жизни. [Если] служба высшему вызвана не верностью, то утрачивается слава верного; если польза другим вызвана не справедливостью, то исчезает и слава справедливого. Покой для государя и для подданных, польза другим и себе – таково учение древних.

Вскармливающий Медведя сказал:

– Те, кто отказываются от славы, не знают печали.

Лаоцзы сказал:

– Имя <слава> – гость сущности {30}  30. Антиконфуцианский тезис даосов (<см. также «Чжуанцзы», 137,> ср. «Изречения», гл. 13, I, 283).


[Закрыть], а множество [людей] пекутся о славе без конца. Славу поистине не захотят отбросить! Славу поистине не захотят назвать гостем! Того, кто ныне приобрел имя, почитают и прославляют; того, кто не составил имени, унижают и презирают. Почет и славословия приносят беспечность и наслаждения; унижение и презрение приносят страдания и муки. Страдания и муки попирают [человеческую] природу, беспечность и наслаждения соответствуют [человеческой] природе, и это уже связано с сущностью. Как можно отказаться от славы? Как можно ее назвать гостем? Только из ненависти к тем, кто цепляется за славу и запутывает сущность. Те, кто цепляется за славу и запутывает сущность, ужаснутся опасности, гибели, но не найдут спасения. Разве дело лишь в [различии] между праздностью и наслаждениями [одних] и страданиями и муками [других]?!