Текст книги "Пузырь в нос"

Автор книги: Курьянчик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Большой Камень – это же маленький Париж. Он же Гран-Сасо, он же Биг-Стоун-сити и тому подобное. В курилке на перерывах партсобраний, где ставились задачи предстоящей поездки, называлось какое-нибудь женское имя, и один (чаще штурман, заочно – "телескоп") закатывал глаза, а другой (комдив-раз) бешено при этом хохотал. Тогда взоры устремлялись на третьего (это комдив-два), который "не давал соврать" традиционным: "Да... уж!.." И народ, преимущественно молодняк офицерского состава – а это треть экипажа и основная тяговая сила – поверил в светлое будущее, тем более что командир постоянно держал экипаж в напряжении. Бесконечно длинный рабочий день, за ним – домашние заботы-хлопоты, а там...

А здесь – маленький Париж! Три-четыре кафе-ресторана с музыкой, и у нас все – временно исполняющие обязанности холостяков. И-и-ух!

Ну, изучали, осваивали матчасть, копались с документацией, несли дежурную службу, но вечером неизбежно устремлялись в поселок и собирались в кабаке. Сухой закон и Чернобыль еще только готовились, но Генсек товарищ Черненко уже скоропостижно скончался после долгой и продолжительной. На страну обрушилась революция-перестройка.

Командир был нормальный карьерист и служака до мозга костей, мужик неглупый и сам себе на уме. Говорят, в автономке публично обещал за девять лет стать главкомом и имел на этот счет план. План сам по себе был авантюрично нетрадиционен, тем и хорош. В нем отправной точкой, трамплином для взлета служил первый советский атомный авианосец. Пролетел он мимо этого авианосца, как валенок над тюрьмой, но не смирился, а затаился и ждал удобного случая для рывка. И, по всей видимости, пока экипаж, продравшись сквозь командирские препоны и рогатки, прожигал жизнь в кабаках, строил бесчисленное множество планов завоевания господства в Индийском океане, а потом и в Мировом... Прямым путем пройти в главкомы простому смертному жизни не хватит, а если и хватит, не завоевать мирового господства в океанах: ума не останется. Нужен был Его Величество Случай.

А тут – Перестройка. И неслыханное дело, престарелый главком Горшков поехал на Тихоокеанский флот проводить совещание по судоремонту и вводу в строй новых лодок третьего поколения. Ба! Вот она, Жар-птица...

Близко, но – мимо. Может, теоретически и возникало желание у старика посмотреть головной "Барс", но чиновники от Судпрома должны были лечь костьми поперек дороги – уж больно вид неприглядный: более трети резинового покрытия легкого корпуса отлетело на ходовых. Лодка в доке, и попасть внутрь он вряд ли смог бы физически. Так-то оно так, а вот поди ж ты, сорвался со своих подмосковных заимок-ЗКП. Какая-то неведомая сила вытолкнула его с насиженных мест – значит, роют, а он демонстрирует полноту сил...

В общем, так ли думал-мечтал командир или иначе, но в прессе и по ТВ проскочило сообщение о вылете на ТОФ главкома, а по неофициальным каналам истинная цель и место совещания. В Павловске, базе атомных лодок флота. А столица судремстройпрома – Большой Камень, в тридцати километрах рядом, правда, с хорошей асфальтовой дорогой. Можно и заскочить при желании.

И вот, за несколько дней до выезда главкома из Москвы, командир на подъеме Флага изложил свою версию визита. Насколько он, командир, знает главкома (?), тот не упустит случая взглянуть на свое детище. А посему: 1). всем постричься; 2). форму одежды привести в соответствие; 3). обновить книжки "Боевой номер" и документацию; 4). .....

Начальник РТС: "Товарищ командир, так ведь только что..."

Командир: "Начальник РТС, после роспуска строя зайдете ко мне. Дальше: боевые посты и командные пункты – к смотру, произвести большую приборку, где нужно – подкрасить..."

Помощник: "Товарищ командир, так ведь еще заводской покраски не было!"

Командир: "Помощник, будете рассуждать, если удастся стать командиром. Старпом, оргпериод объявлять не будем, но рабочий день спланировать жестко, до 24.00. Да, сильно народ не мордовать, для тех, кто выполнил суточный план, оставить время на сон и личные нужды. Замполит, спланируйте должным образом партполитработу, а то некоторые морально слабы. Времени в обрез, я пошел решать вопросы с заводом".

Хруст отваливающихся челюстей и их бряканье о палубу.

– Смирно! – Челюсти закрываются. – Вольно! Разойдись! Всем – вниз!

Но в люк одновременно пролезает только один человек, и при полнокровном экипаже данная команда выполняется не менее десяти минут. Бычки, то бишь, командиры боевых частей и комдивы не преминули перекурить и обсудить.

– Совсем свихнулся... Лодка в доке...

– Может, на вертолете спустят в люк? – предположил преданный командиру штурман.

– Ага, по частям в ДУК-овских мешках, – съязвил комдив-два, поставив точку командирскому сумасбродству.

И люки задраили!

Инструктажи, партработа, бесконечные приборки и подведения итогов, получение краски и раздача кистей – ничто не могло поколебать уверенности комдива-два, что это очередной блеф. Хотя командир по привычке ссылался на него, как на старого сослуживца, что, мол, "он не даст соврать", когда явно перегибал, что, мол, "не такое бывало". На что старый сослуживец традиционно отвечал многозначительной фразой гиганта мысли и отца русской демократии "Да... уж!". Но когда заводские малярши были сняты с плановой покраски достраивающейся последней лодки проекта РТМ, и метлами начали подметать стапель-палубу дока и остальную территорию – народ засомневался. Дальше больше. Убрали от верхнего вахтенного караульную суку Соньку. Сонька была умной зверюгой: беспрепятственно пропускала экипаж и работяг, всегда облаивая вышестоящее начальство. Причем, чем выше, тем злее и громче, а директору завода даже штанину порвала. И вот ее не стало. Сомневающихся стало меньше.

В день ожидаемого посещения корабля главкомом дежурным по лодке – вне графика – заступил последний сомневающийся (как самый опытный офицер) комдив-два. Тут уж и он подумал: чем черт не шутит. Но по опыту знал, что если и приедет, то свита и сопровождение даже краем глаза не позволят разглядеть. Лет пять назад приезжал начальник Главного Штаба ВМФ адмирал Егоров – не разглядел, но страху натерпелся, стоял молодым дежурным. Внимания тогда был удостоен только командир – был выдран по полной схеме. Так, излом графика – ну и фиг с ним. Сменюсь – и свободен, святое дело, после дежурства.... А приедет – их проблемы.

Дежурство протекало на удивление спокойно. Дополнительного инструктажа командир проводить не стал – ветеран, все-таки. Из бригады тоже не дергали. Экипажем и всей службой правил очумелый старпом. Срочно доделав последнюю большую приборку, командиры отсеков начали развешивать по переборкам невесть откуда появившиеся портреты членов Политбюро и Командования в рамках. Черт знает что творится! Повесив Горбачева возле выдвижных в третьем отсеке, дежурный умело маневрировал: менял вахту, выдавал оружие и был начеку, своевременно прибывал в центральный по команде и своевременно "сваливал" в свой отсек на ЗКП, где перечитывал "Чингисхана" Яна и ждал смену. Запомнилась и понравилась фраза Чингисхана, адресованная Хорезмшаху после оскорбления тем ханских послов-лазутчиков: "Ты хочешь войны, сын желтоухой свиньи? Ты ее получишь!"

Командир, окончательно прощаясь с подвернувшимся случаем, из последних сил до полусмерти забодал заступающую вахту. Прибыв с опозданием наглаженные, подстриженные, заинструктированные вдоль и поперек – с глубочайшим отупением обреченных на заклание баранов начали тщательно принимать дежурство. Сменяющиеся были готовы к сдаче давно – стояла командирская гвардия из ветеранов. Сменяющаяся элита из мичманов занервничала: заводской душ работал по жесткому графику, и через полчаса подача всякой воды прекращалась. Комдив-три, дожидаясь собрата, отчаянно жестикулировал. Сменяющийся дежурный как мог сдерживал "гвардию старых ворчунов", но когда сменщик, виновато потупив взор, начал пересчитывать запылившиеся патроны, вспылил:

– Я не понял..!

– Да... понимаешь... главком приезжает, командир инструктировал... – и дальше, к нижним пирамидам.

– Да даже если и приедет, что он, патроны считать будет?!

Не действует. Вот тут-то и прозвучала роковая фраза, приписываемая Чингисхану:

– Ну, добро, сын желтоухой свиньи. Ты хочешь войны – ты ее получишь!

Это произвело впечатление, и через пять минут дежурство было сдано.

– Пойдем, доложим командиру, – робко заикнулся заступивший дежурный, командир всей лодочной связи.

– После душа доложимся, пятнадцать минут осталось. Готовься... встречать главкома... – и исчез, хлопнув по плечу и дожав трубку берегового телефона (на время сдачи дежурства опытные офицеры не дожимают трубку, мол, занято).

По дороге в душ стояла заводская телефонная будка. Великоханское раздражение теплыми струями воды еще не смыто.... На, имей! Сейчас тебе будет приезд главкома. Это делается так: сначала набирается номер объекта.

– Дежурный по объекту такому-то капитан-лейтенант такой-то, слушаю вас!

– Старший оперативный "Готики", капитан первого ранга Семенов. Командир на борту?

– Так точно!

– Вы в курсе, что главком здесь, в Павловске?

– Так точно!

– Готовы к встрече? Инструктировали?

– Так точно... – это уже с дрожью в голосе. Клюнул? Ну, ну.

– Так вот, главком сорок минут назад выехал на завод "Восток", а у вас телефон занят! В чем дело?

– .....(сопение в трубку)

– Вы слушаете?!

– Так точно...

– Заслушивание о ходе сдачи и испытаний в заводоуправлении – и к вам.

– ...... (ничего не слышно, заклинило напрочь!)

– Осталось максимум полчаса! Информация неофициальная. Вам все понятно?

– Так точно...

– Докладывайте командиру. Все!

Цирк окончен. В душ! После душа и недолгого раздумья – на ужин, на ПКЗ. Распорядок дня надо уважать. Нужно будет – вызовут, все рядом. ПКЗ встретила непривычной чистотой и напряженностью. Вахтенным у трапа стоял рослый красавец-грузин в абсолютно новом тулупе. Коридоры влажны от мокрой приборки и.... тишина.

– Может, точно главком приехал? – испуганно предположил комдив-три.

– Ну да, конечно. Услышал мою телефонограмму и тоже решил проучить командира боевой части четыре? Экипаж явно на лодке, хрен с ними. Что по распорядку?

– Ужин, что еще.

– Ну и пошли.

В кают-компании столы сервированы, палуба тоже влажная и – тишина.

Ужинать не стали. Надо народ подождать. Пошли в каюту и комдив-три выглянул в иллюминатор. Батюшки-светы, Божья Матерь и царица небесная и все святые угодники! Караул!!! Главком приехал...

С мостика рубки сброшена маскировочная сеть, развевается Государственный Флаг. Помощник командира – в новеньком альпаке, с биноклем на шее, полевой сумкой через плечо, коленки в струнку, глаза не мигают...

– Во придурки! Во цирк устроили! А может, точно приехал? Побежали?

– Не иди в герои, пока не позовут. Сиди и не высовывайся, – а сам на ВПЛ (выпрямление позвоночника лежа) после дежурства.

Минут через пять помощник расслабил правую ногу. Потом завращалась голова в разные стороны. Еще через пару минут снял Флаг, выругался – и вниз. Уехал...

Еще минут через десять – в коридоре топот, возбуждение. Экипаж пришел на ужин. Заскакивают в каюту начальник РТС со штурманом.

– Лежите, разлагаетесь!

– А что еще делать?

– Так вы что, ничего не знаете?!

– А что такое?

– Ну! Вы полжизни потеряли! Такой прикол!

– Да ну!

– Главком же приезжал!

– Да ты что?! Серьезно?

– Нет, конечно, но надо же быть такими идиотами!

– Кто?

– Да дежурный с командиром! Какой-то крендель стебанулся и позвонил, что едет. Дежурный – командир ведь БЧ связи!!! – не перезвонил, не перепроверил, а с телефонной трубкой в руке – не смог пальцы разжать, заклинило – побежал к капитану и доложил, что звонил верхний оперативный, что через полчаса главком будет на лодке. Самовнушение сработало, гы! Командир – вихрем в центральный, сгреб все микрофоны и по трансляции: "Корабль к смотру и встрече главкома! Палубы мыть, резину мелить, медь драить, черт знает что – лопатить!" Наплел такого – волосы дыбом! Сам пулей на ПКЗ. Там вмиг всех построил, проинструктировал, подстриг, погладил, переобул, переодел – и обратно. Вернулся по форме, в тужурке, с увеличенными наградными планками, медалями и шевронами на рукавах. Где только взял? И ну опять всех гонять и строить. Штурманенок проследовал с гиропоста (а там холод собачий) в штурманскую рубку в валенках и телогрейке – вопль: "Штурманской боевой части – оргпериод!!!" Это любимцам! Потом хватило ума позвонить и уточнить дислокацию...

– Ну надо же быть таким.... – злорадно подвел итог начальник РТС, который был в пожизненной опале у командира за то, что демонстративно считал себя умнее.

"Команде ужинать!" – раздалось по трансляции. Жизнь и служба продолжалась.

Когда комдивы снова остались в каюте вдвоем, второй подошел к третьему и сказал:

– Ты видел, как рождается история. Не говори никому, не надо. Расскажем самым верным и преданным, и то, когда командир уйдет к новому месту службы. И не дай Бог, на повышение в нашу же дивизию...

Вечером экипаж почти весь собрался в кабаке. Пили, смеялись над промахом командира: "Не, ну надо же..."

Утром на подъеме Флага все, до последнего разгильдяя, смотрели на командира с некоторым чувством превосходства, а штатные оппозиционеры (например, начальник РТС) дерзко и вызывающе: мол, что, крыть нечем? Но не на того нарвались! После подъема Флага командир, как ни в чем ни бывало величайший артист всех времен и народов! – вышел перед строем и сказал:

– Товарищи подводники! Вчера у нас состоялось плановое подготовительное учение по встрече главкома... – немая сцена! – ...которое показало, что мы не готовы, и мною оно не зачтено по следующим причинам... – у всех лица вытягиваются до предела, слышно, как падает одинокая снежинка, – ....первое – краска не везде обсохла, главком мог испачкаться... – Начальник РТС закатил глаза. Командира понесло: – ....второе – инженер электронавигационной группы вылез из гиропоста заспанный, в валенках и в телогрейке, как дед Щукарь.... – и еще восемь замечаний, – ....времени на раскачку не осталось. Замечания устранить немедленно! Главком...

– Да улетел он давно! Радио слушать надо! – не выдержал начальник РТС.

Командир невозмутимо:

– Да, старпом, пометьте – РТС тоже оргпериод.

У начальника РТС от праведного возмущения короткие курчавые рыжие волосы становятся прямыми, глаза снова закатываются.

Служба продолжается.

Флотский левша

В конце перестройки все начало падать и разваливаться – и выплавка стали, и боеготовность флота, и надои молока, и урожайность полей... Вот уже десятый месяц обрастал ракушками у пирса No 10 пятьсот тринадцатый заказ атомная подводная лодка.

– За это время можно выносить и родить вполне здорового подводника, возмущался командир дивизии.

Но аккумуляторная батарея свое отпахала, и без нее ничего не рождалось. Атомоход был мертв. Экипаж вот-вот должен был вылететь "из линии". Для него это было чревато снижением денежного "удовольствия" (долой 30% "морских"), а для командования – снижением боеготовности. Экипаж не дрогнул и начал мужественно разлагаться на берегу, а вот командование испугалось и зазвонило во все инстанции для прикрытия. Батарею прислали, но не ту – емкость на 20% меньше, а сама на двадцать тонн легче. А что делать, если нужных нет? Пришлось загружать. Для сей операции прикомандировали на лодку самого старого (сорок лет!) и опытного механика. Своего слабонервного механика отправили подучиться в учебный центр. Батарею успешно перегрузили и установили в рекордные сроки с рядом новых и изящных технических решений. Лодка завелась, вышла в море, даже отдифферентовалась и погрузилась – начала потихоньку входить в "линию". Но перед выходом на задачу номер три – это отработка применения оружия – сдох последний вакуумный насос системы осушения. Все, отвоевались. Вакуум нужен для осушения трюмов, которые должны быть, согласно Уставу: "сухими и освещенными". Командир взвыл белугою: "Ну-у-у!!!... упирались, упирались... и все пошло прахом!!!..."

Вся загвоздка была в торцевом углеграфитовом уплотнении и в шести бронзовых пружинках, которые банально сгнили. Уплотнение могли выточить работяги на заводе, но не было графита. Механик предложил заму написать письмо на ближайшую карандашную фабрику. Мол, пусть кусок графита пришлют для боевой надобности. Зам обиделся: "Вам бы только шутки шутить! Вас для чего сюда командировали?" Шесть одинаковых бронзовых пружин тоже не найдешь. Вот и повышай боеготовность чем хочешь...

Как-то вечерком некурящий командир притерся на перекуре к прикомандированному механику и завел свое традиционное: "Вот... дед... упирались, упирались..."

– Да можно было и не упираться, – командирский плач тронул душу закоренелого технократа. – Командир, ты на машине?

По возрасту механик был постарше командира, по званию оба – капитаны второго ранга, и с глазу на глаз были на ты.

– Ну, на машине. А что, подвезти?

– В общем-то, да. Надоел мне твой плач Ярославны. Поехали.

– Куда? Комдив запретил сход на берег, пока трюма не осушим...

– Ну, это он погорячился. Поехали!

– Да куда?

– В военный совхоз... на молочную ферму.

– ???... зачем?!

– За молоком. Дай команду, чтобы вынесли наверх трехлитровую банку с крышкой.

Командир дал команду. Это был волевой, смекалистый вояка, который сразу понял, что ехать надо не за молоком.

Механик был Последним Механиком Флота. Почему Последним? Наверное, потому, что Первый затерялся где-то в дебрях истории. Скорее, это был главный корабельный плотник парусного флота. Потом пошли уже настоящие механики-"мазуты" на броненосцах и... начали исчезать в брежневско-андроповские времена. В пылу борьбы с сахаровским технократизмом сначала при Брежневе сделали перестановку, отодвинув "инженер" на задний план (вместо "инженер-лейтенент" стало "лейтенант-инженер"). А при Андропове "инженера" и вовсе убрали из воинского звания вместе с "молотками" на погонах.

А этот Последний назло всем таскал "молотки" до капитана второго ранга. Титул же "Последний" присвоил себе сам.

Как уже было сказано, первый механик терялся в дебрях истории. А на соединениях по традиции соцсоревнования определялся "лучший командир БЧ-5". Но лучшего определяло начальство. А этот знал себе цену, а потому был дерзок, к тому же с юмором. Как известно, командование подобных вещей терпеть не может. Отсюда – последнее место в соцсоревновании. На недоуменные вопросы отвечал: " Быть первым на соединении лестно и почетно, а я Последний. И не на соединении, а на всем флоте. Последний Механик Флота, а? Звучит!" И зазвучало, и понеслось, и до начальства дошло, и узаконилось как-то. И подчиненные гордились, что у них есть Последний Механик Флота.

Командир об этом слыхал, а ныне убедился воочию при перегрузке батареи. Авральная работа прошла спокойно – и рыбку успели половить, и спирт для перегрузки получили ВЕСЬ, и поделили по справедливости (в штаб – ни грамма) – это уже мастерство.

– Мастерство – это умение предвидеть сложную ситуацию, управлять ею и не выпускать из-под контроля. Мастерство – Божий дар. Оно или есть, или его нет. Мастерство не пропьешь! – разглагольствовал механик.

Летний день клонился к вечеру. Вынесли грязную трехлитровую стеклянную банку из-под сока, без крышки, естественно.

– Центральный! Я сказал: с крышкой. И что, ополоснуть нельзя было?

– Да ладно! Поехали, а то крышку будут до утра искать.

– Поехали. А зачем?

– Я же сказал, за молоком. Ты в "линию" войти хочешь?

– Ну...

– Тогда поехали.

– Поехали. Только я не врублюсь – зачем молоко?

– А-а... Совхоз военный?

– Военный. Ну и что?

– Молочно-товарный?

– Наверное...

– Коров доят?

– Доят. И что?

– А ты думаешь коров за сиськи матросы дергают?

– Не знаю. Хотя – вопрос, конечно, интересный...

– Так вот, не дергают. Это было бы слишком малопроизводительно и на скотоложство похоже.

– А логика? – командир был сбит с толку, и его терпению потихоньку приходил конец.

– Коров доят доильной установкой, с использованием вакуума.

– Да ты что?! И ты думаешь...

– Не думаю. Знаю. Наши малошумные вакуумные насосы изобретались не для атомоходов, а для молочно-товарных ферм коммунизма. Чтобы трудящиеся могли слышать голос партии, чтобы коммунизм не проспали. Ты на "Безымянку" ходил?

– Ходил.

– Гул протяжный слышал?

– Ну...

– Вот тебе и "ну". Это роторная воздуходувка гудит, вакуум создает в доильной установке.

– И что, она у нас тоже так сильно гудеть будет? Не пойдет.

– Она у нас будет не сильно гудеть, а... сильно сосать. Можно и глушитель поставить. Весь вопрос – пройдет через люк или не пройдет. И второй вопрос – дадут нам ее или не дадут. Поскольку государство резко делает ставку на американского фермера – может, и дадут. Конечно, не даром.

– Погоди, ты что, все это – серьезно?

– Вполне... хотя, грани, конечно, расплывчаты... но мы ничего не теряем, а вдруг подойдет. Во хохма будет! К тому же, умников из ЭиРа (это отдел эксплуатации и ремонта, кто не знает) я уже послал. А графит с пружинками сказал засунуть себе в задницу. Сначала графит – для смазки – а потом пружинки, если найдут, конечно. Кто что найдет, тот себе то и заталкивает. Как в анекдоте...

– Насчет графита и пружинок ты здорово придумал. А все-таки, серьезно, что делать будем?

– Хм, насчет графита я пошутил, а ЭиР воспринял все очень болезненно, особенно пружинки, оно и понятно, обиделись до соплей.

– Может, не стоило, а то теперь помогать не будут...

– От них вони во сто раз больше, чем помощи. Хоть отстанут на время. Поехали!

Командир пожал плечами.

– Поехали...

Военный совхоз отличался от прочих только тем, что его директор был военным, а часть рабочих заменяли бесплатные матросы. Коровы были обычными коровами, а пастухи и дояры – военные... В остальном – все, как всегда и везде: грязь непролазная, дырявые уши у буренок после инвентаризаций и прививок, мухи эти стотонные и запах. Единственный и неповторимый, потому как – специфика.

Вечерняя дойка уже закончилась, и гражданский персонал, "взяв свое", потащил емкости домой на приватизацию.

Подъехали на вишневой "семерке" к административно-технической пристройке. По дороге прихватили еще зама Михалыча, как проводника. Тактический замысел был прост: изобразить комиссию из Москвы по перестройке – рентабельность совхоза, его дальнейшая судьба, осмотр мощностей и попытаться взять вакуумную установку.

"Жигуленок" лихо развернулся и стал возле конторы. Из машины одновременно вышли три капитана второго ранга и, брезгливо переступая через коровьи лепешки, направились ко входу. Возглавлял шествие зам Михалыч, который ловче других маневрировал среди коровьего дерьма – будто всю жизнь этим занимался. Зам притерся к атомоходу на сорок пятом году жизни – чтобы пенсия была побольше. Мужик был в меру простой, безобидный, и сейчас очень натурально изображал роль комиссионной "шестерки". Далее следовали командир и механик. Командир канал под "босса" – молчал, набычившись, метал тяжелые взгляды исподлобья. При почти двухметровом росте и весе под центнер он выглядел солидно и убедительно. Механик же вел себя, как специалист-референт. Белые фуражки и кремовые рубашки стильно смотрелись на фоне грязи, мух и навоза. По ним скользнуло рикошетом несколько испуганно-любопытных взглядов. Ага, засекли!

– Так, думаю, началось, – сказал механик.

– Что? Что началось? – злился командир. – Ходишь тут... по говну... как идиот...

– А ты что ж, хочешь в "линию" войти на сломанном атомоходе, и при этом в говне не испачкаться? – съязвил механик ехидно.

Упоминание о "линии" подействовало дисциплинирующе.

– Все должно быть натурально, – продолжал механик-референт. Внимательно под ноги смотри, надувай щеки и делай недовольный вид. И все! Иногда можешь чего-нибудь ляпнуть, тебе можно, ты ж босс.

В дверном проеме появился совхозный матросик в робе без гюйса и боевого номера.

– Тащ! Вам чего? – обратился он к проводнику-Михалычу.

– Начнем с тебя, краснофлотец, – сказал механик. – Представляться умеешь?

– ???... не знаю...

– Понятно. Назови свою специальность, звание, фамилию...

– Матрос такой-то.

– Понятно. Что на ферме делаешь?

– На доилке работаю...

– Так. Хорошо. Пойдем, покажешь. Заодно технику безопасности проверим.

Пока все шло по плану. Напоминание о технике безопасности подействовало на разболтанного совхозного моремана, как надо. Пошли...

– Тащ, вот!

С любопытством уставились на доилку. Ну-у... сила! Трубы, шланги, что-то похожее на перевернутую вверх дном флягу с открытой крышкой... электродвигатель киловатта на три, ременная передача к роторной воздуходувке, все это на общей раме-фундаменте. Все легко разобрать и по частям запросто спустить в рубочный люк...

– Заземление есть? Есть! – радостно констатировал механик, чуть не забыв про роль референта. Вовремя спохватился. – А как часто сопротивление изоляции замеряешь? И чем? Журнал покажи!

– Тащ, я ж не электрик...

– Да? Ну ладно... а какой вакуум она создает? Как регулируется?

– Включаю мотор, прижимаю крышку, – охотно показал матросик, – она и присасывается, и держится, пока молоко идет, а если вода, то сама откроется, когда полный бак...

– А когда идет вода?

– А когда после дойки, водой промываем...

Гениально! Вся автоматика – на уровне сливного бачка от унитаза.

– Подойдет? – не выдержал командир. Ему уже мерещился вход в "линию".

–Еще как! Этот агрегат один заменит все наши четыре, и износу ему не будет... Эй, боец! А она ломается? Запасная есть?

– Так точно, есть – одна здесь, а две в ремонте, в совхозе "Пограничном".

– Вы поняли?! – механик торжественно поднял палец.

– Поняли. Только... все уж слишком просто... как-то не верится... Боец! А она точно вакуум создает?

– Раз он знает это слово, значит, создает. Пошли, покажешь запасную!

– Тащ, а она на складе, а ключи у бригадира.

– Понятно. Зови бригадира!

– Так он же домой уехал.

– Может, сами к нему съездим? Где он живет? – встрял зам некстати.

– Ну ни хрена себе! Московская комиссия будет ездить домой к бригадиру! А почему не к директору? А почему нас не встретили? Михалыч, ты что, не предупредил? – механик вошел в роль клерка. Командир тоже насупился, набычился, зыркнул. – И что? Мы здесь среди дерьма будем бригадира дожидаться?! Где тут можно подождать?

Зам:

– Может, в машине пока посидим?

Матросик между тем куда-то бесследно исчез. Появилась какая-то женщина типа заведующей по сдаче молока.

– А вы пройдите в красный уголок. Сейчас бригадир подъедет. Он у нас пока за директора. Директор умер недавно, – сообщила она и тоже исчезла.

Красным уголком оказалась большая и грязная комната с объедками и окурками на столе. Грязные стулья шатались.

– Учись, командир, как надо комиссию встречать, – съязвил механик, – а то у нас вечно большими приборками мордуют, пирсы красят, ковры стелят...

– Вот скоро капитализм построим, и комиссии исчезнут, – вставил бывший слуга партии. Он был, в общем-то неправильный зам, невооруженным глазом видно.

Под окном раздался звук глохнущего мотоцикла. В комнату стремительно вошел огромный мужик лет под шестьдесят. Он властно смахнул со стола всю нечисть и грузно упал на жалобно скрипнувший стул. Повисшее молчание пытались нарушить толстые зеленые мухи, бьющиеся о стекло.

– Мы – комиссия из Москвы, по проверке рентабельности и перестройке военных колхозов, – начал механик-референт.

– Совхозов, – поправил его "местный" проводник-Михалыч.

– Один хрен, – подвел черту босс-командир.

Бригадир-директор мощно поскреб затылок и напряг ум до предела, но нужных слов, однако, не нашел. Замерли даже мухи красного уголка.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросил механик, придя на выручку.

– Директор... – но ведь с директора и спрос больше! Мужик вовремя спохватился. – Да хули там! Бригадир Кобылкин! – выпалил он с безнадежной отчаянностью.

– А имя-отчество? – не унимался механик с упорством иезуита.

– Витя... – протянул и тут же спрятал огромную и грязную ладонь животновод.

– Хорошо, Виктор... как по отчеству? – механик видел, что бригадир по акульи напрочь заглотил наживку, и боялся, чтоб не оборвалось.

– Да хули там!.. Герасимыч!

– Вот и отлично, Виктор Герасимович. А теперь скажите нам, пожалуйста, какой у вас среднесуточный надой на фуражную корову в летний период? – следы насильного изучения постановлений ЦК КПСС по дальнейшему развитию сельского хозяйства явно не прошли бесследно.

– Семнадцать, – легко и непринужденно произнес бригадир.

Много это или мало? Скорее, мало. А сколько нужно? Сколько требовала партия от фуражной коровы на последнем, XXVII съезде? И вообще, что такое фуражная корова – корова в фуражке, что ли? Но – медлить нельзя, промедление смерти подобно. Нельзя инициативу упускать. Все это молнией пронеслось в мозгу механика, и он решительно выдал:

– Да-а, не густо. В дореволюционной России надои побольше были.

Поди, проверь!

– В этом плане, Аристарх Платонович, – обратился механик-референт к боссу-командиру, – хозяйство явно бесперспективное. Сколько лет совхозу, Виктор Герасимович?

Начавший было приходить в себя бригадир-директор снова отчаянно заскреб в затылке. Как-то так получалось, что на Дальнем Востоке местного населения почти не оказалось, сюда приезжали за длинным рублем или на отсидку. И чем льготнее район, тем меньше там жили – откуда ж знание истории?

– Не знаю, – выдохнул Кобылкин печально, – по крайней мере, я здесь двадцать шесть лет, с шестьдесят восьмого, а совхоз уже был. Первый директор уехал, второй умер, – совсем загрустил животновод. В коридоре мелькнула женщина в когда-то белом халате, та самая, молокозаготовитель.

– Галь, принеси молочка, – несколько оживился Кобылкин, – молочко-то у нас хорошее!

– Разберемся. Пусть заодно сертификат захватит, и анализы.

Это ничуть не смутило бригадира.

– Галь, анализы захвати за этот год!

Все так просто... На атомоходе с анализами рабочих сред было посложнее. Обычно они были просрочены, и папку искали долго-долго...

– А какой у вас живой привес молодняка на тонну кормозатрат? Белковые добавки используете?

Бригадир снова запустил пятерню под кепку.

– Вот, попробуйте молочка! – вошла женщина-молокозаведующая, налила в стаканы молока, не пролив ни капли. "Комиссия" потянулась к молочку, словно котята.

– Да, молоко хорошее, – подобрел босс-командир, и его стакан сразу наполнился снова.

"А вот это уже лишнее, – чертыхнулся про себя механик. – Ишь, обрадовался молочку, как папуас побрякушке. Надо это ликование кончать."

Механик решительно отодвинул пустой стакан, взглянул на анализы.

– С этим ладно, тут ничего не скажешь. А куда поставляете мясо-молочную продукцию? Окупается ли себестоимость?