Текст книги "Пузырь в нос"

Автор книги: Курьянчик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Ладно, я отвлекся. Идем дальше, уже по следам экспедиции. Меня все сомнения терзают: уж больно одни следы на мои похожи. Примерил – тютелька в тютельку. Мише сказал, мол, вроде это наши следы, может, мы неправильно срезали и по второму кругу идем, а за нами олени какие-нибудь увязались, и отставшая часть группы следом...

Миша присел и посмотрел повнимательнее, чуть ли не понюхал и объявил, что копыта непарнокопытные, а значит, не олени, а всевозможные лошади, ослы и ишаки. Понятно, что кроме нас, здесь ослов больше нет... Но одна из них с подковой. Вот что значит – Юный Друг Пограничника! Хотя – какой там юный...

– Может, лошадь Пржевальского? Сбежала от него к нам на Камчатку? – не сдаюсь я.

– Не, – Миша говорит, – если и сбежала, то до Камчатки не дошла бы, на мясо бы закабанили...

Фиг с тобой, экспедиция так экспедиция... Свернули вбок на траву и следы потеряли, потом опять нашли. "Мало ли, – думаю, – может, пачку сигарет или там галет потеряют, экспедиция все-таки." Идем по следу, как по рельсам. Своих нигде не видать и не слыхать уже шестой час. Миша уже увидел водопад место разбивки лагеря. Тут мы основательно привалились последний раз, а как только заметили подходящую группу, отвалили, сделав отмашку. Они нас тоже заметили и тоже дали отмашку, и тоже устроили привал. Миша говорит, что лагерь ушедшей экспедиции наверняка был у водопада, и там что-нибудь осталось. Мы туда и рванули. А местность бугристая, ветер навстречу дует. Я почему-то начал расспрашивать Мишу про медведей:

– Вот что делать, если встретишь вдруг?

Миша ведь самый опытный.

– Я, – говорит, – их тут ни одного раза не встречал. Медведь обычно первый человека чует и уходит. Опасно – это если внезапно, особенно когда медведица и с медвежатами. Эти с человеческой опасностью еще не знакомы, могут знакомиться побежать... Ну, медведица, ясно, их будет охранять, но может не упасти, и тогда сама бросится на защиту...

– Интересно!.. Так что же делать? Деревьев нет... Миша, ты ж патриарх, все знаешь...

– Надо бросить рюкзак. Он обязательно остановится и начнет его потрошить.

– Ну распотрошил, а там – ни хрена. Дальше что?

– Ну еще рюкзак...

– Жалко!..

– Ну, фальшфейер, говорят, хорошо отпугивает, ракетница там...

– ...ружье, пулемет, пушка, гранаты, – издевательски подхватываю я.

– Ну там, постучать, позвонить... в свисток посвистеть, – понял Миша. Только голос подавать нельзя.

Группа давно скрылась из виду, вот он – последний бугорок и водопад. Появились первые заросли кедрового стланика...

А дальше надо смотреть видеозапись.

– Миша, – говорю, – кранты! Медвежье стадо! – Чувствовал, что след экспедиции какой-то подозрительный...

– Точно, – отвечает Миша. – Садимся, они нас еще не учуяли...

Пока садились, сняли рюкзаки, до медведицы с тремя медвежатами метров полста. Достаю самое дорогое – видеокамеру и фальшфейер. Страх еще не дошел – спасает близорукость.

– А, фальшфейер! Это хорошо, тудыть-растудыть... – выматерился интеллигентный Миша. – А сработает?

– А хрен его знает... – отвечаю. – Всегда срабатывал...

Пытаюсь снимать на камеру, от волнения путаю "паузу" и "запись", не могу найти медведей в видоискатель – близорукость, да и долго смотреть туда как-то боязно – расстояние там нереальное, может, они уже рядом!

– Надо постучать, – шепчет Миша.

– Чем?

Мы лихорадочно оглядываемся – ничего, только у обоих по лыжной палке заместо альпенштоков... Эврика!!!

– Дай сюда палку! – кричу.

– Тише ты!.. – шепчет опытный Миша, но уже поздно. Медведица радостно бросается в нашу сторону.

Я стучу так, что палки гнутся. Старые добрые горнолыжные палки из дюраля. Медведица останавливается, затем раздает пинки своим чадам и начинает убегать к водопаду – все, как учил Миша. Я продолжаю стучать, как заведенный.

– Хватит, лучше снимай. Все нормально, – Миша вскинул рюкзак и, как ни в чем ни бывало, пошел к водопаду следом за медведями. "Вот что значит опыт! – опять заговорила Совесть. – Не то что ты."

А я продолжаю стоять на виду, смотрю, наблюдаю, и вижу, как медведица перемахнула через распадок, побежала вверх, но на полпути отчего-то остановилась и начала пристально всматриваться и внюхиваться в нашу сторону. Наверно, ей не понравилось наше явно победное вступление на ее территорию. А Миша тем временем решительно исчез из виду, спустившись в небольшой каньон к водопаду. Медведица начала медленно возвращаться.

Я лихорадочно пытаюсь развести костер из стланика. Зажигалкой не выходит, спичек нет, фальшфейера жалко. Мохнатая мадам со своим выводком все ближе. Тикать надо, но где же Миша, эта медленно ходячая легенда альпинизма?! Иду к каньону и вижу: внизу на каменной площадке метрах в ста сидит Миша без рюкзака и тоже пытается запалить костер, но о приближении медведицы явно не подозревает.

– Миша!!! Она!!! Возвращается!!! – и дальше непереводимый русский фольклор, на всю округу. Медведица, словно все поняв – а все слова были именно в ее адрес – бросается вниз во весь опор. Как быстро!.. О, ужас.

Поворачиваюсь от страха к ней спиной и тоже стартую. Может быть, тоже быстро, но кажется, что стою на месте – знаете, как во сне это бывает? "Что ей нужно, стерве? – думаю, шевеля конечностями. – Мишка чесанул... без рюкзака... А если она его не заметит и за ним бросится?"

– Ему за шестьдесят, и он в пластиковых ботинках, да каньон полста метров, и бросать ему больше нечего, – это Совесть заговорила. – Подожди его и свой рюкзак брось...

– Жалко рюкзака-то, – робко пытаюсь возразить я, вовсю перебирая ногами и не оглядываясь.

– У тебя же фальшфейер, – не унимается Совесть.

– Да пошла ты!!! – ору я вслух и вдруг замечаю впереди себя и правее водопада – желтые Мишкины "кофлачи" быстро-быстро так сверкают. Вот тебе и медленно ходячая легенда!

– Ну, что, – Совести говорю, – довольна? Вот и пиздец тебе, вместе со мной! Станет она пустой рюкзак потрошить, и фальшфейер – тьфу, даже если сработает... Довыпендривалась?

Убегать уже бесполезно. Вся надежда на фальшфейер и на Бога, причем, на Бога гораздо больше.

– А не надо было от коллектива отрываться! – Совесть несет предсмертный бред.

– А ты, ты, ты!!! Ты где была?! С-сука-а-а!!!

От моего последнего вопля медведица озадаченно остановилась и призадумалась. Ну?! Ну же!!! Поворачивает обратно... Пошла лениво...

Прилив сил! Радость! Чудо!

– Что, – ору я, от счастья обезумев, и далее – чисто по-русски. .........! ... ...... ..... ...!! .... ......!!!

То ли она глуховатая была и хотела получше расслышать, то ли ей мат не по нраву был, а может, и наоборот, но только она, стерва, опять разворачивается – вот же скотина! – и снова к нам, то есть, ко мне конкретно... Миши уже давно не видно, наверное, за второй бугор перевалил. Хватаю палки – тюк! тюк! тюк! тюк! – Совесть молчит давно, чувствует крышка, я тоже зубы сжал – тюк! тюк! Не дамся-а-а-а!!!

Нехотя разворачивается и отступает. Победа!!! Хватаю камеру, дабы запечатлеть свой триумф. Все внутри ликует, Совесть тоже зашевелилась на радостях.

Тут она опять ко мне. Ну уж, дудки! Только полный дурак будет так старательно испытывать судьбу. Ноги! НОГИ!!!

И слышу – родная трель моего же свистка от аварийно спасательного гидрокостюма! Это уже Саша Биченко показался невдалеке, группа вся с ним. Ну, все, пронесло...

Медведица больше не возвращалась, да и я больше не ругался. На кого ругаться, на свою Совесть?

Вот так. Но почему она – медведица – так реагировала на крепкие слова? До сих пор понять не могу. Может, в этом и состоит одна из особенностей национальной медвежьей охоты?

Кража века

На флоте бабочек не ловют

поговорка такая

Аккумуляторная батарея – АБ – для атомохода является аварийным источником питания, но без нее подводный левиафан мертв. Это все равно, что автомобиль без аккумулятора. Разница – только в весо-габаритах: на лодке она весит сотни тонн и состоит из сотен элементов. И, естественно, замена батареи на атомоходе – дело не из легких. Это авральная работа для всего экипажа, в три смены, по план-графику... Такая перегрузка проводится раз в два (а то и четыре) года, то есть – не часто. Поэтому план-график учитывает только непрерывные процессы и мероприятия. А вот как учесть, что потерялась или сломалась погрузочная доска? Или – упала за борт и, соответственно, утонула такелажная скоба? Или – расстройство желудка у крановщика? Ясное дело, графики летят, трещат и ломаются в самых неожиданных и неподходящих местах. А у начальства график – на столе под стеклом и перед глазами.

– Почему срывается план перегрузки?! – грозно несется по телефону на атомоход.

– Уронили за борт такелажную скобу... – мямлит дежурный по лодке или вахтенный центрального.

– Где механик?!

– Ушел на СПТБ (ПРЗ, ЭМС и т. д.)...

– Комдива-два срочно к телефону!!!

– Занят, работает в яме...

– Чем занят?! У вас погрузка стоит!!! Где командир?!!

В общем, этот процесс очень похож на закат солнца вручную без асбестовых рукавиц.

Помимо всего, на перегрузку выделяется больше полусотни литров чистейшего этилового спирта (а проще – "шила") для "технических нужд", который за время погрузки необходимо израсходовать и списать, хотя бы формально. И вот, народ, задействованный в погрузке, а также находящийся на прилегающей территории, старается изо всех сил помочь в этом самом процессе.

В общем, как ни крути – перегрузка АБ на атомной лодке схожа с заменой зубов в слесарной подсобке в предпраздничный день через анальное отверстие. Да-да, может быть, это одна из многочисленных национальных или флотских особенностей, как вам будет угодно – но на флоте все делается только через задницу.

Головная атомная подлодка проекта "Барс" перегружала вторую батарею в достроечном заводе. В первый раз – два года назад – перегружали заводчане "с участием личного состава". Теперь же – наоборот: личный состав с помощью завода. Несмотря на то, что процесс один и тот же – это две совершенно разные вещи. Ныне вся ответственность – на хрупких плечах экипажа, причем, все это весной, в период весенней битвы за урожай и майских праздников. Но это еще не все. В стране "коренная перестройка" началась с "коренного перелома". Многострадальный советский народ, привыкший уже с гордостью и почти без закуски больше всех употреблять крепких напитков на душу населения, вдруг ни за что, ни про что оглушили "сухим законом". От такой неустанной заботы партии и правительства народ просто одурел – сознание и сознательность у него помутилось. Все стало трещать, стопориться и ломаться.

Накануне Первомая – затяжных выходных – успели выгрузить старую батарею и приготовить к погрузке новую. Все по графику. Начали вывозить машинами бербазы старые баки на разделку... вот тут-то и начались чудеса. Один "зилок" с матросом-водителем и офицером-старшим перевернулся на повороте торопились на обед. Второй при заезде на разделочную горку вздыбился и сломал кузовную раму. Все!!! Завод на пролетарские праздники машин не дал. Телефонные провода между штабом бригады, заводом и лодкой накалились добела и... начали остывать. Сказывалась "разрядка" и новое "мышление": войны не было, лодка заводская, не линейная – решили три дня отдохнуть по-человечески, по-пролетарски.

Первый день, 1-е мая, прошел впустую: торжественный подъем флага, торжественный митинг и далее все как обычно. Второй день праздников – день блаженства, он весь твой, и чтобы никто и ничто тебя не тревожило, надо уйти подальше, затаиться поглубже, чтобы не нашли, не откопали, не высвистали. Группа офицеров, куда входил и комдив-два, решила отдохнуть в прибрежном заводском пионерлагере Суходол. Лагерь только начинал готовиться к приему детей и проводил первый сбор персонала – воспитатели, пионервожатые, повара, медработники... В общем – в подавляющем большинстве персонал был женским, и специальная делегация пригласила офицеров-подводников, заранее зная о наличии у них спирта.

Комдив-два вынырнул из зарослей "тропы Хо-Ши-Мина", ведущей с завода к бригаде, в надежде подсесть на суходольский автобус. Картина, представшая перед ним напротив ворот бригадного КПП, заставила на некоторое время остолбенеть. В воротах стояли два груженых "КамАЗа-длинномера" с разделанными аккумуляторами. О ужас! Это же наша старая батарея. Пока не составлен и не подписан акт на списание – она наша. А может, все-таки, не наша, чья-нибудь другая? Но на горке была только наша, и то не разделанная на лом. Черт те что творится в этом мире! Что произошло за ночь и вообще какой сегодня день и число? Сразу захотелось повернуть обратно и скрыться в зарослях тропы, но врожденное любопытство и выработанное чувство ответственности подавили позорное желание бежать.

В сизом дыму работающих камазовских дизелей стояла живописная группа военных и о чем-то оживленно беседовала, сильно жестикулируя. Больше всех жестикулировал и распинался товарищ комбриг, рядом с ним разводили руками дежурный по бригаде (капитан второго ранга) и дежурный по КПП (капитан-лейтенант). Чуть в стороне стоял летчик-майор. Комбриг был "метр с кепкой", пройдоха и матерщиник. К тому же он немножко картавил, и вместо "р" у него выходило "л". Поэтому за глаза его называли "комблиг" или "товалищ комблиг".

– А-а! Комдив-два-а-а, мать-перемать! Чего в кустах плячешься, как заяц, мать-перемать? Что за хелня тволится, мать-перемать? Подходи смелее, будем лаз.........ся (не "разбираться", конечно).

"Ну вот, кажись, второй день праздника накрылся чем-то, – подумал комдив-два. Первый день он сидел в части – обеспечивающим – чтобы в параде не участвовать и в прочем цирке (это привилегия "годков"). – Жалко..." Третий день – воскресенье. Это уже не праздник, это уже для зализывания ран. Нет того раздолья и бесшабашности, не тот настрой, не та атмосфера. Народ уже выдохнется и устанет. А без народа это – просто отгул, а не праздник. Комдив-два нехотя поплелся к комблигу. Был он одет в "гражданку", а для военного человека быть в "гражданке" среди высокого начальства – это как во фраке на нудистском пляже.

– Ну, лодной, докладывай, что натволил, мать-перемать, и почему баталею без вас вывозят? Что, договолился – и в кусты, мать-перемать?

– Товарищ комбриг, я ни с кем ни о чем не договаривался...

– Та-ак, он ни с кем не договаливался, мать-перемать, а это что?! Чья баталея, мать-перемать?!

– Наша, старая, отработанная батарея. Но мы ее отвезли и сдали в бригаду...

– Видали, какой умник, мать-перемать? А ты акт списания подписал? На флот отослал, мать-перемать?!

– Нет. Никак нет.

– То-то и оно, что она твоя, длужок, мать-перемать! Так что, сопловождай ее до железнодоложной станции Смоляниново. Пелеглузишь, квитанцию получишь и – свободен. А то – ишь, "с летчиками они договолились", мать-перемать! – при последних словах летчик-майор задергался.

Наверняка комбриг заскочил в бригаду случайно, скорее всего – за "шилом". Вчера он тоже обеспечивал: здоровался с подразделениями, парад принимал и демонстрацию – как начальник гарнизона. Форму, как пить дать, надел потому, что кап-разы по "гражданке" похожи либо на приодетых бичей, либо на только что выпущенных зэков. Устроил службе разнос, чтобы свое появление оправдать, а еще потому что дорогу комбриговскому "уазику" перегородили "КамАЗы".

Комдив-два уже смирился с очередным подарком судьбы, но второе напоминание о том, что он с кем-то там договорился, дало толчок пассионарности (по Л. Гумилеву-сыну).

– Товарищ комбриг, еще раз повторяю – я ни о чем ни с кем не договаривался. В суточном плане ничего такого нет...

– Комдив-два, не стлой из себя девственницу, мать-перемать. Майол, с кем вы договаливались, кто плосил вывезти баталею?

Летчик-майор подошел поближе и заученно-бодро выдал:

– Командир второго дивизиона электриков капитан третьего ранга такой-то!

??? Фамилия была произнесена четко и правильно. Хотя – фамилия редкая...

– Во! Слышал? А то целку из себя стлоит, мать-перемать, – комбриг наседал.

– Слышал, так точно, – спохватился комдив-два. Гражданская пляжная одежда – джинсы, футболка, кроссовки – и спортивная сумка полная, брякающая и булькающая, битком набитая фляжками с "шилом". Дурацкое положение. Как ни крути, а комбриг все же – величина, теоретически даже арестовать может...

– Что тепель скажешь?

А чего тут скажешь! На двух "КамАЗах" штук тридцать разделанных аккумуляторов, еще электролит стекает. Значит, совсем недавно разделывали... Кто?! Когда?! Чем?! Тридцатого апреля вся бригадная техника сломалась фактически. И даже автокран. Первого мая ни одна живая душа не работала, на гауптвахте амнистия... Вчера это подтвердил по телефону сам командир бербазы. Поздравил, мол, радуйтесь, подводники, не работаете, а нас тут дерут, так что вышлите в качестве моральной компенсации литра три, сейчас мичманка подгоню, ВрИО старшины бербазы...

Да ладно, пейте, черт с вами – отдыхаем... А теперь что выходит? Ну да, мой старшина команды электриков, Петрович, вчера ночью в состоянии хорошей подпитости нес какой-то бред про три литра "шила" и про какую-то "подлянку" со стороны бербазы... Ну-ка, ну-ка! А я еще ему спокойной ночи сказал, мол, утро вечера мудренее, разберемся... Вот оно, утро, а вот она, кажись, и "подлянка". Та-ак... бред Петровича воспроизведем поподробнее...

С него в четверг вечером стребовал "шила" старшина бербазы, который отпуск отгуливал без выезда на Запад. Перед этим Петрович только что угостил мичмана, который на время отпуска настоящего старшины бербазы исполнял его обязанности – мол, машины все сломались от батареи вашей, вы отдыхаете, а нас дерут!.. А то они там, на бербазе, света белого не видят, переработались! Ну ладно... Только одному налил – второй на подходе, и то же самое, только – "не ему, а мне надо"...

– Да сколько же вас?! – не выдержал Петрович. – Одному налил – хватит! А там уж сами разбирайтесь, кто из вас сегодня главнее. На всю бербазу у меня не хватит, да и самим надо...

– Что, не нальешь?

– По-моему, я ясно сказал – больше нет.

– А у комдива?

– А комдив в бригаде, у флагманского, наверно, тоже наливает...

– Давай подождем!

– Жди, если хочешь, а меня самого ждут, честно.

Дело в том, что комдив – капитан третьего ранга – ни за что не налил бы "чужому" мичману, да еще три (!) литра, да еще в период решительной борьбы с пьянством.

– Ну, вы об этом еще пожалеете.

– Чего-о?! Да пошел ты!..

– ...я вам устрою!..

Все это быстро пронеслось в еще абсолютно трезвом мозгу комдива. Так неужто этот злобный коротышка с бербазы смог раскрутить такую фронтовую операцию с использованием авиации? Ну, гигант! Самородок! А вернее выродок. Ну-у... Прямо Жуков, не меньше.

– Ну и..? Чего молчишь, мать-перемать? Лапу к уху – и вперед. Некогда мне тут лазговолы лазговаливать. – Комбриг явно торопился. – Отгоняйте "КамАЗы", доглужайте третий – и впелед. Автоклан можно и здесь оставить, пусть оставшиеся баки лазделывает.

Автокран – это чтобы красно-медные решетки с двуокисью губчатого свинца из пластмассовых баков вытаскивать. Во-во, твою мать! Еще и третий "КамАЗ", и автокран! Вот это – кража века, вот это – номер! Надо делать что-то, пока комбриг не свалил. ЧТО???

– Товарищ комбриг, это выше моего воображения, но, чувствую – здесь что-то не так. Товарищ майор, согласитесь – мы видим друг друга впервые. Факт?

– Факт, – спокойно подтвердил майор.

– Вот видите, товарищ комбриг, а ведь я и есть тот самый "командир дивизиона электриков", который якобы договаривался о вывозе батареи... А я ни сном, ни духом, товарищ комбриг...

У бригадных ворот КПП повисла зловещая пауза... вместе с пылью притормозившего "запорожца", перегруженного мешками с картошкой и иным сельхозинветарем. Из дверцы высунулся по пояс изумленный водитель, оказавшийся временным старшиной бербазы.

– Ни хрена себе!.. – начал негодовать мичманок, но, заприметив комблига, так и остался с открытым ртом.

А комблиг начал – сначала нехотя, а потом со все более возрастающим ужасом – соображать. Это что? – батарею пытаются похитить?!

– Мичман, а ну-ка, иди сюда, не стой там, мать-перемать. Что за балдак, почему баталеи вывозят?!

– Не могу знать, товарищ комбриг, сам притормознул... ведь в суточном плане нет...

– Во олганизация! Не блигада, а публичный дом: никто ничего знать не хочет, а только давать, – от возмущения комбриг даже материться перестал. Он командовал бригадой меньше полугода, так что мог себе позволить. Его предшественника сняли именно за бардак и еще за кой-какие махинации. – Один я должен все знать, во все вникать... Вот сейчас алестую всех до понедельника, а уж там лазбелемся, что к чему...

Ну-у... этого только не хватало. Сообразительность у всех резко возросла.

– Товарищ ПОЛКОВНИК, – первым не выдержал майор, поняв, что не все идет по плану. – Я в вашей организации... это... может чего-то и перепутал... Договаривался о вывозе батарей старшина бербазы, это который временно...

– Товарищ майор, я и есть как раз тот старшина, который "временно", но вас я вижу впервые, да и вы меня тоже, как я понимаю...

– ТАК!!! ДЕЖУЛНЫЙ!!! (Я, товарищ комбриг!!!) ВСЕХ!!! Всех – под алест!!! И машины, и водителей, и сталших, и вас всех!!!

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, живо вспомнилось – отголоски крепостного права.

– Вызывайте начальника калаула с галнизонной гауптвахты – и всех, ВСЕХ!!! на полную катушку от моего имени, а в понедельник лазбелемся.

А ведь отменили, сто двадцать лет назад...

– Товарищ ПОЛКОВНИК, я начальник штаба авиаполка дальних бомбардировщиков-ракетоносцев (ну, дает!) и в ваш гарнизон не вхожу, так что... не имеете права, – начал качать права летчик-майор, но первым свет в конце туннеля увидел комдив-два.

– Товарищ комбриг, я служил в этой бригаде три года на головном РТМе и стоял начальником караула. Посадка старших офицеров на гауптвахту – дело тонкое...

На гауптвахте не было камер для старших офицеров – а положено! Это намек на то, что я, мол, сидеть не буду. Прецеденты были, и ничего тут не поделаешь.

Опять же – начальник штаба авиаполка, его сажать – а вдруг у них самолет угонят, а он у нас под арестом. На нас повесят... это комдив рассуждает за комбрига, поскольку знает, как тяжко отменять военачальнику свое "я сказал!!!" Доводы, конечно, веские, но надо найти другое решение, и чтобы самому чистеньким уйти.

– Товарищ комбриг, арестуйте машину с автокраном, и пускай дальше баки разделывают, а в понедельник оставшиеся подвезем. Сделают – отпустим, а начальник штаба бомбардировщиков за ними и приедет. Тогда спокойно во всем и разберемся... – сказал комдив-два.

– ВСЕ!!! Хватит мне тут плоповеди читать, мать-перемать!!! Лазвелось вас, умников, аж камел не хватает! (Ой, ура...) Дежулный!!! (Слушаю, товарищ комбриг!) Эти две загоняй под лазглузку и – свободны, а вон тот "КамАЗ" с автокланом я до втолника алестовываю. Что делать и как – они знают. Сделают в понедельник – отпущу в понедельник.

– Товарищ полковник! – снова напыжился начальник штаба летчиков.

– Майол, мать-перемать, запомни, я – не полковник, а капитан пелвого ланга и командил отдельной блигады. Это – лаз. За такой гастлольный выезд на вас уголовное дело – заплосто. Попытка хищения длагметаллов с воинской части... Ком ТОФ – бывший подводник, и он нас быстлее поймет и подделжит. Это – два. И тли – я толоплюсь. Если вас не устлаивает втолой валиант пелеходим к пелвому. Всем все понятно?!

– Так точно, – дружно, все разом, хором, а майор – так громче всех.

"КамАЗы" ушли под разгрузку, комбриг упылил в поселок, дежурные приступили к дежурству. Перед воротами КПП остались двое – комдив-два и летун-майор. Обоих терзала примерно одинаковая мысль: "Ну ни хрена ж себе!.." Только майор-летчик демонстративно молчал и делал вид, что он здесь один.

– Ладно, майор, жизнь продолжается, – примирительно начал комдив-два, – я вот, хоть убей – не пойму, как же ты смог организовать такую аферу? Откуда такие обширные познания о нашей дезорганизации? Ведь чуть-чуть не получилось... А всех собак бы на меня спустили...

Майор вздохнул, походил вдоль ворот КПП и замолчал еще больше.

– Ну и дела... прости, Господи, – уже молча домысливал комдив, пыля в пионерлагерь – как всегда, слегка опаздывая. Утешало одно – без него не начнут, а если и начнут, то не закончат: примерно 80% алкоголя поставлял он.

"Что это было?!" – пытался целых пять км понять комдив-два, но концы не сходились с концами. Если это не происки ЦРУ и прочих спецслужб, то... то этого не может быть!!!

В лагере было все отлично: солнце улыбалось, море смеялось, пионервожатые ржали, как табун молодых кобылиц... О детективной истории как-то сразу забылось.

В понедельник с утра (в самое темное время недели!) она казалась еще более нереальной – полусон, полубред. Поэтому комдив-два о своем субботнем видении – никому ни слова, ни полслова. Только комдиву-раз, перед подъемом Флага, в каюте.

– М-да? А ты трезвый был?

– Абсолютно. Тогда – еще трезвый.

– Бред какой-то. Приснилось тебе, что ли? Такое даже трезвым не придумаешь, – подвел итог уставший от затяжного праздника комдив-раз.

Но – бред оказался явью и имел свое продолжение. Вскоре после подъема Флага позвонили из бригады и затребовали поставку аккумуляторных баков на разделку. "А то кран простаивает!" Значит, сто двенадцать баков уже разделано (медные решетки с губчатым свинцом выдернуты). Значит – не бред? Значит – было?

– Было! Было! Не бред! – твердил про себя комдив-два в каюте атомохода, наливая очередную банку "шила" для выбивания сверхплановых автомашин в заводоуправлении.

– Что – "было"? Трахнул пионерку в лагере и радуешься, как прыщавый юнец? Или начались "страдания любви"? Тогда к доктору, – это комдив-раз с койки сверху советует.

– Да нет же! Батарею-то на самом деле чуть не украли. Это не бред. Это – было! Сейчас иду в заводоуправление, машины выколачивать. Надеюсь, там тоже похмелье бродит, как призрак по Европе.

– Почему же только там? А здесь? А давай-ка по "чуть-чуть", голову надо поправить...

– А чего ты не на политзанятиях, кстати?

– Отпросился у зама. Сказал, тебе нужно с перегрузкой помочь.

– Ну так помогай!

– Ну так наливай!

– Ладно... черт с тобой. Закусь есть? – комдив-два принципиально не пил без закуски.

– А как же! – комдив-раз бодро спорхнул с верхней койки и открыл столик-секретер. Там – открытая баночка шпротов и хлеб. Достаточно.

– Ладно, сильно разгоняться не будем, и смотри, не "садись на кочергу".

– Не боись, я на нее лягу, – заверил комдив-раз. Опрокинули по сто пятьдесят и разошлись: комдив-раз лег на нижнюю койку комдива-два, а тот понесся в заводоуправление. Завод вместо запланированных двух выделил аж четыре машины. Работа не пошла, а побежала! После обеда комдив-два из любопытства заглянул на разделочную горку – мираж повторился: все тот же майор-летчик, товалищ комблиг, деж. по бригаде и еще "штык" – часовой из бригадного караула. Разговаривали, в основном, комблиг и летун-начштаба.

Похоже, что поначалу комблигу все это тоже показалось полусном-полуявью. Ну зачем, скажите, летчикам лодочные аккумуляторы, когда одна группа батарей, дающая за двести вольт, весит больше нескольких самолетов? Ха... оказывается, было зачем! Приезжает какой-то летчик-майор и требует у дежурного по бригаде свою технику и людей. Служба за это время уже сменилась два раза, и, естественно, не знала всех тонкостей "кражи века", но твердо усвоила только одно: без комблига не давать! Это его добыча! Тут же доложили по команде. Комблигу сделалось дурно. Значит – было! Значит, могли увезти пол-батареи!

– Не блигада, а двол плоходной, – коршуном налетел комбриг на ни в чем не повинную службу, – плиезжает челт знает кто, пытается увезти баталею с новейшего атомохода!..

– Товарищ комбриг, – робко оправдывался дежурный по бригаде, – за время моего дежурства происшествий не случилось...

– Да ну?!

– Вот, приехал майор за автокраном – так сразу по команде...

– Подумать только, – не унимался комблиг, – пол-баталеи уже заглузили и увезли бы, если не я. Не блигада, а какой-то сблод волья и лазгильдяев! Стоит чуть-чуть ласслабиться – уже тащат. Сколо всю стлану ластянут-плодадут... Ничего святого!..

– Товарищ капитан первого ранга, – наконец-то втиснулся в паузу майор-летчик. – Отпустите "КамАЗ" с автокраном, а? Мои люди докладывают, что поставленную вами задачу выполнили...

– Ишь... мою задачу они выполнили, – начал успокаиваться комблиг. – А кто и какую задачу им ставил, когда они баталею вывезти пытались? Пока не скажете – фигу вам! Уголовщина!

– Товарищ комбриг, мне не нужна была ваша батарея. Мне нужно было выполнить план сдачи цветного металла. Чтобы в академию поступить... А задачу поставил сам начальник штаба авиации ТОФ, вот записка от него. А на батарею я случайно вышел, через кого-то из ваших. С меня даже три литра спирта содрали!

Бумага от начальства (пусть даже авиационного) произвела магическое воздействие – комблиг успокоился. Формально он подчинялся напрямую командованию ТОФ, которому подчинялась и авиация, но ссориться с начальником штаба авиации флота не хотелось: во-первых, все-таки генерал-лейтенант, во-вторых, ему подчиняется военно-транспортная авиация – ну очень близко к телу.

Тут взгляд комблига упал на стоявшего поодаль комдива-два.

– А-а, комдив-два, чего стоишь, как тли тополя на Плющихе? Иди сюда, лазбираться будем. Ты баталею летунам сплавить хотел за тли литла "шила"?

– Товарищ комбриг, мы ведь спирт на перегрузку по полной схеме получили – сорок восемь кило, причем, батарея еще на мне висит. За идиота я себя не считаю... Это выше моего воображения. Но – однозначно заявляю, что это не я, и что...

– Челт те что тволится! Ладно, лазберемся. Тебе нужна еще техника?

– Никак нет, товарищ комбриг. Они свою задачу выполнили – помогли догнать и опередить график.

– Ладно, майол... забилай своих оллов и больше мне не попадайся. Пеледай своему начальнику штаба авиации, что только благодаля его ходатайству отпустил.

– Есть! Товарищ комбриг! Разрешите последний вопрос? А кто мне три литра спирта вернет?

????!!!!!????!! От такого наглого вопроса невольно онемеешь. Единоначальника аж передернуло от такой наглости, но он тут же справился с собой, ухмыльнулся и показал на комдива-два.

– Вот он. Иди, лазбирайся с ним. Его баталея.

Комдив-два сразу понял, что это не приказ отдать спирт, а скорее, намек – наглеца проучить. На горке опять остались двое – комдив-два и майор. Но ситуация несколько изменилась. Комдив-два уже не был тем "коровьим мальчиком" в джинсах, не ковбоем, а был одет по понедельнику: китель, белая фуражка конструкции "гриб". Вроде, ничего особенного, но дело-то в чем: морская форма – одна из красивейших, строга, элегантна и... неудобна. Но это – детали. Наверно, даже генерал в парадной форме смотрелся бы скромнее, чем кап-три в повседневном кителе. О майоре же и говорить нечего. Теперь демонстративно молчал комдив-два. Майор смущенно подошел к капитану третьего ранга и с робостью произнес: