Текст книги "Открой своё сердце (СИ)"
Автор книги: Ктая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
И было достаточно странно накладывать эти образы друг на друга. Тобирама в его глазах выглядел сплетением врождённого занудства, строгости, упёртости и паранойи, но Хаширама видел в нём заботливого брата с восхитительным умом, который может разобрать по кирпичикам любую, даже самую сложную ситуацию. Из недостатков отмечалась лёгкая сложность с глобальным мышлением – когда этих кирпичиков становилось слишком много, Тобирама начинал в них путаться, зависать и стремиться к стандартным решениям. Но, к счастью, это корректировалось доверием к старшему брату.
Разобравшись с восприятием, Мадара перешёл к техникам. Единство физического и духовного не позволяло просто так активировать Мокутон. Да, это тело им владело, но ему не хватало того особого состояния сознания, правильной команды активации. Травинку получилось увеличить едва-едва, и то в полном расслаблении. Не мог же Хаширама в таком настроении сражаться? Самому Мадаре категорически не хотелось вставать и куда-то идти, не говоря уж о махании мечом. Максимум – отползти. Ну, или сползти с чужого плеча на чужие же колени, чтобы беспрепятственно пялиться бессмысленным взглядом. Тобирама, на удивление, сидел спокойно и пялиться на облака не мешал. Даже, кажется, дернулся рукой в сторону волос, но прядей пальцами так и не коснулся. А потом и вовсе улыбнулся уголками губ, всё-таки зарываясь руками в волосы и начиная перебирать гладкие пряди.
Сенджу преследовало чувство смутного… не подвоха даже. Неправильности? Неопределенности? Он понятия не имел, что за технику использовал Хаширама – и одно это выводило его замысел на уровень тех встреч с мелким Учихой в детстве. А такие выверты Тобирама не любил. Даже не потому, что ани-чан так уж часто ошибался – вот уж чего не было. Но Хаширама, на его взгляд, имел привычку неоправданно сильно рисковать собой. Связь, зеркалящая раны… Кто поручится, что среди Учих не найдется идиота, жаждущего места главы клана достаточно сильно, чтобы воспользоваться случаем? Да и поведение брата после всего этого было… неудовлетворяющим. С Хаширамы и впрямь сталось бы валяться на траве, разглядывая какой-нибудь сорняк, но… не так. Не с взглядом слепого, который внезапно прозрел и залипает на мелких деталях. Не с улыбкой человека, годами сидевшего в пустой пещере и наконец-то выбравшегося наружу.
Можно было бы списать на эйфорию от долгожданного перемирия – однако это была не такая эйфория.
Мадара копошение в волосах заметил, решил «Са-а-авсем хорошо» – и продолжил пялиться на облака. Тобирама прикрыл глаза, анализируя свои ощущения.
Это был, несомненно, брат – его чакру никому не подделать. Ни одна техника просто не сможет вместить в себя все нужные оттенки и общий объем. Но вместе с тем… что-то царапало. В том, как Хаширама распластался на траве. В том, как неосознанно поглаживает кору дерева кончиками пальцев. В притаившейся в уголках рта улыбке. Даже в том, как он подставляется под пальцы самого Тобирамы.
– Что должна была сделать та техника, которую ты использовал?
– М? Это техника применяется для захвата и управления чужим телом, но по сути представляет собой контакт сознаний. Кто победит, тот и правит телом. А также это прекрасная возможность пообщаться без возможности соврать, слукавить или что-то не так понять.
Тобирама вздохнул. Как в духе ани-чана!
– И кто победил в вашем случае?
– Дружба, – усмехнулся Хаширама как-то странно. – Никто не стал бороться.
– Угу… – пальцы сжались, захватывая гладкие волосы в пучок и оттягивая до слабой боли. – Только потом перепутали, кому куда возвращаться?
«Хаширама» захихикал, как подросток, подшутивший над сверстником. Такое поведение не было характерно для Хаширамы, но и хихикающий Мадара представлялся с трудом. Тобирама просверлил его непроницаемым взглядом алых глаз:
– Только не говори, что вы поделились пополам.
– Ладно, не буду, – покладисто согласился… кто бы то ни был.
Тобирама несколько секунд прикидывал, не спихнуть ли его с колен на землю. Решил, что все же не стоит.
– Наглая учишачья морда.
Мадара рассмеялся. Звучало это так ласково, что просто смак!
– Но знаний у друг друга нахватались прилично, да… Интересно, а Хашираму в моём теле так же плющит?
Тобирама тяжело вздохнул. Сама мысль о том, что ани-чан сейчас ходит лохматым, вызывала жгучее желание усадить его и привести волосы в порядок. Но Хаширама сейчас был где-то в селении Учих – и Сенджу слишком хорошо знал брата, чтобы понадеяться на то, что он занимается там разведкой.
– Почему ты не стал все отрицать?
– А толку? Я всё равно палюсь, аки сопливый новичок. Да и влом мне не палиться. Солнышко такое тё-о-оплое, травка такая паху-учая…
– Ты палишься, как впервые добравшийся до чая Хаши малолетка.
– А у него какой-то особый чай? Я зна-а-ал. Тобирама, ну не нуди, пожалуйста. Тошно тебе меня видеть, да рука не поднимается убить? Отойди в тенёчек, займи себя чем-нибудь, – Мадара неопределённо взмахнул рукой.
– Вижу я сейчас ани-чана, – буркнул Сенджу. – Морду бы ему набить за такие подставы.
– Бггг. Надеюсь, Изуна не будет с ним слишком мил. Бггг.
Тобирама недовольно засопел. Происходящее ему категорически не нравилось, но как разрешить ситуацию, сходу придумать не получалось.
– Не дуйся, пуся, всё будет хорошо, – захихикал Мадара. – Кстати, тебе солнышко не напекает? А то я слышал, ты нежный в этом плане.
Взгляд Сенджу ощутимо потяжелел:
– Можешь не пытаться изображать из себя заботливость.
Мадара только улыбнулся:
– Спасибо, что разрешил, чо. Но реально, тебя не прожарит?
Сенджу поморщился:
– Какое тебе до этого дело?
Поведение Учихи… раздражало. То, что он при этом смотрел на Тобираму через глаза брата – единственного, чью заботу младший Сенджу принимал относительно спокойно, – раздражало вдвойне.
– Я просто представил, насколько хмурым ты будешь, если обгоришь. У меня тут травки, цветочки, расслабон… И хмурый шиноби под боком. Не порть идиллию.
– Наглая учишачья морда, – фыркнул Тобирама. – В отличие от тебя с ани-чаном, я не страдаю отсутствием здравого смысла.
– Вот сложно было сказать «отъебись, всё норм»?
– Учиха. Отъебись.
– Вот молодец, – Мадара разулыбался и прикрыл глаза, прислушиваясь к шелесту ветра.
Да, зрение Хаширамы не дотягивало до шарингана, но до чего же хороши были все остальные чувства! Это обоняние, эти тактильные ощущения… Это чувство текущей по телу чакры… Он даже своё тело не чувствовал так хорошо. Возможно, зрение слишком сильно забивает канал и не даёт развиться другим чувствам?..
– Ты лыбишься так, будто никогда в жизни не лежал на траве спокойно, – надолго Тобирамы все же не хватило.
– Ага, – отозвался Учиха, но потом решил поддержать общение: – Давно не лежал. А так спокойно – вообще никогда.
– Почему? – легкий интерес.
– Шило в жопе слишком большое.
– Серьёзно? – заинтересованность стала более ощутимой. – Личное или фамильное?
– В принципе, фамильное, но у меня особо выдающиеся размеры.
Сенджу помолчал. Природное любопытство подталкивало воспользоваться возможностью и хорошенько расспросить разнежившегося Учиху о природе шарингана – но Тобирама глубоко сомневался, что тот согласится на такую тему разговаривать. Или всё же скажется отсутствие того самого шила?
– Так что вы с ани-чаном планировали?
– Потроллить всех и посравнивать наших долбоклюев. А что? Больше не почешешь? Было так хорошо…
– Расчесывание в обмен на разговоры о додзюцу? Мне интересно, как происходит активация.
– Поглаживание. Как минимум два часа, независимо от того, сколько будет длиться разговор.
Тобирама хмыкнул. Учиха всерьёз рассчитывает подловить его и выдать всего пару фраз? Ну-ну.
– Идёт.
– Активация идёт через увеличение шила в жопе, точнее, конкретного чувства фрустрации. Когда пиздец как хочется что-то сделать, чакра полностью мобилизируется… но нифига не можется.
Сенджу запустил руку в волосы, начиная поглаживать Мадару размеренными движениями.
– Подходит любая эмоция?
– Теоретически да. Практически – нет.
– Почему? – пальцы принялись поглаживать затылок.
– М-м-м… Негативные эмоции в принципе сильнее и ближе к фрустрации. Не представляю, чтобы можно было почувствовать такую радость, что прямо взрываешься изнутри и в голове такое «крэк» от активации шарингана.
– Но твой шаринган активировался не от убийства, – заметил Тобирама.
– Ага.
– И что это была за эмоция?
Мадара приоткрыл глаз.
– Я не буду отвечать.
Тобирама усмехнулся, продолжая наглаживать:
– Это была решимость? Утрата? Обида? Злость?
Вторая рука, до этого свободно лежавшая на траве, коснулась пульса на шее. Далеко не всегда нужно, чтобы ответ был озвучен. Порой достаточно правильно сформулировать вопрос.
– Нет.
Лёгкая улыбка погасла, а уголок губ пополз вниз.
– Облегчение? Вина? Обречённость? Можешь не отвечать, – пальцы все также фиксировали частоту пульса. Шиноби умеют контролировать себя, но всё же редко достаточно хорошо, чтобы изменять ритм сердцебиения усилием воли. Особенно если тело – чужое.
Губы поджались, а спокойное биение сердца не ускорилось ни на миг. Тобирама чуть прищурился. Так было даже интереснее, чем получить всё на блюдечке.
– Влияет ли на активность шарингана то, в каком возрасте он был активирован?
– Нет. Не совсем.
– То есть влияет, но лишь по совокупности причин? – Сенджу продолжал честно гладить.
– Угу, – Мадара потихоньку расслаблялся.
– Шаринган вредит организму?
– Да.
Тобирама вздохнул. И наверняка ведь никто даже не пытался исследовать причины, классифицировать степень этого вреда и вывести закономерности.
– Сильно?
– Мало данных. Причина смертности обычно другая.
Вздох стал более тяжёлым.
– И шило в заднице не даёт вести нормальные, методичные исследования, – даже не вопрос.
– Примерно так, да.
– У вас проблемы с тактильным контактом, или это у ани-чана чувствительность выше?
– Чувствительность выше.
– Забавно. Значит, перераспределение ресурсов мозга с преобладанием зрительных долей… Нужно будет произвести несколько трепанаций, выяснить, что именно отвечает…
Тобираме в лоб полетел мелкий камешек.
– Ты хоть из вежливости про трепанацию промолчал бы, а?
Белая бровь дернулась в намёке на удивление:
– Добывать информацию из тела противника – обычная практика.
Мадара поморщился. И Хаширама считал, что у этого есть мозг…
– Ещё вопросы?
Тобирама прикрыл глаза и усмехнулся. Кто бы мог подумать, что демон Учих окажется столь щепетилен в некоторых моментах.
– Катон влияет на эмоциональную сферу, или эмоциональная сфера влияет на Катон?
– Как и любая другая стихия.
– Так и знал, что у тебя их больше одной. Но я имел в виду ваш Катон.
– Состояние необходимо для активации Катона. Катон подпитывает состояние. Нет принципиальной разницы.
Сенджу притих, несколько минут молча перебирая волосы Мадары. Было так странно видеть перед собой лицо брата и вместе с тем ощущать, что это не он. А ещё парадоксально не нравились суховатые ответы Учихи. Тобирама в целом привык, что его исследования мало кто понимает, и не стремился доносить до всех важность или перспективность идей, но тут стало словно бы обидно.
– Тебе самому не интересно?
– Мне самому всё понятно. Как, насколько и почему влияет Катон на психику. Да и на тело тоже.
– Я сейчас не о Катоне. Не интересно воспользоваться возможностью?
– Для чего?
– Для того, чтобы понять, – глаза Тобирамы превратились в узкие щелочки.
– Понять что? – уточнил Мадара, а потом добавил: – Я не издеваюсь, если что, но мне лень обдумывать намёки.
– Понять, почему детям идея о мире, чтобы уменьшить количество жертв, кажется очевидной.
– Э-э-э… Пожалуй, нет. Не хочу думать о сложных вещах. Хочу лежать.
Тобирама посмотрел на него почти обижено:
– Хочешь сказать, что если лишить Учих природного шила в заднице, вы будете лежать?
– Нет. Я хочу сказать, что если катонщика погрузить в тело мокутонщика, он будет отсыпаться. Ты представить не можешь, какой это расслабон.
– Могу. Ты фонишь.
– То-то ты не разорался…
Сенджу потянул его за волосы:
– Еще полтора часа, Учиха. Хрен ты в это время уснёшь.
– Не делай таких вызовов… Мр…
Пальцы Тобирамы укололи искорками чакры. Один из простейших приемов – чужая энергия в кейракукей, если она не несет информационного заряда, как гендзюцу, заставляет организм встряхнуться. Довольно сложно расслабленно растекаться, когда в тебя что-то запихивают. Но Мадара старался. Помогало ещё то, что впихиваемая чакра была родственна впихиваемому, так что ничего так, хороший чакромассажик.
Расслабляющий…
– Почему у вас с медиками так отвратно?
– Потому что у вас с ними лучше. И это уже не обсуждение природы шарингана.
– Обсуждение. Теоретически шаринган должен здорово облегчать диагностику как минимум.
– Ну, он и помогает. А медчакра почти не получается.
– Странно, – нахмурился Тобирама. – И скопировать не выходит?
– Не-а. У нас слишком мало жизненных сил. Уникумы пытались выдать, но едва-едва хватало даже себя подлечить.
– Что-то для этого вы чересчур живучие.
– Шило в жопе помогает.
– Что, твоё шило с другими делиться не хочет?
– Шило – не жизненная сила, а эмоциональное состояние.
Вдох-выдох.
– А изучить его влияние хотя бы на гормональный баланс – не?
– Не, – Мадара повернулся, укладываясь на бок. – Некогда, вообще-то.
Ещё один вздох. Да, постоянная война здорово мешала нормальным, вдумчивым исследованиям.
Целый час и пятнадцать минут Мадару наглаживали без всяких вопросов.
Солнце ощутимо сместилось, подул противный холодный ветер, да и сам Учиха уже на траве належался. Поэтому он с трудом встал и прошёл в дом, намереваясь расслабляться дальше на футоне. И не совсем понял, с какой целью его прихватили за шиворот.
– Работа. Там, – Тобирама развернул его в противоположную от футона сторону.
– Какая ещё работа? – Мадара страдальчески на него посмотрел.
– Бумажная. Раз уж занимаешь тело ани-чана, изволь платить за постой.
– Бля, а Хашираму у нас в селении максимум заебут… Ну ладно, где они там? Твой брат расположение бумаг либо тщательно прятал, либо сам старался о них не думать.
Слегка треснувшая маска невозмутимости Тобирамы намекала, что второй вариант был более вероятен. Хотя, возможно, его так впечатлило то, что главу Учих дома могут заебать. Причем не фигурально.
– Налево.
Мадара послушно пошёл, послушно сел за стол, послушно взялся за бумаги… которые вообще выглядели один-в-один как в его кабинете, только гербы различались и имена. И шустро разделил кучу на четыре стопки.
– Пиздят, спихнуть, молодцы, в архив. Что-то ещё?.. А, эти подписать надо… Точнее, этот не надо, автора этого надо проверить, засланный шпион он или идиот.
Тобирама подозрительно нахмурился, выдернул несколько документов из разных стопок. Вчитался. Прищурился, окончательно превращая глаза в щёлочки:
– Как ты это сделал?
– Руками. Напугал главу клана бумажками, – Мадара зевнул, взлохматил себе волосы. По гладкости и текучести вспомнил, что тело не его. – Пуся, ты чего такой злобный?
– Глупый вопрос. Я что, должен упасть тебе на шею с объятиями?
– Ты меня два часа наглаживал. Мог бы и смириться.
– Это не значит, что я проникся к тебе симпатией.
– Бля. Хочу к Изуне… – Мадара шлёпнулся головой на стол и повис тряпочкой. – Какой ты всё-таки мудак.
– Буду считать, что это комплимент, – Тобирама укрыл его легким покрывалом. В конце концов, это тело ани-чана.
– Ну, блин, а им там весело… – Мадара попытался свалить в своё тело, но облом, оттуда так пёрло, что ему, вялому и расслабленному, не удалось протиснуться. Он досадливо цыкнул, махнул на всё рукой и вернулся во двор, к дереву. Сел, приобнял его, уткнулся лбом, слушая токи соков и чакры внутри ствола.
Спустя какое-то время снова притащился Тобирама. Навис угрюмой тенью-облаком, снова почти скрыл глаза в прищуре:
– Что вы собираетесь делать дальше?
Мадара не собирался, честно. Просто внезапно оказалось, что Мокутон активируется состоянием «Не мешайте мне дзен постигать, козлы!», и к Тобираме из земли рванулись деревянные колья. К счастью, Сенджу был настороже, да и Учиха от удивления очень быстро растерял нужное состояние.
– Извини, перенервничал, – сообщил он, потирая переносицу и не глядя на готового к бою Тобираму. – Что делать? В первую очередь нужно устроить встречу. Мирную встречу, для обсуждения мирного договора в спокойной ситуации, а также объявить официально о смене. Оттуда уже можно плясать… – Учиха посмотрел на невозмутимо убирающего в ножны меч Сенджу. – Тобирама, блядь, ты кого обмануть-то пытаешься? Тут даже дуб понимает, что ты не можешь быть спокоен и равнодушен. Сделай уже что-нибудь, а то у тебя башка взорвётся от попыток сдержаться!
– Мне очень хочется разбить тебе череп нахуй, – голос был спокоен. Даже без звенящих ноток внутреннего напряжения. – Но поскольку это тело ани-чана, я не хочу ему вредить. Где бумага и чернила, ты видел. Пересылку письма я организую.
Мадара посмотрел на него с сомнением. Подошёл ближе. Хмыкнул.
– Будь ты Учихой, у тебя от этой ситуации точно активировался бы шаринган. Можешь попытаться наложить на меня гендзюцу. Телу это не повредит.
– С чего бы такая снисходительность? – скрещенные на груди руки, прищур, надменно искривленные губы.
Усталые серьёзные глаза.
– С чего ты продолжаешь считать меня врагом?
Тобирама медленно опустил веки. Губы и вовсе сжались в тонкую нитку. Можно было бы плевком в лицо перечислить имена тех, кто погиб от руки Учиха…
Останавливало даже не то, что у Мадары был точно такой же список. Просто… это было бессмысленно. И могло привести только к тому, что к бесконечным строчкам кровной вражды добавится ещё не один десяток имен.
Так же медленно открыть глаза. Спокойно встретиться зрачками с Мадарой, удивительно ясно видя его сейчас за обликом брата. И так же спокойно ответить, не откровенничая – просто констатируя факт:
– Потому что по-другому не умею.
Мадара вздохнул, чуть кивнул и положил ему руку на плечо.
– Вопрос в том, захочешь ли ты учиться, или старые привычки для тебя важнее мира.
========== Глава 3 ==========
К делу оформления приглашения Мадара привлёк Тобираму, так как понимал, что его манера речи существенно отличается от речи Хаширамы. Если почерк ещё можно было подделать – рука помнила, как нужно рисовать иероглифы, – то вот резкость Мадары в формулировках тяжело поддавалась контролю. А ведь надо написать не только главе союзного клана, но и проинформировать своих о том, что надо принарядиться, прекратить считать трупы и посчитать выживших – тех, кто теперь точно не погибнет в войне с Учихами.
Кроме официального приглашения была написана записка с предложением встретиться неофициально. Мадара трезво оценивал свои силы и понимал, что вправить мозги Тобираме у него не получится. А держать рядом с собой кипящую всё сильнее, но намертво запаянную кастрюлю было просто опасно.
Встреча состоялась тем же вечером, в лесу. Изуна, увидев его, остановился, жадно, неверяще всматриваясь, а затем, уловив тайный жест рукой, с разбегу кинулся обнимать, врезавшись в него со всей своей массой и ускорением. Мадара прижал к себе брата – такого горячего, пышущего силой и жаждой жизни, такого чистого, для него – чистого… И отошёл в сторонку, чтобы не мешать Сенджу выяснять отношения.
Тобирама посмотрел на нежно воркующих Учих, презрительно дёрнул уголком рта. Какое детство! И это их противники? Тьфу! Затем перевёл взгляд на брата в теле врага. Бровки домиком на теле Мадары смотрелись ну очень сюрреалистично.
И началось… Ани-чан, что за беспечность, как ты мог так рисковать, почему не предупредил… Тобирама выедал брату мозг чайной ложечкой и циркулярной пилой. Хаширама только вздыхал, мялся, разводил руками, всем своим видом выражал раскаяние и косил взглядом куда-то в сторону.
Тобирама тоже туда посмотрел и резко захлопнул рот, оборвав обвинительную речь на полуслове. Он вдруг понял, в насколько невыгодном свете предстаёт его поведение. Изуна брата кинулся обнимать и радостно вокруг него пищать, а он сам – пилить и обвинять! Долбанные Учихи, они специально это подстроили!
Хаширама улыбнулся и подался вперёд, обнимая. Крепко, от души, прижимаясь грудью и прижимая к сердцу. Погладил по голове – легко, щекотно, ненавязчиво призывая расслабить голову и положиться на него.
– Всё будет хорошо, отото, – тихо и бесконечно ласково проговорил он. – Не переживай.
Тобирама судорожно сжал руки, прижимаясь лбом к плечу и ничего не отвечая. Спустя минуту расслабляющих поглаживаний он глубоко вздохнул, поднял голову, коротко кивнул и отстранился. За приступ слабости было стыдно, но ему очень важно было почувствовать, что ани-чан в порядке, что он всё такой же, несмотря на тушку Учихи… Хаширама не стал говорить, что поймет, если тело Мадары окажется препятствием – и это грело изнутри. Ани-чан верил ему и в него.
А Тобираме порой было слишком сложно признать, что он может волноваться за брата настолько сильно.
– Хаширама, Изуна тебя не обижал? – поинтересовался Мадара, подходя.
Сенджу в теле Учихи резко вспыхнул.
– Нет, Изу-чан был очень мил, – протянул Хаши, потирая пламенеющую щёку.
Няшка-коварняшка захихикал и потупился. Тобирама прищурился. Уже «Изу-чан»?..
– Я что спросить-то хотел… Хаширама, у тебя чего брат такой недолюбленный?
Тобираме незамедлительно захотелось Учиху пнуть – в том числе и за то, что румянец на щеках брата стал сильнее. Как будто Хаширама мог стыдиться своего упущения. Но тут он вскинул глаза, встречая взгляд Учихи твердо и открыто:
– Потому что я никогда не буду принуждать брата к чему бы то было.
Учиха в теле Сенджу широко распахнул глаза.
– Чего-чего? А ну-ка повтори!..
Хаширама посмотрел на него с искренним недоумением. Секунда, две… Закатил глаза и прихлопнул ладонь ко лбу.
– Это не касалось Изуны и тебя.
– А то я уже собирался морду бить за грязные намёки, – Мадара тормознул. – Принуждать к обнимашкам и к разговорам по душам тебе тоже религия запрещает?
– Когда от них только хуже – да, – всё тот же серьезный взгляд, который Хашираме придавал весомости, а на лице Учихи смотрится почти пугающе.
– Ну и хрен с тобой. Когда возвращаемся?
Тобирама, чуть расслабившийся после обнимашек с братом, снова закрылся намертво. Было неприятно, что Учиха обсуждает его душевное равновесие. Бесило, что Мадаре до этого в принципе есть дело.
И – «Изу-чан»?
– Вопрос ещё и в том, куда возвращаемся.
– В своё тело. У меня нет твоего терпения, чтобы выдерживать это под боком.
Хаширама боднул Учиху осуждающим взглядом, но промолчал. Тобирама сжал губы плотнее – желание пнуть Мадару только усилилось.
– Давай сейчас?
– Давай. Снова применение техники и расходимся теперь в нужную сторону?
– В идеале её просто нужно отпустить. «Кай», только без печатей.
– Ладно… Что тут надо отпустить… Раз… два… три… М?
Хаширама вздохнул.
– Пробуем по твоему варианту?
Мадара кивнул. Они синхронно сложили печати и… техника отказалась накладываться вторым слоем. Тобирама оценил выражения лиц, виноватый «домик» бровей на лице Мадары… вздохнул.
– Ани-чан, всю информацию по технике, которую ты использовал. Исходники, твои изменения, то, что говорили во время обучения.
– Гендзюцу, – не столько вопрос, сколько предупреждение. Рефлекс на шаринган у младшего Сенджу вбит мертво.
Изуна сочувственно погладил Мадару по плечу. Судя по крепости обнимашек, брат на грани. Ему категорически нельзя общаться долгое время с определённым контингентом. Звереет. И, судя по напряжённым плечам, до взрыва осталось совсем чуть-чуть.
Тобирама тем временем замер, вглядываясь в алые глаза с тремя томоэ. Спустя десяток минут он встряхнулся, скидывая гендзюцу.
– Ани-чан. Только ты мог использовать настолько непроверенную технику.
Хаширама пожал плечами. Ни малейших следов раскаяния он не демонстрировал.
– Но ведь сработало.
Мадара прикрыл глаза и ещё раз попытался развеять технику, используя различные образы. Хаширама чувствовался – контакт с его сознанием всегда чувствовался на краю восприятия, но оборвать или увеличить его не получалось. Даже всей страсти вернуться домой не хватало, чтобы развеять эту чёртову технику.
Из земли медленно начали вырастать острые колья.
– Нии-сан, – тихо позвал Изуна, прижимаясь со спины. Это Мадару всегда успокаивало. – Всё будет хорошо.
– Отото? – Хаширама повернулся к брату.
– Мне нужно время, – качнул головой тот. – Время, экспериментальная база, и не факт, что не придется ещё раз заглянуть на огонек к Яманака. Всё, что могу сказать сейчас – нужно не меньшее напряжение, чем во время первого применения техники.
Мадара поджал губы. Спокойствие, которым он раньше наслаждался, сейчас его убивало. Стресс, недовольство ситуацией, желание что-нибудь сломать и кого-нибудь уничтожить не выплёскивалось привычно, не выходило злыми, резкими словами, мощными движениями, а как бы откладывалось заботливо, складировалось где-то в глубине души…
– Времени у нас немного, – заметил он.
– Почему? – Тобирама повернулся к нему.
Сенджу словно подменили. И куда делись презрительно искривленные губы, взгляд сквозь прищур и общее мудачество? Серьезность, сосредоточенность и готовность объективно воспринимать информацию.
– Ёбнусь. С шумом. И, возможно, жертвами.
Сенджу свел брови к переносице, обдумывая. Повернулся к Изуне:
– Как это можно нивелировать?
– Не давать общаться с идиотами. Чесать, гладить, занять, – послушно перечислил он.
– Не поможет, – поморщился Мадара. – Просто придумай что-нибудь побыстрее, а я попытаюсь ничего не сломать.
– Нии-сан, не надо… только хуже будет…
– А можно просто накуриться.
Тобирама немного помолчал, сопоставляя факты.
– Тебе недостает возможности скинуть напряжение привычным способом, из-за этого копится психическая усталость, агрессия, и все это перерастает в нестабильность? Накуриться вряд ли поможет, у ани-чана немного… нестандартная реакция.
– Значит, придётся с деревьями обниматься. Это вроде успокаивает.
Мадара старался не поддаваться желанию уебать Тобираму хорошенько. Бесил просто неимоверно своим переменным мозгом. Бесило тело, которое, казалось, поглощает его сущность как губку. Бесила невозможность подраться – на каком-то этапе агрессия гасилась, опять впитывалась в эту губку и не находила выхода. А ещё молчащий Хаширама, которого, казалось, всё устраивает и вообще никаких проблем…
– Отото.
– Он меня размажет, – возмутился Тобирама. – Остальных – тем более. Может, поразвлекаетесь сами?
– На тайной встрече? – вышло укоризненно. – Это поддержанию мира никак не поспособствует.
– Слетевший с катушек Сенджу Мадара – тоже.
Обмен взглядом. Тобирама вскидывает бровь, Хаширама приподнимает уголки губ в улыбке. Младший Сенджу чуть качает головой. Старший – ставит брови домиком.
– Ани-чан. А какие проблемы у тебя?
– Большое, большое шило в заднице, – Хаширама улыбнулся.
– Мне бы твои проблемы, – проворчал Мадара, опуская плечи и перетаскивая Изуну вперёд, чтобы обхватить и прижаться самому. Тот тихонько сопел и гладил. Если бы было возможно, Изу-чан предложил бы всех поубивать. Но, увы, у Хаширамы в заложниках тело брата.
А вот Тобирама знал брата гораздо лучше. И знал, что Хаширама может сиять улыбкой, даже когда на душе скребут биджу. Складка в уголках губ, тень в глубине глаз.
– Изуна-кун. Ты сможешь проследить, чтобы за пару дней все не дошло до кризиса?
– Нет, – покачал головой тот. – Это же Мадара, никто не может его контролировать. Когда ёбнет, тогда и ёбнет.
Тобирама вздохнул с интонацией «меня окружают идиоты» и конкретизировал:
– Сможешь проследить, чтобы за пару дней у вас в клане не рвануло резнёй?
– Могу. Что вы собираетесь делать?
– Искать выход, – пожал плечами Тобирама. – Надеюсь, мне не придётся его целовать, чтобы сбить агрессию.
Мадара глубоко вздохнул. Изуна поморщился:
– Лучше вообще молчи, и говори строго по делу. А то из тебя такое дерьмо льётся, что просто неловко.
Сенджу снова сжал губы.
– Как скажешь, Изу-чан.
Ещё немного времени у них было, прежде чем отсутствие главы клана не просто обнаружат, а сочтут подозрительным. Ещё немного времени, чтобы хоть немного уравновеситься.
У Мадары едут мозги? Х-ха! Вряд ли кто-то задумывался о том, что эмоциональность Хаширамы, местами даже чуть наигранная – не прихоть. Гораздо проще «раскачать» эмоции, помогая себе в том числе и психосоматикой, чем позволить им осесть в глубине души. Хаширама был уравновешенным человеком. Только равновесие тоже бывает разным. Может – мигом покоя среди бесконечного движения, мерным перестуком содзу*, который напоминает о течении времени и преходящести всего земного. А может – замершим на краю обрыва камнем, который готов от слишком громкого голоса сорваться вниз, круша и калеча все на своем пути.
*Содзу – устройство, используемое в японских садах. Обычно изготавливаемое из бамбука, содзу состоит из вертикальных стоек и прикреплённого к ним пустотелого коромысла, в которое через находящуюся сверху трубку или жёлоб поступает вода. При наполнении коромысла вес воды заставляет его опрокинуться, при этом вода выливается, а коромысло издаёт резкий звук, ударяясь о твёрдую поверхность снизу. Опорожнённое коромысло возвращается в исходное положение, снова наполняясь водой. Производимый звук должен спугнуть животных-вредителей, которые могут объедать садовые растения. Ритмичный стук среди тишины сада напоминает посетителям сада о течении времени.
Осевшие на дне души, накопившиеся и смешавшиеся эмоции очень легко превращаются в такой камень. Могут и сорваться, но гораздо хуже, если врастают в обрыв. Нависают над «тропой» многотонной глыбой, которая не сорвется сама, но отравит жизнь любому путнику. Под такими глыбами не устраивают привала. Не смеются. Напротив, втягивают голову в плечи и спешат быстрее преодолеть опасный участок пути.
Но что делать, если глыба висит над тобой постоянно?
Хаширама привык чувствовать эмоции сполна и отпускать их, будь то боль, ненависть, обида или радость. Потому его и не отравило бесконечной враждой. Он сам выбирал, что запомнить и к чему вернуться. Сейчас же… собственные чувства вели себя словно взбесившаяся техника. Ты выдыхаешь тонкую струйку чакры, собираясь оттачивать контроль и вырастить тонкий побег – а из земли с треском рвётся столетний ствол, разрушая всё вокруг. Пытаешься успокоиться, улыбнуться, как обычно – а в крови уже закипает ярость и желание припечатать лицом о камень, чтобы разбить его в кровавую кашу. И от этого становилось страшно. Страшно, что всё окажется зря, что его авантюра сделала только хуже. Что всё сорвётся и по такой глупой причине. Что он сорвётся сам…
А ещё этого нельзя было показать. Нужно было улыбаться – чтобы Тобирама, который так и не научился проживать и отпускать эмоции, не копил в себе страх. Чтобы пламенный и темпераментный Мадара не сорвался от бессильной ярости – кто знает, что получится, если эту ярость помножить на тело самого Хаширамы. Чтобы мило улыбающийся Изуна не вспомнил, что он тоже Учиха, а значит, мрачно одержимый силой и своей яростью… Сенджу ничуть не сомневался, что Изуна перережет ему горло при необходимости, и тело Мадары помехой не станет.
