Текст книги "Варвар (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Я видел сегодня днем нескольких воинов. Значит, Лу забрал в Гарани не весь гарнизон.

– Не весь, но остались в основном юнцы. И Лу всегда говорил, что у его заместителя много отваги, но не хватает ума.

– У Барнаби мощные стены.

– Стены – это всегда хорошо, – кивнула Мэг. – Но главное – в людских головах. Надо, чтобы там были такие же прочные защитные стены. И, желательно, мозги.

– Ну, теперь здесь есть я, – напомнил Илмари.

– А-а, ну да… – она помолчала. Потом поинтересовалась: – Вам что-нибудь еще подать, Ваше Высочество?

– Нет, спасибо, – отказался он, размышляя, почему, помимо достаточно вольного обращения с членами королевской семьи, в этой заднице мира прижилось еще и какое-то пренебрежение к их способностям предводителей?

Одно то, сколько сезонов их династия удерживала власть над всем Варгаром, неужели не должно было внушать уважение?

Мэг, шаркая разношенными башмаками, удалилась.

– О чем вы говорили? – недовольно спросил Филипп. – Между прочим, невежливо бормотать при мне на языке, который я не понимаю.

– Учи варгарский, – пожал плечами Илмари. – Вряд ли старая Мэг способна освоить космолингв.

Вместо того чтобы испытать сочувствие к супругу, Илмари отчего-то почувствовал раздражение. Ну его со всеми его выкрутасами. Сам Илмари потерял гораздо больше, чем девственность, но, тем не менее, старался вести себя по отношению к мужу прилично, понимая, что им каким-то образом надо отыскать общий язык. Тот же держался так, точно супружество его ни к чему не обязывало. А ведь это не случайная связь на несколько восходов. Но, собственно, чему тут удивляться и чего ждать? Он же для Тьена варвар, не стоящий внимания высшего существа…

В спальне Илмари сразу же повалился на кровать и отвернулся от супруга. Тот еще поплескался в умывальне и только потом улегся рядом, как ни странно, не попытавшись возражать против соседства. Лишь демонстративно погремел блюдом, убирая с треножника наргари. Но Илмари не собирался трогать ни плоды любви, ни Филиппа. Внутри зрело какое-то молчаливое упрямство. Пусть лучше ему будет плохо от сока наргари, подмешанного в еду, но первым он больше к Филиппу не прикоснется. Пара дней на голодном пайке без секса – и тот сам попросит супруга втрахать в него немного разума.

Когда погасла свеча возле кровати, Илмари уже спал. И снился ему какой-то далекий город, совсем не похожий на варгарские поселения. Полный диковинных существ, приспособлений и спешащих людей в странных блестящих костюмах. Филипп тоже там был – водил его везде, держа за руку, как ребенка, все объяснял и показывал, и глаза у него при этом были не угрюмо-неприязненные и не затянутые дымкой навязанной страсти, а живые и веселые. И улыбался он совершенно искренне, светло. Но вдруг Филипп побледнел, вскрикнул, и на них с лязгом и грохотом повалилась какая-то огромная стена, возле которой они стояли.

Илмари подскочил на кровати. Рядом немедленно в плечо задышал Филипп.

– Что это?

Из-за ставен и, кажется, снизу доносились вопли и звон. Илмари подхватился с постели, нашаривая в темноте штаны.

– Что это? – настойчиво повторил Филипп.

– Не знаю, – сквозь зубы отозвался Илмари. – Зажги свечу, запри за мной дверь и не смей носа высовывать, пока я не вернусь. Понял?

Илмари рванул к выходу, намереваясь по пути захватить меч из оружейной. Уж что-что, а звуки боя от всех прочих он был способен отличить, да только зачем же пугать унианца? Тот живых разбойников в глаза никогда не видел.

И не увидит, потому что Илмари не даст им ни шанса подняться на второй этаж. Впрочем, вольные люди вряд ли будут рваться наверх – хранилище располагалось в подвале. А они пришли не убивать и не захватывать рабов, а грабить. Права оказалась Мэг.

7.

Сидя в постели, Филипп прислушался к отдаленному лязгу, затем соскочил на пол, подбежал к окну и с трудом отодвинул тяжелые ставни. Но в темноте, да еще полной густого тумана, не было видно ни единого огонька. Да и звуки слышались как сквозь толстый слой синтизола. Все тот же лязг железа о железо и слабые крики.

Тем не менее, сомнений у Филиппа не оставалось: внизу, во дворе крепости, шел бой. Кто на кого напал и зачем, Тьен понятия не имел. Но отсиживаться за дверью было неправильно и страшно.

Филипп в жизни не держал в руках никакого оружия – зачем, если есть охрана? И уж тем более он знать не знал, чем могут сражаться на Варгаре. Копья? Мечи? Арбалеты? Уния поставляла правящему дому Варгара ограниченное количество оружия в обмен на солар, но вряд ли энпидезы попадали в ту глушь, где волею судеб оказался Филипп.

Тьен постоял у двери, затем осторожно приоткрыл створку, прислушался. Все те же крики и лязг, только, кажется, звуки приблизились. Или это только эхо?

Вернувшись к кровати, Филипп натянул штаны, рубаху, надел ботинки. Глупо встречать нападавших голым, к тому же так легко можно спровоцировать насилие.

Подумав о насилии, Филипп тут же вспомнил и об Илмари. Тот выскочил из спальни без оружия – зачем? Объявить нападавшим, что теперь здесь живут члены правящей семьи и потребовать, чтобы убирались вон?

Варгарец не выглядел наивным – значит, помчался защищать крепость.

Никакого особого гарнизона Филипп здесь не видел – так, ерунда, человек тридцать безусых мальчишек, глазеющих на принца и его… хм… мужа. Небось считали, им крупно повезло: увидеть столь высоких гостей живьем. А сейчас эти мальчишки сражаются там, внизу. И Илмари вместе с ними… Кажется, Филипп рискует овдоветь раньше, чем планировал отец.

Мысль почему-то не принесла радости. Не то чтобы Тьен успел привязаться к варгарцу или – смешно сказать – полюбить. Но странно оказалось представлять себе, как человек, совсем недавно занимавшийся с Филиппом любовью, может уже лежать на залитых кровью каменных ступенях, глядя в ночь остекленевшими мертвыми глазами.

Филипп зябко обхватил себя руками за плечи. Живое воображение разыгралось не на шутку. А страх очутиться безоружным и беспомощным лицом к лицу с убийцами был сильнее осторожности и здравого смысла.

С трудом припомнив расположение покоев, Тьен сообразил, что оружейный зал, где он сегодня любовался клинками замечательной работы, ножами, булавами и прочим железом, которое раньше доводилось видеть только в исторических виженах, находится совсем недалеко. Между спальной комнатой и обеденным залом. Наверняка Филипп найдет там что-нибудь подходящее. Во всяком случае, будет чем отбиться от нападения.

В коридоре крики и лязг сделались слышнее. Что-то падало с каменным грохотом, катилось, разбиваясь на мелкие куски. Кто-то визжал на одной ноте. Филипп вдруг подумал: из спальни нет другого выхода и при плохом раскладе он окажется в ловушке. Спастись можно, только если идти вперед по коридору – наверняка там найдется какая-никакая лестница во двор. А уж в темноте и тумане он как-нибудь спрячется.

Дверь в оружейный зал была распахнута. Тьен торопливо осмотрел оружие, развешанное по стенам. Наиболее удобным ему показался один нож, больше смахивающий на короткий узкий меч. Рукоятка удобно легла в ладонь – словно предназначалась для руки Филиппа. Клинок чуть выше основания сужался, затем снова расширялся и заканчивался узким длинным острием. Потрогав его пальцем, Тьен немедленно порезался. Взмахнув ножом пару раз, он убедился, что тот из пальцев не выскочит – рукоятка оказалась шершавой и не скользила в потной от страха и волнения ладони. И хотя Филипп плохо представлял себе, как можно воткнуть острие в живого человека, он не сомневался, что сумеет за себя постоять. В конце концов, в университетской команде по айчболу он играл на месте загонщика, а туда слабаков не брали.

Первый и единственный раненый ему попался прямо за поворотом. Вскинулся, потом узнал Тьена и решительно замахал здоровой рукой, гортанно забормотал, пытаясь что-то объяснить. Другая рука висела плетью, из предплечья торчал железный штырь. Филипп не понимал варгарского, поэтому досадливо поморщился, обогнул раненого и двинулся дальше. Наверное, слуга решил, будто бы Тьен намеревается сражаться. Но объяснить, что ему нужен просто запасной выход, Филипп не мог.

Между тем звуки сражения становились все тише, а когда Тьен наконец добрался до ведущих вниз ступеней, и вовсе смолкли. Досадуя, что никакой другой дороги так и не встретилось, он начал спускаться, планируя обязательно потом объяснить Илмари необходимость второй лестницы. Мало ли – пожар, например, а единственный коридор в пламени и в дыму. Не в окно же прыгать с такой высоты – да на камни.

Внизу царил разгром, хотя людей по-прежнему не было видно. Или здесь никого не убили, или всех погибших и раненых успели унести. Филипп решительно вытащил из держателя на стене чадивший факел и пошел к выходу.

Впереди слышались голоса – еще возбужденные битвой, но уже не тревожные и не испуганные. Да и оружием там вроде бы не бряцали. Филипп даже узнал голос Илмари – тот отдавал какие-то распоряжения.

Против воли Тьен обрадовался: варгарец жив, слава Унии, хоть одна родная душа среди совершенно незнакомых людей. А то ведь и объясниться ни с кем не получится – не учить же этот варварский язык!

И еще почему-то представилось, как они занимаются сексом сразу после боя. Разгоряченный и забрызганный кровью Илмари, возбужденный и нетерпеливый, заваливает Филиппа в подушки и склоняется над пахом, одним движением забирая член в свой умелый рот. Сглотнув, Тьен негромко выругался, проклиная наргари и дурацкие местные традиции, толкнул тяжелую дверь и вышел во двор.

Первое, что бросилось ему в глаза – тела, которые охранники замка стаскивали за ноги в одну кучу. Кажется, там были не только трупы, но и тяжелораненые. Филипп увидел скребущую землю грязную окровавленную руку, словно человек пытался из последних сил выбраться из-под мертвых, и отвернулся.

Илмари командовал неподалеку, указывая окровавленным мечом, кому куда идти и что делать. Увидев Филиппа, замолчал, затем быстро подошел к нему, твердо схватил за руку чуть выше локтя.

– Я тебе что велел? Сидеть в спальне и не высовываться! Отправляйся назад, немедленно!

Тьен строптиво вырвался. Бой закончился, бояться больше было нечего.

– Я тебе не слуга. Ты не имеешь права мной распоряжаться. С какой стати я должен сидеть там один?

Илмари смотрел на него, прищурившись. В свете факелов его лицо казалось старше, черты резче. Сейчас он был мало похож на изнеженного принца, особенно с мечом в руке, на котором подсыхали багровые разводы. Филипп вспомнил, как впервые увидел Илмари в саду рядом с Миссией и размышлял именно об этом: насколько органично будет смотреться варгарец с холодным оружием в руках. Прошло всего несколько дней, а казалось – полжизни.

– Мне одному было страшно, – вдруг признался он, удивляясь самому себе. Поднял руку, провел пальцами по щеке Илмари, стирая полоску грязи. – Я хотел убежать и спрятаться. Меня не учили драться вот этим, – Тьен продемонстрировал нож. – Я и стреляю-то так себе.

Взгляд Илмари потеплел. Он положил ладонь на плечо Филиппа, погладил, слегка сжал.

– Я потом тебя научу. Против десятка, конечно, не потянешь, но от одного отбиться сможешь, если что.

Где-то сбоку послышались шум, крики, и Филипп обернулся.

Все, что произошло затем, он видел как-то замедленно, словно время остановилось и секунды растянулись в минуты.

Один из пленников – широкоплечий, заросший волосами и неопрятной бородой мужик – вырвался из рук державших его мальчишек и бросился вперед, по пути вырвав у одного из своих охранников оружие. Кто-то кинулся ему наперерез, падая в ноги. Разбойник споткнулся, рухнул на землю, последним усилием швыряя вперед короткое копье с острым, сверкнувшим в пламени факелов жалом.

Филипп как завороженный смотрел на летящую к нему смерть, не в силах сдвинуться с места. А потом Илмари изо всех сил толкнул его в плечо, Тьен не удержался на ногах, упал, больно ударившись копчиком о камни. И в это мгновение жало копья вошло Илмари в грудь справа, с отвратительным хрустом ломая ребра и разрывая плоть.

Варгарец повернулся, схватившись рукой за древко. С изумлением провел по нему ладонью, словно не понимая, что произошло, и повалился набок.

Дальнейшее Филипп помнил плохо. В памяти остались какие-то отрывки, обрывки – разрозненными кадрами из вижена. На одном к Илмари бросались люди, поднимали и несли на руках в замок. На другом разбойника рубили мечами, и в стороны разлетались кровавые ошметки. На третьем Филипп сидел у постели Илмари и тряпкой вытирал пузырившуюся на губах кровавую пену. На четвертом он рылся в своей сумке, единственном «приданом», захваченном из Миссии в геликоптер – баулы ехали с караваном, – и пытался отыскать там тубу с экстрактом солара…

Были и еще кадры: плачущие женщины, склонившийся над Илмари бледный до зелени лекарь с непривычными для местных соломенного цвета волосами, обломанное жало копья на полу рядом с окровавленным древком, упавший из держателя на стене факел, расплескавший по полу огненные брызги.

Но это запомнилось смазанными нечеткими картинками, потому что все на свете заслоняло белое лицо Илмари с закатившимися глазами, судорожно плясавшая на его шее голубая жилка и сведенные в судороге пальцы, которыми он ухватился за руку Филиппа, когда на мгновение пришел в себя. Ухватился и не отпускал – будто Тьен был единственным, что могло удержать варгарца в жизни.

А затем потянулись одинаковые томительные дни, полные запаха трав, солара, крови и пота. Илмари боролся изо всех сил, и вместе с ним боролся Филипп. Он и сам не понимал – зачем.

Смерть мужа избавляла его от дурацкого навязанного брака, оставляя преимущества члена королевской семьи. При этом никто не упрекнул бы Филиппа в преднамеренном убийстве – нападение разбойников на крепость он не сумел бы спланировать даже при огромном желании.

И все же он не мог представить себе Илмари мертвым. Не мог и не хотел, словно несколько проведенных рядом дней и ночей намертво связали его с упрямым светловолосым красавцем-принцем, который сейчас беспомощно распластался на перинах, выкашливая из себя жизнь вместе с коричневыми ошметками свернувшейся крови.

Филипп практически не отходил от его постели, вглядываясь в мучительно искажавшееся во время кашля лицо, вытирая пот мокрой тряпкой, поднося к губам поильник с водой или бульоном. Конечно, кроме него рядом с Илмари находились сиделки, да и лекарь дневал и ночевал в неудобном кресле, отказываясь покидать помещение. Но Филиппу казалось: если он делает что-то сам, Илмари становится немного легче.

Потом была кошмарая ночь, когда варгарец едва не умер. Он задыхался, кашлял, хватался слабой рукой то за горло, то за грудь, то за пальцы Филиппа, выплевывал какой-то отвратительно пахнувший настой, которым его пытался поить лекарь, и трясся в ознобе. Это было жутко, до умопомрачения жутко, и Тьен в конце концов плюнул на все, лег рядом, обхватил Илмари руками и прижал к себе, пытаясь согреть.

Он давно уже не задавал себе вопросов, зачем и для чего спит вполглаза и вполуха, мажет драгоценным соларом страшные воспаленные раны между ребер и на спине, не доверяя это лекарю, целует вечером и утром бледный высокий лоб, желая варгарцу шепотом спокойной ночи или хорошего дня.

Просто так было правильно. И он делал это, не вспоминая о том, что муж спас ему жизнь, и не стараясь расплатиться.

В день низкого солнца, который на Варгаре считался переломным днем зимы, Илмари впервые попросил есть. И в этот же день, только немного позже, Филипп наконец-то узнал, кем на самом деле является лекарь, которого в крепости почтительно именовали Мастером-целителем.

Наверное, можно было догадаться и раньше – по цвету волос, по горькой складке у губ, по нежности, с которой лекарь касался лежавшего без сознания Илмари. Но Филипп в эти месяцы обращал мало внимания на других людей. Когда переставший наконец-то бредить варгарец окончательно пришел в себя, имя лекаря тут же сорвалось с его губ.

– Кини?

Филипп старался не ревновать. Да он и представить себе не мог, что вообще способен злиться на одного мужчину из-за другого мужчины. Но после всего пережитого Илмари должен был принадлежать только ему, Филиппу Тьену, а не желтоголовому ссыльному лекарю, варившему дурно пахнувшие отвары и примочки.

Чтобы не расстраиваться, Филипп уходил из спальни на время перевязок и бродил по крепости. Он научился общаться с местными за это время – жестами, сотней выученных по необходимости слов. Да и Кини, знавший космолингв, нередко служил переводчиком. Во всяком случае до тех пор, пока Филипп не узнал, кто он.

Больше всего бесило то, как отвратительно нежен и ласков делался Илмари рядом со своим первым любовником. Старался прикоснуться, заговорить, удержать рядом. В такие минуты Филиппу хотелось сделать что-нибудь страшное. Например, выкинуть Кини в окно. Или ударить тем самым клинком, снятым со стены оружейного зала в ночь нападения. Его Тьен на место не вернул – нашел подходящий пояс с ножнами и теперь ходил вооруженным, как бы смешно это ни выглядело.

Впрочем, сам он пожаловаться на невнимание мужа, положа руку на сердце, не мог. Когда Илмари пошел на поправку, их общение перешло на какой-то иной уровень – более близкий, более интимный. Филипп часами рассказывал варгарцу об Унии, ее обычаях, традициях, достижениях.

За время болезни Илмари караван из столицы успел добраться до Барнаби, и Тьен, покопавших в своих вещах, выудил голографическую камеру со снимками. Он всегда таскал ее с собой, Варгар не стал исключением, и Филипп с удовольствием показывал мужу виды Луна-сити, Землю, висевшую над Луной голубовато-зеленой круглой лампой, купола колоний Марса, подземные города Меркурия, энергетические станции Венеры, лаборатории вокруг Сатурна и Юпитера на огромных искусственных спутниках.

Илмари смотрел, затаив дыхание, и время от времени неожиданно сильно сжимал пальцы Филиппа – то ли от волнения, то ли от восторга. Тьен даже полюбил такие вечера, когда на столе дымились пироги с мясом морской змеи, в кубках алело молодое подогретое вино со специями, а в камине уютно трещали поленья.

Ему все чаще приходили в голову мысли о сексе. Измученный раной и болезнью Илмари был пока ни на что не годен, а Филипп изнывал от отсутствия нормальной разрядки. Сначала он слишком уставал, к тому же запах крови и лекарств не способствовал возбуждению. Но когда времени стало больше, проблем меньше, а супруг перестал походить на умирающего, с каждым днем прибавляя сил, – проснулись желания тела.

Филипп закрывался в умывальной комнате и дрочил там, прижавшись лбом к каменной стене. Поначалу он даже в фантазиях не нуждался – стоило провести по члену, и сперма выплескивалась на пальцы горячей струйкой. Потом движений стало не хватать. Филипп пытался думать о женщинах, но в голову лезли только местные неумытые и пропахшие рыбой и водорослями красотки. И очень скоро основной темой фантазий стал Илмари. Тьену достаточно было только вспомнить, как варгарец наклонялся поцеловать его живот, и член тут же начинало распирать от прилива крови.

Конечно, Филипп понимал, насколько неуместны сейчас любые разговоры о сексе, не говоря уже о действиях. Но все чаще, лежа рядом с хрипло дышащим Илмари, даже во сне старавшемся не отпускать руку мужа, Тьен разглядывал его четкий красивый профиль, сильную шею, покрытую едва заметным золотистым пушком грудь, перетянутую повязкой, и осторожно касался губами то разметавшихся по подушке волос, то влажного плеча. И тайно, смутно мечтал о том дне или о той ночи, когда сможет сделать это, не скрываясь.

8.

Дни тянулись, как тягучее томное пойло.

Илмари изнывал от безделья. Он не привык столько лежать. Пусть в Нароби у него не было ежедневных обязанностей, но уж еженедельные находились точно, и это не считая приемов и балов. А еще у него всегда оставалась возможность помахаться тупыми мечами в тренировочном бою, охота и зарги. Ну и секс, разумеется.

А тут – сменяющие друг друга за окном серость и темнота, питание по часам, перевязки и постоянная ноющая боль в боку, надоевшая до оскомины. Радовало только, что кровью он больше не харкал и кашлял гораздо меньше.

Единственными развлечениями служили книги да беседы с Тьеном. Тот оказался неплохим рассказчиком, а уж когда увлекался – Илмари заслушивался его историями о жизни унианцев. Все у них там было любопытным, завораживающим, чужим. Вижены, киборги, диковинные средства передвижения, электронные панели желаний – непонятная сказка, в которой жил Филипп, считая ее обыденностью, где тысячи судеб решались нажатием одной кнопки…

В такие моменты Илмари едва ли не начинал гордиться тем, какой муж ему достался. Принадлежащий к такой могучей расе. Он протягивал руку и сжимал ладонь Филиппа в своей, безмолвно благодаря. Тот никогда не возражал, словно бы и не замечал вовсе. Это сбивало с толку.

Собственно, сбивало с толку все с самого начала: для чего Филипп вообще его вытащил? Мог спокойно позволить ему умереть – никто ведь понятия не имел, что в вещах унианца припрятан экстракт солара. Никто бы не упрекнул. А Фидали Нароби Илмари сейчас уже мог бы вернуться в столицу молодым и прекрасным вдовцом, всегда желанным гостем во дворце… Может быть, он не знал, что Отари его одного примет с распростертыми объятьями? Да вряд ли. Должен был догадываться…

А он тем временем торчал тут, проводя порой часы у ложа больного и безропотно укладываясь в его постель по вечерам. И не выказывал никакого недовольства своим положением, довольствуясь тем малым комфортом и скудными развлечениями, которыми располагал Барнаби.

– Ты скучаешь по Луна-сити? – однажды спросил Илмари.

Тьен сначала вспыхнул, но затем удержал готовое сорваться «да» – Илмари буквально почувствовал это кожей, невольно стискивая его пальцы. Потом ненадолго задумался и, наконец, сказал:

– Не знаю, – и, встряхнувшись, добавил: – Привык как-то тут, – он обвел взглядом комнату и усмехнулся. – Самому удивительно.

Илмари только согласно кивнул. Ведь ему тоже было удивительно – с какой стати он шагнул под летящее копье, выталкивая из-под удара Филиппа? Мгновенный порыв? Прихоть? Привычка защищать и оберегать окружающих?

В случае гибели мужа у Илмари Нароби Фидали также появлялась надежда вернуться на прежние позиции – в относительный комфорт дворца, к привилегиям своего положения. А то и – над чем саи не смеются – восстановить права на престол. В конце концов, официально отец его отречения не проводил, напротив, у всех на виду признал брак и законного супруга.

Так что надежда даже не являлась беспочвенной. А уж там, на своей территории, Илмари сумел бы отомстить – и брату, и коварному Бодари, и всем прочим, кто спал и видел его изгнанным…

Но вместо того чтобы смирно ждать, когда Тьен без всяких усилий с его стороны так удачно испустит дух, Илмари постарался его спасти, подставляясь сам.

Проникся симпатией после нескольких занятий сексом?

Чушь. Е-рун-да.

Сексом в своей жизни Илмари занимался много раз. Но никогда не влюблялся. Принцы не влюбляются. Даже в супругов. Время наргари дает политическим союзам детей, и на том они благополучно распадаются, внешне оставаясь безупречными.

Сбивало с толку и поведение Кини, наведывавшегося раз в два-три дня, а потом – раз в неделю.

Бывший любовник был молчалив, на вопросы отвечал односложно, время от времени бросал непонятные взгляды на Филиппа, а все попытки Илмари как-то сблизиться напрочь игнорировал. Принц чувствовал себя виноватым и старался разговаривать с ним ласково, почти нежно. Ведь хотя провинились тогда они оба, Илмари отделался легким испугом, а Кини навсегда был удален от двора и сослан в такую дыру, как Барнаби. Где и торчал все эти долгие сезоны, пока Илмари продолжал получать полагающиеся по праву рождения блага. И пусть сейчас они оказались практически в равном положении, Илмари хотелось скрасить произошедшее, наверстать упущенное время хотя бы добрым отношением. В конце концов, они могли стать друзьями…

И он упорно пытался пробиться к Кини. Каждый раз приветливо улыбался, когда тот появлялся в дверях, старался разговорить, невзначай притрагивался… Но тот бесстрастно разматывал повязки, проводил осмотр, ощупывая холодными пальцами заживающую рану, накладывал повязки снова, делал очередные назначения и уходил все такой же неприступный. Словно между ними никогда ничего не было.

А Филипп все чаще удалялся на время его визитов из комнаты, деликатно не мешая лекарю выполнять свою работу. И потом обычно долго не возвращался – до самой темноты…

Когда Кини наконец-то разрешил ему встать, Илмари едва с ума не сошел от радости. Четыре стены надоели ему до зубовного скрежета. Но вскочить и тут же побежать не получилось – ноги дрогнули, закружилась голова… Кини подхватил его и повел, держа за талию. А Илмари обнимал его за шею и чувствовал только слабость. Хотя нет – к всеобъемлющей слабости, несмотря ни на что, примешивался восторг.

Он выжил! И в будущем мог стать здоровым, как прежде: ходить, участвовать в скачках, заниматься любовью с Филиппом…

Последнее, кстати, как-то особенно будоражило кровь.

В эту ночь он крепко притиснул к себе супруга, не думая, что причиняет себе боль. Хотелось почувствовать его близко-близко, прижав спиной к своей груди. И пусть возбуждение не посетило Илмари в должной мере, но, потираясь пахом о задницу Филиппа, волнительную пустоту внизу живота он ощутил, что могло означать только одно: желания тела возвращались вместе со здоровьем, и он хотел своего унианца по-прежнему.

Теперь дни потянулись веселее. Илмари заново осваивал искусство ходьбы. И одной из побед стало успешное путешествие до гостиной, где вот уже долгое время ожидало его письмо от тетки. Принесенное корхом, оно пришлось на самые тяжелые дни его болезни, пергамент, по-видимому, бросили на стол, да так там и забыли. Филипп, даже если и видел, прочитать все равно не мог, а передать варгарцу или не подумал, или не захотел.

Илмари упал в кресло и, отдышавшись, распечатал заждавшуюся весточку. Читая разные придворные глупости, которыми тетка пыталась его развлечь, подумал внезапно, что та действительно его любит – как ребенка, которого сама никогда не имела. Ведь она оказалась единственной, кто выразил желание с ним связаться. Отец же, по-видимому, решил раз и навсегда вычеркнуть его из своей жизни. Впрочем, Илмари не сомневался: если однажды возникнет такая надобность, Отари о нем вспомнит. Вернее, о них с мужем.

В самом конец свитка тетка вскользь сообщала, что Бодари, как и раньше, большую часть времени проводит во дворце. Только теперь не отходит от Исмари, тенью сопровождая его везде.

Илмари горько усмехнулся. Это уже не являлось откровением: еще во время свадебного бала из обрывочных реплик Пелари он вычленил, что действительной целью Бодари, толкавшего его сблизиться с унианцем, было подставить не Тьена, а самого Илмари. Никто, правда, не ожидал такого исхода дела, как целое блюдо наргари, преподнесенное принцу. Однако по откровенной радости Исмари нетрудно было заключить, что для них с Бодари это оказалось подарком судьбы.

Что ж, власть и богатство исковеркали немало человеческих отношений. Вот и еще один пример. Нет в жизни принца места ни родственным отношениям, ни дружбе, ни любви…

В этот момент в гостиную вошел взволнованный Кини со своим сундучком в руках.

– Вот ты где, – облегченно выдохнул он, увидев его. – Я разве разрешал тебе выходить? Достаточно пока того, что ты встаешь.

– Мне скучно, – ответил Илмари, откладывая письмо. – И я устал разглядывать убранство спальни. К тому же я нормально себя чувствую.

Тем не менее, Кини заставил его подняться и осмотрел.

– Что ж, – наконец заключил он. – Пожалуй, ты прав. Пришло время небольших прогулок. Но только – прошу тебя – не переутомляйся. Думаю, постоянный присмотр лекаря тебе больше не нужен, но время от времени я заглядывать буду.

– Ладно, – кивнул Илмари. И видя, что тот собирается уходить, ухватил за рукав туники. – Подожди. Разве мы не должны поговорить?

– О чем? – Кини аккуратно высвободился.

– Может быть, о прошлом?

– Я давно его забыл.

– А я помню, – упрямо сказал Илмари. – Разве нам не было хорошо вместе?

– Но еще лучше оказалось по отдельности, – осклабился Кини.

– Я действительно понятия не имел, куда ты делся, – твердо ответил Илмари. – Мне никто не хотел говорить.

– Ну а сказали бы – что изменилось? – пожал плечами Кини. – Ты бы никогда не пошел против отца. Не знаю, на что рассчитывал Бодари…

Знакомое имя, которое Илмари никак не ожидал услышать, насторожило:

– Бодари? – переспросил он.

– А ты до сих пор не знаешь? – усмехнулся Кини. – Подложить меня в твою постель – его идея. Именно он заметил, что ты украдкой заглядываешься на мужчин. А Исмари указал на меня – мол, вот на него брат точно поведется.

– Так ты… – Илмари говорил медленно, тщательно подбирая слова, – ты… не сам тогда? Тебе что… заплатили?

– Заплатили, – согласился Кини. – И очень прилично. Так что моя семья до сих пор обеспечена всем необходимым, – он глянул на обескураженного принца и, видимо, пожалел. – Да ты не расстраивайся, Ваше Высочество. За меня можешь не переживать. Ты был не так уж плох в постели, и я сполна получил свою долю удовольствия.

– Я и не… переживаю, – с трудом выдавил Илмари.

– Ну да, – усмехнулся Кини. – То-то, я смотрю, с тех пор, как пришел в себя, все меня обихаживаешь. Никак, супруга тебе маловато? Или он не особенно страстен, раз на старых любовников потянуло?

Вот тут Илмари не выдержал и, коротко размахнувшись, ударил по самодовольному лицу. Кини вскрикнул и закрылся руками.

– Уходи, – процедил Илмари. – И чтобы духу твоего здесь не было. Я думал, с тобой можно, как с человеком…

Кини опустил руки, продолжая улыбаться несколько криво:

– Особы королевской крови не обращаются с остальными, как с людьми. И никого, кроме себя, не любят. И ты не исключение. Ты несколько сезонов не вспоминал обо мне.

В чем-то он был прав, конечно. Если бы Илмари по-настоящему захотел – он наверняка сумел бы выведать, куда именно сослали его бывшего любовника.

– Но, знаешь, я не в обиде, – продолжил тот. – Особенно теперь, когда твоим родственникам все-таки удалось тебя свалить… Добро пожаловать в мой мир, Ваше Высочество, – он насмешливо поклонился.

– Я всего лишь хотел извиниться, – покачав головой, сказал Илмари. – И чтобы мы стали друзьями.

– Это на тебя так подействовала ссылка? – Кини вздернул брови в неискреннем удивлении. – Или рана? Принцы никогда не извиняются.

– Пошел вон, – устало велел Илмари, падая обратно в кресло. – Не могу больше на тебя смотреть.