Текст книги "Приключения Китайца"
Автор книги: Китайца Мать
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Китайца Мать
Приключения Китайца
© Китайца Мать, 2020
© Издательство ИТРК, издание и оформление, 2020
От автора
Только после смерти становится видимым невидимое, проступают черты характера, смысл жизни, миссия и карма. Как будто Смерть своим присутствием проявляет невидимые пазлы, которые всегда были в картине. И с их проявлением картина обретает иной смысл. Как будто жизнь моего ребёнка явилась индикатором всех моих ошибок, ошибок общества, пороков государственной системы. Системы, в которой работают люди учителями, врачами, тюремщиками, следователями и судьями. И влияют своей работой, да и просто своим существованием на судьбы других людей. И если люди не задумываются о последствиях, что и является одной из задач человека, человеческим общество называть неправильно. Скорее переходный период из животного царства. И не все, кто имеет облик людской, являются на самом деле людьми…
На днях, в канун Рождества, у меня случился пожар. Я забыла загасить свечи на столике в большой комнате. На этом столике были выставлены некоторые детские фотографии моего сына и его первое сочинение «Моя мама», оставшееся мне на память. Фотографии и сочинение позже были заламинированы, и я всё обдумывала, как оформить панно в этом углу. И пока ставила там свечи за упокой сына. Ещё там были разные церковные атрибуты: кадило с ладаном, чашечка с водой, а также стояла в прозрачном стакане карликовая орхидея. Орхидея уже давно не цвела и почему-то тянулась листьями и выпущенной стрелкой не к окну и свету, а заворачивалась в противоположную сторону, к фотографии Володи, которая стояла под ней. В этот вечер, как обычно, я зажгла свечи, присела рядом на диван, взяла в руки сочинение и ещё раз прочла первую фразу: «Моя мама любит сидеть в тишине…», я задумалась и удивилась, как мог ребёнок это подметить. И осознала: да, а я ведь люблю сидеть в тишине, но это практически никогда не удаётся. С этими мыслями, не загасив свечи, зашла в другую комнату, к маме, присела на её диван и мы начали читать вслух одну из книг о потустороннем мире (Откровение Ангелов-Хранителей), чтобы притупить боль и не сойти сума от горя. Мама почему-то закрыла дверь, и мы продолжили читать об Ангелах, про их мир, а значит, про моего сына Володю и его новый мир. Спустя какое-то время мама захотела спать, и я открыла дверь, чтобы удалиться. В эту открытую дверь ворвался плотный поток дыма с запахом горелой пластмассы. В соседней комнате, в химическом тумане в темноте на столике, на месте сочинения и фотографий горел небольшой такой костёр. Струйка огненной пластмассы уже стекала по стене на пластиковый плинтус, и занавески совсем рядом. Время пошло на секунды до масштабного воспламенения. Хотела испугаться и запаниковать, и тут в голове пронеслась картинка из детской жизни моего сыночка, как он не растерялся во время пожара: схватив ветку, начал бить по огню. Взяв с него пример и покончив с огнём, я погрузилась в воспоминания о том самом пожаре.
1. Огонёк
Водном из крымских лагерей отдыха с названием, как ни символично, «Огонёк», мы оказались пред поступлением в первый класс. Подруга по доброте душевной пристроила меня на кухню помощником повара. Это означало, что кушали и жили мы бесплатно, через день работа на кухне, а также бесплатный проезд в обратную сторону. По той же доброте душевной она поделилась со своей снохой, что муж мой из «криминальных» (время лихих девяностых). И сноха её, к которой мы были направлены, встретила нас с соответственной чванливостью. А может, она со всеми была такова. Проводила меня на кухню, объявила, что я та самая, которая по штату, и быстро исчезла. Повара сновали мимо, занятые приготовлениями обеда для всего лагеря. Главная повариха Таня – молодая, крупная и плотная, как и положено быть поварихе, подошла к здоровенному баку с вермишелью, который стоял на полу, и безо всякого радушия буркнула:
– Делай вермишель.
Следует добавить, что мы только попали в лагерь и я едва успела завести сына в комнату, где находились две группы детей – младшего школьного и дошкольного возраста. Зная, какой развитый у меня мальчик, я попросила прикрепить своего сына к первоклассникам. Однако молоденькая педагогиня имела, по-видимому, объёмный багаж психолога и решила его продемонстрировать:
– Смотрите, ведь ваш мальчик уже играет машинкой с младшим ребёнком, значит, ему с младшими комфортнее, – заключила она, и мы расстались.
И вот я на кухне у парящего бака с вермишелью один на один. В незнакомом помещении. Среди незнакомых людей, погружённая в думы про то, что мальчику моему будет одиноко с малышами. Не знаю, что делать: сливать горячую воду или добавить туда холодной, а потом сливать. Растерялась, и спросить не у кого, все носятся по кухне со своими делами. Тут опять появилась повариха Таня, я обрадовалась и только хотела проконсультироваться, как Таня опередила меня:
– Чего смотришь, как баран на новые ворота? Что, вермишель никогда не варила?
Все, кто был на кухне, напряжённо продолжали заниматься своими делами, но с их натянутых спин считывалось, что главное дело – это мой расстрел. Переключиться на Танину волну хамских частот я не сообразила, проглотила унижение и нашла в себе силы переспросить относительно вермишели. Разобралась с вермишелью, как сумела, и меня определили на нарезку масла к бутербродам и раздачу тарелок отдыхающим. Хамство Тани подавило меня, и энтузиазм хорошего морского отдыха моментально поник. Так прошла неделя. Мальчик мой скучал, грустил и чувствовал себя одиноко. Я примерно так же. По сути, общалась во время работы только с бухгалтером. Приятная женщина постарше, остальные работники, в основном молодёжь, обходили меня стороной. А светящийся уверенностью фотограф, молодой парень, забегавший на кухню, позволил себе поддержать меня фразой:
– Всё зависит от того, как себя поставишь. Фраза эта была сказана не мне, а кому-то из девчонок с кухни, которые обсуждали самодурство Тани. Но, говоря это, он посмотрел на меня, чтобы все присутствующие не забыли, как я себя поставила. Или, скорее, как Таня меня определила. Словом, я была изгоем на работе. А в выходные мы с Володей шли на море. Переживала, что нет денег, хотелось купить каких-то фруктов на пляж. Угнетение это передавалось моему сынишке, и выходные проходили тоже без особой радости. В гардеробе нашлось пару новых вещей из Польши, которые можно продать, и сноха моей подруги заботливо предложила показать место в городе, где всё продают, и как раз завтра она что-то будет там покупать.
Наступило завтра. Мы с Володей подошли в назначенное время к домику снохи. Она сидела в одном из шезлонгов в компании, демонстрируя загар. Все попивали «кровавую Мэри», курили, таким образом отдыхали от вчерашней смены в прачечной. Домики с обслуживающим персоналом находились при входе на территорию лагеря между крымскими соснами. Наверное, было чудесно, но ожидание снохи и растягивание времени, которое хотелось потратить на морской пляж, портило восприятие этой красоты. Сноха чванилась, говорила в нос и просила подождать, пока она допьёт свой коктейль. Я стояла и ждала, состояние зависимости от нее тоже портило настроение. Володя нудился возле, и сноха отправила моего Володю и своего канючащего сыночка, ровесника Володи, поближе к сетке лагеря в райский уголок между сосен поиграть – пока мама освободиться. Так как допить «кровавую Мэри» было делом длительным из-за разговоров и перекуров между глотками, то ожидание становилось мукой. Время утомительно ползло. Тут из-за кустов вылетел испуганный сынок снохи и кинулся с плачем к своей матери. Он испугался огня, который мгновенно превратился в большой костёр. Это мальчики подожгли сухие ветки. Лето в Крыму жаркое и засушливое. Я схватила ведро и подскочила к крану. Вода потекла медленной тоненькой струйкой в унисон коктейльных посиделок. Пока я набрала полведра и добежала до костра, размеры его значительно увеличились, и я вылила воду полосой, чтобы оградить поползновение огня к деревянным домикам. Поспешила за следующей порцией. Сын снохи уже ревел от страха, огонь бушевал, деревья трещали, Володя, в копоти, честно сражался с пламенем веткой. Треск горящих сосен и размеры пламя отрезвили расслабленную компанию. Все повыскакивали из шезлонгов и заметались в поисках ещё ведра или чего ещё, чем можно было унять пламя, охватившее уже несколько деревьев. Стихия бушевала, оглушая всех треском, пугая пламенем и дымом. Орал ребёнок снохи, на него орала его мать, чтобы он перестал орать, а мой смелый сын в чаду пламени отчаянно колотил веткой по воспламеняющейся сухой траве, перекрывая путь огню. Паника. Протрезвевшая от неожиданного события компания наконец взялась за дело и стихия была укрощена, жаль, что не в её зачатии. Повезло, что с задней стороны пожарища находилась металлическая сетка заграждения. Сгорел кусок от шезлонгов до сетки. Это невысокие пушистые сосны с извилистыми стволами редкой красоты, кусты самшита, трава. Прибежал директор, отставной военный, кажется. В проблему долго не вникал, только выяснил, кто из детей взял спички. Понятное дело, это был мой сын. Нас попросили до вечера покинуть лагерь. На попытки объяснить, что мне не на что уехать, он не реагировал. Тупо твердил в приказном тоне, чтоб до вечера убирались из лагеря, иначе будем платить за порчу имущества. Мы собрали пожитки и уныло направились к столовой. Событие облетело всех быстро, объяснять ничего не приходилось. Денег никто не одалживал, ссылаясь на их отсутствие. Какой-то парень из местных, работающий на территории лагеря, предложил переночевать у него. К концу работы следовало подойти к столовой, и он заберёт нас на ночлег. А пока он на работе, мы с Вовчиком, в особо угнетённом настроении, кантовались на пляже, и море нас не радовало. К вечеру мы плелись на новую квартиру нашего спасителя. В его дом пришли ещё друзья с бутылкой, и за столом темами для разговора были пожар, действия директора, моё отчаянное положение и что это не страшно и я тут в его доме до окончания смены могу себе жить. Выделил мне свою комнату с кроватью, куда мы с Вовчиком, измученные, сразу и повалились, в одежде, на несвежую постель спасителя. В проходной комнате продолжалось заседание друзей за столом с бутылками дешёвого вина. Когда друзья разошлись, какое-то время была тишина, видимо, мой рыцарь заснул. Затем действие лишнего алкоголя выветрилось и пробудило спящего. Парень зашёл во временно нашу с сыном опочивальню, и, еле ворочая языком, наполняя пространство перегаром дешёвого винища, начал туманно рассуждать об оплате его благородства. Чтобы не разбудить сына, мне пришлось встать и вместе с рыцарем опять сесть за стол, делать дружеское лицо, слушать пьяного идиота, что довольно напряжённая для психики работа. Хотелось уединиться и обдумать, как выбираться из этой ситуации. Пришлось, поддерживая беседу, если это можно так назвать, подлить ему ещё вина. Парень уронил голову на стол и заснул. Чего нельзя было сказать обо мне. Я просто прилегла рядом со спящим моим сыночком и попыталась отдохнуть, зная, что скоро бузотёр опять проснётся и начнётся новый круг нервного напряжения. Не могла дождаться восхода солнца. И когда спасительное утро наступило, мы с Володей поплелись к морю с вещами. Немного подремали на утреннем пляже, было холодно и неуютно, дождались общего подъёма отдыхающих и вернулись на территорию лагеря просить о помощи.
Всем, с кем мне удалось познакомиться за эту неделю, было жаль своих денег, билет стоил двадцать три рубля, отчаяние леденило мозг, и не представлялось возможным обдумать, как прожить хоть этот день. Мы с Вовчиком, как казанские сироты, стояли у столовой в прострации. Вышла знакомая бухгалтер и протянула мне деньги, обращаясь к стоящим, лицемерно переживающим:
– А я почему-то ей верю. И знаю, что деньги она отдаст.
Эта её реплика прояснила отношение ко мне людей, навеянное рассказами снохи, должно быть, связанное с криминальным мужем. Ещё один парень со столовой, как оказалось, из соседнего дома во Львове, принёс литровую банку макарон с подливкой, хлеба и булочек. Это еда в дорогу. Я была очень благодарна этим людям, неожиданно принявшим участие в моём приключении. Мы с сыном взяли вещи, дарёную еду, гнёт унижения и со всем этим побрели на вокзал.
Летний зной в городских кассах Евпатории изматывал всех стоящих в очереди за билетами. А когда кассы закрылись на обед, стало просто невыносимо от самого сознания, что очередь не движется. Люди прижались ближе к стенам, ища тени, которой нигде не было. Там же ютилась чья-то собака бассет, ленивая и сонная от солидного возраста и нестерпимой жары. Кассы размещались под открытым небом в небольшом заасфальтированном почти закрытом дворике и от пребывания в нём становилось ещё более душно. Хотелось пить. Я купила себе и ребёнку сок в бумажной коробочке и заняла своё место в очереди, продолжая пребывать во всеобщей дремоте в нуднейшем из всех мест Евпатории. Люди дремали с открытыми глазами. Давила тишина, давила жара, давил дворик. Мой сынок допил сок из трубочки, надул пустую бумажную коробочку, положил в центре дворика и с размаху топнул по ней ногой. Хлопок оказался слишком громким в сдавленном пространстве дворика. Эхо усилило эффект. Собака со сна забубонила испуганно-агрессивным басом. Эхо подхватило лай, и казалось, что лает уже несколько собак, и бассет, услышав поддержку, залился, отупев от невидимого собачьего хора. Собаку уняли не сразу. Очередь встрепенулась, люди растерянно смотрели по сторонам и друг на друга в надежде найти источник нарушения покоя. Эпицентр обнаружили, прореагировали по-разному. Но нашлись и добрые смешливые люди, которых это позабавило. Нам с сыном было немного неудобно, и всё же мы первый раз смеялись с момента приезда в Крым.
Приехали домой голодные, на двое суток провизию растянуть не удалось. Приняли решение идти пешком с вокзала, чтобы на сэкономленные копейки купить печенье для поднятия настроения. Идём, жуём печенье, и я вслух озвучиваю переживания.
– Вовчик, как бабушке с дедушкой говорить будем, что лагерь подожгли и нас за это выгнали?
Тут Володя вспомнил:
– Мам, вообще-то лагерь назывался «Огонёк». Да ты сильно не расстраивайся, мне и так там не нравилось.
Опять стало весело и мы, радостно ускорив шаг, всё ближе подходили к дому. Дома нас не ждут, но будут нам рады, потому что нас любят. Так всё и вышло. И вот мы уже сидим за столом, едим и рассказываем перепуганным бабушке с дедушкой про наши приключения, при этом смеемся, радуемся. И когда бабушка и дедушка в очередной раз пугаются, нас это ещё больше смешит, мы с Володей переглядываемся и опять хохочем. Потому что мы это уже пережили и это всё в прошлом и мы дома, а лагерь действительно назывался «Огонёк»…
2. Встреча
Сынок мой родился в воскресенье, 16 июля 1989 года. При рождении сместились шейные позвонки. Как будто знал свою судьбу и сломал себе шейку. Может, и так, но теперь я знаю, что такие травмы возникают, когда мать ребёнка не получает поддержки от своего мужа. Как только мой сын появился на свет, акушерка и врач тут же перерезали пуповину, соединяющую нас, и вместо того чтобы дать нам прижаться друг к другу, стали разглядывать моего мальчика. Самый важный момент при родах, который влияет на уверенность в себе ребёнка, а значит, и на его счастье, был похоронен медиками в силу невежества. На то время и этого я не знала. Этому не учат нигде, к сожалению, как и многим другим законам природы. Знания массово утеряны, вот только ответственности за их нарушения не избежать. Так медики прервали последнюю нить надежды на получение уверенности моим сыном в том, что он любим и его ждали. Акушерка не давала мне моего ребёнка, просто подержала с минутку у меня перед глазами, и вдвоём с врачом начали проверять рефлексы моего только рождённого сыночка. Рефлексы были не те, что надо, врач и акушерка пожимали плечами, как бы показывая этим: поживём-увидим, подозревали «парез», говорили тихо между собой, медицинскими терминами. И я во второй раз предала своего сыночка, не отстояв его у медиков, чтобы прижать к себе, вместо этого доверив коверкание наших судеб людям с медицинским образованием, но не знающих, как и я, законов природы.
Наконец мне дали подержать моего сына. Так мы впервые встретились и обнялись, вернее я его обняла. Никогда ещё на белом свете мне не доводилось видеть такого красивого ребёнка. Да разве бывают дети красивее собственных? Чертами маленького личика мой сынок был похож на моего отца, только с голубыми глазами. Сынишка в моих объятиях сразу успокоился и мои слёзы счастья хоть немного уменьшили эту лавину эмоций, которая таинственным образом вдруг возникла, и выразить это состояние никак по-другому было невозможно. Сейчас только и поняла, что ребёнок при рождении вбирает в себя все стрессы матери и отца и освобождает этим души родителей от тяжести груза ошибок. Родители счастливы, но не понимают, что образ мысли надо менять, и продолжают дальше совершать с облегчённой душой те самые ошибки и ещё новые. Только теперь этот груз понесёт их малыш, который по доброй воле и большой любви пришёл помочь своим родителям исправить их искривлённые понятия бытия и счастья. Но родители по незнанию упорствуют в своём невежестве, не обращают внимания на болезни ребёнка, считая, что это дело врачей. При этом будут всю жизнь следить за ребёнком, чтобы он правильно нёс всю эту кучу изуродованного мышления, подкладывая всё новые поленца ошибок вплоть до совершеннолетия ребёнка. И ребёнок несёт весь этот груз и от великой тяжести начинает совершать ещё и свои ошибки. И ком этот растёт в каждом роду, передавая эстафету наследникам. И тяжелеет, пока не раздавит последнего, самого сильного духом представителя рода, который взял на себя смелость разорвать этот круг порока, пускай даже ценой собственной жизни, как сделал это Иисус для всего человечества. В нашем роду таким последним и был мой сын.
Всё таинство встречи происходило в присутствии надсмотрщиков-врачей, не давших нам и получаса побыть вместе. Они торопились, поскорее забрали моего притихшего младенца, определив его в комнату с другими новорождёнными.
Итак, с самого момента рождения моего сыночка нас постоянно разлучали. Сейчас на Украине роженицам отдают детей сразу после рождения, и даже приветствуется присутствие мужей. Новорождённый Володенька и я были лишены этого счастья. Из-за несоответствия резуса крови мне не разрешали его кормить. Мои аргументы опирались на опыт семьи Никитиных, где на собственном опыте семья утверждала, что младенца сразу надо прикладывать к груди и не разлучать с матерью во имя блага самого ребёнка. Медперсонал убеждённо отстаивал свое заблуждение о вреде кормления моего сына моим же грудным молоком, и у моего сыночка началась послеродовая желтушка. Его красивое маленькое личико было крепко-желтоватого оттенка, и медсестра, когда привозила столик с младенцами в нашу палату, спрашивала:
– А чей это лимончик?
«Лимончик» был мой и обычно спал уже накормленный. Я любовалась им короткое время, придумывая ему имя. Ему подходили многие имена, но досталось, по настоянию мужа, в честь покойного отца, именно Владимир. Затем малышей забирали, складывали запеленатых, как поленца, на передвижной столик и увозили в отдельную палату. Так несколько раз в день. И наступала ночь, которую надо было просуществовать до новой встречи. Надо добавить, когда я его не видела, текли слёзы и сон не шёл ко мне. В одну из ночей, пробравшись в палату, где находились младенцы, я разоблачила этот тёмный порядок ухода за новорождёнными, обнаружив, что кормят их кипячёным молоком, сцеженным ото всех кормящих, не зависимо от резуса. Тем самым прекратила хотя бы эту пытку нашего разъединения. Ребёнка стали приносить на короткое время кормления. В эти отрезки времени мы и были счастливы.
3. Соседка
Томительно долгими показались девять дней в роддоме, и наконец я принесла своего любимого мальчика домой вместе со всеми его и моими родовыми стрессами, а также с глазами другого цвета, которые удивительным образом день за днём темнели и из голубых превратились в карие.
Дома его ждала собственная кроватка и моя забытая бывшая подружка – одноклассница, с которой нас давно ничего не связывало. Но связало то обстоятельство, что наши мужья – бывшие одноклассники, да и к тому же теперь мы стали соседками по дому. И пока я находилась в роддоме, мой муж тщательно отмечал рождение сына во всевозможных компаниях и, надо полагать, находясь в очередной компании своего одноклассника, пользуясь своей харизмой, был окружен заботой и не отказался от предложенной помощи для встречи жены и сына из роддома. О том, что малыша до зарастания родничка вообще нельзя показывать посторонним, даже не посторонним проблемным, особенно злым и сердитым, знаний у меня и мужа не было. И мы понятия не имели о том, что после родов к незащищённому полю малыша, да и к моему, согласно законам природы, могут притянуться стрессы этих людей. И эти чужие стрессы душевных травм тоже будет нести мой сынок, как и стресс нашего с мужем легкомыслия. И незнание этих законов никак не отменяет их существование. А взаимоотношения моей соседки-одноклассницы с её мужем оставляли желать лучшего.
То, что у Володеньки сломана шейка, обнаружится позже, в четыре месяца, а пока мы ходим на обязательные массажи, во время которых мой маленький мальчик кричит и плачет от боли. Невропатолог фиксирует парез ручек, а через месяц упорных массажей фиксирует и парез ножек. Для непосвящённых в медицинскую терминологию: синоним слова парез – паралич. И вот смотрят на меня его живые прекрасные глазки, полные слёз от болезненного, ненужного массажа, а его маленькое тельце продолжает мякнуть в бездвижии. О том, что плач ребёнка – это его крик о помощи, тихо нашёптывает мое сердце, но намного порядков тише, чем голос ума, который от страха перестал думать сам, а подпевает авторитетам врачей, и массажи продолжаются.
Подруга моей матери – заведующая педиатрическим отделением нашей поликлиники. Она бывшая наша соседка. Влияние её престижа на мою мать, а значит, и на нашу семью, неоспоримо. Моя родная сестра, страдающая левосторонним парезом, находилась под её опекой и лечилась у «лучшего» невропатолога до момента своего замужества, после которого уехала с мужем в Сибирь, тем самым прекратив безрезультатное лечение. Возможно, рассказ нашей бывшей соседки о парезе моей сестры этому невропатологу и непререкаемый статус её как специалиста – заведующей – повлиял на установление диагноза моему сыну, но, так или иначе, мы не ходим к участковому врачу, а обслуживаемся по рекомендации соседки у этого лучшего врача-невропатолога с диагнозом «парез». И только на четвёртом месяце жизни Ангелы-Хранители сына или мои привели нас к обычному участковому невропатологу за очередной справкой, требуемой на работе для выплаты пособия.
У нашего участкового невропатолога была такая запоминающаяся фамилия Садома. Мне всего только и нужна была подпись, а выстаивать очередь, чтобы подтвердить ещё раз этот жестокий диагноз, терпения не хватало. Возмущаюсь, пытаюсь просто проникнуть в кабинет с обходным листом. Но врач Садома неумолим и на все мои атаки по-военному громко произнес в открытые двери, да так, чтобы все слышали:
– Не поставлю подписи, пока не осмотрю вашего ребёнка. Станьте в очередь.
Тем самым уняв панику в рядах, ожидающих приема. И мне пришлось терпеть под дверями своё недовольство, под неодобрительными взглядами образцовых мамаш.
Доктор Садома тщательно и терпеливо осмотрел моего мальчика с молоточком. Стукал где положено, ловил взгляд ребёнка на молоточек и водил им вправо и влево, вверх и вниз, после чего отправил в Охматдет[1]1
ОХМАТДЕТ – аббревиатура расшифровывается как «охрана материнства и детства». На Украине так называется многофункциональное диагностико-лечебное заведение для специализированной высококвалифицированной помощи детскому населению. – Прим. автора.
[Закрыть], с подозрением на смещение позвонков. С этого дня инвалидность моего сынишки начала растворятся, спасибо вредному доктору.
По его направлению мы попали к другому доктору – Алле Владимировне Гехтман, которая с порога спросила:
– Стимулирующие роды?
И рассказала, что смещение позвонков часто возникает при стимулирующих родах. В основном, врачу некогда ждать, смена заканчивается, тут и применяются препараты, вызывающие сокращение матки. А ребёнок ещё не готов. И ещё она рассказала, что уже одиннадцать лет занимается этой проблемой, а у нее даже нет собственного кабинета, приходится арендовать. Зато есть нескончаемый поток с этой родовой травмой, возникшей при стимулирующих препаратах. Возмущалась, сколько ещё несчастных не знают об этой травме из-за того, что большинство врачей попросту не умеют читать рентгеновский снимок и назначают массажи там, где необходимо вправление позвонков, как случилось и с нами.
Шейку вправили, и месяца за три мой сынок наверстал все показатели нормального физического развития ребёнка его возраста. Доктор Садома был очень удивлён результатами, когда на последнем осмотре с молоточком Володя схватил этот самый молоточек, мелькающий у него перед глазами, и пытался отобрать. К этой истории стоит добавить, что сестра моя после этого случая попала к Алле Владимировне, и оказалось, что инвалидом можно было и не быть, если бы до трёхлетнего возраста были вправлены шейные позвонки.
Семья Володеньки трещала по швам, но мы ещё были вместе. С нами жила собака, которая появилась на два года раньше Володи в нашем доме. Восточно-европейская овчарка по кличке Рада гуляла на улице, когда Володю принесли из роддома и положили в его кроватку. Зайдя в квартиру и поняв по запаху или не известно ещё по каким признакам грандиозность случившегося, Рада заглянула мне в глаза, тем самым прося разрешения пройти в комнату и посмотреть на нового члена семьи. И я с ней подошла к спящему малышу. Собака поднялась на задние лапы, положила передние лапы на деревянную решётку кроватки, прямо как человек, и начала выражать свои чувства. Втягивала носом запах ребёнка, вытянув до невозможного шею, потом поворачивалась ко мне и крутила хвостом так, что спина изгибалась почти пополам, смотрела в глаза и радостно повизгивала. Удивительно было, как собака радовалась за меня, приветствовала малыша и заверяла в неудержимой любви к моему ребёнку. Её компания здорово меня выручала. Когда толклась на кухне, Володя был занят собакой. Она позволяла себя тискать, заглядывать в рот, трогать клыки, словом, изучать. Сносила все уроки естествознания терпеливо, не пытаясь уйти от малыша. Раздалось как-то раз и рычание. Удивилась необычной реакции, выглянула в коридор и вижу картину: Володя пытается вкрутить в нос собаке карандаш. Надо полагать, рычание вразумило ребёнка, на чём изучение строения собаки закончилось. Но тем самым у Володи пробудился интерес к рефлексам. Во время этих опытов мой любознательный сынок попытался маленькой табуреткой идти на таран, за что получил по лбу клыком. Не сильно, конечно, а ровно столько, чтобы испугаться и прочувствовать боль. С этого времени вреда собаке больше не наносил, с изучением рефлексов всё необходимое выяснилось для ребёнка, закончились уроки естествознания, и после с собакой и вообще с животными дружил обходительно. Собаки бывают хорошими воспитателями. Может, порода такая, может, индивидуальность самой собаки, только благородства в ней было более, чем у многих людей, и я всегда могла быть спокойна за ребёнка, пока собака находилась рядом с ним. Через год у Рады появились свои «дети», и возня нашей малышни объединилась, что позволяло заниматься хозяйскими хлопотами. Случалось, кто-то из малышей претерпевал и раздавался резкий писк щенка. Также случалось и наоборот: весь дом заливал высокий голосок моего сыночка. В любом случае, чей бы детёныш не плакал, поведение собаки было ровно-справедливым. Она подбегала к куче возившихся, лизала плачущего пострадальца, не важно при этом, своего или моего, успокаивала на свой собачий манер, и уносила своих щенков на место. Правда, через некоторое время детишки опять собирались в общую свалку, требуя игр и внимания, и всё повторялось.
Когда Володя подрос и во время игр с детьми во дворе случались казусы, нечасто приходилось видеть такое, обычное для собаки, благородство со стороны людей, и в людском окружении спокойствия не наблюдалось. Никогда нельзя быть уверенной в ответственности вроде бы взрослых людей к чужому ребёнку. Матери, и даже был такой отец, старались как можно быстрее учинить физическую расправу над моим ребёнком, восстанавливая справедливость, даже мне не сообщив, видимо, сообразно ментальности. Благородной в этих ситуациях приходилось быть только мне. Жаль, что у них не было такой собаки.