Текст книги "Сталь в твоих руках (СИ)"

Автор книги: Killed your thoughts

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Вам посылка, распишитесь вот здесь, и вот здесь. Что передать мистеру Магнуссону? – как только вручает тяжёлую коробку ей в руки, спрашивает курьер.

– Не сможешь, будешь трупом, – дуло пистолета Кристофера стремительно встречается со лбом.

– Может быть, но Империя будет жить, – ухмыляется он, нагло разворачиваясь и удаляясь. Ровно пятнадцать метров, и он падает с лестницы.

– Крис! – от возмущения девушка забывает, что у неё в руках тяжёлая коробка.

– Что? – грубо спрашивает Шистад, раскладывая нож-бабочку и присаживаясь на корточки возле парня. – Тебя итак не найдут, – усмехается он, вырезая букву «К» на ладони.

Пока Шистад укладывает его в багажник машины, Стод ставит коробку на столешницу кухни.

– Давай её просто выкинем, – рычит Кристофер.

– Что здесь происходит? – спрашивает Вильям, спускаясь вместе с Нурой по лестнице, замечая напряжённых друзей.

– «С прошедшим Днём Рождения, моя милая крошка. Прости, что так задержался с подарком. Надеюсь, что ты повеселилась с курьером», – зачитывает Вероника.

– Отец, – зло сверкает глазами Вильям.

Тонкие пальцы разворачивают бант и слегка поднимают крышку коробки. Секунда, и руки начинают трястись, сжимая пальцы в кулаки. Кулак стремительно ударяется об столешницу, оставляя на ней трещину, капельки крови и неистовый, пробирающий до самых маленьких костей, крик.

– Ронс, – Кристофер тут же срывается к девушке, но застывает, глядя в содержимое коробки.

– Вы что издеваетесь нахуй? – разозлено рычит Магнуссон, смотря, как попытавшаяся подойти Нура, оступается на два шага назад и оседает рядом с диваном.

Безумный смех Вероники остаётся один на один с тишиной и ушными раковинами близких людей.

– Такое дело, Вил, – она сгибается в истеричном смехе. – Мы собирались ехать к Дэну, – воздух чрезмерно забивает лёгкие, – а он тут к нам приехал.

Магнуссон, как в замедленной съёмке, подходит к коробке. Оттуда на него, своими потухшими изумрудными глазами и с привычной нахальной усмешкой, смотрит Дэнниел Хьюго. Со внутренней стороны, мелко подписано: «Не мог оставить тебя без возможности его захоронения. Адрес найдёшь под его затылком».

Сероволосая, всё так же продолжая смеяться, пытается осесть на кафель, но Кристофер, словно на автопилоте, отвешивает ей пощёчину. Теперь кроме громкого отзвука от стен и красного следа от трёх пальцев, которые поместились на её щеке, ничего нет.

– Слышишь меня? – слышит его голос отдалённо. Смотрит как дикий зверь. Кристофер молча поднимает её на руки, свободной рукой закутывает в плед.

– Что ты делаешь? – сквозь туман спрашивает его Вильям, закрыв коробку и помогая подняться Нуре.

– Собирайтесь. Переезжаете в поместье моего отца. Этот пентхаус сожги нахуй. Я куплю вам дом, как только мы закончим с Империей, – голос начальника, диктатора. Никто и не пытается ему перечить.

Пустой серый взгляд следит за холодным, мраморным жестоким миром за стеклом машины. В листьях деревьев она видит его изумрудные глаза. Кожу от пули больше не жжёт. Всё так как должно быть, он говорил ей об этом. Пытался достучаться до её сердца. А теперь, сердце вместит в себе мир мести.

Если это не звоночек того, что тебе давно пора занять свой трон, то тебе лучше прострелить себе мозги.

Кристофер кидает на неё кроткий взгляд, внимательно следя за дорогой. Ей больно. Это боль отдаётся у него где-то под кожей.

– Я убью его, – слышит он приглушённый голос.

– Потом с тобой поговорим об этом, – холодно бросает он. Её дом превратился в какое-то холодно королевство. Серый взгляд непонятливо впивается в Шистада. Она больше не чувствует себя в безопасности.

– Какого хера? – так же холодно спрашивает она. Словно чужие.

– Ты не будешь сейчас ничего предпринимать. Никуда ходить. Ты будешь сидеть дома и пялиться в грёбанное окно, – шипит Кристофер. Зло приятно растекается по его венам. – Выходить куда-то сейчас опасно, ясно?!

– Ох, что ты? Я должна сложить лапки, отдать все стволы и послушаться бандита? – чувствует, как её серые глаза сверкают.

– Я не бандит, – единственное, что отвечает он ей.

– Правда? – подкусывает она губу. – А это я сегодня завалила человека? – в ответ тишина. – Ты мне сейчас нужен, чёрт возьми! – срывается на крик она. – Почему ты сейчас не можешь общаться со мной так же как с остальными?!

– Потому что ты лучшее, что есть в моей жизни! – кричит Кристофер. – Я не хочу найти тебя так же!

Замолкает так же резко, как и начала говорить с ним. Снова погружается в свой океан, пока он стремительно сбрасывает скорость и закуривает. Снова чувствуют себя дома.

========== Cain mark. ==========

Знаешь, Мэри,

в моей голове

звери.

Они бы тебя

съели,

если бы я разрешил.

Но я их гоню из прерий,

на ключ закрываю двери.

Сидят на цепях звери,

на ржавых цепях души.

Цвет чёрного оникса блестит на солнце, будто бы звёзды на чёрном холодном небе. Он любил этот цвет. Природа не замирает на месте: первые весенние птички весело щебечут, солнце нежно купает в своих лучах присутствующих мужчин/женщин/парней/девушек. В основном на костюмах мужчин, слева, где располагается левый кармашек, и сверху кофт/платьев у женщин, поблёскивает едва заметная брошь-галочка. Их лица напряжены, мышцы сковывает страх. Никто не хочет видеть одного из своих главарей таким.

Серебристая голова поворачивается в сторону, когда тёплая рука Кристофера сжимает её ладонь. Она видит компанию Пенетраторов. Капюшоны чёрных фирменных толстовок (в знак их уважения и благодарности) накинуты на голову. Вильям сидит во главе компании, иногда бросая короткие взгляды на Шистада. Пенетраторы давно перестали быть просто школьным автобусом, несанкционированной группировкой. И Кристофер, как и Вильям, понимал это. Их коньячные взгляды сталкиваются, они одновременно дергают носами и поправляют капюшоны на своих головах.

Чуть поодаль виднеются переливающиеся брошки изумрудных змеев. Катарсис вернулся. Глава – Раймунд де Рэбер – уже держал слово о потере такого человека, как Дэнниел Хьюго, и выражал соболезнования Александру Коршунову.

Люди, которые считают своим отличительным знаком мудрого змея, который может в любой момент искусить, скорбят.

Катарсис, сам по себе, никогда не вмешивался в чужие дела и разборки. Они работали на территории Франции и большего не желали. Рэбер и Коршунов – что -то вроде добрых старых друзей. Учились в одном университете, в одной группе. В то время Рэбера перевели по обмену в Россию, где он и научился всему, чем в лучшем виде владеет Александр: изворотливость, сноровка, стойкость, диктаторство. Правда, откуда Коршунов владел этим настолько идеально Раймунд никогда не мог понять.

Чёрные брови слегка хмурятся, глядя на мужчину с бирюзовыми глазами и смольными волосами. Его выражение лица грозно и угрюмо, а легкая щетина будто способна защитить его от пули. Стод видела его, когда ей было пятнадцать лет. Прошло четыре года, а Рэбер будто пьёт эликсир молодости вместо ликера.

– …од, – отдаленно доносится до уха Вероники.

– Ви, тебе нужно выйти, – бесшумно говорит Кристофер, поднимаясь и протягивая ей руку.

Кристофер смотрит на присутствующих так, что все из его взгляда понимают: не приведи Господь, сейчас кто-то что-то прошепчет.

Она встаёт легко и непринужденно, сжимая в кулак пальцы вместе с его пулей. Смотрит на Нуру, что сидит подле Вильяма с красными от слез глазами. Усмехается. Ей больше нечем плакать.

Чувствует властную руку Шистада, но не чувствует землю под ногами. Он рядом, он держит её крепко, он никому не разрешает подходить к ней, словно Цербер, охраняющий адские врата.

Наконец, видит его. Застывшая хьюговская ухмылка бесстрашия словно скандирует: «Они убили меня с моего позволения». Ей хочется, чтобы он прекратил эту чертову не смешную шутку. Изнутри раздирает крик: «Поднимись, черт возьми! Прекрати эту ублюдскую пытку!» Снаружи из глазниц сочится горечь, боль, скорбь и мертвое спокойствие.

На шее, на месте швов, завязан красный шелковый платок /его любимый/, из-под которого выглядывала, посмотреть на все происходящее, пуля, принадлежащая Стод. Всё те же красные кеды /которые он носил с любой одеждой и в любое время/ под официальный чёрный костюм всё с той же брошью-галочкой. Рукава пиджака, по-хьюговски, закатаны. Будто он сам одевался на свои похороны. Будто он не мертв. На бледной правой руке – тот самый, подаренный Стод браслет, который она заставляла его застегнуть самому.

– Я не знаю, что говорить, – тихо шепчет она своей крепости-Шистаду. Девушка, на глазах у всех, комкает бумажку с речью и выкидывает её.

– Я не знаю, что нужно сказать, – уже громче говорит она. – Что нужно сказать, чтобы выразить всю свою любовь к этому человеку. Я не могу назвать его коллегой, знакомым или просто другом. Он выше этого. Я никогда не назову его любовником или любовью, – Кристофер слегка напрягается, – потому что он выше этого. Я не смогу назвать его братом, ни кровным, ни душевным. Он над этим. Дэнниел Хьюго заслуживал большего в этой жизни, он понимал это, но был со мной. Шёл на дно, когда это требовалось и умел вынырнуть, когда сил не оставалось ни на что, кроме смерти. Это не его убили. Это он дал позволение на свою смерть. Вы должны уважать его выбор. Не я. Я всегда бесила его, всегда перечила. И этот раз не станет исключением, только потому, что он решил выйти из игры. Ты слышишь? – она поворачивается к гробу, заставляя холодок мурашек пробежать по спинам всех присутствующих. – Ты говорил, из игры можно выйти только умерев. Так знай, ты мертв, и ты все ещё играешь. – Она говорит это ему, в то время как все понимают, что эта девушка хуже Коршунова в добрую сотню раз. Все готовы подчиниться ей.

Вероника освобождается от рук Шистада и подходит ближе к Хьюго.

– Ты полный мудак, ты знаешь? – тихо говорит она.

О, да.

– Это твой самый глупый поступок за всю твою никчемную жизнь!

Да. Но он ради тебя. Иногда, чтобы признали лидера – должна быть жертва. Я хочу, чтобы Джеймс знал, что тебя не сломить.

– Я ненавижу тебя за то, что тебя нет! – она яростно шепчет над его волосами, опираясь на край гроба.

Ты всё переживешь. Ты сильная. Я люблю тебя.

– Ты всегда будешь жить в моем сердце, Красавчик, – бессильный шёпот и горячий поцелуй в лоб.

А звери мои

ночью,

рвут кожу и плоть

в клочья.

И каждый их клык заточен.

Играют на струнах жил.

Но

все-таки,

между прочим,

/пусть я и

обес

точен/,

ты вся,

до ресниц и точек -

причина того, что я жив.

Шистад смотрит в потолок. Со дня похорон прошло около двух месяцев. Месяц он наблюдал за ней как за сталью /сталью, которая накалена до своего предела/. В первые дни – она не ходила в школу, забила на государственный выпускной экзамен. Напоминала его. Почти не разговаривала, каждый вечер сидела напротив панорамного окна, в доме Харрисона Шистада, и буравила взглядом корпорацию «отца», проводя кончиками пальцев по чёрному стволу пистолета.

Кристофер каждый раз смотрел на нее тем взглядом, который полон то ли жалости, то ли разочарования. Карие глаза с каждым днём гасли, а кристально-серые этого не замечали.

Смерть Хьюго подкосила всех, наложила отпечаток, от которого просто так не отмоешься. Метка Каина.

Шистад садится в кровати. Часовая стрелка переваливает за два часа дня. Солнце так же нещадно пробирается сквозь плотные ночные шторы. Идеальная, для мужчины, бровь вопросительно вскидывается, когда он видит сообщение от неё: «Забери меня пожалуйста». И он бы забрал, если бы увидел сообщение на четыре часа раньше.

Проводит рукой по лицу, медленно спускаясь на первый этаж. Отца дома нет – скорее всего уже в компании. Вильям, что вероятнее всего, в школе, как и Нура. А, судя по сообщению, Вероника непонятно где.

Кристофер устало, но, в то же время, облегченно выдыхает, видя ее за барной стойкой на кухне.

– Прости, что не забрал тебя, только проснулся, – Кристофер аккуратно целует ее в плечо.

– Всё хорошо, – отмахивается девушка, целуя его в губы. Для него – непривычные ощущения за эти несколько месяцев.

Запах её волос застревает где-то в лёгких. Вот она, рядом. Та опасная/несломленная/строптивая/не похожая на тысячи других.

– Прости меня, – тихо говорит она. – Я много думала и надолго ушла в себя, наделала ошибок и тут же расплатилась за них.

Шистад молчит, не знает, что ей ответить. Он всегда говорил, что он чёрствый для таких откровений. Он редко волновался за неё, редко был с ней тем, что называют девушки, «милым», мог забывать спросить банальное «как дела?». А она продолжала стоять за его спиной, иногда закатывая фееричные скандалы.

Стод знает, что он ей ничего не ответит. Да, наверное, это ни к чему. Она слегка ухмыляется, подтверждая свой поток мыслей краткой ухмылкой. Безграничная романтика – не их конёк.

Собирает правой рукой серебристые волосы на плечо и ставит кружку с /уже не/ горячим шоколадом на стойку.

– Всё хорошо, – тихо говорит Кристофер, заставляя её удивлённо вздёрнуть бровь. Мускулистые руки крепко прижимают её к себе. – И ты меня прости.

– За что? Или ты успел изменить мне? – весело усмехается Вероника Стод. Та, которую он знает.

– Просто, – обрывочно говорит он.

Если ты чёрствый, то почему тебе так страшно за её жизнь?

Беги от меня, Мэри,

/прижмись же ко мне теснее/.

Спасайся скорей, Мэри,

/ничто тебя не спасет/.

Коснувшись тебя, Мэри,

попробовав раз,

звери,

живущие в моем теле,

хотят еще и еще.

– Эй, Стод! – нагоняет её в школьном коридоре Фрай Далеон. Девушка одергивает кожаную куртку, под вопросительный взгляд Нуры.

– Чего тебе? – на выдохе спрашивает она Якудзу. – Мне не до тупых игр «хороших и плохих», ясно?

– Я просто подумал, к чему нам воевать? – кривовато улыбается Фрай. – Все войны заканчиваются смертью. Так, может, прекратишь?

– Так, может, ты заткнёшься? – поджимает губы Рони.

– Слушай, Фрай, ты реально думаешь, что настолько крут? – останавливается Нура, скрещивая руки на груди. – Ты просто псинка, сам знаешь в чьих руках. И, чтобы ты не делал, как бы ты не выкручивался тебе никогда, слышишь, никогда не превзойти Трейнса. И ты сейчас понимаешь, что я не о мистере Трейнсе. А о Дилане, – ядовито-красные губы растягиваются в улыбке, в то время как Вероника непонимающе смотрит на Сатре. По-моему, Вильям серьёзно решил затащить эту хрупкую девчонку на самое дно.

– А ты всегда такая резкая, Сатре? Или только, когда твой дружок ведёт у тебя урок? – не остаётся в долгу парень.

– Как ты меня бесишь, – выдыхает Вероника, глядя на появляющихся Пенетраторов. Всё такие же блистательные и гордые, разве что раньше их возглавляли Вильям Магнуссон и Кристофер Шистад.

Ох, Шистад.

Вероника хватает Сатре за руку и сворачивает с ней в сторону столовой.

– Я украду её у тебя? – бархатистый голос Дилана заставляет девушек одновременно повернуться в его сторону.

– Я бы не хотела, – хмыкает Нура, ставя на поднос йогурт. Она своим белокурым затылком чувствует неодобрительный взгляд Саны, непонимающие взгляды Крис и Вильде и слегка завистливый взгляд Эвы.

– Значит, украду, – ухмыляется Дилан, поправляя завязки на капюшоне своей серой толстовки.

– Меня никто спросить не хочет? – дёргает бровью Стод.

– А надо было? – скептически спрашивает Нура, получая от подруги лёгкий удар кулачком в плечо.

– Я ненадолго, – бросает блондинке Стод, расплачиваясь и направляясь за Трейнсом.

– Это полная жопа, – голос Трейнса становится в несколько раз тише, как только он садится за стол. Вероника выжидающе смотрит на него. – Твой биологический отец трахнул мою биологическую мать. И решил сделать ей предложение, – Вероника, тщательно пережевывающая свой салат, прекращает это делать.

– Посолить забыли, – объясняет она причину своей остановки.

– Соль, – протягивает ей солонку Трейнс.

– Премного благодарна, – кивает ему, снова принимаясь за салат.

– И это вся реакция, сестрёнка? – дёргает бровью Трейнс.

– Меня не интересуют те, кем увлекается этот человек в свободное время.

– А, может, заинтересует тот факт, что этот человек хотел подослать меня следить за тобой? Видишь ли, Далеон опрометчив и горяч, Магнуссон видит в нём Николая. А во мне – мешок с деньгами. Мой папаша завещал мне брокерскую и откинулся, зная, что мать эти деньги и компанию протрахает на таких как Магнуссон. Эти браком Магнуссон связывает Империю и компанию отца. Получает нехилый процент в денежном эквиваленте. Ему остаётся моя подпись, которую он хочет выбить из меня, угрожая смертью матери. Как жаль, что мне всё равно.

– Вау, – выдыхает Стод. – То есть, Якудзы ему нужны просто как «охрана». А Далеон вообще не при делах. Ему нужен был ты. Теперь ты с ним?

– Я настолько глуп? – его изумрудные глаза сверкают в отблеске света.

– Я не знаю, – поджимает она губы. Не как ученица, подруга или разочаровавшаяся девушка. Как убийца. И Вильям замечает это.

– Ты считаешь, я бы сказал тебе это?

– Я уже больше ничего не считаю.

– Вот и дура. Я защитить тебя пытаюсь, – Дилан через стол приближается к её лицу, вмиг разрушая субординацию.

– Один такой защитничек уже в гробу. Туда же метишь? – ядовито шепчет Вероника, засовывает помидор-черри в рот с крашеком вилки, а затем противно проводит эмалью зубов по железной вилке.

– Я уже всё решил, куда я мечу, и какая метка будет покоится у меня под ребром, – тихо говорит Дилан, отодвигаясь.

– Ты не мог так поступить, – так же тихо говорит Вероника. – Ты представления не имеешь, куда ты сунулся, – выделяя слово «куда», вытирает руки салфеткой. Хотя, судя по тому, как он разговаривает с ней о «суперсекретных делах» на виду у всей столовой и как качественно вуалирует это всё под обычную светскую беседу, он знает, «куда» он влез.

– Я делаю это, чтобы этому ублюдку не досталось ничего от компании отца. Возможно, я бы сейчас сидел где-нибудь на Мальдивах, попивая коньяк вместе с отцом, смотря на то, как доходы нашей фирмы растут.

– До сих пор не понимаю, зачем тебе это? – девушка спокойно отпивает зелёный чай.

– Четыре года назад. Пересечение Хелгесенес Гейт и Тофтес Гейт, – говорит он, пока по её спине бежит холодок от воспоминаний. – Я – двадцатитрёхлетний, обдолбанный, пьяный, еду с похорон своего отца и сбиваю девочку. В страхе вызываю скорую. Я узнаю, что она дочь Джеймса Магнуссона. Прихожу в больницу, не менее обдолбанный, чтобы отомстить за убийство отца. И вижу в её, не менее обдолбанном взгляде, что она тоже не прочь убить его. И нахожу в ней понимающего собеседника, а она во мне.

– Судьба – сука, – она смотрит на Трейнса понимающим взглядом и встаёт из-за стола.

– Мы в связке, – завершает этот разговор Дилан, оповещая, что теперь он её напарник.

– Запасись нервами.

– И, да, Стод, не забудь сдать до конца этой недели четыре конспекта, – привычным голосом говорит Трейнс, когда мимо проходит директор старшей школы.

Ты знаешь, Мэри,

есть истина в вине и теле,

религии и постели.

Но я отыскал в тебе.

– Вильям, хватит суетиться! – приказным тоном говорит Кристофер, наблюдая за шелестом дерева. Магнуссон большими шагами замеряет гостиную отца Кристофера вдоль и поперек.

– Всё запутывается с каждым грёбанным днём! Я иногда думаю, что уже не смогу жить спокойно, как раньше, – фыркает он. – Лучше бы всего этого не было.

– Лучше бы она не пересекала тогда порог твоей квартиры? – усмехается Кристофер, не подозревая о том, что Стод услышала именно эту фразу и замерла на входе в гостиную, оставшись незамеченной.

– Я не про это! – выдыхает он вместе с тем, как стальное сердце пропускает несколько ударов. – Я мог не допустить этого всего, а просто взял и ушёл из дома. Оставил там её, ослушался последнего желания матери: оберегать её. Кроме своего эго ничего не видел.

– Именно поэтому мы стараемся оберегать её сейчас. Не из-за твоего эго, а потому что она нужна нам, – так же в сторону говорит Кристофер. – Катарсис не при чём. Они не трогали наших матерей.

– Уверен? – сводит брови к переносице Вильям.

– Более чем, – пожимает плечами Кристофер.

– О чём говорите? – решается войти Стод, прикинувшись дурочкой.

– Да так, треплемся, – добродушно улыбается Вильям, пока девушка садится на колени к Шистаду. Магнуссон сам не знает, почему он не может сознаться сестре о чём они ведут разговор.

– Вы знали, что Джеймс убил отца Дилана Трейнса? – спрашивает Вероника, пока два задумчиво-загруженных взгляда резко смотрят друг на друга.

– Для чего? – Вероника чувствует, как грудная клетка Кристофера вибрирует.

– Ну, чтобы отхапать себе компанию отца Дила. Типа он устранил отца, трахнул мать, сделал предложение. Как только всё заверится на бумаге, её небольшая часть уйдёт к нему. А его цель сделать, чтобы Дилан поставил подпись в какой-то бумажке, чтобы все деньги отошли к этому ублюдку. Там денег просто туева хуча, – сглатывает она. – А это значит, что он откроет официальную базу в Англии, а дальше, постепенно сместит нас и займёт ведущую позицию на мировой площадке сами знаете чего.

– А Дилан что? – спрашивает Вильям.

– А Дилан принял предложение Коршунова и теперь он наш.

– Так вот о чём вы разговаривали в столовой? – брат слегка облегчённо смотрит на сестру, она кивает ему.

– Я думаю, что нам всем бы расслабиться, – выдыхает в серебристый затылок Кристофер. Вильям смотрит на то, как пальцы его друга поглаживают подвеску в виде галочки на шее сестры.

– Я тоже не против, – пожимает плечами Стод.

– Слышь ты, тебе выпускные сдавать, помнишь? – строго смотрит старший брат.

– Боже, завались, – девушка кидает в него ручку со стола, стоящего рядом с диваном. Попадает точно в цель – в идеальный лоб брата.

– Так, мистер Меткость, в меня не обязательно было! – возмущается Кристофер, после того как в его лицо прилетает маленькая диванная подушка, от которой ловко увернулась Магнуссон-младшая.

– Я не винова…– Вильям не успевает договорить, когда Кристофер запускает в него журналом.

– Это, мать вашу, война! – задорно кричит Стод, хватая в руки подушку, отбегая несмотря назад. Она натыкается на Нуру, появившуюся в дверях, запрыгивает за импровизированный «живой щит», когда на блондинистую Сатре в идеальном светло-розовом драповом пальто выливается вода из вазы, а на голове, словно вишенка на торте, лежит ярко-красная, в цвет её губам, роза.

– Все цветы к твоим ног… головам! – смеётся Вильям разводя руки в стороны, а-ля «Тада-а-ам!».

– Вы тут охренели?! – задыхается от возмущения девушка, наспех снимая с себя пальто и запуская им в Магнуссона.

– Шистад, верни меня на землю! – орёт Стод, пытаясь всё ещё замахнуться подушкой в Вильяма.

– Ни хрена! Друзей на бабу не меняем! – смеётся Кристофер.

Кое-как извернувшись Вероника всё же бьёт Кристофера, который поскользнувшись на луже летит на удивлённую Сатре, которая в свою очередь хватается за пиджак Вильяма, а он, как истинный джентльмен, успевает подстелить светлое пальто благоверной, чтобы не вытереть своими дорогими брюками паркет.

– Всех тигров укротила! – сидя на куче из Кристофера, Нуры и Вильяма, щебечет Стод под дружный смех.

– Укротительница, блин, – фырчит Кристофер, пытаясь столкнуть с себя всех, но закидывает голову назад в бессильном хохоте, от того, что Вероника начинает его щекотать.

Мэри,

стань укротительницей

моих

диких

зверей.*

Комментарий к Cain mark.

* “Знаешь, Мэри, в моей голове звери.” – Джио Россо.

========== sannheten. ==========

Кристально серый взгляд скользит по надгробию. В этом месте всегда чисто и аккуратно, всегда лежат две свежие бордовые розы (дело рук Вильяма, он привозит их каждую неделю). Чёрным выжжено «Волкири Магнуссон. 1967 – 2005.»

Сероволосая аккуратно забирает с плиты подсохшие розы и кладёт свежие. Она не была здесь четырнадцать лет. Четырнадцать лет назад, в этот день, она, будучи маленьким смышлёным ребенком, услышала как отец сказал: «Эта наркоманка спрыгнула с многоэтажки». Эти слова так засели в голове малышки, что она возненавидела мать всем своим большим сердцем. «Она кинула тебя», – раз через раз давил на малышку отец.

Всегда бежала от себя. И только глубокой ночью, когда она оставалась наедине с собой, знала, что никуда не сбежать нельзя. Каждый раз смотрела в зеркало, и, несмотря на цвет волос, видела в себе часть отца, часть Николая, часть матери. Все те части, которые так отчаянно пыталась похоронить – вылезали наружу через разорванную душу.

С Вильямом они никогда не говорили о матери, только вскользь, когда девушка напоминала брату, что вся их семейка – один из лучших сумасшедших домов мира. Ещё бы, здесь премия «Семья года» и «Оскар» за исполнение главных актерских ролей.

Все поменялось после подвески, которую она прямо сейчас сжимала в своих пальцах. Она почему-то носила её с гордостью, будто бы это то, что всегда принадлежало ей. Даже Александр стал смотреть на неё иначе, видел в ней кого-то другого, не девушку с серебристыми волосами так прекрасно владеющую собой. Скорее, ту, кем она была раньше, ту, которую он никогда не знал. Та девочка со светло-русыми волосами, которые с каждым годом её жизни становились насыщенно русыми. Как у матери. Как у Николая.

– Прости меня, – тихо говорит девушка. – Я не должна была так вести себя, и вообще многое не должна была делать, – руки подрагивают, но её душа на месте. Не то, чтобы не было душевного успокоения. Было. Все части были на месте, все предохранители прочно стояли и не мешали работать шестеренкам. И только, будто бы, как ресничка попадает в глаз и зудит, такая же маленькая ресничка сидела в мозге. А сейчас дышится легко. Ей удалось подковырнуть и вытащить раздражитель.

– Ви? – неожиданный голос брата заставляет её вздрогнуть.

– Привет, Вил, – она слегка шмыгает носом, не смотря на него.

– Ты здесь, – то ли констатируя факт, то ли не веря в то, что видит, говорит он.

Парень садится на траву рядом с сестрой. Они молчат. Долго не смотрят друг на друга. Иллюзия воссоединения семьи говорит всё за них. На какой-то момент, девушка думает, что возможно где-то в параллельной вселенной у неё есть живая мама, прекрасный отец и два любящих брата. Где она просто училась, потом бы просто работала, просто проживала свою жизнь. Возможно, где-то на отдаленных галактиках так и есть. Всё с этим пресловутым «просто» и, до приступов тошноты, банально.

Рони кривовато улыбается, отчего неглубокая ямочка появляется на её щеке.

– Я всё поняла, – тихо говорит Вероника.

– Иногда нужно многое потерять, чтобы усвоить главный урок в своей жизни, – философски замечает старший брат.

– С такими темпами, я скоро Академию Мазохизма открою, – слегка смеётся девушка.

– Отлично! Буду преподавать там английскую литературу!

В школьный двор, с оглушающей музыкой, въезжает Agera RS. Вокруг обладательницы этой машины слухов уже накопилось на хороший том Толкового словаря. Что знают о ней? Сестра Вильяма Магнуссона, преподавателя английской литературы Hartvig Nissens, негласного главаря Пенетраторов. Невеста Кристофера Шистада, директора Schistad Global Industries: Института микробиологии и нанотехнологий. Хорошая подруга и однокурсница Нуры Амалие Сатре. И чего о ней не знают? Почему с ней тесно общаешься преподаватель физкультуры? Из-за чего умер её друг? (некоторые говорят, что в этом виноваты Якудзы) Почему она почти ни с кем не общается? Для чего вся эта аура недоступности и скрытности? И ещё тысяча и один вопрос. Не меньше.

Наконец, показывается фигура Вероники Стод. Волосы собраны в высокий небрежный хвост, солнцезащитные очки скрывают последствия вчерашней вечеринки, светло-голубые облегающие джинсы, чёрная футболка и кожанка. Вокруг правого рукава обвязана белая бандана с кроваво-красными буквами «RIOT».

Сама она не напрашивалась в этот автобус, настояли брат и, черт бы его побрал, женишок. Они решили, что у неё так мало проблем, что повесили на неё главенство Риота, ссылаясь на то, что большей бунтарки, чем она – не найти. (И она всегда будет под чутким присмотром Вильяма)

Она старалась не привязываться ни к кому, а в сухом остатке – стала неотъемлемой частью жизни многих людей. Настолько многих, что если она исчезнет, то причинит слишком много боли.

Каждый из Пенетраторов здоровается с ней, приобнимают, целуют в щеку. В какой-то момент за её спиной вырастают двенадцать парней с точно такой же рекламой клуба Риота. Среди них – она единственная девушка, что, безусловно, раздражает остальных. Она – сестра Вильяма Магнуссона. Иначе и быть не могло.

Девушка, в очередной раз, закатывает глаза на тупую шутку парней. Фирменная фишка? Да.

– Нет, серьезно! – смеётся Хенрик. – Вы вчера с Шистдом были просто звёздами этой вечеринки, – парень весело толкает девушку в бок.

Чёрная кожанка, будто бы вторая кожа Кристофера Шистада, распахнута. Мол, нате, смотрите, я не капли не изменился; видите?

Светомузыка играет всеми оттенками радуги по его волосам, даже сквозь чёрные линзы солнцезащитных очков (почему он в них? Потому что он так хочет) все видят его взгляд полный страсти и любви, направленный лишь на один объект в его жизни. Алкоголь.

Он делает глоток, смотря на свою девушку. Она общается с Хенриком, то и дело оголяя зубы в улыбке, или закидывая голову назад от смеха. Видит, как Зак Эверли Шелби приносит ей очередную порцию /дозу/ алкоголя.

– Крис Шистад и долгие отношение, – слышит он знакомый голос над своим ухом. – Долгие отношения и Крис Шистад, – даже в свете софитов её волосы всё так же /как и раньше/ отдают ярко-рыжим отблеском.

– Эва Мун и алкоголь, алкоголь и Эва Мун, – парирует Шистад, ловя на себе вопросительный взгляд Стод. – Твоё здоровье, – делает очередной глоток, начиная двигаться в такт музыки. Мун подхватывает его игру.

– Что ты строишь из себя? Мы все знаем твою натуру отъявленного мальчика-блядуна, – скалится она, расстегивая две пуговицы светло-зеленой рубашки, плотно облегающую талию и грудь девушки.

– Она тоже знает мою репутацию, крошка, – Кристофер проводит языком по контуру своих губ, в то же время, пока его большой палец проводит по контуру скулы собеседницы.

– Н-да? – девушка подвигается ближе к его руке.

– А я не знал, что ты стала настолько общепитом… – протягивает Шистад, понимая, что уже и не помнит её фамилию. – Как твоя фамилия, кстати?

– Не притворяйся, Шистад! – она резко отдёргивается от него. «Общепит» начинает проявляться на её коже, под кожей, на органах. Общепит.

Ну и кем ты стала, Эва Квиг Мун?

Шистад весело врывается в центр танцпола. Он выглядит собой: не отказывается от внимания дам, свободно разговаривает с ними, приобнимает за талии и, иногда, может прошептать что-то на ухо. На этом всё. Не позволяет ни одной к нему прикоснуться, останавливает, когда его выводят на провокацию верности. Он мудак, каких стоит поискать. Он не может отказаться до конца от девушек и оставить в своей жизни только одну (глазки есть у всех, смотреть не запрещается никому). Его душа прогнила, таит в себе полчища чертей. Кристофер Шистад – не лучшая кандидатура для семейной жизни. Но именно Кристофер Шистад не бросит тебя, как тряпичную куклу в воду, если начнёт тебя уважать, если ты поселишься в его гнилой душе и приглянешься рогатой орде.