Текст книги "Сталь в твоих руках (СИ)"

Автор книги: Killed your thoughts

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Нура Сатре неуверенно сидит рядом с Вильямом. Румянец играет на её бледной коже, но, как говорит всегда Вильям: «ты часть моей семьи, и совсем скоро всё будет официально». Сатре побаивается Коршунова и Шистада-старшего. В её душе мириадами оттенков переливается страх. Она сидит за одним столом с людьми из самой опасной мафии, с убийцами, с тиранами, с теми, кто выгрызают за власть глотки; у кого даже сейчас по два ствола под кофтами. И, Нура готова поставить тысячу крон, ещё и бронежилеты. Но, если бы Амалие Сатре и поставила бы на это, то с крахом бы потерпела поражение. Все они – сейчас безоружны.

Девушка слегка задумывается. Интересно, а то, что она сидит за столом с самыми ужасными людьми, это делает ее соучастницей и плохим человеком? Сатре прекращает хмурится. Это её семья. Она слишком любит всех их, ужасно боясь, при этом, увидеть их всех в действии.

Дэнниел Хьюго весело разговаривает с Харрисоном. Мужчины смеются над шутками Дэна. Хьюго – как ещё один старший брат для Вероники. Человек, на которого можно положиться. «Он же ветреный!» – скажут все. «Он преданный» – ответят Стод и Коршунов. Хьюго прекрасно знает своё дело, до чертиков опасен, привлекателен и всё это перекликается с его безбашенностью и непосредственностью. Вот почему он больше, чем просто приближённый Коршунова.

Кристофер Шистад поглаживает под столом бедро своей Стод. От его прикосновений она блаженно закрывает глаза. Кристофер улыбается уголком рта, чувствуя множество мурашек под своей горячей ладонью. Кажется, будто так будет всегда. Что они всегда будут сидеть за этим дубовым столом и говорить, говорить, говорить. Быть самой настоящей семьей, которая встречает праздники и, стабильно, каждое воскресенье, ужинают вместе. Кажется…

– Дэн, Рони, завтра вы вылетаете на задание, – обращается Коршун к своим любимцам. Нура крепко сжимает под столом ладонь Вильяма, Кристофер отдергивает руку от Рони, сжимая кулак.

– Куда? – с блеском в глазах интересуется Стод.

– Лос-Анджелес, вам понравится, – улыбается Коршун. – Вам надо развеяться. Подробности вы узнаете позже, – Александр поднимается с бокалом белого вина в руке. – Я хочу сказать, что все, присутствующие здесь, за этим столом, – он тепло улыбается Сатре, будто читая ее мысли и чувства, – все вы – люди, за которых я с радостью отдам свою жизнь…

– Алекс… – тихо шепчет Стод.

– Вы моя семья. Так что, за семью, – будто не слыша девушки, продолжает Александр. Раздаётся прекрасная симфония хрустальных бокалов, счастье и тепло начинают петь.

– Ронс? – зовёт девушку Вильям, помогая убирать ей со стола. Девушка не смотрит на него, но брат в одно мгновение понимает, что она вся во внимании.

Тарелки из чёрного стекла звенят в её руках.

– Ты же уже знаешь об этом? – Магнуссон вздрагивает, ощущая на себе холодный кристально-серый взгляд.

– К сожалению, – её чёрные бровки хмурятся, пока руки принимаются собирать столовые приборы.

– Это всё? – Магнуссон, по привычке, шмыгает носом.

– А что мне сказать? – пожимает плечами младшая сестра.

– И ты собираешься идти к деду на приём? – задыхается от возмущения брюнет.

– Мы, – поправляет его Стод.

– Я понять не могу, – начинает Вильям чуть ли не криком, но понимая, что все отдыхают в гостиной, переходит на шёпот, – ты самоубийца? У тебя патологическая любовь к опасности или что вообще?

– А что ты предлагаешь делать? – совершенной спокойно, с долей безразличия, спрашивает она. – Мы не можем не прийти на приём к деду. Он не впутан в наши игры, он как обычно, по традиции семьи, устраивает Зимний приём. И мы просто обязаны там быть.

Вильям берет посуду и относит на кухню, вернувшись, он видит как Вероника допивает оставшееся шампанское из бутылки. Её равнодушие проваливается на дно этой самой бутылки.

– Всё пройдёт гладко, – улыбается Стод, больше уверяя себя, чем брата.

– Ах к черту всё! – усмехается Магнуссон, обнимая свою сестру.

А её волосы по-прежнему пахнут свежим ананасом и парфюмом Кристофера Шистада. Она, по своему обычаю, сначала просто стоит в объятиях брата, слушая как бьется его сердце. Спустя несколько вечностей, она окольцовывает его. В его руках она становится той маленькой девочкой, которая так любила засыпать пока он читал сказки, лазить в его телефоне и наблюдать как он играет в старые компьютерные игры.

– А что это у нас тут за жаркие объятия? – слышится слегка пьяный голос Шистада.

– Иди, и тебя обнимем, ненаглядный наш, – усмехается Вильям, после того как поцеловал сестру в лоб. – Ну? – Вильям двигается на Криса с распростертыми руками.

– Любимый! – восклицает Шистад, обнимая его. – А меня в лобик поцелуешь? – выпячивает он губу под смех своей девушки.

– Только если на похоронах, – смеётся Вильям, за что получает толчок локтем в бок от сестры.

Хрупкая темноволосая девушка демонстративно выходит из спортивной машины, заставляя всех обратить на неё внимание. Её ярко-изумрудный взгляд скользит по площади, на которой ночью начнутся гонки.

Появившись рядом с ней, молодой человек кладёт левую руку на тонкую талию, а другой поправляет чёрные солнцезащитные очки.

– Я по ходу линзу вставила неудобно, левый глаз колит, – не двигая губами произносит девушка.

– Стод, это наименьшее, что нас сейчас волнует, – ухмыляется Хьюго.

– Не Стод, а…

– Кэтрин Лавкрафт, – перебивает её Дэн. – Кэт… Кэтти, – весело мурлычет он, пока они обнявшись идут к шатру участников.

– Кэтрин, Майк, рады приветствовать Вас, – почтительно улыбается мужчина шестидесяти лет.

– И мы, – ослепительно улыбается Дэнниел-Майк-Хьюго.

Стод довольно сверкает глазами. Их действительно приняли за несуществующих профи в стритрейсинге, за жгучую брюнетку-гонщицу Кэтрин Лавкрафт и обескураживающего рыжего-агента Микела Корнеля.

– Мистер Коренль, – обращается к нему их цель.

Герберт Дуэйн. Шестьдесят девять лет. Съел несколько миллионов собак на гонках. В его гонках гоняются не за деньгами. За смертью. Все победители по-разным причинам были найдены мертвыми, погибшими бравой смертью от передоза наркотиками. Все, кто гонялись за головой Дуэйна, мертвы. Долгое время скрывался, так как перешёл дорогу Стае.

– Да, – покладисто отзывается Хьюго-Корнель.

– Хотелось бы переговорить с вами наедине, – сверкает глазами седоволосый.

Хьюго кивает подруге, та скромно улыбается и покорно выходит, оставляя мужчин наедине. Она знает, что всё пошло по плану. Именно в эту минуту Герберт Дуэйн предложит ему то, от чего парень не сможет отказаться.

– Вы, как я понимаю, претенденты на победу? – складывает руки на груди Дуйэн.

– Не хотелось бы заниматься позёрством перед вами, мистер Дуэйн, но да, – улыбается уголком рта Хьюго. Именно такой улыбкой и этой очаровательной ямочкой он и пленяет всех девушек.

– Я на вашей стороне, чтобы вы знали, – загадочно улыбается Герберт. – Как мисс Лавкрафт относится к допингу?

– При чем здесь допинг? – хмурит брови Хьюго. Прекрасная актерская игра.

– Я должен быть уверен, что она пересечет финишную черту первой. Я ставлю на вас на тотализаторе, вы выигрываете. При чем крупную сумму. Я остаюсь при крупной сумме, выигранной на вас. Допинг – гарантия того, что она принесет нам большие деньги.

– А если сердце остановится? – хмыкает Дэн. – Вы не подумайте, мне всё равно на неё, таких гонщиц можно вырастить на раз-два, но как всё это объяснить прессе и что с деньгами?

– А вы знаете в этом толк, – гадко улыбается мужчина. – Все деньги от выигрыша переходят ко мне, а вам выплачивается прекрасная компенсация. Прессу я замну сам… В случае чего, разумеется, – быстро добавляет он. – Так что?

– По рукам, – завораживающе улыбается Дэнниел.

– С вами приятно иметь дело, мистер Корнель.

– Ну и? – выжидающе смотрит на Дэнниела девушка. – Дэн, у меня от этого парика голова чешется.

– Терпи, Мышка. Вот, – он протягивает ей блистер с двумя таблетками. – Этим он убивает гонщиков. В случае смерти, все деньги от выигрыша переходят к Герберту.

– Миленькие, – хмыкает Стод, проводя большим пальцем по таблеткам. – Какой дальше план?

– Ты не выйдешь на трассу, – загадочно улыбается парень.

– А? – недоумённо поворачивается к нему Рони.

– Поеду я. Ты же пойдёшь развлекаться в его лоджию. Что? Я хочу, чтобы об этом гремели все новости и твой оте… и Джеймс знал с кем имеет дело. Это твой звездный шанс!

Пока стрелка на спидометре растёт вверх и Дэнниел Хьюго, известный в Лос-Анджелесе как Майкл Корнель, совершает очередной маневр. Вероника Стод, известная здесь же как Кэтрин Лавкрафт, делает очередной маневр по устранению охраны Герберта.

Она медленно открывает дверь в лоджию, из которой Дуэйн наблюдает за гонкой.

– Твоя подопечная прекрасна, – не поворачиваясь к Стод, проговаривает он. Девушка закрывает дверь на засов.

– Да, он определенно хорош. Не будь у меня парня, я бы вышла за него замуж, – медленно проговаривает Вероника без усмешки. С будущими мёртвыми она всегда чересчур откровенна. А что? Они ведь никому уже ничего рассказать не могут.

– Ты?! Почему ты не на трассе?! – удивленно вскрикивает Дуэйн, случайно опрокидывая бутылку с виски.

– Потому что этот идеальный заезд по праву принадлежит Дэнниелу Хьюго. Ах, простите, Майклу Корнелю. – Девушка театрально хмурит бровки. – У него так много имён, что порой я забываю как и когда его следует называть правильно.

– Кто ты? – щурится мужчина, пытаясь найти кнопку вызова охраны.

– К сожалению, не поможет, – мило улыбается ему Стод.

Девушка резко снимает пистолет с предохранителя. Первая пуля летит на своё законное место – в живот. Не устояв на ногах, мужчина падает в кресло.

– Стая не прощает, – Вероника опускается перед Гербертом на колени, пока он отчаянно пытается достать пистолет.

Её холодные пальцы откидывают его ствол, вкладывая в массивную мужскую руку свой.

– Ты умрешь вместе со мной, шлюха коршуновская, – выплевывает он с кровью, приставляя пистолет девушки к её лбу.

– Ты думаешь, я боюсь смерти? – хитро сверкает глазами она. – О, нет, я не боюсь её. Мы с ней уже как сёстры. Ну знаешь, те которые с детства вместе, дерутся, ненавидят друг друга. Но всё же семья.

– Что ж, пора воссоединиться, – хрипит Герберт.

– Когда-нибудь, мы обязательно с ней встретимся…

– И ты будешь гореть в аду!

– Как и ты, мой милый, как и ты, – она поджимает губы и мило улыбается. – Ну же, нажимай на курок.

Рука мужчины дрожит.

– Ты же никогда не исполнял грязной работы сам. Ну же! Давай! Ты же хочешь меня убить? Давай! – девушка встаёт с колен, её хохот ударяется о стены и его ушные раковины. -Ну, не ты, так я. Гори в аду, сука, – одно нажатие, буквально пара секунд,и из лба мужчины стекает тонкая кровяная струйка.

Стод аккуратно достает бутон бордовой герберы, бережно расправляет его. Пуля прошла на вылет, так что она аккуратно вставляет в его лоб цветок. Поворачивает кресло, чтобы мужчина смотрел на заезды.

– Чтобы ты знал, я просто обожаю VIP-ложи, – усмехается девушка. – Мы видим их всех как на ладони, а они видят, разве что, чёрное стекло. Наслаждайся и остывай, – довольно хмыкает она, поднимая окровавленную пулю с пола. Проводит по ней кончиком языка и снова усмехается.

Через несколько часов Дэнниел Хьюго сопит на коленках у Вероники Стод. Сообщение Коршунову отправлено, а вслед за сообщением, и они летят в Осло. На Рони больше нет того ужасного, как она считала, парика и зеленых линз. Она устало смотрит в иллюминатор, иногда поглядывая на друга. Хьюго был как всегда прав. Это убийство вызвало бурный отклик публики. Но Стод-Магнуссон остается только плутать в догадках того, что об этом думает биологический отец.

Сероволосая прикрывает глаза, с наслаждением думая о том, что в аэропорте её обнимет Кристофер Шистад, она почувствует на своём виске его горячие губы, а потом будет любоваться тем, как он ведёт машину и бесконечно отпускает пошлые шуточки в её сторону.

Дэнниел мычит что-то нечленораздельное, подкладывая руку под щёку. Сквозь джинсы она ощущает его горячую ладонь. Она мило улыбается ему, пропуская его волосы сквозь пальцы. Затем закрывает глаза, погружаясь в свои мысли. Мысли, в которых живёт Кристофер-гад-Шистад.

========== desperate tider. ==========

Зимний приём

В доме пахнет хвоей и выпечкой. Тонкие нотки корицы доносятся до Вероники Стод. Она аккуратно, оценивая обстановку, оглядывает гостей в загородном доме дедушки Магнуссона. До неприличия много людей, которые смотрят на неё, оценивают её, жалеют. Вероника нагло поднимает подбородок, замечая, что к ней, словно стремительный вихрь, летит её тётка, родная сестра отца – Талия Магнуссон.

– Ви, ты как обычно сногсшибательна, – обескураживающе улыбается она и стискивает племянницу в объятиях.

– Ты тоже не отстаешь от меня, – мило и максимально сдержанно улыбается Вероника.

– Отец сегодня будет? – как всегда спрашивает она в надежде на то, что вечные прения между детьми и отцом когда-нибудь прекратятся. Как бы не так.

– Понятия не имею, – с обыденностью пожимает плечами Ви, замечая идущего к ним Вильяма.

– Вилли! – неугомонно-взбалмошная тётка буквально виснет на шее высокого парня. Среди народа проскакивают умилительные улыбки. Считая их образцовой семьей. Образцовее некуда.

– Талия, – брат подчистую копирует эмоцию сестры при ответе. – Как поживаешь?

– Слава Богу, что слава Богу, – заливисто смеётся темноволосая женщина с ярко-голубыми глазами. – Видишь, Рони, тебе надо ещё учиться и учиться такой же учтивости как у брата, – назидательно говорит она, пока Рони убийственно смотрит на брата.

– Талия, ну что ты опять пристала к моим внукам? – раздаётся хриплый, безумно красивый мужской голос, который заставляет всех троих обернуться.

Прежде чем посмотреть на дедушку, брат с сестрой окидывают презрительным взглядом отца, который, противно ухмыляясь, смотрит на детей.

– Ну, пап, – по-детски восклицает женщина, в то время как морщинки звездной россыпью загораются вокруг глаз Роберта Магнуссона.

– Отец, – учтиво улыбается Джеймсу Вильям, пожимая протянутую руку. Немая пауза и воцарившаяся неловкость забираются под кожу всей семье Магнуссон, пока гости думают, что это самая образцово-показательная семья.

Джеймс пожимает руку сыну, переводя взгляд на дочь, которая, как тайфун, налетела с объятиями на смеющегося деда.

– А меня обнять не хочешь? – усмехается Джеймс. Вероника медленно оборачивается на его голос, смотря сквозь глаза прямо в его гнилую душу.

– Здравствуй, папа, – её бледные губы растягиваются в теплой семейной улыбке. Если бы Джеймс не знал кто она, он наверняка подумал бы, что в дочери проснулась любовь.

– Вы наконец-то разговариваете? – тихо спрашивает появившаяся Лидия Магнуссон.

– Ба! – игнорируя вопрос, внуки одновременно обнимают женщину.

– Такое ощущение, что вы меня вечность не видели! – смеется женщина.

Вечность… Вероника поглаживает своё платье цвета лазури ладошками. Этот цвет подходит к её коже и отросшим свеже-покрашенным волосам. Она кажется маленькой снежной королевой, с инеем поселившимся на волосах, ресницах и в сердце. Сероволосая поднимает свой кристально-серый взгляд на брата, моля его о том, чтобы он не смел уходить от неё ни на шаг.

Семья, перекинувшись ещё парой фраз, медленно расходится каждый по своим делам, оставляя брата и сестру в гордом одиночестве.

Это одиночество им всегда предоставляли сполна, в то время, когда Нико везде таскали за собой. Талия Магнуссон всегда считала, что её брат – невероятный человек, отец-одиночка, которому очень трудно справляться с избалованными Вильямом и Вероникой. Она всегда думала, их ссоры с отцом – исключительно из-за избалованности этих двоих. Но нельзя сказать, что Николая она ставила выше остальных племянников. Она любила его точно так же, как и «дабл В» (как всегда ласково называла Вильяма и Веронику).

Роберт и Лидия всегда души не чаяли во внуках. Смерть Николая поразила их до глубины души, и каждый, отчасти, винил в этом сына. Теперь они боялись только одного – потерять двух других внуков, а учитывая их вечные прения с отцом – это вряд ли заставит себя долго ждать.

«Пап. Мам. У Николая случился передоз», – именно с этой фразой зашел в их дом Джеймс, поселив на оставшуюся жизнь тревогу, сидящую глубоко в сердце.

– Ви, Крис звонит. Надо ответить, иначе он мне голову отгрызет, – слегка улыбается Вильям.

– Только вернись, ладно? – просит его девушка. Молодой человек целует её в висок, обещая вернуться, и, поправляя бархатный тёмно-синий пиджак, выходит из гостиного зала.

Кристально-серый взгляд медленно застывает под классическую музыку и щебетание людей. Она не была в этом поместье три года. Три года назад девушка в это время лежала в больнице, пока врачи пытались вытащить обломок ножа, предназначавшегося прямо в сердце, но застрявшего между рёбрами. Тогда, лёжа на операционном столе, она клялась найти и выжечь сердце тому человеку. Но, как только затянулся последний шов, затянулась и последняя душевная рана. Она вернётся за тем неудачником тогда, когда он не будет этого ждать. Даже если понадобится на это десять лет. Два года назад она находилась на задании Коршунова. Сейчас она стоит тут, с иногда пробегающим холодком в области левых рёбер и неподвижным ледяным взглядом.

– Странно находиться в одном доме и стараться не убить друг друга, не так ли? – спиной чувствует кривоватую улыбку того, кого в далеком детстве называла «папочка», когда летела к нему со всех ног, только появись он на пороге.

– Весьма, – сдержанно улыбается Вероника, поворачиваясь к собеседнику лицом. Сбежать и проявить слабость? Не её удел.

– Ты всё хорошеешь, – на секунду ей кажется, что перед ней тот самый, её отец. Бред. Приди в себя, Стод. Тут всё фальсификация.

– А от тебя уже смердит гнилью, – язык работает на автопилоте, пока мозг борется с внезапным чувством семейности.

– Я скучаю по вам с Вильямом, – спустя секунду/вечность снова говорит мужчина.

– Это ты со скуки что ли натравил на меня не так давно свою псинку Нико для моего убийства? – кривит губы в страшной полу усмешке. Раздирает швы на зажившей коже звериными когтями.

– Ты тоже не осталась в долгу, натравив в ответ свою псинку Кристофера, – усмехается мужчина. – Пока ещё живую псинку, – риторически добавляет он, отпивая красное вино. Ей кажется, что в этом хрустальном стакане её кровь, а не алкоголь.

– Я смотрю на тебя и мне хочется, чтобы ты сдох в муках, – скалится Стод, видя как в его глазах начинают сверкать молнии.

– Хорошее пожелание.

– Знаешь, чего я не понимаю? Почему человек, которому в жизни дали всё от погремушки до нефтяной вышки – так отплачивает своей семье? Превратился в скользкую падаль, в погоне за властью и наркотой. Убиваешь, разводишь и выучиваешь крыс, врешь своей семье…

– Ты не находишь, что ты превращаешься в меня? – грубо перебивает Джеймс дочь. Со стороны – они мило улыбаются друг другу. Вблизи – оскал двух горных львов перед нападением.

– О, да. Согласись, я – твоё лучшее творение. И уже на голову выше тебя, папаша.

– Хочешь сказать – это я виноват во всей твоей жизни? – приближается к её уху настолько близко, что обжигает её чёрную душу своей гнилью.

– Хочу сказать, что все, кого я убила и убью – все они убиты и твоей рукой тоже. А счётчик там ого-го какой, папа, – выплевывает слово «папа», с блаженством оставляя его висеть в пространстве и растворяться как снег весной на теплеющем асфальте.

– Что ж, тогда до встречи в аду, – поднимает он бокал, подкусывая губу.

– Я буду на троне, – копирует его движение сероволосая.

– Хьюго, ты же понимаешь, что Трейнс слишком ненадежен? – спрашивает Коршунов, выдыхая сигаретный дым. Над холодным Осло господствует утро. Снег ещё кое-где лежит, но, в основном он остается только на горах. Весна нагло производит захват этого города.

– Отчаянные времена требуют отчаянных мер, – как всегда весело подмигивает Дэнниел.

– Этой фразой всегда начинались самые сумасшедшие поступки в твоей жизни, – недовольно поджимает губы Алекс.

– Зато не скучно, – Дэн удобно разваливается в кресле, закинув ноги на один из подлокотников. Изумрудные глаза мерцают в свете огня от зажигалки. – Алекс, он наш. Он по духу наш. Он в своё время спас Рони…

– Ну и? – сдвигает брови к переносице Коршунов.

– Да не знаю я. Он ведь тогда отказался только потому что предан Якудзам. А сейчас всё поменялось.

– Он наркоман, – струйка дыма рассеивается в кабинете.

– Так, а кто без греха? Стод тоже была, ширялась там не от хорошей жизни, знаешь ли. Да и потом, насколько верны мои источники – он в завязке.

– Мы не можем сейчас оступиться, понимаешь? Идёт война, Дэн. Мы нажили слишком сильного врага…

– Ты нажил его в тот момент, когда в твою голову закралась мысль забрать дочь одного из самых сильных криминальных авторитетов, – тихо перебил его Хьюго. – Ты же за ней гонялся.

– Да, – встаёт из-за стола Александр. – И сделал из неё прекрасного убийцу, руководителя.

– Вот что чувство вины творит с человеком, – задумчиво произносит Дэнниел.

– Это не чувство вины, мой мальчик, это обещание.

– Знаешь, иногда мне кажется, что в своё время Волкири сделала правильный выбор, выбрав тебя, а не этого обмудка Джеймса. Жаль, что только поздно.

– Ири больше нет. И разговор закончен. – Мужчина властно затушил сигарету. – Собирайся. Полный экипировка, возьми троих еще, чтобы в тачке сидели. Не думаю, что Магнуссон откроет пальбу сегодня. Сам не высовывайся. А после этого вернёмся к разговору о Дилане.

– Понято, принято, большой босс, – Хьюго лениво поднимается с кресла и вразвалочку идёт в сторону двери. – Или, вас теперь стоит называть, мистер второй босс? – нагло оборачивается он к мужчине.

– Пошёл собираться, щенок, – по-доброму повышает голос на него Коршунов.

– Я мамочке Стод сейчас пожалуюсь, – выпячивает нижнюю губу парень, он проворно успевает закрыть дверь до того, как в неё ударяется книга.

– Балбес, – хрипловато смеётся Коршунов.

Мужчина возвращается к рабочему столу, медленно достает из ящика фотографию. Москва, Красная площадь и двое молодых людей, уже познавшие жизнь сполна и думающие, что они готовы ко всему. Молодой парень смотрит в сторону, на течение жизни вокруг него. Ямочки на правой щеке говорят об его ослепительной улыбке. Молодая русоволосая девушка, рядом с ним, смотрит прямо в камеру. На шее висит цепочка из белого золота с подвеской в виде маленькой галочки. В углу фотографии чёрной гелиевой ручкой выведено: «Москва, 1992 год».

– Прием вроде был с два месяца назад, а такое ощущение, будто вчера, – выдыхает Вильям, смотря на дорогу.

Как только сестра села к нему в машину – в ней стало непривычно тихо. Нура всегда о чем-то говорила, делилась как прошёл день, рассказывала о предметах, восхищалась природой за окном, Вероника же думала о чем-то своем. Да и вряд ли она вообще услышала слова брата.

Больше всего на свете она не любила этот весенний день – её день рождения. Всю жизнь она старалась забыться в учёбе, работе, за выпивкой с Хьюго, да хоть где-нибудь. Только не думать о братьях, отце, матери.

Дорога уводила далеко от школы, в домики на фьордах, где, собственно говоря, девушке и готовился сюрприз. При чем, как заявила хрупкая Нура Амалие Сатре: «Сюрприз должен быть в двойной силе! В прошлом году мы так и не отметили её праздник!». Да и что там было отмечать в том году? Ровно год назад Стод сама прекрасно отметила своё день рождения, свалившись с моста во фьорд на «офигенной тачке» (к слову, именно на том месте, что они проехали десять минут назад), тем самым не только заставила забыть всех, включая сероволосую, про этот ненужный день, так еще и умудрилась на несколько месяцев оттянуть встречу с отцом. Ну всем подаркам – подарок. Именно то, о чем мечтает каждая девочка в свои восемнадцать.

Вероника заламывает свои бледные пальцы. Слишком много нерешенных проблем для того, чтобы веселиться. Сегодня ночью должны быть переговоры у Коршунова с Магнуссоном. О чем, правда, Коршунов не посвятил девушку. К слову о нём, то мужчине становилось хуже с каждым днём. Опухоль, сидящая в его голове, снова давала о себе знать. Она, как маленькая девочка, то игралась с внутричерепным давлением, то с артериальным, иногда ей хотелось большой игры, и она звала эпилептические припадки, а затем снова играла по-маленькому. Вероника хотела, чтобы он дожил хотя бы до её девятнадцатилетия. Но он не только «доживал», он еще и продолжал стоять в управлении компании.

– Эй, – брат настороженно смотрел на девушку, щёлкая пальцами.

Парафиновые ресницы два раза коснулись щёк и, наконец, кристально-серые глаза посмотрели на брата. Машина никуда не ехала, окна были открыты.

– Я уже пятнадцать минут стараюсь с тобой поговорить, – он откидывает свою чёлку, шмыгая носом.

– Я просто в окно смотрю, – мило улыбается девушка, пока Вильям ловит отблеск солнца в серебристом колечке в её носу.

– Я понимаю, что ты не хочешь никуда ехать и тем более что-то справлять, но нельзя же так. Ты вообще мне запрещала поздравлять тебя с твоим днём!

Вероника потупила взгляд, уходя опять в свои мысли. Её щёки чувствуют, как холодные руки брата заставляют её голову повернуться к его голове.

– Прости меня, за то, что позволил тебе уйти тогда одной. За то, что вкладывал тебе в голову мысль о том, чтобы ты сильной была. А надо было, что я сильный, и я тебя защищу. Я знаю, что ты ненавидишь отца, Николая, маму. Но, поверь мне, мама не была не была наркоманкой и вряд ли покончила жизнь самоубийством. Ненавидь их, но не вини маму в своем рождении и ее смерти.

– Я уже никого не виню, Вил, – устало улыбается девушка. – Где-то в глубине сердца я люблю и Нико, и отца. Тех их, когда я бежала босиком встречать его с работы, как вы с Нико читали мне сказки по ролям. И маму я ни в чем не виню, наоборот, виновата я, что думала столько лет, что она просто так бросила меня, – Рони убирает выпавшую прядь за ухо.

– Я долго думал, что тебе подарить, – поджимает губы Вильям, переводя тему. – Это, конечно, абсолютно не сравнится с подарком, который тебе приготовил Крис. Это даже не от меня подарок, мой тоже ждет тебя там, – шоколадный взгляд быстро посмотрел на дом и снова вернулся к обладательнице серебристых волос. – Мама приготовила всем троим подарки на девятнадцать лет. Она всегда говорила, что восемнадцать – это ещё детский возраст. А девятнадцать – уже другое. И была права, – Вильям аккуратно достаёт из коробки цепочку из белого золота с подвеской в виде галочки. Он ловко подцепляет крючочки, и украшение висит на груди сестры так, будто висело там всю жизнь.

– Как красиво, – тихо говорит девушка. – Она как моё тату, – рассматривает в пальцах галочку. – А что мама дарила вам?

– Кольца, – Вильям показывает большой палец правой руки. – У Нико такое же. Нам надо идти, – быстро переводит тему Вильям.

– Точно? – мученически хныкает девушка.

– Там будет торт, – улыбается Вильям.

– Это исключительно ради торта!

Плакат « С Днём Рождения, Стод!», шарики, конфетти, близкие люди, алкоголь и громкая музыка. Вероника видела такое только в сопливых американских фильмах про подростков. По сценарию там сначала всё хорошо, потом резко приходит фиаско всему из-за парня, а потом опять всё хорошо и, главное, героиня снова с тем парнем. Её фильм – альтернатива всем фильмам. Хорошенький боевик, где никогда не будет всё идеально, клишировано и радужно.

– Минуточку внимания! – приглушает музыку Кристофер. – Фух, какая-то драма-а-а, – пытается отшутиться он под пристальным взглядом присутствующих.

Нура растягивает свои ядовито-красные губы и хитро смотрит сначала на Вильяма, а затем на Кристофера. Сана пытается сдерживать неугомонную Линн, которая может своим одним выкриком испортить Шистаду всю речь. Крис Берг застывает, глядя на откусанный пирожок. На лицах Пенетраторов играют довольные улыбки. Харрисон Шистад, Александр Коршунов и Дэнниел Хьюго замирают в напряжение. Двое последних параллельно думают и о переговоре, который должен состояться сегодня ночью, но оба стараются отгонять эти мысли в разные стороны. Александр замечает на шее девушки кулон, и по его коже разбегаются мурашки. Уголки губ содрогаются и расплываются в широкой улыбке.

– Рони… Ви, я уже как-то косо-криво тебе это уже говорил, а, сука, всё равно как в первый раз, – выдыхает Шистад. – Как-будто ты куда-то денешься от меня, – самоуверенно добавляет он. – Короче, я наконец-то заработал на нормальное кольцо, а не на этот прутик, – смеётся он, пока все поддерживают его смех. – Ты выйдешь за меня?

– Шистад, когда у нас дело до ЗАГСа уже зайдёт, – весело смеётся Стод.

– Ну, следующая остановка – ЗАГС? – дергает бровями он.

– Да, – улыбается девушка, пока парень надевает ей на палец кольцо из белого золота.

– Но! Это ещё не всё, – поднимается с колена брюнет. – Я подумал, что тебе уже надоела твоя старая машинка. Да и я знаю, как ты любишь красивые спортивные авто. Короче на, – протягивает Шистад коробочку с ключами от автомобиля. – Не переживай, эта машина разрешена на дорогах общего пользования, – подкусывает губу Крис.

– Agera RS?! – ( Koenigsegg Agera RS – прим.автора) вскрикивает девушка. – Да ты гонишь! Этого быть не может!

– Сама смотри, – самодовольно улыбается Кристофер.

Перед домом стояла чёрная машина с аккуратными тоненькими красными полосками.

– Шистад, твою мать! – девушка с разбега запрыгивает на руки к парню.

– Не разбейся только, она резвая лошадка, – подмигивает кареглазый, целуя девушку в висок.

– Обожаю тебя! – радостно визжит девушка.

– Обязательно было именно в день рождения твоей дочери устраивать весь этот мафиозный цирк, Джей? – хрипловато спрашивает Коршунов, закатывая рукава расстёгнутого пиджака. Время уже давно перевалило за четыре часа утра. Мужчина знает, что Веронике знать об этой встрече сегодня не обязательно. У неё должен быть выходной.

– Фактически, она родилась вчера, – загадочно улыбается Магнуссон.

– Ну как? Хорошо тебе живётся? Ни на что не жалуешься?

– А ты слишком резв для человека, подыхающего от опухоли мозга.

– Мне уже нечего терять, – пожимает плечами Коршунов. – Я хотел поговорить с тобой о перемирии.

– Странно говорить о перемирии, когда у тебя вся машина до винтиков вооружена, – усмехается Джеймс.

– Ты тоже далеко не ушёл, – невинно улыбается Коршунов, засовывая руки в карманы.

Слух мужчин улавливает как где-то неподалёку щёлкают два затвора пистолетов.

– Как всегда всё по серьёзному, – Магнуссон поднимает два пальца в воздух, показывая своему человеку «отбой» и подзывает его к себе. То же действие совершает и Коршунов.

– Ух ты! Хьюго, тебя повысили до личной охраны? – злорадно усмехается Магнуссон.