Текст книги "Выпускной (СИ)"
Автор книги: Katsurini
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Но у них в семье были и совместные вечера, когда они, например, перебирали вместе крупу, помогая маме, или играли в домино или другие настольные игры. Это были добрые воспоминания, и этого сейчас так не хватало парню. Но годы шли, и увлекшись жизнью, полной развлечений он совсем забыл о родителях. Когда он последний раз с ними общался? Полгода назад? Когда мама спрашивала, не позанимается ли он с её знакомой – лишняя подработка у него будет? А он, дурак отказался. Мол, в деньгах не нуждается, и не собирается всю жизнь пахать, стараясь заработать копеечку. Он, конечно, отказался вежливо, стараясь не обидеть маму, но сам так думал. А сейчас бы ему не помешали эти копеечки. Почему он никогда не откладывал хоть по тысяче в месяц, так, на чёрный день? Ну не спустил бы их на девок, пережил бы.
И вот сейчас он им позвонил. Они, естественно, поинтересовались, не случилось ли чего. Он сказал, что всё в порядке, мол, поступил в университет, решил похвастаться. Слово за слово и понеслось... Потихоньку выведал, живут ли они дома или сдают квартиру. К сожалению, родители собирались сдавать квартиру, а сами переезжать на дачу. Он спросил о цене. Мол, знакомый интересовался. Да, такую сумму он не потянет. Возможно в будущем, если будет зарабатывать прилично, а не как сейчас двадцать пять тысяч. Но у них двушка, однушку ещё можно было б тысяч за пятнадцать найти с минимумом удобств. А вот так, сказать 'в лоб', что ограничен в средствах и жить негде, он просто не мог, ведь тогда родители просто бесплатно отдадут ему квартиру, а за какие деньги сами жить будут?
– А ты как? Точно в порядке? – спросила в очередной раз мама, чувствуя подвох.
– Да нормально, всё в порядке, не волнуйся, просто соскучился, – ответил он и отключился.
Что же ему делать? Чтобы от Гришки съехать, надо хотя бы куда-то. За друга он не переживал. Ведь в женском обществе у него проблем нет. Не выйдет с Таней, найдётся другая. Он и предположить не мог, что у Гришки в очередной раз крышу сорвало.
Было паршиво на душе у Петьки. Он не видел выхода. Общежитие ему могут предоставить только на сессию.
Можно было попробовать снять квартиру в паре с кем-то. Вышло бы дешевле, но с кем? И где взять аванс? Денег было всего пара тысяч, этого хватит на неделю на продукты, не более.
Петька несколько раз вспоминал про Женю, но отметал эту идею, как неудачную. Ещё большую беспомощность ощутить он не желал. Всё же мужчина должен содержать свою женщину, а не наоборот.
Он вошёл в метро и бездумно вышел на какой-то станции.
В переходе предлагали какие-то товары, но парень прошёл мимо, никого не замечая. Разве что учуял запахи выпечки, от которых болезненно сжался живот. Наличка у Петьки имелась, потому он купил себе в палатке слойку и пошёл дальше.
Выйдя из метро, он стал невольным свидетелем ругани.
– Достали меня! Хватит от меня что-то требовать! Не хочу я играть и точка! Катитесь к чертям, а я и сам разберусь! Буду выступать по своим правилам! – кричал один из парней.
Возле метро стоял небольшой светлый фургончик, у которого несколько патлатых парней – ссорились. Как бы до драки не дошло, хотя, драка не являлась чем-то шокирующим для Петьки.
Он даже притормозил и сейчас стоял, неуверенно оглядывая ребят. Раскраска их была боевой, по-другому не скажешь. Тот, что кричал, развернулся и прошмыгнул мимо него в метро, послав всё к чертям. У него был красный ёжик на голове, в то время как у других на первый взгляд был естественный цвет волос. Помимо этого был пирсинг во всевозможных местах, ушах, бровях.
Петька даже не знал, что мужской пирсинг таким бывает. Ребята были отталкивающие, у кого бороды были, с "причёсками", у кого бакенбарды, у третьего волосы торчали в разные стороны, при том, что были длиной сантиметров двадцать.
– И что нам теперь делать без соло?
– Пойдём объявления повесим?
– Смеёшься?
– А что? Объявление – самая надёжная штука!
– О каком соло речь? – осмелел Петька решив воспользоваться шансом, который подкидывает ему Фортуна.
/прим.авт. Пирсинг (англ. piercing – 'прокол') – одна из форм изменений тела, создание прокола, в котором носят украшения. Само понятие 'пирсинг' может относиться как к процессу прокалывания, так и к отверстиям, сделанным посредством прокалывания./
*****
Гришка с утра был зол, потому что друг его "обрадовал". Видите ли он Олю видел да Гришке ничего не сказал. Мало того, узнал, где она жила, и всё молчком. Да если б Гришка знал, он бы её из-под земли достал, выбил бы всю дурь из охранника, но добился бы своего. А теперь, когда девушка съехала, Гришка заявился в общежитие, там действительно Оли и след простыл и даже общение "по душам" с её подругой по комнате ничего не дало. Она была не в курсе, куда та съехала, предположила, что что-то случилось и она забрала вещи и уехала. Маша с трудом сохранила тайну того, что Оля собиралась идти в аспирантуру. Она была настоящей подругой и Оле позвонила сразу же, как только Псих, как она окрестила Гришку, ушёл. Судя по голосу, Оля встревожилась не на шутку, и благодарила подругу. Сказала только, что уехала из города и в аспирантуру решила не идти. А в целях конспирации, Маше тоже ничего не скажет, дабы не подставлять.
Но про это Гришка не знал, а Оля тут же уничтожила сим-карту.
Гришка же психовал, домой заявился разъярённый, разбил пару ваз, потом вызвонил девушку, которая любила садо-мазо, да только та отказалась приехать. Про Таню он и думать забыл, а когда она неожиданно появилась возле него, вспомнил, как и то, что она опоздала. Она просто попалась под руку и он оторвался, унижая её, стараясь выплеснуть злость на всех женщин. Её покорность успокоила его, и он уже тихо предложил ей варианты, на которые был способен. А девушка опять начала сопротивляться. В другой раз, возможно, ему бы и понравилось, но не сейчас, когда он только успокоился. Уступить он просто не мог.
Таня ушла или даже сбежала. А Гришка вновь разозлился, теперь уже на свою глупость, и разбил ещё несколько вещей.
Обиднее всего, что пар он привык спускать кулаками, но нога отдавала болью, и он не мог опереться на неё. Да и нагрузил за утро, и теперь она опять ныла премерзкой, почти зубной болью.
А спустя два часа ему позвонили родители.
– Здравствуй, сынок! – приторно ласково начал отец. Такой тон не предвещал ничего хорошего. В душе сына поднимался очередной виток злобы. Сейчас сильнее всего он их ненавидел. Да, когда-то он жаждал их любви и внимания, но сейчас, он жалел, что не сменил номер сотового.
– И тебе привет!
– Знаешь, мы тут с мамой пораскинули мозгами и пришли к выводу, что больше в нашем покровительстве ты не нуждаешься. Стартовый капитал у тебя есть, зарабатывал ты все эти годы прилично. Поэтому мы отзываем твоего агента. Теперь крутись сам. Надеюсь, что ты не был дураком и сколотил базу клиентов... Удачи!
В трубки пошли гудки, а Гришка со злостью бросил навороченный телефон в огромную ЖК-парень на стене.
"Не был дураком? Значит, такого вы обо мне мнения!" – обиднее всего было, что он как раз таким был. Он действительно все эти годылишь развлекался, пользуясь тем, что дали родители. Никаких клиентов и даже номеров телефонов. Со всеми заказчиками договаривался агент – сорокапятилетняя женщина, которую он пытался затянуть в свою койку. Вот только она отказалась от такого предложения и сейчас надеяться на то, что она смилостивится и даст контакт хоть одного клиента не приходилось. Значит, придётся крутиться самому, а как это сделать, передвигаясь на костылях? Да и квартира была оплачена лишь за июнь. Пусть у хозяев есть аванс, который он вносил при заключении контракта и можно было этот аванс потребовать назад или жить ещё июль. И всё, у него нет ни жилья, ничего.
Интересно, родители хотя бы грустить будут, если он помрёт? Всё ж не молодые уже, он – единственный ребёнок.
Такая мысль отчего-то понравилась Гришке. А что, хоть чем-то он отплатит им за все те унижения, выпрашивания любви!
Губы парня скривились в злобной усмешке, он даже не замечал, что стоит на больной ноге.
Он схватил костыли и, положив ключи в карман шорт, выскользнул из дому, громко хлопнув дверью.
На лице было ненавистное выражение лица, но парень не замечал, как прохожие в страхе разбегаются, освобождая ему дорогу.
До метро он еле дошёл, нога уже едва двигалась, в основном он ею даже не двигал, постаравшись поджать, опираясь лишь на костыли. Утешало лишь одно, что мучения продлятся недолго. Сейчас он не хотел никого подставлять, кроме родителей, поэтому поезд метро представлялся ему лучшим выходом. Машинист ведь не отвечает за сбитых людей, даже если видит человека тормозить на скорости не имеет права, ведь безопасность пассажиров для него на первом месте.
Но войти в метро возможный самоубийца не смог, потому что на спуске в подземку повстречал пьяных фанатов "Спартака". Они были одеты в футболки и шарфы с надписями "Спартак – чемпион".
Увидев злобное лицо парня, они спросили, за кого он более. Гришка послал их на три буквы. Этого оказалось достаточно, чтобы парни нашли себе жертву.
Последней мыслью Гришки было: "А всё же я им насолил!"
*******
Таня чувствовала себя паршиво. И именно в таком состоянии её и застали пожилые мужчина и женщина. Девушка сквозь слёзы плохо их видела, но ощутила ласку от женщины, которая встревоженно стала обнимать её и утешать. Уже после, сидя на заднем сидении машины, хотя она не помнила, как там очутилась, её женщина поила тёплым чаем и обнимала, иногда промокая слёзы. Танин плач порою переходил в рыдания, и поток слов просто лился нескончаемой порожистой рекою.
Ей надо было слить кому-то все чувства, свои разочарования. Рассказала про всё: детскую влюблённость и идеал парня, неудачные отношения с другими ребятами, о встречи выпускников, и новые чаяния. Её переживания менялись очень быстро. Мужчина с женщиной почти всё время молчали, переглядываясь между собой. Они понимали друг друга с полуслова. Постепенно дошло до последних событий. Но Таня видела лишь участливую чью-то маму перед собой.
Когда девушка выплакалась, её предложили подвезти. И тут только девушка заподозрила неладное. Села в чужую машину, вот, дура! Но приглядевшись, Таня поняла, кого использовала в качестве жилетки. Родители Гришки. И тогда она выскочила в ужасе из машины, чуть ли не на ходу, а когда мужчина с женщиной непонимающе на неё посмотрели, она шарахнулась.
– Ты чего?
– Это вы его таким сделали! Чокнутым на голову!
– Что ты такое говоришь, мы никогда даже не ударили его!
– А вы его любили? Что вы для него делали? Деньги давали? Дети вырастают и становятся либо людьми, либо не пойми кем, и родители влияют на это больше, чем улица!
Таня бежала сломя голову, только бы их не видеть! Нет, она не то, чтобы винила во всех бедах их, но не им стоило плакаться. А она такое порассказала им, она даже подружке не собиралась во всех подробностях рассказывать об этом дне. А теперь, грязь прилипла ещё сильнее, стараясь полностью скрыть под своей коркой девушку.
Домой она приехала на такси. Было уже поздно, и электрички не ходили.
Мама встретила дочку встревоженно. Обняла её и долго утешала. Её сердце было не на месте последние часа три. Она словно чувствовала боль дитятка. Но звонить не решилась, утешая себя тем, что всё в порядке и она накручивает себя зря. Просто девочка выросла и отношения с парнями пугали больше маму, чем Таню. А выходит, тревожилась не просто так.
И Таня во второй раз за сегодня поведала всю историю. Мама лишь охала да ахала. А как узнала, до чего дошла её девочка, чтобы попытаться добиться Гришки, и вовсе приуныла, но виду не подала. Хотя сама порадовалась, что так всё сложилось. Пусть дочке больно, но она это переживёт. А вот что бы было, если б она не вынесла сегодняшний урок?
Таня рассказала и про про позирование обнажённой и про ласки.
Мама была согласна, что в случае чего они найдут способ припугнуть художника-сердцееда.
Но девушка была несчастна, и ей было жутко стыдно.
– Я тебя понимаю, но нечего стыдиться своей наготы. Природа одарила тебя красивой внешностью. И это естественное всё. Да и стыдиться, что поддалась на его обаяние и приказы не стоит. Вот если бы и дальше поддалась на такие отношения, то да, это было бы стыдно, и ты всю жизнь бы себя корила. А так...
Мама ни слова не сказала про то, что Гришка не её уровня, и что не стоило и пытаться.
Парень несомненно с причудами. Угомонился или нет, она не знала, потому не могла судить. А вот то, каким он был в школе, была ошибка родителей. Она не вмешивалась, хотя, наверное, стоило поговорить с ними. Они сына бросили на произвол улицы. И удивительно, как он ещё выжил и стал художником, а не бандитом.
Поэтому она не стала говорить Тане того, что её бы озлобило. ведь она его любит, и хоть и видит, какой он, но наверняка сразу озлобится на маму и бросится, защищать Гришку. А так – её девочка сделала выводы. И это ей решать, как быть дальше.
Может ещё встретит своего любимого и тот её будет носить на руках.
– Ну скажи, мам, что он козёл! – попросила Таня.
– Не могу, деточка, я его совсем не знаю.
– Ну в качестве женской солидарности.
– Разве что тебе хочется это услышать, – мама набрала побольше воздуха в лёгкие и как на душу выпалила: – Гриша – козёл и не достоин моей красавицы! – а потом взглянула на дочку, переведя дух. – Легче стало?
В ответ Таня улыбнулась, вытерла слёзы, и обняла маму, а та её.
Они справятся, вынесут все невзгоды. Маме даже немного стало неудобно перед дочкой, ведь она нашла своё счастье и собиралась познакомить своего ухажёра с Танюшкой. Но теперь стоит ли это делать? Да и самой быть счастливой, когда её малышка страдает – как-то неправильно. Потому она просто вздохнула, решив переговорить с Дмитрием Петровичем. У него был сын, она когда-то надеялась, что возможно сложится не только у неё, но и у их детей, вот только время было слишком неподходящим.
Впереди было ещё воскресенье, и мама надеялась, что к понедельнику Таня придёт в себя, ведь на работе можно отвлечься от переживаний.
*****
Петька отработал первый день, и ему дали неплохую сумму за вечер. Устроившись у одного из ребят из группы, любезно предоставившего ему диван в своей однокомнатной квартирке-хрущёвке, где ютился он с женой, Петька был не в обиде. Они разговорились и нашли много общего, а даже такое жильё лучше, чем совсем спать на вокзале. Возвращаться в квартиру Гришки не хотелось, хотя много вещей осталось там. Стоило забрать хотя бы их. Поэтому он утром же поехал с ребятами на фургончике и вывезли вещи Петьки.
В комнату Гришки Петька заглянул, и видел разгром. Друг иногда психовал и что-то бил, но никогда не трогал свой здоровенный экран. Чувство вины проклюнулось, но парень его тут же подавил. Не пропадёт Гришка! Он может давить на жалость, это они тоже проходили.
Почему-то новым знакомым он доверял. Они были открытыми, много улыбались. А имидж – всего лишь имидж. Они были обычными людьми, со своими семьями, своими делами, проводящими день за репетицией в специализированной звуконепроницаемой комнатке с музыкальными инструментами и соответствующим оборудованием. Ну а раз в неделю, когда и чаще, выступали. У них был свой менеджер, который подыскивал им клубы, но и сами ребята крутились и обязательно брали у всех телефонные номера. Да и разыгравшаяся вчерашняя сцена у метро говорила сама за себя, без контактов ты пропадёшь. Не известно, как завтра жизнь повернётся к тебе. И всегда надо иметь тыл и небольшую заначку в виде пары сотен тысяч на непредвиденные расходы. Понятное дело, что копилось всё не сразу. Желательно иметь жильё – своё, а лучше иметь жену, детей, и под женой понималась не та, на которую запал и с которой хорошо можно покувыркаться в постели, а та, кто будет ждать мужа с работы, с кем можно обсудить собственные переживания, кто поддержит в трудную минуту или наорёт, когда надо, заставляя собраться и что-то начать делать. Это ему поведал Витька, у которого он остановился. Он жил в квартире, которую взял в ипотеку, это несколько стимулировало, ведь кредит отдавать надо – никуда не деться. Поэтому и толкало. Жена могла и матом послать, и заставить тебя по дому возиться, зато он видел, какими глазами смотрел на неё Витька. Он был рад вернуться домой и заранее, поднося руку к звонку, на его губах появлялась улыбка предвкушения встречи с супругой.
Петьке тогда очень захотелось иметь собственный тыл. Когда есть не только любящая жена, но и дети, прыгающие и визжащие от восторга, когда бегут встречать папу. У него не было братьев и сестёр, но он помнил себя маленьким и жаждущим встречи с родителями. Он всегда хотел, но мама сказала, что не может больше рожать, сын им дался слишком тяжело, а чужого ребёнка вряд ли примет. Всё же материнский инстинкт развит сильно, а ущемлять ребёнка – это слишком жестоко, ведь любовь должна быть безоговорочной.
Поэтому Петька хотел много детишек. И он позвонил Жене, решив наводить мосты. Пусть и не срастётся, хотя как знать, но он попробует и с дочуркой пообщаться, как он к ней отнесётся, не воспротивится ли его суть, как у мамы? Всё же не его ребёнок, как знать, может наследственное. Женя согласилась на свидание. Сердце Петьки отчего-то радостно забилось. Неужели он по ней уже соскучился? Да нет же, такого просто не может быть!
****
Ей снился один и тот же кошмар вновь и вновь: пламя, пожирающее Леонида.
И она каждый раз просыпалась во сне и вновь оказывалась в дыму. Оля его звала, а потом он появлялся, чтобы в следующее мгновение быть проглоченным потрескивающим огнём. Удушающий запах палёной пластмассы не позволял сделать вдоха, а кошмар всё не заканчивался.
Оля пыталась вздохнуть, но всё было напрасно.
Тело девушки билось в конвульсиях и часто дышало, потребляя много кислорода, но она не осознавала этого.
– Разбудите её, быстро! – сказал врач, видя, как показатели давления и пульса ползут вниз. Такими темпами она уснёт, навсегда.
Девушке сделали укол, заставляя её кровь быстрее течь по сосудам.
– Ты дышишь слишком глубоко. Ты больше не задыхаешься. Успокойся, – врач, лечивший девушку, имел склонности к гипнозу, чем бессовестно пользовался даже без разрешения на то пациентов. – Вот так, правильно.
Он кивнул медсестре, ассистирующей ему и та ушла за лекарствами.
– А теперь ты забудешь всё, что тебя тревожит. Людей, которые вызывают сильные эмоции. Ненависть, страх, любовь, всё, что вызывает боль, – сказал врач, оставшись наедине с девушкой. – Живи сегодняшним днём и радуйся жизни. А воспоминания вернутся, когда не будут уже тревожить как раньше. А теперь просыпайся!
Но Оля так и не очнулась ни в тот же день, ни спустя неделю. К девушке заходили медсёстры, удалось связаться и с её родителями. Они тоже приезжали по очереди через день. Но прогресса никакого не было. При этом все жизненные показатели были в норме. Ну да, надышалась дымом, не более того. Всё уже было позади. Врач разводил руками на вопросы родителей. Он действительно сделал всё, что было в его силах. Помог нормализовать её дыхание, а что не проснулась, так он не мог найти причины.
Пробуждение настало глубокой ночью, когда всё отделение спало, в том числе и дежурный врач и медсестра.
Оля долго не могла понять, где находится и почему так силён запах лекарств, от которого её мутило. А потом обнаружила в руке катетер с тянувшимися к нему трубками.
Больницу она не любила. Помнилось, как совсем ещё крохой её на целый месяц вынуждены были оставить родители, когда она сильно болела, потому что с работы их не отпускали. И пусть посещения были ежедневные, только это не отменяло одиночество и страх остаться одной, без мамы. Чувства тогда были сильными, но сейчас они притупились, хотя и отдавались отвращением к больнице, поэтому они остались с нею. Девушка скрутила колёсико на капельнице, перекрыв доступ лекарства и лишь потом вынула трубку, освобождая себя от привязки к кушетке.
На ней была какая-то светлая рубаха, с завязками на спине. Оля вылезла, стараясь не опрокинуть утку. Бр... Мерзопакость какая! Надо бы вынести, только куда... В туалет, наверное, но его сперва надо найти. Оля поставила судно под кровать, чтоб не мешалось.
Тело ответило гусиной кожей, хотя холодно и не было, а душа – брезгливостью. Как она тут оказалась? Ощупав себя, Оля не обнаружила повреждений, разве что ссадины на руках, которые даже ранами не поворачивался язык назвать. И с этим лежат в больнице?
Припомнила, как решила поискать работу и услышала заманчивое предложение возле метро для студентов.
Про звонок Маши из общежития она уже не помнила, почему пошла искать работу.
Получив листовку, она позвонила, подтвердив, что действительно хорошо разбирается в математике. Её пригласили на собеседование. В этот же день.
Она тут же собралась и поехала, прихватив копию диплома, которую сняла перед тем, как сдать его в отдел кадров, и паспорт. Собеседование затянулось, ведь её просили рассчитать нагрузку на приспособления, помимо личной беседы.
'Проверяют знания, это хорошо,' – отметила про себя Оля. Но одной математики здесь было недостаточно, тут ещё была и физика. Она выписала список формул и нужно было лишь уточнить справочные данные.
Потом раздался звонок, звук пожарной сигнализации, и все слаженно стали выбегать. Правда, кто-то вернулся, бросил какие-то доски, зацепив её при этом и сшибив с ног.
Оля больно ударилась о стол и всё поплыло. А когда очнулась, ощутила, что задыхается.
Помещение заволокло дымом, глаза слезились. Она попыталась подняться, но встать во весь рост не вышло. Девушка успела стукнуть два раза в окно, сползая на пол. Оставалось надеяться на чудо, что кто-то заметит её руку. Дым ведь поднимается вверх и единственный способ дождаться спасателей и не задохнуться – прижаться лицом к полу. Ползти куда-то она была не в силах. Было грустно, ведь жизнь только начиналась. Она ведь не ощутила до сих пор полного счастья рядом с любимым, его ласки.
Такие мысли были у девушки перед тем, как она потеряла сознание.
Очнулась Оля, когда услышала чей-то голос. Кто-то звал, давил ритмично на грудь и делал искусственное дыхание. Лица его она не помнила.
Он усадил её на мотоцикл и девушка изо всех сил вцепилась в его грудь. Сознание ускользало, но она старалась его не отпустить, пока не почувствовала удар, вышибающий её из седла. И даже тогда, как ей показалось, она не отпустила своего спасителя.
И вот сейчас она в больнице. Имелся ли у неё возлюбленный, она не знала. Никаких чувств, лишь ощущение благодарности тому парню и всё.
Оля тихонько вышла из палаты. Куда идти, она не знала. Просто шла, куда глаза глядят по слегка освещённому пустынному коридору, вдоль которого располагались прикрытые двери с надписью 'Палата ?...'. Дошла до конца коридора, подошла к окну и стала смотреть на освещённый фонарями двор. Что она там хотела увидеть? Она не знала, просто хотелось не видеть больницу.
Ветер шевелил деревья, казавшиеся высокими людьми в плащах из какого-то мрачного мира. Оля потрогала шершавый подоконник и прислонилась лбом к холодному гладкому стеклу. Прохлада была приятной.
Из наблюдения за природой её вырвали чьи-то голоса, и она решила спрятаться. Выскользнула в приоткрытую на лестницу дверь. А потом спустилась на этаж ниже. Проверив коридор на наличие людей, она увидела одну приоткрытую в палату дверь, значит, не должна разбудить больного скрипом. Оля надеялась, что этаж этот не инфекционного отделения. Решив в этой палате спрятаться, она не заставила себя ждать, ведь голоса приближались. Юркнула внутрь, а потом и под кушетку.
– Он так и не очнулся? – спросил женский голос. Похоже, второй собеседник помотал головой, потому что первый голос продолжил: – Повреждения не такие серьёзные, всё поправимо, с такими показателями даже бегают.
– И что с ним делать?
– Подержим, пока не очнётся, потом отправим домой. Да и вообще, пусть им занимается его врач, а я сдам своё дежурство и всё.
После этого послышался звук шагов, дверь со скрипом приоткрыли и с хлопком закрыли. Голоса стали удаляться.
Оля выбралась из убежища.
В проникающем с улицы жёлтом свете был виден человек, лежащий на кровати, словно мумия замотанный в бинты.
У Оли холодок пронёсся по ногам, как представила повреждения при которых пришлось бы заматывать всё тело, во всяком случае руки и голову. Отчего-то захотелось прикоснуться к больному, да так сильно, что это показалось жизненно необходимым.
Она притронулась к кисти 'мумии' очень нежно, стараясь, не причинить боли даже лёгким надавливанием. Человек зашевелил рукой, и когда её пальчики попали в его ладонь, слегка сжал их. У Оли дрогнуло сердце и забилось быстрее. Странные чувства поселились в нём, оно трепетало, разливая непонятные чувства, которые были словно заперты в сознании, но по щекам отчего-то текли слёзы.
– Не плачь, любимая, – услышала она шёпот, вырывающий из отчаяния, готового захлестнуть её.
Первое желание было бросить к нему объятия, но она вовремя вспомнила о повреждениях. Кто же ты, незнакомец, так прочно поселившийся в её сердце?
– Тебе больно, давай я уберу руку.
– Нет, так хорошо, – он по-прежнему шептал. От того ли, что вслух говорить ему было больно или просто чтобы не перебудить больницу, Оля не знала.
А в следующий миг Оля не поняла, как очутилась под ним, и он страстно целовал её. Страннее всего было, что она отвечала на эти поцелуи, которые сводили с ума не только тело, но и будоражили душу, пробуждая сильное чувство любви.
– Я больше не могу тебя потерять, – прошептал он, оторвавшись от неё на миг и вновь накрывая её рот поцелуем.
– Лео, – прошептала она интуитивно.
Он отстранился, заглянул ей в глаза.
– Как ты меня назвала? – его лицо озарилось сомнением, а потом принятым решением, и он вновь припал к ней, лаская её тело через больничную рубаху.
В палате зажёгся свет. И ребята оторвались друг от друга, тяжело дыша. Всего миг, и Оля уже очутилась под кушеткой, а Мумия легла на место, прикрыв глаза. Разговор за дверями прервался, и как они не заметили голоса – слишком поглощены были друг другом... Бокс был как бы за поворотом, отделяя дверь от самой палаты, и не было видно через дверь больного. Это дало им время перегруппироваться.
Вокруг парня засуетились медсёстра и врач. А когда ненадолго они оставили его одного, Оля выскочила из палаты.
– Ты придёшь ко мне, Оленёнок? – бросил больной ей вслед.
– Да, – ответила она и закрыла за собой дверь. Сердце бешено стучало, требуя передышки. Но девушка бросилась по ступеням вверх, а потом и в свою палату, ощущая себя нарушительницей. Потом она ещё долго не могла уснуть, стараясь разобраться в своих чувствах.
******
Родители Леонида явились по звонку от персонала больницы. Их сын очнулся, жизни больше ничего не угрожает, могут его выписать.
Назначили время, когда приходить. Они и пришли.
– Вы за кем? – спросила молодая женщина в белом халате.
– Мы за больным из двенадцатой палаты, его должны были выписать.
– Да? Не уверена, что его можно выписывать, сказала постовая сестра..
– Как это нельзя? А зачем вы тогда сказали, что выписываете? Зачем просили приехать за ним?
– Я узнаю, это наверное до моей смены было. У него перелом обоих ног. Вы уверены, что сможете ухаживать за лежачим больным?
– И что? Уверены! – сказала мама Леонида. – Он не любит больниц.
Дальше шла суета, охи, ахи, общение с врачом, и потом пациента выписали.
В это же время выписали Олю, и она, получив обратно свои вещи, собиралась поехать домой, к родителям, решив сделать им сюрприз. Когда она выходила, родители вывозили Леонида на каталке прямо к машине, стоящей у корпуса.
Парень замер, увидев Олю.
Мама Леонида проследила за его взглядом, узнала девушку.
– Простите, – окликнула её. – Вы ведь девушка моего сына Леонида?
Оля бросила взгляд на каталку с Мумией, в её глазах промелькнуло узнавание, и она кивнула.
– Я уверена, моему сыну станет лучше, если вы поедете с нами.
В душе девушки на миг появились странные чувства в виде страха. Этих людей она не знала. И пусть она почти ничего не помнит, её с детства приучали, что нельзя садиться в машину к незнакомцам, пусть парня она и узнала. Значит, не даром она его Лео называла ночью. Что ж – это всё объясняет.
– Ты ведь та девушка, которую он спас, – сказал гладковыбритый мужчина средних лет. – Прошу тебя, поехали с нами? Не за себя, за сына прошу.
Он говорил с улыбкой и вызывал симпатию в отличие от женщины. Она была слишком утончённой, какой-то слишком высокомерной, что ли. И вроде бы улыбается, а словно камень за душой держит.
Оля взглянула на парня и ей стало его жаль. С такой мамой-мегерой жить – это ж кошмар один. Оля ещё не общалась с нею, а уже давление ощущала.
Вспомнила слова отца Леонида. Неужели это он её спас? Она слышала от медсестры, что наглоталась дыма, и помнила силуэт парня, что делал ей искусственное дыхание и вывозил на мотоцикле из пожара.
Чувство благодарности всколыхнулось в душе. Если потребуется, она готова даже ухаживать за ним, ведь по её вине он в таком состоянии.
Поэтому она согласилась с предложением мамы Леонида и поехала с ними, подавив в себе страх и недоверие, удивляясь про себя, что едут они в её родной город.
Так ведь всё верно, где бы она ещё с ним познакомилась.
Всю дорогу парень молчал, хотя с Оли не сводил глаз, чем девушку вгонял в краску.
Она отвернулась и глядела в окно, стараясь не смотреть на Мумию. Странно, но Оля не испытывала сейчас к парню никаких чувств. И зачем она согласилась ехать к нему? Ах да, из чувства благодарности... Как-то она всё время забывает об этом.
По приезду Оля помогла родителям занести парня домой. точнее был вызван брат Леонида Макс, и мужики затащили его, в то время, как женщины придерживали или открывали двери.
Мама собрала на поднос еду для больного сына и будущей невестки и отправила последнюю кормить больного.
– Как думаешь, они спят вместе? – спросила жена у мужа, когда они остались одни в кухне.
– А тебе какая разница?
– Стелить им вместе или раздельно.
– О, не знаю, спроси у Лёни.
С Максом отец переговорил и предложил ему поехать покамест в квартиру брата в Москве, приглядит заодно.
