Текст книги "EndingTale (СИ)"
Автор книги: Касуми Гото
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
– Мама… Пожалуйста… – я уткнула лицо в её волосы, прижимаясь к едва тёплой бледной коже, – Не уходи…
– Фриск… – её голос звучит подавленно и слабо, – прости меня… Я была не слишком хорошей матерью. И даже не могу уйти так, чтобы не причинить тебе боли…
Я чувствую её едва слышное дыхание у уха. Неравномерное, прерывистое… Но всё ещё живое. Казалось, если оно прекратится, то сразу остановится и моё сердце. Всё вокруг замерло, я прикрыла глаза и постаралась дать маме всё тепло, что у меня есть. Но его… Недостаточно. Возможно, если бы я стала отдавать его раньше…
Кашель мамы заставил меня вернуться. Я приобняла её шею, чувствуя, как наш пульс обоюдно замедляется. Но если у меня ещё был запас, то у неё… Прибор, отслеживающий сердечную активность, тихо запищал, напоминая о существовании окружающего мира. Но я не хотела отступать от ещё хранящего запах матери тела, её рука всё ещё лежала на моей голове. Теперь… Теперь можно вдоволь поплакать.
Не знаю, сколько я так пролежала. Меня никто не прогонял. Да и вряд ли бы кто-то смог бы расцепить нас. Мы словно были отчужденные, на каком-то необитаемом острове, вдали от цивилизации и ненужной суеты. Но в какой-то момент сквозь пелену отстраненности я поняла, что оборудование, подключенное к маме, вновь пришло в работу. Я замерла. Даже слезы, казалось, испарились, всё моё тело обратилось в слух.
– Мама?..
Тихий хрип, раздавшийся подо мной, ошарашил меня. Это невозможно! Как?! Пульса же… Пульса же не было…
– Мамочка!
Я почувствовала, как её руки крепко прижимают меня к себе, от чего я тоже усилила объятья. Мой рот исказился в глупой, детской улыбке. Я готова кричать от счастья! Но почему я не слышу её дыхания?
Колоссальный приступ боли взорвался у левого уха, с диким визгом я слетела с койки и рухнула на плитку. Мои ладони рефлекторно прижались к пульсирующему виску, пальцы погрузились в тёплую кровь. До моего осознания медленно дошло… Теперь там пусто… Половина слуха увязла где-то вдали, а оставшаяся начала искажать всё до не узнавания.
– Остановите пациентку!
Я попыталась подняться и тут же закричала от ужаса, увидев скрытое длинными, тёмными и запачканными кровью волосами лицо матери, будто бы она сошла с экрана фильма ужасов. Папа схватил меня и прикрыл мой рот, предотвращая крик. Он попытался оттащить меня по полу, но то и дело спотыкался и не мог отвести глаз от жены. Доктор попытался удержать маму на койке, но в ответ на тщетные попытки она вцепилась в горло монстра и, словно практиковалась в этом всю жизнь, один рывком вырвала огромный кусок плоти… Заяц застыл на месте, опустив голову вниз. Его тело словно от дуновения ветра превратилось в пыль.
Папа перевел ладонь на мои глаза, но мне уже не хотелось кричать. В единственном оставшемся ухе била кровь, создавала нечеловеческое давление и угрожала отключить сознание от мира. Сердце барабаном било в грудную клетку, с каждым ударом выбивало остатки воздуха из лёгких и не давало вдохнуть. Папа продолжил тянуть моё тело в сторону выхода. По искаженным звукам я слышала – мама принялась за других пациентов. Моё сердце разрывалось на части, каждый раз, когда я слышала крик, полный боли. Что… Что происходит? Мама… Почему?..
Когда отец вытащил нас в коридор, я поняла, что паника даже не собиралась затихать, хаос лишь усиливался, подтапливаемый звуками смерти людей в палате. Я сделала попытку подняться, но снующие вокруг люди то и дело толкали меня, заставив погрузиться на четвереньки. Крики людей мешали хоть какой-то мысли зародиться в голове, всё тело пробирал озноб. Бледные руки мамы вцепились в дверную раму, оставив на стене отчетливый след крови. Санс тут же выпрыгнул передо мной, вскидывая кисть и образуя с десяток заостренных костей в воздухе. Силы давно покинули меня, организм держался на неприкосновенном запасе, тут же истраченном на единственную фразу:
– Не трогай её! Это моя мать!
Монстр застыл с поднятой рукой, от чего не успел среагировать на приближение… Другого монстра. Мама стремительно толкнула Санса, словно манекен, в сторону, от чего он с хрустом впечатался в стену и сполз вниз с выключенными глазницами. Я потеряла дар речи, так и замерев с открытым ртом. Голоса в голове становились всё громче, давление в коридоре повысилось до предела. Чей-то сапог случайно ударил меня в бок, от чего я потеряла опору и рухнула на пол. Топот чужой обуви слышался как взрывы артиллерии, мне казалось, что я оглохну. Быстро подтвердились мои опасения – люди прекратили различать, где пол, а где живой человек. Я оказалась погребена под людьми.
***
Так холодно… Сколько уже прошло времени? Тело болит, меня, похоже, использовали как боксерскую грушу… Неприятное жужжание било в остатки левого уха, я попыталась зажать их ладонью, но обнаружила, что оказалась связана по рукам и ногам в горизонтальном положении.
– FST-01 пробудился, доктор Коурзон. Вы вовремя.
Мои глаза слегка открылись, чуть не захлебнувшись избыточным светом, направленным в лицо. Сквозь синюю плёнку мне удалось увидеть около пяти человек. Трое из них носят белые халаты и тканевые маски, характерные для ученых, оставшиеся же представляли некое подразделение охраны с оружием наперевес. Где я?
– Прекрасно, Рик, – приглушенный голос врача, похоже, являющегося главным, ударил в правое ухо, – анализы проведены?
– Верно. Организм оказался латентным по отношению к вирусу, он пребывает внутри, но не способствует трансформации в FST-02.
Вирус? Что?
– Неудивительно. Укус ускоряет процесс обращения в разы, ране на левом ухе уже сутки.
Коурзон сделал вывод и подошёл к странной машине, напоминавшей большой холодильник. Она выплюнула ему в руку бледный листок, тут же завоевав интерес доктора. Я попыталась пошевелить головой, что вызвало ненужный приступ боли, и осмотреться. Видимо, меня поместили в прозрачную камеру из стекла, достаточно тесную, но всё ещё способную поместить с половину десятка человек вместе с необходимыми инструментами. Внешнее помещение оказалось исполненным в голубых тонах и куда более просторным, пусть футуристичное оборудование и занимало по меньшей мере две трети пространства, бесшумно ведя работу и тихонько потрескивая каждый раз, когда на экране загорался синий огонёк. Я отвела взгляд от непонятных мне элементов и тут же заметила что в стеклянной камере, подобной моей, находился ещё один пациент. Папа лежал на кушетке и молча смотрел в потолок, точно так же не имея возможности пошевелить и пальцем. Рядом с ним стоит лишь пара охранников.
– Папа?!
Либо мой сдавленный голос оказался слишком слаб, либо стеклянные камеры не выпускали звук. Он не обратил никого внимания на меня, в отличие от доктора.
– Рик, личность пациентки.
Коурзон достал шприц нездоровых размеров с плескающейся внутри бесцветной жидкостью и неспешно подошёл ко мне. Он отдёрнул одеяло и сконцентрировался на моей правой руке, выделил вену и ввёл раствор внутрь. Короткий всплеск боли вдруг сменился полным спокойствием. Меня словно вырвало из тела, оставив все проблемы. Сразу прекратило волновать прошлое, происходящее и будущее. Я тихонько прикрыла глаза.
– Фриск Судзуки, восемнадцать лет. Вместе с семьей переехала из Японии с десяток лет назад, – один из врачей, кажется, начал пользоваться базой данных. Но меня как-то не волновало, откуда была получена информация. Очень хотелось спать и отстраниться от всего лишнего. – Родители Азуми и Микайо, тридцать девять и сорок два года соответственно. Мать, ныне покойная, безработная. Отец работал в трансферной сфере до увольнения три месяца назад. Сама Фриск трудоустроена дипломатом Подземелья.
Ныне покойная?..
– И снова монстры.
Мне пришлось потратить много силы чтобы поднять окаменевшие веки. Коурзон взял кружку кофе и едва слышно отпил, словно происходящее его не касалось. Другие врачи же, кажется, оказались озадачены его высказыванием. Один из них, вроде, по имени Рик, спросил:
– Вы думаете, это как-то связано?
– Разумеется, – поставил перед фактом доктор, вновь пригубив напиток. – Не слышали про вторжение европейцев в Америку? Колонизаторы принесли десятки болезней, к которым коренное население не имело ни малейшего иммунитета. Таким образом, половину индейцов просто выкосило пандемией, и уже не составляло проблем их поработить.
О чём он говорит? Какие болезни? При малейшей попытке к умственной деятельности, мозг будто отключался на секунду, забывая про то, о чём я думала секунду назад. Оставалось лишь плыть по течению и ждать действий со стороны врачей.
В свою очередь, Коурзон извлёк из одного из ящичков тонкий прозрачный пакетик с трепыхающейся внутри пластиковой картой, которую мне подарил Санс. Что-то внутри меня встрепенулось и тут же угасло.
– Впервые такое вижу. Владелец?
– Мы попытались провести анализ, но информация смешалась в странный шифр. Единственное, что удалось выяснить – на карте оставлена невероятно огромная сумма.
– Больше ничего не было найдено при обыске?
– Вообще-то, было.
Коурзон убрал карточку обратно в шкафчик и задал немой вопрос пареньку, податливо отвечающему на вопросы. Тот прокашлялся и неуверенно начал:
– Какая-то сфера из неизвестного материала, очень прочная и поглощающая примерно девяносто девять целых девять десятых попадающего на неё света.
– Безделушка.
Руководитель махнул рукой, и было погрузился в записи, но врач, заметно нервничая, продолжил:
– Вовсе нет! Как только FST-01 потерял тактильный контакт с предметом, состояние пациентки мгновенно ухудшилось и с каждой секундой продолжало усугубляться.
– И что вы сделали?
Мужчина, кажется, вдохновился, а потому уверенно подошёл к ассистенту. Сейчас стала заметна разница в росте обоих врачей – Коурзон, несмотря на заметную сутулость, возвышался на целую голову и наверняка насчитывал не менее ста восьмидесяти сантиметров.
– В-вернули пациентке.
– Допустим. Анализы уже взяли?
Я тихо вздохнула и повернула голову в сторону отца. Он сделал то же самое и начал смотреть на меня отстранённым взглядом. Внутри вспыхнула паническая мысль о том, что его могла постигнуть судьба матери, но он ненавязчиво кивнул мне, и я сразу успокоилось, что оказалось ужасно просто в текущем состоянии.
– Лишь часть от необходимого.
– Этот случай потребует куда более глубокого изучения. Сколько времени нам дали на выработку вакцины?
Повисло молчание. Даже не смотря на происходящее, я чувствовала, как Коурзон пилит ассистента глазами, пока тот неуверенно топчется на месте. Только сейчас я заметила, как здесь, всё же, холодно. Сколько мне тут ещё валяться? Можно будет придумать план побега, но только после того, как посплю…
– Неделю.
Тишина. Почему Коурзон ничего не ответил на это заявление? Судя по его манере общения, он редко оставлял какую-либо фразу висеть в воздухе, всегда вставляя что-то своё, пусть даже это будет одно слово. Молчание продолжалось, я слышала тихое жужжание чего-то на фоне, наверное, телевизор, но у меня не получалось выцедить хоть один звук. Надо отдохнуть… Но очередное высказывание доктора снова вернуло меня в мир относительной бодрости.
– Долго он ещё на нас смотреть будет?!
Кажется, в его голосе прозвучала нотка раздражения. Я попыталась понять, о ком это, но, видимо, Коурзон рассердился на моего отца.
– Сколько у нас пациентов FST-02?
– После рейда в больницу – около двадцати. Остальные распространялись по окружающим районам.
– Тогда этого – в расход.
Моё сердце замерло.
– Постойте! Это же родственник FST-01! Он может обладать качествами, свойственными пациентке!
– Да плевать, – кажется, Коурзон что-то разбил о пол. Я тяжело дышала, зрение стало проясняться. – У нас совершенно нет времени на эту возню! Приступайте к работе!
– Есть.
Один из охранников подошёл вплотную к папе. Мои кулаки рефлекторно сжались и вены отчетливо выделились на коже. Он взвёл оружие. Я почувствовала как кровь приливает к вискам, сдерживающие ремни затрещали. Выстрел.
– Нееееет!
Я порвала оковы и свалилась с кушетки, попыталась встать, мощный удар в спину не позволил мне подняться и погрузил лицом в пол. Сильные руки стали удерживать меня, не давая пошевелиться. Тело обуревала решимость, но, не имея возможности реализоваться, ей пришлось вырваться в слезах. Кровь медленно стекала из моих глаз и не позволяла увидеть бездыханный труп отца.
– Почему… Зачем вы это сделали?..
– Верните пациентку в исходное положение. Даниэль, протри пол.
Голос Коурзона вернул себе сталь. Неужели для этого ему потребовалось убить человека? От спокойствия, введенного через шприц, не осталось и следа, но в голове до сих пор ни одной мысли…
Руки охраны схватили меня и вывалили на кушетку словно кусок мяса на сковороду. Я попыталась сопротивляться, но двойная доза лекарства быстро подавила волю, заставив лежать полумертвой, не моргая.
– Док, я… Я не сомневаюсь в ваших методах, но… – этот голос звучал словно из-под воды, то и дело налетая на меня и исчезая в никуда. – Этот препарат… Крайне эффективен, но в больших дозах оказывает необратимое влияние на нервную систему.
– Когда лягушек в школе препарировал, тебя тоже волновали их чувства? – доктор с безразличным тоном сменил перчатки. – Мне нужны спокойные условия для работы, а не агрессивный псих в качестве подопытного кролика.
– Верно, док, наверное, вы правы…
Последнее, что я видела, это склонившееся надо мной обтянутое маской лицо Коурзона.
***
Время шло в невнятном порядке, ускоряясь, достигая апогея и тут замедляясь в несколько раз. Зрение отказало, в глазах плыли символы, впечатывались в мозг и заставляли запомнить их навсегда. Но они точно не имели смысла. Сначала единица, потом двойка, затем десяток. Потом – сотня. Девяносто, сто шестьдесят. Пятьсот. Две тысячи. И число постоянно росло.
Коурзон и его подчиненные действительно препарировали меня, как животное. Постоянные анализы, каждый малейший опыт требовал крови, мне казалось, что я превратилась в бледную высушенную губку. Но один из плюсов – кто-то увеличил громкость телевизора. Слова всё ещё терялись где-то в воздухе, но это моя единственная связь с внешним миром, возможность сохранить сознание…
– …власти установили карантинную… в центре города, было затронуто три района с… тысячами людей. Удалось остановить распространение… люди требует ответов у… они боятся за… своих родственников…
– Рик. Каковы результаты тестирования?
– Передаётся по воздуху и через слюну. Кровь так же заразна, но при этом ускоряет процесс инкубации вируса в десятки раз.
– Странно. Продолжай работу.
И меня снова будто отключило. Безотказная подпитка раствором держала в спящем состоянии, по меньшей мере, большую часть дня. Тело, казалось, с каждым разом всё менее охотно восстанавливалось от очередной дозы, я стала бояться, что в следующий раз уже могу не проснуться.
– Док… Уже поздно. Вы не собираетесь идти домой?
– Ты не понял, – вновь раздражение, – мы в карантинной зоне. Куда ты собрался идти? Нам дали неделю, и я не хочу… Чёрт. Просто работай.
– Понял.
И вновь обморок. Наверное, это к лучшему. Мне точно не хочется видеть, что происходит с моим телом… Они продолжали пичкать меня своей дрянью, при этом всегда забирая кровь взамен. У них совершенно отсутствует мера…
Это уже второй день, или всё ещё первый? Меня разбудило очередное вещание новостей, я тут же закашлялась, была бы свободная кровь, она бы точно вылилась через этот хрип. И снова укол.
– …связывает вспышку… с появлением монстров… сделал официальное заявление… напоминаем… данный момент работает в школе, рядом с центром… женой…преподает…
Монстры… Монстры страдают… Из-за меня? Это ведь моя вина? Но не они виноваты… Не трогайте их…
– Рик, чего уселся?! – Коурзон прикрикнул на своего лаборанта. Тот сидел на какой-то прямоугольной части оборудования и прятал лицо в ладонях. – Результат тестирования?
– Сегодня привезли свежих… Ещё с десяток штук, с разным временем заражения… Если учесть то, что укус ускоряет процесс инкубации примерно в двадцать раз… Четыре дня от заражения – кашель, повышенная температура. От четырех до семи – головная боль. От семи до восьми – обильное слюноотделение. Восемь – тринадцать, слабость. Тринадцать – обращение. Это усредненные показатели. Кому-то требуется больше, кому-то меньше времени. Я не могу провести закономерность. Иммунитет здесь точно не играет роли.
– За что я тебя ценю, Рик, так это за самоотверженность. Никогда бы не сунулся к свежим.
– У нас нет выбора…
– Правильный настрой.
Темнота. Эмоции снова выкачали, словно насосом. Новые числа. Двенадцать тысяч, шестнадцать… Меняются медленнее, чем раньше. С каждой секундой я всё меньше верю, что остаюсь человеком. Скорее какой-то машиной, которую весело разобрать на части, затем снова собрать, потом разбить, а запчастями починить другого робота… Вместо чувств осталась только паника, страх за свою жизнь. Как долго я продержусь? Заметят ли они мою смерть, когда в теле кончится кровь, или тогда я уже буду им не нужна? Но… В то же время… Может быть, так я смогу помочь другим?
Похоже, новое утро… Тяжело вычислять дату. Любые внутренние часы, находившиеся внутри, давно заржавели. Когда я попыталась очнуться, меня встретило лицо Коурзона. Под веками наросли знатные мешки, но карие глаза поблескивали чем-то фиолетовым, эта искра словно придавала ученому сил оставаться бодрым. Он сдвинулся и достал из кармана белый листок. Его ладонь заметно дрожала. Доктор быстро собрался и обратился к ассистенту:
– Рик? Рик?
– Да, док…
Голос лаборанта звучал… Настолько жалко, насколько можно. Неужели они действительно не спят? Почему?.. Неужели их действительно так давит время… В рядах охранников, между тем, появились сильные прорехи – половина из них будто бы просто исчезла.
– Ты попытался провести опыты с камнем?
– Я… Док…
– Я не слышу.
– Я так… Так не могу больше, док… Меня ждут дома…
Резкие шаги оповестили меня о том, что Коурзон добрал до Рика. Достался звучный шлепок, накрепко засевший в голове.
– Соберись. Ты не понимаешь, что станет с твоей матерью, если мы не успеем? Что станет со всем городом, если вакцина не будет синтезирована за семь дней?
– Я…
– Не ты. Это вопрос не личного характера, решается судьба всего человечества. Возьми себя в руки.
Третий доктор, тем временем, в очередной раз набрал моей крови в шприц. Организм стал воспринимать острие иглы как инородное тело, вырабатывая аллергенную реакцию. Я снова закашлялась, руки свело в судорогах, а лёгкие будто онемели.
– Смотри. Уже есть прогресс. Ты сможешь протестировать эту сыворотку на парочке объектов FST-02?
– Док…
Молчание, вновь повисшее между двумя докторами. Коурзон быстро напомнил о себе равномерным стуком ботинка по плитке. Рик расшаркался и смог подняться с ящика, принимая от руководителя небольшую колбу с плескающейся внутри жидкостью.
– Думаю… Мне понадобится Даниэль и вся охрана…
– Они в твоём распоряжении.
Четверо человек покинули помещение через раздвижную дверь. Воистину, это место – кладезь технологий. Ушли к… «Свежим»? Так они называют зараженных, подобных маме. Странно почему тут так мало персонала? Почему не присылают новых? Похоже, теперь мы с Коурзоном одни. И, честно… Эта мысль пугала.
Доктор тихо вздохнул. Он подошёл к кушетке и пододвинул стул, чтобы сесть по правую руку от меня.
– Наверное, ты спросишь, почему мы ещё не накачали тебя препаратом, и ты остаешься в сознании?
Я не говорила уже три дня, а потому раскрыть рот оказалось чрезвычайно трудно, словно зубы были связаны вязкой конфетой.
– Нет. Зачем… Зачем ты его убил?
Похоже, он не ожидал этот вопрос. После недолгой паузы доктор тихо рассмеялся в маску, после чего распрямил плечи и ответил:
– Смерть – вопрос времени. Хотела бы понаблюдать за его преобразованием? Как человечность медленно покидает тело, как он становится монстром? Интересная форма получения удовольствия.
Слова застыли в горле, не в силах сказать что-то адекватное. Коурзон… Наверное, прав…
– Так почему… Прекратили пичкать меня этим лекарством?
– Правильный вопрос. Нам неоткуда взять ресурсы. Поставки прекратились. Со вчерашнего дня мы не можем выйти с правительством на связь. Запасы ограничены, а потому мы больше не можем поддерживать твой режим.
– И зачем… Вы это мне говорите?
Слова с трудом покидали горло, но я цеплялась за возможность к разговору как за кораблик уплывающей человечности.
– Если сыворотка не сработает, то тебя… То придётся…
Странно, но его голос пробила какая-то нерешительность. Он сунул руку в карман, но быстро выудил обратно, словно не нашёл чего-то. Почему доктор так нервничает?
– Что придётся сделать со мной?
Я уже давно поняла, что происходит. По какой-то причине началось распространение вируса, который превращает людей в кровожадных тварей… Но мой организм подавил инфекцию, а потому на основе моей крови они пытаются сделать вакцину… И теперь моя цель – помочь в лечении всем, чем смогу. Даже если меня придётся высушить до дна.
– Если сыворотка не сработает… Придётся прибегнуть к экспериментальным методам.
– И что? – я тяжело вздохнула, уже давно поняв, что мне не стоило ждать чего-то хорошего. – Разве вы до этого спрашивали, что можно делать, а что нет? У препарируемой лягушки?
Коурзон молча опустил голову, когда в помещение вбежал окровавленный Рик. Он рухнул на колени, его белый халат оказался изорван на части. Руководитель тут же подскочил и ринулся к лаборанту:
– Чёрт! Где остальные?
– Не… Не получилось… Когда я ввёл сыворотку… Они будто взбесились…
Доктор тут же начал ощупывать ассистента, очевидно, проверяя его на укусы или царапины.
– Нет… Мне повезло больше всех… Больше всех…
– Рик…
– Их всех… Порвали…
Мне пришлось приподнять голову чтобы увидеть происходящее. Коурзон обнимал Рика и тихо, медленно, стучал по спине. Лицо парня выражало смесь отчаяния и боли, хоть и за маской едва ли передавалась малая часть эмоций.
– Док… Я хочу домой…
Эта фраза зависла в слухе. Нельзя сказать, сколько длилось молчание, но она иссякла только когда телевизор переключился на экстренные новости:
– Мы прерываем текущую программу передач. До нас дошли извещения, что из карантинной зоны в город пытаются прорваться толпы зараженных. Национальная гвардия в данный момент пытается остановить наступление. В то же время, в городе то и дело вспыхивают беспорядки – развязался настоящий конфликт на почве расовой ненависти. Люди разносят здания, устроивших себе на работу монстров, зафиксированы случаи публичных казней на улицах. Правительство обоих государств отмалчивается.
Что? Зачем они это делают? Монстры не заслужили… Они никому не желают зла, вирус… Это я, а не они… От одной мысли о том, что такие прекрасные создания, как Ториэль, Азгор, Папирус… Санс… Страдают из-за меня… Мне становилось невероятно плохо, несравнимо с тремя днями, проведенными взаперти, в качестве подопытного кролика… Неужели я действительно не могу им помочь?
– Ты… Слышал, Рик? Мы должны остановить это, пока ещё не слишком поздно.
– Док…
Лаборант отстранился от Коурзона и поднялся, чуть не грохнувшись на скользком от крови полу. Он откашлялся, утер дырявую маску и выдавил из себя:
– Да, я провёл эксперимент со сферой. Она точно как-то связана с вирусом, состав крови FST-01 изменяется в зависимости от наличия артефакта. К сожалению, из-за реакции пациентки на удаление мы не можем воспользоваться её положением. Что-то мне подсказывает, что именно в этом кроется ответ на поиск вакцины.
Возможно, мне придётся об этом пожалеть, но…
– Я… Согласна. Делайте со мной всё, что пожелаете нужным.
========== Засуха ==========
Я ещё пожалею о своём решении. Разве всё это кино о безумных ученых меня ничему не научило? Вряд ли после “экспериментов” от меня хоть что-то останется – разберут по частям. Но выбор уже сделан, и придется отвечать за него полностью.
– Экспериментальное лечение подразумевает не накачивание пациента всей таблицей Менделеева, а взаимодействие с более глубокой частью человека. Его душой.
Коурзон подключил ко мне какой-то аппарат с мигающим интерфейсом. Прибор тут же запищал, но его пыл скоро пошёл на нет, и возвращался лишь в виде тихого жужжания на фоне.
– Мы провели анализ душ FST-02. Интересное наблюдение – полная потеря пигмента, будто бы личные качества человека стираются. Цвет души меняется на чёрный.
Судя по пытливому взгляду, почему-то доктор сообщал информацию мне наравне с Риком. Последний, между тем, практически не подавал признаков жизни – изредка нажав на пару кнопок, замирал на несколько минут, словно погружался в сон. Он даже не сменил окровавленный халат, будто такое сложное действие выходило за границы перетрудившегося мозга.
– У монстров окраска изначально белая, без какой-либо индивидуальности. Наверное, поэтому вирус не действует на них, но я всё ещё нахожу это странным. Никогда нельзя быть уверенным в чём-то, касающимся души. Хотелось бы получить несколько монстров в подопытные.
Коурзон закончил с подготовкой инструментов и уставился на меня немигающим взглядом. Он стоял так с полминуты, но я уже успела покрыться гусиной кожей. Такое ощущение, будто доктор с каждым днём терял человечность, но… Разве в таких ситуациях можно оставаться гуманным? Когда приходится отбросить всё светлое ради одной цели. Он всего лишь делает свою работу, работу, которая спасет мир. Почувствовав затянувшееся молчание, Рик встрепенулся и подошёл к нам:
– В голову не приходит, почему после смерти зараженного его душа полностью пропадает. Пшик – пыль. Будто и не было человека.
Я молча выслушивала предположения и догадки врачей. Я не могу им помочь, ускоренный курс по биологии от Санса вряд ли способен конкурировать со знаниями профессионалов. Кстати… Жив ли он? Смог ли спастись, или оказался погребен под другими, как я? Может, погиб при зачистке? Но… Пожалуй, хорошо, что Санс не знает координат моего места заточения. Его праведный гнев мог бы лишить нас последнего шанса. Некоторые вещи просто должны быть сделаны, не важно, какой ценой.
– Мы будем проверять реакцию твоей души на отсутствие камня.
Подарок Чары лежал на моей груди, в неподвижном состоянии. Внутри него витала дымка, сгущалась тучей и обратно впитывалась в гладкие стенки сосуда.
– Во время эксперимента откроется “окно” для работы. Мы постараемся выжать из этих нескольких минут всю доступную информацию и прийти к необходимому выводу.
– Делайте, что считаете нужным.
Похоже, ответа никто даже не ждал, и Коурзон одним движением лишил меня сферы. Моё дыхание мгновенно участилось, глаза наполнили слёзы, а лёгкие будто связали цепями. Из горла вырвался испуганный хрип, стало тяжело контролировать мысли.
– Пятнадцать секунд с момента лишения, раздражение слизистой оболочки, кашель.
Рик сухо констатировал факты о моём состоянии, пока Коурзон что-то списывал с экрана аппаратуры. С каждой секундой становилось всё тяжелее держать образы врачей в голове, мышцы рук напряглись в стремлении вырваться из плена. Кожу легионом копий пробил холод, тело словно опустили в морозилку.
– Минута с момента лишения, озноб.
Не знаю, как Рик умудрялся ставить диагнозы с такой скоростью, уже стало плевать, хочется только одного, ВЕРНИТЕ, чёрт возьми, сферу! Глубоко в груди начались острые покалывания, кажется, даже насос не сможет накачать в лёгкие воздух. Со лба стекали горячие капли, попадали в глаза и только сильнее уплотняли заслон зрения. Прошло так мало времени, а я уже забыла обо всём самопожертвовании, пусть это только закончится!
– Две минуты с момента лишения, повышенное потоотделение, покраснение кожи, отеки.
Хотелось прокричать Коурзону, чтобы он остановил это, но из горла вырвался неистовый кашель, выплюнувший с остатками воздуха кровь. Слова тяжело достигали сознания, будто меня с якорем опустили на дно океана, после чего попытались докричаться сверху. Кожаные ремни не удержали бы меня, если бы я не обмякла на кушетке и не перестала дергаться.
– Пять минут, кровохарканье, слабость. Док… Прогресс?
– Мгм, – Коурзон едва слышно пробурчал что-то, что совершенно меня не обнадежило. – Нужно время.
Я уже забыла, почему согласилась на это. Какова бы ни была причина, она не стоит этих страданий! Ад в миниатюре спустился на меня, решив обрушить сразу все круги. Кто-то вцепился в моё сердце и начал безмолвно обрывать его от артерий. Изо рта ручьем стекала кровь, зрение полностью потухло, будто какие-то лампочки в голове попросту лопнули. Пожалуйста, хватит! Я не хочу умирать!
– Десять минут… Нарушение сердечного ритма, зрачки почти не реагируют на свет. Кровотечение не прекращается. Док, нужно заканчивать.
– Не сейчас! – сквозь агонию я расслышала гнев в его голосе. – Нужно время! Делай всё, что можешь, но она должна быть жива в течение следующих трёх минут!
– Я… У нас ещё осталась кровь для вакцины…
Резкая смена ощущений. Полная вымотанность и осознание безысходности, даже боль отошла на задний план. Меня пришибло гигантским камнем с надписью “апатия”. Вряд ли это хорошо. Уже понятно, что лучше стать просто не может. Наверняка это – последний сигнал организма перед тотальным истощением. Даже не понятно, что происходит вне замкнутого сознания. Почему я всё ещё здесь, что держит меня? Ветер дует где-то вдалеке, на нём можно сфокусироваться, если он идёт из внешнего мира. Но скоро затухнет… Осознаю ли я это? Смерть не вытягивает из тебя жизнь шаг за шагом, нужен лишь один взмах наточенной косой. И всё отрубится в мгновение. Потом уже ничего не будет. Религии врут – рай не наступит. Не придёт и тьма. Ничего не удостоит тебя своим присутствием. Просто ничего не станет. Не сможешь это осознать, не явится вечность, чтобы помочь тебе обдумать свою жизнь.
Как можно представить пустоту? Как космос? Он слишком живой для чего-то, что может прийти после смерти. Звезды полны надежды и веры в будущее. Этому не место в загробном мире. Может… Океан? Полон смерти, темноты и пролитых слёз. Последние рушат всю картину. Разве признак того, что ты способен на чувства, не отрицает пустоту? Даже самая последняя эмоция, на которую можно опуститься, не уйдет с тобой в могилу.
Забавно… Кажется, я начинаю понимать. Протянутая рука, которая не получила заветный подарок, все равно останется рукой, пусть и без заветного подарка. Невидимый глазу воздух всё ещё несёт животворящий кислород. Не взошедший цветок когда-то был семенем. Разве можно сделать из этого какой-то вывод? Я осмелюсь. Пустоты нет в нашем мире. Действительно смешно. А люди боятся всего неизведанного, чего не знают, верно? Именно поэтому так силён страх перед смертью. Первая и последняя встреча с тем, чего не существует. Кто-то пытался спасти себя тщетными иллюзиями, надеяться на реинкарнацию, ад и рай, бытие призраком на земле… Но от правды не убежать. Она поглотит всех без следа. И мы не сможем понять, что это произошло.
