Текст книги "Три ночи в таверне Хиггинз (СИ)"

Автор книги: Karmilla

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Стараясь не выпускать из виду любовницу, Агнесс прошла в другой конец вагона и села у окна. По крайней мере, когда поезд набрал ход, стало теплее.На следующей станции зашло еще несколько женщин, и Агнесс снова забоялась упустить Офелию, хотя по сути это было практически невозможно. Она сидела у нее на виду, у противоположного окна, от скуки листая журнал.

Агнесс расслабилась, переведя взгляд за окно, на мелькающие заснеженные деревья и поля. В сером небе она заметила стаю кружащихся птиц, но вскоре и они растворились в снежном тумане. Они проехали еще одну станцию. Офелия неспешно поднялась, подхватив свои сумки, прошла к выходу. Агнесс вновь ненавязчиво поспешила за ней.

Миновав малознакомую Агнесс станцию, Офелия ускорила шаг, будто за ней гнались, а она как приличная девушка, не могла позволить себе побежать еще быстрее. Чуть не уронив сумку, она свернула за угол высокого здания, Агнесс метнулась за ней, поправив свою накидку, чтобы та ненароком не упала. Каблуки Офелии гулко стучали по брусчатке. Узкий тоннель вывел Агнесс к более обжитым с виду домам, но не менее нищих и серых, чем в ее родном округе. Война не обошла одной двери. Откуда-то доносились звуки уличных музыкантов, а Офелия поднялась по мраморным ступеням одного из потрепанных домов. Кажется, ранее он был окрашен в нежно-синий цвет, но теперь краска слезла и облупилась, черепица посыпалась, да и мраморные ступени были отбиты кое-где. Агнесс удивленно подошла ближе, читая потрескавшуюся надпись у дверей.

========== Эпилог ==========

Агнесс удивленно подошла ближе, читая потрескавшуюся надпись у дверей. Приют святой Анны, гласил наглухо прибитый к стене старинный мемориал. Отпрянув, она поспешила уйти прочь, не желая каким-то образом быть застуканной Офелией, да и больше расследовать ее исчезновения. Неужели у нее какой-нибудь ухажер в столь мрачном месте? – задумчиво размышляла девушка, направляясь домой.

Она вдруг почувствовала себя такой усталой и измотанной, что сил не оставалось даже на ревнивые мысли. В ее голове было пусто, как были пусты и лица случайных встречных в тусклом освещении вагона поезда. В сумерках снег отливал синевой.

Агнесс подумала, что быть может, у подруги там брат или сестра. Мысль о ребенке она отогнала сразу же. Ну какой ребенок, она сама ребенок, сонно твердила себе она, прислонившись к окну.

Девушка на мгновение прикрыла глаза. Больше всего ей хотелось сейчас очутиться дома и уснуть, позабыв обо всем, особенно сегодняшнюю слежку. Вообще-то, такие поступки были не в ее правилах, и теперь она чувствовала себя немного мерзко, сколько не уверяла себя, что все в порядке.

Вот и между ними появились секреты. Офелия сбегает несколько раз в неделю, ни слова не сказав, а она сама отпрашивается с работы, чтобы тайно проследить за ней, а придя домой, будет врать, что же нового случилось сегодня днем.

А раньше Агнесс думала, что между любимыми людьми секретов быть не должно.

Окна дома, конечно же, до сих пор оставались темными. Больше не тревожась по этому поводу, она вслепую закрыла за собой дверь, поднялась по скрипнувшим ступеням наверх, включив небольшой торшер у кровати. Здесь все еще стоял запах духов любовницы. Не желая ни готовить, ни есть, ни читать, она сразу же забралась под прохладное одеяло, щекой прильнув к мягкой подушке. Несколько минут , а может, полчаса, она еще думала о сегодняшнем приключении и Офелии, но в скором времени глаза начали слипаться сами собой, а согревшемся наконец, теле образовалась тягостная, и вместе с тем, ужасно приятная усталость. Она поддалась ей и задремала, слабо улыбнувшись забытью. Поездки по холоду всегда утомляли ее.

Прикосновения, легкие и нежные, разбудили ее. Вернее, пока еще не совсем, но продолжали упорно вырывать из сладостного сна. Мягкие руки огладили ее волосы, разметавшиеся по подушке, теплая ладонь коснулась ее щеки. Агнесс ощутила, как ее губ касаются знакомые пальцы. Кое-как проснувшись, она поцеловала их с улыбкой. Кажется, за окнами уже была глубокая ночь.

– Ты только пришла? – удивленно прошептала она, вглядываясь в белое лицо девушки. В полумраке та казалась ей до того хрупкой и невесомой, что сейчас растворится, мерещилось. Офелия улыбнулась.

– Не только. Давно. А ты все спишь.

– Уже нет, – тихо засмеялась Агнесс, прижав подругу к себе, осторожно целуя.

Ласковые руки обвили ее шею, позволив углубить ласку. Лишь почувствовав теплое дыхание и силу объятий девушки, можно было удостовериться, что существо она земное и ни коем образом не ангел, как мысленно иногда звала ее Агнесс. Снежный ангел.

– Ты любишь детей? – совершенно неожиданно поинтересовалась Агнесс, проследив за удивленной улыбкой Офелии.

Она улыбалась так ошарашенно, словно Агнесс и не видела ее вчера на ступенях приюта. Офелия кашлянула.

– А что? У тебя будет ребенок? Или нашлась какая-нибудь твоя родственница, и я помешаю? – смущенно пожала плечами она, вопросительно изогнув бровь.

– Нет, – Агнесс рассмеялась словам девушки, подперев голову рукой, все еще не сводя внимательного взгляда с подруги – Даже если бы и так, ты бы не помешала. Ты никогда не будешь лишней для меня, Офелия, – серьезно добавила она, накрыв руку девушки своей.

– Глупые разговоры, – та моментально убрала руку, отвернувшись к стене – Глупые бесполезные вопросы. К чему сейчас было это? К чему ты спросила меня об этом? – раздраженно выдохнула она, закрыв лицо руками.

Может быть, ей хотелось заплакать, но сейчас как назло не получалось выдавить ни слезинки. Агнесс осторожно положила руку на ее плечо.

– Нет. Я не жду ребенка. И никого ближе тебя, как ты знаешь, у меня нет теперь.

Офелия нервно передернула плечами и отсела подальше, чтобы Агнесс не могла коснуться ее.

– Тогда зачем спрашиваешь? – тяжело вздохнула Офелия, затем скривившись – Детей. Конечно, я люблю детей. Но к чему был этот вопрос?

Она была сейчас так раздражена, что казалось, от нее валил сноп искр. Такой Агнесс видела ее лишь в трех случаях. Когда она нарочно вспоминала при Офелии свои прошлые отношения, когда просила ее сказать, куда и зачем она убегает, и вот когда теперь заговорила о детях. Офелия вновь не позволила коснуться себя, отвернувшись.

– Ну извини. Я задаю глупые вопросы, – пожала плечами Агнесс, все же пристроившись рядом.

На удивление Офелия сама положила ей голову на плечо. Как она изменчива, думала Агнесс, наслаждаясь тишью этих нескольких минут, неизменна лишь нежность ее губ.

– Не глупые. Просто не вовремя, – опустила глаза Офелия, пряча улыбку.

Все же ей не хотелось так быстро сдавать свои позиции.

– А когда будет вовремя? – мягко поинтересовалась Агнесс, предприняв очередную попытку обнять возлюбленную. В этот раз та не отстранилась.

– Когда придет, тогда и придет, – немного сухо бросила Офелия, но уже через секунду мягко улыбнулась, заключив руку Агнесс в свою.

На их улице все дома спали. Вернее, спали обладатели этих покосившихся домиков, ни единого лучика свете не было видно ни за одним пыльным стеклом, а фонари уже погасли. Спали и остальные улицы, пусть в некоторых окнах и маячил блеклый свет ночника. Где-то залаяла собака, в темноте медленно-медленно опускался на землю снег, прошла Рождественская ночь вместе с постепенно растворившейся тьмой.

Агнесс неожиданно очнулась ото сна, бессмысленным взглядом изучая белый потолок.

Она лежала одна, место рядом с ней пустовало.

Ушла, немного волнуясь, подумала Офелия, обводя сонным взглядом спальню. Тишина, еще более пронзительная, стояла и внизу, осталась нетронутой, все вещи, включая пальто, были на месте, но Агнесс все равно точно знала, что Офелия ушла.

Она будто только теперь очнулась, выбежав во двор в одной сорочке. У ворот едва маячили следы, что не успел замести снег. Небо окончательно просветлело, затянутое снежными низкими тучами.

– Офелия! – Агнесс позвала, обойдя дом со всех сторон. И здесь ответом ей послужила тишина и шум ветра.

– Офелия! – она крикнула громче, ответа не последовало.

С трепетом в сердце она заметила клочок бумаги, что еще держался на стене веранды.

Очередная записка, какие иногда оставляла Офелия. Только оставляла в кухне и с известием о том, что появится к вечеру. Теперь содержание было несколько иным.

Не дыша, Агнесс пробежала взглядом несколько едких строк.

Я ухожу, Несси. Вот такая я слабачка, что пишу это, пока ты мирно спишь. Но так больше продолжать не может, приходится выбирать. Постарайся меня простить, и не ищи. Надеюсь, ты будешь счастлива. Прощай..

Подписано было Офелией.

Агнесс прижалась к стене, скомкав противную бумажку в кулаке. Прочитанные нелепые, но ужасно болезненные для нее строки сильнее всего сбросили ее вниз, в реальность. В какой-то момент для нее стало новостью, что она стоит на зимнем ветру в одной сорочке, а пальцы болят от холода.

– Ты же обещала, – хрипло прошептала девушка, покусывая нижнюю губу до крови.

– Ты обещала! – с нотками боли и разочарования воскликнула она, бросив смятую записку в снег. В ярости девушка быстро поднялась на веранду и захлопнула за собой дверь.

Самое отвратительное – осознание. И Агнесс отдалась ему, как только стрелка часов медленно приблизилась к полудню. Она больше не радовалась, что осталась дома на праздники.

По сути, и осталась из-за по-детски надутых губ Офелии с ее “заканчивай работать, Рождество же”

А теперь ее гнобила пустота.

Славное Рождество. Она могла сейчас поспорить, что несколько лет назад, какие бы до отвращения тяжелые ни были тогда времена, то Рождество было хорошим, уж подавно лучше этого.

И пусть внутри все уговаривалось ее остаться дома и никуда не ходить, ничего не предпринимать и уж тем более никогда больше не искать предательницу с разноцветными глазами, но вспыльчивость и ревность взяли свое.

Найду ее, спрошу в лицо, к кому она убежала, раздраженно думала Агнесс, одеваясь потеплей и утешая себя тем, что теперь можно идти куда угодно, где была Офелия, и больше не прятаться.

***

– Скажите мне что-нибудь плохое, – попросила Офелия, обхватив замерзшими пальцами горячую чашку с вежливо предложенным ей горьким кофе.

Она не плакала, только глаза были на красном месте и ей трудно было поднимать их к свету, раздраженные недавними слезами, они сразу же начинали жечь, а руки чуть подрагивали.

Впрочем, в холле здания было неплохо, среди многочисленной растительности в вазонах пахло тем самым кофе, молочной кашей, и парфюмом старой Бэтси, что выполняла здесь роль некого смотрителя, допрашивая каждого вошедшего, что ему нужно, а без приглашения начальства и вовсе могла не пустить. Впрочем, эти законы Офелии давно не касались, а все доброе сердце Бэтси. Она выглядит склочной старушонкой, но наверняка добрейший души человек внутри, думала она, склонив голову. Да и не наверняка, а уж точно. Так оно и было.

– Что же плохого? То, что Грейс передумали, оно и хорошо. Девочка с тобой. Если же подумать хорошо, то ей бы..

– Скажите что-нибудь плохое обо мне, – перебила Офелия, махнув рукой.

И не дослушав слова Бэтси, легко можно было мысленно окончить их. Лучшее для Ады – чужая семья. Для ее Ады. Чужая семья.

Она еле слышно вздохнула.

– Плохое? Чего это ты? Не заболела? – женщина посмотрела на нее с недоверием.

– Нет, я совсем здорова, – поспешила заверить Офелия, покачав головой – Скажите что-нибудь плохое обо мне.. Ну вот какая я? Ленивая, может быть, двуличная.. Грубая?

– Ты юная, – усмехнулась Бэтси, сделав глоток – Это твой недостаток и достоинство. Рассиживаться нечего, приедет мисс Ирвин, где тебя спрячешь? А за Аду не беспокойся, я за ней пригляжу.

– Угу, – буркнула Офелия, поднявшись сразу же – Не забудьте, я вам оставила некоторые вещи и еду. Все как всегда.

– Да-да, – кивнула Бэтси, тяжело вздохнув, она медленно поплелась наверх – Приходи еще, время ты знаешь.

Офелия поджала губы, застегнув осенний плащ, ничего не ответив. Она выскользнула за тяжелую входную дверь приюта святой Анны.

***

“Ничего себе”, -пронеслось удивленно в мыслях Агнесс, она присела в любезно предложенное кресло, таких стояло несколько в бедноватой на вид приемной.

Если бы она только знала, что еще утром здесь была Офелия, сидела на том же месте, что и она, и не меньше ее одолеваемая чувством безызвестности и пустоты.

Наверху слышались детские голоса, и Агнесс подумала, что теперь время ужина. Настоятельница приюта, мисс Ирвин, высокая худощавая дама с длинным носом и колючим взглядом, приторно улыбнулась ей, заправив выбившуюся прядь тонких волос за ухо.

– Если спрашиваете именно про Офелию Хиггинз, то у нее действительно есть дочь. Кхм, чисто биологически. Сами посудите, ну какая же она мать, если ее родственница, доброй души женщина, некогда слезно умоляла отнять у этой девицы ребенка, потому что она не способна ничего ему дать. Затем и сама Офелия смирилась. Она говорила, что ей нечем кормить ребенка,затем снова требовала отдать дочку ей. Конечно же, Аду ей никто не позволил снова забрать. Она попыталась мне угрожать, но я быстро пригрозила полицией, и девчонка утихомирилась. Аду несколько недель назад хотела удочерить одна состоятельная пара, но они передумали. Оказалось, мисс Грейс приглядела одного мальчугана, его они и забрали. Я бы мечтала отдать Аду в хорошие руки, пока девочке нету и двух лет, позор своей матери она не запомнит.

Мисс Длинный Нос, как мысленно прозвала ее в шутку Агнесс, говорила еще о чем-то, но ее дальнейшая болтовня уже ускользала от девушки. Агнесс пыталась осмыслить все, что ей удалось узнать за один только день. Офелия, ребенок.. Черт возьми, сколько же ей было, когда появилась Ада? Шестнадцать, семнадцать..

– А кто отец девочки? Вы знаете?

Настоятельница с ответом помедлила.

– Я не знаю, – сухо бросила она – Девчонка назвала какого-то военного, но я не думаю, что это правда. Она – малолетнее бедствие, как для нас, так и для ее несчастных родственников.

Кажется, сегодня она была рада поговорить, поэтому сразу же добавила:

– Я не знаю, для чего существуют такие девушки. Наверное, чтобы обращать жизнь честных людей в сущий ад, сваливая на них свои заботы и голодных отпрысков.

А зачем существуете Вы? Вы, и дюжина таких же безликих и мелочных, думала Агнесс, приветливо улыбаясь даме. Из-за таких старых дев, как Вы, девчонки рожают по углам, обманутыми кавалерами. Вы думаете, что правосудие и мир держится на ваших худощавых плечах, но Вы не занимаетесь ничем, кроме как распоряжаетесь судьба лишенных судьбы девушек и их детей, дабы освятить себя ореолом чистоты и праведности, несвязно думала она, разозлившись, хотя своим мыслям и не могла найти подтверждения, зато точно знала, что вслух их произносить нельзя.

А ведь Офелия не такая, она все говорит в глаза. Конечно, кроме того, что сообщает в записках о своем уходе, здесь-то смелости у нее меньше, чем у неопытного воришки.

Ты ушла, а как будто унесла с собой часть меня, подумала Агнесс, переведя взгляд на окно.

Ты преступница, самый жестокий и неуловимый вор с бесконечно прекрасными глазами. Для тебя забава – воровать любовь!

***

Через полторы недели Агнесс отдали Аду. Она все еще не могла поверить, что зеленоглазая девочка, что с удивлением теперь сидела на ее руках, когда они вышли из приюта, была ребенком Офелии,ее незаконной дочкой. Она крепче прижала ее к себе, добираясь до станции вокзала в толпе, изо всех стараясь не выронить пакет с документами, согласно которым девочка Офелии теперь стала ее дочкой. Она не сомневалась, что все это время Офелия пыталась убедить не отдавать Аду, как случилось и с прежними потенциальными приемными родителями. Она догадывалась так же, в какое время в приюте бывает Офелия, старательно избегая встреч с ней, и убедительно попросила оставить удочерение Ады в тайне от всех.

Смотря на удивленную поездкой малышку, Агнесс задумалась, может ли Ада смутно помнить свою мать. Но кажется, девочка ни о чем не помнила. В свои два она говорила хорошо, но мало, с некоторой опаской слушаясь Агнесс. Кажется монахини, служащие в приюте, слишком дисциплинировали детей.

– Ты можешь меня не бояться. Я твоя мама, и не обижу тебя, – с улыбкой шепнула смутившейся девочке она.

Одежда Ады пахла казенной прачечной, Агнесс не пожалела сил, чтобы все перестирать. Теперь она догадалась! Агнесс спускала малейший заработок в приют, покупая одежду и еду в надежде, что у ее девочки улучшится жизнь. Аду она тогда могла увидеть лишь через высокий забор во время дневной прогулки.

Заботясь каждую минуту о малышке, она больше не злилась на Офелию, точно зная, что когда-нибудь та придет. И если не вернется к ней, то хотя бы заберет свою дочь. Впрочем, Агнесс начала сомневаться, что сможет расстаться с Адой. Улыбка девочки стала ей практически родной.

***

Конечно же, Офелия появилась.

Не успела Агнесс вернуться со спящей малышкой на руках после ночного дежурства, как знакомая фигура уже маячила возле ее дома.

– Ты?

Бледная и осунувшаяся Офелия прислонилась к стене, дожидаясь, пока Агнесс нашарит ключи и откроет дверь. Она с жадностью проследила за спящей на руках Агнесс девочкой, но не попыталась сейчас вернуть ее себе.

Агнесс пропустила девушку вперед, закрывая дверь. Со времени исчезновения Офелии прошло больше месяца, а теперь она прошла в кухню, на ходу стянув шапку и расстегнув пальто, и села за стол, скрестив руки на груди.

Пускай от нее веяло холодом, но запах знакомых духов еще остался на одежде. И если закрыть глаза и вдохнуть его, Агнесс точно знала, покажется, что и несколько дней не прошло. Ее сердце радостно забилось лишь при виде пускай и серьезных глаз подруги.

– Я, – запоздалый ответ на риторический вопрос.

Разноцветные глаза Офелии блеснули злостью. Хорошо, что Агнесс этого не видела, раздеваясь. Еще час назад она мечтала лишь о том, чтобы только вернуться домой и улечься спать, уложив Аду. Но теперь в ней словно открылось второе дыхание. Ей хотелось говорить и говорить, лишь бы Офелия была рада ее слышать.

– Ты отняла ее у меня! – прошипела Офелия, кивнув на крепко спящую девочку – Не ожидала от тебя.

Теперь – то Агнесс заметила ненавистные огоньки в некогда любимых ею глазах. От этого тона знакомого голоса все похолодело, противно засосало в груди.

Агнесс молча поднялась наверх, крепко прижимая к себе Аду. Любовница моментально последовала за ней, и лишь убедившись, что ее девочка спит, прошла в соседнюю комнату.

– Я понимаю, что все это законно. Я знаю, ты следила за мной. Но я найду способ вернуть Аду, слышишь? – голос девушки дрогнул, как только она приблизилась к Агнесс.

Та удержалась от настойчивого желания уничтожить всякое расстояние между ними, и целовать, целовать ее. Даже наблюдая Офелию столь грубой, Агнесс любила ее, и ее сердце продолжало горячо биться в груди лишь при мимолетном взгляде на девчонку. Ей сейчас стоило много оставаться неприступной.

Кажется, Офелия так ничего и не поняла, а Агнесс решила не выдавать своих истинных целей до конца.

– Какой же способ? – безразлично усмехнулась девушка, прислонившись к двери. -Ну скажи. Мне интересно.

Офелия опустила глаза, закусив губу. Но в следующее мгновение одарила Агнесс взглядом, полным злости и отчаянья. Они обе знали, что ей отступать некуда.

– Я не знаю.. Но я найду, – с твердой уверенностью и холодом проговорила Офелия.

Она бросилась к двери, но задержалась, с особым презрением обводя взглядом усмехающуюся Агнесс.

– Какая же ты..

Она не нашлась, чем окончить фразу, и хотела уже исчезнуть за дверью, как знакомые руки с силой удержали ее. Агнесс вгляделась в измученное личико девушки, совсем еще ребенка, но уже матери. Офелия опустила уголки губ, отведя взгляд и отстранившись, насколько это было возможно.

– Я отдаю Аду. Забирай, – Агнесс кивнула на соседнюю дверь.

Девушка, кажется, растерялась. Да, ненависть теперь сменилась удивлением.

– Что? – негромко спросила она, недоумевая, и кажется, побаиваясь, что ей послышалось.

– Я забрала ее для тебя. Иди и забери ее к себе. Только одень потеплее.

– Шутишь? – Офелия горько усмехнулась, наконец подняв покрасневшие от слез глаза.

Господи, как же сейчас Агнесс хотелось коснуться ее нежнее.

– Да нет же. Иди.

Она мягко отпустила руку девушки, что крепко сжимала еще несколько минут назад. Офелия метнулась к спальне, но остановилась в полушаге, обернувшись.

– Я ушла лишь из-за Ады, – ее голос снова дрожал.

– Я понимаю, – Агнесс кивнула, не сводя глаз с девушки – Кто отец?

– Угадай, – Офелия слабо усмехнулась – Тот, кто подарил тебе револьвер. Мой жених.

– Адамсон не был твоим женихом.

– Так все говорят.

Офелия пожала плечами и нерешительно прошла в спальню к спящей дочери, Агнесс наблюдая за ней, стоя на проходе, непроизвольно улыбнувшись. Любовница была так нежна с девочкой, лишь держа ее на руках. Ада все еще спала.

– Я пойду?

Это было сказано так тихо и нерешительно, а может, Агнесс и вовсе послышалось.

– Останься.

Не менее тихо, но требовательно. Офелия обернулась в коридоре этажа. Агнесс подошла совсем близко.

– Останься, – повторила она.

Офелия сглотнула, прижав дочку крепче к себе.

– Это неправильно. Агнесс, ты не понимаешь.. Ада моя дочь. Мне нет девятнадцати, но у меня уже есть дочь. Я не говорила тебе, потому что это уродливо, черт возьми, – глаза девушки вновь заблестели – Я никогда не любила его, нас сводила лишь его похоть и моя нищета. Я продавалась ему, слышишь.. Вот, кто такая Ада. Дочка распутницы.

Офелия говорила тихо, но по ее щекам неумолимо стекали слезы – Разве кто-нибудь когда-нибудь сможет полюбить шлюху с уродливой гетерохромией, – девушка нервно усмехнулась, выговорив термин – И с незаконным ребенком на руках?

– Смогла, – Агнесс, не задумываясь, кивнула, прижав девушку к себе за плечи – Я смогла.

Офелия грустно улыбнулась сквозь слезы.

– Что же ты предлагаешь?

– Быть со мной. Здесь. Больше не оставлять Аду, – так же не задумываясь ответила Агнесс, касаясь губами плеча девушки.

– Ты все знаешь? Я оставила ее, мне нечего было есть, а хозяйка тогда прогнала из таверны.. И война. Я пыталась устроиться горничной, но везде отказывали, либо брали, но без Ады..

Агнесс покачала головой, остановив уже дрожащую девушку.

– Забудь об этом, забудь. Это прошло, все плохое в прошлом. Есть лишь ты и я.. И Ада. Я люблю тебя.. И ее.

– Не знаю, как Ада, но я тебя не стою, – прошептала Офелия, касаясь губами губ девушки, совершенно смутившись.

– Пожалуйста, не неси чепуху.

Тишина коридора нарушилась лишь шумным дыханием и звуками поцелуев двух истосковавшихся друг по другу девушек.

– Теперь все будет хорошо. Просто верь мне, – мягко прошептала Агнесс, проводя рукой по любимым волосам.

– Как же мы объясним Аде, что у нее две мамы? – Офелия засмеялась, прикрыв глаза.

– Скажем, что однажды мама встретила маму, и не смогла отдать ее никому. Так появилась она.

Офелия все еще смеялась.

– Знаешь, час назад я готова была растерзать тебя, любимая.

– А теперь, истеричка?

– А теперь, – Офелия смущенно пожала плечами– А теперь, кажется, люблю.

Агнесс хотела ответить, но нежный поцелуй девушки не дал ей этого сделать.

Теперь они сидели на диване, наблюдая, как спокойно дышит во сне Ада, безмятежно улыбаясь.

– Все хорошо.. Теперь все хорошо, – прошептала Офелия, обняв подругу чуть крепче.

Аде снится весна, думала Агнесс. Ей казалось, что тепло больше никогда не вернется к ним. Пышными хлопьями за окном валил снег, а от его белизны щемило в глазах, комната наполнилась белым светом.

***

Но тепло вернулось вне зависимости от того, верил в него кто-то или нет. Жаркий солнечный свет добрался и до этих краев, растопив лед и обратив его в воду, пробудив костлявые ветви деревьев. И каждая травинка, пробившаяся сквозь землю, теперь дышала весной, и даже мокрые крыши, кажется, ожили, душа и весна вселились в каждый камушек у дороги, и все вокруг будто переговаривалось и шепталось друг с другом о тепле и свете, которого с каждым днем становилось все больше.

Время. Вечный волшебник, неустанно искусный маг и прелюбодей. Не меньше раза в год он убивает природу, чтобы не больше двух раз ее потом воскресить, приводя за собой своих южную подругу – летний зной. Но до лета еще было далеко, ручьи талой воды только-только начали пробивать себе путь, а ночи приносили с собой ноябрьский холод, но и он был не страшен, ведь теперь-то все вокруг были уверены, что весна скоро. Не проспать бы.

– Время. Вечный волшебник, – тихо повторила Агнесс, тепло улыбнувшись.

В руках она держала новый, пусть уже и раскрытый конверт. Это было письмо от Норы, чрезвычайно шумной женщины, которую Агнесс повстречала в поезде, возвращаясь домой.

Простите меня, милочка, что тайком выписала ваш адрес. Он был надписан на вашем багаже. Вы так понравились мне, что я не удержалась, чтобы вам не написать. Помните даму в красном? Ну конечно помните, это платье было одним из самых модных в Лондоне прошлым летом. А мои Мари и Поль? Вы не забыли? Должна сказать, Мари о вас вспоминала. А ведь она обычно такая неразговорчивая. Ну что же я все о себе.. Как ваши дела? Мне кажется, мир уже воцарился повсюду, и я смею надеяться, что и у вас дома все в полном порядке!

Эдгар даже не поскупился нанять прислугу и разбить небольшой сад, уже к маю дети смогут отдыхать там. К моей огромной радости они подружились с новым отцом, знаете, мой Эдгар очень заботлив. Боюсь как бы он не разбаловал их, принося пачки конфет каждое воскресенье. Счастливое время, Агнесс.

Если у вас выдастся свободный денек, приезжайте к нам, я сказала мужу, и он был рад пригласить вас. Мы с нетерпением будем ждать. И еще…

Неугомоннная Нора писала и дальше, но второй раз Агнесс не стала перечитывать этот сумбур. Она подумала, что и дети Норы теперь, возможно, не так уж несчастны, а это главное, что обрадовало ее в этом письме.

– Время – вечный волшебник? Что еще такого написала тебе эта сударыня? – Офелия нахмурилась, приобняв подругу со спины.

Агнесс засмеялась, накрыв руку девушки своей.

– Эй, ты копалась в моей почте, дорогуша?

– Ты же знаешь, что я ревнива как черт.

– Верно. И ни один волшебник тебя не исправит, – с нежностью проговорила тебя Агнесс, погладив девушку по волосам.

– Мама-мама! – Ада вбежала в дом, таща за собой куклу, явно собираясь сообщить нечто важное.

Мои ангелы, подумала Агнесс, поспешив к запыхавшейся девочке. Никто не знает, что бы теперь было со мной, если бы однажды в метель я не полюбила эти разноцветные глаза.