Текст книги "Спрячь его в карман (СИ)"

Автор книги: kakas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

========== Глава 1. День рождения ==========

Комментарий к Глава 1. День рождения

События разворачиваются на момент 9 сезона.

Война со Спасителями окончена, Ниган сидит в тюрьме.

Естественно, все развивается в альтернативном ключе (⊙ω⊙)

Начало новой эры – Рик Граймс, определенно, представлял его иначе. В своем воображении он видел, как общины строят мосты, собирают урожай, торгуют, обучаются ремеслу и заводят семьи. Союзы между непримиримыми сторонами, браки между бывшими неприятелями, общие радости и общие горести – разве плоха эта мечта?

В реальности все происходило совсем не так.

Люди едва находили силы работать рука об руку. Они скрипели зубами от нежелания ходить по одной и той же земле, есть одну и ту же еду. Даже спать в одном лагере, и то было им в тягость. Вечные междоусобицы, стычки, драки и ссоры – они едва смогли построить разрушенный мост. У Спасителей не было урожая, Королевству не хватало древесины, Хиллтоп становился все обособленней, а женщины Оушенсайда так и не влились ни в одну из общин.

И видит бог, Рик старался, чтобы все было по-другому.

Он едва ел и спал, бегая от стройки к стройке и разъезжая от общины к общине. Он строил, он кормил, он защищал, и он же планировал. Стадо зомби? Скажите Рику. Драка между головорезами Святилища? Рик должен что-то сделать. Не хватает еды? Кончилась пресная вода? Люди отказываются работать? Кто-то ранен? Кто-то умер? Кто-то родился? Рик должен знать.

Граймс был везде и всюду, он работал в поте лица и даже находил в себе силы для дипломатических переговоров. Никто не заподозрил неладное. Просто потому что это Рик Граймс. Человек, имя которого точно запомнят.

Его невероятный энтузиазм казался нормальным до тех пор, пока он не сломал ногу. Взбрыкнувшая перед ходячим лошадь выкинула его из седла, а после приложила копытом в колено. В импровизированном лазарете рабочего лагеря Сиддик еще долго бормотал под нос оды благодарности всем существующим богам хотя бы за то, что колено не оказалось раздроблено. Он наложил Рику гипс и стянул изувеченное место надежными шинами из дубовых палок.

А потом Граймс переехал в Александрию.

Оказавшись вычеркнутым из участия хоть в каких-либо работах за пределами «безопасной зоны», он все равно не сдавался. Родная община тоже нуждалась в восстановлении. И вот он, опираясь на трость, толкал перед собой то телегу с досками, то ящик с инструментами. Мишонн, изредка заглядывавшая домой, все время заставала его за работой. Спустя месяц три дома обрели крыши, на задних дворах появились овощные рассады, а ворота укрепились дополнительным слоем рабицы.

– Рик, ты должен отдыхать. Так твоя нога никогда не восстановится.

– Я в порядке.

Казалось, он всегда был в порядке. Однако с каждым визитом улыбка Мишонн становилась все менее приветливой и все более встревоженной. Когда бы она ни приезжала, Рик все время работал. А как-то раз, оставшись на ночлег, она проснулась от размеренного стука молотка, разносившегося по улицам Александрии в начале четвертого утра. Никто не вышел посмотреть, откуда исходит шум – только Мишонн вслепую топталась на крыльце. Ее внимание привлек неясный свет из-за дома, как раз там, где в глухой угол сворачивала веранда. Когда-то в этом уютном уголке любил сидеть со своей сестренкой Карл. И именно оттуда они сняли половицу со следами детских отпечатков рук.

– Рик?

– Мишонн? – он зажег вторую свечку и аккуратно поставил ее на перила. – Возвращайся в постель.

– Рик, сейчас ночь. Чем ты… Чем ты занимаешься? Эй, – рука Мишонн опустилась на его плечо. – Ты сейчас всех перебудишь. Пошли в дом.

– Все привыкли. Никто не проснется.

– Да чем ты занят?

– Делаю колчан для стрел. Карл всегда хотел научиться стрелять. Дэрил обещал ему.

– Рик…

– Я должен закончить. Карл писал, что хотел бы его.

– Рик… – она хмуро закусила губу. – Карл не может тебе написать. Карл… Он умер, Рик.

Но Граймс как будто бы не слышал. Он с улыбкой шнуровал грубую кожу и прилаживал заклепки в нужных местах. Он совсем тихо рассказывал Мишонн, как, должно быть удивится Карл, когда увидит проделанную работу. Все эти восстановленные жилища и сады, заново перекрашенный дом и даже новые самодельные кровати…

Он говорил и говорил, с привычным спокойствием занимаясь своим делом. Мишонн не стала слушать – она ушла в дом и промучилась бессонницей до самого утра. А взглянув на Александрию утром, женщина вмиг осознала: все всё знают. Люди не слепы и не глухи.

Их лидер Рик Граймс не в порядке.

Это было летом. А осенью Мишонн отвезла Джудит в Хиллтоп и забрала свои вещи из дома в Александрии. Между ними давно не ладилось. Казалось, их дружба была крепче негласного брака. Мишонн привыкла любить чувственно и пылко, Рик же едва справлялся с тем, чтобы проявить нежность. В моменты близости он казался ей чем-то средним между остывшим ко всему стариком и неуверенным в себе подростком. Они перестали искать друг в друге то, что делает романтические отношения живыми и крепкими. А потом они устали от этого. Но их дружба, их вечная дружба продолжала жить. Именно она подарила Мишонн уверенность, когда между ними случился тот самый разговор, после которого Джудит отправилась в незапланированную поездку к тети Мэгги, и после которых зубная щетка Мишонн исчезла из ванной.

– Рик, рано или поздно все наладится. А пока… Давай не будем делать это еще более сложным.

– Мы должны двигаться дальше?

– Да, мы должны. Но если ты найдешь на вылазке мятную зубную пасту, ты знаешь, что делать.

– Она всегда только твоя.

К ноябрю с Риком почти никто не разговаривал. Люди находили его безобидным, даже приветливым. Они все так же восстанавливали вместе с ним Александрию, но своим лидером уже не считали. И чем мягче становились улыбки в его сторону, тем большую усталость ощущал Граймс. С ним обращались как с ребенком, его не слушали, а только вежливо кивали. А в тот день, когда Кэрол подбросила ему в гостиную книги о психическом здоровье, он и сам почти поверил в то, что нездоров.

Был только один человек, что не отмахивался от его компании – Ниган.

Рик навещал его исправно. Он носил ему еду, иногда – одежду. Проверял надежность замка, прочность решеток. А поздним вечером, когда на улицах Александрии становилось темно, он рассказывал Нигану, как прошел день. Он говорил о починенных заборах, о новых мостах и кровле, о засеянном урожае и школе кузнецов. Единственное, о чем Рик молчал – о собственном лидерстве. Он ни разу не упомянул, что вместо него общинами управляет новоявленный совет. Не говорил он и о всеобщем бойкоте, об ушедшей Мишонн и затянувшихся каникулах Джудит.

Сам Ниган почти не разговаривал. Он неизменно сидел в самом темном углу, вытянув длинные ноги и изредка усмехаясь одной из самых неприятных своих улыбок. Иногда он напоминал Рику капризного ребенка, что все никак не смирится с наказанием и вместо раскаяния только сильнее дует щеки. А бывали дни, когда он сравнивал Нигана с котом: он никогда не бросался к тарелке со своей скудной пищей, а вместо этого величественно ждал, когда Граймс наконец уйдет. И только тогда он ел. По крайней мере, Рику хотелось так думать: и без того поджарый, Ниган стал удивительно худ.

Это были первые дни декабря, когда Ниган наконец заговорил. Зайдя в камеру, Рик обнаружил пленника не в углу, а у самых решеток. От неожиданности он едва не выронил тарелку – Ниган хрипло рассмеялся.

– Бу.

– Что за смена настроения?

– О, Рик, я человек сюрпризов. Что на ужин? Опять сраные помидоры с твоих грядок? Или, может, хлеб, собранный горячими цыпочками Оушенсайда? Я бы не отказался от сладкого пирожка прямо сейчас, если ты понимаешь, о чем я.

Граймс ничего не ответил и поставил тарелку рядом с щелью в прутьях. Ниган даже не взглянул. Он как-то устало и натужно выдохнул, прислонившись лбом к решеткам. Казалось, его хорошее настроение пропало так же внезапно, как и появилось.

– Какое сегодня число?

– Пятое декабря.

– Круто, – Ниган с усмешкой пнул тарелку обратно. Бутерброд шлепнулся на пол, а зеленый горошек покатился в разные стороны. – Забери это дерьмо. Хочу кекс с гребанной свечкой.

– Значит, сегодня ты без ужина.

– Нет, сегодня у меня кекс со свечкой, Рик. Как думаешь, почему?

– Мне наплевать, Ниган. Сегодня ты остаешься без ужина.

Рик даже не стал собирать разбросанную еду – вместо этого он неловко поковылял прочь из камеры.

А ночью, устроившись на невообразимом лежбище из подушек и сбитых одеял, Рик еще долго не мог уснуть. Раньше у него никогда не находилось лишних пары часов, чтобы поворочаться в постели. Ну а теперь в его голове бесконечной пластинкой крутилось множество мыслей, и не было той кнопки, которая смогла бы остановить этот чертов граммофон.

Пятое декабря. Кекс. Свечка. Что это, черт возьми, должно значить? Пятое декабря… Свечка…

У него что… День рождения?

Он и сам не знал, какого дьявола его понесло обратно в камеру. Но на часах уже полночь, и никто, даже задремавшие часовые, не заметит, как он тихо ступает по ледяному асфальту Александрии в одних только плюшевых штанах.

Когда он вошел в темницу, Ниган спал. Одно из просроченных пирожных «Choco-Pie» ставится у самых прутьев, детская свечка втыкается в подсохшую шоколадную корку. Облизав пальцы, Рик щелкнул зажигалкой – маленький огонек озарил камеру. Ниган по-прежнему спал, а потому Граймс особенно громко хлопнул за собой дверью.

В конце концов, свеча горит совсем недолго.

***

Первое, что он ощутил по пробуждению – адский холод. Как будто он был побритым моржом, которого бросили умирать в ледовых скалах Антарктиды. Его зубы отстукивали бешеный речитатив, а конечности дрожали как в эпилептическом припадке. Ему даже не хотелось открывать глаза: в какой-то момент он действительно испугался, что очнется не во время зомбиапокалипсиса, а во вселенной фильма «Нечто»[1], где посреди ледников его будет атаковать какая-нибудь космическая ебанина.

Расслабив мышцы и сделав глубокий вдох, он все-таки предпринял попытки встать. Однако одеяло, которое еще ночью казалось жалкой тонкой тряпкой, теперь превратилась в неподъемную перину. Более того, оно пахло как не самый свежий носок.

– Да блядь, – Ниган резко взмахнул руками и выкатился на бетонный пол. – Гребанный…

Больше слов у него не нашлось. То, что он принимал за одеяло, и было самым настоящим носком, откуда он вылез, как птенчик в новый мир. По сути, он недалеко ушел от самоидентификации себя с птенцом: голый, растрепанный и голодный, Ниган растерянно стоял напротив толстых решеток камеры, между которых теперь мог пролезть хоть боком, хоть раком.

– Ебанный Иисус ебать его в Христосину…

Ошалело ощупав себя со всех сторон, оглянувшись и приложившись лбом к поношенному ботинку, Ниган замер посреди темницы. Он забыл о холоде, забыл о ноющем желудке и даже подпирающей нужде. Все еще шокированный происходящим, он попытался восстановить в мозгу хронологию событий, где главным фигурантом катастрофы был, конечно же, Рик Граймс. Именно он принес ему этот проклятый кекс с жалкой розовой свечкой. Ниган едва успел ее задуть, настолько быстро она плавилась. Съев ночное подношение и загадав единственное свое желание, Ниган уснул. А по пробуждению оказался каким-то лепреконом, славным малюткой гномом[2], козявкой под ногтями Диснея с его тупыми сказками о Белоснежках и прочей микроскопической хуйне.

Я ПРОСТО ХОТЕЛ ВЫЙТИ ИЗ ЭТОЙ ГРЕБАННОЙ КАМЕРЫ, ЧЕРТ БЫ ЕЕ ПОБРАЛ. ЕЕ И ТВОЙ ГОВЕНЫЙ CHOCO-PIE, РИК!

Его рост был меньше фута[3], а если точнее, то сантиметров двадцать. С такими скромными габаритами Ниган мог выйти не только из камеры, но и незаметно ускользнуть из Александрии. Но это был, определенно, дерьмовый план. Что он будет делать? Как выживать? Сколько непреодолимых километров ему придется пройти, чтобы добрести до магазина с игрушками, где он бы смог раздеть какого-нибудь Кена и обзавестись хотя бы парой более-менее приличных трусов? Найдет ли он драную кошку или, на худой конец, гавкучего той-терьера, чтобы гордо рассекать верхом равнины?

Любой житель нынешних общин почтет за честь раздавить его под каблуком, а собственные Спасители скорее трахнут ватной палочкой или распнут на зубочистках. Хотя бы за то, что он перестал быть самым большим и страшным сукиным сыном из всех существующих.

Нет, только один человек должен если и не понести наказание, то груз ответственности точно.

Если ты, Рик, возомнил себя каким-то трахнутым Дамблдором, то тебе придется вытащить свою палочку из жопы и расколдовать меня, блядь, обратно.

Гневно выдохнув, Ниган обмотался в замусоленный носовой платок и принялся взбираться по бесконечным ступеням. Пока он добрался до двери, отделяющей его застенки от свободы, платок благополучно потерялся. На счастье, дверь была небрежно приоткрыта – Ниган выскользнул наружу, тут же скукоживаясь от холода.

Путь до дома Рика занял целую вечность. Подпрыгивая на ледяном асфальте и чертыхаясь через каждое слово, последние метры Ниган уже бежал. Он с минуту переводил дух перед высоким крыльцом, недоумевая, зачем людям ступени везде и всюду. Он проклял не только их, а еще и внушительный порог. Порадовала лишь дверца для кошки, куда он просочился с гордо поднятой головой.

– Да ты, блядь, издеваешься… – от высоты лестницы на второй этаж голова начала безжалостно кружиться.

Однако спальни находились именно там – это он прекрасно запомнил со времен своих визитов в семейное гнездышко Граймсов. У него не было никакого желания сооружать себе лестницу или гарпуны, как в шпионских фильмах. Вместо этого он подобрал с пола брошенную Джудит палочку для счета и принялся карабкаться. Он поднимался, опираясь на палочку и подтягиваясь на руках. Это продолжалась не меньше четверти часа, а по окончанию этого марш-броска Ниган был уверен, что Эверест превратился бы в пыль под его ногами.

Из спальни Рика доносилось мирное похрапывание. Раздраженно цокнув языком, Ниган вошел в просторную светлую комнату, теперь уже заново обставленную и восстановленную после их бесконечных войн. И Ниган бы соврал, если бы сказал, что обрадовался наличию новой кровати.

Ему снова пришлось карабкаться вверх.

На его счастье, навыки, приобретенные им еще во время короткой карьеры физрука, никуда не исчезли. Он ловко взобрался по краю свисающего одеяла, сжимая наволочку на манер каната. Рик, конечно же, спал. Он спокойно сопел, один раз даже причмокнул – Ниган зло усмехнулся и перепрыгнул на подушку. Будить Рика сладким поцелуем он не собирался по нескольким причинам: во-первых, он был чертовски зол, а во-вторых, Граймс мог бы запросто откусить ему голову.

– Ну что, принцесса, – Ниган с будничным видом расставил ноги и вооружился своим мужским достоинством, – доброе, мать его, утро.

Струйка мочи попала Граймсу прямо в глаз – он фыркнул, отмахиваясь и едва не сбивая Нигана со своей подушки. Проморгавшись и сфокусировав взгляд на причине своего пробуждения, он раскатисто, едва ли не истерически рассмеялся, давясь слезами и содрогаясь на кровати. Он хохотал и хохотал, жмурясь, хватаясь за живот и даже хрюкая в бороду. Ему было наплевать на витиеватые ругательства, на брошенное в его лицо перо из подушки и даже на еще одну партию не самого приятного душа. Этим утром ему было наплевать на все и сразу.

Ведь этим утром Рик Граймс признал, что он все-таки сошел с ума.

______________________

1. «Нечто» – экранизация повести Джона В. Кэмпбелла мл. «Кто идёт?». Самая удачная и известная экранизация принадлежит Карпентеру (1982 г). Фильм повествует о схватке ученых-полярников с инопланетным существом. События разворачиваются в Антарктике.

2. «Славные малютки гномы» – старый американский мультфильм Уолтера Ланца, того самого, который занимался мультиками о дятле Вуди.

3. Один фут – примерно 30 см.

========== Глава 2. Домик для Барби ==========

– Скажи, Рик, это какая-то твоя гребанная сексуальная фантазия? – Ниган навалился грудью на решетки птичьей клетки, продолжая стоять в чем мать родила. Он на пробу потряс позолоченные прутья – безрезультатно. – Что конкретно в предложении «я, блядь, так сильно не хочу сидеть в тюрьме, что превратился в ебанного лилипута» тебе не понятно?

Вместо ответа Граймс осторожно подошел к клетке и бросил внутрь горсть подсолнечных зерен. Его глаза были широко распахнуты – впрочем, они и не закрывались с того момента, как приступ его истерического смеха сменился молчаливой паникой. Он кружил вокруг новой импровизированной тюрьмы, не обращая внимания на сломанную ногу. Кружил так быстро и с такой сосредоточенностью, что Ниган даже ощутил производимый им сквозняк.

– Ты ебанутый? – семечка полетела обратно и шлепнулась Рику прямо в лоб. – Я тебе что, блядь, какаду? Или, может, колибри? Что, следующей фантазией будет, как я запихиваю свой хоботок в твой чертов бутон?

Хотел бы Граймс объять разумом сложившуюся ситуацию так же быстро, как это сделал Ниган. И если его сознание уже давно съело и переварило реалии зомбиапокалипсиса, то подобная магия оказалась выше понимания. Сначала он думал, что сошел с ума. Потом – что все еще спит. Теперь же, подержав уменьшенную версию Нигана в ладони и даже получив от него вполне реалистичный пинок, он уже и не знал, было ли происходящее плодом его больного воображения или все-таки нет.

– Рик, давай я помогу тебе разобраться, – помассировав виски, Ниган деловито устроился на птичьей качели. – В моем охуитительно интересном положении, – он закинул ногу на ногу, – я вряд ли смогу тебе навредить. Если ты, конечно же, не размяк настолько, что заточка из цыганской иглы… Куда это ты собрался? Какого черта..?!

Последние слова Нигана заглушило плотное покрывало, наброшенное на клетку. Граймс на мгновение закрыл глаза, сделал глубокий вдох и принялся одеваться. Он изо всех сил пытался не обращать внимания на нескончаемый поток проклятий. К тому моменту, как он обул сапоги, долгая и помпезная речь Нигана превратилась в фоновый гул.

Пусть это будет просто галлюцинация.

Чтобы подтвердить свою догадку, Рик прошелся до камеры узника. Больше всего на свете он хотел, чтобы Ниган, широкоформатный и полноразмерный, сидел за решеткой. Однако внутри темницы было пусто – только разбросанные вещи и вчерашний ужин. Внимательно осмотрев камеру, заглянув под худой матрас и в самый темный уголок, Рик похлопал себя по щекам. Что бы здесь ни произошло, и какую бы шутку ни решил сыграть его разум, объяснять отсутствие Нигана все-таки придется.

Он бы даже мог оставить все как есть: засохший бутерброд, валяющиеся на полу штаны и рассыпанный горошек. Мог бы сказать, что Ниган двинулся умом уже давно, что он всегда ходил по камере голый и отказывался есть. И что даже убежав, он не представляет ни для кого угрозы: в конце концов, какого подвоха можно ждать от истощенного голого безумца.

Однако во всем этом было одно «но» – Ниган есть Ниган.

Хоть голым, хоть сумасшедшим он будет казаться людям опасным. И даже в образе ходячего он бы никому не дал покоя, пока его бы не убили и не закопали под мостом. Да и в конечном счете Рику все равно никто не поверит: он сумасшедший, местный дурачок, герой, почивший на лаврах собственного психоза. Так что, если уже и представлять Нигана беглецом, то делать это по всем правилам.

Поэтому Рик не придумал ничего лучше, чем собрать одежду, аккуратно сложить отвергнутые яства на тарелку и оставить дверь камеры открытой. Чтобы побег выглядел правдоподобней, Рик бросил на пол несколько тонких погнутых гвоздей, обнаружившихся у него в кармане.

Надеюсь, это похоже на самодельную отмычку.

И пока вещи Нигана благополучно тлели в камине, улицы Александрии начали подавать признаки жизни. Отовсюду доносились звуки закипевшей работы: грохот молотка, скрежет ржавых пил и глухие удары тяпкой о подмерзшую землю. Что до Рика, то его день обычно начинался с завтрака. Он всегда готовил для себя и своей семьи. Но с тех пор, как ушла Мишонн, а Джудит пережидала смутные времена у Мэгги, завтрак делился между ним и Ниганом.

Вот и теперь, едва заставив себя проглотить немного каши, Рик небрежно шлепнул липкий комок овсянки в миску и двинулся в сторону «тюрьмы». Несколько человек натянуто улыбнулись, кто-то махнул рукой. Граймс старался держаться как обычно: он нарочито шумно открыл дверь подвала, а после со всей драматичностью, на которую был способен, выронил миску.

– Эй, Рик, все в порядке?

– Да, что там стряслось?

– Позовите Габриэля, – не говоря ничего конкретного, Граймс хмуро опустил взгляд.

Разговор с преподобным Стоксом прошел на удивление легко. Теперь Габриэль занимал одно из мест совета. Он подробно расспросил Рика о вчерашнем дне, о неадекватном поведении Нигана и даже о его примерном весе. Кроме Граймса никто не ходил в застенки, а некоторые даже не могли представить, как Ниган выглядит с отросшей бородой и без любимой биты.

– Послушай, он действительно был не в себе. Не думаю, что он далеко ушел. Скорее всего, продержится пару дней, пока его не укусят. Он не в том состоянии, чтобы бегать и сражаться. Да и кругом идет стройка. Наши люди повсюду.

– Может, ты и прав, Рик. Мишонн заедет ближе к ночи. А пока я скажу Таре и Розите, чтобы они начали поиски. Так всем будет спокойней. И ты ведь… – священник замялся. – Ты ведь хотел бы вернуть его в камеру?

– Я уже ничего не решаю.

Рик Граймс впервые сказал это вслух. Нагрянувшее осознание нового порядка вещей заставило его едва ли не задыхаться. По дороге до дома он пробормотал эту фразу раз тридцать, однако удушье никуда не пропадало. Он как в тумане дернул ручку, сомнамбулой поднялся наверх и упал в постель.

– Ри-и-и-ик.

Голос Нигана звучал слишком отчетливо, чтобы принимать его за морок. Он произнес имя Граймса своим привычным вкрадчивым тоном, как тогда, когда они застыли друг напротив друга в тесной кладовой. Но даже в этом хриплом мурлыканьи проскальзывали повелительные нотки.

Тогда это так раздражало, а сейчас…

Сдернув с клетки покрыло и взглянув на уменьшенную версию своего врага, Рик понял, что сейчас подобная манера держаться выглядела по большей части забавной. Казалось, что с уменьшением размера тела все прегрешения Нигана тоже стали меньше. От огромного и внушающего ужас человека ничего не осталось – вместо него в клетке сидело сердитое и практически беспомощное существо. В нынешней ситуации Граймсу сложно было даже сравнивать его с котом – теперь в его представлении Ниган стал чем-то между бешеной белкой и самовлюбленным павлином. Хотя и белка, и павлин могли неслабо цапнуть.

– Так, – Рик приблизил лицо к прутьям и потянул носом, – по крайней мере, тебя теперь можно искупать.

– Надеюсь, тебе хватит ума не сварить меня заживо. Потому что это будет самый тупой способ попробовать меня на вкус.

Если бы Граймс мог, он бы закатил глаза. Однако вместо этого он едва мог оторвать взгляд от маленького человека, что терпеливо ждал, пока Рик нагреет воду и отрежет перочинным ножиком маленький кусок мыла. Отломав половину ручки у зубной щетки и приготовив несколько ситцевых носовых платков, Рик поставил кастрюльку прямо на прикроватную тумбу. Он не собирался мыть Нигана на кухне: вдруг кто-нибудь зайдет и увидит, как он полощет мини-тирана или, что еще хуже, пустоту.

– Ладно. Выходи. Только без глупостей, – открыв клетку, Рик поднес к выходу открытую ладонь. – Или утоплю.

– Лучше придумай мне трусы.

Определенно, это было самое странное ощущение их всех существующих – чувствовать, как мини-Ниган шагнул тебе прямо в руку. Стараясь не уронить своего подопечного, Рик аккуратно перенес его на тумбу, где тот без всякого смущения сверкнул голым задом, попробовал температуру пальцем и с томным стоном погрузился в кастрюлю по самую шею. Он плескался, фыркал и нырял как морской котик, который впервые увидел океан. А когда Рик поднес к нему намыленный обломок зубной щетки, и вовсе принялся напевать какую-то пошлую несуразицу себе под нос.

– Правее, – Ниган раскинул руки, подставив под щетку раскрасневшуюся спину. – Левее. Нет, ниже. Вот так, ох, черт возьми, великолепно! Не думал поработать в сауне или массажном салоне? Я бы дал тебе щедрые чаевые за «хэппи энд»[1], что скажешь?

– Спереди ты сам, – все еще слишком шокированный происходящим, Рик и не заметил очередной двусмысленный выпад. Он даже отвел взгляд, когда Ниган развернулся к нему передом и продолжил чесать свою грудь и бедра отданной щеткой. Казалось, его вообще ничего не смущало: он с таким будничным видом принялся полоскать свое достоинство прямо перед носом Граймса, что тот едва не подавился воздухом и просто отвернулся. – Сменю воду на чистую.

– И захвати иголку.

Было немного странно выполнять команды крохи-диктатора, но отчего-то Рику это даже нравилось. В конце концов, Нигана он хотя бы может контролировать. Да что там, теперь жизнь и благополучие этого человека оказалось всецело в руках Граймса. И если общины с их бурной деятельностью ему уже не подвластны, то Ниган зависел от Рика целиком и полностью.

Он даже не стал спрашивать, зачем вдруг понадобилась иголка – он просто ее принес. Грязная вода выливается в окно, новая и чистая пополняет кастрюлю из кувшина. И пока Ниган, сверкающий красными щеками и выдраенной грудью, чистил ногти иглой, Рик дробил в плотной тряпке опасное лезвие.

– Что ты там делаешь?

– Бритву.

– А, похвально. Делай-делай, – Ниган с блаженным видом прикрыл глаза. Он расслабленно дрейфовал в пене, даже дремал. Но вдруг внезапно на него напала по меньшей мере дикая Годзилла: рука Граймса бесцеремонно прижала его к стенке кастрюли, а маникюрные ножницы, казавшиеся сейчас лезвиями мачете, застыли перед самым носом. – Ебать! У меня прям дежавю! Уже пора звать доктора-араба?

– Не дергайся. Я только подстригу бороду.

– А если ты меня проткнешь нахрен? Чем зашивать будешь? Своим микроскопическим членом?

– Тихо, не шевелись.

Ножницы негромко чикнули – кусочек косматой бороды свалился в воду. Рик напряженно нахмурился и даже прикусил кончик языка. Он щурил глаза и изо всех сил старался, чтобы его рука не начала дрожать. Но вот еще один клок благополучно срезан, а потом еще один и еще. Граймс почувствовал, что даже увлекся: теперь ему стало ясно, отчего Джудит с таким воодушевлением играет в куклы. И неважно, что сам Рик был в том возрасте, когда единственно интересной для него игрой должно быть воспитание детей – Ниган недалеко ушел от капризного ребенка.

– Ну все, хорош. Пока не отчикал мне лишнее.

– Добреешься сам, – Рик поставил на тумбочку маленькое зеркало и подвинул к нему тряпку с раздробленным лезвием.

Оторваться от созерцания было невозможно. В детстве у Граймса никогда не было ни террариума с термитами, ни клетки с хомячком – похоже, беспощадный фатум решил восполнить этот пробел. Наличие маленького Нигана было настолько странным, что Рик даже позабыл о том, что он сделал с ним и что они сделали друг с другом. Сейчас он об этом и не думал вовсе, да и какие там мысли, когда крошечный сатрап, завернувшись в красный клетчатый платок, деловито ровняет недлинную щетину осколком бритвы.

Завтрак прошел в такой же тишине: Рик с распахнутыми глазами механически ел заново подогретую овсянку, пока Ниган черпал свою порцию наперстком. Он опускал руку в тарелку Граймса, находил то кусочек ореха, то засохший фрукт, после чего направлял наперсток именно в это место, чтобы получить желаемое лакомство. Рик не возражал: он даже не чувствовал этих примесей, как и вкуса самой овсянки. Чай из высушенной бурды пили так же: Рик – из чашки, Ниган – из наперстка.

– Зато теперь одну бутылку скотча я могу цедить целый год. Черт возьми, а это весомый плюс.

Вместо ответов Рик лишь кивал. Он не торопился вести разговоров: в книжке о психическом здоровье он прочел, что болтовня с вымышленными существами – еще один шаг к прогрессирующему помешательству. И хотя Ниган был слишком живым и вполне себе осязаемым, Рик никак не мог избавиться от чувства, что просто-напросто чокнулся.

– Сиди смирно.

– Всенепременно, – Ниган повел бровью, взглянув на высоту кухонной столешницы.

Тарелки и наперстки отправились в раковину, а сам Рик принялся потрошить детский ящик с игрушками. Он стянул с плюшевого мишки выцветший серый свитер, а с потрепанной куклы Барби – мини-юбку. Свитер Ниган воспринял с большим воодушевлением, но юбка…

– Ты прекратишь сегодня заебывать меня своими долбанными фетишами или нет? Рик, я понимаю, что ты тоже полон сюрпризов. Я всегда чувствовал в тебе эту искру, и от нее, хочу признаться, у меня штанах всегда становилось тесно. Но, мать твою, имей совесть.

– И это ты говоришь мне про совесть? Ты, – хмыкнул, он вдел нитку в иглу. – И совесть.

– Все это, – Ниган драматично раскинул руки, – по твоей милости.

– Ну да.

Юбка косо-криво сшивается посредине, превратившись то ли в семейные трусы, то ли в шорты. Кинув в Нигана его новым предметом гардероба, Рик принялся обустраивать птичью клетку. С появлением постели из чистых тряпок и мочалки да такого же тряпичного коврика она стала удивительно напоминать все ту же тюрьму, только куда более теплую и чистую. Даже уютную.

– Не пойду, – стоило Рику осторожно перехватить Нигана за туловище и поднести к клетке, как он раскинул конечности в стороны, явно не собираясь дать пропихнуть себя дальше. – Будь я проклят, если ты запихаешь меня в камеру снова. Я не для того микроскопиздировался, блядь.

– Ты все еще заключенный, Ниган. И неважно, каких ты размеров. Твое место в клетке и только в клетке.

На секунду Граймсу показалось, что Ниган вздрогнул. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы успеть протолкнуть маленького человека внутрь. Поставив новое пристанище Нигана на подоконник, Рик накинул одеяло и собирался было идти работать, как в дверях его остановила внезапная ремарка:

– Знаешь, Рик, а ведь в старой камере у меня было окно.

– Ладно, – он приподнял полу одеяла, открывая небольшую прорезь со стороны окна. – Доволен?

– И что я буду делать весь день?

– На, – между прутьев в клетку полетела карманная библия, – почитай.

Неожиданно Ниган глухо рассмеялся. Схватив покрывало между решеток и с силой дернув его вниз, он с лукавой улыбкой повел бровью. Одеяло шлепнулось на пол, а сам он с силой пнул книжку, отчего из старых страниц выбилось облачко пыли. На мгновение Рик даже позабыл о нынешних размерах узника, настолько он стал похож на себя прежнего.

– А ведь забавно: в ту камеру ты никогда не приносил мне книг.

***

Напряженный рабочий день постепенно превращался в поздний вечер. Рик настолько сильно хотел привести мысли в порядок или вообще ни о чем не думать, что работал усердней обычного. Жители Александрии бросали на него косые взгляды, перешептывались, но сказать что-то открыто так и не решились. Когда солнце скрылось за горизонтом, а на верандах начали зажигаться первые горелки и фонари, Рик бросил молоток в ящик и осмотрел итоги своих трудов. Ему удалось в одиночку восстановить площадку для солнечных батарей.