Текст книги "Принцип справедливости (СИ)"
Автор книги: JakerJS
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
– Вами легко управлять, – шепчет она мне в самые губы и оказывается чертовски права. Но это утверждение применимо только к ней, потому что я согласен выполнить все, но исключительно для нее.
Вместо ответа я разворачиваю ее спиной к себе и толкаю прочь из этой проклятой кухни. Да, комната у меня не самое подходящее место, чтобы приводить туда девушку, но на данный момент, увы, что имеем.
Я усаживаюсь на кровать, разворачиваю ее и наклоняю к себе. Озви ломано выгибается в позвоночнике, пытаясь не упасть, и у меня твердеет еще сильнее, когда я понимаю, насколько она оказывается гибкой. В ее взгляде горит заинтересованность вперемешку с недоверием.
– Ты сейчас… – говорю я, одной рукой наматывая на пальцы волосы на ее затылке, отчего она морщится, а другой расстегивая ширинку и, наконец, освобождаясь от этого тесного ощущения. – Отсосешь мне. Потому что меня раздражает все, что ты говоришь, а это сейчас единственный способ тебя заткнуть.
Одновременно с этим я тяну Озви за волосы, вынуждая опуститься на колени между моих ног. Я не даю ей времени на размышления, потому что уже не могу терпеть все это, мне не нужны долгие прелюдии и нежные прикосновения, поэтому я сам достаю член из штанов и буквально насаживаю ее на него.
В одно мгновение все тело прошибает приятная истома, а возбуждение доходит до самой вершины. Хоть Кобблпот и холодная, но рот у нее восхитительно горячий и влажный. Я не в силах сдержать довольный стон. Слишком долго я хотел, слишком долго представлял. Я готов кончить только от этого.
Я не выдерживаю и дергаю бедрами вверх, отчего она давится, и я невольно ослабляю хватку в ее волосах.
Озви в предупреждающем жесте кладет ладонь на мое бедро, мягко гладит его и обхватывает меня губами, двигая головой вниз.
Снова я выстанываю от того, насколько она хороша и перебираю пальцами ее волосы. Они слишком мягкие, до невозможности, у людей не могут быть настолько мягкие и притягательные волосы, за которые так хочется тянуть и тянуть. Они могут быть такими разве что у ангелов. Ну или у дьявола. Кобблпот явно не ангел.
Она активно двигает головой, ни разу не выпустив член изо рта, пока я так сосредоточен на поглаживании ее волос. Пытается брать глубоко, до самого горла, отчего мне сносит крышу, потому что я еще никогда не испытывал подобного.
Я теряюсь в этих ощущениях, чувства того, что вот она, наконец-то, моя.
Желанная разрядка уже близко. Она тоже чувствует это, а потому начинает брать в рот намного старательнее и глубже.
Я издаю еще один стон, пытаясь побороть собственные ощущения, и рывком дергаю ее на себя, поднимая с колен. В глазах мелькает растерянность и разочарование. Ну, ты же не думала, что все будет так просто. Я слишком много ночей мечтал о тебе, чтобы ограничиться только этим.
Губы Кобблпот влажные и блестящие от слюны и смазки. Когда я целую ее, она невольно раскрывает рот, впуская меня, позволяя исследовать и изучать. Очень жадно и мокро. Я бы сказал отчаянно. Будто это моя последняя ночь с женщиной в жизни, и я пытаюсь получить с нее все. В каком-то смысле так и есть, ведь я не знаю, посмотрит ли она в мою сторону вообще после этого вечера.
Я прижимаю ее к себе, а потом переворачиваю и толкаю на кровать, попутно срывая с нее собственную одежду.
И о да, наконец-то.
Сколько бы я не представлял это у себя в голове, но в реальности обнаженная Кобблпот подо мной несравнима ни с кем. Разве что с божеством.
Пока я, замерев от восторга, бесстыдно разглядываю ее, она невольно ерзает и смущенно отводит взгляд. Даже бледные щеки покрываются невинным румянцем. Я еще никогда не видел столь восхитительных изгибов. Моя импульсивность хоть и могла оттолкнуть Озви, но однозначно, увидеть то, что она так тщательно скрывает под одеждой достойно любого риска, на который я охотно готов пойти.
– Ты такая красивая, – вырывается у меня, и она совсем отворачивает голову в сторону. Интересно, связано ли это смущение с тем, что она закутывается в такое количество слоев?..
– Джим… – она впервые произносит мое имя, почти стонет, но я не могу позволить ей все испортить любыми словами, которые бы разрушили все то чудо, что происходит между нами. Поэтому я вновь затыкаю ее своими губами.
Представляя ее множество ночей подряд, я ни разу не мог предположить, что Озви окажется настолько отзывчивой и чувствительной любовницей. Ее бледное и нежное тело реагировало на каждое мое прикосновение, она доверчиво прогибалась навстречу моим рукам и губам.
Она стонала слишком громко и пошло, на каждый мой толчок страстным шепотом выстанывала мое имя, от чего я окончательно переставал соображать, и единственное, на чем сосредоточился мой мир, лишь ощущение ее тела в моих руках и сладкий голос, заполнивший комнату.
Озви позволяла мне укладывать ее так, как было удобно мне, лишь подчиняясь моим движениям, не перехватывая инициативу, но при этом все равно умудряясь горячо обвиваться вокруг меня, несмотря на то, что я в свою очередь не тратил свои силы на нежность.
Я грубо выбивал из нее все те ночи, что провел в одиночестве в мыслях о ней, мне хотелось, чтобы она почувствовала на себе все то отчаяние, в которое вогнала меня за это время.
И она дрожала, когда я был особенно глубоко, и умоляла продолжать, когда я останавливался на слишком долгое время.
Продержался я не так долго, как сам бы хотел. Слишком сказалось излишнее перевозбуждение, да и можно ли сдерживаться, когда Озви от моих движений стонет так, будто я ее убиваю. Моментами было даже не понять, стон ли это удовольствия или крик о помощи. К своему стыду скажу, что даже если я делал ей больно, останавливаться я все равно не собирался.
Я кончаю в тот момент, когда она лежит передо мной на спине, почти согнувшись пополам, устроив ноги у меня на плечах. Не самая эстетичная поза, но чувствительная настолько, что ее стоны возносили меня на небеса.
Единственное, на что меня хватает после, это стянуть с себя презерватив, скинуть его на пол и упасть рядом с Озви, собственнически обнимая ее. В ответ она ласково льнет ко мне, мы оба мокрые и липкие от пота, простыни под нами сбились в комок. Но это все не важно, потому что, наконец, она моя, в моей постели и в моих объятиях.
Может ли коп вроде меня мечтать о чем-то лучшем, чем о безжалостной убийце, разрушавшей меня до основания и сейчас блаженно расслабившейся в моих руках?
Комментарий к Часть 3. Закрыть глаза на закон
Друзья, спасибо за вашу поддержку, очень приятно видеть, что моя работа находит у вас такой отклик)
Следующая глава будет последней)
========== Часть 4. Расплатиться за грехи ==========
У нее было правило – не доверять тем, кто собой заслоняет свет
И я снял с нее платье, а под платьем бронежилет.
Когда кончится музыка, возьми пистолет и жди крика совы,
Я приду умереть от любви, чтобы утром проснуться живым.
Сплин – Черный цвет солнца
Я нахожусь в зале суда. Скамьи для посетителей словно специально расположены с двух противоположных сторон, чтобы гости могли сидеть каждый со своей и наблюдать, подобно зрителям за бойней гладиаторов, и кричать в сторону своих противников излюбленное «хлеба и зрелищ». Ну, а зачем иначе в суд их вообще приглашают? Мне всегда казалось, что процесс этот личный и должен проходить исключительно в кругу определенных людей, а не в толпе незнакомцев, которые пришли только для того, чтобы порадоваться, что по ту сторону находятся не они сами.
Яркий дневной свет бьет в высокие окна слишком ярко, и я постоянно жмурюсь и пытаюсь смотреть в противоположную от него сторону, а именно там находится та самая наша оппозиция, которая пришла сегодня на слушание. В Готэме дождь вообще почти никогда не прекращается. Но именно в этот знаменательный день солнце вышло из-за туч, притворно давая надежду на спасение.
В этом городе надо мной издевается даже солнце.
Рядом со мной сидит капитан Барнс. Он грозно пыхтит, но мне кажется, у него какие-то проблемы с сердцем, потому что так тяжело он дышит практически всегда, хоть изо всех сил старается никому не демонстрировать эту свою слабость. Половину его бритой внушительной головы занимает уже почти сошедший синяк и несколько мелких порезов, которые гордо не скрыты никакими жалкими пластырями.
Кобблпот тогда хорошенько саданула ему вазой. Удивительно, ведь Барнс больше меня самого раза в три, а маленькая хрупкая девушка умудрилась уложить его одним ударом. Что-то тут явно нечисто. Либо капитан уже не в форме, либо у Кобблпот нечеловеческая сила.
Ну знаете, как у любого уважающего себя нормального психопата.
Барнс недобро поглядывает в сторону оппозиции, где потихоньку собираются те жалкие остатки мафиозных боссов, которых Кобблпот благосклонно оставила в живых, когда чудеснейшим образом оказалась во главе мафии.
Собственно, ничего чудесного в этом не было. На самом деле это была лишь четко спланированная стратегия, выверенная до самых мельчайших деталей. Тонкая психологическая манипуляция, которая больно била окружающих по их самым потаенным болезненным точкам, а после этого уже шли литры пролившейся крови. И вот, лучший адвокат города вдруг становится главой мафии, и, видимо, юридическая сфера ее больше не привлекает.
Знаете, за что мне неловко? Я был в курсе. За все эти месяцы Кобблпот начала доверять мне, и в какой-то момент я узнал, что именно она собирается провернуть. Я, конечно, не поддержал ее, как сделал бы на моем месте хороший любящий парень. Ну, потому что она собиралась перерезать половину мафии и при этом даже руки не запачкать. Свои во всяком случае.
Но я и не вмешался, как добросовестный коп. Не отговорил ее со словами «милая, тебе ведь это не нужно», не пошел в участок, чтобы сообщить о том, где планируется перестрелка. А ведь я должен, просто обязан был сделать это по долгу службы.
Потому что ты слабак, Джим.
Нет, я просто занял место молчаливого наблюдателя, чувствуя, как вокруг моей шеи смыкается невидимый ошейник, который на меня нацепила Кобблпот, и вот что было реальным чудом.
Так вот, те остатки мафии, которым Кобблпот позволила жить, потому что они поддержали ее на месте главы, сейчас рассаживаются на скамьях с крайне недовольными лицами. Ну, потому что их будущее тоже висит на определенной невидимой нити, которую сегодня могут легко оборвать. В сторону полиции они, конечно, не смотрят, что мы вообще значим для них? В Готэме полиция для мафии вообще никто. Лишь жужжащая периодически помеха.
Хотите знать почему? Да, и так все знают, ее имя у меня уже на подкорке выскоблено моей собственной кровью.
Где-то за боссами рассаживается всякая шваль, которая тоже работает на мафию, имея к Кобблпот странную любовь и шастая за ней на любое дело.
Вот они-то раздражают меня больше всего. Хотя бы одним своим внешним видом. Это ведь молодежь. Совсем молодые люди, которые уже ломают свои жизни, ввязываясь в криминал. Их же первыми и убивают на всяких делах. Для Кобблпот они лишь пешки или разменные карты, если угодно. А потому она всегда лестно балует их, привлекая к себе как можно больше, чтобы было больше возможностей воспользоваться ими.
Дьявол во плоти, торгующий чужими жизнями. Вполне логично, что в свое время ее поддержало столько людей.
Я отворачиваюсь, потому что не могу смотреть на всю эту мафиозную тусовку, которая из благородной превратилась в какую-то картинную банду из старого фильма для детей. Хотя даже благородная мафия не вызывала у меня ничего, кроме отвращения. Как бы не менялся ее внешний вид, смысл то ведь остался прежний. И я его усиленно презираю.
Бросаю быстрый взгляд на Нигму. Кто бы сомневался, что он придет сюда. Хотя, Нигма в последнее время сам не свой. Это неудивительно, ведь Кристин бросила его. Кто бы на его месте не был после этого потерян? Странно, их не совсем здоровые отношения всегда казались мне милыми. Такими, какими их обычно и представляют маленькие девочки в своих мечтах.
Хотя, мне по правде глубоко наплевать на то, что происходит в голове этого сбрендившего на загадках чудика.
Куда больше меня волнуют мои собственные проблемы. Ну, а как вы хотели? Все люди двадцать четыре часа в сутки думают только о себе, грех полагать, что кто-то думает о вас дольше положенного.
Хотя, здесь я, наверное, совру. Один человек в моих мыслях все же занимал особенное место.
Нет смысла даже уточнять, кто и почему.
Судья, наконец, выползает из своего укромного уголка, в котором отсиживался до последнего момента. Но тянуть больше было бы непростительно, и он позорно зевает и признает заседание открытым. Гундеж в толпе зрителей стихает, и после этого судья громким отработанным тоном приказывает привести обвиняемого.
В тот же самый момент под громкие крики и кучу других звуков этой мерзкой швали на задних рядах двое полицейских выводят в зал Кобблпот.
Дышать становится труднее, и я невольно поправляю галстук, который вдруг слишком сильно стягивает мою шею.
Я едва дергаюсь – это происходит непроизвольно, не могу контролировать собственную физиологию. Барнс кидает на меня подозрительный взгляд. Ну, конечно, с того самого дня он подозревает, что я тоже был в сговоре с Кобблпот и должен стоять рядом, а не спокойненько сидеть здесь.
Он кстати прав, но доказывать это я не собираюсь, а потому лишь сдержанно ему улыбаюсь, пытаясь показать, что происходящее меня не волнует совершенно.
Жаль себя обмануть невозможно, потому что рубашка неприятно липнет к телу от холодного пота, который невольно выступает на спине, когда я бросаю взгляд на Кобблпот.
Она не смотрит в мою сторону и вообще не смотрит ни на кого. Ни на судью, ни на полицейских, стоящих по обе стороны от нее, ни на боссов мафии, которые в своей голове явно уже прикидывают, как максимально выгодней поживиться на ее проигрыше, ни тем более на ту шваль, что продолжает верещать, несмотря на угрозы судьи.
И тем более она не смотрит на меня.
Ну, прошу тебя, посмотри, я пришел сюда вопреки всем законам, сижу с человеком, готовым вспороть мою карьеру только ради того, чтобы в этот трудный для тебя миг я мог быть рядом с тобой.
Ее напряженный взгляд устремлен в пол, она словно застыла внутри собственного сознания, не желая возвращаться в реальный мир.
Ее волосы без капли лака растрепаны в разные стороны, и я невольно вспоминаю, насколько мягкие они на ощупь. Она уже одета в ужасный серый комбинезон, который вопреки всем законам подчеркивает фигуру не хуже любого из ее костюмов.
Одно лишь смущает меня – то, за что я по-прежнему чувствую виноватым именно себя.
Ее правую ногу обхватывает металлический бандаж, а сама она вывернута под неестественным углом. Кобблпот опирается правой рукой о скандинавский костыль, пытаясь удержать равновесие, но это выходит плохо, так как ее руки скованы наручниками, и полицейские периодически поддерживают ее, чтобы она не грохнулась прямо здесь.
Ощущение такое, будто она до сих пор под обезболивающими, а может, именно так и есть. Возможно даже, что они слишком сильные и не совсем легальные, я не сомневаюсь, что даже будучи под арестом, Озви смогла бы их достать, если бы захотела.
Ну прости меня за это.
Я сглатываю, оглядывая ее. Кажется, прошло не так много времени, этот год вообще пролетел слишком быстро и почти незаметно. Но вот она, защищавшая преступников в этом же зале, показывающая невероятные чудеса интеллекта, такая надменная и самодовольная с этой гадкой улыбочкой в облегающем тело костюме, теперь стоит здесь в качестве обвиняемого, лишенная лицензии адвоката, на глазах своих же людей.
Озви вся переломана. У нее больной разум, неправильный, сводящий с ума взгляд, ей тяжело нормально говорить, она всегда коверкает слова. А теперь поломали и ее саму.
Через несколько часов последнее, что будет сломано у Кобблпот, это ее судьба.
А моя жизнь была изломана в тот миг, когда я проснулся после нашей первой ночи в одной кровати рядом с ней. И первое, что я почувствовал тогда – мягкое обнаженное тело, вплотную прижимающееся ко мне. Я автоматически притянул ее ближе, и только потом на меня навалился весь ужас произошедшего.
Понравилось тебе, Джим, ведь этого ты все это время хотел?
Коп, который переспал с преступником – вот кем я теперь был. С той самой, кого я так отчаянно пытался поймать, кого хотел сбросить с пьедестала. С той, кого я так страстно и долго желал. До умопомрачительной боли, до неуместных галлюцинаций, до выворачивания наизнанку собственного разума.
Я чувствовал, насколько нежная ее кожа на ощупь, даже несмотря на то, что местами на ней остались фиолетовые следы от моих пальцев. Я позволил себе прижаться к ее шее и вдохнуть запах.
Я вижу, как Кобблпот прикрывает глаза и едва не падает, не удерживаясь на сломанной ноге, и мои коллеги едва успевают придержать ее под руки.
Я невольно подаюсь вперед в безвольной попытке помочь ей. Но это бесполезно. Я с самого начала не мог ей помочь. С самого начала мы были обречены утянуть друг друга в бездонную пропасть наших сфер, и рано или поздно одного из нас ждало поражение.
На самом деле, это ты сломала меня, Кобблпот.
Моя неутолимая жажда ее тела была однозначно непростительной ошибкой.
Но я обязан был ее совершить, потому что передо мной вновь и вновь всплывал тот взгляд, которым она посмотрела на меня, проснувшись и повернувшись ко мне после той самой злополучной ночи.
Клянусь, еще никогда я не видел в чьем-либо взгляде такой любви. Настолько искренней и непозволительно неправильной. Такой, какой была вся Кобблпот при всей ее ненормальности.
Это длилось лишь мгновение, одно жалкое мгновение, которое застыло для меня, словно вечность, заставляя осознать, насколько проще было бы и дальше лежать одному в пустой постели и тешить себя иллюзорными мечтами, чем окончательно и бесповоротно влюбляться, видя этот взгляд.
Всего секунда, когда она глянула на меня, затем прикрыв глаза и зевнув, но я уже был готов отдать ей все, что у меня было, всего себя целиком.
Ты победила, забирай свой трофей.
В моей памяти выжжены огнем все мельчайшие детали – и сползшее с ее плеча одеяло, и открывшаяся бледная грудь, выше которой был шрам от ножа. Едва скользнувшая на губах улыбка, и то, как мягко она выскользнула из постели и побежала в сторону ванной.
Слыша шум воды, прикрывая лицо ладонями, я был благодарен ей, что хотя бы в тот момент она молчала.
До поры до времени.
В тот день Озви собралась слишком быстро. Как выяснилось, еще вечером она полностью вычистила свой костюм от крови, уж не знаю каким образом, но вероятно у нее был слишком богатый опыт в этом деле, потому что я сомневался, что это было возможно. И к утру он висел в моей ванной чистым и даже подозрительно пахнущим смесью моего шампуня и хозяйственного мыла.
Озви ненавязчиво попросила у меня утюг, и, потягивая гадкий кофе, я молча наблюдал за тем, как она в одной моей футболке, из-под которой виднелся кусочек нижнего белья, обтягивающий ягодицы, выглаживает стрелки на своем костюме.
Со стороны это, наверное, выглядело так, словно мы самая обычная пара, которая с утра собирается на работу, и на позорное мгновение я попытался представить, что так и есть, прикрыв глаза. Насколько простым может быть счастье.
В реальности все прозаичней. Я через пару часов должен быть в участке, где мне сообщат об очередном убийстве, а я буду гадать, Кобблпот это была или все же кто-то другой. Она ведь в Готэме не одна. Здесь вообще постоянно кого-то убивали. А Озви наверно пойдет в свой клуб или, скорее всего, в трущобы, где находится ее квартирка, чтобы сменить одежду и навести свой привычный театральный марафет.
– Тебе больше идет без торчащих во все стороны прядок, – невольно заметил я прежде, чем до меня дошло, что подразумевали мои слова.
Она смотрела на меня лишь мгновение, а затем самодовольно хмыкнула в ответ. Но мне в самом деле казалось, что так ее волосы смотрятся намного живей и красивее.
– Один вопрос, Озви, – сказал я, гадая, ответит она или нет.
Очень долгое время я, как одержимый, копил о ней всю возможную информацию, собирая факты словно паззл, но мне все равно не удавалось получить целую картину. Она все равно получалась размытой и нечеткой, поэтому в целом я о Кобблпот так ничего и не узнал. А мне хотелось знать о ней все. Все и как можно больше, глубже. То, о чем не знал никто.
Потому что так я бы почувствовал себя ближе к ней.
– Какой? – спросила она, по-прежнему не смотря на меня и стягивая штаны с гладильной доски, чтобы надеть их.
– Твои глаза.
Кобблпот замерла, оставшись в одной штанине, стоило мне произнести эти слова.
– А что с ними не так?
– Когда я пришел к тебе, ты была в очках, – припомнил я, и она встревоженно на меня посмотрела. – Ты плохо видишь?
– Ну-у… – протянула она и посмотрела вверх, словно придумывала правильный вариант ответа. По сути их всего два, но Кобблпот может извернуться и найти целых десять. – Можно и так… сказать.
Я недовольно уставился на нее, вспоминая, что когда она нормально не ответила в прошлый раз, я распластал ее на своей кровати. И, черт возьми, я бы повторил это прямо сейчас, но в дневном свете все выглядело куда реальнее, и это страшно давило, нашептывая на ухо, какую ошибку я совершил.
Самую приятную ошибку в твоей жизни, Джим, вспомни ее стоны.
Однако я, как упрямый идиот, продолжал лезть к ней со своими расспросами, вместо того, чтобы просто выставить за дверь, как использованную шлюху.
– В тот день на пирсе ты смотрела так, будто не видишь меня. Вчера на улице тоже. Ты смотрела сквозь. Не видела. Но у меня дома твой взгляд вновь стал ясным.
– Ты очень наблюдательный, Джим, – улыбнулась Озви, одарив меня снисходительным взглядом. Но внутри меня все сжалось от волнения, когда я услышал это ласковое обращение вместо привычного мне официального «детектив».
И это все, она застегнула штаны и не сказала больше ничего. Внутри меня вновь вскипела сотня эмоций.
– Я тебя трахну прямо на этой гладильной доске, если ты сейчас же не ответишь на мой вопрос.
Ее улыбка словно сказала мне «ну, попробуй», и от этого у меня снова встал, твою мать, когда же эта мучительная пытка прекратится?! Ответ – никогда.
Вероятно, мое лицо выражало истинный гнев, потому что она примирительно подняла руки.
– Ну вот, опять угрозы, – вздохнула она, стянула с себя футболку, оставаясь в одном лифчике, и взяла в руки рубашку. Я, затаив дыхание, наблюдал за тем, как медленно ее пальцы застегивают пуговицы. – Я ношу линзы. В тот день они выпали из глаз, пока… ну… удар по лицу и все дела… А вчера в них просто попала кровь. В машине я пыталась их достать, но пальцы были слишком скользкие. У меня в пиджаке всегда лежит парочка запасных.
Я удивленно моргнул. Кажется, мы впервые нормально разговаривали, и у меня все сводило изнутри от того, что я узнал о ней что-то личное, пусть такое незначительное, но словно впускающее меня в ее жизнь.
– Ва-абще-то правый глаз видит относительно неплохо, – продолжала Кобблпот, набрасывая на плечи пиджак. Она скатала свой галстук в клубок и положила в карман. – Но вот левый не видит совсем.
– Почему не сделаешь операцию? – спросил я, и она посмотрела на меня удивленно.
– Это дорого.
Теперь удивился я. Озви мельком поглядела в зеркало, пригладила волосы рукой. Вот и все. Прошла пара минут, а она быстро собралась в чужой квартире после бурной ночи, костюм поправлен лишь наполовину, нет ни прически, ни косметики, но Кобблпот все равно прекрасна и идеальна.
Невозможна. Нереальна.
– Ты лучший адвокат города.
Она пожала плечами.
– Зрение вовсе не проблема, когда врачи придумали очки. А когда в моей жизни появились линзы, все стало вообще чудесно.
То утро навсегда осталось в моей памяти, как самый светлый, самый нормальный и самый счастливый момент моей жизни. Просто проснуться с любимой девушкой утром, после прекрасного секса и ночи, проведенной в одной постели. Ненавязчивый разговор ни о чем и поход на работу.
Примерно так должна выглядеть жизнь где-то за пределами Готэма. Потому что только в этом городе подобное утро скрывает в себе тень опасного преступника, только что убившего кого-то. В доме полицейского, который увел его с места преступления. Это то, чего по определению быть не должно, то, что считается неправильным.
Ты и сам стал неправильным, Джим.
После того, как она вышла за порог моей квартиры, я не видел ее целый месяц. Озви даже не показывалась в участке, хотя до этого часто в него заглядывала, оправдывая одного мерзавца за другим.
Я надеялся, что теперь все встанет на свои места. Я трахнул ее, успокоил свою разбушевавшуюся за долгие месяцы похоть, спустил этого ангела с небес на землю. Я так хотел теперь забыть о ней, не сходить с ума ночами.
Я надеялся, что излечился от болезни под названием Кобблпот.
Но, как и всегда в ее отношении, я ошибался. Я слишком сильно заразился ей, она проникла в самые глубины моего тела, прямо под кожу, глубоко в сердце, туда, откуда уже невозможно было удалить ее, не прибегая к хирургическому методу.
Она была единственным, о чем я только мог думать, и я вновь сходил с ума, но больше не от того, что хотел завладеть ей, а потому, что теперь мне нужно было нечто большее.
Кобблпот как наркота. Первая доза бесплатно – посмотри в мои глаза, а потом вспоминай их ночами и мечтай увидеть вновь и вновь, но теперь за это тебе придется платить собственным разумом. Не нужно было подсаживаться, ты же знал, что так и будет.
Нет, не знал. Знал бы я, что прибыв в Готэм, встречу ее, я бы ушел из полицейской академии, в которой учился, и никогда бы туда не вернулся.
Мне становилось хуже с каждым днем. Не помогали больше ни снотворные, ни успокоительные. Сигареты и те перестали приносить удовольствие.
Спустя месяц я увидел ее на улице. Был час ночи, я вновь выходил из участка последним, потому что просто не мог находиться дома один и пахал как проклятый, пытаясь занять свои мысли работой, а не Кобблпот. Получалось плохо.
Она стояла на другом конце улицы, облокачиваясь о зонт и разговаривая по телефону. Ее речь была такой быстрой и сбивчивой, что стало не по себе, меня, как всегда, передернуло от этих ломаных слов. Однако я все равно подошел к ней, схватил за локоть и развернул к себе.
Я не знаю, о чем думал, когда тащил ее за собой в участок, но меня это не волновало от слова «совсем».
Я помню лишь, как смотрел на Озви, распластанную передо мной, и у меня все пересыхало во рту от того, насколько взъерошенной она выглядит. Пиджак валялся у моих ног на полу, пуговицы с жилета, вероятно, укатились куда-то под стол, где я потом не смогу их отыскать. Хотя надо, рабочее место все-таки.
Она очень пластично сползла со стола и подобрала свой пиджак. Оглядела себя, застегнула рубашку. Надела мятый пиджак поверх порванного жилета.
В тот момент у меня было одно желание – стянуть с нее одежду, потому что я заметил этот взгляд, которым она на меня посмотрела, когда я схватил ее за руку. Словно откровенно соблазняла меня. Не знаю, целенаправленно она это делала или нет, но это работало в любом случае.
Потому что я все равно не выдержал, толкнув ее к своему столу и заткнув этот бесконечный поток слов самым правильным на тот момент способом.
Она ведь тоже хотела этого, даже обняла меня, пока я как маньяк яростно прижимал ее к себе. Осознание этого напрочь снесло мне крышу, пока я, наконец, стаскивал с нее этот несчастный пиджак. Она по-прежнему, даже в этот момент, была снисходительно мягкой. Не перехватывала на себя инициативу, а просто позволяла делать с собой все, что угодно. Меня это только заводило.
Потому что я хочу тебя целиком и полностью.
После этого она на меня даже не смотрела, просто молча надела свое пальто и завязала шарф, пытаясь привести себя в приличный вид, который я безнадежно испоганил. Пригладила волосы и подхватила с пола зонт.
Не понравилось?
Я лениво смотрел на нее и молчал, у меня, честно говоря, не осталось сил. Не то, чтобы я вжимал ее в стол несколько часов, прошло всего-то минут двадцать, если считать с самого начала. Я снова не стал тратить время на нежности.
Может и правда стоило быть мягче, а не разворачивать ее к себе спиной, придавливая к столу прямо грудью? Кстати, я даже лифчик не успел с нее снять, настолько торопился. Просто приспустил эти узкие штаны и вошел сразу на всю длину, от чего она вскрикнула.
Нет, это было просто божественно. Слушать ее громкие стоны, пока она ерзала подо мной. Пришлось прижать ее немного одной рукой, чтобы не дергалась слишком сильно, а то мне было неудобно.
Ну что я за чудовище, даже не подумал в тот момент о ее комфорте. Поэтому она укоризненно на меня смотрела? Молча, мать ее. Обычно не заткнешь, и верещала во время секса, будь здоров, а после молчала, как на допросе.
Я не успел и слова сказать, как она ретировалась из участка, оставив от себя лишь запах только что произошедшего.
Вздохнув, я скинул презерватив в мусорку и застегнул штаны. Придется тщательно прибрать рабочее место, чтобы никто ничего не заподозрил.
Самый гадкий наркотик.
Тогда я чувствовал лишь блаженство и удовлетворение от того, что вновь получил свою дозу. И с ужасом осознавал, что уже завтра утром меня вновь начнет ломать.
Озви, наконец, что-то шепчет на ухо полицейскому слева от себя, и вот, спустя сорок минут слушанья, ей все же благосклонно выделяют стул. Она садится с таким облегчением, что мне кажется, я даже в стольких метрах от нее, слышу этот тихий вздох.
Вандалы. Кем бы она не была, что бы не совершила, но заставлять человека стоять с совсем свежим переломом это высшая мера жестокости и садизма. Насколько бы сильно Кобблпот не заслуживала этого, они не имели права.
Я сам был жесток к ней. Каждый раз, когда мне удавалось увидеть ее где угодно, сколько бы не было времени. Я был зависим от нее, как наркоман от героина. Мне было жизненно необходимо почувствовать вкус ее отчего-то всегда холодных губ, ощутить мягкость кожи под собственными пальцами, сорвать с нее эту несчастную и слишком театральную одежду. Согнуть пополам, прижать к стене, опрокинуть. Услышать болезненный стон, заставить прошептать мое имя. Заставить умолять.
Не об этом мечтают девушки. Словно одержимый, я хотел выместить на ней все, что она заставляла меня ощущать. Все искореженные ею же самой мои принципы, всю изнасилованную совесть. Все насмешки над законом. Каждую ее манипуляцию надо мной.
Мне хотелось, чтобы она чувствовала все это, осознавала, что именно она сотворила со мной одним лишь своим существованием. Своими взглядами в мою сторону, своим томным шепотом.
В глубине души я надеялся, что она чувствует, что я просто влюблен. Что делаю больно не потому, что мне хочется причинить ей боль, а лишь потому что меня самого ломало от того, насколько безжалостно эта любовь убивала меня изнутри. Я не мог любить ее, не должен, я сходил с ума от неправильности происходящего. Но оно происходило день за днем, и я не мог сделать ничего, кроме того, что ломал ее в ответ.
