Текст книги "Still too human (СИ)"

Автор книги: Jack Keeton

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

«Ну что ж, я не против, давай поиграем. Пообманываем друг друга, насколько хватит сил и желания».

Похоже, они начинали. Публика стала подтягиваться ближе к сцене.

…Джоан довольно скоро поняла, что зря стала ближе к сцене – тут начал твориться полный ад, начиная со второй песни. Многим, наверное, это нравилось – но для нее это было именно адом. Люди выскакивали на край сцены, чтобы прыгнуть на руки толпы, рядом мужчины и женщины, некоторые с крестами на руках, устроили мошпит, и кое-кто стал, подобно пушечному ядру на двух ногах, летать от одной стороны к другой, довольно жестко врезаясь в стоящих; те отталкивали их, заставляя лететь в противоположном направлении. Музыка плохо подходила для моша, но их это не останавливало. Джоан чуть не разбили нос локтем; она благоразумно отошла в сторонку, близко к сцене, но сбоку, с фотографами. Здесь было спокойно, но зато долбил по ушам звук из колонок. Даже опуская то, что это не был любимый стиль Джоан, играла довольно плохо. Слова были едва различимы, а то, что удавалось разобрать, наводило мысли о бесталанности и графомании. При этом, стоит отдать должное, насколько хватало Джоан знаний о музыке, Эмма играла относительно прилично. Она и еще ударник, то бишь люди, ответственные за большую часть ритм-секции – что, однако, не спасало от унылости. А вот гитаристы то и дело лажали.

В группе, все еще не имевшей названия, было две женщины и два мужчины. Перед тремя участниками – Эммой, гитаристом и второй гитаристкой – стояли старомодные микрофонные стойки («неужели нельзя было надеть на голову переносные микрофоны?»). Эмма была на бэках, то парень, то девушка выполняли от песни к песне роли ведущих вокалистов. Джоан со свойственным ей вниманием запомнила, что одного из вокалистов-гитаристов зовут Джим, вторую – Анна, а парня-барабанщика – Саид; до начала концерта Эмма беседовала со всеми ними в коридоре, пока Джоан с выражением лица «что я тут делаю?» стояла рядом. Они играли вторыми на разогреве у банды из Чикаго – «X-Rays».

Песне на седьмой что-то будто изменилось. Нет, участники не стали играть профессиональнее – но музыка неожиданно стала интереснее.

«Это, наверное, каверы».

И это действительно были кавера, которые группа решила сыграть в конце своего сета.

И во второй из двух исполненных кавер-версий было кое-что особенное. Она отличалась даже стилистически – это был более мелодичный панк.

Джоан не слишком старалась разбирать слова, но кое-что привлекло ее внимание.

…«X-Rays» умели играть и звучали заметно лучше; их стиль, правда, сильно отличался. Они, сыграв по просьбам зрителей еще песни три, ушли. Эмма вместе с Джоан ожидала остальных участников группы..

– Ты уломала их сыграть песню, которая была посвящена мне? Я угадала?

Эмма улыбнулась.

– Да. Я даже не ожидала, что они так легко согласятся. Я ничего им не говорила, просто предложила. Но, может, когда они сегодня тебя увидели вместе со мной, догадались.

– Да мне пофиг. В смысле, если они там догадались о чем-то. А то, что ты сделала для меня… это было приятно. Спасибо.

– Всегда пожалуйста. Как тебе вообще то, что мы играем?

– Если честно, не очень. Не принимай близко к сердцу. Но, – добавила Джоан, – ты и ваш барабанщик играли по уровню получше остальных.

– О, Саид где только не играл до этого. У него опыта в этих делах хватает. Откровенно говоря, мне самой не слишком нравится, что мы сейчас играем, но я особо не лезу, решают в основном остальные. Просто играю, – призналась она.

– А зачем тогда?

– Ну, это все-таки как-то прикольно, по-моему. К тому же хотела поднабраться опыта. Я раньше еще нигде не играла. А еще помочь знакомым.

– Не стоило меня поднимать.

Джоан говорила про то, как во время сета «X-Rays» неожиданно для нее Эмма при поддержке еще пары человек подняли ее на руках; быстро подключились другие. И этот краудсерфинг Джоан явно не понравился.

– Извини…

– У меня было такое ощущение, что меня лапают за сиськи и бедра.

– На будущее – никогда в таких случаях не поворачивайся лицом вниз.

– Мне бы не понравилось и по-другому. Тогда бы держались уже за задницу.

– Ну, правда, прости.

Джоан устало вздохнула.

– Я проторчала в прокуренном зале, на меня глазел какой-то озабоченный юнец, мне чуть не сломали нос, потом хватали руками. А, да – еще я чуть не оглохла, стоя около колонок. Это и есть тот самый «культурный шок», о котором ты предупреждала?

– Не совсем… По крайней мере, я другое имела в виду.

– Ладно, а то, боюсь, ты снова начнешь извиняться. По крайней мере, – продолжила Джоан, – ты посвятила мне песню. Пусть даже и не своего сочинения. Я ценю это, серьезно.

Бас Эммы уже был у той за спиной. Где-то через минуту из зала вышла троица ее коллег, о чем-то оживленно болтая. Они обсудили дальнейшие планы, договорившись о репетиции в среду, а потом все пятеро (Джоан рядом с Эммой) вышли на улицу. Троица гитарист-гитаристка-ударник удалилась куда-то в направлении остановки, оставив их вдвоем.

– Свежий воздух, наконец-то.

– Да.

Эмма не слишком уверенно спросила:

– Ты сейчас домой?

– Да, по крайней мере, никуда больше не собиралась. Завтра опять на работу. А ты?

– Я собиралась в общагу, – Джоан заметила в голосе Эммы едва уловимую грусть. И она вполне понимала, в чем дело.

Я не против. Давай пообманываемся.

Джоан не слишком настойчиво притянула Эмму ближе к себе. Это был момент для Эммы, и она, поняв это, воспользовалась им, поцеловав Джоан. Джоан отметила, что целовалась она хорошо. Потом она сказала:

– Несмотря на все дерьмо, что было сегодня вечером, мне нравится быть с тобой.

После они вдвоем прошлись до остановки. Джоан взяла руку спутницы в свою.

Добравшись домой, в своей небольшой квартирке, Джоан наконец-то сбросила с себя пропахшее сигаретным дымом и потом худи и стянула плотно облегающие псевдо-джинсы; затем кинула вещи в стирку. Футболка отправилась в машину следом за толстовкой и джинсами – от нее воняло тоже. Голосовое управление стиралки работало нормально, и Джоан, задав настройки несколькими отрывисто произнесенными командами и сняв нижнее белье, стала под душ. Здесь модуль распознавания барахлил, и потому она его давно отключила, уже выработав привычку быстро вручную вводить нужные параметры. Теплые струйки воды; какое блаженство после всего, что было недавно.

Она думала об Эмме. Девушка ей нравилась, и Джоан рассчитывала на развитие их отношений. А чтобы все было хорошо, стоит приложить дополнительные усилия.

«Я хочу, чтобы она нравилась мне еще чуточку больше».

Она уже установила нужный шаблон. Выйдя из ванной, Джоан легла на кровать. Девушка настроила работу имплантатов в голове нужным образом, и, опустив правую руку к промежности, начала мастурбировать, запуская заблаговременно записанные сегодня паттерны с аудио и визуальными образами Эммы, а также стараясь вспоминать самостоятельно; левой девушка массировала свои груди. Надо постараться активировать нужные группы нейронов – так она собиралась дополнительно немного увеличить силу своего сексуального влечения в будущем, если до этого дойдет (а так, скорее всего, и будет; если не Эмма, то она сама сделает первый шаг). Джоан видела рвение Эммы, и хотела сделать для нее кое-что еще.

***

– Он был и будет нашим сыном, Эмма. И это реальная надежда. Ты помнишь, что нам сказали в прошлый раз?

– Я понимаю, но… все это как-то… неестественно. То есть я не хочу сказать…

Джоан ненавидела это слово.

– Неестественно?

– Нет, я просто…

– Тут нет ничего «неестественного»! Вообще ничего! Это любимое оправдание всяких кретинов, почему ты сейчас мне это говоришь!?

– Не кричи, пожалуйста…

– Как? Как я, твою мать, могу…

– Заткнись!

Взгляд Эммы был неожиданным для Джоан. Полные гнева глаза и ее крик заставили ее замолчать.

– Ты права, мы говорим о нашем сыне. И именно поэтому я прошу тебя не пороть горячку.

«Ну вот, опять».

Джоан постаралась быть как можно более мягкой.

– Послушай. Подумай сама. Ты знаешь прогнозы. Ты знаешь, что нам пришлось брать кредит – и все равно это ничего не гарантирует.

– Просто заткнись…

– Нет, дослушай. – К ней вернулась решительность. – Это лучше, чем все, что мы можем. Это дает гораздо больше шансов. Ты знаешь это.

– И кем он станет?

– Собой, черт подери! Насколько это слово вообще имеет какой-либо смысл. Пойми – я понятия не имею, насколько он восстановится, но так хотя бы…

– Машина, считающая себя Аланом?

– Как будто мы сами не машины. Просто часть его теперь будет искусственной нейронной сетью. И даже не настолько большая. Я понимаю, для тебя это может звучать странно. Но давай вспомним про людей, которые получали тяжелейшие травмы и на всю жизнь оставались, сука, овощами! Это – шанс не просто на то, что Алан выживет, но и что не станет таким, как они! Ты понимаешь это?

Джоан остановилась, стараясь немного успокоиться.

– Это даже не гибрид, как какие-нибудь из лабораторных химер. – «По крайней мере, значительно более продвинутый гибрид, чем все, что было до этого, другой уровень по сравнению с привычными гибридами» – мысленно поправила она себя (издержки мышления, привыкшего к строгости), но не сказала вслух; это может перечеркнуть все усилия по убеждению жены и вызвать еще большее непонимание. Нет, все-таки даже мысль о таком сравнении некорректна. Это должен быть человек, Алан, ее сын. – Даже основа его мозга, если это что-то значит – все еще обычные нейроны. В этом вся и суть. Имплантаты Алана – это обширные протезы. Умный протез.

Джоан продолжила:

– Можно сказать, что этот искусственный интеллект вернет Алану возможность быть в сознании. Но там не будет никаких чуждых воспоминаний, никакой другой… – Джоан на мгновение остановилась, – личности.

Эмма молчала.

Потом она промолвила:

– Да, я все понимаю. – Она немного склонила голову. – Прости. Ты права.

– Я тоже была… слишком груба. Это может быть непросто принять. – Джоан взяла Эмму за плечи. – Он будет нашим сыном не меньше, чем был бы им, даже очнись каким-то чудом сейчас. Скорее всего, даже больше… Я люблю его, как и ты, и хочу, чтобы он выжил.

– Я согласна. Пусть все будет так, как ты предлагаешь. Но мне все равно немного не по себе, знаешь.

– Я понимаю. Я разозлилась на тебя, но я понимаю, почему ты чувствуешь себя так. Сейчас я позвоню им. Чем раньше, тем лучше.

– Да… Да, конечно.

Эмма села на диван и, вздохнув, закрыла глаза.

– Я помню, как мы тогда спорили. Я специально не стала слишком сильно пытаться тебя переспорить, хоть и не была так уж уверена, что ты права. Но, может, так оно и есть. – «Белковые машины, не считающие себя машинами». – Почему ты всегда должна быть права? Почему ты всегда права?..

– Это не так. Иногда бываешь права ты, иногда я, иногда мы обе.

– Позвони. Не теряй времени.

***

Дневниковая запись 10/06/2041

Такие, как моя мать, считают таких, как я, неестественными. Она не подает виду, но внутренне кривит нос.

«Где ты была? Опять шлялась вместе со своей подружкой?» Боже, как она произнесла это слово – подружка.

Она похоже догадывается. Догадывается ли Лиза? Возможно. Я все еще боюсь разрушить то что между нами есть сейчас.

Нет, я должна ей сказать.

Как мне решиться?

***

По дороге к кампусу Эмма и Джоан болтали.

– Когда ты впервые отредактировала себе мозг?

Вопрос был вроде бы невинный, но застал Джоан врасплох. Она ответила, умолчав важные детали:

– С совершеннолетием. Я очень ждала этого.

– И как потом? С последствиями операций, я имею в виду?

– Конечно, напрягает и бывает не слишком приятно, но уже с теми технологиями, которые были лет семь-восемь назад, все было не так уж и сложно.

– Я никогда еще до сих пор тесно не общалась с людьми с модификациями вроде твоих. Тем более настолько… тесно.

– Ну, видишь, мы не кусаемся.

– Да я не имела в виду…

– Я знаю.

Они были уже на полпути.

Эмма, сидящая слева, задумчиво посмотрела на что-то в окно.

– Я еще в кафе заметила, что ты немного странная. Не в обидном смысле – я имею в виду, когда расплачивалась банковской картой. Мне всегда казалось, что люди… твоего типа до подобного в принципе не снисходят.

– У тебя полная голова стереотипов.

– Вероятно. А вчера вечером увидела, как ты живешь. Это окончательно сломало стереотип.

Джоан усмехнулась.

– Не могу сказать, что модификации не изменили меня – иначе зачем бы я их ставила. Но когнитивно я все равно очень… человечна, так сказать. Я видела тех, которые и впрямь вписываются в твои стереотипы, а другие так и вообще нечто не от мира сего, явно. Приходилось работать с такими. К сожалению, и примеры проблем с модами приходилось наблюдать тоже.

– Часто такое бывает?

– Не знаю, я не статистик. Наверное, реже, чем об этом кричат технофобы. Но риски действительно есть. Кроме того, бывает: улучши одно, но потеряй в чем-то другом. Однако находятся те, кого это не пугает, или не настолько пугает – даже если речь о потере той самой «человечности». Окажись я такой, вряд ли мы общались бы вот так.

– А какие они – самые «бесчеловечные» моды, которых ты видела?

– Не знаю, кто как, но я бы определенно сказала – хайвы. Хотя зависит от конкретного случая, они бывают очень разные.

Эмма кивнула.

– Глубокая интеграция, мозговой зерг-раш…

– Следи за языком! За такие насмешки можно даже в суд попасть.

– Ну, мы же только между собой.

– Все равно. И мне самой, кстати, это прозвище тоже не по нутру. Все-таки ты латентная модфобка. И как я только решила с тобой переспать, фу. – Джоан улыбнулась. – В любом случае, по твоему вопросу: кто-кто, а эти мне действительно кажутся… странными. Что такое прямая работа с подключенными внешними искусственными нейронными сетями – я знаю по себе, правда, только с вспомогательными не-самосознательными. Что такое ограниченное межмозговое взаимодействие – тоже. Но когда они капитально перестраивают себе мозги под долговременное сожительство…

– Коллективный разум?

– Что касается тех, о которых я знаю – нет, но, возможно, нечто близкое. Члены роя сохраняют частичную автономию и индивидуальность. Но все равно такая общность нам и не снилась. У них нет секретов друг от друга – это бессмысленно, когда один легко может увидеть что-то из башки другого. Тот, с которым я довольно долго работала, вообще старался не использовать местоимения единственного числа по отношению к себе и членам хайва – только когда больше было никак. Не «я» или «он», а «мы».

– Сколько их там было? – спросила Эмма.

– Шестеро. Четверо мужчин, две женщины.

– Не представляю, как кто-то на такое вообще идет.

– Порой сама удивляюсь, – честно ответила Джоан. – Но, с другой стороны, это, хоть и непривычно, но интересно.

– Представляю – я говорю что-нибудь члену хайва, а потом об этом узнают они все. От своих – никаких секретов.

– В общем, так по идее оно и есть. Так что я лично не горю желанием делиться с ними секретами. Да они и не предлагают, впрочем. До сих пор не предлагали, по крайней мере.

– Ты говорила про межмозговые интерфейсы. Неглубокие.

– Да?

– А… когда ты такое пробовала?..

– Однажды, когда занималась сексом, – честно призналась Джоан. – В том случае, правда, интерфейс был на уровне софта, а не харда – мы обе использовали имплантаты и утилиты.

– Мне кажется, отсюда недалеко до хайва.

– Ошибаешься. Ощущения любопытные, кстати.

– Ты хочешь втянуть и меня в это? Этим меня не купишь. Я разгадала твой план. Заманиваешь меня в рой.

– А почему бы и нет? А серьезно – все не так, как ты думаешь. Просто представь, что ты чувствуешь немного из того, что чувствует партнерша. Эффект можно дополнить нарушением самоидентификации – и ты немножко чувствуешь себя мной, и наоборот. Но это с роем и близко не валялось.

– Не знаю. Может, я бы даже и попробовала. Но все равно жутковато.

– Жизнь вообще штука весьма страшная, знаешь.

– Знаешь, – начала Эмма, – ты никогда не задумывалась о том, сколько у нас сейчас есть охрененных вещей и как именно мы ими пользуемся. Ну, то есть я хочу сказать – инженеры, ученые из прошлого, если бы увидели, что мы сегодня вытворяем с помощью их изобретений, как используем их открытия – их бы ведь удар хватил. Или со смеху бы померли.

– Ага. Ты разработал интерфейс «мозг-мозг», а в будущем кто-то устанавливает через него связь во время секса. Ну или ты был пионером нейронных сетей, а кто-то взял и использовал их, чтобы придумывать оригинальные костюмы на Хэллоуин. Или писать дурацкие стишки. Примеров миллионы.

– А про Хэллоуин – это тоже правда кто-то делал?

– Да. А видела страничку «Artificial Idiot»?

– Нет, а что это?

– Какие-то ребята замутили в сети страничку, куда в личку все желающие могут скидывать цитаты из на их взгляд идиотских постов. На основе собранного материала они научили нейронную сеть быть сетевым идиотом, выкладывали самое выдающееся из его творчества. А настоящий ад случился тогда, когда ИскИна пустили погулять в соцсети под заранее созданными аккаунтами и свободно создавать посты, комментировать чужие и вступать в дискуссии. Аккаунты довольно быстро забанили, но следы деятельности заскринить успели. Сейчас осталась только исходная страничка, она обновляется создателями, наверное, им еще присылают материал для обучения. – Джоан сделала паузу, стараясь сдержать смешок. – Самое интересное начиналось, когда искусственный идиот встречался с живыми коллегами. В принципе, безумные AI в соцсетях не новость, но в этот раз безумие достигалось как раз целенаправленно. И получилось довольно качественно, кстати. Сеть Тьюринг-положительная, вполне способна сойти за человека, но без самосознания, так что защитники ИскИнов не протестовали.

– Мне все равно ее даже как-то жаль. Клоун на потеху битардам, хоть и не способный по-настоящему понять, что она – это она. – Джоан с ее рассказом отчего-то показалась Эмме немного жестокой.

Джоан уловила по виду Эммы, что рассказанная ей история произвела не то впечатление, что она ожидала.

Автобус уже подъезжал к нужной остановке кампуса.

– Интересно, что бы сказал в середине прошлого века какой-нибудь ученый-пионер нейронных сетей из MIT, услышав подобное?

– Что мир сошел с ума.

– Возможно. Но не стоит все время быть серьезными, верно?

– Веселиться можно и другими способами.

Девушки вышли из автобуса. Джоан спросила, сможет ли Эмма пересечься с ней сегодня, и та ответила утвердительно, добавив, что детали напишет позже. Теперь их дороги расходились, но лишь до вечера.

***

Дневниковая запись 10/13/2041

Моя мамаша выходит замуж. Снова.

И к своему потенциальному отчиму я тоже ни питаю симпатий, хотя он вроде даже по всякому старается.

Сегодня я опять виделась с Лизой. Мы гуляли, и я решила, что стоит наконец все сказать.

Я мямлила, как последняя дурочка, а она слушала, слушала с серьезным видом. Кажется, она была немного удивлена.

Чуда не произошло.

Она сказала, что я очень дорога ей, но она не испытывает чего-то похожего.

Теперь я очень боюсь, что разрушила даже нашу дружбу. Что, если это оттолкнет ее от меня? Каково это – общаться с кем-то, зная, что он хочет чего-то такого от тебя, чего ему не можешь дать?

***

Алан был не только жив, но и пришел в себя.

Сегодня его мать позвонила во второй раз.

В приемной центра Черчлендов Карла увидела ее, Эмму. К счастью, рядом не было ее отвратительной женушки.

– Здравствуй, Карла.

– Здравствуйте. Я очень благодарна, что вы снова позвонили.

– Я же обещала сообщить.

– Все равно. – И затем, – Я… могу увидеть его сейчас?

– В общем, да, но… – Эмма замялась. – Сейчас он занят с Джоан.

Эмма серьезно посмотрела на Карлу.

– Слушай, я знаю, вы оба… мягко говоря, друг друга недолюбливайте. Но, Карла, пожалуйста, прошу, просто постарайся сама не провоцировать ее.

«Провоцировать? Я? Да она…»

Но Карла просто промолчала, постаравшись сохранить настолько спокойное выражение лица, насколько вообще могла, и даже кивнула в ответ.

– Ну и хорошо. Я просто не ожидала, что моя жена так быстро вернется к Алану. Понимаешь, ее отвлекли по делам, она отошла, но вернулась быстрее, чем я думала. Извини, что ты приехала не в самое удачное время. Но, как бы там ни было, Алан сам спрашивал у нас о тебе, и я обещала, что вы скоро встретитесь.

– Ничего, миссис Карпенко. Я понимаю.

За прошедшие почти три года, что Эмма знала Карлу, та сильно изменилась. Да, ей было мало известно о девушке, но было видно, что теперь она уже не та девочка-подросток, какой была раньше.

– Карла?

– Да?

– Я хотела спросить тебя… Я надеюсь, то, что ты давала нам деньги, не слишком обременило тебя и… твою семью? – на самом деле Эмма надеялась, что сможет узнать что-то новое о Карле, и надежда оказалась не напрасной. Та, спустя короткую паузу, ответила:

– Нет, что вы… Я сейчас занимаюсь бизнесом, доставшимся мне от отца, и часть средств…

– О, мне очень жаль, что твой отец…

– Спасибо. Это действительно было тяжело. Но, как бы там ни было, я старалась давать средства в помощь Алану. Даже если бы это и было трудно для меня, я все равно должна была так поступить.

– Нам правда очень пригодилась эта помощь. Наша семья благодарна тебе. – Вообще-то, с тех пор, как Джоан устроилась на работу в проекте, роль помощи заметно снизилась, но Эмма старалась быть вежливой.

Карла увидела Джоан.

Та направлялась в сторону Эммы. Быстро заметив и узнав рядом с женой Карлу, темп ее шагов как будто бы немного изменился.

– Здравствуйте, миссис Мейерс…

– Привет.

Джоан явно была не в своей тарелке, но держала свое недовольство на коротком поводке.

– Алан в комнате. VR-реабилитация сейчас отключена.

– Я провожу ее, – сказала Эмма.

– Хорошо. А мне снова нужно отойти.

Карла подумала: «Лучше бы это продлилось как можно дольше».

Вдвоем, рядом с Эммой, они прошли вдоль длинного коридора, затем свернули направо и направились в одну из комнат. Эмма использовала электронную карту доступа, и в конце концов они очутились в небольшой комнате. Алан сидел в умном кресле – из тех, что автоматически подстраиваются для большего удобства пользователя – перед небольшим столиком, рядом – каталка.

При виде Карлы он резко изменился в лице. Парень был явно рад.

– Карла!..

– Осторожнее, у Алана пока некоторые трудности с движениями, – предупредила Эмма.

Карла обняла сидящего в кресле Алана.

– Я так хотела увидеть тебя…

Эмме стало неловко, и она решила, что не будет ничего плохого в том, чтобы оставить их вдвоем и выйти.

– Я так ждала этого… все эти два года… Я люблю тебя… Господи, как я люблю тебя…

Карла плакала. Алан неуклюже попытался своей рукой вытереть ее слезы.

– Не волнуйся. Теперь все хорошо. Они говорят, что все идет хорошо.

Карла постаралась взять себя в руки.

– Прости… Я так рада.

– Я тоже.

И затем:

– Как твой отец?

Было нелегко принять решение, но она сказала ему правду:

– Алан… Его больше нет в живых.

– О… Извини за мой вопрос. Я не знал. Я очень сочувствую.

– Ты не виноват, ни в чем.

– Что с ним произошло?

– Ты помнишь – он болел? Он долго боролся с раком. Метастазы… Кажется, болезнь отступила, но потом опять…

– Извини. Я не всегда все хорошо помню. Говорят, что это из-за травмы. Но я сейчас вспомнил об этом.

– Не извиняйся. Я все понимаю.

«Что еще он мог забыть?» – эта мысль Карлы была для нее почему-то немного страшной.

«По крайней мере, он помнит меня».

В комнату вошла Джоан.

– Извините, но вынуждена прервать вашу беседу. Алан, нужно еще поработать.

– Но, мама.

– Алан, это нужно для твоего выздоровления. И я надеюсь, что Карла это понимает. Пойми и ты.

– Да, миссис Мейерс.

«Как я тебя ненавижу, сука».

– Я постараюсь навещать тебя как можно чаще. До встречи.

– Пока.

– Да, пока, Карла, – сказала Джоан.

Карла не слишком быстрыми шагами покинула небольшое помещение.

***

…До омерзения солнечное утро. Ни следа вчерашнего дождя. Когда она вышла из дома, якобы отправляясь в школу, страх только усилился. Навязчивые мысли: вдруг он знает? Что, если он следит за ней? Что он может сделать тогда?..

Тревога все нарастала.

Джоан проснулась. Сердце бешено билось внутри грудной клетки; тревога никуда не ушла при пробуждении, наоборот, даже усилилась, было невозможно нормально мыслить. Джоан сидела на постели и жадно хватала ртом воздух. Захотелось плакать.

– Что с тобой?..

Эмма была явно взволнована. Сейчас она обнимала Джоан за плечи, сидя сбоку и чуть наклонив голову.

Та приходила в себя. Сердце билось ровнее, тревога уходила.

– Ничего… Просто что-то вроде кошмара.

– «Что-то вроде»?

– Там ничего не было, кроме того, что я чувствовала тревогу. Я ничего не помню, по крайней мере.

Это была ложь.

«Нет. Больше никогда и никому».

– Ты уверена, что все нормально? Может, стоит обратиться…

– Нет. Вряд ли это из-за имплантатов. Я проходила тесты совсем недавно. Не стоит бежать к психиатру из-за того, что приснился дурной сон.

– Но ведь всякое может быть. Хоть ты и говоришь, что это не так опасно, как многим кажется, но я все-таки волнуюсь за тебя.

– Да, возможно, ты права. – Джоан хотела успокоить Эмму.

«Когда ты впервые отредактировала себе мозг?»

Неужели эта фраза из беседы вчера утром стала катализатором кошмара?

Наяву Джоан все еще могла вспомнить о произошедшем, но эмоции при этом были не те. Не только страх притуплен, даже гнев. Просто для того, чтобы можно было жить дальше и, возможно, даже снова суметь быть счастливой.

Она почувствовала, что по левой щеке медленно катится слеза. Все-таки не смогла сдержаться.

– Ты… в порядке сейчас?

– Да. Да, все уже хорошо.

«Страх – изменение активности лимбической системы во сне… Вот и все.

Готова заниматься самоанализом, лишь бы забыть, что вся психика – нейронные паттерны. Это так… по-человечески.

Шумные толпы нервных клеток стараются перекричать друг друга, соревнуясь в популярности.

Стой. Беги.

Погладь. Ударь.

Трахни.

И с высших уровней не всегда объяснишь. Совпадение незначительных факторов, необычный паттерн активности. Может, чуть больше или чуть меньше концентрация определенных веществ, и…

Мучительная экскурсия в прошлое.

Эмма рядом, обнимает и успокаивает. От этого лучше.

Та девчонка – не я. Все это было не со мной. Все позади».

– Спасибо…

– За что? – Эмма выглядела искренне удивленной.

– Просто за сочувствие. Это уже немало.

«Может, сказать ей?

Нет, не стоит».

– Я и правда очень волнуюсь.

– Хорошо, хорошо, я обязательно проверюсь.

Джоан постаралась сосредоточиться на чем-то приятном. Время, которое она проводила с Эммой…

– Я… Знаешь, я должна извиниться.

– За что еще? Из-за кошмара? Брось.

– Нет, я про кое-что другое. – Джоан подумала – может, зря она это начала – но отступать было поздно. Может, это оттолкнет от нее Эмму. Может… Но почему-то оно не давало ей покоя. Признаться. Хотя бы в этом.

– Недавно я… В общем, я просто хотела, чтобы у нас все было хорошо, и специально для этого я стимулировала свое влечение к тебе. То есть ты мне очень нравишься, но я хотела… дополнительную гарантию, я не знаю, как это назвать. Только небольшие стимуляции, не более. Ради тебя. Ради нас.

– Ты могла бы сказать.

– Я… боялась.

– Ты… ведь действительно хотела этого, что-то сделать для меня.

– Пожалуйста, только не думай, что я ничего не чувствовала. Только закрепить… – «Черт возьми, эффект от таких оправданий может быть еще хуже».

– Это правда было неожиданно и не совсем приятно, но по большей части просто из-за того, что ты скрывала.

– Я просто захотела признаться тебе наконец…

«Ага, об этом – но кое о чем другом ты молчишь. Но это, во всяком случае, с Эммой и не связано, так что…» – однако небольшой осадок оставался.

«Скрываю, как будто в чем-то виновата или она не поймет. Зачем?

Не хочу, чтобы меня опять жалели. И не хочу ее переживаний из-за моего прошлого».

– Не переживай. – Эмма погладила рукой волосы Джоан и игриво коснулась губами кончика ее носа. – Говоришь, что умеешь читать людей, а подумала, наверное, что я сейчас возьму и убегу от тебя со всех ног.

Джоан показалось, что, если сравнивать с самыми первыми днями их знакомства, они сейчас как будто поменялись ролями. Забавно.

– Может, твой кошмар – побочный эффект стимуляций?

– Еще менее вероятно.

«Виноват кривой паттерн? Нет, вряд ли».

Они помолчали.

– Помнишь, ты говорила про интерфейсы неглубокой интеграции?

Джоан немного неуверенно улыбнулась.

– Да. Говорила.

– Я, наверное, даже попробовала бы с тобой. Правда. Я думала про это, – сказала Эмма. – Если с тобой действительно все хорошо. Сначала обязательно проверь свои мозги, прошу тебя.

«Хочет разрядить обстановку? А может, хватит строить из себя знатока человеческого поведения, Джоан, а?» – спросила она себя.

– Конечно. Как и обещала.

Эмма поцеловала ее.

========== IV ==========

***

Он бы мог и дальше цепляться за жизнь, тратя свое состояние на терапию. Вместо этого он решил умереть.

«Не бойся. Я давно старался готовить тебя к тому, чтобы однажды принять…»

Когда новорожденную достали из искусственной утробы, отцу было уже за шестьдесят.

У Карлы не было матери, которую она могла бы такой назвать. Была яйцеклетка какой-то женщины; ее никогда особо не интересовало, чья именно.

Она умоляла его жить дальше. Но он хотел уйти из жизни. Можно было сделать многое – приободрить неумолимо дряхлеющее тело, удалять предательские опухоли, проводить новые и новые курсы химио-и радиотерапии.

Отец оставил ей наследство.

«Я не хочу тратить деньги, чтобы выиграть еще день в этом теле. Я оставляю в этом мире часть себя, и это гораздо лучше, чем жить вот так дальше».

Часть себя – в ней. И слепки.

Когда он умер, ей было восемнадцать. Еще один удар – после случившегося с Аланом.

Они были так близки. Но в тот день она была не вместе с ним. И это было очень тяжело.

«Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я люблю тебя».

Он заранее объяснил ей, что она должна будет сделать. Готовил ее к жизни в одиночестве. Карла не хотела, но и не могла противиться его воле, ее долгом было проявить уважение к воле отца.

Просто таблетка. И все будет куда проще.

«Я хочу, чтобы ты перенесла это как можно легче».

Ей действительно стало легче. Но это было только временно. Предстояло сделать нечто более серьезное.

Приглушить аффект до такой степени, чтобы можно было жить дальше. Не забыть – просто… затуманить связанные эмоции.

Она все равно будет помнить и любить его, даже с укрощенными эмоциями.

И его часть останется жить в ней.

***

Прибрежный заброшенный парк в Бернаби Хайтс, рядом с мостом Секонд Нэрроус. Рядом – железнодорожные пути и, словно укрепления на линии фронта, защитные береговые сооружения. Вряд ли кому-то было дело до этого места. Но сеть все же работает хорошо.

– Ты пьешь?

– Ну… иногда. – Вопрос был неожиданным. – Почему ты спрашиваешь?

– Вспомнила кое-что из прошлого. – Джоан тихо усмехнулась.

Она продолжила:

– Помню, как мы с подругой забрались в богом забытое местечко, откуда был очень крутой вид, пили пиво и болтали. Воспоминания из прошлой жизни.