Текст книги "Во имя первых волков (СИ)"
Автор книги: Iwilia London
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
14 глава (1 часть)
Tom ©
Неужели эти дни наконец-таки прошли? Прошли. Ведь я еду домой, еще чуть меньше часа, и я увижу брюнета. Я даже придумал причину, по которой смогу навестить их дом: принесу Рональду снимки. Он как-то спрашивал про заповедники. И я увижу Билла.
Честно говоря, тишина этого леса немного успокоила меня. Я смог подумать о том, что, так или иначе, я ведь рядом с Биллом. Ну да... Это не то, о чем я мечтал, но хотя бы так. Пока я что-то не придумаю... Можно же пожить и так? А когда родятся дети, я их заберу себе...
Альфы всегда чувствуют своих омег. Я был спокоен, до того момента, как не сел в машину. Но вот сейчас, по дороге к городу, в груди все сильней ощущается комок боли. Что-то давит, и нет возможности дышать. И я стараюсь об этом не думать...
Я решил, что мне просто необходимо обо всем узнать от отца. Ну, он ведь точно что-то скрывал, да? И я должен знать что.
У въезда в город меня охватывает странное чувство паники. И вот теперь мне становится страшно. С Биллом что-то произошло? Или с отцом? Или... что? Тревога костлявой ладонью сжимает мое сердце, хочу успокоиться, хочу увидеть омегу...
Вообще, я никогда не верил в то, что возможно чувствовать состояние другого человека вот так, на расстоянии. Но с Биллом все не так. Я бы почувствовал, если бы с ним все было не так... Чувствую какое-то странное желание молиться. Я никогда не отличался особой набожностью. Но сейчас сердце дергается, а мысли сами по себе обращаются к небу... Почему? Чем ближе к городу, тем страшнее...
Avt ©
Молодой Альфа, ехал по городу, думая о том, что, скорее всего, тревога в его сердце от того, что он давно не видел Билла, и не знает, что омега может выкинуть на этот раз. Да, и его не оставляла надежда о том, что, возможно, отец все-таки придумал что-то...
Том припарковал свой Риф во дворе и довольной походкой направился к дому. Странно. Но на самом крыльце он остановился. В нос ударил запах крови. Сильный запах крови. И тело обмякло, когда он понял, чья это кровь...
Он оглянулся, сумка слетела с плеча...
-Билл...– Его шепот, несколько дорожек слез по лицу. Он не мог пошевелиться, не мог сдвинуться с места, тело умирало. Сердце дрожало в желудке, он увидел помятую траву, будто там целое стадо носилось. Прямо на том месте, где его омега обычно грелся на солнышке. Но теперь... Следы крови. Темные пятна, будто художник дернул кистью, орошая мелкими каплями землю. Кровь. Билл.
-Билл?– Парень громко всхлипнул. Сердце почти не билось. Вес осознания всего произошедшего ударил по мозгам с такой силой, что Том пошатнулся и, не устояв на ногах, полетел вниз, с лестницы.
Он лежал спиной на земле, во время приземление он хорошенько приложился затылком о кочку. Кто-то, явно невидимый, ломал его ребра, выкорчевывая их по одному. Том пытался увидеть небо, почувствовать родной запах. Но каждый вздох, сделанный с целью учуять омегу, превращался в ком горле. Мак-Вульф задыхался. Огромные капли боли скользили по его щекам. Казалось, что глаза вот-вот захлебнуться в слезах. Том часто хлопал ресницами, даже эти простые движения приносили ему боль. Это не физическое. Запах крови любимого омеги проник внутрь него, добрался до души, и теперь усердно сообщал Мак-Вульфу все подробности смерти Билла.
СМЕРТЬ.
Одно слово, а сколько боли и бесконечного чувства несправедливости. И много чего другого. Молодой. Не пожил. Не виноват. Дети? Ни за что! Он не виноват! Так не может быть...
Последние остатки разума все еще пытались донести до расплавленного болью сознания, что это просто кровь, что могло случиться все, что угодно. Может, он родил раньше срока? Может, просто поранился, может, его укусил какой-нибудь зверь?
Но боль в сердце, не прекращающийся поток слез и невероятное чувство тоски говорили об обратном.
Из последних сил Том поднялся на колени; его рык, громкий, протяжный, волчий. В нем вся сила и мощь тех волков, самых первых. И боль. Вся та боль, что пережили все поколения. И нет ничего больнее этого. Душевно раздробленные ребра, вынутое сердце, конченая жизнь. Он рычал, впиваясь пальцами в траву, как когда-то, его предки – волки, впивались когтями в свою жертву. И чувство отчаяния, которое тонкими лентами обвивало его шею, душило и не отпускало. Он выл от беспомощности и тупого запаха остывшей крови. И слезы в потухших человечьих глазах, возродились в гневных очах громадного волка. Серая шерсть, огромные клыки. Именно так. Том вдруг ощутил небывалую силу в своем теле. Нет, с виду он оставался человеком. Но внутри кипел зверь, природа полностью овладела им. Теперь у него лишь три инстинкта – найти, выследить, убить. ВСЕХ. Месть рвалась наружу, сердце билось в груди с единственной целью – отомстить. Его выдавали лишь глаза, нечеловечески злые, наполненные яростью и тоской. Волк. И он не упустит ни одного, кто причинил боль омеге. Не простит никого, кто видел, но молчал. Не оставит в живых даже тех, кого знает или к кому питает чувства. За смерть омеги поплатятся все.
Том рванул в дом, который до сих пор пах омегой. В дом Рональда. И бету он быстро нашел. Тот огромными глазами смотрел на спятившего Альфу:
-Том?
Том хорошенько тряхнул его в своих руках:
-Где он?!– Рычит.
-Билл?– Дыхания не хватало, Том сдавил шею.
-ОН! ГДЕ?!– Орет и с силой дергает бету, ударяя того спиной о стену за ним. И столкновение было таким резким и свирепым, что Рональд явно ощутил боль от сломанных костей.
-Они пришли...– Хрип.– Избили его...
-КТО?!– Альфа бьет кулаком под ребра.
-Отец, его омега и трое помощников. Я не виноват...– Он испытывал нереальную боль, сил стоять уже не было.
-Ты все видел?
Рональд молчал. Ответить не мог. Не мог признаться в этом. Но Том и сам все понял.
Секунда.
Глаза в глаза. Рык Альфы, и по-волчьи острые зубы впиваются в глотку бете.
Испуг навечно будет запечатлен в затуманенных смертью глазах.
Тело, извивающееся в предсмертных конвульсиях, упало на пол. Том ни капли не жалел этого человека. Он бы еще несколько раз убил его. Только дайте возможность. Но жизнь одна. И свою Рональд уже отдал за то, что не защитил омегу.
Мак-Вульф с каменным лицом наблюдал за тем, как мужчина захлебывается в собственной крови, как его кожа бледнеет, а по щекам ползут слезы, разбавляя темные брызги. Том знал, что это только начало, и он перестанет мстить только тогда, когда все виновные отдадут свои жизни за душу Билла. Внутренняя дрожь сменилось стальной уверенностью.
Билл будет отомщен.
Том вышел из дома. Уже начинало темнеть. Кожу неприятно морозило холодным ветром. Он только что смыл с себя кровь бестолкового беты и теперь шел к тому самому месту. Туда, где трава была измята убийцами и телом любимого омеги. Туда, где еще долго будут лежать красные разводы. Где еще долго будет пахнуть смертью. И чем ближе было это место, тем сильнее Альфа ощущал последние минуты жизни омеги. Чем ближе – тем меньше сил на шаги. И в итоге...
Том грохнулся коленями на прохладную траву. Живот скрутило болью. Тут лежало тело его омеги. Любимого, нежного, беззащитного. Ни за что. Его убили ни за что. Сердце тихо билось в груди, распыляя по организму кровь. Но важна была не своя кровь, а та, которую уже впитала земля, та, которая пятнами лежала на траве и та, к которой Том прижимался губами. Больно.
Том изогнулся, вскинув голову к небу:
-ЗА ЧТО?!
Его рев, тот, который навсегда останется в памяти этого мира. Его горячие слезы, что падали на темные разводы на траве. Его тоска – целый океан.
Он так и видел, как молодое тело сопротивлялось, как извивалось в чужих руках, а черные волосы путались в руках убийц, будто пытаясь мешать чужакам совершить несправедливый суд. Том видел, как Билла избивают, сердце обливалось кровью, и омега кричал, он, наверное, звал на помощь.
-Тооом...– Истошный крик, иллюзия разума. Он слышал и видел все. Видел, как омега прячет пузо, как защищает его, а не себя и тысячу раз кричит:– Том! Том! Том! Тоооом!
Но убийц было больше, у Билла не было шансов. И вот оно... Бледное тело омеги лежит на холодной траве, тело, которое Том любил больше всего остального мира. А ладонь так и лежит на животе. Преданный омега до конца защищал потомство...
-АААААААА!– Том со всей дури бьет кулаками по земле.– ТВАРИ!– Еще удар.
Он взвыл, пытаясь вложить в свой вой всю боль, тоску и сожаление. Так выли еще первые волки.
-Во имя первых волков,– рождалась молитва,– верните мне его! Верните!– Слезно просил Альфа. Сильный пол, самец, который никогда и не перед кем не встанет на колени, сейчас молился.– Заберите меня! Я во всем виноват! Он ничего не сделал...– Уткнулся лбом в пятно крови на земле. Его голос стих. И в округе снова воцарилось ледяное молчание. Жители слышали тоскливый вой Альфы. Омеги содрогались, другие Альфы внутренне сочувствовали...
Когда сил не осталось даже на то, чтобы стоять на коленях, Том всем телом повалился на траву. Сейчас он точно ощутил страх своего омеги, его неразделенный ни с кем страх. И дети. Мак-Вульф накрыл ладонью глаза. Его дети. Как же они испугались? И их отец их не защитил...
14 глава (2 часть)
Tom ©
Я чувствую запах кофе. Открываю глаза, передо мной кружка в цветочек. Оглядываюсь. Я не знаю, что это за место. Тут тепло. Небольшая комната с белыми шторами, за ними точно бьется солнце. Где же я? И почему так больно в груди?
Билл.
Прикрываю глаза, утыкаюсь лицом в ладони. Сижу и снова ною. Откуда во мне столько воды? И как в меня влезает столько боли?
Почему я ничего не чувствовал, когда моего Билли убивали, почему я в этот момент ничего не чувствовал?
Дверь в комнату открывается, на пороге стоит отец. Я несколько секунд смотрю на него, затем утыкаюсь лицом в колени. Не хочу никого видеть. Знать никого не хочу. Никто не помог моему брюнету. А этот тип, считающий себя моим отцом, даже врал мне и многое скрывал...
Чувствую его тихие шаги по ковру. Я у них дома, вот где я. Он садится на кровать. Не хочу разговаривать. И знать, как я тут очутился, тоже не хочу. Я до сих пор чую запах крови, остывшей, мелкими кляксами лежавшей на траве. И я никогда наверно не забуду этот запах.
Теплая ладонь ложится на мое плечо, вздрагиваю, скидываю ладонь и отползаю в сторону, к самой стене. Шмыгаю носом и залезаю под одеяло. Никто не помог брюнету, не нужно и мне сейчас помогать. Не нужно пафоса и той самой родительской заботы. Ничего не хочу.
И он уходит.
А я вгрызаюсь зубами в подушку, потому что больно, потому что я не понимаю этих людей. Не понимаю. Как можно жить? Как теперь жить в этом мире? Дышать, ходить, любить, улыбаться. . . Как? Смысл? Черт. Да они все бессердечные уроды! Я не хочу знать ничего... ничего...
Я снова просыпаюсь. Темно. Но я так же чувствую только два запаха – кофе и кровь. Хороший коктейль. И снова сон.
Не знаю, но проснувшись в третий раз, я почувствовал силы дойти до туалета. Сходил. Попил воды из крана. И снова день. Кто-то открыл шторы. Для чего? Там дождь. Задергиваю их и снова забираюсь в кровать. В голове нет мыслей. В голове будто пусто. Но в этом ПУСТО откуда-то появился маленький мотылек надежды, который бьется о черные стены, пытаясь найти выход. Надежда, что мой омега жив. Хотя, если бы это было так, мне не было бы так больно...
И дальше все было как в тумане. Я спал. Много. Иногда ползал до туалета и попить воды. Ко мне больше никто не приходил. Я никого не видел, но кофе каждый раз, когда я просыпался, было по-новому горячее и ароматное. Отец всегда говорил, чтобы осознать потерю нужно время.
Я уже ничего не чувствую. Лежу и смотрю в стену. За окном снова солнце. А перед глазами те самые моменты, когда улыбающийся и пузатый брюнет грелся под солнышком. Он так смешно морщил носик.
И снова сон.
А проснувшись, я обнаружил на тумбочке несколько бутербродов. Желудок предательски ныл. Вот же, тело хочет жить, хотя Я – нет. Я поел. Сходил до туалета, попил воды из раковины и снова в кровать. Мое пристанище. Сегодня я впервые за все это время задался вопросом: а сколько я вот так вот лежу? А что, если Биллу нужна моя помощь, а я лежу тут и истерю?
Только благодаря этой мысли я заставил подняться себя с кровати. Тело ныло. Я сделал несколько приседаний, отжиманий, размел конечности и отправился в душ. Только сейчас я заметил, что на полках кто-то приготовил для меня чистое белье и полотенца.
Признаюсь, душ бодрит. А мысли кое-как приходят в себя. И меня мало интересует то, что я убил бету. Это только начало. Меня больше интересует другой вопрос: если омега мертв, то где его тело? Вот он, небольшой мотылек надежды.
Я переодеваюсь, смотрю на себя в зеркало. Да уж. Если соберусь куда-то выходить, нужно будет побриться, иначе я с этой бородой капец как похож на своего отца.
Отца я нашел на кухне, он будто бы и не удивился моему появлению. Второй же родитель обнял меня. Надо же, вот этот хрупкий омега когда-то родил меня. И теперь так странно смотрит на меня.
-Что?– Тихо спрашиваю я. Он хочет ответить, но отец говорит первым:
-Нирси, накорми его, смотри, исхудал весь...
Омега кивает, отходя от меня. Я сажусь пред отцом. Тот внимательно разглядывает газету. Тут его сын почти из комы вышел, а он никак не обратил на это внимания. Ну да, конечно, ему же похрен! Мама оставляет передо мной тарелку с чем-то аппетитным. Я только вяло смотрю на еду и снова перевожу выжидательный взгляд на отца.
Не знаю, сколько я так на него смотрю, но он все-таки отрывается от газеты:
-Ну что Том? Сплясать? С возвращением!
Я поджимаю губы, чтобы не выпустить стон, что рвется наружу. Какой же эгоистичный придурок! И я его еще отцом называю. И вновь его морда утыкается в газету. Меня берет злость. Я – его сын, его наследник, я потерял любимого, а ему и дела до этого нет! И мать тоже, ходит так, будто ничего не случилось. Все спокойны, никто и краем глаза не ведет, что я на краю! Хочется, как в детстве, заорать на весь квартал, чтобы на меня наконец-таки обратили внимание! Бесчувственные чурбаны! Нет, вы посмотрите! Их сын потерял омегу, детей, убил бету, валялся в кровати неизвестно, сколько времени и собирается вырезать все семейство Каулитц. А им? А им все равно!!!
Беру тарелку и кидаю ее в стену. Вот.
Теперь отец снова поднимает на меня глаза, но в них так же, ничего особенного.
-Убери.– Спокойно говорит он и снова утыкается в газету. Вот же...
-ВЫ РОДИТЕЛИ ИЛИ КТО?– Воплю я. Как же обидно. Им нет дела до меня.– Я ПОТЕРЯЛ ВСЕ!!! А ВАМ ВСЕ РАВНО?
Мать как-то испуганно посматривает на все такого же спокойного отца, который наконец-таки сворачивает газету и не спеша откладывает ее в сторону.
-Что ты потерял?– Смотрит на меня впритык.– Все? Пока у тебя есть жизнь, ты всё еще потерял не всё...
-Мне не нужны твои философские мысли! Засунь себе в задницу всю эту дань мирозданию. Мне на все плевать, и я потерял все!
-Что ты потерял, Том?– Все так же спокойно спрашивает он.– Омегу? Детей?
-Да...– Тихо отвечаю я и смотрю куда-то в сторону. Несколько мгновений, и на мои плечи ложатся руки матери:
-Малыш, тише...
Да какой я вам малыш, блин? Был бы малышом, у меня не было бы таких проблем.
И вообще, этот дом всегда на меня как-то дурно влияет.
-Твой омега жив.
И слуховые галлюцинации – это нормально. Я лежал не знаю, сколько в кровати, не ел нормально, спал да ныл. Чего от меня еще можно ожидать?
-И дети.
Мой мозг старательно издевается надо мной. И больно. Как-то странно, но боль уже другая. Я бы все отдал, чтобы показать этим недородителям, что я скоро точно копыта откину, потому что жить без него не смогу. Не буду. Не хочу.
-Он родил двух здоровых Альф.– Голос матери где-то над ухом, теплый, мирный, нежный. Этот родной голос не может быть галлюцинацией, этот голос не умеет врать.
Миг. В коленях рождается дрожь, а глаза сами собой увлажняются. Руки трясутся, левый глаз точно дергается. Я смотрю на улыбающегося отца, и мне кажется, что я вот-вот упаду в обморок. Перед глазами летают какие-то черные круги, все темнеет, и я из последних сил стараюсь не закрыть глаза... но...
-ТОМ!– Вскрик родного голоса... Темнота.
Avt ©
Нильер хмыкнул, когда на кухне появился помятый сын. Вчера он упал в обморок. А две недели до этого провалялся в кровати, не желая ни с кем разговаривать. Альфа должен признаться, что не сказал Тому всей правды сразу из вредности. Ведь его сын решил, что его родной отец его обманывает. Глупый отпрыск.
Том стоял в дверях, он не знал, приснилось ему все сказанное отцом или нет. Тот вроде бы точно так же читал газету. Вокруг него крутился омега, названный матерью. Это был сон. Парень поник, пошел к своему стулу, все как во сне. И родители на него так же никакого внимания не обращают.
-Мне приснилось...– Тихо сообщает он.– Что вы сказали, что Билл и дети живы. Что он родил двух Альф.
Боль сковала сердце. Он смотрел в стол. А услышав смешок отца, взглянул на его довольную морду, тот кивнул в сторону стены:
-А еще тебе, наверное, приснилось, как ты разукрасил маминым обедом новые обои, да?
Том округлил глаза. Его зрачки расширились и приобрели некий синеватый оттенок. Дрожь ползла по телу. Он сидел с лицом статуи. Удивление, радость, волнение, непонимание, нежность и много чего другого застыло на его лице. Сердце забилось в бешеном темпе, почти выскакивая из груди, а он, как придурок, сидел и пялился в жирное пятно на светлых обоях. Осознание, что сон был не сном, сковало его движения.
-Принеси-ка ты своей травы, дорогой, а то я чувствую, этот романтик щас снова в обморок свалится...
Тело Тома отреагировало на слова отца. Молодой Альфа подскочил со стула и пустился бегать по всему дому, натыкаясь на стены и двери, но продолжая, мчатся куда-то в непонятном направлении. Он летел через несколько ступенек вверх, а затем вниз. Тело вдруг почувствовало такой невероятный прилив сил и чувство эйфории...
-Где он?!– Том влетел на кухню, почти снося с ног мать; тот вскрикнул, отскочив в сторону.
-Сядь и поешь!– Спокойно предложил отец.– А то еще увидишь свое чудо ненаглядное и снова в обморок упадешь. Вот же стыд и позор будет...
-Папа, где он?!
-Сядь и ешь,– Альфа кивнул на плошку с горячей едой.– Ну, не жрешь же толком уже две недели, придурок! Тебе даже детей на руки страшно давать – уронишь!
Том, мысленно собравшись, решил, что, и правда, стоит покушать. Но не прошло и двух минут, как плошка была опустошена, а на смену ей пришла вторая, затем третья и четвертая...
-Я на самом деле пересмотрел все документы,– начал отец,– но понял лишь одно – ничего полезного для вас там нет.– Осторожно говорил он.– И я не делал вид, что помогаю тебе. Я на самом деле помогал. А то, что мои пути решения проблем тебя не устраивали, я не виноват. Мне казалось, что если ты любишь омегу, то пойдешь на все.– Том терпеливо слушал.– Но выход, признаюсь, нашелся сам собой.– Он медленно облизал губы и устремил свой взгляд в окно.– Каулитцы обещали убить Билла. Они его убили.– Том дернулся, не зная верить своим ушам или нет. Отец заметил замешательство сына и поспешил объяснить.– Том, Билл пробыл на том свете две минуты, после чего он вернулся назад. У него начались роды, добивать рожающего никто не имел права. Его отвезли в больницу, где он благополучно родил. И снова умер...– Он пожал плечами.– Он явно сомневался: оставаться на этом свете или нет. Но врачи решили за него, вернули его к жизни. Дети в порядке, первичная диагностика не выявила никаких отклонений, может, только одно: они оба будут такими же говнистыми, как их отец. В общем, когда Каулитцы потребовали отдать им Билла, я вмешался, сунув Альфе документ о том, что Билл умер, как того и требовали их законы. Аригону нечем было возразить, и он ушел ни с чем. Уже третью неделю твой омега лежит в больнице, раны на его теле заживают быстро, никаких шрамов, увечий, он уже даже спрашивал о тебе...
-ЧТО?– Том округлил глаза.– Это пока я там валялся.– Он ткнул пальцем в сторону комнаты.– Пока лежал там и ныл о несправедливости жизни, вы таскались к нему в больницу?– Он зло глянул на отца, тот только шире улыбнулся:
-А это чтобы ты в следующий раз знал, что думать плохо о своем отце у нас в семье точно тяжко карается.
Том упорно смотрел в глаза отцу, тот вскинул бровь:
-Боже, Томас, во имя первых волков, не смотри на меня так. У меня ноги отнимаются!
Младший Альфа чуть тихо хохотнул, затем снова впился взглядом в улыбающиеся глаза отца и в голос рассмеялся. И Нильер поддержал его, обоим было так легко, как не было уже давно...
Глаза Тома светились счастьем, и, наконец-таки, высохли от слез. Все самое страшное позади. И сейчас тот маленький мотылек надежды, превратился в огромную разноцветную бабочку, которая билась в животе Тома, щекоча расслабленные мышцы.
