Текст книги "Шоаррский грипп (СИ)"

Автор книги: Ирен_Адлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Мадам Романович:

– Я бы прикупила. Я как раз на Новый Монтик собираюсь*. Может договоримся?

Корделия:

– У тебя столько нету.

Мадам Романович:

– А я у мужа попрошу.

Корделия:

– Это который третий с конца?

Мадам Романович:

– Четвертый.

Корделия:

– Ух ты! Я так не умею.

Мадам Романович:

– Да, тут талант нужен. Не всем дано.

Целит своими семиразрядными орудиями в Мартина. Но тот остается невозмутимым. Мадам Романович слегка обескуражена.

Корделия:

– Так чем могу помочь?

Гостья извлекает гламурный гаджет в стразиках. Клацает ногтями по сенсорам.

Разворачивается вирт-окно. Возникает танцующий стриптиз Кеша. Толпа восхищенных зрительниц исходит пьяным, сладострастным ревом. Гостья нажимает паузу. Кеша застывает в непотребной позе.

Корделия:

– И че? Ну танцует чувак.

Мадам Романович:

– Снежана сказала, что он ей вот этот номер дал.

Протягивает Корделии визитку в стразиках, на которой карандашом записан номер.

Корделия равнодушно изучает написанное.

Корделия:

– И че?

Мадам Романович:

– Жора Бидон сказал, что это твой.

Корделия (возводя глаза к потолку):

– Ну нашла кого слушать. У дедули маразм в терминальной стадии.

Мадам Романович:

– Донни тоже подтвердил.

Корделия вытаскивает из кармана свой видеофон.

Корделия:

– Звони.

Мадам Романович, клацая ногтями, набирает номер. Видеофон Корделии не реагирует. Из гаджета гостьи доносится: «Набранный вами номер не существует»

Корделия:

– Убедилась?

Мадам Романович в растерянности трясет гламурный гаджет. Голос повторяет: «Набранный вами номер не существует»

Мадам Романович:

– Фу, не работает.

Корделия и Мартин переглядываются.

Мадам Романович:

– Мой адвокат сказал, что я должна подать на тебя в суд.

Корделия:

– За что?

Мадам Романович:

– За присвоение движимости. Вот моя движимость. (Тыкает в гаджет и виртуальный Кеша начинает танцевать) И эту движимость ты должна мне вернуть.

Комментарий к День девятый

*Новый Монтик (глам.) – Новый Монте-Карло

========== День девятый (продолжение) ==========

Планета Новая Москва. Квартира Корделии Трастамара.

Сцена первая

Гостиная с выходом на террасу и летную парковку. На парковке постреливает искрами розовый «Бентли» в стразиках. Хозяйка «Бентли» в розовом платьице, закинув одну нарощенную ногу на другую, сидит в кресле и победоносно оценивает далеко не выдающиеся параметры Корделии.

Корделия:

– Так ты, подруга, сначала докажи, что движимость твоя. А то не по понятиям как-то, приходишь, предъявы кидаешь. А пруфы где?

Мадам Романович растерянно хлопает нарощенными ресницами. Видно, что дается ей это нелегко. Аж кожа на затылке шевелится. И мыслительный процесс доставляет неприятности.

Мадам Романович:

– Пруфы? Ой, а у меня голочка есть.

Из гламурного гаджета со стразиками извлекается голография. На ней предстает замысловатое сплетение гуманоидных конечностей. Угадывается присутствие нарощенных до седьмого номера артефактов. Корделия и Мартин одновременно склоняют головы набок, пытаясь уяснить пространственные ориентиры.

Корделия:

– Это 82-я позиция из Камасутры?

Мадам Романович:

– Нет, 123-я.

Корделия (со вздохом):

– Какая же я темная. Даже вспомнить будет нечего.

Мадам Романович:

– Называется «Я и Пуся».

Мартин:

– Чего она делает?

Корделия:

– Мартин, это три слова. И вообще, тебе лучше не знать. Ты еще маленький.

Мадам Романович тем временем извлекает еще несколько голоснимков того же содержания. На одном из них угадывается вдохновенная мордочка Кеши. Он похож на художника, трудящегося над очередным шедевром. За диваном слышится возня, раздаются глухие удары и обещания кому-то чего-то там подправить. Звучит слово «морда». Мадам Романович с изумлением оглядывается на шум. Корделия предостерегающе постукивает пальцами.

Корделия:

– Эй там, на галерке, тише, пожалуйста. Вы главного протагониста с мысли сбиваете. (Собеседнице) Продолжай, подруга. Еще голочки есть? Занятное зело зрелище.

Мадам Романович (слегка выбитая из колеи):

– Вот же я показываю. Я и Пуся в сауне. Я и Пуся в бассейне. Я и Пуся везде.

Снова шум и вздохи за диваном.

Мартин (по внутренней связи):

– Так ты у нас Пуся! А то Кеша, Кеша. Ну какой ты Кеша, тем более Иннокентий. Пуся! А уменьшительное как? Пусечка? Или Пусенок? Пуселек? Пусишка?

Кеша (по внутренней связи):

– Ладно, ладно, смейся. Будет и на твоей улице гей-парад.

Корделия:

– Да-а, пруфы железные. Не отвертишься. Мартин, надо признаваться.

Мартин скоропостижно изображает скорбь.

Мартин:

– Нет, не надо, только не это. Я не вынесу. Это разобьет мне сердце.

Корделия:

– Мартин! Я все понимаю, я знаю, что ты чувствуешь. Это трагедия. Настоящая трагедия. Но увы… Dura lex sed lex.

Камилла (из-за дивана):

– Во-во. Дура она.

Мартин:

– Это неправильный закон. Несправедливый. Я не буду подчиняться!

Корделия:

– Мартин! Надо, Федя, надо. Ты же у меня хороший, послушный киборг. Или ты хочешь, чтобы я тебя в угол поставила?

Мартин издает страдальческий всхлип.

Корделия (прилагая неимоверные усилия, чтобы не расхохотаться):

– Мартин, мы должны достойно пройти это испытание. Соберись и зови своего… хм… Пусю.

Мартин (закатывая глаза):

– «Зажечься страстью, видя страсть чужую, и ревновать, еще не полюбив…»

Корделия:

– Мартин, это женский монолог. Он тебе не подходит.

Мартин:

– Да?

Корделия:

– Так, не тяни время.

Мартин (по внутренней связи):

– Паразит, твой выход! (Вслух) Где ты, сердце мое? Где ты, свет моих очей, огонь моих чресел!

Корделия закусывает губу. От сдерживаемого смеха ее мелко трясет.

Появляется Кеша. Он в короткой юбке, прозрачном топе, сквозь который проглядывает красный бюстгалтер, в сетчатых чулках, в туфлях на высоченных каблуках и… в веночке. Идет, соблазнительно виляя бедрами и по модельному закидывая ноги крест-накрест. Мадам Романович широко распахивает глаза. Корделию трясет сильнее. Камилла выглядывает из-за дивана и затыкает себе рот кулаком.

Кеша:

– Любимый, ты звал меня? Я пришел.

Мартин (по внутренней связи):

– Убью!

Мадам Романович еще активней хлопает нарощенными ресницами. Возникает легкий сквозняк. Кеша принимает застенчивую позу. Заливается румянцем, шаркает ножкой.

Мадам Романович:

– Что… что вы с ним сделали? Вы его… того… сломали?

Корделия (с благородным негодованием):

– Мы? Сломали? Да мы его, можно сказать, спасли, починили. Позволили бедному угнетенному созданию осознать свою гендерную идентичность. Выпустить на свободу эту свою… как ее… суть. Он же страдал! Мучился с первой минуты своего рождения, пребывая в насильно навязанной ему ХУ-модификации. А мы позволили ему раскрыться. Найти себя.

Мадам Романович (не понимая половины слов):

– Как это?

Корделия снижает накал своего негодования.

Корделия:

– Ты, подруга, о разумных киборгах слышала?

Мадам Романович:

– О разумных? Да… нет… кажется… что-то такое…

Корделия с глубочайшим сожалением качает головой.

Корделия:

– Ну как же так? Как же так? Можно сказать, сотрясение основ, ниспровержение догм. В этом принимало участие все прогрессивное человечество. Лучшие умы, правозащитники, апологеты либеральных свобод.

От таких слов бедная Эклермонда впадает в ступор. Кеша с нежностью поглядывает на Мартина и пытается об него потереться. Мартин бросает на него свирепый взгляд.

Мартин (по внутренней связи):

– Покороче юбку не мог надеть?

Кеша (по внутренней связи):

– А надо было? Я самую клевую выбрал. Смотри, как формы подчеркивает.

Мартин (по внутренней связи):

– Ага, особенно твою ХУ-модификацию.

Кеша (вслух):

– У-у, противный!

Прикусывает пальчик. Мартин страдальчески морщится. Кеша выдергивает из веночка ромашку и начинает гадать.

Кеша:

– Любит, не любит, плюнет, поцелует, на х** пошлет, к сердцу прижмет…

Мадам Романович икает.

Мадам Романович:

– Это вы на него такую… такую программу поставили?

Корделия:

– Ну какую программу? Это не программа. Это у него самосознание пробудилось. Разум! Ты, подруга, слово такое знаешь?

Неожиданно до мадам Романович начинает что-то доходить.

Мадам Романович:

– Так он бракованный, что ли? Он же… он же меня покусает! Хватайте его, держите! Он бешеный! Надо вызвать полицию!

Вскакивает и начинает метаться. Правда, как-то неубедительно.

Мартин (по внутренней связи):

– Да-а, теперь я понимаю, в кого ты такой… разумный.

Кеша (по внутренней связи):

– Че б ты понимал? Моя вон уже из четвертого замужа вышла, а твоя, от большого ума, так и будет сидеть с тобой и сорока кошками.

Мартин (по внутренней связи):

– Почему с кошками?

Кеша (по внутренней связи):

– Ну с киборгами. Какая разница? Ты давай, не пяться. Мы с тобой лубофф изображаем. Трагическую.

И нежно льнет к Мартину. Склоняет голову ему на плечо. Мартин прилагает усилия, чтобы не отпихнуть наглого «венценосца». Мадам Романович наконец это замечает.

Мадам Романович:

– Ой, а что это они делают?

Корделия:

– А это у них любовь. Понимаешь, подруга, когда у Кешеньки… то есть, у Пуси, проснулось самосознание и он гендерно самоидентифицировался, к нему пришла любовь.

Мадам Романович (указывая на Мартина):

– Так он тоже… того?

Мартин сопит. Корделия исподтишка показывает ему кулак.

Мартин:

– Чего того?

Корделия:

– Мартин, ты давай, не безобразничай. Понимаешь, подруга, Мартин еще окончательно не определился. Но он близок… очень…

Кеша (еще теснее прижимаясь к Мартину):

– О да, он так близок. Мур-р…

Мартин (по внутренней связи):

– Нет, я тебя не сразу убью. Я тебе конечности отрывать буду. Медленно, по одной. Начну с самой зловредной.

Кеша (по внутренней связи):

– Это с какой? Расскажи. Медленно.

Корделия:

– Ну как я могу разделить эти два любящих сердца? Кто способен на такую жестокость? Вы только посмотрите на них. Как они прекрасны! (Грозно своей собеседнице) И вы хотите их разлучить? Вы, жестокая, бессердечная, хотите обречь их на страдания?

Мадам Романович (пристыженно):

– Но я… нет… я не хотела. Я же не знала. Но как же договор? Мой адвокат сказал…

Корделия:

– Договор действителен только в том случае, если киборг неразумен. А на разумных киборгов его действие не распространяется. Если вы попытаетесь изъять Кешу, то есть Пусю, как обычное имущество, вы нарушите шестой подпункт Билля о правах разумных киборгов. Вы слышали что-нибудь об ОЗК?

Мадам Романович (растерянно):

– Об ОЗК? Нет. Это… это новый бренд такой? Дом моды?

Корделия:

– Типа того, а главный модельер там Кира Гибульская. Весьма неприятная и скандальная дама. Не советую вам с ней связываться. Кстати, у меня с ней назначена онлайн конференция. Хотите принять участие?

Мадам Романович (окончательно запуганная):

– Может не надо?

Корделия решительно набирает номер. Слышится гудок вызова, затем разворачивается вирт-окно и в нем возникает Кира. Суровая, непреклонная, полная благородной правозащитной ярости.

Корделия:

– Кира, дорогая, позвольте вам представить нашего оппонента.

Кира (сквозь зубы, с революционным презрением):

– Это и есть та богатенькая нимфоманка? Растлительница малолетних?

Корделия:

– Она самая. Заявляет права на нашего Кешеньку, нашего уникального, единственного и неповторимого. Утверждает, что его зовут Пуся. Хочет лишить его права на гендерную самоидентификацию.

Кира:

– Что? Посягательство на права пробудившейся киберличности?

Мадам Романович (затравленно):

– Да я… Нет! Но как же… Я не хотела!

Кира устремляет на нее праведно-осуждающий взгляд.

Кира:

– Когда вы в первый раз воспользовались своей покупкой по назначению?

Мадам Романович беспомощно смотрит на Корделию.

Корделия (переводит):

– Ну когда у вас это… шурум-бурум было?

Мадам Романович:

– Чего?

Корделия:

– Многочлен когда разложили?

Мадам Романович:

– Чего?

Корделия:

– Салат настругали? Простыни помяли?

Камилла (из-за дивана):

– Когда первый кекс испекли?

Мадам Романович:

– А-а, поняла. Ну так сразу. Как упаковку сняла, так и… употребила. А что?

Кира (замогильным голосом):

– С несовершеннолетним, значит. Задолго до возраста согласия.

Мадам Романович:

– Так ведь он же… как бы… не человек.

Кира (грозно поднимаясь из-за стола):

– Он живое, разумное существо, обладающее всеми правами, записанными в Декларации.

Мадам Романович:

– Так я же не знала!

Кира:

– Это не освобождает вас от ответственности. Более того, ваша вина усугубляется тем, что вы вынудили это разумное существо идти против своей природы, вынудили его заниматься тем, что ему глубоко противно.

Мартин (по внутренней связи):

– Тебе было противно?

Кеша (по внутренней связи):

– О, еще как! Я очень страдал.

Кира:

– Только когда он осмелился заявить о своей разумности, он смог заявить и о своей истинной ориентации. О своей потребности быть самим собой. Никто не вправе навязывать живому, разумному существу понятие так называемой «нормы». Каждый имеет право быть тем, кем хочет. Даже… тараканом.

В вирт-окне появляется рыжий киборг с раскрашенной битой. Высыпает Кире на стол пригоршню вышеупомянутых насекомых.

Лаки:

– Дай шоколадку!

Чья-то рука выволакивает Лаки из кадра. Кира стряхивает тараканов со стола и вновь принимает грозную судейскую позу.

Кира:

– Таким образом, мы намерены подать на Эклермонду Романович в суд по обвинению в растлении малолетних, что карается по статье УК Федерации до 20 лет строгого режима.

Мадам Романович бледнеет.

Мадам Романович:

– Какой суд? Зачем в суд? Не надо суд! Я все оплачу.

Корделия:

– Спасибо, Кира. Дальше мы сами. (Сворачивает вирт-окно). Ну, что будем делать?

Мадам Романович:

– Я… я предлагаю договориться.

Корделия:

– Ну я даже не знаю. Дело такое… щепетильное. Акт растления происходил на регулярной основе, причем при свидетелях. С участием этих свидетелей.

Камилла (из-за дивана):

– И свидетели эти молчать не будут!

Мадам Романович:

– Камилла, ты, что ли?

Камилла (высовываясь):

– А кто меня нищебродкой обозвал? Типа, у меня лабутены в тон “Ламборджини” не попадают. Я тебе все припомню! Все расскажу. С подробностями. Я еще и покажу! Вот (указывает на Кешу) прямо на нем и покажу.

Корделия:

– Тоже с подробностями?

Мадам Романович окончательно сломлена.

Мадам Романович:

– Я… готова аннулировать иск и заплатить за моральный ущерб.

Корделия:

– Ну, я не знаю… Надо подумать. Посоветоваться. Зависит от суммы. Детские травмы, знаете ли, они ведь лечения требуют. Сеансы групповой терапии, пятна Роршаха, душ Шарко. Но… сто тысяч, я полагаю, на лечение детских травм хватит.

Мадам Романович:

– А 60 тысяч на лечение травм не хватит? У меня сейчас с мужем небольшие финансовые разногласия.

Корделия:

– Какой подлец! Сочувствую.

Катрин (гордо восстав из-за дивана):

– Торг здесь неуместен!

Корделия исподтишка показывает ей большой палец.

Кеша (глядя на Мартина с обожанием):

– Плод на дереве висит, раздвигая ветви, Мартин тут со мной сидит. Он готов для…

Мартин:

– А можно я его…

Корделия:

– Мартин, ну ни при всех же. Вот сейчас формальности уладим, вы уединитесь, и там… Потерпи немного.

Мартин:

– Я уже не могу терпеть. Я уже лопаюсь!

Корделия:

– Мартин, я знаю, от чего ты лопаешься. Можешь не уточнять. Но закон есть закон.

Камилла:

– А про дуру еще раз можно? Очень в тему.

Мадам Романович (поникнув):

– Хорошо, я согласна. Сто тысяч.

Корделия:

– Отлично. (Перекидывает на ее гламурный гаджет реквизиты) Вот сюда, пожалуйста.

Мадам Романович, едва сдерживая слезы, завершает трансакцию.

Корделия:

– Я рада, что нам удалось все так быстро уладить. Мы… то есть Пуся не имеет к вам никаких претензий.

Мадам Романович понуро бредет к своему розовому «Бентли» в стразиках. Корделия ее провожает.

Корделия:

– Ты, подруга, не расстраивайся. Среди человеческих особей ХУ-модификации на твой седьмой номер желающих ой сколько найдется.

Едва розовый «Бентли» отрывается от взлетной площадки, диспозиция в гостиной радикально меняется. Кеша стремительно отлетает в сторону и ловко забивается в какую-то щель. Мартин, раскаленный до инфракрасного излучения, бросается в погоню.

Мартин:

– Где этот Пуся? Где этот паразит? Я ему сейчас таких пуселей навешаю!

Корделия:

– Мартин, мебель! Допускается не более 30% разрушений!

Набирает номер. В вирт-окне появляется Кира.

Кира:

– Ну как? Получилось?

Корделия:

– Еще как! Шестьдесят тысяч на погашение долгов этого паразита, а сорок тысяч на пожертвования для ОЗК.

Кира и Корделия обмениваются виртуальным хлопком.

Сцена вторая

Корделия, Камилла и Катрин сидят на кухне за столом. Стол накрыт к чаю. На лице Катрин написана тревога, Камиллы – интерес, Корделии – безмятежность. Из-за двери слышатся грохот, звон, топот. Катрин, не выдержав напряжения, порывается вскочить.

Корделия:

– Мама, не советую. Даже я не рискну встать на пути DEX’а, занятого воспитательным процессом.

Катрин (заламывая руки):

– Он же его там убивает!

Корделия:

– Не волнуйся, мама, они договорились о стоп-слове. Ну поставит пару синяков. Ну пару ребер сломает. Этому бдэсэмщику все в радость. Пусть мальчики порезвятся. Который день взаперти сидят.

Слышен голос Кеши: «Ухи! Ухи! Ухи!»

Корделия:

– А вот и стоп-слово.

Грохот стихает. На кухню влетает Кеша. Он уже одет в джинсы и футболку. Глаза горят, волосы всклокочены, одно ухо торчит красным лопухом. Подбегает к столу и занимает место рядом с Катрин. Катрин торопливо намазывает ему бутерброд. Минуту спустя появляется мрачный Мартин. Видно, что удовлетворения он так и не получил. Подходит и садится рядом с Корделией. Та тоже начинает поспешно обустраивать для него бутерброд. Камилла взирает на всех четверых с тихой завистью.

Корделия (когда Кеша уже нацеливается на бутерброд):

– Между прочим, до конца общественно-полезных работ еще три часа. А у тебя там фасоль недосортирована.

Мартин:

– Точно. И вода недоперелита.

========== День десятый ==========

Планета Новая Москва. Квартира Корделии Трастамара. Ночь.

Сцена первая

Камилла в бывшей комнате Мартина плетет веревку. Из-под матраса она извлекает заботливо приворованные чулки и связывает их в единое целое. Соорудив очередной узел, она тщательно проверяет изделие на прочность. Когда узел стойко выдерживает испытание, Камилла приступает к следующему. В конце концов, на свет появляется внушительной длины снасть из разноцветных составляющих. Камилла любовно сматывает и разматывает плод своего труда, видимо, представляя это орудие в действии. Потом сооружает на одном из концов петлю, и снасть превращается в лассо. Камилла на манер киношного ковбоя сворачивает полученный инструмент, выходит на середину комнаты и раскручивает лассо над головой. Совершив бросок, она с силой тянет воображаемую добычу. Добыча сопротивляется. Камилла тянет, изображая страдание и предвкушение. Но добыча все-таки вырывается и убегает. Камилла сворачивает лассо, раскручивает, снова бросает. Промахивается. Еще бросок. Промах.

Потом ей надоедает только воображать добычу. Она роется в одном из шкафов, где хранится одежда Мартина, достает его футболку, напяливает на подушку и снова раскручивает лассо. На этот раз добыча вполне материальная. Камилла тащит ее к себе. Подушка… сопротивляется. Но Камилла не сдается. В конце концов, подушка уступает и Камилла набрасывается на нее с поцелуями. Правда, индифферентность подушки быстро ее отрезвляет.

Камилла взбирается на бывшую кушетку Мартина и задумывается. Думы у нее печальные. Она несколько раз глубоко вздыхает. Затем ей в голову приходит некая мысль. Она пару минут эту мысль думает. Подумав, бросается к другому шкафу. Извлекает из каких-то тайников увесистый шоколадный батончик в блестящей упаковке. Камилла снова берется за свой охотничий инструмент и превращает его в удочку, привязав батончик в качестве наживки. Убедившись, что конфета не выскользнет, приоткрывает дверь и прислушивается. В квартире тихо. Слабое ночное освещение позволяет видеть очертания мебели и таким образом избегать с ней контакта. Камилла крадется по квартире. Подкравшись к дверям гостевого туалета, она чуть надрывает обертку батончика и помещает наживку в паре шагов от едва прикрытой двери. Сама прячется за ближайший угол. Несколько минут ничего не происходит. Камилла нетерпеливо высовывается из укрытия.

Камилла: Пусь, пусь, пусь… (Тишина) Пуся хороший, Пуся сладкий…

В проеме возникает голова сонного Кеши. Не открывая глаз, он принюхивается. Чует батончик с марципаном. Все еще с закрытыми глазами, пытается его нащупать. Ему почти это удается, но батончик внезапно перемещается. Кеша снова принюхивается, снова прицеливается. Но батончик вновь ускользает. Тогда Кеша уже выползает из своего «жилища» наполовину. Открывает глаза и с упреком рассматривает батончик. Тот одуряюще пахнет шоколадом и пряностями. Кеша ползет за батончиком. Батончик ползет от него. Камилла торжествующе отступает в сторону своей комнаты. Кеша с азартом охотится на батончик. Батончик так же азартно его дразнит. Кеша делает последний бросок и оказывается в бывшей комнате Мартина. Камилла захлопывает дверь. У нее в руках вожделенная шоколадка. Кеша делает несчастную мордочку.

Кеша: У-у, противная… Дай!

Камилла: А ты заслужи.

Кеша: А чего делать?

Камилла: Сам знаешь.

Она садится на кушетку и похлопывает по месту рядом с собой. Кеша делает еще более надутую и обиженную мордочку. Однако подходит и садится на самый краешек. Как примерный мальчик, складывает руки на коленях. Камилла гладит его по плечу.

Кеша (стыдливо потупившись): Низ-з-зя!

Камилла: А почему?

Кеша: А потому что низ-з-зя. Слышала, что тетя Кира по компьютеру сказала? Я несовершеннолетний и не достиг возраста согласия.

Камилла: А мы тете Кире не скажем. Мы потихонечку. И никто не узнает.

Придвигается к нему поближе. Кеша очень естественно смущается и краснеет.

Камилла: Пуся сладкий, Пуся хороший. А какие у Пуси глазки…

Кеша кокетливо хлопает ресницами.

Кеша: Не-е… и Пуся… я… не тут.

Камилла: А почему?

Кеша: Мама заругает.

Камилла: А мама не узнает.

Начинает чесать Кешу за ушком. Кеша изображает страдающую добродетель.

Кеша: Ну не надо… Мне стыдно.

Камилла: А ты закрой глазки.

Кеша следует ее совету. Продолжает всячески изображать подвергаемую осаде добродетель, а сам одной рукой очень профессионально поглаживает Камиллу пониже спины. Камилла выгибается и закатывает глаза.

Камилла: Разве так себя ведут невинные мальчики, не достигшие возраста согласия?

Кеша: А это не я. (Скромно потупляя глазки) Это моя конечность. Одна из… А их у меня шесть. Некоторые действуют автономно.

Камилла: А какие еще конечности действуют автономно? Покажешь?

Кеша: Может, лучше не надо? Это же так… неприлично.

Камилла: А мы в темноте.

Кеша: С подсветкой?

Камилла: Ага.

Сцена вторая

Вставшая пораньше Катрин спешит на кухню, чтобы приготовить завтрак своему угнетаемому перловкой мальчику. Быстро извлекает из холодильника всевозможные паштеты, сырные и колбасные нарезки, готовит бутерброды. Сложив из питательной продукции башенку, направляются к месту заключения жертвы кровавого режима. Место оказывается пустым. Катрин растерянно оглядывается.

Катрин: Кешенька… Малыш, где ты?

В ответ – зловещая тишина. Катрин обходит все близрасположенные предметы мебели, могущие послужить для беглого узника пристанищем. Поиски тщетны. Катрин увеличивает радиус поиска. Тщетно. Путь ей преграждают двери комнат. Катрин пребывает в некотором раздумье. Подводит доводы под возникшие подозрения. Кабинет и спальня Корделии из списка подозреваемых выпадают. Кабинет по причине того, что там обитает сама Катрин. Спальня – по причине обитания там Мартина. Остается оккупированная «врагом» детская. Катрин набирает в грудь побольше воздуха и кидается будто в омут – распахивает дверь. Ее воспаленному взору открывается картина, известная со времен Джованни Боккаччо: «…ей так понравился соловей, что она поймала его и держит в руке…»*

Катрин: А-а-а!

В спальне Корделии хрупкая, предрассветная тишина. Мартин исполняет священный долг плющевого мишки. Укутавшись в одеяло, к нему притулилась Корделия. Где-то в недрах квартиры раздается вопль. Затем грохот и звон. Корделию будто подбрасывает пружиной. Она испуганно озирается. Мартин открывает один глаз. Снова грохот. Снова вопль, переходящий в торжествующий вой. Корделия вздрагивает и со стоном пытается натянуть одеяло на голову. Мартин открывает второй глаз и смотрит на хозяйку с откровенным сочувствием.

Корделия: Мартин, как ты думаешь, это когда-нибудь кончится?

Мартин: Sic transit gloria mundi. **

Корделия: Вот не надо про мунди. Про мунди я знаю. Ты мне простыми словами, человеческими.

Мартин (со вздохом): Все пройдет. И печаль, и радость…

Корделия: Весьма обнадеживающе.

Мартин: И это пройдет.

Корделия (в отчаянии): Мартин! Скажи что-нибудь хорошее.

Мартин: Что-нибудь хорошее.

Корделия: Убью!

Мартин: Я могу пойти и навешать им пуселей.

Корделия: А поможет?

Мартин: Нет.

Корделия: Тогда в чем смысл?

Мартин: А смысла нет.

Корделия: Ты сегодня с утра философ?

Мартин: А у меня есть выбор?

Некоторое время оба прислушиваются.

Мартин (нерешительно): Я пойду посмотрю?

Корделия (натягивая одеяло): Иди. Только ты это…

Мартин: Чего?

Корделия: Не мешай. В конце концов, у нас свободная страна, свободная планета, и вообще, демократия.

Мартин натягивает шорты с футболкой и выскальзывает из спальни.

Сцена третья

В его бывшей комнате бой в самом разгаре. Катрин мутузит Камиллу, Камилла мутузит Катрин. Силы примерно равны. Возрастные ограничения Катрин сглаживаются ее эмоциональным допингом и жизненным опытом. Преимущества Камиллы нивелируются бессонной ночью. Чаша весов склоняется то в одну, то в другую сторону. На безопасном расстоянии от ринга сидит закутанный в простыню Кеша с очередным шоколадным батончиком в руках. На полу валяются несколько блестящих оберток. Мартин заглядывает в комнату, оценивает обстановку и устраивается рядом с Кешей. Камилла с Катрин пыхтят и таскают друг друга за волосы. У Катрин получается лучше, благодаря обильной камиллиной растительности, у Камиллы – хуже. Кеша невозмутимо извлекает откуда-то еще один батончик и протягивает Мартину.

Кеша (по внутренней связи):

Ой DEX, смотри какие страсти-то!

Глаз будто слива налился.

А как они играют в пакости!

И клок волос опять взвился.

А эта вот (ну правда, DEX)

с твоей хозяйки сгонит спесь.

Чего напрягся-то прямь весь?

Ну правда, DEX.

Мартин (по внутренней связи):

Ты, паразит, базар сворачивай.

Моя хозяйка – мне родня.

Давно что ль не был под раздачею?

Гляди, дождешься у меня.

А чем болтать – слышь, паразит,

Где у тебя тут дефицит?

Что, больше нет? Ах, тут лимит!

Так без обид. (Отвешивает Кеше подзатыльник)

Кеша (по внутренней связи):

Ой, DEX, гляди-ка, до последнего

Готовы биться за меня.

А ты остался невостребованным,

Ботан, зануда, размазня.

Да ты скажи по правде, DEX,

Ты знаешь, что такое секс?

Давай, придерживай рефлекс,

Потише, DEX.

Мартин (по внутренней связи):

Мои рефлексы не изысканны

Зато приличны и просты.

И в Книжном клубе не затисканы.

А тут из Клуба, да в кусты.

А ты кто, знаешь, паразит?

Один сплошной энцефалит,

Как ХБК ты ядовит,

И будешь бит.

Соперницы, завершив очередной раунд, тяжело дыша, устраиваются передохнуть.

Кеша: Может, им воды? Или полотенцем помахать?

В комнату врывается Корделия. На ней шелковая пижама от «Долче ноче». Окидывает происходящее сканирующим взглядом. Видит двух участниц боев без правил. И двух киборгов, наслаждающихся зрелищем. Довольная физиономия Кеши перемазана шоколадом. Мартин торопливо прячет за спину шуршащий фантик.

Корделия: Я смотрю, у вас тут Бойцовский клуб стихийно образовался. Гладиаторские бои без правил.

Кеша: Ave, Caesar, morituri te salutant! ***

Корделия указывает большим пальцем вниз. Кеша втягивает голову в плечи.

Корделия: Та-а-ак, плаху, палача и рюмку водки. Водку мне, остальное –

Снова окидывает взглядом участников, выбирая жертву. Кеша раскрывает глаза пошире.

Кеша: Это не я!

Взгляд Корделии цепляется за поредевшую прическу Катрин.

Корделия: Мама, что здесь происходит?

У Катрин вид воинственный, но основательно потрепанный. Остатки волос – дыбом. Под глазом очередной синяк.

Катрин: Она… она… Кешеньку… моего невинного мальчика! Этот подснежник… это наивное, доверчивое дитя… заманила! Подло и вероломно. Обманула, запутала! Ах, ты подлая. Щас в рожу вцеплюсь.

Камилла: Какое небо голубое…

Сует Катрин под нос комбинацию из трех пальцев. Потом извлекает откуда-то зеркало и начинает прихорашиваться. Катрин хватается за сердце. Корделия смотрит на Кешу и на валяющиеся фантики из-под батончиков. Кеша делает невинную мордочку.

Кеша: Я не виноват. Я сопротивлялся. Стоял, можно сказать, насмерть.

Характерным жестом иллюстрирует, как он стоял. Мартин пихает его локтем.

Мартин: Вот, даже простынь есть.

Кеша: Какая простынь?

Мартин: С доказательствами.

Кеша осматривает простынь, в которую замотан на манер римской тоги, в поисках доказательств. Корделия трет пальцами виски.

Корделия (жалобно): Мартин, может быть, ты мне объяснишь.

Мартин: А чего тут объяснять? Вот этот вот (кивает в сторону Кеши) продал свою честь за батончик.

Кеша: Чего это продал? Я авансом взял. И вообще… я был вынужден. У меня авитаминоз. Угроза гипогликемической комы.

Катрин (заламывая руки): Вот, слышишь, она воспользовалась его беспомощным состоянием! Его отчаянием.

Кеша громко всхлипывает. Быстро подползает к своей опекунше.

Кеша (продолжая всхлипывать): Я не хотел… Это все она! Она меня опоила, то есть окормила.

Корделия недобро смотрит на незваную гостью. Камилла, плюнув на кисточку для туши, подкрашивает ресницы.

Камилла: У меня, между прочим, молодость проходит. А тут выбирать не из чего. Или этот (кивает на Кешу) или тот (кивает на Мартина). Этот – пипидастр со сбившейся ориентацией, а тот – плюшевый мишка. И что мне остается? Мне, женщине с естественными потребностями?

Кеша: Кто пипидастр? Я – пипидастр?

Мартин: Чего разорался? Пипидастр – это такая разноцветная щетка для смахивания пыли.

Кеша: Так разноцветная же. А это прямой намек.

Корделия: Так, хватит. Достали. Сейчас ты у меня получишь… по потребностям.

Уходит, хлопнув дверью.

Оставшиеся четверо тревожно переглядываются.

Кеша: И чего теперь будет?

Мартин: Полагаю, ампутация. Лишних конечностей.

Кеша: А чего сразу я? Я, можно сказать, мир спасал.

Мартин: Это каким же образом?

Кеша: Вселенское равновесие восстанавливал. Снижал воздействие энтропии на энергию Джи.

Камилла, хмыкнув, мажет второй глаз. Катрин всхлипывает.

Катрин: Кешенька, ну как же так… Ну почему ты меня не позвал?

Камилла: А ты посмотреть хотела? Можем повторить.

Сцена четвертая

Корделия, успевшая переодеться и перебазироваться в свой рабочий кабинет, сначала слышит шум, затем подозрительную тишину.

Корделия: Мартин! Мартин!

В кабинет заглядывает Мартин.

Корделия: Ты опять Кешу на шкаф загнал?

Мартин: Ну да, а че?

Корделия выскакивает из кабинета. На одном шкафу, по-прежнему в простыне, сидит Кеша. На другом, прижавшись друг к другу, Камилла и Катрин.