Текст книги "Всё или ничего"
Автор книги: IRATI
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
– Еврейским?
– Уродливым.
Еще пару минут Брайан и Линдси просто лежат на диване, но потом мысль о том, что они одни и лежат совсем близко, заставляет вспомнить, то, что когда-то произошло. Иногда Линдси размышляет, а что же это всё-таки было, но не очень часто, потому что и так знает ответ.
Это был один из тех абсурдных экспериментов, которые обычно ставят над собой в колледже, когда ты «застреваешь» между тем, что ты есть, и тем, что ты ни хрена не понимаешь, кто ты такой. Опьянённые избытком энергии, парализованные от страха перед будущим. Начали они с дружеских поцелуев, продолжили небольшим стриптизом, а закончилось всё приступом хохота, когда, после того как они переспали, Брайан признался, что он гей.
Они трахнулись как бы промежду прочим. Это не было плохо, это не было ужасно, это не изменило их жизни, став откровением, навсегда определившим их сексуальные предпочтения, а просто наметило узенькую тропинку разнополого секса.
Это был секс из серии «посмотрим, что получится», и они почти не говорят об этом. Однажды, только однажды Линдси спросила Брайана, думал ли он о каком-нибудь парне, когда был с ней. Сначала Брайан ответил, что нет, и Линдси почувствовала облегчение…нет… радость, хотя, нет, погодите – любовь! И всё же нет, всего лишь облегчение.
А потом Брайан добавил: «Когда я трахаюсь, то вообще ни о чём не думаю. Поэтому мне так это и нравится». А Линдси подумала, что больше это не повторится, потому что они навсегда останутся переменными разных уравнений.
– Эй, он пошевелился.
Явственный толчок. Брайан повторяет: «Он пошевелился» и замирает в ожидании, пока ребёнок пихается снова и снова. Брайан, кажется, даже улыбается. На его лице проносится череда эмоций. Радость, смешанная с паникой. А потом он становится серьёзным, предельно серьёзным и говорит: «Если тебе нужны деньги…» – в последние месяцы он регулярно возвращается к этому разговору. Линдси повторяет своё извечное «У нас всё есть, Брайан» и признаётся, что иногда она испытывает приступы страха. Ей снится, что ребёнок из стекла, а она роняет его с лестницы. Она рассказывает ему все, чем не может поделиться с Мелани, потому что не хочет её пугать.
– Можешь рассказывать мне, – беззаботно заявляет Брайана. – Я-то уж точно не испугаюсь. Ты же знаешь, – тут он слегка понижает голос, – чужие переживания меня мало волнуют.
Ребёнок уже перестал пинаться, но Брайан руки не убирает. Голос Линдси слегка надломлен, когда она признаётся, чтодействительно ужасно напугана. Брайан садится и успокаивает её, на свой прямолинейный и не слишком сентиментальный лад.
– Послушай, в любом случае ты не сможешь напортачить больше чем мои родители. Даже Мелани не сможет напортачить больше. А посмотри каким неотразимым я вырос!
Брайан задерживается ещё минут на пять, отклоняет предложение остаться поужинать, заявив, что в сауне «новое поступление» , а он «ещё никого там не попробовал» . Он помогает Линдси встать с дивана – ты неподъёмная, словно труп – и, перед уходом, заставляет её пообещать, что она позвонит ему, когда начнутся эти ужасные боли, от которых ты будешь стонать, как от секса с отбойным молотком.
– А если сама не сможешь позвонить, пусть это сделает твоя подружка. И смотри, чтобы она «случайно» об этом не забыла.
Линдси провожает его до дверей, и они целуются на пороге, прежде чем Брайан исчезнет, и солнце зайдёт.
– Мелани говорит, что беременность делает меня очень сексуальной.
Брайан надевает очки.
– Дорогая, ты стала толстой коровой.
Всегда можно рассчитывать на Брайана Кинни, если хочешь получить честный ответ.
– Спасибо.
– Не за что.
Они ещё раз целуются на прощание, и он уходит, готовый покорить весь мир. А если не мир, то, как минимум, всех мужчин, которых повстречает на своём пути. Вечно молодой и прекрасный. Если бы она решила его нарисовать, то сделала бы это в духе импрессионизма, энергичном и полном противоречий. Но Линдси уже давно не брала в руки краски и кисть, и нет ничего, что помогло бы ей обрести вдохновение.
Джастин
Сколько он себя помнит, Джастин всегда рисовал. Мелки, акварельные краски, цветные карандаши. Идеи, мысли, фантазии, его жизнь в масле. Дженнифер водила его по музеям и художественным галереям, где можно встать перед картиной и замереть, созерцая; старалась разглядеть в его набросках руку художника. Он рисует, не переставая, даже, когда руку сводит судорога. В одуряющей тишине скучного урока он рисует картину. Невиданные, ни на что не похожие континенты. В своем воображении. А когда под рукой будут кисти, ему всего лишь придётся воспроизвести уже увиденное. Он рисует, когда рассержен, чтобы сбросить напряжение. Рисует, когда счастлив, потому что это выходит само собой, и он чувствует себя непобедимым. Рисует, потому что не знает, что бы он делал, если бы не открыл в своё время тайну цвета и формы. Время от времени кто-нибудь спрашивает, а зачем он рисует. Профессора, друзья. Джастин не знает ответа. Ведь рисование – это не осознанный выбор, а жизненная необходимость. Рисование это не то, что он делает, это то, что он есть.
Он рисует всё что угодно, всё равно что. И ему понадобились годы, чтобы понять: что бы он ни пытался нарисовать, в голове сидит один и тот же образ. Окончательно он осознал это на одном из занятий, когда его к этому подтолкнул один из наименее раздражающих профессоров. Джастин не испытывает особой симпатии ни к одному из преподавателей и всех их делит на раздражающих и не слишком раздражающих). Тот объяснил, что когда он просит их рисовать с натуры, то не хочет увидеть изображаемый объект. Для этого существует фотография.
– Когда вы рисуете модель, господа, то человек, который смотрит на вашу картину, не хочет видеть модель.
Джастин мгновенно понимает, что что пытается донести до них преподаватель. Люди хотят увидеть художника.
– Именно это я хочу увидеть в ваших работах. И не обманывайтесь, – продолжает профессор, – что бы вы ни рисовали, вы всегда рисуете одно и то же. И будет большой удачей, если вы сами осознаете, что же это такое.
Этим утром Джастину нужно нарисовать яблоки.
Блюдо, залитое солнечными лучами, не представляло бы особого интереса, если бы не кричаще-зелёные яблоки, сложенные аккуратной пирамидкой.
Рисовать легко, Джастин ищет самую суть композиции, которая удерживает яблоки именно так, а не иначе. Рисует силу тяготения, которая удерживает их на блюде. Рисует интенсивную зелень, которая заставляет померкнуть все прочие оттенки зелёного. И хотя в его картине не так много света, а на рабочем столе нет больше ничего кроме яблок, всё равно появляется ощущение, что всё пространство на столе находится в полной власти некой невидимой силы. Как будто там есть кто-то, кто разглядывает эти яблоки, изучает, оценивает, как они лежат.
Проходя мимо его компьютера, умеренно раздражающий профессор хвалит Джастина.
– Хорошая работа, Тэйлор.
Внимательно всматривается в нарочитую симметрию, которую Джастин отобразил в своём наброске, навязчивый порядок в том, как разложены яблоки, безжалостный контраст между зеленью плодов и фоном. Джастин изобразил чётко выраженные тени, которые отбрасывают силы, управляющие мирозданием. Тяготение, баланс, страсть, одержимость. Жестокость и красота.
– Ну хоть кто-то в классе имеет понятие о том, что рисует.
Есть люди, которые видят просто фруктовницу с зелёными яблоками, а кто-то смотрит вглубь, подходит, чтобы потрогать, переложить их так, чтобы найти некий баланс, равновесие, незаметные для остальных. Даже когда он не рисует Брайана, он рисует только его.
ГЛАВА 7
СЕМЬ [OMGYAY]
«Потому что теперь я понимаю, чего ты хочешь от меня. И знаю, чего мне ждать от тебя.» (Джастин, 3x08)
Дафни
Дафни всегда казалось, что на Либерти Авеню больше народа, чем на прочих улицах Питсбурга, что забавно само по себе, ведь людей там живёт ровно столько же, сколько и в любом другом квартале. Должно быть, причина таится в обитателях Улицы Свободы, которые и создают ощущение непроходящего праздника. В кафетерии всегда царит небольшой хаос, Дафни считает, что в первую очередь это связано с личностью самой Дэбби, и уже только потом со всем прочим. Она умудряется поболтать с каждым из своих клиентов, интересуется их жизнью и именами, так что, если в один прекрасный день питсбургский муниципалитет сгорит дотла вместе со всеми статистическими данными о населении, то, по крайней мере, информация о геях и лесбиянках Питсбурга останется в целости и сохранности в выдающейся меднокудрой голове.
В общей сложности они разговаривали не более полдюжины раз, но стоит Дафни пересечь порог, как Дэбби приветствует её с зашкаливающей сердечностью и тут же пытается накормить всем, что только есть в меню. Она обращается с ней, как с членом семьи, потому что друзья Джастина входят в семью по умолчанию. Это кажется ужасно трогательным.
– Лапочка, будущему врачу необходимо как следует питаться.
Чтобы как-то отбиться, Дафни соглашается на специальный домашний завтрак и остаётся ждать Джастина, коротая время за разглядыванием посетителей. Раздумывая, почему Бог настолько несправедлив и сделал так, что здешние геи намного красивее любого натурала с ее факультета. Единственное напрашивающееся объяснение заключается в том, что Бог и сам гей, и Дафни тихонько смеётся, когда Джастин переступает порог забегаловки, ищет глазами её столик и плюхается напротив, озаряя всё вокруг этой своей ослепительной улыбкой, которой бы хватило, чтобы осветить Либерти Авеню во время Великого Отключения*
– Прости, мне так жаль, что я опоздал.
Вра-ньё!
Он не выглядит раскаявшимся ни на йоту. После целого месяца «О, Как Я Несчастен» и последовавших за ним нескольких недель «Я Правда Очень Счастлив, Дафни, Хотя И Хожу Целыми Днями с Несчастным Видом» Джастин Тейлор наконец-то выглядит довольным. Это та разновидность безудержной и заразительной радости, за которую он и получает разные трогательные прозвища, а Дафни самоотверженно любит его. У этой радости есть имя – Брайан, и фамилия – Кинни.
– И вовсе тебе не жаль, идиот непунктуальный.
Он отправил ей сообщение на голосовую почту. И ночевать не пришёл. Сообщение было надиктовано тем счастливым посторгазмическим тоном, который нельзя ни с чем спутать, и гласило: «Кафе, в девять. Позавтракаем? Я всё расскажу».
Дафни ловит себя на том, что улыбается как идиотка, но не улыбаться совершенно невозможно, потому что Джастин тоже улыбается и выглядит таким воодушевлённым.
-Ну да, ты права. Мне не так уж и жаль.
Это настолько очевидно, что ночь он провёл в доме Брайана. Настолько...
– Ты собираешься рассказывать или как? Что произошло-то?!
Последнее, о чем ей было известно, что Брайан вышвырнул его с работы, и Джастин отправился к нему домой, где с ним и случился приступ Шекспировских Страстей. Последнее, что она узнала, были слова: «Всё кончено, Дафни», а потом они разговаривали, ели мороженое, много курили и пришли к выводу: надо что-то делать и использовать последний шанс. Ну ладно, это Дафни решила, что нужно использовать последний шанс и Джастину следует еще раз попробовать поговорить с Брайаном.
Он тебя выгнал, потому что мой план сработал! Он так тебя любит, что ему просто невыносимо видеть тебя целыми днями и не иметь возможности поцеловать! Поэтому ты должен поцеловать его первым!
Как же ей нравится, когда задуманное проходит как по маслу!
– Подробности, Джастин. Подробности!! Я первокурсница медицинского колледжа накануне сессии, и единственная возможная для меня форма личной жизни – это пережить и прочувствовать романтическую историю своего друга-гея.
– Вот больная!
Дафни бросает в него салфетку, Джастин хохочет, а потом враз становится серьёзным. Он притворяется взрослым, делает вид, что в их возрасте уже не пристало обсуждать подобные вещи.
– Даф, то, что происходит между Брайаном и мной, это слишком личное, – произносит он, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться ей прямо в лицо. – Даже не знаю, что ты хочешь, чтобы я тебе рассказал…
– Вот скотина!
С блокнотом в руке к ним спешит Дэбби, чтобы принять заказ и разузнать, чего нового произошло в Гей-полисе. Она окидывает их недоверчивым взглядом и по памяти перечисляет блюда, энергично пережёвывая жвачку, спрашивает, что у них нового и уходит, не слишком поверив джастинову «ничего особенного, просто встал сегодня в хорошем настроении». Дафни шепчет: «Уверена, что заснул ты в ещё лучшем расположении духа», когда Дэбби уже достаточно далеко, и Джастин наконец даёт волю сидящему внутри него подростку, который и носа высунуть не смел, пока он был с Итаном, и выкладывает Дафни причину своего довольного вида.
В двух словах. Брайан Кинни.
– Вы сделали это в офисе? В его офисе?
Он столько сегодня улыбается, что у него точно будут болеть щеки. Джастин говорит без умолку и парит. Парит в трёх футах над полом кафетерия. Посетители обращают на них внимание. Их привлекает смех и Джастин, чьи волосы светлы, как никогда. Он впервые за последние несколько месяцев так открыто радуется чему-то.
– Ага, на офисном столе. На макете. Кстати, за те деньги, что за него отвалили, он мог бы быть и поудобнее.
Ещё минут двадцать они без умолку болтают, позабыв про завтрак. Болтают о том, что сделал Джастин.
– Я попросил Синтию, чтобы она поставила встречу на самое позднее время.
О том, что Джастин сказал ему.
– Я думал, он мне прямо в лицо рассмеётся, когда я попросил дать мне ещё один шанс.
О том, что Джастин почувствовал в тот момент.
– Я там сидел и думал, что сердце из груди выскочит.
Обсуждают, какая Дафни умная, точнее Дафни говорит о том, какая она умная.
– Я же говорила тебе, что сработает! Такое соблазнение всегда действует безотказно, я плохого не посоветую.
Разговаривают о сексе в офисе – два раза – и последующем сексе в лофте – ещё дважды.
Они не говорят о Паганини, скрипаче, который упал с крыши, не затрагивают ни одной из тех ужасных тем, которые Джастин в последнее время не уставал поднимать. Тем из серии: «Я такой плохой», или «Я так несчастен», или «Жизнь – дерьмо», а еще «Ненавижу этот мир». Об этом они не не говорят ни слова.
Брайан вернул к жизни прежнего Джастина, и пока она смотрит, как тот поднимается, чтобы сходить в уборную, Дафни ловит себя на мысли, что очень скучала по своему лучшему другу.
– Чего-нибудь ещё, милая?
Голос Дэбби прерывает её размышления.
– Нет, спасибо. У нас есть всё, что нужно.
Дэб бормочет: «Ну да, я уж вижу», и Дафни знает, что самое меньшее через сутки весть облетит весь Гей-полис, как пыльца, подхваченная ветром. Рэйдж и ДжейТи снова вместе, воспаряют в воздух, трахаются в ночном небе, ну или что-то в этом духе. Она пытается представить, как воспримут эту новость, и всё ещё улыбается, когда подходит к кассе, чтобы расплатиться. В облаках, в которых она витает, дверной колокольчик не слышен.
– Дафни, дорогая, единственное, что может заставить женщину так улыбаться на Либерти Авеню это китайские шарики.
Безукоризненно одетый. Сшитый на заказ итальянский костюм, шёлковый галстук, кожаный портфель, очки от Валентино, пальто, о которое так и хочется потереться щекой. Заказывает кофе, чтобы выпить тут же за стойкой. Весело смотрит на Дафни. Брайан Кинни, которого она навсегда, навсегда запомнит таким, каким он был на их выпускном.
Как он приглашает Джастина на танец, и они танцуют перед всей параллелью. Как скользит по паркету, в смокинге, с белым кашне. Фантазия, сплетённая из образов Джейн Келли и Грязных Танцев. Тогда все девчонки из класса сказали: «Боже, он такой красивый!», на что Дафни смогла лишь ответить: «Я знаю». А потом всё превратилось в ад, но тот момент, которого Джастину никогда не вспомнить, Дафни будет хранить в памяти вечно.
– Привет, Брайан.
Она слишком много ему улыбается. Понимает, что её улыбка вопит: «О боже, как же я счастлива!». Но не улыбаться просто не может. Ее голова полна написанных капслоком мыслей, и хочется кричать на всех углах: «Я знала, я знала, мой план сработал!», но Джастин её прибьёт, если Дафни поддастся этому безумному порыву, так что она старается вести себя адекватно и не ляпнуть ненароком чего-нибудь лишнего. Поэтому она говорит первое, что приходит на ум:
– Красивый костюм.
За «Спасибо» Брайана следует суровое «Твой кофе» Дэбби, которая сверлит его тяжёлым взглядом, и Дафни ясно видит в нем материнский инстинкт и заботу. Этот взгляд говорит: «Не сделай ему снова больно». И странно видеть, что Дэбби так взволнована воссоединением Брайана и Джастина, хотя на самом деле она очень переживала из-за их разрыва.
– Не обожгись, – предупреждает Дэб. – Он очень горячий.
– Как и все в этом квартале.
Дафни хихикает. Когда Брайан оставляет несуразно большие для такого заказа чаевые и улыбается ей, Дафни хочется его обнять. Но она сдерживается ради Джастина, потому что понятия на имеет, как Брайан среагирует, если кто-то внезапно повиснет у него на шее, подпрыгивая на месте и повизгивая от восторга. Не исключено, что вызовет полицию.
– Какими ветрами тебя занесло в это логово порока, милая Дафни?
– Я пришла позавтракать с Джастином.
[i]Ах Джастин, да, что-то знакомое. Кажется, он студент
Брайан смотрит по сторонам, но Джастина нигде нет. Тогда Брайан нагибается и заговорщически шепчет:
– Ты его спрятала из соображений безопасности?
– Нет, – шепчет Дафни в ответ, – Он в туалете. – И не может удержаться, – Счастливый, – выпаливает она. – То есть он счастлив, и он в туалете. Но он счастлив не потому что в туалете. Хотя он сейчас там. В туалете, я имею в виду. Счастливый.
Иногда с ней такое случается. Забалтывается. Джастин её убьёт. Джастин ведь сто раз ей говорил, что Брайан пошлёт его куда подальше, если он будет вести себя как глупый школьник. Но вот Брайан вовсе не кажется раздражённым. Отнюдь. Одно долгое мгновение он смотрит на неё своими безумно красивыми зелёными глазами, слегка наморщив лоб, будто пытается разгадать какую-то загадку. Потом сдаётся, фыркает и издает беззлобный смешок. Прежде чем Дафни успевает хоть как-то среагировать, дверь уборной распахивается, и вот уже Джастин стоит рядом. И в этот момент, от того как они смотрят друг на друга, Дафни чувствует себя невидимкой. Этот взгляд не оставляет пространства ни для кого другого. Это как если бы…. Нет, конечно, это не как если бы в воздухе звучали скрипки, но это настолько реально и осязаемо. Настолько ощутимо, что по коже бегут мурашки.
Джастин лишь выдыхает: «Брайан», а Брайан отвечает: «Это я», не сводя с него глаз, сглатывает, держа в руке чашку кофе. «Ты не опаздываешь?» интересуется Джастин, но кажется, что говорят они о чём-то другом.
– Как раз, – уверяет его Брайан. – Потом, я же босс, так что до моего появления ничего важного не случится.
Похоже, он всё же собирается уходить, но тут Дафни делает шаг назад, потому что Брайан берётся за концы шарфа Джастина и дарит один из тех прощальных поцелуев, которые бы сделали честь любой журнальной обложке. Вот только музыки не хватает – всё что угодно, кроме Паганини – и финальных титров.
Брайан отстраняется, не выпуская из рук шарфа. Он так напористо спрашивает «Я увижу тебя сегодня ночью?», что это звучит даже несколько агрессивно. Если бы Дафни какой-нибудь мужчина сказал таким тоном «Я увижу тебя сегодня ночью?», у неё бы задымились трусики. Джастин делает вид, что его сердце вовсе не пытается выскочить из груди, изрекает: «Посмотрим», и, не смея вздохнуть, провожает Брайана глазами до самых дверей. Только когда Брайан садится в машину, он позволяет себе больше не сдерживать улыбки. Сияющей и безмерно счастливой.
– Вот скажи мне, что сейчас тебе не хочется запрыгать на одной ножке от радости, и я перестану тебя уважать, Джастин Тейлор.
Когда они выходят на улицу, он обнимает её.
– Я мог бы запрыгать, – признаётся Джастин. – Но только не перед Брайаном.
Они идут вниз по улице и смеются. На углу Либерти Авеню и Реального Мира Джастин интересуется, о чём они разговаривали с Брайаном, пока его не было.
– Ни о чём.
И это правда, в том смысле, что ни о чём конкретно они не разговаривали. И это ложь, в том смысле, что не было необходимости обсуждать что-то конкретное, чтобы всё же поговорить о том, что сейчас занимает все мысли Брайана.
– О том, о сём.
О тебе .
Как же странно, что в какой-то момент Джастин позволил скрипичной музыке увлечь себя. Дафнии предпочитает другую песню. Это «Save the last dance for me». Она начинает звучать всякий раз, стоит ей увидеть их с Брайаном. Это та музыка, которая делает Джастина пьяным от счастья, заставляет его танцевать, купаясь в солнечных лучах.
Джастин
Джастин относился к тому типу любопытных детей, которые говорят: «Почему?», а потом: «Да, но почему?», и наконец: «Ну почему-у-у, ма-а-ама-а-а?» Не теряющий присутствия духа, любопытный до одури, Джастин и сейчас остаётся жутким почемучкой.
– С кем у тебя был лучший секс в жизни?
– Я попрошу Синтию, чтобы она не переключала на меня твои звонки.
Эта идея приходит Джастину в голову, когда он сидит перед только что собранным в квартире Брайана компьютером, и борется с разыгравшимся воображением, пытаясь нарисовать новый выпуск Рэйджа. Как и почему эта мысль проникла к нему в голову уже не понять, но раз уж она возникла, то другого выхода нет. Он должен узнать ответ.
– Это что, новая разновидность сексуальных домогательств на рабочем месте?
– Это просто вопрос, Брайан.
Брайан злится. Но Джастин открыл, что зачастую он вовсе не сердится, просто специально выбирает этот раздраженный тон, чтобы от него отвязались. Именно таким тоном он сейчас и говорит с ним по телефону из своего кабинета в Вангард. Джастин представляет себе, как Брайан сидит, откинувшись в кресле и поглаживая галстук.
– Наверняка ты помнишь. Ну давай же! Какой раз тебе сразу приходит в голову?
– Ты хоть представляешь, что значит помнить сколько раз и с кем я трахался? Я тебе не компьютер.
Вра-ньё! У Брайана удивительная память, которой мало кто может похвастаться. Он помнит размеры, одеколон, который они использовали, стоили ли они чего-то или лучше сразу о них забыть, говорили ли они «одабожеякончаю» на протяжении получаса. Он помнит всё. Но не хочет ему говорить.
– Брайан, хватит ломаться.
– Джастин, я работаю.
Вот теперь он делает вид, что страшно занят.
– Если ты мне не скажешь, то я решу, что это было со мной и было так романтично, что тебе стыдно вспоминать. Ты же не хочешь этого?
На том конце провода воцаряется тишина. И Джастин вдруг думает: а что если лучший раз действительно был с ним. Лучший секс Брайана. И, возможно, он сам позвонил потому, что хотел услышать что-то в этом духе, но вот теперь, когда догадка вот-вот подтвердится, он чувствует себя слегка подавленным. Ну, давай же, Брайан, скажи хоть что-то .
– Следующий.
– Чего?
– Я всегда думаю, что моим лучшим сексом будет следующий, Джастин. Это помогает поддерживать форму.
И вешает трубку.
Ублюдок
Джастин не успевает нарисовать и половины облачка, как звонит телефон. Это может быть кто угодно, только не Брайан, но Брайану снова удаётся его удивить.
– В шесть тридцать у меня совещание. Раздеваться можешь начинать в семь, потому что я буду в семь тридцать.
Джастин накручивает телефонный шнур на палец. С трудом сдерживает улыбку.
– А что же я буду делать голышом с семи до половины восьмого?
– Думать о том, что скоро ты займёшься лучшим в своей жизни сексом.
И в этот раз, когда Брайан кладёт трубку, в комнате не повисает тишина, потому что сердце Джастина колотится с такой скоростью, что биение отдаётся в ушах, образует эхо, заполняет комнату пульсирующим отзвуком предвкушения. Брайан дал ему понять без слов: я хочу, чтобы мой лучший раз был с тобой. На языке Брайана, который всегда избегает разговоров о будущем и посулов, это самое большее, что он когда-либо кому-либо обещал.
• «Great Blackout of 2003» – «Великое отключение 2003 года» Крупномасштабная энергетическая авария в США.
ГЛАВА 8
ВОСЕМЬ [Постель Брайана Кинни]
Брайан никогда ни с кем не встречается" (Michael, 1x02)
Майки
Майкл размышляет о том, что если бы Супермен вступил в схватку с Бэтменом, то непременно задал бы тому трёпку, но Бэтмен всегда, всегда одет лучше. Тут на ум приходит Вэл Килмер. Мысли о Вэле заставляют задуматься о его губах, достаточно гейских, но всё же не настолько, как губы Джоржа Клуни, который, пусть в целом меньше похож на гея, но намного красивее, хотя Бэтмена играет хуже. Определённо. И вот ведь чёрт, не будет больше такого же клёвого сериала о врачах, как «Скорая помощь». И где-то в тот самый момент, когда он силится вспомнить, какой из эпизодов «Скорой помощи» отснял Тарантино, и не убили ли там кого-нибудь выстрелом в лоб, он понимает, что уууупс, слишком много марихуаны. Окружающие предметы передвигаются слишком быстро, но в тоже время всё движется ужасающе медленно. Временами Брайан кажется каким-то расплывчатым, но периодически взгляд фокусируется на нём, и тогда Брайан становится единственным, что Майкл видит отчетливо и ярко.
Закашливается до слёз. Глаза щиплет, но в том-то и прелесть косячка, что ему плевать. В квартире Брайана пахнет марихуаной и самим Брайаном, который вытянулся на полу лофта во весь свой немаленький рост, положив голову на колени Майкла.
– Это место просто нечто.
Майкл говорил это уже тридцать триллионов раз. Но дело в том, что это место действительно, действительно, действительнопросто нечто. Чем больше времени он проводит там, прислонившись к колонне, тем больше оно ему нравится. Эти огромные окна, высоченные потолки. Кухня. А кровать? Прямо посреди лофта, на возвышении. Господствующая высота, с которой удобно править миром. Это как если бы кто-то умудрился проникнуть в мозг Брайана и подсмотреть его мечты и фантазии, чтобы воплотить их в этой квартире, будто созданной специально для него.
– Ты сможешь оплачивать аренду?
– Смогу, когда меня повысят.
– Тебе светит повышение? А я не в курсе!
– Они тоже, но обязательно повысят.
– Откуда такая уверенность?
Брайан сообщает, что они – его боссы, коллеги, учредители фирмы – придурки, которые ни черта не смыслят в рекламе. А вот он – и это даже не обсуждается – способен продать оптовую партию тампонов дышащим на ладан восьмидесятилетним пенсионеркам из Флориды.
– А не лучше ли было сначала дождаться прибавки к жалованию, а потом снимать её?
Брайан приподнимает голову и внимательно смотрит на него. Он уже употребил по назначению шесть порций виски и эм… Майкл уже сбился со счёта, сколько сигарет с марихуаной. Выглядит он несколько не в себе.
– Майки, не будь таким…
– Здравомыслящим?
– Занудой.
Майкла уже давно не задевают брайановские поддёвки, и он продолжает втолковывать, что если Брайан не прекратит поступать, повинуясь сиюминутному импульсу, то закончит в долговой яме. Но Брайан живёт в мире, где благоразумие приравнено к трусости, и он продолжает развлекаться, подтрунивая над Майки. Делает последнюю затяжку, удерживает дым во рту, не вдыхая, приближает свои губы к губам Майкла и заставляет проглотить дым через поцелуй. Почти, только почти поцелуй, без языка. Лёгкое прикосновение, а потом только дым.
Не более.
Будто Майкл и так ещё не в доску…
Когда он выдыхает сладковатый дым, то мир вокруг начинает вращаться с удвоенной силой. Комната поворачивается вокруг оси мироздания и… ёёёёёёё….а сигаретка-то действительно была крепкая. Сам не понимая, как это случилось, в следующий миг он обнаруживает, что лежит на полу, уставившись в проплывающий над головой потолок. Горло саднит, а рука вцепилась в горлышко бутылки. Ага, значит, это виски обожгло горло. Его мутит, и он чувствует, что почти счастлив.
– Это как Титаник.
Брайан смеётся и спрашивает, что он там такое несёт.
– Всё движется. Ты что не видишь? Как будто мы плывём на Титанике.
Брайан снова смеётся, его тело вибрирует, а дыхание пахнет не виски, а чем-то другим. Это необычно. Брайан столько курит и пьёт, и между тем всегда пахнет своим таким особенным запахом. Какое-то время они болтают об актёрах и о новом фильме про Титаник, с Леонардо ди Каприо. Брайан заявляет, что не трахнул бы его, даже если бы ему приплатили.
– Нет? Почему?
– Да потому что он самая настоящая пидовка. А вот с тем, вторым, я бы не прочь.
Из-за марихуаны Майклу понадобилось минут пять, чтобы врубиться о каком «другом» идёт речь. Кажется, какой-то английский актёр, оба не помнят его имени, но он точно трахнул Лео в фильме, который они смотрели по кабельному. Названия они, конечно, тоже не помнят. Вся ночь проходит под знаком неясности и размытости. Мир вращается как в центрифуге, то ускоряясь, то внезапно останавливаясь, чтобы затем выкинуть ещё какой-нибудь фокус. В конце концов они сходятся на мысли, что Ди Каприо гей и спит с Тоби МакГуайером.
– Мне нравится эта квартира.
– Ты это уже говорил, Майкл.
– Да?
– Ага.
– А-а-а.
Есть что-то забавное в их диалоге.
– Хочешь посмотреть душ? – спрашивает Брайан.
– Давай.
По правде, он уже видел душ, видел его миллион раз, но почему бы нет? Тем более Брайан уже встаёт с пола, да и к тому же, это ведь действительно замечательный душ. Едва ли не больше комнаты Майкла в доме Новотны. Он похож на телепортационную капсулу из СтарТрека. Майкл не замечает, что произносит это вслух, пока не ловит себя на том, что уже залез внутрь и проговаривает реплики Скотти из того эпизода, когда Спок был на грани смерти. Ему хочется верить, что Брайан случайно включает воду, но для этого он слишком хорошо его знает. Брайан намочил его специально.
– Майки!! У тебя брюки намокли.
МУ-ДАК!
– Брайан, прекрати!!
Но он уже знает, что Брайан не прекратит.
Через пять минут они залили водой всё вокруг. Хорошо хоть вода тёплая. В итоге оба вымокли с головы до пят. Брайан отряхивается как пёс. Майкла он вытирает полотенцем, которое отрыл в не распакованных вещах. Накидывает полотенце на голову и трёт, пока Майкл не начинает задыхаться от щекотки.
Этой ночью они болтают о пустяках, не делают ничего особенного, но Майкл переживает то самое чувство полной свободы и защищённости, которое он испытывает находясь рядом с Брайаном. Иногда. Когда появляется ощущение, что они единственные выжившие на планете, захваченной зомби. Наконец они оказываются на исполинской кровати Брайана; На Майки полотенце, обёрнутое вокруг бёдер, и больше ничего. Одежда сушится, обдуваемая лёгким ветерком кондиционера. В голове Майкла алкоголь плюсуется с дымом, и всё это складывается в длиннющие уравнения, которые вводят его в оцепенение, а потом наваливается тяжелым, давящим, но счастливым забытьем.
