Текст книги "Всё или ничего"
Автор книги: IRATI
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Линдси тогда сказала: «Только я хочу знать правду», и Мелани, взвесив каждое слово, наконец проронила: Ну… Мне кажется, он не так уж плох». Их отношения еще только завязывались, и она не хотела ничего испортить. Но Линдси настаивала: «Правду, Мел».
– Что ты хочешь услышать? Что я не отказалась бы заиметь член, чтобы он мог у меня отсосать?
Линдси пихнула её локтём и не приняла слова всерьёз. А стоило бы, потому что иногда Мелани именно так и думает. Что ей хотелось бы иметь член, чтобы узнать, какого это – переспать с Брайаном. Но не с Линдси, конечно. С ней она бы этого делать не стала.
«Он будет просто донором. Не больше» – твердит она про себя, как будто что-то изменится, если она будет повторять эти слова как можно чаще).
В любом случае, не годится он для отцовства. Не из того теста сделан.
Джастин
Когда Итан наставил ему рога, и Джастин его бросил, ему понадобилось несколько дней, чтобы осознать и принять произошедшее. И ещё много времени, чтобы понять: его заботит совсем не это. К собственному удивлению, Джастин понимает, что разрыв с Итаном оставил его абсолютно равнодушным, и что гораздо сильнее его волнует другое.
Брайан.
Когда он падает с дуба романтических отношений на кактус суровой действительности, то проходит поочередно через депрессию, меланхолию, отвращение к жизни и самобичевание. Так продолжается пока – Господи, благослови Дафни – идея «Вернуть Его» не переродилась из просто идеи – логичной альтернативы своей жизни, которую он умудрился превратить в сточную канаву, в Альтернативу Единственно Возможную.
И они разработали план. Сложный по выполнению, но преследующий довольно простую цель. Вернуть Брайана. Вернуть Брайан в свою жизнь. Целовать Брайана, спать с Брайаном, быть рядом с Брайаном. А как этого добиться, уже не столь важно.На Брайане и на войне все средства хороши.
Наличие плана ободряет, растительное существование, в котором Джастин пребывал последние недели, уходит в прошлое. План придаёт сил, появляется желание бросить вызов целому миру, и, впервые за много дней, у него просыпается аппетит. К сожалению, на то, что он зарабатывает в кафе, особо не попируешь, но в ежедневнике отмечено, что Линдси и Мелани ещё несколько недель тому назад приглашали его на обед. Дафни сообщает ему, «как будущий доктор и доверенное лицо в делах сердечных», что он должен питаться, как следует, не пробавляться одним никотином, и желудок Джастина согласно урчит, когда Линдси открывает дверь и интересуется, где же Итан.
– Я думала, он с тобой придёт.
На самом деле, на обед их пригласили вдвоём. Для того всё и затевалось, чтобы Мел и Линдси познакомились с Итаном и бла-бла-бла. Да кто об этом помнит? Сейчас, когда Джастин слышит «Итан», то иногда даже не сразу понимает, о ком, собственно, речь.
Как он мог забыть его так быстро? Сколько прошло времени? Век? Или всего три недели?
– Мы с Итаном расстались, – говорит он без обиняков.
Затем следует изнурительный допрос, изобилующий «как же это могло случиться» и «солнышко, жалость-то какая», но, как бы ему ни не хотелось этого признавать, но быть центром их внимания и сочувствия не так уж плохо. На протяжении нескольких недель он чувствовал себя, по определению Дафни, использованным презервативом на асфальте, а теперь впитывает как губка любую поддержку. Ведь впереди его ждёт титанический труд. Вернуть Брайана Кинни любой ценой и используя любые приёмы – дозволенные, запрещённые и незаконные. Любые. Возможные и необходимые.
Он уже сделал первый шаг, отослав свои резюме и эскизы в Вангард. На понедельник у него уже назначено собеседование. А сейчас воскресенье, полдень. Ещё есть несколько часов до начала крестового похода, до покорения его личного Эвереста.
– Что же произошло? – допрашивает его ведомая особым адвокатским чутьём Мелани.
Он старается особенно не вдаваться в подробности и ограничивается скупым «не сложилось». Ему не хочется рассказывать о том, как променял Брайана на Паганини и счастливое будущее, обернувшееся букетом роз, брошенным в лицо скрипачу, который предал его при первой же возможности. Еще он старается не упоминать о своем блестящем, досконально проработанном, супер-надежном плане по завоеванию Брайана. Ведь они могут попытаться отговорить его, захотят убедить, что это не такая уж хорошая идея.
– И где ты теперь живёшь?
– У Дафни.
Линдси спрашивает: «Все уже в курсе?». И Джастин понимает, что таким образом она ненавязчиво пытается выяснить, знает ли Брайан об их разрыве. Но он прикидывается дурачком и сообщает, что цыплёнок удался на славу, а Гас здорово вымахал. К счастью, звонок в дверь избавляет его от дальнейших расспросов. К несчастью, голос, донёсшийся с порога, заставляет его вздрогнуть и покрыться испариной. И начинает сосать под ложечкой.
– Я пришёл за сыном, чтобы спасти его из лап злобных матерей-лесбиянок.
Мелани ворчит: «Проходи уже». И когда Брайан заходит в столовую, то, кажется, сам воздух застывает, а сталактиты, произрастающие из воцарившейся тишины, грозят обрушить комнату. Первой сбегает Мелани, сославшись на то, что ей надо одеть Гаса. Линдси предлагает кофе. Брайан отказывается. Джастин старается, изо всех сил старается выдать лучшую улыбку из своего арсенала. А когда произносит «Привет, Брайан!», надеется, что это прозвучало, как можно более естественно, соблазнительно и очаровательно. Скрипнув зубами, Брайан спрашивает: «В гости зашёл?». Произносится это тем самым типично брайановским тоном, выработанным специально, чтобы продемонстрировать наивысшую степень пренебрежения.
– Линдси с Мелани пригласили на обед.
– Милая компашка, – в комнате снова повисает арктическая тишина. Линдси встаёт, чтобы собрать тарелки, и как можно громче звенит ложками. Брайан выжидает ровно тридцать секунд перед тем как спросить: «Только тебя?». И в голове Джастина тут же проносится: «Есть!!!»
Он хочет знать, почему я без Итана.
– Нет, – отвечает, чувствуя себя намного увереннее, чем в последние дни. Недели. Месяцы. – Меня и моего воображаемого друга. Его зовут Джерри.
Джастин Тейлор 1 – Брайан Кинни 0. Удача поворачивается к нему лицом, спеша навстречу семимильными шагами.
Если хочешь знать больше, Барйан, только спроси.
Он знает, что Брайан не станет спрашивать, как знает и то, что ему ужасно этого хочется. Но тут возвращается Мелани с Гасом на руках и миллионом советов, чем и как его нужно кормить, куда сажать и кто из детей толкается на горке.
– Да знаю я. Не подставлять под яркий свет, не мочить и не давать есть после двенадцати. Видел я этот фильм*. – Брайан берёт Гаса на руки и притворяется, что ему всё равно, когда ребёнок прижимается к груди и улыбается. – Постараюсь, чтобы он дожил до полдника.
Джастин уже видел его с сыном. Он видел его той ночью, когда Гас появился на свет. Тогда, озарённый светом взошедшей сверхновой, Брайан показался ему самым красивым мужчиной на земле. Он видел, как тот защищал свои права биологического отца, когда считал это правильным. Видел, как он отказался от них, когда счел это необходимым. Он видел, как Брайан водит Гаса на прогулку, кормит с ложечки кашей. Видел, как Брайан в Армани, заляпанном детской отрыжкой, приговаривает: «Ты абсолютно прав, этот пиджак уже вышел из моды». Он видел, как Брайан переводит деньги на счёт Гаса под предлогом, что так он уменьшает собственные налоги. И вот сейчас он стоит с сыном на руках, переругивается с Мелани, спрятав за стеклами темных очков глаза, а Джастин знает, что всё это не более чем фасад.
В том, как он себя ведёт и с Гасом, и с ним.
Я тебя раскусил, Брайан Кинни.
– До скорого, – бросает Брайан на выходе. Джастину даже не приходится притворяться, чтобы ответить искренней улыбкой.
Брайан окидывает его таким взглядом, будто один лишь довольный вид Джастина является для него прямым оскорблением. Когда же Гас произносит «Тин» или что-то в этом духе, что должно обозначать «Джастин», то просто отворачивается и выходит, не прощаясь.
– Тебе что-нибудь о нём известно? – спрашивает Линдси, убирая десертное блюдо.
– Что?
– Как там дела у Итана, солнышко?
– Ааа, – тянет Джастин, с трудом прогоняя из своей головы Брайана, – Честно говоря, ничего о нём не знаю.
И вообще это последняя вещь на земле, которая его волнует. Сейчас все его мысли занимает План. Он представляет и смакует тот момент, когда Брайан сдастся. Однажды он уже смог добиться его, сможет и во второй. Ведь с годами он стал лишь упрямее.
*(прим. перев. Гремлины)
ГЛАВА 5
ПЯТЬ [Беспощадное время]
"Умереть на вершине славы. Как Кобейн, Джеймс Дин… Хендрикс. Все они легенды. И все навеки останутся молодыми и красивыми. (Brian 1x22)
Виктор
Дэбби этого не понимает, и, даже если бы она захотела, Вик уверен: ничего бы у неё не вышло. Ей просто не дано понять, отчего Майкл до сих пор ждет продолжения прерванного пятнадцать лет назад оргазма, и что заставляет всех вокруг вращаться по орбите брайановской сексуальности.
Дэбби частенько приговаривает «господи, да не так уж он и хорош собой» или «ёпт твою мать, он же у него не из чистого золота!». В таких случаях Вик, как правило, отмалчивается и старается мнения своего не высказывать. С Дэб это совершенно бесполезно, особенно, когда разговор, пускай и косвенно, затрагивает Майкла. Парню уже тридцатник, но она всё ещё носит его под сердцем.
Иногда Брайан заходит к ним на обед. Или на ужин. А месяц назад он возник на пороге их дома под руку с белобрысым пареньком, которого – ну разумеется! – пришлось приютить в Обители Заблудших Гомосексуалистов имени Новотны. Как бы то ни было, поведение Брайан остаётся неизменным. Он, как всегда, павлином вышагивает по дому, режет правду-матку прямо в глаза, оскорбляет без видимых на то причин и с безразличным видом сносит череду припасенных для него Дэбби упреков. Его сестра всегда находит повод, чтобы пожурить Брайана. В этом есть что-то материнское. Нежность и привязанность, сотканные из упрёков.
Для неё Брайан навсегда останется ребёнком.
Она никогда не обратит внимания на то, как сползают брюки, когда он лезет в карман за сигаретами. Полоска кожи и самый краешек дорожки волос, убегающей прямо туда. Нет, этого она никогда не заметит.
Будь Вик помоложе и не носи в своей крови бомбу с часовым механизмом – как же он иногда мечтает об этом! – он мог бы поприжать Брайана в тёмной комнате Вавилона, чтобы заняться уже овеянном преданиями сексом с легендой клуба.
Десять, пятнадцать, двадцать лет тому назад Вик был молод, высок; крепкая задница, широкие плечи. А на что он может рассчитывать теперь?
Каждый раз, когда Брайан приходит к ним в дом, одетый в костюм от Армани, солнечные очки и пальто цвета корицы, у Вика, как и у любого гея на этом свете, чуть сгущается кровь, а Дэбби этого не понять. Есть в Брайане какая-то животная сексуальность, уверенность, которая вызывает у любого самца желание покориться ему.
Или покорить.
Если бы Вик был моложе, он мог бы попробовать быть с Брайаном сверху. Возможно, его ожидал бы полный провал, но Вик стар и ВИЧ-инфицирован, а фантазировать ещё никто не запрещал.
Джастин живёт у них вот уже четыре недели, когда Брайану взбредает в голову почтить их одним из своих внезапных визитов. Джинсы. Кожаный пиджак. Майка-безрукавка. Как всегда загорелый.
Дэбби за что-то его отчитывает, а Вик разглядывает украдкой, раскладывая по альбомам старые фотографии, найденные на чердаке. Через полчаса Брайан спускается из комнаты Джастина заметно более расслабленным. В прежние времена у Вика был такой же взгляд, после того, как мужчины опускались перед ним на колени.
По какой-то неведомой Вику причине Дэб уже в десятый раз за день спускает на Майкла собак, и Вик решает, что сейчас самое время сбежать на крыльцо, пока и ему не досталось за компанию. На заднем дворе стоит Брайан. Пахнет марихуаной. Кинни неторопливо затягивается, напевая «дом, милый дом». Из кухни доносятся пронзительные вопли Дэбби. Брайан выдыхает сладковатый дым и обращает внимание на альбом, зажатый у Вика подмышкой. Он забирает его и начинает листать. На его страницах то и дело попадаются фотографии, где Дэб еще без парика, а Майкл только-только учится ходить. На одной из них он сидит голышом на полу и с рассеянным видом собирает паззл. Вообще, в альбоме много фоток из этой серии, где он голенький.
– Подумать только, и этот человек всё время упирается, когда его зовут в сауну.
– Помнится, он лет до четырёх предпочитал ходить голышом, – замечает Вик. – Готов поспорить, так он выражал свой протест против той одежды, в которую его старалась впихнуть мать.
Новая затяжка, и Брайан смеётся сквозь облако дыма. Бормочет: «Уверен, так оно и было», и в этот момент нет мужчины красивее него. Боги, заниматься сексом с кем-то таким... От одной только мысли эмоции зашкаливают. Фантазия, несбыточная мечта.
Брайан тычет пальцем в какую-то фотографию и говорит:
– Вполне возможно, склонность к нудизму – это у него наследственное.
– Господи Иисусе.
На фотографии, заинтересовавшей Брайана, изображён тридцатилетний Вик. Ему столько же, сколько сейчас Брайану. Жаркий летний день. Вик без рубашки. Стоит в саду, с Майклом на руках. Даааа, было действительно жарко. Коротко обрезанные джинсы. Выгоревшие до белизны волосы, загорелая кожа. Поджарый, высоченный, энергичный. Здоровый и молодой.
Брайан протягивает Вику косяк и углубляется в изучение фотографии.
– Отлично выглядишь, Виктор.
– Выглядел.
– Хорошее тело.
– И уж не сомневайся, я знал, как извлечь из этого пользу.
– Даже и не думаю.
И тут кое-что происходит. Всё быстро заканчивается, но на какое-то мгновение Вику снова тридцать, и он флиртует с красивым мужчиной. Потом Дэбби кричит «Ууууууужин!», ставя в известность об их трапезе весь квартал, и всё прекращается. Брайан раздраженно морщит лоб: «чёртов концерт» и продолжает листать альбом. Затягивается косячком, передаёт Вику. Вик втягивает носом воздух, бумага пахнет Брайаном. Боги, запах другого мужчины. Он ни по чему другому так не скучает, как по запаху мужчины.
– А я говорил Майки, что у него сексуальный дядюшка.
Должно быть, это шутка.
– Сколько тебе было?
– Столько же, сколько и сейчас, – заверяет он с сардонической улыбкой на губах. – Шестнадцать.
Они смеются, и Вик знает, они оба понимают, что стоит за его словами. Он, так же как и Брайан, не знает, куда утекает время. Все эти годы со дня выпускного испарились бесследно, и когда он не смотрит в зеркало, то уверен, что с тех пор, как был сдан экзамен по математике, прошло не больше четверти часа.
– Естественно, Майки устроил целый спектакль. Как ты мог сказать такое, Брайан! Ты же несерьёзно, Брайан?! Вот тебе бы понравлюсь, если бы я такое про твоего отца сказанул, Брайан?! Как будто на моего старика хоть у кого-то мог встать.
Новый вопль: «Чтоб через минуту все были за столом!»
На лестнице раздается топот, можно даже различить неподражаемое чавканье кроссовок Джастина. Вскоре до крыльца доносится аромат лазаньи, и Брайан отпускает язвительный комментарий: «Ещё одна углеводная бомба в исполнении Дэбби». Но когда из кухни слышится восторженное джастиново «Мммммм, лазанья!!», то на долю секунды, кажется, что эта искренняя радость готова вызвать у Брайана улыбку. Потом он затягивается, и его лицо вновь становится непроницаемым: «Пусть съест мою порцию, раз уж ему так нравится».
– Как будто раньше он этого не делал.
Брайан делает вид, что рассержен. Он протягивает Вику косяк и с притворным негодованием говорит: «Ах, Виктор, Виктор, Виктор. Твои слова просто возмутительны». В дверь высовывается голова Джастина, и мальчишка интересуется, собираются ли они в дом. На Брайана он, как всегда, смотрит со смесью испуга и восхищения. Брайан, разумеется, фыркает, метя свою территорию, и приказывает Джастину пойти и разогреть его порцию. Парнишка обращается в бегство, и Брайан точно знает, что тот будет неподалёку, когда он решит подарить ему чуточку своего внимания.
Как и все они.
– Блин. Теперь помимо заботливой мамочки я обзавёлся и ребёнком. Вик, я прошу тебя об одном: если когда-нибудь у меня появится ещё и жёнушка: кастрируй меня.
– В этом нет необходимости. Если однажды у тебя появится жена, она сама об этом позаботится.
Это несправедливо. Ну почему Брайан кажется ещё моложе и ещё красивее, когда не так напряжён и смеётся?
Хлопает дверь, и на крыльце материализуется Дэбби. Она сообщает, что стол уже давно накрыт и что, если понадобится, она их за этот самый стол за члены отволочёт, «раз уж, это единственная часть вашего тела, где наблюдается хоть какая-то активность». Своим встроенным детектором она сразу же замечает остатки косячка, и её незамедлительная реакция не отличается оригинальностью: взвалить всё вину на Брайана. «Как ты можешь давать ему курить!!» Брату ничего, ни единого упрёка. Она считает его кем-то вроде инвалида.
Когда Дэб исчезает за дверью, Вик покорно вздыхает.
– А ведь раньше я был мужчиной, пока она и СПИД не превратили меня в ребёнка.
Взгляд Брайана устремлён вдаль, на что-то, что только он может разглядеть во тьме ночи.
Он отбрасывает в сторону окурок, и пристально смотрит на Вика, как если бы мог видеть сквозь толщу веков и был первым мужчиной на заре мира. Он смотрит и видит, а потом, неожиданно и без церемоний, целует Вика. Нежно. Так, как обычно целует Майки. Брайан Кинни целует его в губы и делает мужчиной. На один лишь миг.
Храня молчание, они проходят на кухню, где Дэбби уже начала раскладывать огромные порции лазаньи по разноцветным тарелкам. Она спрашивает, чем они там занимались, и почему им нужно так много времени, чтобы просто сесть за стол, и так мало, чтобы кончить.
– Ты ведь не хочешь узнать ответ, Дэб. Но, думаю, у тебя так не получится ввиду биологически обусловленного отсутствия члена.
Он тут же зарабатывает подзатыльник и протестует: «Поосторожнее с причёской». Майкл смеется и тоже получает свою порцию. На его возмущенное «Ай! А мне-то за что?», Дэбби заявляет, что понятия не имеет, но оплеух у неё на всех хватит, так что не жалко. Приказывает «давай глотай и молчи», а Брайан размышляет вслух:
– Сколько же раз я говорил то же самое. Правда, о лазанье речь никогда не шла.
На этот раз он ловко уворачивается от подзатыльника и спасает укладку.
Когда на погрузившейся в тишину кухне прибрано, Дэб наливает себе чай, а Вик задерживается, чтобы ещё немного посмотреть фотографии под гудение холодильника и аккомпанемент собственных мыслей, звучащих на самых высоких частотах.
– Что вы там так долго делали с Брайаном?
Он мог бы ответить: «Он меня поцеловал», но тогда ему пришлось бы выслушать нудную отповедь, которая бы началась с «этого мне только не хватало», а закончилась на «будто ему Майки мало». Он мог бы сказать: «Он позволил мне вновь почувствовать себя мужчиной», но необходимость оправдываться и давать объяснения снова сделали бы из него ребёнка, а он хотел подольше сохранить очарование момента.
– Ничего особенного.
Та разновидность «ничего особенного», которую Брайан возвёл в ранг искусства. Так что они не делали ничего особенного.
Джастин
Выбравшись тайком из кровати, пока Брайан принимает душ, Джастин открывает холодильник и чувствует себя победителем, когда среди упаковок арахисового масла и банок джин-тоника находит великолепную, неподражаемую ярко-красную банку Кока-Колы. Он залезает обратно в кровать, предвкушая момент, когда насладится вкусом кофеина, и размышляя, сколько же эта банка простояла в холодильнике. Учитывая, что Брайан НИКОГДА не употребляет ничего столь сладкого и газированного.
Есть два варианта.
А) Во время их разрыва Брайан трахался с каким-то любителем кофеина, которому было позволено поставить эту банку в холодильник.
Б) Эта банка стоит там с тех самых пор, когда Джастин покинул лофт.
Подумав немного, он решает, что всё же второй вариант, и улыбается, в то время как Брайан выходит из душа, бросая вскользь, что не понимает, как можно потреблять столько литров «этого дерьма, от которого у тебя будет больше целлюлита, чем у монашки-лесбиянки с избыточным весом».
– Сейчас полпервого. Официально уже начался новый день, и мне нужно восстановить баланс жидкости в организме. Ты же заставил меня попотеть, Брайан.
С улыбкой, не предвещающей ничего хорошего и словами «ну так пей воду», Брайан кидает в него полотенце и ложится рядом обнажённый. И единственное, чего хочется Джастину в тот момент, так это слизать капли с его ещё влажной груди.
С их воссоединения прошло вот уже три дня, и это первый раз, когда Брайан сказал ему «останься» после двух крышесносных трахов и целой уймы великолепных минетов. Первый раз, когда он остаётся на ночь. Он чувствует покалываение во всем теле, и кофеин тут совсем ни при чем.
– В воде нет сахара, – упорствует Джастин. – А по твоей милости я еще и калории сжигаю.
– Боги. Ты превратишься в жирного старикашку. Мне придется отказаться от секса с тобой просто из принципа. Я вижу твоё будущее, о юный падаван.
Слышать, как Брайан использует словечки из Звёздных Войн, настолько нелепо, что кола едва не брызгает у Джастина из носа. Он спрашивает, что это было, и получает вполне логичное объяснение. Ведь невозможно дружить с Майклом с четырнадцати лет и не посмотреть ни одной серии про то, как Люк Скайуокер и Хан Соло сражаются член к члену во имя сил света.
Джастин хохочет, отставляет ополовиненную банку и, зевая, лезет в кровать, вопреки мнению Брайана о том, что невозможно зевать, выпивая по два литра кофе в день.
– Я так же вижу муки бессонницы в твоём будущем, юный Скайуокер.
Брайан гасит свет, и они остаются лежать в темноте: редкий случай, когда они в одной кровати и не трахаются. Сексуальный голод уже утолён. В эти минуты предшествующие сну – он всегда засыпает первым – Джастин думает о предсказаниях и спрашивает Брайана, по-прежнему ли он отвечает своим извечным «умереть молодым и оставить после себя красивый труп», когда его спрашивают о планах на будущее. Брайан не говорит ни да, ни нет. Вместо этого он говорит нечто такое, что совсем Джастину не нравится:
– Это лучше, чем умереть старым и оставить после себя труп, покрытый морщинами и уродливыми шишками.
– Рэйдж никогда не умрёт.
Джастин уверен, что Брайан улыбается во тьме.
– Никогда?
– Неа, мы с Майклом уже всё обсудили. Рэйдж будет жить вечно и совершать благородные поступки. Например, спасать извращенцев от злобных политиканов, которые их притесняют.
Брайан изрекает: «Ха-ха, умнО», и это первый раз, когда они говорят о Стоквелле. Ночью, лёжа в кровати.
– А я-то уж было стал удивляться, почему ты не начинаешь меня подначивать. Можешь оставить свои проповеди при себе, я их уже выслушал немало, в разных вариациях, и ни одна не принесла мне ничего, кроме мигрени.
Тут Брайан рывком садится и тянется через Джастина к столику в поисках сигарет. Разумеется, Джастин оставляет свою проповедь при себе: «Я бы никогда не попросил тебя о чём-то, что тебе не нравится, Брайан». И получает один из типично брайановских ответов: «Это потому что ты прекрасно уяснил, что я делаю только то, что нравится, помногу и в разных позах». На этом их единственный разговор о Стоквелле и заканчивается. За ним следует долгая пауза, полная никотина и затяжек Брайана. Потом Джастин бормочет: «Хотя…» и Брайан вздыхает: «Это неизбежное ”хотя”».
– Я только хочу сказать, Брайан, что мир стал бы лучше, если бы Рэйдж использовал свою супер-силу во имя Добра. Ну, ты понимаешь, извращенцы, отвоёвывающие свои улицы. Анальный секс. Миллионы минетов.
– Когда ты так говоришь об этом, даже Добро кажется вполне неплохой штукой. Тебе стоит попробовать себя в рекламном бизнесе, ты можешь быть весьма убедительным.
Джастин подползает ближе, кладёт руку на чуть впалый живот – Брайан очень худой – и утыкается носом в ключицу, шепча: «Я уже предпринял кое-какие шаги и сплю с боссом».
Брайан позволяет дотрагиваться до себя, пока курит. Цыкает зубом: «Не очень это хорошая идея, спать с боссом, Тейлор. Я бы так никогда не сделал».
Время тянется как ириска.
– Это потому, Брайан, что твой босс толстый и лысый урод, а мой – самый красивый мужчина на свете.
– Ммм, – Брайан удовлетворённо мурлычет. Его так легко уважить комплиментами, хотя Джастин подозревает, что, несмотря на всё это внешнее самодовольство, он и не подозревает, насколько красив.
– Обычно это плохо заканчивается.
Это произносится шутливым тоном, Брайан говорит как бы не всерьёз, но то, как жадно и быстро он затягивается, подсказывает Джастину, что это вовсе не шутка, и Брайан действительно считает, что ничего у них не выйдет. Сразу становится неуютно и кажется, что воздух в спальне разряжается.
– Думаешь, мой босс бросит меня ради кого-нибудь помоложе?
– Нет, – изо рта вылетает облачко дыма, и Джастин украдкой переводит дух. – Сложно найти кого-то помоложе, чтобы это уже не выглядело как педофилия. – Брайан затягивается так, что сигарета выгорает практически до фильтра. – Но ведь может так случиться, что ты устанешь первым.
Это нелепо. Это абсурдно. Это невозможно. Брайан что, действительно боится такого развития событий? Это так глупо, что…
– Ведь такое уже случалось.
Верно.
Джастин не знает, что ответить. Он не понимает, просит ли Брайан у него объяснения произошедшему и «Я думал, что ты меня не любишь/ Я думал, что любовь – это совсем другое/ Я думал, мне нужно что-то другое/ Я вообще тогда не думал!»застревают в горле. Причин много, но ни одна из них не кажется достаточно убедительной. «Я бы никогда тебя не оставил, если бы ты только попросил, вот что он мог бы сказать. „Как бы я хотел, чтобы это никогда не случалось, и я бы не бросил тебя лишь для того, чтобы понять, что оставлять тебя я не хочу“ . Но он ничего такого не говорит, потому что Брайан никогда не думает о будущем, а прошлое для него мертво. Он мог бы засыпать его обещаниями, но Брайан не верит в слова, и Джастин решает, что докажет всё это, оставшись рядом с ним навсегда, пока они оба не превратятся в дряхлых беззубых стариков. Да, так он и сделает. Он будет его любить, пока Брайан не поймёт, что бояться нечего.
А ещё Джастин знает, что Брайан отлично умеет слушать и слышать, даже когда он говорит без слов. А если бы и не знал, то получил бы отличное тому доказательство две недели спустя, когда Брайан Кинни собственной персоной, Брайан Кинни провозглашающий своим жизненным кредо «Деньги-Удача-Член», помогает ему расклеивать по всему городу листовки против Стоквелла.
– Это всё бесполезно, – говорит Брайан в три часа ночи посреди заледеневшего Питсбурга.
Джастин целует его в попытке убедить, и они продолжают расклеивать плакаты на безлюдных улицах, которые через несколько часов заполнят толпы народа. Когда Брайан нагибается за следующей листовкой, Джастин вдруг решается, потому что ему вдруг приходит в голову, что это подходящий момент.
– Брайан.
– Что?
– Ты ведь знаешь, что я тебя люблю?
Брайан смотрит не него, как на умственноотсталого. Продолжает клеить листовки. Ведь когда он сможет изменить этот мир, то мир этого не забудет и обессмертит. И он будет вечно молодым и красивым.
ГЛАВА 6
ШЕСТЬ [То, как уложены яблоки]
«Я думал, ты собирался стать следующим Энди Уорхолом». (Brian, 1x18)
Линдси
Когда Линдси была на шестом месяце беременности, то думала, что всё не так уж плохо. На седьмом – я это выдержу. Сейчас её срок – восемь месяцев и две недели, а единственная мысль: «вытащите это из меня». Она пристраивает ноги повыше, чтобы не умереть тут же на месте. Вот уже несколько месяцев она не видит своих ног.
Как может так опухать и болеть что-то, чего я даже не вижу?
– Это всё ты виноват.
Стоит невыносимая жара, а Брайан даже не вспотел.
– Я только в баночку надрочил. А вот о том, чтобы запихать в себя мою сперму ты договаривалась с врачами самостоятельно. А ты что думала? Что он не будет расти?
Она огрызается, но как-то беззлобно: «Брайан!», а в душе радуется, что Мелани ушла за покупками, потому что разгулявшиеся гормоны вызывают у нее внезапные перепады настроения, которые отнюдь не кажутся Мел такими уж забавными. Посмотрела бы на неё Линдси, окажись Мел в подобной ситуации.
Выказывать недовольство гораздо легче, чем таскать на себе одиннадцать лишних килограммов и ребёнка, который только и делает, что растёт и пинается. Разумеется, за исключением тех случаев, когда от него ждут, что он будет толкаться. Тогда малыш затаивается, выжидает.
– Что за ерунда, – фыркает Брайан. – Он не шевелится.
Он собирается убрать руку, но Линдси накрывает её своей. Теперь их ладони лежат на её животе.
– Имей терпение.
Ребёнок всегда затихает, когда происходит что-то непривычное. Рука на животе, не принадлежащая ни Линдси, ни Мелани, к которым он уже привык, как раз подпадает под эту категорию. Но он начнёт шевелиться. Линдси знает это. Брайан глазеет по сторонам. Его сын по-прежнему не подаёт признаков жизни, и он начинает терять терпение.
– По любому, чушь всё это, – говорит Брайан. – Он даже не понимает, что происходит, у него мозгов сейчас не больше, чем у телепузика.
В гостиную заглядывает солнечный луч. Линдси лежит на диване, ноги выше головы. Она вздыхает, и рука Брайана, прижатая её ладонью, поднимается и вновь опускается.
– Каким, ты думаешь, будет ребёнок?
– Чёрным.
– Я серьёзно, Брайан.
– Да откуда мне знать?
– Ну а каким ты его себе представляешь?
– Когда он родится? Лысым и мелким. Как член карлика.
Если бы тут была Мелани, она бы процедила сквозь зубы: «Ну и папаша». Но Мелани тут нет, и через какое-то время Брайан начинает привыкать к большому животу под своей ладонью. Ещё через пару минут он уже с комфортом лежит рядом с Линдси, разглядывает потолок и ничего не делает. Десять минут спустя его бдительность ослабевает.
– Может, он будет светленьким?
– Думаешь?
– Ну, ты ведь блондинка. А я, когда родился, был светло-русым.
Линдси этого не знала. Она никогда не видела детских фотографий Брайана. Даже сложно себе представить, каким он был. Было бы неплохо заполучить один такой снимок. Один ребёнка, один Брайана и один Мелани. Можно было бы поставить их рядышком. У Мелани не так много детских фотографий, но что-то должно быть.
– Уверена, он будет похож на тебя.
Она не говорит этого вслух, но ей хотелось бы, чтобы ребёнок был похож на него.
Брайан выглядит удивлённым. «Не думаю» – говорит он. А потом, кажется, даже заинтересованно: «Ты думаешь?». А, возможно, это и не интерес вовсе, а так, любопытство. А может быть, и нет.
– Мелани хочет назвать его Авраамом.
– Можешь считать меня нацистом, но я никогда не смирюсь с тем, что кто-то, в чьих жилах течёт хоть капля крови Кинни, станет носить имя, которое было бы таким…
