Текст книги "Ежи и К (СИ)"

Автор книги: Inndiliya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Иногда, когда Эльчи забывался – как, например, когда ухаживал за «деревом любви», протирая тряпочкой его листья, или возился с девочкой – он нежно улыбался и совершенно преображался, становясь хрупким мальчиком, счастливым, задумчивым, молодым мальчиком. Если бы Мишка был геем, или геем-педофилом, то лучшего бы и желать не надо было. Но Мишка был по девочкам. Он даже после прилета на Землю попытался поинтересоваться мальчиками, подумав было, что после того сумасшествия на Элькоре с омегой в течке стал гомосексуалом, но те продажные мальчики, с которыми он встретился, не вызвали у него ничего, кроме отвращения. У Мишки на них даже не встал. Поэтому он раз и навсегда закрыл для себя эту тему, пока мама не огорошила его этой дурацкой свадьбой.

Увидев Эльчи во второй раз в жизни у Мишки кроме отвращения и отталкивающей неприязни из-за навязанного брака в душе ничего не всколыхнулось. Но после трех дней на острове, когда буря чувств и негодования улеглась, видя ненавязчивость мужа и любовь к их дочери, плюс вынужденное одиночество и необходимость общаться, он стал замечать за собой, что Эльчи уже не вызывает такого всеобъемлющего отторжения. Если с ним общаться как с обычным парнем, то, в принципе, этот год фиктивного брака можно будет пережить.

На утро четвертого дня, зайдя в детскую комнату, Мишка увидел спящего Эльчи и агукающую Лиану в своей кроватке. Эльчи даже сонный выглядел плохо, кожа посерела, отекла, мешки под глазами заставили Мишку подумать, что Эльчи все-таки плачет. Ни разу он не видел его плачущим. Оказывается, он это делал по ночам, чтобы не пугать малышку и не давить на жалость мужа. Отвращение к себе, главному виновнику сложившейся ситуации, волной поднялось изнутри, заставив возненавидеть себя. Мишка вытащил дочь из кроватки и понес ее на кухню.

– Пусть папка поспит. Совсем мы его с тобой вымотали, да, доча? – Мишка грустно улыбнулся девочке, гладя ее по кудрявым завивающимся в колечки темным волосам.

Лиана заагукала, пуская пузыри и активно размахивая руками и ногами.

Мишка успел выпить кофе, покормить Лиану, помыть и переодеть ее, сменив обкаканный подгузник, когда в кухню влетел с безумным видом, в одних трусах, взлохмаченный Эльчи, дыша как загнанная лошадь.

– Боже мой, вы здесь! Как же я испугался! – Эльчи опустился на пол, съехав спиной по стене, прижимая руки к тяжело бьющемуся сердцу.

– А мы с Лианой решили дать папочке выспаться после бессонной ночи, да, детка? – Мишка улыбнулся, заканчивая застегивать памперс. – Мы уже покушали, покакали и готовы идти купаться. – Мишка специально не смотрел на раздетого Эльчи, потому что то, что он видел, начинало ему нравиться. Ну и чтобы не смущать и так донельзя перепуганного омегу.

– Ты после еды столбиком подержал её? – Эльчи все еще сидел на полу, стараясь отдышаться и привести в порядок мысли и бухающее сердце.

– Обижаешь! И подержал, и по спинке погладил. Все в порядке, Эльчи. Кофе будешь? – Мишка рискнул посмотреть на омегу и тот вдруг осознал, в каком виде сидит перед мужчиной и стремительно покраснел.

– Ой! – Эльчи на карачках выбежал из комнаты, пытаясь скрыть обнаженную грудь и утренний бугорок в плавках, и тем выставил на обозрение упругую задницу и стройные красивые ноги.

– Умывайся и приходи к бассейну, я тебе кофе туда принесу, – крикнул вдогонку Мишка.

Эльчи явился к бассейну все такой же заспанный, и в тех же плавательных штанах с распашонкой, но уже расчесанный и умытый через десять минут. Кофе успел остыть, и Мишка сходил на кухню и принес фрукты и свежесваренный капучино, именно такой, как Эльчи успел полюбить, живя в доме Кайрино. Кофе в системе Риата продавала только семья Лау-Кайрино и удовольствие это было для очень богатых. За три месяца ожидания прилета Мишки Лиатт угощал Эльчи собственноручно сделанными вариантами кофе каждое утро, пока тот не определился в своих предпочтениях и не понял, что плотно подсел на этот бодрящий напиток и через год после развода ему будет сильно не хватать его, очень сильно.

Отдавая кофе, Мишка сел рядом на бортик бассейна:

– Эльчи, давай договоримся, так ты себя в гроб вгонишь, не стоит брать заботу о Лиане целиком на себя. Давай спать с ней по очереди. Сегодня, например, моя очередь с ней ночевать.

– А ты справишься? – отхлебывая маленький глоточек кофе и не в силах сдержать блаженную улыбку, недоверчиво посмотрел на мужа Эльчи. – Ты можешь не проснуться на ее плач. Я три ночи ходил с ней на руках, а ты как спал, так и продолжал спать, как будто бы в доме стояла полная тишина.

– У меня есть брат с сестрой – близняшки. Приходилось и по ночам вставать, и лечить и ухаживать, так что не боись, салага. Справлюсь. – улыбнулся Мишка. – А ты бы уже снимал свое тряпье, когда купаешься – чего я там не видел?

Эльчи покраснел и привычно опустил глаза в пол:

– Благодарю, но меня все устраивает. Это оберегает меня от солнечных лучей.

«Странно. С чего бы это такая забота? Не он ли говорил прямо перед росписью, что на мужиков у него не встает, и чтобы я даже не думал перевести фиктивный брак в другую плоскость? Как там говорил Лиатт – „Коты и мужчины в чем-то похожи, если они становятся ласковыми, значит им от вас либо что-то нужно, либо они уже где-то нагадили.“ Или он чувствует приближение моей течки и так реагирует? Хотя у землян нет такого обоняния, как у альф. Вообще все это очень странно. Очень-очень странно. Особенно то, как Лиатт прошептал на ухо про земные презервативы в красной коробочке, оставленные в этом доме. „Не подпускай его к себе без презерватива. Иначе он опять потом начнет тебя и себя ненавидеть.“ Ха! Если бы Лиатт знал, что Миша уже меня ненавидит так сильно, и у него на меня не стоит „потому что я мужик“, он бы не говорил такой глупости.» – Эльчи поднялся с шезлонга и поставил чашку на столик. Видя, что Лиана в надежных руках, он прошелся в тени юджи, единственных деревьев, выдерживающих адскую жару на этом острове, до самого берега и присел на топчан, разглядывая блики на морской глади. Утреннее солнце ласково гладило кожу и слепило глаза. Опустив глаза вниз, Эльчи увидел в стороне от лежака какую-то надпись, обведенную овалом.

====== Будни ======

– Борщ? Боооорщ! Оооо, как пахнет! Но офкуда? Бовэ, как фкуфно! – Мишка болтал с набитым ртом, торопясь, пробуя, обжигаясь и блаженно жмурясь. – Фкуф, как у маминого!

Эльчи порозовел и смущенно опустил взгляд в свою тарелку с борщом. Малышка спала в соседней комнате, а они сели ужинать вдвоем, почти как семья. Увидев надпись в овале и с трудом разобрав слово «борщ», Эльчи решил приготовить его для Мишки на ужин. Видимо, подбором и заготовкой продуктов в холодильнике и морозильной камере занимался Лиатт, с учетом вкусов Мишки, потому что там были все ингредиенты для тех блюд, которым он научился от тестя.

Мишка быстро разделался с борщом и с горящими глазами запросил добавки.

– Эльчи! Ты не представляешь, как я скучаю по привычной пище! Но как тебе удалось приготовить такой же борщ, как готовит мама? – Мишка осекся и накинулся на добавку, положив большую ложку сметаны в тарелку.

– Меня Лиатт научил, – скромно ответил Эльчи.

– Представляешь, Лиатт учил и Мелли, но у того получается какая-то красная бурда. А ты – просто сокровище, так фкуффно, мммм! – замычал Миша, смакуя.

Будучи в одиночестве, у Мишки было время вспомнить предсвадебную суету и соединить некоторые кусочки паззла, рисуя в голове общую картину происшедшего, теперь ставшие понятными. Например, когда он услышал рыдания Лиатта у бассейна, он ринулся к нему, но замер, прячась за стволом дерева, увидев, как Мэд обнимает плачущего мужа, успокаивающе поглаживая по вздрагивающей спине и длинным волосам, собранным в косу. Сбивчивые бормотания мамы только сейчас обрели смысл. «Как же они там? Как они справятся? А как им отдать малышку? Мэ-э-эд! Они же никакие родители! А если что случится?»

Низкий гудящий голос Мэда спокойно уговаривал:

– Ли, детка, успокойся! У Мишки опыт воспитания двойняшек с пеленок, и пеленать умеет, и кормить, мальчик уже вырос, тем более их двое, вдвоем-то одну девочку присмотрят. Да и что может случиться? Ты же знаешь, медэкс может вылечить любые детские болячки. Да и красная кнопка у них будет всегда под рукой. В любую секунду привезем.

– Мэ-э-эд! Я так боюсь! Так боюсь их отпуска-а-ать! – Мишка давно не слышал, чтобы мама плакала, а Лиатт вообще всегда был выдержанным и саркастичным, чем вселял в окружающих уверенность и непоколебимость, что все будет хорошо. А тут такая безнадёга сквозила в этих рыданиях, что он уж решился было подойти и утешить мать, хоть ничего и не понимал. Но вдруг словил взгляд Мэда, тот подмигнул Мишке и внезапно поднял Лиатта на руки и поцеловал, унося куда-то вглубь сада. Мишка покраснел даже сейчас, вспоминая ту картину. Плачущих женщин и омег мужья успокаивали одним и тем же извечным способом. Он не представлял себе даже мысленно, чем они там занимаются. Все, кто угодно, но только не мама.

Тут же, на волне слез вспомнилось как рыдал папа Эльчи перед свадьбой, с неприязнью глядя на Мишку, да и отец его зыркал, еле сдерживаясь, как будто они отдавали свою детку в лапы извращенцу со щупальцами, а не человеку.

А тот разговор с Лиаттом, когда Миша говорил, что не альфа, и не сможет дать омеге узла, даже если бы ему этот омега нравился, и даже если бы он собирался с ним спать, но он не собирается. А вся эта свадьба – сплошное извращение. И как мать стыдила его, не жалея выражений, что поздно об этом думать, думать надо было тогда, когда он экспериментировал с течным омегой. А теперь нужно расплачиваться за содеянное и думать не про узлы, а про дочь, которая является единственной в мире такой, и ей придется за эти эксперименты платить всю свою жизнь– кровь у нее как у жителей системы Риата, днк смешанная, а строение тела – земное. И самое малое, что он теперь должен перед этой крохой и ее папой – это зажать член в кулак и попытаться наладить их жизнь.

А слезы Ежика, струящиеся по его щекам на церемонии бракосочетания и блестящие двумя дорожками в лучах местного светила, тоже заставляли чувствовать себя чудовищем, хотя уж тут он никаким боком не виноват. Но после того стихотворения, которое продекламировал Ежи за завтраком, все приобретало грандиозные масштабы и катилось в пропасть.

Серхио тогда встал за столом и попросил тишины. Родители Эльчи чувствовали себя не в своей тарелке среди этой необычной семьи, Эльчи был вымотан подготовкой к свадьбе, все были взбудоражены, и только Лиатт попытался пресечь выступление сына, но тот уперся рогом и возразил:

 – Ты всегда говорил, папа, – на людях он домашнее прозвище не употреблял, – что делиться с близкими своими чувствами никогда не поздно. А уж о любви надо говорить как можно чаще. А это мой последний шанс.

Лиатт тогда закатил глаза и махнул рукой. Он был измотан хлопотами хлеще других и силы перед самой свадьбой у него уже, видимо, были на исходе.

«В моем сердце для тебя

Навсегда открыта дверь

Буду ждать тебя, любя,

Только верь мне, только верь.

И уж коли суждено

Нам судьбою потерпеть,

Я дождуся все равно,

Пусть придется замереть.

Сердце сжалося в тиски

Предстоящих перемен,

Болью скованы виски,

Но я буду ждать, кузен,

Буду ждать, и я дождусь,

Только верь мне, только верь.

Помни, в сердце для тебя

Навсегда открыта дверь.»

После этого в столовой наступила гулкая тишина, а Ежик всхлипнул и выбежал из-за стола и из комнаты. Мэд поднялся быстрым шагом и ринулся догонять сына, а Лиатт, не теряя лицо, махнул царственно рукой, призывая продолжить завтрак, но Мишке в горло ничего не полезло, а все остальные были слишком смущены проявлением такой чистой детской любви.

А вот Эльчи плакал по ночам. А днем варил вкуснющий борщ.

– Эльчи, завтра будем готовить шашлыки. Я буду готовить. А там много борща осталось? После всех этих иноземных блюд меня при взгляде на борщ просто трясет, кажется, стОит пару раз неосторожно провести рукой, и процесс из пописать перейдет в оргазм.

Эльчи мило, но ярко покраснел:

 – Там еще полкастрюли.

Да, уж, Мишка тоже покраснел, осознав, что он ляпнул – так похвалить мог только он. В его защиту можно было сказать, что он тоже чувствовал себя не в своей тарелке и только делал вид, что все в порядке и храбрился перед тонкой душевной организацией этого хрупкого омеги. Должен же здесь кто-то быть мужиком? Ну и дохрабрился.

Эту ночь не спали все втроем. Лиана потому, что хотела к папе и капризничала, часто просыпалась и будила Мишку. Тот укачивал ее на руках, пел песенки, и даже ходил на руках. Вот где пригодилась его физическая подготовка. Первые несколько раз это спасало ситуацию, но потом Ли рыдала, не обращая внимания на фокусника отца. Эльчи не спал, потому что не доверял Мишке и боялся, что тот заснет, а малышка будет надрываться в кроватке. Он просыпался, вздрагивал, сердце сжималось от предчувствий и Эльчи на полусогнутых, тихо, как ему казалось, пробирался в детскую и подглядывал в щелочку. Все те шесть раз, когда он подсматривал, Мишка носил дочь на руках или пел ей песенки на русском. Эльчи замирал и неосознанно любовался своим мужем, его голым торсом, хриплым голосом, упорством, с которым тот пытался справиться с ребенком, не обращаясь к мужу.

На четвертый раз Мишка заметил Эльчи и спросил взглядом, приподнимая брови – «что?»

– Я забыл слово, которым нужно включить свет.

– Люмос, – шепотом подсказал Мишка, укачивая девочку. – Я же написал тебе на бумажке по-риатски!

– Там темно, – зашептал в ответ Эльчи. – Я не вижу, что написано. – И спиной, тихонечко ретировался к себе.

В седьмой раз, уже под утро, Эль застал обоих спящими на диване – Ли разметалась звездочкой под стенкой, раскинув ноги и руки, а Мишка лежал на боку, дрыхнув без задних ног.

Это было мило, но повторения такого не хотелось. Он твердо решил больше не экспериментировать, и продолжать дальше мучиться в одиночку. Но утром выяснилось, что у Ли резался зубик, поэтому кульбиты продолжились целый день. Что они только не делали с Мишкой, медэкс на такое был неспособен, колоть малышку обезболом было нельзя, гель помогал только на пару часов, и бедные родители к вечеру не только про шашлыки не вспомнили, но и вообще про еду. Поэтому встретились в два часа ночи на кухне, подогрели борща и поели молча, устало улыбаясь друг другу. Следующий день оказался таким же выматывающим и беспокойным, но зубик прорезался, зато пошли сопли и лобик у Ли был теплым. Эльчи успел испугаться и накрутить себя до дрожи, предлагая Мишке нажать на красную кнопку, но тот настоял подождать до утра. Зубки с температурой – обычное дело. Вот когда у близнецов резались, о-о-о, тогда вся семья стояла на ушах. А здесь всего одна детка и они справятся. Мишка глянул на зареванную мордашку Ли, муслюкающую свой кулачок, и на Эльчи с воспаленным взглядом, бровками домиком и мокрыми щеками и неожиданно подошел и обнял своих девочек, успокаивая и поглаживая их по спинам, вдыхая такой родной запах. Потому что Эльчи был такой уязвимый и замученный, что кроме как девочкой не воспринимался. Хоть и голос у него был мальчуковый и бугорок в брюках тоже. Но на фоне того, что Ли заснула, это стало такой несущественной мелочью, что они завалились на диван в детской и заснули без всяких окольных мыслей. Просто отрубились без задних ног. Мишка перед тем, как уплыть в сон, еще подумал: «Как говорила тётя Софа, в жизни надо определиться, на шо положить глаз, а на шо-таки всё остальное».

И просыпаться утром, чувствуя под боком такое теплое, уютное тело, вкусно пахнущее лимонным кексом, было так приятно, что, когда пришло понимание, что Мишка обнимает какого-то мужика и рад этому, было как-то нивелировано тем, что во-первых, Ли дала им спокойно поспать эту ночь, а во-вторых, муж он ему или не муж?

А Эльчи, проснувшись раньше мужа, боялся пошевелиться, впитывая тепло и тяжесть Мишкиной обнимающей руки и чувствуя выпуклость, прижимавшуюся к нему как раз где надо, пониже спины, чтобы тело, не имевшее секса вот уже больше года, предательски выделило смазку и отказалось выползать из случайных объятий, нежась под нечаянными прикосновениями. Но услышав, что дыхание Мишки изменилось, он заставил себя тихонечко выползти из-под руки, заглянуть в кроватку к Ли и, не разворачиваясь к мужу лицом, чтобы не увидеть там ненависти или смущения и не показать реакцию своего организма, тихо выйти из комнаты. Тело и его потребности это одно. А душа и отношения – это совсем другое. И Мишка уже это доказал. Поэтому Эльчи не питал иллюзий по поводу фиктивного брака. А вот подступающая течка требовала пристального внимания. Сегодня, пожалуй, блокаторы принимать еще рано, ему нужно будет отдать все внимание страдающей дочери, а Мишка запах все равно не учует, а вот вечером, пожалуй, надо будет выпить таблетки.

После утренних процедур и приготовления завтрака Эльчи настроился не поддаваться желаниям тела, и когда Мишка вошел на кухню с Лианой на руках, как ни в чем не бывало поставил на стол бутерброды и включил кофемашину. И понеслось. Кормежка-памперсы-умывашки-слезы—тетешканье, обычное утро молодых родителей, у ребенка которых режутся зубки. Еще вначале их проживания на острове Эль приготовил на завтрак Мишке манную кашу, втайне гордясь собой, потому что она вышла без комочков и такая, как учил его Лиатт. Но муж бросил фразу «От манной каши, как от крахмала, стоят только воротнички». Эльчи не стал выяснять, что это значило, но понял, что для завтрака это не годится. Поэтому по утрам себе он готовил кашку или омлет, а для Мишки всегда требовался завтрак поплотнее.

Мишка закончил кормить Лиану, поставил ее столбиком, поглаживая легонько девочку по спине, и подошел к Эльчи, принюхиваясь. Он почти уткнулся носом в шею мужу:

 – Эльчи, давно хотел тебя спросить, какими духами ты пользуешься? Ты так приятно пахнешь…

– Никакими, это мой запах. – Сказать Мишке, что запах усилился из-за предстоящей течки? Стыд и позор. Как? Как я мог не взять с собой игрушки-заменители? И как пережить эту дурацкую течку, которая начинается так рано? Еще ведь полтора месяца должно было пройти. Хотя доктор говорил, что после родов цикл сбивается и не факт, что она начнется вовремя. А тут еще волнения, близость отца ребенка, и на тебе. Эльчи тяжело вздохнул и мельком взглянул на раковину, куда он положил помытую морковку, самую большую, которую нашел в запасах, чтобы она отогрелась к вечеру и хоть как-то заменила ему забытые дома игрушки для течки. На палочку московской колбасы у него просто не поднялась рука. Мишка очень любил бутерброды с ней.

«Хрум. Хрум-хрум…» – донеслось из-за спины. Эльчи медленно оглянулся и увидел, как Мишка грызет морковку, разгуливая по кухне с малышкой на руках.

«Приплыли» – подумал Эль и закусил губу, чтобы не заплакать. Просить Мишку, чтобы тот помог ему в течку, он даже представить себе не мог. Особенно после его слов «представь себе, что омега спит с омегой или альфа с альфой». После такого обращаться к мужу было бы самоубийством через отпиливание свой гордости ржавой пилой.

Эльчи решительно выдохнул. «Ничего. Я что-нибудь придумаю. Я же взрослый омега. Я уже папа. Я справлюсь».

После завтрака, забрав у Мишки Лиану, Эль побрел на берег острова, давая возможность мужу отдохнуть от бессонной ночи и, как всегда, избегая его присутствия, чтобы не навязываться со своим запахом и внешним видом зовущего предтечного омеги.

Под зонтиком на лежаке он удобно устроил дочь на животике и задумчиво посмотрел на волны, разыгравшиеся на море. Ощущения наступающей течки были еще слабыми, но пугали своей неопределенностью. Как организм поведет себя – предсказать было невозможно. Прошлый раз – когда он забеременел Лианой – его вообще вынесло из жизни на два дня. Но тогда был алкоголь, злость на Руфио, который в очередной раз обнимался с чужим омегой, и такой милый незнакомый нежный, восторженный почти альфа, который боялся дотронуться и смотрел на него, как на божество. А уж секс с ним был просто крышесносным. Эльчи помнил те дни какими-то размазанными картинками, но такого у него ни с кем не было – такой нежности и такого притяжения. А сейчас… Сейчас мозги и тело тянулись к Мишке, отмечая его инаковость, без затмения, четко раскладывая по полочкам чудаковатые высказывания, отношение к ребенку, обожание и самоотдачу. Мишка не был злым или заносчивым, высокомерным. Он просто был непонятным, но добрым. Только вот инопланетный барьер между ними был непрошибаемым. Живой Мишка был еще лучше, чем на фотографиях и видео, показываемых Лиаттом. Но таким же далеким.

Надо поискать блокаторы и порыться в поисках замены морковке. Эльчи встал с песка и вдруг увидел в том месте, где он прочел прошлую надпись, сердечко, нарисованное веточкой. Надпись внутри была полустерта. Эль обошел вокруг, присел, стряхнул нанесенный сверху песочек. Надпись понятнее не стала: «…лета» – последние буквы читались легко. О первых можно было только догадываться. Покрутив так и сяк варианты, получалось только одно слово «каклета». А! Лиатт что-то говорил, что в детстве Мишка котлету называл «каклета», а на таблетку говорил «баблетка», макароны были «макамонии», на ворону говорил – «вавёна», а на киску – «сиська». Эх, Мишка-Мишка! Так и не вырос. Нет, чтобы попросить. Пишет в сердечках послания.

– Ну, что, Лианочка, пойдем твоему уставшему отцу готовить «каклеты с макамониями»?

Лиана радостно улыбнулась и запустила кулачок в рот, смачно потирая десны.

Мишка предсказуемо спал на самом солнцепеке у бассейна, Эльчи перетащил зонтик, примостив его так, чтобы тень падала на большую часть мужа и пошел с дочерью на кухню.

====== Звезды над морем ======

Комментарий к Звезды над морем Осторожно, разлилась бочка флаффа.

Оно само.

Отношения с Мишкой улучшались постепенно. Лиатт говорил Эльчи, что Миша тактильный мальчик. Ему нужны прикосновения, без них он просто засыхает. Так и вышло. Редкие прикосновения то к руке, то к плечу переросли в частые. Иногда он обнимал Эля с Лианой и зарывался носом в волосы мужа, шумно вдыхая. Мишка брал мужа за руку, когда вел к морю, к бассейну или на кухню. Потом он предложил вставать к Лиане ночами по очереди, чтобы было «по честному». Но для этого нужно было спать на одном диване. А кто такой Эльчи, чтобы противиться своему мужу, пусть и фиктивному. Тем более, ему самому эти утренние обнимашки были в радость. Интерес, с которым Мишка все чаще поглядывал на Эльчи, заставлял того краснеть и опускать глаза, снова и снова повторять себе, что, возможно, Мишка переступит себя и захочет секса с Эльчи, но год закончится и он вздохнет облегченно и улетит на свою Землю, о которой так вдохновенно рассказывал каждый день, показывая по виеко фотографии, и забудет о фиктивном муже, предварительно разведясь.

Через неделю после «каклет с макамониями» на том же месте, где обычно, Эльчи нашел еще одно сердечко, в котором было написано по-русски «поцелуй». Сердце забилось заполошно, закололо в груди, дыхание сбилось. Эльчи тогда долго просидел на пляже с Лианой, труся возвращаться домой, но дальше тянуть было некуда. Он, передумав все на свете, в том числе вспомнив, как перенес прошедшую недотечку, удвоив количество принимаемых подавителей и совершенно обойдясь без игрушек, дроча насухую, что приносило лишь болезненное освобождение от стояка, но отнюдь не удовлетворение, решил для себя поступать по обстоятельствам. Лиана весело курлыкала, прорезавшийся зубик больше не беспокоил ее и ночные бдения перестали быть частыми и в тягость, но они с Мишкой продолжали спать вместе, делая вид, что так и надо. И утренние просыпания в обнимку уже перестали быть такими постыдными для Эльчи, даже вошли в привычку. Это было единственным приятным ощущением за день, это, да еще предвкушение, в ожидании следующего утра, бодрило на весь день.

Мишка приготовил давно обещанные шашлыки, самостоятельно соорудив конструкцию из камней и веточек дерева, и они вместе с Лианой, сидя у бассейна, наслаждались болтовней Мишки и подробным описанием приготовления блюда. Мариновать мясо Мишка не стал, объяснив, что делает по своему рецепту, как его научил отец. Вечер был чудесный. Тем более, зная, что Эльчи прочел послание, Мишка все время странно поглядывал на мужа. Предвкушение чего-то хорошего плавало в груди, поднимая настроение. Мясо оказалось очень вкусным, сочным, в меру прожаренным, а вино, которое Мишка подливал понемногу в бокал, расслабляло и настраивало на веселый лад. Когда последняя партия шашлыков была положена на угли, уже стемнело и Лиана задремала на топчане, Мишка подсел поближе к стулу Эльчи, отобрал бокал, поставив его тут же на песок, и взял двумя руками его правую кисть.

– Испачкался. – Он слизнул капельку вина с ладони и посмотрел снизу вверх на мужа. Покрутил обручальное колечко у него на пальце. – Когда я надевал тебе кольцо на свадьбе, у тебя так же дрожали руки, как сейчас. – Тихо сказал он. – Ты меня боишься? – Он с каким-то волнением посмотрел Эльчи в глаза.

– Я боюсь того, что будет потом. – Эльчи имел в виду, что будет после развода. Потому что еще до приезда Мишки он успел в него влюбиться и, находясь рядом с ним, влюблялся каждый день еще больше. В его ямочку на щеке. В его залихватскую улыбку. В такой ставший родным странный неальфий запах. В его большие, надежные руки. В этот, как сейчас, хриплый голос. В то, как он читал стишки Лиане, когда делал с ней гимнастику, как звонко смеялся над шутками или как улыбался их девочке. Как целовал пухлые щечки малышки, как приучал ее проситься на горшок, тужась вместе с ней, держа над горшочком и смешно произнося «пссссс, псссссс»… Во всего этого странного землянина, который вел себя не так, как все остальные. Но на которого всегда можно было положиться, рассчитывать на помощь в любую секунду.

Теплые ладони никак не могли согреть заледеневшие руки Эльчи, а взволнованный взгляд заставлял позволить себе поверить, что счастье возможно. Что вот оно – близко. Только наклонись и поцелуй. И Эльчи потянулся к нему, только сделал намек на движение и тут же был сдернут со стула и усажен на коленки, крепко обнят и обожжен горячими мягкими губами. Это было как в сказке. Под звездным небом, под шум прибоя, с любимым мужчиной и сладко сопящей рядом дочерью. В кольце теплых обнимающих рук, это было в тыщу раз лучше, чем он мечтал. Первый поцелуй, изучающий, осторожный, сменил второй, страстный, жадный, пока губы не закололо иголочками и не до конца сбритой щетиной.

– Эль! Эль, ты такой сладкий, как я и вспоминал, – болтун в Мише и здесь не затыкался, прерываясь в поцелуях, чтобы выразить свой восторг и счастье. – Ты как мой личный эльфик, маленький, волшебный эльф!

Слова Мишки, его поцелуи, кочующие по шее, подбородку, к ушкам, разжигали в Эльчи костер, в огне которого сгорали все страхи и сомнения, все надуманное и наносное.

«Пусть. Пусть это ненадолго. Пусть я потом пожалею. Но сейчас Мишка мой.»

– Не бойся, Элька, я не сделаю тебе больно, – шептал Мишка, целуя зажмуренные глаза своего покорного эльфа, трепетавшего в его руках, не проронившего ни слова, но всем своим видом давая понять, что он не против. – Эльчи… Ты не пожалеешь! – взгляд Мишки в темноте гаснущих углей костра мерцал огоньками и казался каким-то мистическим. Он бережно опустил мужа на расстеленное покрывало и принялся снимать с него одежду, перемежая поцелуи ласковыми словами.

«Пожалею. Неоднократно пожалею.» – подумал Эль, – «Но не сейчас. Сейчас я хочу любить».

– Миша, презерватив! – Эльчи выдохнул смущенно, тая под лаской блуждающих рук, но не забывая о том, что может случиться.

– Я взял. И смазку тоже. – То ли вино, то ли волшебство вечера сделали Мишку смелым и в его голосе смущения не было.

– Не надо смазку, я… я уже мокрый, – закрыв глаза, пробормотал Эль и внезапно застонал, выгибаясь, когда Мишкины губы спустились по животу, а руки добрались до звенящего налитого члена. – М-м-и-и-иша-а-а! Я к-к-ончу…

– Конечно кончишь, мой сладкий. И не раз. – теплое дыхание вызвало новую волну мурашек.

Так и было. Именно так все и было, и чувственный секс, и карусель звезд перед глазами, и тонкие стоны, и хриплые вскрики, и жаркий шепот. И сгоревшие шашлыки.

А утром, проснувшись и боясь пошевелиться, соображая, не сон ли ему приснился, и не понимая, как ему себя вести, Эльчи был притянут крепкими руками под бочок, и хриплый шепот в шею, перемежаемый, как обычно, поцелуями, спросил:

– На чем мы вчера остановились? Продолжим?

Когда за ними прилетела шлюпка, загорелые, без единой белой полоски на смуглых телах, с заметно подросшей Лианой на руках, держась за руки, они с грустью оглянулись на их пристанище, которое подарило им друг друга и много-много счастливых часов и дней в любви и блаженстве, тайную кодовую фразу «пойдем на шашлыки?», много открытий и нежных слов, признаний в любви и ничем не замутненного счастья.

Ли и Мэд с Косей на руках встречали их дома у шлюпки, и Мишка отдал Лиану в нетерпеливо протянутые руки бабушки, которая тут же пристально и внимательно осмотрела и обцеловала во все места упирающуюся ручонками малышку.

– Мам! Мэд! Спасибо вам за поездку!

– Стратег у нас Ли, что тут сказать, – хитро улыбнулся Мэд, ставя Косю на землю и отбирая внучку у мужа, сладко целуя девочку в пухлую ручку. – Деда соску-у-учился по Лиечке. А Лиечка соскучилась по деду?

Но малышка хмурила брови, складывала губки в гримассу и собиралась расплакаться, поэтому была с сожалением передана отцу.

– Ма, ты те костюмы стимпанковские не выбросила? – шепнул на ушко Лиатту Мишка.

– Обижаешь, сынок. – Лиатт радостно улыбнулся.

– Вот и славно. – Мишка расплылся в радостной улыбке.

– Завтра? – Ли приподнял брови.

– Завтра! – подтвердил шепотом Мишка.

По случаю их приезда был праздничный ужин, на котором собрались все родственники – родители Эльчи, шумное семейство Корриго и большая семья Лау-Кайрино.

После того, как все затихли, Мишка встал, привлекая всеобщее внимание, и подошел к родителям своего мужа.

– Дорогие папа и отец, – родители перевели взгляд с сияющего Эльчи на его супруга, возвышающегося над ними. – С самого начала у нас все пошло не так, как надо, но лучше поздно, чем никогда. Поэтому я хочу попросить вашего благословения на наш брак с вашим сыном. Потому что я люблю его и хочу сочетаться с ним браком.

Папа Эльчи всхлипнул, взмахнул руками и встал, обнимая Мишку и утыкаясь в него лицом. Насмотревшись на счастливую парочку, не отпускавшую руки надолго, всем присутствующим с самого их прилета было видно без слов, что они влюблены.