Текст книги "Нарушая правила (СИ)"
Автор книги: Ie-rey
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
– Она и не должна быть идеальной. Идеал бездушен. Это всего лишь лекало, очерчивающее скелет будущего творения. Повторить скелет любой дурак может, а вот создать что-то своё и выходящее за рамки… – Чонин умолк и посмотрел на Ханя из-под длинной чёлки. – По-моему, это слишком хорошо для жалкого определения «попытка».
– Много ты в музыке понимаешь, – сварливо пробурчал Хань.
– Кое-что понимаю.
Чонин допил кофе, поставил чашку на стол и криво усмехнулся с неизбежной иронией.
– Спасибо за кофе. Не буду больше испытывать твоё терпение и тихо удалюсь.
– Весьма кстати. Ты хоть где живёшь?
– Это неважно.
Хань опешил от такого ответа, поэтому не успел за проворным гостем. Чонин ушёл раньше, чем он достаточно оклемался. Когда Хань выглянул из дома, обнаружил Чонина уже на приличном удалении – тот возвращался тем путём, каким они недавно пришли.
Прислонившись плечом к косяку, Хань вздохнул и нахмурился. События этого дня ничуть не прояснили общую картину. Хань по-прежнему не мог ничего понять в поведении Чонина.
Чонин больше не приходил на занятия до ежемесячного зачёта. Без него краски как будто немного потускнели, а Хань не раз ловил себя на том, что машинально ищет взглядом ослепительную и по-мальчишески озорную улыбку и не находит. Во время второго ежемесячного зачёта Хань старательно давил в себе не слишком уместную радость и подмечал уже виденные ранее детали: спокойствие Чонина, методичное заполнение бланка за десять минут и странную игру в вопросы и ответы, уходившую всё дальше от программы по истории искусств.
Хань не хотел признаваться самому себе, что ждал повторения. Ждал, что после зачёта Чонин опять будет приходить на каждое его занятие. Хотел он этого или нет, но всё равно испытал горькое разочарование, потому что после зачёта Чонин так и не появился больше.
Возможно, так было лучше. Для них обоих – лучше.
◄●►
За две недели до третьего ежемесячного зачёта Ханю поручили составить списки своей группы и уточнить выбранные студентами направления. Помимо этого требовалось обновить данные в личных делах студентов. Сделать это полагалось опять же Ханю. Второй день он оставался в колледже допоздна в компании телефона: составлял списки и обзванивал студентов, аккуратно заполнял формы и карточки в личных делах.
Закончив со второй партией, он потянулся, отметил, что за окном уже темно, а на часах – полдесятого. Поднявшись со стула, сложил списки и папки в ящики стола, накинул пиджак, прихватил портфель и, выключив свет, запер аудиторию. Задумавшись, он двинулся привычным путём к выходу, спохватился только тогда, когда спустился на первый этаж. Парадный вход закрывали в шесть, в более позднее время следовало выходить другим путём, а значит, надо вновь подняться на третий и пойти в другую сторону.
Хань вздохнул и побрёл к лестнице, но на полпути остановился. Показалось… Нет, не показалось. Он прислушался, прикрыв глаза. Так и есть – чуть в стороне звучала музыка: размеренный ритм, глухие басы, простая мелодия. Что-то из танцевальных миксов без слов и с аранжировкой средней паршивости. Хань с любопытством двинулся на звук, а через несколько минут шагал по галерее над малым спортзалом с баскетбольной разметкой на полу.
Он облокотился на перила и посмотрел вниз. Горела подсветка нижнего яруса – треть от обычной мощности. Свет от ламп создавал мягкий полумрак. И в полумраке танцевал гибкий парень в чёрной свободной футболке и мешковатых брюках. Он танцевал, отбрасывая сразу множество теней на пол и на стены. Мокрая от пота одежда липла к телу, а смуглая кожа на руках, шее и лице влажно блестела.
Хань закусил губу и попытался определить стили. В чистом виде – не смог. Сообразил чуть позже, что видит коктейль из бальных танцев. Сальса, свинг, румба, фокстрот, вальс, меренге, танго… Тот парень внизу умудрялся сочетать всё сразу и исполнять под клубный микс. И выглядело это… Первобытная дикость, необузданность, выразительность, подавляющая сила, грация – всё вместе. Очень красиво. Хань в жизни не видел ничего подобного, тем более, исполненного с таким мастерством.
Музыкальная композиция закончилась, и парень внизу стянул мокрую футболку, небрежно бросил на лавку у стены и под первые аккорды новой композиции сделал стойку на руках. Джангл…
Хань узнал в танцоре Ким Чонина только теперь, когда увидел знакомые лениво-небрежные движения, переложенные на музыку и танец. И сейчас, когда он смотрел на Чонина с верхнего балкона, тот казался статуэткой из начищенной до блеска бронзы. Удивительно живой статуэткой, умеющей волшебно танцевать. Если бы Хань попытался разделить в этот миг Чонина и музыку… не смог бы, ничего бы не вышло.
Агрессивный джангл Чонину подходил идеально вместе с резкостью и точностью движений и сложностью комбинаций. Сплошное действие, сильный натиск как атака, скорость и элегантная мощь. Даже с такого расстояния трудно было отвлечься от игры мускулов под бронзовой кожей: сплетение, напряжение, мягкие, но стремительные перекаты мышц, завораживающий влажный блеск… Хань далеко не сразу вспомнил о том, что в позднее время студентам не полагалось вообще-то находиться на территории колледжа, однако окликнуть Чонина или спуститься в зал он не рискнул. Более того, он предпочёл тихо уйти во время очередной паузы между треками. Если бы задержался и позволил себе увидеть начало следующего танца, вновь проторчал бы на балконе до финала.
Хань медленно шёл домой и размышлял на ходу об увиденном недавно. Вряд ли хоть кто-то в курсе, что Чонин по вечерам танцует в зале. Если бы это было известно, ходили бы слухи. Значит, нет, не знает никто. Но почему Чонин танцевал по вечерам в колледже и тайком? Конечно, ему отказали в поступлении на танцевальное направление, однако разрешили свободно посещать занятия. Наверное, Чонин мог заниматься в танцклассах вместе с другими ребятами, только почему-то не делал этого. И раз он танцевал в спортзале в колледже, то вариант с домом тоже отпадал. Видимо, дома негде.
На следующий день Хань прицельно сунул нос в личное дело Чонина и без особого удивления обнаружил практически полное отсутствие каких-либо данных. Адрес родственников, их же номер телефона, дата рождения, дата поступления, упоминание школ в Мексике и средней школы на Кубе. Всё. А, нет, ещё выписка из медкарты. Негусто.
Хань вновь засиделся до позднего вечера. Он звонил родне Чонина, но так и не получил от них ни адреса Чонина, ни его телефона, лишь выяснил, что Чонин живёт отдельно, они ничего о нём не знают, и им, в общем-то, наплевать на «мальчишку со странностями». Несколько нетипичное отношение родни, особенно если учесть, что в чужой стране как китайцы, так и корейцы старались всегда держаться вместе.
Перед уходом Хань наведался в спортзал, однако там было пусто – ни музыки, ни Чонина, словно вчера ему всё примерещилось.
Домой Хань решил пойти привычным путём, но вспомнил, что холодильник пуст, а желудок требовал чего-то большего, чем просто кофе. Хань свернул направо, чтобы сделать небольшой крюк и забежать в круглосуточный магазин, оттуда он уже двинул к дому через порт – напрямик. Неторопливо шёл мимо пришвартованных рыбацких лодок, прижимая к груди большой бумажный пакет с продуктами, и вдыхал солёный воздух. Над головой у фонарей кружили мотыльки. Почти идиллия.
Впереди вскоре Хань различил толчею у катера на разгрузке. Оттуда доносились весёлые выкрики и музыка. Когда подошёл ближе, разглядел пару темнокожих матросов, отбивавших ладонями ритм на бочках, и чудака с гитарой, а в круге танцевала парочка. Хань едва не выпустил из рук пакет от изумления – он опознал Чонина. Тот танцевал с маленькой, но фигуристой девушкой. Кажется, это было что-то национальное кубинское: безумно эротичное, затягивающее, как сладкая патока, плавное и страстное одновременно.
– Это как секс на асфальте, – прошептал кто-то рядом с Ханем.
– Я б душу продал, чтобы уметь так танцевать, – посетовали слева.
Хань тихонько вздохнул и посмотрел на парочку – те продолжали заниматься вертикальным сексом на асфальте, то есть, продолжали танцевать.
Чонин поддержал девушку, когда она вольно откинулась назад, доверившись силе его рук. И именно в этот миг Чонин взглянул прямо на Ханя. Бежать было поздно, а отступать просто некуда.
Чонин закончил танец, что-то шепнул девушке, подхватил с бочек тёмную рубашку и через пару секунд уже стоял напротив Ханя.
– Довольно опасный район для ночных прогулок.
Хань ничего не стал говорить, просто обошёл его и зашагал дальше. Не помогло, Чонин вновь обнаружился рядом, бесцеремонно отобрал бумажный пакет и фыркнул в ответ на возмущённый взгляд Ханя:
– Провожу.
– Вот ещё.
– Неудобно же нести. Ты только с работы? Чего так поздно? – Чонин небрежным движением подбородка указал на портфель в руке Ханя, так что ложь и возражения не прокатили бы.
– Работы много, – туманно отозвался Хань. – Ты опять рассчитываешь на кофе?
– На ужин – тоже, если честно. – И у Чонина немедленно громко заворчало в животе. Он слегка смутился и отвёл глаза.
– Чего ж не поужинал-то?
– Деньги получу через три дня, дома нет ничего. И я всё равно готовить не умею.
– Сейчас зарыдаю от жалости, – с наигранной печалью поведал Чонину Хань.
– Не стоит. Слезами сыт не будешь. Я согласен просто на чашечку кофе. Без еды три дня протяну – это не так уж и трудно, особенно если есть кофе и сахар.
– Не в первый раз? – задумчиво уточнил Хань.
– Не в первый.
– Тогда почему ты не пойдёшь к родне? Неужели они откажут тебе в чашке риса?
Чонин скупо улыбнулся – криво и с какой-то непонятной горечью.
– Не пойду.
– Какое глупое упрямство.
– Может быть, но это мой выбор. Так ты меня угостишь ужином?
– Ну нахал!.. – восхитился Хань. – Ладно, только имей в виду, я готовлю паршиво. И если ты брякнешь хоть слово в адрес моих неземных кулинарных талантов – выкину за дверь.
– Такая чувствительная гордость? – с ироничной усмешкой и хитрым прищуром поинтересовался Чонин.
– Нет, аллергия на острые шпильки. Особенно после того, как я честно предупредил, что паршиво готовлю. Незачем указывать мне лишний раз на то, что я и так знаю и признаю.
– Такая чувствительная гордость, – подытожил с утвердительной теперь интонацией Чонин.
Хань предпочёл отмолчаться и свернуть к узкой тропке, бегущей вдоль берега. Не то чтобы Хань что-то имел против хорошей дороги, но знал по опыту – на тропке меньше шансов нарваться на жаждущую драк и веселья портовую публику.
Он шёл впереди и стискивал в ладони ручку портфеля – шаги за спиной раздражали. Конечно, он знал, что следом идёт Чонин, но это мало что меняло. Хань ненавидел слышать шаги за спиной.
– Погоди…
Он остановился и обернулся, и Чонин тут же просочился мимо него, ослепив озорной улыбкой.
– Я могу вести, – тихо сообщил он ошарашенному Ханю и двинулся вперёд. – Чтобы ты меньше дёргался.
– Я не дёргался.
– Угу. Как скажешь.
В доме Чонин уверенно зашёл в импровизированную кухню и пристроил пакет на столе, после чего оставил у двери рубашку на крючке и принялся бродить хвостом за Ханем. Хань аккуратно повесил пиджак, закатал рукава рубашки до локтей и занялся накупленным добром. И он изо всех сил старался не замечать вертевшегося рядом Чонина. Тот вроде бы молчал и не шумел, но почему-то казался Ханю источником хаоса, как ни странно. Хань постоянно отвлекался на Чонина даже тогда, когда это не требовалось и не было хоть чем-то обосновано. И он постоянно ловил на себе внимательный пристальный взгляд.
– Разве ты ни с кем в группе не дружишь?
Чонин опустился на корточки у стола, сложил руки на краю и упёрся подбородком в скрещенные запястья. Чёлка завесила глаза, но от ощущения взгляда в упор Ханя это не избавило.
– А должен?
– Ну… вы же вместе учитесь, так? Ты же берёшь у кого-нибудь лекции переписать, да? С кем-то же общаешься?
– Нет.
– Нет?
– Нет, – безмятежно подтвердил в очередной раз Чонин.
– Совсем ни с кем?
– Мне скучно.
– Сейчас скучно, или ты об одногруппниках?
– Об одногруппниках. С вами… – Пауза длиной в вечность. – С тобой не бывает скучно. Я общаюсь с тобой.
– Но я не твой одногруппник, – сердито проворчал Хань, едва не отчикав себе палец ножом.
– Конечно. Ты – лучше, – просиял своей неповторимой улыбкой Чонин.
Ханя постоянно так и тянуло улыбнуться в ответ на это озорное и искреннее сияние. Приходилось прикладывать нечеловеческие усилия, чтобы сохранять невозмутимость и напускную строгость.
– Тебе помочь?
– А что ты умеешь?
С тихим смешком Чонин поднялся на ноги и неловким движением взлохматил чёлку.
– Ничего. Зато могу что-нибудь откуда-нибудь доставать, переставлять, вскрывать упаковки… А, и просто виртуозно умею обращаться со столовыми приборами во время еды.
– Охотно верю, – развеселился Хань, хотя совершенно не собирался веселиться. – Лучше расскажи, почему ты в порт ходишь. Работаешь там?
– Помимо прочего. – Веселье Чонина чуть померкло. Он придвинул к Ханю глубокую тарелку для салата и завозился в ящике с вилками и ножами.
– Танцы входят в программу?
– Ну… Так.
– Ты постоянно танцуешь?
– Мне нравится танцевать, – пожал плечами Чонин, но не оглянулся – вновь загремел приборами в ящике. Хань задумчиво разглядывал его спину, обтянутую тёмной футболкой, «синие» локти, длинные ноги в свободных брюках и босые узкие ступни.
– Ты этому научился в Мексике и на Кубе? Я в том смысле, что сегодня это была явно не классика. Слишком… слишком… – Хань замялся, пытаясь подобрать наиболее подходящее и приличное определение.
– Сегодня?.. Слишком земные танцы для тебя? – Чонин наконец повернулся к нему и протянул ложку для масла и банку с солью.
– Я вообще не силён в танцах, – фыркнул Хань, но ложку и соль взял.
– Правда?
– Если показать и научить – не вопрос, но и только. Меня не тянет постоянно танцевать, как некоторых.
– Тебя тянет писать музыку или петь? – В уголках губ Чонина притаилась лукавая улыбка.
– И что? – Хань грозно подбоченился, поудобнее перехватив нож.
– Ничего-ничего! – Чонин со смехом выставил перед собой ладони. – Не горячись так. Я ещё не давал повода меня прирезать.
Хань озадаченно поглазел на собственную руку с зажатым в ней ножом и тоже рассмеялся.
– Вот ещё! Зачем тебя резать?
– Вот именно. В целом виде я полезнее. Ух ты, я вижу баллончик со сливками. Ты любишь взбитые сливки?
– Только с клубникой.
– Я видел краем глаза в пакете клубничку.
– Тебе показалось.
– Неужели? Опять кажется, да?
– Отдай!
– Но оно же просто кажется, мираж…
– Чонин!
– Ты ведь не станешь есть призрачную клубнику со сливками?
– Эй…
– А ты гедонист, кто бы мог подумать.
– Кажется, тебя всё же стоит порезать…
– Мелко?
– Тонкими ломтиками. И мне достанется больше клубники.
– А как же «поделись с ближним»?
– Где ты тут ближнего видишь?
– А я?
– А чуть-чуть не считается. Отдай!
Чонин с довольной улыбкой поднял руки повыше. Хань оставил нож на столе и попытался дотянуться до баллончика со сливками и упаковки с клубникой. Его пальцы бессильно скользнули по тёмным запястьям. Горячая кожа, такая горячая, что, наверное, можно обжечься, если чуть помедлить. Впрочем, грудь Чонина под тонкой тканью футболки оказалась не только твёрдой, но и не менее горячей, чем запястья.
– Ведёшь себя как ребёнок, – с обвиняющими интонациями заявил Хань, чтобы спрятать хоть немного лёгкое смущение от близости Чонина и собственное бессилие что-то изменить.
Чонин мягко улыбнулся, опустил руки и протянул Ханю клубнику и сливки.
– Зато тебе было весело. Как думаешь, рис уже готов?
– Вот чёрт! – Про рис Хань совсем забыл. А ещё через десять минут он забыл о недавнем смущении, вновь отыскав повод для смеха и веселья. Приготовление ужина заняло намного больше времени, чем Хань рассчитывал, но это время пролетело буквально в мгновение ока, как и сам ужин.
Было вкусно, смешно и очень весело. Даже мытьё посуды вызвало прилив энтузиазма: Хань с азартом драил губкой тарелки, а Чонин протирал их полотенцем и сгружал на полку над раковиной.
– У тебя завтра занятия с утра? – Чонин неожиданно протянул руку и кончиками пальцев тронул тонкую оправу – поправил сползшие с переносицы Ханя очки.
– Чёрт… – Хань отпрянул, глянул на часы и помрачнел. До полуночи оставалось меньше четверти часа.
– Всё нормально, – проследив его взгляд, махнул рукой Чонин.
– Давай ты не будешь рассказывать мне басни, что живёшь в паре шагов отсюда? – сразу взял быка за рога Хань. – Денег у тебя нет, сам признавался, так что такси тоже отпадает. Ну и мало ли… Зато утром попадёшь в колледж. Под моим чутким руководством.
– Мне завтра туда не надо.
– Ага, как же. Останешься на ночь тут – ничего не желаю слышать.
Чонин сосредоточенно вытирал руки полотенцем, затем аккуратно повесил его и покосился на Ханя с каким-то неопределённым выражением на лице.
– Ладно, вздремну в кресле.
Хань тут же вспомнил о больной спине и о том, что кровать у него всего одна. Точнее, даже не кровать, а софа. Никаких иных предметов мебели, способных заменить кровать, больше в доме не было, как и матрасов, чтобы сносно устроить гостя на полу. Дом на сваях, по ночам пол почти ледяной, без матраса и речи быть не могло…
– Спать будешь на софе. Вместе со мной. Софа большая, поместимся без проблем вдвоём…
– Нет. – Твёрдо и категорично. Это ещё что за…
– Нет?
– Я прекрасно высплюсь в кресле или на полу.
– После ночи в кресле ты разогнуться не сможешь, а на полу – околеешь.
– Я не люблю жару.
– Поверь, холод ты любишь не до такой степени, чтобы спать в этом доме на полу. Идём… – Хань вытолкал Чонина в коридор и затащил в спальню с пресловутой софой. Та напоминала большой квадрат, где вполне могли поместиться пять Ханей или четыре Чонина. – Вот, видишь? Никаких неудобств. Одеяло выдам отдельное, одного на двоих точно не хватит.
Чонин закусил губу, разглядывая место для сна. Он явно сомневался и, скорее, склонялся всё же к варианту с креслом. Хань же не понимал, чего он так упирался.
– Ты храпишь во сне?
– Н-нет…
– Страдаешь лунатизмом?
– Вроде бы нет.
– Тогда чего ты тут носом крутишь?
– Ну… – Чонин нахмурился и отвёл глаза. – Я сплю беспокойно. Вдруг зашибу ненароком?
– Расслабься, – посоветовал ему Хань и легонько пихнул локтем в бок. – Я тоже сплю не особо тихо и мирно, но софа как аэродром, сам видишь, до утра доживём точно. Душевая вон там. Сейчас принесу тебе полотенце.
Пока Хань искал полотенце, размышлял о странностях. Чонин искрил весельем весь вечер, но мгновенно растерял задор, когда дело дошло до ночёвки. Ханю уже казалось, что Чонин его опасался. Но почему? Чонин явно не относился к тому типу смазливых мальчиков или эффектных красавцев, что могли вдохновить кого-нибудь на сексуальные подвиги – особенно на юге Франции, где это давно уже не экзотика, а требования к красавцам, соответственно, весьма высокие. Это вообще-то Ханю следовало опасаться, коль уж на то пошло, но странно вёл себя всё-таки именно Чонин.
Он пробормотал что-то в благодарность с отчётливым испанским акцентом, когда Хань сунул ему в руки пушистое полотенце, и захлопнул дверь у Ханя перед носом.
– Тебе помочь?
– Спасибо, сам справлюсь, – донеслось из-за двери.
Хань пожал плечами, огляделся и наткнулся на рубашку Чонина. Наверное, стоило её постирать. На тёмной ткани пятен не различить, но вряд ли рубашка свежая. Хань потрогал её и даже понюхал. Рубашка пахла Чонином, но Хань не сразу осознал это. Не сразу понял, что у Чонина есть свой особый запах, и что он в силах отличить этот запах от прочих. Смесь чего-то солёного, кожаного и раскалённого. Одновременно терпкий и естественный до лёгкости запах, и такой же горячий, как сам Чонин.
Когда Хань выбрался из душа, обнаружил Чонина, завернувшегося в одеяло по самые уши, на краю софы. Буквально – на краю. От замечаний Хань воздержался, дабы не нервировать Чонина. Предпочёл подождать, пока тот сам свалится на пол. Дождался. Стоило погасить свет, как раздался грохот. Хань включил свет и полюбовался на возню Чонина. Тот выпутался из одеяла, осторожно сел на край софы и покосился на Ханя.
– Я всё понимаю. Ты жуть какой стеснительный и трепетно оберегаешь личное пространство, но знаешь, тут уйма свободного места, поэтому не обязательно висеть на краю и постоянно греметь костями.
Чонин промолчал, завернулся в одеяло опять и вытянулся на софе. На пару сантиметров дальше от края, чем прежде. Хань обречённо вздохнул, решительно ухватился за одеяло Чонина и подтащил его поближе к центру софы. В ответ на возмущённый взгляд беспечно пожал плечами.
– Тут между нами целая Африка ещё поместится. И даже если ты спишь буйно, то я не хрустальный, знаешь ли.
Чонин сердито отвернулся и натянул одеяло на голову. Хань снова выключил свет, улёгся на своей половине софы и смежил веки. За спиной тихо лежал Чонин. Хань не ощущал тепла его тела, но это тепло навязчиво мерещилось. Впервые Ханю чужое присутствие казалось настолько осязаемым.
◄●►
Хань сонно жмурился и улыбался под тихий плеск волн под полом и за окном. Обычно по утрам ему было немного зябко в домике на сваях, но это утро не походило на другие. Он нежился в тепле и прижимал к животу что-то горячее и пушистое. Спросонья запустил пальцы в… мех? Непослушные, но приятные на ощупь густые пряди.
Минуточку!
Хань кое-как приподнялся на локтях и широко распахнул заспанные глаза. Он лежал посреди софы, а поперёк устроился его блистающий прогулами студент. Ким Чонин, похоже, вообразил Ханя подушкой, обхватил руками и прижался щекой к животу, где задралась футболка. От горячей щеки Чонина по телу Ханя волнами расходилось тепло. Хуже того, выданная Ханем футболка болталась у Чонина на шее, словно он во сне пытался снять её. Собственно, из одежды на Чонине только эта футболка и осталась. И одеяло, обвившееся вокруг узких бёдер.
Чонин спокойно себе спал и выглядел непривычно умиротворённым. Печать безмятежности на его лице разгладила черты и немного – совсем капельку – их смягчила.
Хань растерянно провёл пальцами по тёмным волосам раз, другой и тогда лишь отдёрнул руку. Он посмотрел на часы и пробормотал:
– Ещё полчасика, так и быть…
Будить Чонина ему не хотелось. Он попытался как-нибудь натянуть футболку на соню, но не преуспел. Получилось только вовсе её снять. Чонин довольно вздохнул, что-то пробормотал по-испански, повозился, сдвинул голову к груди Ханя, крепче обхватил руками и продолжил смотреть сны.
Хань зажмурился от приятного ощущения, когда тёмные волосы пощекотали его кожу. Немного странно, конечно, лежать в одной кровати с парнем, который весьма условно тянул на ребёнка. Если не врать самому себе, то на ребёнка Чонин вообще никак не тянул. Вон какой здоровый конь. И тяжёлый, гад, несмотря на свою худобу. Ещё и «слегка одетый» в одно лишь одеяло.
Хань провалялся полчаса, потом всё же кое-как выбрался из-под Чонина и осмотрел безобразие на софе. «Безобразие» раскинулось в позе морской звезды, почуяв свободу, и тихо сопело. Хань обречённо вздохнул и накрыл «безобразие» вторым одеялом. Спохватился и сцапал будильник за секунду до звонка, перевёл на десять, завёл и поставил обратно.
Ладно, пускай спит. Чонин всё равно сказал накануне, что не собирался идти в колледж. Конечно, это не повод позволять ему спать до десяти и оставлять в своём доме, но и выгонять с утра пораньше тоже не дело. Тем более, их отношения выходили за рамки обычных. В колледже их беседы постоянно сворачивали куда-то не туда, а вне колледжа либо Чонин ходил хвостом за Ханем, либо Хань подбирал его в странных местах. И, наверное, только Хань знал, что Чонин иногда танцует в спортзале по вечерам.
Слишком много секретов и вопросов без ответов.
Хань быстро собрался, выпил кофе и черкнул записку Чонину. Написал, что тот может либо остаться до возвращения Ханя, либо уйти раньше – пусть только дверь плотно закроет, а там уже сработает защёлкивающийся замок.
После первых двух занятий Хань отправился на встречу с мадам Шарли – она непременно желала его видеть и узнать результат проделанной работы по курированию группы.
– Кстати, вы уточнили момент с оплатой обучения Ким Чонина?
– Простите? Разве средства поступают не с именного счёта?
– К сожалению, нет. А с этого года у нас вступили в силу изменения, внесённые спонсорами и учредителями. Необходимо выяснить, кто оплачивает обучение, и указать ответственное лицо вот в этой форме… – Мадам Шарли поискала в папке нужный бланк и вручила Ханю. – С другими студентами в вашей группе всё ясно, один Ким Чонин остался тёмной лошадкой. Попробуйте связаться с его родственниками или с ним самим. Кто-то же должен знать такие детали. Не берутся же деньги из воздуха, а это ведь довольно крупные суммы. Кроме того, Чонин от нашего колледжа посещает некоторые занятия в Национальной высшей школе танца, а это тоже оплачивается, пусть и отдельно.
– Мадам Шарли, – немного неуверенно начал Хань, сунув форму в свой портфель, – скажите мне вот что… Если Чонин всерьёз увлечён танцами и способен продемонстрировать профессиональный уровень… почему бы вам не зачислить его на танцевальное направление в виде исключения?
– Одна уступка повлечёт за собой волну похожих и часто неоправданных. Это как прецедент, если вы понимаете, о чём я. – Мадам Шарли сплела тонкие пальцы и нахмурилась. – Если было раз, значит, можно и повторять. И многие станут этого требовать, имея куда меньше оснований. Это во-первых. Во-вторых, Ким Чонину мы и так предоставили куда больше привилегий, чем прочим. В-третьих, этот мальчик слишком беспечен и совершенно не заботится о себе, работает и занимается на износ. Вы понимаете? Восточный менталитет. Если у вас там в Китае кто-то мог бы взять на себя такую ответственность, то здесь, у нас, никто на это не пойдёт. Каждый человек обязан сам нести за себя ответственность. Если Чонин научится правильно распределять нагрузки и следить за своим здоровьем с учётом всех его травм, его с радостью заберут даже в Национальный балет Марселя. Но пока он этого не сделает, ему придётся учиться в рамках системы, которая защищает его от самого себя.
В три Хань вернулся домой, но Чонина там не застал. Только у двери на крючке висела позабытая рубашка. В спальне софу аккуратно застелили и сложили стопкой футболку и лёгкие брюки. Сверху белел клочок бумаги.
«Спасибо, Сяо Лу». В конце притулились криво намалёванное сердечко и щенок. Почему-то эти рисунки жутко Ханя развеселили, ибо ну никак они у него не вязались с обликом Чонина. Взгляд Чонина обычно здорово смахивал на рентген, а это в строго противоположной стороне от милых сердечек и щенков.
Хань вызвонил японца из своей группы – тот выполнял функцию центрового для всех прочих, даже Чонин ему названивал, если хотел узнать расписание. Японец прислал Ханю сообщение с номером телефона Чонина. Хань пытался дозвониться полчаса, не выдержал, написал сообщение с вопросом по поводу оплаты и предупреждением, что зайдёт к родне. Переодевшись, Хань прихватил блокнот, ручку, сунул в карман карту и немного наличных, после чего отправился в северную часть города, где проживали родственники Чонина.
Нужную квартиру Хань отыскал довольно легко, поколебался у двери, но всё же позвонил. Дверь ему открыла дама среднего возраста и столь же средней внешности. Она никак не могла вникнуть в проблему, и лишь после долгих и нудных пояснений сообразила, что Хань – преподаватель и пришёл из-за Чонина.
– Господи, что он на этот раз натворил? – Дамочка побелела и принялась обмахиваться журналом, оказавшимся под рукой.
– Я пришёл к вам, чтобы узнать, кто оплачивает его обучение.
– Ну ещё бы… Вы мне зубы не заговаривайте, лучше сразу скажите…
– Что тут такое? – На Ханя с подозрением уставился немолодой мужчина не менее средней внешности, чем дамочка. Наверное, только с работы.
– Здравствуйте, меня зовут Лу, я преподаю у вашего…
– Только не говорите, что этот мерзавец опять что-то натворил!
– Опять? Он вполне себе умный и воспитанный молодой человек, – не выдержал уже Хань.
– Ага, воспитанный на рожу, а потом как в зад всунет, перевернёт и натянет, – зло выплюнул сквозь зубы мужчина. – Какого чёрта? Опять ему нужно переезжать? Кого на этот раз он трахнул? Вас, что ли?
Хань открыл рот и закрыл, потому что дар речи куда-то подевался с концами. В голове вообще не укладывалось, что эти люди – родня Чонина. И дело не в том, что именно они говорили о Чонине, а в том, как они это говорили. И Ханя душила бессильная ярость.
– Эк его прихватило… Стакан воды принеси, что ли.
Дамочка метнулась за водой, вручила стакан Ханю и подождала, пока он выпьет половину.
– Это не первый раз уже. В Мексике его обвиняли в изнасиловании преподавателя. Ему было пятнадцать. К счастью, преподаватель не стал поднимать шум, и всё замяли. На Кубе история повторилась с учителем танцев из Флориды. Хотя там обошлось без насилия, кажется. Дело опять же замяли. И тут вы теперь…
– Погодите, я вовсе не… – попытался исправить возникшее недоразумение Хань.
– Да наплевать! – вмешался мужчина, эмоционально размахивая руками. – Пускай снова переезжает, но уже сам. И я больше не собираюсь это терпеть – сразу в суд, пусть с ним разбираются! А вы ступайте, ступайте…
Ханя стали выталкивать из квартиры. Как раз в эту секунду на этаже остановился лифт, и створки разошлись, явив всем присутствующим Чонина.
– Ты! А ну убирайся отсюда! – завопил тут же мужчина, тыча в сторону Чонина пальцем.
Тот вышел из лифта и что-то коротко бросил по-корейски, потом перевёл взгляд на Ханя. Пока дамочка и помятый мужчина орали уже по-корейски, Хань и Чонин просто смотрели друг на друга и молчали. Потом Чонина попытались оттолкнуть к лифту, и он вновь сказал что-то короткое и резкое, и чуть не поплатился за это – Хань успел в последний миг поймать чужое запястье и удержать за руку, дабы Чонину не расквасили нос.
Крики становились всё громче и, вероятно, бессмысленнее. Чонин слегка оттолкнул от себя возбуждённых родственников, вздохнул и двинулся к лестнице.
Несколько шокированный всем произошедшим и пока ещё не представляющий, что ему думать, Хань последовал за Чонином. Догнал только этаже на третьем и тронул ладонью за плечо.
Чонин обернулся, смерил его непроницаемым взглядом.
– Что? Разве тебе не всё рассказали?
– А ты пришёл, чтобы перехватить меня и не позволить с ними встретиться?
– Нет. – Чонин помолчал и тихо добавил: – Не совсем.
– То есть, всё, что они сказали…
Чонин выразительно вскинул брови. Дескать, думай сам.
– Вообще-то я пришёл, чтобы узнать имя человека, оплачивающего твою учёбу. Оно требуется для документов нового образца. И только. Информацией о твоей личной жизни меня обременили.
