Текст книги "Ульфхеднар (СИ)"

Автор книги: Ie-rey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Отчего же воеводе Каю втемяшилось брать с собой Сэхунна? Из-за слов раганы? Но ведьмы же всякие бывают, у них ум ясный временами, а порой такую околесицу несут – ничего не разберёшь.

В баню вломился медведем Турин Старый и рёвом выгнал всех на рассветный холодок – и обтереться не дал. Голые и мокрые, все скучковались на песке, поджимая пальцы на босых ногах. Кто так стоял, кто прикрыться пытался, а кто отпускал шуточки сальные. И Сороку Сэхунн приметил меж ними.

Сам Сэхунн прикрыться не пробовал даже – много там одной рукой прикроешь, когда вторая плетью безжизненной висит?

– А меч есть куда привязывать, – конями заржали юнаки вокруг Сороки, тыча пальцами в сторону Сэхунна. – Знатный сучок. К такому меч привяжи – одним взмахом десяток и уложишь.

Сэхунн прямо чуял, как на скулах у него розовые пятна загораются и расплываются безобразно по щекам от неловкости.

– Вот вся сила туда и ушла, – буркнул Сорока.

– Зато ум остался где надо, – прогудел Турин и жестом велел детским раздать вычерненные рубахи да портки. – Вздевайте вот. Босыми пойдёте. Палки и рогулины на месте дадут.

Гинтас скорее всех влез в одёжу и принялся помогать Сэхунну, что дольше прочих копался одной рукой. После они затопали босыми пятками за Турином следом.

Турин вывел их к берегу реки, свернул направо, к востоку, да повёл прибрежной тропой аж за стены крепости. Сквозь кусты погонял без жалости, по росе пустил колко-холодной и звеняще-чистой, а когда солнце рассветным подолом вызолотило всё вокруг и располосовало бледными тенями, Турин вывел их к поросшей густой травкой лужайке. В тени у деревьев там сидели и лежали венды из хирда воеводы, облачённые в такие же смурные тряпки, а поодаль кучей свалили деревянное оружие рядом с забелённой бочкой.

– Разлеглись, – фыркнул в усы Турин и метнул на воинов грозный взгляд – те тут же с травки вскочили и посунулись к оружию. Один выдавал оружие в руки, а другой шуровал ударными концами в бочке, откуда деревянные поделки изникали уже изгвазданными в белом.

Юнаки и воины-чужаки мялись сначала в сторонке, а потом стали по одному подходить – получали оружие и озирались на Турина. Турин живо жестами указал, чтобы проходящие испытание кучковались на западной половине лужайки, а проверяющие воины – на восточной.

Гинтас урвал рогатину, Гард ухватил щит и короткий меч, а Сэхунну досталась дубинка, похожая на ту, что он у Гинтаса видел, только дубинку эту камнями не укрепили.

– Мачуга, – подсказал Гинтас и показал, как держать лучше, но вышло так себе. Мачуга признавала и одну руку, но добрые удары выходили, ежели двумя руками крепко держать, а двумя руками Сэхунн не мог.

– Ничего, – утешил Сэхунна Гард, – зато выбить эту палку у тебя сложнее будет, чем меч.

Разбор оружия кончился, и Турин степенно вышагнул на середину лужайки, ухватился руками за воинский пояс и оглядел два «войска».

– Уговоров нет, – прогудел он. – Биться можно всем со всеми. Но они, – Турин указал на воинов воеводы, – будут бить только молодняк. Молодняк может бить их, а может бить друг друга. Только когда я скажу, тогда валка кончится. До тех пор все должны биться. Если кто биться перестанет, можно топать обратно – через лето встретимся опять. Или не встретимся. Начинайте!

Турин отошёл в тенёк к деревьям и лагодно развалился на травке, подперев голову рукой.

– Бой! – заорали на восточной стороне и накинулись на бестолково толпящихся юнаков волчьей стаей. На рубахах у впереди стоящих забелели широкие полосы.

Гард слегка пихнул Сэхунна и умело выставил щит, прикрыв от удара деревянным мечом, а Гинтас ловко зашуровал рогатиной, удерживая всех нападающих на расстоянии.

Выдохнув, Сэхунн крепче уцепился за дубинку и ткнул ею не в меру ретивого Сороку. На рубахе Сороки осталось белое пятно пониже груди. Сорока и опомниться не успел, как на него насел ловкий и шустрый Гинтас: оружие выбил да рогатиной подсёк ноги – Сорока и покатился кубарем по травке. Вмиг обезоруженного Сороку цапнули за загривок и отволокли к краю лужайки, чтоб не мешал. Эту зиму встречать в хирде воеводы Кая ему не приходилось уж.

В бою Сэхунн был не один раз, так что быстро приноровился: закрывал Гарду левый бок, а на правом с рогатиной плясал Гинтас. Сэхунн ещё и зорко оглядывал безобразие, творившееся на лужайке, и окликами предупреждал, если кто вдруг думал на них в атаку идти. Дальше вот пошло тяжелее: Сэхунн взмок весь, смаргивал пот, заливавший глаза, да и перекинуть дубинку в другую руку не мог, а на лужайке и впрямь началась валка, когда уж и не разобрать было, кто и на кого вздумал напасть.

Гард вскинул щит резко, едва не разбив Сэхунну лоб, зато стрела с круглой печаткой вместо острия в щит и тюкнула.

– Слева, – подсказал хрипло Сэхунн Гинтасу.

Стрелок торчал от них далече, потому пришлось двигаться гуськом – впереди шёл Гард, за ним Сэхунн, а спины им прикрывал Гинтас. На них ещё и нападали с разных сторон, а раза два чужие стрелы угодили в нападавших по счастью, хотя стрелок явно метил то в Гинтаса, то в Сэхунна.

– Вот троллий выкормыш, – ругнулся Гард, когда новая стрела свистнула над левым плечом и чуть забелила рукав.

Стрелял по ним юнак, что тёрся допредь рядом с Сорокой. Небось, за друга мстил да был половчее. И Сэхунн добрался до паскуды скорее прочих. Увернулся от стрелы, по луку ударил, переломив, да огладил юнака по спине толстым концом дубины, пометив во всю рубаху широченной полосой.

Будто из воздуха изникший подле Сэхунна Гинтас сверкнул улыбкой и довольно выдал:

– Не жилец.

Гинтас ещё и пальцем ткнул Сэхунну за спину, чтоб обернулся вовремя да дубину под меч деревянный подставил. Сэхунн подставил и моргнул, углядев на краю лужайки в кустах волчью морду. Пялился на волка, пока тот облизывался и вновь исчезал в густой зелени. Так пялился, что чуть мечом по башке не схлопотал – Гард устерёг и отпихнул в сторонку, докончив с противником сам.

– Рано отдыхать, Однорукий, шевелись!

Сэхунн встряхнулся и удобнее перехватил дубинку, да напрасно.

– Сто-о-ой! – раскатилось над лужайкой гулко.

Это Турин уж с травки поднялся и подбоченился, оглядывая всех, кто ещё стоял и держал деревянное оружие. К чести, стояло их немало, правда, не все были чёрными и чистыми. – Замри на месте! Не отряхиваться!

Турин начал с Сэхунна: подошёл и принялся осматривать одёжу, выискивая даже крошечные белые пятнышки. С левой стороны одёжа на Сэхунне осталась тёмной, а вот с правой плечо запятнало, да короткая полоска осталась на правой ноге – на ладонь выше колена. Было бы больше, если б не Гард, что щитом справа прикрывал. Тот щит сейчас забелило густо-густо.

Турин смолчал, оглядел Гарда с белой подпалиной на плече от стрелы, потом за Гинтаса взялся. Гинтас даже повертелся, показывая, что чистенький. Турин жестом велел им отойти к кустам, под дерево, и направился дальше.

Так скоро их под деревом набралось немногим меньше двух десятков. Турин окинул их взглядом и погнал обратно в крепость босыми, но уже по травке сухой и ласковой.

Гинтас в пути жестами показал, что, наверное, и пройдёт всего десяток, вряд ли больше, а Гард кивнул согласно – хирд у воеводы был хороший, там и без прибытка хоть сейчас в Море Мрака во весь парус. Сэхунн же молча надеялся, что в десяток счастливцев угодит как-нибудь.

Валка выглядела забавой в сравнении с лесной погоней, но Сэхунн уже устал, да и рука увечная разнылась. Ещё и одёжа липла к телу вместе с пылью – хотелось в тёплую воду, а после – поваляться и голод придушить, но куда уж…

В крепости за них снова взялись и Сэхунна от Гинтаса и Гарда отбили. У тех двоих волос был долгий: косицы Гинтаса спадали до середины спины, а у Гарда – до плеч волосы. Сэхунн же ходил коротковолосым, хоть и таким же рыжим, как Гард, – плести ему было нечего. Детский вручил Сэхунну головную повязку из плотной кожи со шнурками и тонюсенькими ремешками, а Турин велел утром надеть эту повязку и беречь, чтобы ни шнурка, ни ремешка с неё Сэхунн не потерял.

К вечеру за столом уселись Гард и Гинтас – волосы им заплели ровненько, а они жаловались, что спать теперь неудобно будет, ведь ни одна прядка из косиц выбиться не должна.

Сэхунн душил неловкость – прошедшие испытание сидели в стороне от тех, кто не смог. Сорока и юнаки вокруг него сверлили их сердитыми взглядами так, что кусок в горло не лез. Ещё и воевода Кай пускал волну мурашек Сэхунну за шиворот каждым взглядом – Сэхунн эти взгляды кожей чуял. Сначала озноб в мгновение ока – вдоль спины как продерёт, а потом жаром кровь вскипала в жилах. У Сэхунна аж кончики пальцев покалывало на немощной руке.

Ну и только стоило Сэхунну улечься на ночь, как по нему принялся топтаться наглый волчище. Топтался долго, придирчиво шкуры перенюхивал, фыркал, забирался к Сэхунну, щекотал кожу пушистым боком, ноги хвостом охаживал, вертелся, неуёмный. Наконец волк умостился так, как ему хотелось: уложил голову Сэхунну на грудь, вздохнул шумно. Сэхунн неловко погладил его левой рукой, с ушами поиграл, тогда волк и притих.

Ночью снилось Сэхунну озеро в огромной пещере. В озере сквозь слой чистейшей воды виднелся огромный смарагд, а с берега в воду убегала змеёй толстенная цепь. Конец цепи выглядел так, будто его оборвали, хотя Сэхунн не представлял себе тварь, которой на то силы хватило бы. Даже Тор своим чудесным молотом эту цепь не одолел бы.

Хриплый звук рожка прогнал озеро вместе с цепью и смарагдом, а вместо волка подсунул Сэхунну снова гладкое и горячее. Во сне Кай взобрался на Сэхунна и теперь вжимался бёдрами, а носом посунулся Сэхунну в подмышку. После зова рожка Кай зевнул и потянулся. И Сэхунн млел весь под тяжестью гибкого тела, упивался напряжением коротким в мышцах. И после млел снова, покуда Кай растекался по нему и тёрся кончиком носа о грудь. Истома вмиг сошла на нет, когда Кай устремил Сэхунну в лицо тяжёлый взгляд.

– И сегодня пойдёшь?

– Пойду, – облизнув пересохшие губы, отозвался Сэхунн тихо, но твёрдо.

– Упрямый, – подвёл черту Кай, и Сэхунн не разобрал, то ли довольство было в низком голосе, то ли осуждение. И не до того стало под натиском губ.

Целовал Кай властно и жадно, как будто изголодался вусмерть за эти дни. Убивал поцелуем, забирая и дыхание Сэхунна, и бешеный стук в груди, и спутавшиеся в ком чувства. Сэхунн и явь потерял, позабыв обо всём на свете, – ловил во рту быстрый язык, задевал собственным и умирал от этих коротких соприкосновений и того скорее. А потом и вовсе не дышал, покуда Кай винился за первый нетерпеливый поцелуй вторым – ласковым, мучительно-медленным, до слёз нежным.

– Милости не жди, – слегка задыхаясь, предупредил Кай за мгновение до того, как изникнуть в тенях.

– Не буду, – проронил уже в пустоту Сэхунн, переводя дух и пытаясь унять гудящий в крови огонь. Телу хотелось нестерпимо льнуть к медово-смуглому и жаркому, так хотелось, что даже больно было. Сэхунн кутался в шкуры, ещё хранившие на себе тепло и запах Кая, и гадал: то ли свои боги его разума лишили в наказание за побег на чужбину, то ли чужие боги так мучили его, желая изгнать из своих владений поскорее.

Болтали старцы ведающие, что воинская удача передаётся в близости: коснись плаща или меча славного воина – отхватишь и себе кусочек славы, а жёны брали удачу, прильнув к телу воина. От удачи воеводы Кая Сэхунн не отказался бы, но… Сэхунну вдруг пришло на ум, что Кай сам решил удачей поделиться своей накануне лесной погони.

Уткнувшись в ворох шкур, Сэхунн зажмурился. Хотелось бы испытать стыд, но не получалось. Поцелуи Кая блазнились Сэхунну такими правильными и нужными, что стыд за них казался грехом.

В полном смятении Сэхунн явился пред очи Турина вместе с остальными – сонными и зевающими. Турин велел одёжу скинуть и стоять смирно, а детские забегали вокруг с лоханками, источавшими сырой запах мягкой глины. Утренняя свежесть обращала размазанную по нагому телу глину в ледяной доспех, и Сэхунн стоял расслабленно, чтоб не трястись от холода.

После они бежали друг за другом под присмотром Турина, что зычными окриками указывал им путь. На сей раз бежали на запад, чтобы отвернуть к югу – прочь от реки и дубрав. А скоро телу, согретому бегом, стало хорошо да ладно.

Сэхунн думал, что будет так же, как было накануне, да ошибся. Турин гонял их до самого полудня и не трудился выбирать дорогу поровнее: заставлял в овраги сворачивать, по кочкам носиться, через болотце повёл. В общем, измывался как мог, будто решив замотать вусмерть.

А потом они бежали по полю – по стерне. На пятачке там селяне дожинали жито. Юнаки серпы побросали и горящими глазами смотрели на них, позабыв в поклонах согнуться. Огребли по подзатыльнику каждый от старейшины. Сэхунн оглянулся потом – селяне так и стояли, склонившись, покуда их не заслонили стволы деревьев.

Турин-мучитель бежал так, словно седины в бороде у него отродясь не ночевало. Ещё и покрикивал на непутёвых. Сэхунн только диву давался, потому что сам дышал с хрипом. Покосился на Гинтаса – вот уж кому было в радость носиться всюду и улыбаться во всю рожу на ходу. А вот Гард выглядел не лучше Сэхунна, как и прочие северяне. Да уж, бежать по лесу – это не на корабле грести.

Так Турин пригнал их в бор и построил в ряд.

Под ногами тёплую землю укрывал ковёр из сосновых иголок, а сверху пробивались лучики света. Пока все дух переводили, Турин проверял волосы и повязки. Довольно кивнув после, Турин объяснил, что вот прямо отсюда каждый может бежать куда хочет, но не на север – возвращаться к крепости нельзя.

– А когда возвращаться можно? – хмуро спросил Гард.

– Для каждого своё условие. Не бойся, не потеряешься. Вам довольно никому не попадаться, добыть оружие и всё одолеть, что на пути встретите. А как оно у каждого выйдет, то только богам и ведомо. – Турин снял с пояса рожок и показал им. – Как дам знак – бегите и не оглядывайтесь. Всё ясно?

Сэхунн стиснул кулак: бежать по незнакомому лесу голым и без оружия и не знать, что впереди ждёт… Даже Один попроще выбирал себе воинов для грядущих сражений. Ну да коль сам полез, что уж теперь жаловаться?

Турин прогудел в рожок, казалось, на весь лес, и все кинулись кто куда, едва не затоптав друг друга. Сэхунн разминулся с Гинтасом и рванул на восток. Усыпанный иголками сосен песок мягко толкал в пятки, а Сэхунн про себя на все слова бесчестил вендов – столько бегать ему ещё не приходилось. Только дух перевёл – снова беги. Беги да беги. Да сколько ж можно?

Так Сэхунн и нёсся по бору, пока не уразумел, что бегом бежать ему никто не говорил. Сказали, что попадаться нельзя, всё на пути одолеть да оружие добыть. А чтобы никому не попасться, надо тихонько идти и в засаду не угодить.

В лощине Сэхунн по журчанию нашёл ручеек, попил немного и огляделся. Солнце стояло ещё высоко, а ветер дул с востока, поэтому идти и дальше на восток можно было смело. Это хотя бы давало преимущество в случае, если впереди есть засады. Сэхунн не знал, как проводили это испытание доподлинно, потому и думал о нём как об облаве.

Наверняка венды конными разъехались из крепости, обогнали пеший отряд и взяли лес в клещи, чтобы мышь не проскочила. Значит, где-то впереди Сэхунна ждал кто-то из опытных воинов.

Сэхунн и сам уже был воином, но однорукому в поединке с вендом из хирда Кая не выстоять. Льсти себе или не льсти, но времени прошло не так много, и Сэхунн не привык ещё к своему увечью настолько, дабы извлекать из него выгоду. Он до сих пор ума приложить не мог, как ему устроить покалеченную руку, чтобы она хоть при ходьбе не мешала.

Вот потому-то поединок Сэхунн сразу отмёл в сторону – толку не будет. Значит, чтобы оружие добыть, ему придётся обмануть венда и перехитрить. Добыть меч не в поединке, а украсть. Тоже то ещё испытание: как украсть меч у венда, если тот вряд ли оставит оружие на травке.

Помучившись думами, Сэхунн решил двигаться дальше, а способ кражи придумывать уже тогда, когда будет то, что можно украсть.

Пошастав по лесу, Сэхунн вляпался в болото. Тихо ругался, проваливаясь по колено в трясину и вскарабкиваясь на ненадёжные кочки. Коварство вендской земли сердило люто – откуда болото, если недавно ельник был и снова бор? Правда, болото одарило Сэхунна после приветливой лужайкой с ягодами. Для ягод было уже не время, потому они, поздние, выглядели переспелыми и едва не лопающимися от сока. Что за ягоды, Сэхунн не представлял, но видел такие на столе уже не раз, значит, есть можно. Потянув в рот парочку и почуяв на языке сладость, Сэхунн принялся нетерпеливо обдирать ягодки и пихать в рот. Потом пялился глупо на перепачканную и липкую ладонь, а в болоте насмешливо хлюпала грязная жижа. Пришлось обтирать кое-как руку о траву и топать дальше.

Коня Сэхунн унюхал раньше, чем услышал и увидел. Подбирался ползком и глядел после на пологий склон. Коня прямо так и оставили, даже не привязали. Хотя как его привяжешь, если без упряжи? Полосатый конь мирно стоял, склонив голову к траве и охаживая себя хвостом по бокам. Того же, кто на коне приехал, Сэхунн взглядом не находил. Если на коне вообще кто-то приехал – сбруи же нет.

Поразмыслив, Сэхунн решил, что коня украсть тоже можно, после попробовал правой рукой шевельнуть и покачал головой. Нет. На коне без сбруи однорукому Сэхунну делать было нечего.

Сэхунн осторожно приподнялся, упираясь в землю коленями и левой рукой, но тут же плюхнулся животом на травку, потому что на спину ему свалилось что-то. Кто-то. Покуда Сэхунн пытался угадать, кто это, ему обожгли горячим дыханием ухо и пихнули в спину. И тут же тяжесть со спины пропала.

Сэхунн перевернулся на спину, обшарил взглядом ближайшие кусты, вскинулся и, крадучись, к кустам ближе подобрался, чтобы поглядеть, не схоронился ли кто в зелени. В зелени нашёл только кузнечика и принялся высматривать того, кто его потревожил, меж деревьев. Чтобы лучше было видно, Сэхунн в кусты влез сам, пригнулся пониже, чтобы спрятаться от чужого глаза, и насторожился. Зато потом выпрямился с постыдной скоростью, прижав ладонь к заднице. Стремительно обернулся и разъярённо уставился на волка – тот передними лапами припал к земле и смотрел хитрющими, как у лисицы, глазами. Ещё и язык вывалил из пасти, отчего казалось, будто волк довольно ухмылялся.

Ещё б ему не ухмыляться, если он Сэхунна за зад цапнул. Вот просто взял и хватанул – зубами. И больно.

– Шкура ты, – обиженно рыкнул Сэхунн на волка и извернулся, дабы оценить причинённый вред. Волк хватанул его не зло – мясо не вырвал, но вот следы от волчьих зубов обещали остаться на сэхунновой заднице навсегда.

Успокоенный немного Сэхунн вновь глянул на волка – тот нагло катался по траве, полностью довольный собой. Небось, его-то уж не смущало, что Сэхунн после будет растолковывать всем, как задницу не уберёг от звериных зубов. Срамота.

Волк игривым щенком вскочил на все четыре, встряхнулся и молнией на Сэхунна налетел, сбив с ног. Придавливал потом крепкими лапами к земле, шумно обнюхивал и мокрым носом по шее возил. Загрызть Сэхунна ему ничего не стоило – клыки у самого горла, но волк не грыз, горло не рвал, а игрался как будто. Спрыгнул с Сэхунна, обежал по кругу и снова накинулся, чтобы через миг удрать и побежать по кругу в другую сторону.

– Совсем сдурел… – проворчал Сэхунн и стал подниматься.

Ага.

Пялился в тот же миг на небо, покуда волк по нему топтался.

В четвёртый раз Сэхунн от души выругался и попробовал ухватить волка за шкирку левой рукой. Волк в руки не давался, уворачивался, отпрыгивал и снова накидывался – ему явно нравилась эта игра всё больше и больше.

Обессиленный Сэхунн скоро махнул на это рукой и остался лежать в травке. Раскинулся на спине, подставив лицо солнышку и ухом не ведя на бегающего вокруг волка.

Волк пихнул его лапой раз, другой, потом сторожко подошёл и уши прижал, ткнулся носом в бок и едва слышно заскулил.

– Дитё малое, – буркнул Сэхунн и прикрыл глаза. Волк улёгся рядом, хозяйски возложив лапу Сэхунну на грудь, облизнулся. Так и лежал, покуда Сэхунн не решил снова подняться. Больше волк с ног Сэхунна не сбивал, просто шёл следом и останавливался всякий раз, как останавливался Сэхунн.

Солнце неуклонно ползло к западу, а Сэхунн так на засаду и не напоролся. Зато вот задница слева сначала саднила, а теперь уж горела. Сэхунн изгибался по-всякому, чтобы осмотреть следы от волчьих зубов – выглядело всё обычно, но под кожей там жгло и плавило.

У лесного озерца Сэхунн надрал листьев, обмакнул их в прохладную воду и прижал к укусу. Потом блаженно жмурился от желанной прохлады поверх пылающей кожи.

Волк сидел поодаль и смотрел с осуждением.

– Морда кусачая, – не сдержался Сэхунн и приложил к полыхающей заднице свежие влажные листья. Волк шумно обфыркал его, вскочил с места, с гордым видом отвернулся и степенно направился к кустам. Так в кустах и изник.

К сумеркам Сэхунн уже не раз пожалел, что волк ушёл, – вместе было веселее. А так Сэхунн плёлся один устало и теперь уж сам хотел хоть на кого-нибудь напороться, чтобы не шастать по лесу всю ночь.

В небе догорал закат, когда Сэхунн вывалился прямёхонько к озёрному берегу. На сей раз озеро оказалось огромным – водная гладь стелилась до самого небосклона. Сэхунн вздохнул и отвернул к югу, ведь на север идти запретили. Вот только он и шагу ступить не успел, как за спиной негромко свистнули.

Сэхунн заученно пригнулся и тут же отпрыгнул в сторону. Если б из лука били, стрелы в спину он избежал бы. Только отпрыгнув, обернулся.

Кай торчал на склонившемся к воде дереве: спиной к стволу прислонился, а ногой в толстую ветку упёрся. В руке держал меч такой же, что Сэхунн у раганы взял, но без диска, – с простой рукоятью, оплетённой ремешками.

Каю уж точно хорошо было в штанах из тонко выделанной кожи да в рубахе с отпоротыми рукавами, расходившейся на груди. Он ловко соскочил на поросший травой берег, удерживая меч в левой руке. Насмешливо выгнул смоляную бровь, будто спрашивал беззвучно, что ж теперь Сэхунн делать собирается. А Сэхунну на ум шли только слова Гарда: «Труба».

Однорукому в поединке с любым вендом из хирда воеводы победа могла только сниться. Ну а уж коль сам Кай на пути попался…

Труба.

– А волком посмеяться надо мной решил? – обиженно спросил Сэхунн – где только дерзость такую взял.

– Не хотел, чтобы ты с кем-то другим столкнулся, – пожал плечами Кай, – а то ты потом бы ещё плакался, что противник тебе достался слабый.

Сэхунн сердито поджал губы, уязвлённый намёком на своё упрямство. Но что плохого в этом, если он хотел честно добыть себе место за столом воеводы? А воевода-то вредный. Всё ему надо, чтоб по его воле было. Не погнушался даже за зад цапнуть, лишь бы отплатить Сэхунну за упрямство. Так, что ли?

– Я же говорил – милости не жди, коль сам напросился, – без улыбки уже напомнил Кай и в одно вращение запястьем очертил клинком сияющий полукруг. – Готов?

Готов Сэхунн не был. Голый, уставший и безоружный, он никак не ждал, что напорется именно на Кая, – какое «готов»? Если только к смерти.

Но его ответ Кай слушать не собирался – сорвался с места ветром. Сэхунн и знать не знал, каким чудом уворачивался от мягко сияющего в закатном зареве клинка. Кай безжалостно гонял его по берегу туда-сюда, а он кидался в разные стороны, чтобы под меч не угодить. И думать не думал, чтобы заполучить меч Кая – тут бы уцелеть вообще. И если Сэхунн уж точно был однорук, то у Кая, казалось, рук было сразу сто, не меньше.

Сэхунн ещё и за повязку клятую тревожился – Турин ведь сказал, что потерять нельзя ни ремешка. Вот и метался Сэхунн по берегу, то и дело в собственных конечностях путаясь. А как меч рассекал воздух в опасной близости от покусанной задницы, так Сэхунну казалось, будто в кожу на ягодице змея впивается.

В очередной раз откатываясь по траве, Сэхунн чуть на острый сучок не напоролся. Правое плечо сводило от боли, задница горела огнём, а на глазах закипали злые слёзы. Сэхунн, не глядя, с земли вскинулся и, не разгибаясь, медведем ринулся вперёд. Плечо правое, наверное, раскрошилось от удара. Ничего не понимающий Сэхунн ухватился левой рукой за преграду и, только вновь на землю свалившись, уразумел, что умудрился на Кая налететь.

Ошалело Сэхунн глазел на растянувшегося на травке Кая и воткнувшийся в землю меч. Ну а как дошло, что теперь оба без оружия, Сэхунн отпустил кулаки на волю. Один кулак, левый. Даже попал Каю в ухо. После всё перед глазами кувыркнулось, и уже Сэхунн прижимался спиной к земле, а Кай крепко держал его за шею. Сэхунн снова махнул кулаком, куда-то даже попал, рванулся изо всех сил, и земля под ним накренилась.

Под громкий всплеск Сэхунн ещё и вдох сделал, а после окунулся с головой в воду. Как его там из воды вытаскивали, Сэхунн не запомнил – кашлял и чихал, и дышать сызнова пытался.

Кай его ухватил крепко, выволок на берег, на травке оставил, да и сам сел рядом. Смотрел на выгорающее на западе небо, чуть вскинув голову, и молчал.

Сэхунн сам не понял, зачем ощупал здоровой рукой повязку на голове – уцелела. Да толку? Оружие не отнял, противника не уложил… Кое-как он приподнялся и тоже сел, после покосился на Кая. Всё же Сэхунн разбил ему губу – хоть какая-то радость. А в воду вместе окунулись, когда по склону скатились. У Кая с одёжи текло на траву, и с косиц – тоже.

– Всё, да? – упавшим голосом спросил Сэхунн, отдышавшись немного.

– Почему? – Кай с лёгким недоумением глянул искоса. – У тебя одна рука здоровая. Довольно и того, что пролить кровь ты смог.

– Но Турин ничего такого не говорил.

– Он и не должен был. Ты не один испытания проходишь. В какой хирд ты бы ни просился, ни один хёвдинг тебя против войска не выставит без правой руки. Глупо этого ждать. От тебя просто должна быть польза, вот и спрос с тебя другой.

– И от меня есть польза? – с сомнением спросил Сэхунн.

Кай подушечкой большого пальца потрогал лопнувшую нижнюю губу и с досадой фыркнул. Досаде той Сэхунн не поверил – Кай будто смеялся над ним. Эка невидаль – губу разбил. Тоже великое дело…

– Меня оцарапать никто не может, – поднявшись вдруг, обронил Кай. – Хватит кукситься уже.

Сэхунн с оторопью пялился вслед зашагавшему к деревьям Каю, ну а как сложил в уме последние слова, кинулся за Каем так, будто крылья за спиной выросли. В самом деле, неплохо звучало: «Дал ульфхеднару по роже и остался жив». И первое, и второе казалось чудом.

Кай привёл Сэхунна к полосатому коню, всё так же бродившему свободно по лесу. Под деревом нашёлся мешок, и Сэхунну в лицо полетели свёрнутые портки и рубаха. Покуда он влезал в одёжу, Кай возился с конской упряжью, что тоже в мешке отыскалась. Ну а после Сэхунн устраивал покусанный зад на конской спине, цепляясь левой рукой за пояс Кая.

Сидеть и ехать было неудобно, и Сэхунн невольно плотнее к Каю прижимался. Поначалу всё старался отодвинуться подальше, да только Кай сердито рыкнул:

– Не вертись. Просто держись крепко и не мешай коню.

Вот и сидел потом Сэхунн, влипнув в спину Кая. Пригрелся и разомлел чуть, хотя задницу всё равно пекло. А после Сэхунна и вовсе сморило. Привалившись к Каю, он то дремал, то из дрёмы выныривал. И даже ухом не повёл, когда вынырнул в очередной раз и понял, что его левую руку Кай накрыл своей, помогая удерживаться за пояс.

Как они в крепость вернулись, Сэхунн тоже плохо помнил. Кажется, Кай помог ему с коня слезть, а после Сэхунну принесли меч, снова одёжу отобрали да заперли в тёмной каморе. Хотелось пить, есть, родниковой воды на задницу и спать. Но в каморе Сэхунн ничего не нашёл, потому свернулся в уголке, обняв меч, и в сон провалился.

Сэхунн помнил, как просыпался иногда, но встать сил не было. И горело уже всё тело – жжение под кожей не проходило, перед глазами всё виднелось мутным, живот сводило от голода, но в то же время слегка подташнивало. Сэхунн просто лежал неподвижно, смотрел на дверь, очерченную светлыми полосками, а потом снова засыпал.

Он не знал, сколько прошло времени до мига, когда дверь широко распахнули, впустив в камору сноп света. Никто в камору не заглядывал и Сэхунна не звал, потому он сам поднимался – медленно и неуверенно. Пальцы на левой руке как сжимали рукоять меча, так и не разжались, и Сэхунн поволок меч за собой.

Выбравшись из каморы, жмурился от ярких солнечных лучей и терялся в солнечном море, каким блазнилось ему всё вокруг. Его вели куда-то, но ему было всё равно. Только в теньке он открыл глаза нормально и огляделся. Успел порадоваться, приметив рядом и Гарда, и Гинтаса, а после застыл под пристальным взглядом воеводы Кая.

Подле Кая топтался Турин и чего-то ждал.

– Девять, – негромко проронил Кай. – Похоже, что к удаче. Готовьте их.

Сэхунн не успел ни удивиться, ни испугаться, хотя надумал себе уж всякое, но успокоился, оказавшись в чане с тёплой водой. Бесстыдно млел, покуда его отмывали.

Правда, волчий укус не прошёл без следа за это время – Сэхунн мигом уразумел это, едва попытался сесть на скамейку в чане. Чуть из чана с воплем и не выскочил от острой боли. Украдкой потом ощупал ягодицу, но ничего страшного не нашёл, не считая маленьких углублений от волчьих зубов. Рана не вспухла, не загноилась, но болела невыносимо, стоило лишь легонько надавить.

После купания всем велели ждать, и они ждали, кутаясь в неподрубленное полотно. Сэхунн сначала стоял возле лавки, но затем кое-как умостился так, чтобы не тревожить болевшую ягодицу. Лениво отметил, как увели Гарда. Сам не понял, как задремал, но вскинулся, когда пришли за следующим.

К вечеру Сэхунн и отоспался, и ум прояснил достаточно, чтобы пошушукаться с Гинтасом. Гинтас напомнил о посвящении, но ума приложить не мог, куда и зачем уводили прочих. А потом и за Гинтасом пришли, тогда Сэхунн остался один.

Завернувшись в полотно, он расхаживал вдоль лавки и вслушивался в тишину ночную, спустившуюся на крепость. Есть и пить хотелось пуще прежнего, но еды и воды им так и не дали. Сэхунн тёр ворчащий живот ладонью и поражался, как живот ещё к спине не прилип от голода.

Сэхунн извёлся весь, но за ним таки пришли и вывели во двор. На небе как раз боком показалась луна – посвящение будто нарочно подгадали к полнолунию. Сэхунн ёжился от холодного ветра и шёл туда, куда вели. Узнал то самое бревно, на котором сидел Кай. Казалось, с того дня прошла вечность. Но в пристройку Сэхунна не повели, а свернули к реке. Сэхунн озирался в недоумении, осторожно ступал босыми ногами и спускался к шепчущим волнам. Потом его подтолкнули в спину, и он зашагал по поскрипывающим мосткам. Ну а как только Сэхунн оказался на палубе чёрной снекки, мостки убрали.

Сэхунн поёжился снова, поозирался и сунулся к навесу у кормы. Навес сложили из подогнанных друг к другу досок, а в щель под пологом пробивался слабый свет. Сэхунн не мудрствовал особо – просто рассудил, что спать под навесом всяко будет теплее, чем на палубе или под скамьёй.