Текст книги "Ульфхеднар (СИ)"

Автор книги: Ie-rey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

========== К Янтарному берегу ==========

Автору – слово

Небольшое предисловие, поскольку речь идёт об исторической эпохе, отмеченной набегами викингов.

Прежде всего хочу напомнить, что викинг – это профессия, только профессия и ничего больше. Викингом мог быть человек любой национальности и любого происхождения, прошедший отбор в хирд в виде физического, духовного и интеллектуального испытания (даже мавр или китаец – кого на север занесёт).

Хирд состоял из хирдманов – бойцов, прошедших испытания и признанных, посвящённых. Перед испытаниями более или менее подходящих кандидатов сначала брали в ученики и приставляли к опытным воинам, а потом они проходили отбор из трёх видов испытаний.

Во главе хирда стоял хёвдинг, вождь. Ну или дроттнинг – тоже вождь, только женщина. И такое случалось. Всякие страшные слова вроде “хёвдинг/дроттнинг/ярл/бонд” лепились ПОСЛЕ имени, как и разного рода прозвища.

Норэгр – Норвегия нынешняя.

Норсмадр/урмане – норвежцы.

Гардарики – славянские земли.

Альдейгьюборг – Ладога.

Янтарный берег – страны Прибалтики, но вообще имеется в виду устье Западной Двины.

Вена – Венд, Вина, Эридан – река Западная Двина, от неё же венды, северные венды, невры, люди-волки – племена на Вене, тогда – полочане, кривичи, включая набор мелких балтийских племён. Путаница с варягами неизбежна. Иногда под варягами подразумевались именно северные венды, которые “волками бегали и на урман страх наводили”.

Полтеск – Полоцк.

Турунд – река Полота, на которой стоит Полоцк, сами полочане называли Рубон, и таков был боевой клич, который принимали за волчий вой и рычание.

Милиниск – селение, на месте которого позднее появился Смоленск.

Снекка – вендский аналог драккара, боевого корабля, но остов отличался, корабль более узкий и быстрый, проворный и лёгкий, чем драккар.

Миклагард – Византия, Константинополь, короче, греки.

По Вене в Миклагард – “путь из варяг в греки”, да-да, тот самый, что быстрее, чем через Ладогу.

Ульфхеднар – воин-волк.

Штурман – у северян кормщик, кормчий, рулевой.

ПравИло – боковой руль на кораблях северян. Ударение на И.

Виса/нид – виды стихов-заклятий. Умельцы, которые могли на ходу складывать их, высоко чтились и считались посвящёнными в таинство волшбы. Виса – хвалебный стих. Считалось, что сложенная по делу виса дарует удачу и расположение богов. Нид – хулительный стих-проклятие. Сложенный к случаю нид и сказанный в лицо определённому человеку считался настоящим проклятием, способным лишить человека не просто удачи, а и жизни. Часто иногда и рассматривался законоговорителями как самое настоящее покушение на убийство. Вообще у северных народов стихосложение приравнивалось к колдовству. Складные и рифмованные стихи с чётким ритмом считались самыми настоящими заклинаниями, поэтому с людьми, которые умели стихи складывать, обращались с уважением и осторожностью.

Сравнение мужей – игра, которая воспитывала в воинах выдержку. Воин, который кидался в драку из-за неосторожного или глупого слова, брошенного в его адрес, обладал паршивой репутацией, – таких попросту в хирд не брали. Во время же игры воины нарочно вспоминали неловкие, смешные, нелепые, постыдные случаи из прошлого, а тот, в чей адрес попадала насмешка, должен был достойно отшутиться или припомнить случай похлеще в адрес оппонента. Обидеться – означало опозорить своё имя и проявить несдержанность и неразумность. Проще говоря, игра учила воинов тому, что сначала надо думать и избегать ненужного боя, а потом уж судить по фактам и ситуации, ну и не рубить сгоряча, потому что любое оскорбление может лишь казаться оскорблением, либо же может быть случайным, неумышленным, не со зла.

Красный/белый щит – традиция поднимать на мачте красный щит – объявление о намерении вступить в бой. Белый щит – мир. Похожая традиция со сторонами щита. Внешняя сторона, обычно выгнутая – к бою, внутренняя, вогнутая – к миру.

Дальше я уже по тексту буду распихивать примечания при надобности. Хотя…

“Кай” – крепкая, смертная клятва; нерушимый обет; муж, слово мужа. Значение по вендам, разумеется, раз уж Кая я сплавил к людям-волкам.

“Сэхунн” – да, всё верно, две Н. Ну раз уж я бедного Сэхун-и запихнул к северному люду, то имя ему нужно тоже северное, поэтому “Сэхунн” – “сэ” и “хунн”, буквально “битвой морской славный”. По аналогии “Сэхэйм” – “морской двор”, название усадьбы Лейфа Поединщика, дома Сэхунна.

И я очень, ну очень прошу дорогих читателей: если вы встретите в тексте слово, которое вам покажется странным или непонятным, пробейте сначала его хотя бы в гугле и посмотрите значение. Потому что сПоро – это, например, не сКоро и ни разу не опечатка, а именно сПоро должно стоять там, где стоит (достаточно вспомнить выражение: он такой умелец, что у него всякое дело сПорится). Не делайте автору больно *смотрит с надеждой*

УЛЬФХЕДНАР

К Янтарному берегу

На небесах ярились боги, делили облака и просторы, проводили незримые границы, а люди повторяли за ними. На ум волей-неволей шло именно это, покамест в лицо швыряло воду вёдрами. Сэхунн оскальзывался порой на крепком сиденье, кутаясь в отяжелевший плащ, пошитый из напитанной воском кожи, но правило не выпускал, хоть и держать мог его всего одной рукой.

Вот теперь-то никто не жалел, что отец ввёл в род рисунга – дитя свободной незамужней женщины, а допредь сколько было недовольных речей – не счесть. Но коль уж сказал Лейф Поединщик, то сказанного назад не брал. Захотел ввести сына в род по закону и ввёл, и плевать хотел, что думали прочие наследники.

Ныне Лейф Поединщик бежал дома вместе с родом как разбойник, и чести было в том немного. Только выбирать не приходилось. Или бежать, или всем головы сложить. Да и наследников у него убавилось аж так, что один и остался – недавно введённый в род бывший рисунг Сэхунн. Вот все и молчали. Побурчишь тут, ежели наследник только один и уцелел. Тут любой сгодится, чтоб род не прервался. И Сэхунна даже ни единого разу не попрекнули, что однорук.

Левой рукой он цепко держал правило, и худые пальцы не соскальзывали с сырой сосновой рукояти. Правая же рука была примотана к груди под плащом. Заживала она плохо после памятного боя в родном Сэхэйме в Халогалане. Руку Сэхунна смотрели все, кому не лень, и приговор был одинаков – не грести ему больше на отцовском корабле, где скалил зубы на носу морской дракон. Да и меча не держать в деснице.

Сэхунн приметил, как поглядел на него тогда Лейф хёвдинг, потому сразу пошёл к хирдману-наставнику, за которым щит прежде носил не один год. Попросил Хальва Лежебоку заниматься с ним в пути, чтобы мог он меч держать в левой руке не хуже, чем в правой. После отец ни единого разу не посмотрел на него с жалостью. И правильно. Негоже, чтоб сына славного делами своими хёвдинга жалели и считали калекой никчемным, пусть даже всего одну зиму назад он был всего лишь рисунгом.

Ходить на боевом корабле штурманом – чести много, но Сэхунну этого одного недоставало. Сколь бы щедр и благосклонен ни был к нему морской владыка Эгир, даже имя ему подаривший, оправдать доверие отца Сэхунн хотел больше всего. Ему мало было славы умелого рулевого, способного отобрать ветер у противника в море и заставить чужие паруса обвиснуть беспомощно. Он мечтал, как отец станет гордиться им и говорить, что не зря ввёл рисунга в род и сделал наследником.

Вестимо, всё это малость поблекло, когда сосед Лейфа Поединщика разделил пищу и кров в Сэхэйме с хозяевами, а после вероломно напал, как вор последний, под покровом ночи. Бесчестно поступил Асгейр Кривой, но сговориться успел с другим ближайшим соседом, потому-то и вышло так, что нынче весь род Лейфа Поединщика сумел уместиться всего на одном боевом корабле.

Верный друг, сложенный из добрых ясеневых досок, выручил и тут. Как кто надоумил в тот день оставить корабль на волнах в узком заливе.

В ночи пылал и гудел огонь, кричали нападавшие и умирающие, метались по берегу свои и чужие, и напуганные дети и рабы. Отцовский хирд сам собой собрался, построился и отступил к берегу. Лейф хёвдинг каждый год пропадал в море, а без добычи не возвращался, так что хирдманы у него кормились закалённые и матёрые, таким не привыкать в бой идти без рубахи, чтобы верно послужить Одину данным богами телом и вознести прямо в чертоги Вальгаллы честную жертву кровью и жизнью – вражеской или своей.

Сэхунну тогда руку сначала придавило горящим столбом, когда он выбирался из дома, охваченного пламенем. Злодеи умудрились поджечь присыпанные землёй стены и укрытую дёрном крышу. Сэхунн находчиво черпал бочонком заготовленную за лето сыворотку из чана и заливал пламя ею, а потом протискивался в узкий лаз. Тогда-то и рухнул один из столбов – прямиком ему на руку. А после, уже на берегу, Сэхунн отбил удар вражьего меча, но поскользнулся на влажном песке. Чужой клинок рассёк разом предплечье и плечо, скользнул по кости, застрял. Свой меч Сэхунн оставил в брюхе у хирдмана Асгейра, а отец за шиворот утянул самого Сэхунна за собой. Дальше Сэхунн ничего не помнил, очнулся уже в море на мокрой палубе.

Так и шли они за днём день на “Вороне” всем родом, только вот в трюме не лежали бережно укрытые домашние боги – всё осталось в Сэхэйме. Всё – и боги, и честь, и убитые родичи, и попранный закон, ибо нет хуже поступка, чем обратить оружие против того, с кем кров и пищу разделил.

Отец хотел добраться до усадьбы Хэйдульва Удачливого да попросить у старого друга помощи, но тот ещё не вернулся из Эрин, а супруга его сметливая предупредила, что собирают тинг*. Асгейр подкупил послухов* и заручился поддержкой соседей, чтобы Сэхэйм ему отдали, а всё дело так перевернул, будто бы это Лейф Поединщик под покровом ночи на гостя кинулся.

– Славу твою все знают, вот и сказал он, что раз тебе не удалось для хольмганга причину сыскать, то решил ты втихаря с Асгейром расправиться. Асгейрова супруга из славного рода, потому дороги на тинг тебе нет. Осудят. Но тебя ещё найти надобно, потому самое разумное сейчас – уйти в поход.

Лейф хёвдинг признал правоту супруги Хэйдульва, не зря же её величали за глаза Волчицей. Да и на “Вороне”, что мог нести две сотни воинов, сейчас и сотни не набралось бы. Только пять десятков добрых бойцов из них, а прочие – раненые. Вот и не пристало отказываться от помощи Волчицы, что поделилась с ними пищей в дорогу да запас стрел дала. Даром, что темноволосая и мелкая*, не белоснежная лебедь, а замухрышка, которую Хэйдульв привёз из земель, что восточнее Гардарики, но ни у кого язык не поворачивался назвать мудрую и милосердную Волчицу некрасивой.

Волчица и руку Сэхунна поглядела, потом погладила маленькой ладошкой по спутанным рыжим вихрам и головой покачала.

– Тут руку тебе не вылечат, Лейфссон, морской битвой славный.

Больше ничего она не прибавила, но на Сэхунна смотрела без жалости. С теплотой смотрела. А после отец расспрашивал Волчицу о Янтарной реке и коротком пути в Миклагард.

– Обычно норсмадр идут через Альдейгьюборг. Там несколько волоков, а дальше до Южного моря по реке. Через Вену короче, а волок всего один, но норсмадр туда не суются. – На губах Волчицы заиграла поистине хищно-волчья усмешка.

– Почему не суются?

– Земли северных вендов там, волчьи. Лютичи и франки кличут неврами их. Слыхал же басни, что невры волками обращаются? Норсмадр не любят слышать клич “Рубон!” и обходят Полтеск на Турунде так далече, как только можно. С ульфхеднарами связываться – себе дороже. Только те, к кому невры благоволят, осмеливаются ходить тем путём – по Вене до Милиниска, а там по реке на юг до моря. Путь выходит в пять раз короче, чем через Альдейгьюборг. В южных землях зубы точат на Полтеск, но пока не смеют рот раскрывать – в бою не хотят быть битыми.

Вот так и застал шторм “Ворона” в четырёх днях пути от острова Рюген. Сэхунн держал цепко правило, бросал ясеневый корпус навстречу волнам, резал высокие пенные гребни, вслушивался в ветра рёв и тяжкое дыхание стискиваемых водной могутой бортов, едва не соскальзывал с мокрого сиденья и про себя складывал вису, что потешила бы Эгира и вызвала милость морского владыки к “Ворону”. Хотя ему так и чесалось сложить нид и похулить богов, чтоб неповадно было передел небес устраивать. Чай небо немаленькое – всем богам места хватит: и родным, и богам вендов, и богам лютичей, и прочим.

Буря не унималась. Низкое, набрякшее влагой небо рассекали росчерками молнии одна за другой под ревучий и почти непрерывный рокот. Будто владыка Тор спустил молот с цепи и долбил несокрушимые стены небесных чертогов. Через борт хлестала солёная вода, а сверху лилась пресная и холодная. Сэхунн завидовал гребцам. Он не отказался бы сейчас сидеть на скамье и ворочать сосновым веслом, разгоняя кровь в жилах и упиваясь рождающимся внутри тела теплом. Но куда там… Не с его одной рукой на вёсла идти.

Очередная волна ударила в правый борт. Сэхунн пальцами чуял через правило, как дрожал остов корабля. Чуял перемены в силе толчков. Рука будто сама ухватила правило, чтобы корабль послушно лёг на волны круче и повернул левее. На носу закричали, но поздно. “Ворон” красиво прошёл на безопасном расстоянии от скалистого островка. Ни одно весло не оцарапали.

Прикрыв глаза, Сэхунн улыбался, слизывал с губ солёные капли и вёл послушный руке корабль в обход скал. Смотреть ему не нужно было, чтобы улавливать ветер и волнение воды. По толчкам и шуму он заранее знал, где волны катят свободно, а где бьются в преграды, даже верно определял глубину.

Хирдманы у Сэхунна за спиной частенько болтали, что ещё в утробе матери Эгир окропил его морской водой, брызнул в лицо солью. Да так брызнул, что пятнышки въелись в светлую кожу на переносице, под глазами и на висках – солнечной россыпью. Потому-то Сэхунна и тянуло так к правилу, потому-то и чуял он водный нрав лучше многих. Корабль любил его руку на правиле и слушался беспрекословно даже в самую страшную бурю.

Боги делили небо до самого рассвета, пока заря не засметанила тучи на востоке. Тогда-то Сэхунн и углядел впереди хищный чёрный корабль под блеклым парусом. Корабль построили иначе – не так, как строили норсмадр, но красиво. Узкий и шныркий, он чесал по обленившимся волнам прытко и ходко, как водомерка по спокойной глади прудка. Сэхунн и рта раскрыть не успел, а чёрный корабль изник за шхерами, будто и не было его.

– Вендская снекка, – пробурчал отец, обтряхивая плащ. – Как бы засаду не устроили эти разбойники. В этих водах страшнее зверя нет, чем голодный венд. Эй, мачту ставьте*!

Лейф Поединщик бросил плащ на край скамьи и ухватился за правило.

– Поспи пока. Море нрав уже показало, тихо будет.

Сэхунн кивнул молча, сполз с сиденья, потопал по палубе, разминая ноги и спину, потом отряхнул плащ, завернулся в него опять и закатился под скамью.

Венды засаду не устроили, но дойти до Рюгена без боя всё равно не вышло. В полдень напоролись на заплутавший неуклюжий корабль. Неповоротливый чужак мыкался меж скал и искал выход в открытое море. Видимо, чужой рулевой во время шторма укрылся меж скалистых островков, понадеялся на удачу и двинулся дальше заместо того, чтобы вернуться назад и обойти скалистые россыпи свободной водой. Сами и виноваты.

Лейф хёвдинг бежал дома в чём был, потому от лёгкой поживы не мог отказаться. На Рюген лучше прийти при добыче, а не порожними, потому-то и вздели на мачту алый щит – быть бою.

Родная земля иногда не отдавала даже то, что в неё бросили, а если урожай и снимали, то его порой и на пиво не хватало. Море и лес были куда как щедрее и милостивее в Халогалане. Коровы и свиньи тоже частенько кормились рыбьими головами. Если б не море и не добыча, взятая в честном бою, выжить в суровых северных землях не смог бы никто. Потому никто и не судил Лейфа Поединщика строго за частые набеги и морской разбой.

В Сэхэйме даже лён рос плохо. Только пойманная в заливе рыба да тучное пастбище давали пищу и кормили несколько родов – скудно, но всё же. Торговать людям из Сэхэйма было нечем. Зато они умели строить таких надёжных друзей, как “Ворон”, читать море и не бояться схваток. А бой – это тоже служение богам. Кто искренне служит богам в бою, тот получает достойную награду.

Сэхунн спал, когда зубастыми якорями зацепили борт чужака, но от толчка и надсадного скрипа дерева проснулся. Выбрался он из-под лавки и метнулся по наитию к сундуку с оружием и кольчугой. Шлем нахлобучить успел, а меч взял в левую руку. Потом глядел, как “Ворон” влез носом на неповоротливого чужака, притопил так, что борт заскрипел, и корабль накренился. Сеча уже пошла вовсю, а обстрел Сэхунн проспал.

На вражескую палубу Сэхунн не рвался – сновал у борта и приглядывал, чтоб канаты были целы. Рассёк ударом меча лук одного из неосторожных противников и столкнул горемыку в воду. В остальном и без него управились. Лейф хёвдинг хозяйничал на чужой корме, и там доставало его одного с копьём. Противники попались им не шибко отважные – многие сами прыгали за борт и пытались спастись вплавь.

После в трюме нашли невольников на продажу, полдюжины коней, бочонок вина, серебра немного и поделки из стекла. Не так уж и плохо, но всё это уместилось на “Вороне”, потому Лейф хёвдинг велел захваченный корабль пустить ко дну. Пленников сковали с рабами, а куда их ещё? Вряд ли за них кто-то дал бы хороший выкуп, а так можно в прибыль себе продать, благо, до Рюгена осталось пути совсем ничего.

Отец снова взялся за правило, а Сэхунн полез под скамью – досыпать. Ему приснился тот самый чёрный корабль, что он видел давеча у самого небоската. Только корабль превратился в чёрного волка, сяжисто скакавшего по волнам. Роскошный пушистый хвост не намокал, хотя из-под крепких мощных лап в стороны летели солёные брызги. Уши торчком, розовый язык, клыки острые и зелень глаз в полумраке. Волк мчался по волнам прямо на Сэхунна. Пружинисто прыгнул, сшиб Сэхунна на палубу и опалил горячим дыханием щёку. Смотрел, поставив лапу на грудь и придавив Сэхунна к мокрым доскам.

Большой волк. Чёрный мех переливался серебристыми искорками в неверном свете. Волк облизнулся – розовым по чёрному. Зарычал глухо. Притихнув, обнюхал Сэхунна. Влажным носом чиркнул по скуле.

Сэхунн лежал ни жив ни мёртв, сделать вдох боялся. И не отводил глаз от волка, терялся в горящей зелени. Пока не сверкнули хищно клыки, обрушив на него непроглядную тьму. Сэхунн перепугался, что волк проглотил его как солнце – слышал про то песнь на пиру в праздник Йоль.

И тотчас Сэхунн проснулся, с размаху посунувшись лбом в крепкую доску.

__________

Тинг (сканд. ting) – древнескандинавское собрание, состоящее из свободных мужчин страны или области. Помимо законодательных и судебных функций могло обладать и выборными.

Послух – свидетель, который «слышал», как кто-то что-то говорил, то есть, непрямой свидетель. При равном количестве послухов с обеих сторон законоговоритель мог назначить божий суд, чтобы боги проявили милость к тому, кто прав в спорном деле, и покарали того, кто лжёт.

Каноны красоты у северян утверждали, что белая кожа и светлые/рыжие волосы – это красиво, а смуглая кожа и тёмные волосы – это некрасиво, как и различные физические недостатки. Но если человек совершал нечто выдающееся и хорошее, смелое и отважное, то его внешность приукрашивали или находили во внешности что-нибудь красивое, на чём делали акцент, даже если человек был темноволос и горбат, к примеру.

Ставить мачту – на лодьях северян мачты были съёмными. Во время шторма или на стоянке мачту снимали, а при надобности ставили и закрепляли.

***

Торговлей на Рюгене занялся Торвальд Счетовод. Сэхунну отец поручил устроить женщин – спастись удалось двум рабыням да четырём свободным. Все четыре были мужние: жена Торвальда, новая жена отца, да ещё две, чьи мужья погибли в Сэхэйме в огненную ночь. Одна из вдов, Айсвид, была непраздна, остальные женщины помогали ей, как могли.

Сэхунн проследил, чтобы женщин под охраной проводили на берег да устроили под навесом, убедился, что у них есть всё необходимое, и вернулся к отцу. Они на торг не пошли, а двинулись вдоль берега, осматривая корабли да перебрасываясь приветствиями. Отец то ли искал знакомых, то ли ещё кого, и Сэхунн догадывался для чего. Хоженый путь в Гардарики отец знал, добегал до самого Альдейгьюборга не раз, но вот путь, подсказанный Волчицей, оставался незнакомым. Болтали, что вода ведёт себя иначе у Янтарного берега. Не мешало бы разведать и то, где там укрепления, и кто в тех землях правит, с кем и вовсе беседу вести.

Так они налезли на купца, что ходил в греки, в Миклагард. Купец северные наречия разумел, смешно обзывал их варангами, сначала опасался, но после разговорился.

– Вену лучше брать на приливе, а то можно сесть на мель. Там земли ливов, жемайты иногда набегают. Дальше уж пойдут невры. Ливы и жемайты платят им дань.

– А как сама река? Пройти можно?

– Вашей лодьей пройдёте, – поглядев на “Ворона”, кивнул купец. – По Вене и тяжелогружёные корабли ходят. Долбёнками сподручней, но невры сами на снекках бегают. Дно реки сначала песчаное, наносит местами песка много, но это у Янтарного берега, там всего опасливей идти надо, а вот дальше дно будет каменистое, а река – широкая. Есть пороги. Коль рулевой умелый, пройти можно. Сторожевая крепость есть в трёх днях пути от Янтарного берега. Воеводой там Волчья Шкура. Пройти мимо не сможете хоть как. Ещё никто мимо него не проходил. И он вас дальше не пропустит. Или в бою поляжете, или придётся у него загостить, пока в листопаде в полюдье* из Полтеска не пойдут. А там уж коль Рога позволит, останетесь на их земле или побежите к волоку.

Как купец растолковал, Рогой называли княгиню, что правила в Полтеске. У северных вендов наследовали власть по женской линии, прямо как у колдунов-саамов*.

– По матери кровь смотрят. Урмане называют вендскую княгиню Рагнхильд дроттнинг. Сказывали, она в родстве с хёвдингами из Мёра, что в урманских землях. Вроде бы отца её звали Хельги, а мать была княгиней тоже. Их род водил дружбу с Иваром Широкие Объятия, тем самым, что первым прошёл через волок в Миклагард по Вене. Сказывают люди так: Ивар разделил пищу с волками, которые на службе у местных правителей, и через волков с правителями он заключил союз, чтобы они породнились. В мирное время правит из Полтеска княгиня. Во время немирья княгиня выбирает военного вождя из волков.

– И что волки? Они правда ульфхеднары и волками оборачиваются? – с недоверием спросил купца Лейф хёвдинг.

Сэхунн помнил историю, как отец сошёлся в поединке на островке во время отлива с Хавном Медведем. Хавн говорил всем, что он берсерк и требовал выкуп, иначе угрожал вызовом. Многие боялись и откупались от Хавна, но отец откупаться не стал и вызов принял.

Для священного хольмганга избрали островок, что заливало во время прилива. По уговору противники взяли полуторные секиры, отказавшись от щитов. Хавн грозил поединком насмерть, а не до первой крови.

Только поединок начался, Хавн принялся рычать, брызгая слюной. У него пена пошла изо рта. Но на деле Хавн оказался мошенником, а никаким не берсерком. Лейф Поединщик зарубил его с одного удара, не увидав ни звериной мощи, ни дивной ловкости, ни стойкости.

Говорили потом на тинге, что таких случаев было несколько, когда пронырливые хитрецы прикидывались берсерками, запугивали людей и отбирали у них ценности. Ульфхеднаров же никто не видел вот уже многие годы.

А ещё отец рассказывал, как к нему зим десять назад просился в хирд настоящий берсерк, но отец его к себе не взял. Сэхунн того не видал – жил с матерью западнее Халогалана, покуда она была жива. И отец потом сказал, что берсерков мало кто берёт в хирд – они приносят неудачу.

– Один как дарует победу, так и может принести пораженье. Одину нужны славные воины для собственных битв, потому не зря его зовут Предателем Воинов. Берсерка можно взять в хирд, когда идёшь в опасный поход. Тогда берсерк будет ударным кулаком, пойдёт впереди. Но с ними тяжело ужиться. Берсерки редко принимают законы внутри хирда, ищут ссоры и часто не могут себя сдержать. Брать такого в хирд опасно и неразумно. Но вот ульфхеднара я бы взял.

– А почему? – спрашивал любопытный Сэхунн, только прибывший тогда к отцу в Сэхэйм после смерти матери.

– Они стоят дороже. И потому что ульфхеднары другие. Они кормят внутри себя зверя, договариваются с ним. Тот, кто со зверем совладает, становится лучшим из воинов. Они настолько быстры и смертоносны, что за ними не уследить. В бой идут без рубах и с оружием в обеих руках. Могут сражаться так долго, сколько ни один человек не сможет. Я сам видел, как ульфхеднар держал стену в одиночку два дня без сна и еды, постоянно сражался. Ни один враг не прошёл – все кончились. И тогда только ульфхеднар упал без сил и проспал четыре дня беспробудно. У него были только лёгкие раны, да и те во время сна затягивались куда быстрее, чем раны обычно заживают. Ульфхеднары не впадают в безумие, как берсерки. Они призывают зверя. В бою они волки в человечьем обличье. А после боя дух человека с духом волка становится единым. Пока тело спит и раны заживают, человек по лесу с волком бегает в волчьей шкуре. Так говорят. Оборачиваются они, говорят, не в бою. Оборачиваются для того, чтобы лучше узнать своего волка. Ну или чтобы между мирами ходить. Для волка ведь нет прошлого, настоящего и будущего. Для волка время едино. Волки знают всё и могут видеть то, что происходит далеко от них. Волки водят даже богов сквозь границы миров, они знают все пути, каких и боги не ведают. Потому и говорят, что ульфхеднары знают всё наперёд, могут сказать, что случится в будущем. Потому и удача, если в хирде есть ульфхеднар. Но их почти не осталось сейчас – так говорят. Люди перестали понимать зверей, потому и договориться со зверем не всякий сможет.

Вот почему Лейф хёвдинг усомнился в речах купца. Про северных вендов частенько баяли, что они волками оборачиваются, но доподлинно того никто не знал и по чести подтвердить не мог. Сказывали только, что видели воинов в волчьих шкурах. Но Лейф хёвдинг тоже видел воинов в волчьих шкурах, когда ходил в походы на запад, только те воины просто носили шкуры, а волками не оборачивались и дух волка в бою не призывали. Всего лишь выли и пытались волкам подражать – не более.

– Не знаю, как прочие, а воевода Волчья Шкура как есть ульфхеднар, – развёл руками купец. – Я не видел, чтоб он волком оборачивался, но видел, как он дрался. Человек так драться не может. И ни один человек не станет связываться с ведьмой, а он приказал ведьме дом построить. Как он явил себя в земли вейналов и привёл ведьму, так там и тихо. Он не первый воевода, что присылают из Полтеска, но другие до него долго не держались, а он уже пятое лето сидит, и ливы приносят дань ему до последней шкурки. И ни один корабль мимо него незамеченным не проскользнул – или мыто платят, или кровью умываются.

– А сам что скажешь? Ты же проходил мимо.

– Жуткий он, – помявшись, сознался купец. – С виду на биармца чем-то похож. Точно не венд, хотя говорит чисто. За глаза чародеем зовут его. Он смотрит так… будто мечетник*. Все взор отводят. А то и заговорила его ведьма. К ведьме вайделоты* ходят, да и люд простой. Слушают её и боятся.

– Так, выходит, нас он вверх по реке не пустит?

– Так – не пустит. Если с миром вы, всё равно надо нарочного послать, а там без слова Рагнхильд дроттнинг дела не будет. Она будет решать, можно ли вам пройти и в какую цену.

Лейф хёвдинг собрал к вечеру всех хирдманов на корабле и повёл речь. Напомнил, что было в Сэхэйме, что дом они оставили не своей волей. За нанесённую обиду по закону полагалась кровная месть. Самым достойным в роду Асгейра был сам Асгейр, так что мстить следовало именно ему. Но возвращаться так, как есть, было неразумно. От рода осталась едва ли треть, а у Асгейра людей выходило больше, и это даже если не считать соседей.

– Решать один за всех я не могу, – приговорил к высказанному Лейф Поединщик и огладил бороду. – Если мстить по закону, нам нужен ещё хотя бы один корабль к нашему и людей в два раза больше. Если не мстить пока, то надо или новый дом искать, или пойти на службу. Думайте.

– А почему бы нам не пойти в Альдейгьюборг? Там уж точно службу найдём, – сказали с кормы.

– В Альдейгьюборг нет нам пути, потому что там нас найти смогут и вызвать на тинг. Асгейр будет лгать и изворачиваться. У него есть послухи, которые скажут всё, что он велит, а мы все одного рода, и он нас обвиняет. Тинг будет на его стороне. Он всё так обставил, что доказать мы мало что сможем. Четверо против одного. Соседи его поддержат – он готов уступить им наши земли. В земли вендов же никто не сунется. Мы сами всегда обходили их стороной. Зализывать раны и набираться сил для ответа нам лучше именно у вендов.

– Это если они дозволят. А как не дозволят?

– Попробуем пройти в Миклагард по их пути. Тут выйдет в пять раз быстрее, нас просто не успеют догнать. А там придумаем что. Да и время многое меняет. Пока обернёмся туда и обратно, Асгейр может и оступиться. А то в пути сами найдём верных союзников и вернёмся уже в силе. Думайте, – с нажимом повторил Лейф хёвдинг и бросил короткий взгляд на сидевшего в сторонке Сэхунна. Меж воинов Сэхунн был самым младшим сейчас, и спрашивать его стали бы в последнюю очередь. Потому Сэхунн думал о волке, которого видел во сне. Он так и не понял, проглотил его волк или нет, и не знал, к добру был сон или к худу.

– А коль не пустят нас и возьмут плату кровью?

– Сказывают, воеводой на границе ульфхеднар, и не похоже, чтобы врали. Если правда, решить миром будет не так уж трудно, лишь бы самим не оплошать. Думайте.

Рядились долго. Спрашивали то о важном, то о пустяках. К ночи ближе согласно приговорили – пути к Вене быть и просить надобно крова у вендов.

– Не это я мечтал тебе оставить в наследство, – устало проговорил отец, когда воины разошлись, и они с Сэхунном остались на корме одни.

– Про наследство рано говорить, – попытался ободрить отца Сэхунн и поёжился от налетевшего с моря ветра.

– Руку укутай. Не поджила ещё. Вконец застудить не хватало.

________

Полюдье – в конце осени сбор дани, когда двигался поезд по землям княжества и собирал дань. Поезд, разумеется, не дизель и не электричка, а процессия, вереница повозок. Свадебный поезд, например.

Саамы – финские и угорские племена.

Мечетник – человек, владеющий искусством гипноза.

Вайделоты – языческие жрецы у балтийских племён, вроде кельтских друидов.

***

К Янтарному берегу шли с купцом, который торговал с эстами. Пузатый кораблик неуклюже переваливался по волнам впереди: на таком хорошо по морю не походишь, а вот вдоль берега идти – самое то.