Текст книги "Рукав Персея"

Автор книги: Хунхулор Басурманинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Охранники скрутили Яниса: заломили ему руки за спину, наклонили так, что он согнулся в пояснице, и в таком положении вывели за порог. Вслед донеслись «Чтоб я тебя здесь больше не видел, урод!» – последние слова Василича своему гостю.

Выведя Яниса на улицу, двое физически крепких и сильных мужчин, как и было им велено, отмолотили приезжего на совесть. Ему сломали нос и выбили пару зубов. На дворе стояла середина ноября.

Глава 3

Латвийца обокрали ещё тогда, когда он ушёл принимать душ, и опрометчиво оставил свои вещи в общем номере без присмотра. По рассеянности своей он не обнаружил пропажи до самого утра, когда осознал, в какой дыре очутился, и захотел съехать. Как только он скрылся за поворотом коридора, его соседи по номеру пустили все его вещи по рукам. Один встал на шухере, пока остальные делили между собой добычу. Был среди них и Иван. Он был одним из двух жильцов, что нагло уставились на Яниса, когда он впервые вошёл в номер – тем самым субъектом с заплывшим лицом.

Василич заранее предупредил старожилов о том, что к ним вселится богатенький иностранец. В его понимании все европейцы бесились с жиру от денег. Если гость был гражданином какого-либо европейского государства, то из этого неизбежно следовало, что он напичкан наличными. Уговор был таким, каким обычно он и бывал: каждый берёт, что сумеет урвать, а кошелёк со всем содержимым отходил к Василичу – это была его доля.

Подобно тому, как гиены набрасываются на недоеденную львом тушу убитой им антилопы, набросились жильцы номера и на рюкзак латвийца, да сделали это с такой прытью, что едва не разорвали вещь на части. Ивану достался мобильный телефон, кто-то завладел ноутбуком, другим пришлось довольствоваться предметами одежды и мелочами, не отличавшимися особой ценностью.

В третьем часу дня, утром которого латвиец был выдворен восвояси, Иван проснулся. Богатырю Степану, с которым он давеча подрался и из-за которого заплыла отёком его физиономия, назначили административный арест на десять суток за хулиганство, и он отсидел из них уже двое. Иван прогулял все деньги, которые обманом выиграл у него в карты. Ночью он решил отпраздновать удачное приобретение нового мобильного телефона, реквизированного у иностранного туриста, и напился водки, поэтому на момент своего пробуждения испытывал состояние, в народе именуемое «сушняком». Горло сушило, на нёбе и языке застыла горечь. Хотелось даже не пить, а жадно лакать воду. Кроме того, во сне Иван сблевал, но был настолько пьян, что даже не проснулся. И великим состраданием преисполнится тот, кто сумеет себе представить, насколько ему было неприятно пробудиться и обнаружить себя лежащим в собственной блевотине, уже подсохшей. Однако организм у Ивана был молодой и крепкий, поэтому он быстро стал приходить в себя. Утолив жажду остывшей кипячённой водой из чайника на кухне, Иван понял, что голоден. У него осталось двести рублей, и он купил на них две шаурмы, издававшие резкий и неприятный запах и сочившиеся масляным жиром, в палатке недалеко от общежития.

Грязными пальцами он стал проводить по сенсорному экрану блестящего мобильного телефона, которым разжился, попутно откусывая большие куски шаурмы и пережёвывая их, при этом кусочки мяса и салата падали на асфальт, а рот Ивана перемазался в майонезе. Иван пробежался по контактам в телефоне, прочитал сообщения в поисках чего-либо интересного, но всё было на непонятном языке. Он уже было хотел перестать смотреть дальше, когда заметил, что многие сообщения напоминали оплаченные счета: там стояли цифры и денежные единицы. Похоже, телефон был подключён к мобильному банку. На радостях Иван быстро затолкал в себя остатки шаурмы, утёр лицо рукавом, харкнул на асфальт и побежал к Василичу.

– Василич! Василич! – Иван вбежал в фойе общежития, где за регистрационной стойкой Василич уныло стриг ногти. Дядя был явно не в духе, тогда как глаза у Ивана сияли.

– Чего тебе? – сонно отозвался Василич.

– Ты чего такой мрачный? – поубавил свой энтузиазм Иван.

– Давление у меня подскочило, – кислая рожа Василича начала портить настроение и Ивану. – Нервничаю с вами, мерзавцами, много, а мне нельзя! Мне здоровье беречь надо!

– И это всё?

Хозяин общежития неожиданно взбеленился:

– А что, по-твоему, этого недостаточно, чтобы быть несчастным?! И, чтоб ты знал, это не всё! Нет, не всё! – он швырнул Ивану кошелёк Яниса. – На, посмотри!

Иван взял в руки красивый кожаный кошелёк бежевого цвета и подумал, какой же сволочью был этот иностранец: всё у него было новенькое, чистенькое, качественное, дорогое – что телефон, что кошелёк, что одежда! А у Ивана никогда не было таких хороших вещей! Всё, что он носил, непременно где-нибудь расходилось, начинали торчать нитки, появлялись дырки, и вообще, оно было серое и убогое! А этот сукин сын мог себе позволить всё самое лучшее! Богатенький ублюдок!

– Хорош тискать! Ещё заляпаешь! – прервал его размышления Василич. – Ты внутрь загляни!

Иван заглянул.

– Пусто!

– Я знаю, что пусто!

– Там ничего не было?

– Было, но я уже себе забрал!

Лицо Ивана вытянулось, а глаза чуть-чуть вылезли из орбит. Он со сгущающимся подозрением спросил тяжёлым голосом:

– Ты издеваешься надо мной?!

– Какое там! – Василич, не заметивший злобной реакции Ивана, по-прежнему был погружён в свои невесёлые мысли. – Там было всего пятьдесят евро! У него всё на карточке наверняка, у подлеца! А ПИН-кода нет!

– А чего ты ожидал? Что там будут тысячи и миллионы? В двадцать первом веке живём, как-никак. Ладно, я тебя сейчас приободрю, Василич! – ухмыльнулся Иван. – Я к тебе поэтому и прибежал!

И он рассказал Василичу о сообщениях на телефоне об оплаченных счетах.

– Только ты мне половину отдашь, раз телефон мой. Без телефона ты не сможешь ничего сделать.

– Ещё чего! Половину! Ты не оборзел, малой?! – Василич был настроен решительно. – Кусок поперёк горла не встанет?! Половину ему захотелось! Ишь разбежался! Пять процентов, и всё!

– Но…

– Пять процентов, и всё! Пять процентов, и всё! И ещё спасибо скажи. Соглашайся подобру-поздорову или… – и лик Василича стал хмурым. – Ты меня знаешь!

Гордость Ивана была задета. Но он действительно хорошо знал, на что был способен этот человек, и потому сейчас запихнул свою гордость куда подальше. Однако Иван был злопамятен и никогда не забывал нанесённых ему обид. Его самолюбие было уязвлено, и он болезненно это переживал. Прерывающимся от подкатившей к горлу ярости голосом он сказал:

– Помяни моё слово, Василич, жадность тебя погубит.

– Кто бы говорил! – усмехнулся Василич, снова не заметивший все переливы настроений на пучеглазом лице Ивана. – Половину он захотел! Чтоб меня разобрало! Половину!

Казалось, Василич всё никак не мог прийти в себя от услышанного.

– Ладно, проехали! – сдерживая себя, сказал Иван.

– Половину, твою мать! Половину! – Василич хлопнул себя по колену, всё ещё забавляясь этой мыслью.

– Я сказал, проехали! – в раздражении воскликнул Иван, сжавший руки в кулаки.

– Нет, не проехали! Не проехали! Слушай сюда, сопляк: я теперь буду тебя называть «Хочу половину»! И ты будешь всегда отзываться на эту кличку, понял? – взгляд Василича уподобился взгляду змеи, когда она неотрывно уставится на свою жертву перед тем как резко метнуться к ней. Этот взгляд был сфокусирован на лбу Ивана, чуть выше его глаз, и, казалось, он был способен просверлить в нём отверстие, настолько был интенсивен.

Иван напрягся, его охватила такая злоба, что ему почудилось, будто его ударили хлыстом по мозгам. Но он был не дурак и понимал, когда и с кем не стоит вступать в открытое противостояние.

– Понял, – выдавил он из себя.

– То-то же, соплежуй! – нахмуренный лоб Василича разгладился, и взгляд его перестал быть страшным.

Про себя Иван решил, что непременно с этим старым хрычом поквитается за понесённое оскорбление, когда выдастся возможность… Он разберется с ним! Непременно!

Василич заказал самую дорогую шубу в интернет-магазине с оплатой онлайн. Сайт магазина перенаправил его на страницу банка-эмитента карты в сети, и та потребовала ввести код подтверждения, высланный на мобильный телефон латвийца. Иван продиктовал Василичу полученный код, однако транзакция не прошла по причине недостаточности средств. Тогда хозяин ночлежки попробовал купить шубу немного подешевле, и снова ничего не получилось. Наконец на третьей по цене от самой дорогой шубы покупка совершилась, и на телефон пришло сообщение об этом, а также о том, что остаток на счете после совершённой покупки составляет всего несколько евро. Удачно Василич с Иваном подгадали нужную цену! В тот же день курьер доставил ценное приобретение знакомому Василича, которого тот попросил принять заказ, чтобы не светиться в провороченном дельце самому. Шубу быстро реализовали по цене существенно ниже рыночной, и в конце недели Иван получил свои пять процентов от сделки.

– «Хочу половину», иди сюда! – позвал его Василич, когда Иван проходил мимо его стойки, и пренебрежительно швырнул ему тонкую пачку банкнот, сложенную пополам. – Пусть все знают, что я всегда держу своё слово!

Сколько бы малая часть ни перепала Ивану от щедрот Василича, он был рад и ей, так как уже пару дней он был совсем без денег и питался тем, что выпрашивал у соседей по общежитию. Перебрав банкноты, Иван увидел достаточно крупную сумму. Это была месячная зарплата, которую он получал, когда работал комплектовщиком на складе. И снова его обуяла злоба. Сколько тогда, получается, присвоил себе Василич? Бешеные деньжищи! Ивану было завидно, что не он стал их обладателем. По крайней мере у него ещё оставался телефон, который он не успел, как говорят, «загнать» туда, куда надо.

– Слышь, «Хочу половину», – обратился к нему Василич, когда Иван уже собирался уходить. – Тут новый мужик в городе появился, говорят.

– Какой мужик?

– Конкурент Базилио.

– У Базилио появился конкурент? – это была новость так новость.

Базилио промышлял скупкой краденого и был одним из самых известных (в правильных кругах, конечно) скупщиков. Он был широко известен в узких кругах. Очень многие другие скупщики работали на него. А те, кто пытался действовать независимо от него, были, как правило, менее надёжны и цены предлагали куда ниже за товар. Поэтому щипачи, они же воры, предпочитали именно Базилио или его представителей. Иногда, когда Базилио воротил нос и отказывался по какой-либо причине покупать товар – например, он был битый – Иван обращался к одному барыге-хачу, который не брезговал ничем, но давал очень маленькие деньги, откровенно надувал со своими расценками, и Иван испытывал к нему неприязнь. Поэтому весть о новом скупщике заинтриговала его.

– И что, хорошо платит?

– Вот ты и узнай, а потом мне скажешь.

– Как звать-то его?

– Михаил.

Василич дал адрес.

Глава 4

Вечером того же дня Иван встретился с приятелями, чтобы угостить их пивом в честь получения им пяти процентов от проданной шубы. Парни купили два ящика пива и зашли в подъезд одного из жилых многоэтажных домов, поскольку на улице было холодно и темно, и ещё лил мерзкий ноябрьский дождь. Они поднялись немного наверх и расположились на лестничной площадке между вторым и третьим этажами. Их было четверо, включая самого Ивана. Крепкое тёмное пиво в стеклянных бутылках полилось в их глотки медовыми ручьями, и их настроение стало стремительно улучшаться, несмотря на ненастную погоду.

Ивану было приятно поболтать со своими дружками, и он рассказал им, откуда у него появились деньги на празднование. Его похвалили за находчивость и позавидовали его везению. Жадность Василича, захапавшего себе почти всю прибыль, вызвала истинное негодование у молодых людей.

– Хорошо устроился плешивый алкаш! – отозвался о нём Димон, приземистый друг Ивана в серых джинсах и чёрной куртке. – Вот ты, Ванёк, не такой! Не жмот! Если получаешь куш, то делишься с пацанами! И я бы поделился!

– Василич зажился на свете, – добавил Аркаша, другой друг Ивана, рыгая. – Пора бы ему уже сдохнуть.

– Не раньше, чем я ему отомщу! – ответил Иван.

– И как ты собираешься это сделать?

– Пока не знаю.

– У меня тост! – объявил Димон. – Дорогу молодым!

Тост был дружно поддержан всеми без исключения, компания чокнулась бутылками и залпом осушила их. Ещё все лузгали семечки, и их кожура усеяла лестничные ступеньки. По мере того как протекал вечер, ящики с пивом пустели, а глаза ребят соловели.

– Пусть никто не думает, что только ты у нас умеешь деньгу зашибать, – сказал Аркаша, язык уже плохо слушался его. – Я вот недавно купил убитую подержанную тачку за двадцатку, а потом продал её одному лоху за пятьдесят!

– Это где ты такую тачку нашёл, что она стоит всего двадцатку?

– Это ВАЗ 2107 выпуска 1986 года. Последние двадцать лет ржавел в гараже у типа, у которого я его взял. Дед не знал, что с ним делать, и готов был сбагрить за гроши. Никто не хотел брать, а сдать на металлолом ему этот хлам было жалко, он хотел хоть что-то с этой рухляди поиметь. И тут появился я! Так что, пацаны, умные люди умеют бабки делать из воздуха.

Аркаша очень гордился своей махинацией, его так и подмывало этим похвастаться, но до настоящего момента он благоразумно сдерживал себя, так как знал, что Димон будет клянчить деньги, как только об этом узнает. Однако хмель ударил ему в голову, тщеславие взяло над ним верх, и язык его развязался.

Димон повёл себя, как и предсказывалось:

– Вот оно как! Значит, разжился деньжатами, а делиться не хочешь? Вот, Ванёк проставился: всем пива купил. А тебя жаба душит, да?

– Я эти деньги сам заработал, своим талантом! – набычился Аркаша. – И не обязан тебе ничего давать! Кроме тебя, никто их и не просит. Ты как паразит, Димон! Только и думаешь, как бы подхарчиться за чужой счёт! Всегда только клянчишь и выпрашиваешь! «Надо делиться! Надо делиться!» Чуть где запахло халявой, ты тут как тут: летишь как муха на говно! А сам нам никогда поляну не накрывал!

– Я не такой удачливый, как ты! Если бы мне такое счастье привалило, то я бы не забыл о братанах!

– Ты мне ещё денег с весны должен! Когда вернёшь?

Димон обиделся.

– Да верну я, верну! Заладил про свои деньги! Каждый раз, когда встречаемся, о них говоришь!

Пока между приятелями шла перебранка, Иван почувствовал, что надо сходить по нужде. Пива он выпил литра два с половиной, и мочевой пузырь нужно было облегчить. Иван спустился на пару ступенек вниз, встал лицом к боковой стене, расстегнул ширинку и начал мочиться на стену. Моча стекала по ней вниз, оставляя после себя большое мокрое пятно, лужей растекалась у стыка между стеной и бетонным полом. Потом, когда лужа стала достаточно большой, моча начала переливаться на нижние ступеньки. Лестница превратилась в своего рода водопад.

В это время на второй этаж поднялся мужчина лет семидесяти. Он был одет в длинное пальто и шляпу, носил круглые очки на мягком интеллигентном лице, в правой руке держал элегантный зонт-трость, а в левой – маленький кожаный портфель с металлической застёжкой. У него были слегка отпущенные седые волосы, закрывавшие его уши. Он с ошеломлением взглянул на распивающую пиво компанию и мочащегося Ивана.

– Молодые люди! – обратился он к ребятам. – Как вам не стыдно? Что вы здесь устроили?

– Ты чего вскипаешь, дядя? – Аркаша поймал взглядом взгляд мужчины и тяжело на него уставился.

– Я… я здесь живу и не хочу, чтобы из моего дома… устраивали общественный сортир! – мужчина храбрился, но сразу стало ясно, что он трус.

Иван резко развернулся и направил струю своей мочи прямо на мужчину. Тот в ужасе отпрянул, но сделал это недостаточно ловко, и струя, длинной дугой прочертившая пространство, упала на нижние полы его пальто. Жилец дома был полностью деморализован: карусель из страха и отвращения ежесекундно меняла выражение на его побледневшей физиономии. С возгласом «О боже! О боже!» он попятился к двери, ведущей на второй этаж, всосавшей его под гомерический хохот молодёжи.

– Обоссы его, Ванёк, обоссы! – с торжеством прокричал Серёга, третий друг Ивана, когда жилец дома исчез за дверью.

Аркаша и Димон сразу же забыли о своих разногласиях и дружно рассмеялись. За ними Иван и Серёга. Они смеялись заливисто, от души, смеялись громогласно, как всемогущие древнегреческие боги, и, казалось, весь мир принадлежал им в это чудесное мгновенье! Они были молоды, полны сил и могли, если понадобится, опрокинуть горы! Вот она силушка богатырская! Вот она удаль молодецкая!

Потом они разошлись. Всё хорошее когда-то должно закончиться. Похлопав Ивана по плечу, Аркаша, Серёга и Димон ушли. Иван же отправился по адресу, данному ему Василичем. В руке он держал последнюю бутылку пива, ещё наполовину не допитую.

Иван сел в автобус. Расставшись с друзьями, он быстро помрачнел. Несмотря на его молодость, Иван редко испытывал радость. Чего-то ему не хватало. Не было в его жизни куража, не было настоящего дерзновения. А ему хотелось жить по полной – жить, а не существовать! Чтобы его существование было одним нескончаемым праздником! Вместо этого, серые будни одолевали его, и иногда ему хотелось крушить всё вокруг.

Последняя его работа была на складе, но проработал он там всего два месяца. Его выгнали, поймав на воровстве складских товаров. Воровал он не столько ради наживы, сколько ради риска. Воровство заряжало его адреналином, пробуждало от сонного существования. Вынести товар со склада, ожидая, что тебя вот-вот вычислят, – это было ни с чем не сравнимое чувство! Однако оно быстро стало слабеть после серии удачных краж, и Иван стал проявлять небрежение в своём искусстве, из-за чего и попался.

Иван нигде не задерживался подолгу. Любая работа казалась ему монотонной и однообразной, и он быстро её бросал. К тому же он пришёл к выводу, что работают только лохи. Тот, у кого варит котелок, всегда найдёт способ, как получить всё, что хочет, не ударив и пальца о палец. Ну, или приложив минимальные усилия. Зачем платить за что-то, если это можно украсть?

Ему не хватало острых ощущений. Без них жизнь была пресной, скучной и серой. Драки помогали скрасить её, но со временем надоели, как и всё остальное. Систематическое употребление алкоголя на время позволяло забыть о тоске, глодавшей его изнутри. Это была тоска, непонятная ему самому. Всё вызывало у него пресыщение, ничто не радовало. Он был сыт по горло своим бытом. Всё, что ему хотелось – это ловить кайф. А кайфа не было.

Ивану казалось, что все его проблемы решатся, если у него будет много денег. На них можно было купить всё, в том числе и уважение. Оно тоже было тем, чего ему недоставало. Иван всегда был мелкой сошкой, которой мог помыкать даже старый пропойца Василич. Никто из сильных мира не считался с Иваном. А он хотел вызывать у всех страх – чтобы ему завидовали, чтобы трепетали перед ним и мечтали оказаться на его месте. Он хотел ездить на роскошных машинах, надевать дорогую одежду, плавать на своей яхте – одним словом, он хотел быть крупной шишкой. Тогда бы у него было всё, чего он пожелает! Вот тогда бы он ловил нескончаемый кайф!

Успехом для Ивана было то, как его воспринимали окружающие. Если другие тебе завидуют, значит, ты добился успеха. Но он лично не знал никого, даже близко похожего на успешного человека. Хотя нет, знал: Базилио. У этого дельца был белый «мерседес», и поговаривали, что он жил в роскошном трёхэтажном коттедже где-то в Подмосковье.

Базилио вообще любил всё белое и всё время ходил в белом костюме и белых ботинках. Его пальцы были унизаны перстнями с драгоценными камнями, на шее он носил цепь из чистого золота, и пахло от него всегда дорогим парфюмом. И у него были личный водитель и личные телохранители. Этот человек крутил большими бабками. Он был крутым! Вот бы и Ивану такого достичь! Тогда бы он заставил Василича в буквальном смысле слизывать грязь с подошвы своих ботинок! Тогда бы он всем показал!

Хмурый и недовольный, Иван едва не пропустил свою остановку. Выйдя из автобуса, он обнаружил, что пошёл снег – первый в этом сезоне. Дул холодный ветер. Автобусная остановка стояла на окраине жилого района, вплотную к стене леса, чернеющего за полосой уличных фонарей. Этот Михаил находился в какой-то глухомани. Видно, не мог позволить себе большего, и Иван уже в нём разочаровался.

Узкая асфальтовая дорога, на которой с трудом могли разъехаться два автомобиля, уходила в лес сквозь арку старых кирпичных ворот. Она не была освещена. Тонкой лентой дорога стелилась между деревьями, уходя вдаль и размываясь в темноте. При свете дня её, должно быть, было видно далеко вперёд. Судя по карте, лесной массив располагался между двумя жилыми районами, а дорога, тянувшаяся около километра, прорезала его, соединяя их.

Логово Михаила находилось ближе к другому району. Осознав, что ему придётся пешком тащиться почти километр под снегом на холодном ветру, Иван громко проматерился, сделал последний глоток пива из бутылки и швырнул её в лес. Она с шумом ударилась об одно из деревьев и разбилась, разлетевшись на множество осколков, по которым растёкся остаток напитка. Иван достал сигареты и зажигалку и попытался закурить, но ветер всё время задувал пламя, и он снова вслух выругался матом.

У Ивана начали мёрзнуть руки, и он убрал их в карманы. Съёжившись от холода, втянув подбородок в воротник своей лёгкой чёрной куртки, не дававшей нужного тепла при такой уличной температуре, он прошёл сквозь ворота, оставив за спиной массивы жилых муравейников с тысячами горящих электрическим светом окон. Хмель от пива ещё бродил в нём. Ему снова захотелось помочиться. Он отошёл на обочину, которая уже побелела от выпавшего снега, и справил нужду. Набрав слюны в рот, он со звуком смачно харкнул и продолжил шагать по дороге, на которой вилась позёмка. Под ветром снег струился по асфальту, перемещаясь с места на место, и складывался в причудливые узоры, приподнимался над землёй на несколько мгновений, кружась в танце, и небольшими завихрениями двигался в случайных направлениях. Иван не замечал этого, занятый своими мыслями, отравляющими ему этот миг.

Деревья покачивались вокруг, мотая верхушками. Их ветви, покрывшиеся снегом, колыхались, словно это были их руки, которыми они размахивали. Здесь было много разных пород: стройные берёзы и солидные дубы, осины, клёны, вечнозелёные ели и сосны, издававшие скрип при такой погоде. Некоторым из них уже было почти триста лет. Люди рождались и умирали, погруженные в своих хлопоты и заботы, а деревья продолжали расти, словно являясь свидетельством того, что есть нечто вечное и более великое, чем все людские страсти, помыслы и желания. Это место, эта тёмная одинокая дорога, по которой проезжала редкая машина, слепя Ивана дальним светом своих фар, как будто напоминало об иных, фундаментальных законах, на фоне которых ничтожно всё, чем дорожит человек.

Иван, в то время как он упрямо шагал сквозь холод, был озабочен тем, что у него немело лицо, и что дрожь пробирала его до костей. Территория вокруг раньше была родовым поместьем каких-то князей, а сейчас стала объектом культурного наследия. Именно поэтому здесь не велась застройка, хотя эта площадь находилась в черте города, который оброс её со всех сторон. Она была тёмным пятном на карте электрических огней.

Неожиданно краем зрения Иван уловил какое-то необычное движение справа от себя. Он повернул голову в ту сторону и в отдалении, среди древесных стволов, увидел странное сияние. По цвету больше всего оно было похоже на светящееся серебро. Это не был ручной фонарик – сияние было намного сильнее и исходило не от одной точки, а как будто разливалось сверху вниз, как по некоему стержню, и оно перемещалось, причём весьма шустро. Это был мечущийся столп света. Когда Иван увидел его, к скрипу высившихся вдоль дороги сосен присоединился новый звук: нечто среднее между мягким гулом и тихим бормотанием, что внезапно взрывалось чем-то наподобие плача или стенаний. Таких звуков Ивану слышать никогда не доводилось, и он насторожился. Однако сияние пропало через несколько мгновений так же резко, как и появилось, а вместе с ним прекратились и сопровождавшие его шумы. Интересно, что это могло быть? Видно, он перепил крепкого пива.

Впереди начался довольно крутой спуск. Склон рельефа приводил к короткому мосту, переброшенному через шумящий и всё ещё не замёрзший ручей, чьи воды бурлили под ним. Впадина была небольшой и заканчивалась через пятьдесят метров, после чего дорога снова выныривала на былую высоту и прерывала свою прямоту, сворачивая вправо. Затем она начала змеиться туда-сюда, огибая участки заросшей деревьями земли, пока наконец опять не переходила в прямую линию. Слева появилось просторное поле, из которого торчали высокие стебли засохшей травы, оставшейся с прошлого лета. На нём не было ни души. Оно тянулось метров триста, пока не оборвалось большим прудом, за которым снова следовал лес. Напротив него, по другой сторону дороги, был другой водоем, ещё больше по размеру. Оба пруда уже покрылись льдом и были неподвижны. И тут тоже никого не было.

Дорога стала забираться вверх, закручиваясь в спираль на крутом склоне. Иван даже утомился, поднимаясь на него. Похоже, это был большой холм. Здесь впервые появились постройки. Только они не относились к современным. Это были старинные русские одноэтажные деревянные дома, судя по виду, позапрошлого века. Они были бревенчатыми, их фасады были украшены резными узорами. Краска на них давно выцвела и облупилась. Многие из домов покосились или на четверть зарылись в землю. Их крыши завалило палой листвой. Видно было, что их поддержанием никто давно не занимался. Похоже, что в них никто не жил.

Здесь было тихо и спокойно и веяло стариной, безвозвратно ушедшей эпохой, отчего посещало ощущение, что время здесь остановило свой ход. Сам того не замечая, Иван, попавший под влияние этого места, постепенно стал чувствовать себя более умиротворённо. Негативные мысли ушли из его головы, и он размеренно бродил по холму, забыв о холоде и разглядывая пустые дома.

В одном из них горел тёплым светом лимонный квадрат окна на фоне окутавшей всё промозглой тьмы. Послышался звук пилы, чьи зубья проходятся по дереву, а затем донёсся и запах – запах свежей древесной стружки. Он был приятным, и его хотелось вдыхать. Что-то чистое и простое, чего Иван никогда не знал, живя в грязи своего тесного душного общежития, присутствовало в этом месте незримо. Дым шёл из трубы, торчавшей из крыши дома, и он излучал уют. Ивану захотелось взглянуть в его светящееся окно, чтобы узнать, кто в нём живёт, но занавески были спущены с той стороны, и за ними ничего не было видно, кроме движущейся тени.

Иван подошёл к порогу, поднялся на три ступеньки, заскрипевшие под ним, и постучался в дверь, и как только он коснулся её, его будто током ударило. Он что-то смутно почувствовал, словно это была дверь не просто в старый дом, но и в другое измерение. Это было начало. Начиналось что-то необыкновенное и необратимое, что навсегда изменит всё. Ивану стало страшно. Он замотал головой, избавляясь от странных ощущений, несвойственных ему и непривычных.

А затем дверь отворилась, свет упал на Ивана, и глаза его увидели высокий безмолвный силуэт. Казалось, минула вечность, прежде чем он обрёл черты: длинные чёрные волосы до плеч, такая же чёрная густая остроконечная борода, доходившая до рёбер, узкие плечи, длинные руки с тонкими кистями, задумчивое и непроницаемое лицо, спокойные глаза, лоб с одной глубокой морщиной. Незнакомец был одет в чёрную майку с коротким рукавом, чёрные джинсы и чёрные ботинки.

– Чем могу помочь? – голос у него был мелодичный и зачаровывающий. Хотелось спросить его о чём-нибудь – неважно о чём – только чтобы услышать звук его голоса ещё раз!

– Я ищу Михаила, – после паузы ответил Иван, уставившийся на незнакомца в чёрном.

Мужчина невозмутимо оглядел Ивана, чьё лицо по-прежнему было отёкшим от драки и было украшено лиловым синяком. Несомненно, он это увидел, но не сделал никаких комментариев на этот счёт. Вместо этого, незнакомец чуть-чуть помолчал, будто что-то взвешивая, а затем сказал:

– Это я.

Внутри дом был тёплым и чистым. Компактная чугунная печь, в которой за заслонкой трещали горящие дрова, стояла в главной, самой большой по размеру комнате. Длинная и узкая цилиндрическая труба шла от печи к потолку. Помещение использовалось как мастерская. Вся стена была увешена целым арсеналом столярных и измерительных инструментов: пилы всех форм и размеров, ножовки, лобзики, резаки, линейки, угломеры, рулетки, шила, буравчики, молотки, электродрели с насадками для свёрл разных размеров. Каждое приспособление имело своё организованное место. Что-то висело на крючке, что-то было заткнуто за планки держателей, что-то лежало на полке. Всё было разложено аккуратно и содержалось в образцовом порядке. Пузатые прозрачные пластиковые банки с гвоздями, шурупами, винтами и гайками были расставлены на полках здесь же, так что всегда легко и быстро можно было отыскать то, что требовалось.

У противоположной стены с занавешенным окном, в которое снаружи пытался заглянуть Иван, стоял высокий продолговатый рабочий стол. Сейчас на нём были сложены недавно изготовленные лестничные балясины, а рядом с ним ещё какие-то детали из дерева. В углу стоял станок для выпиливания досок из брёвен, в другом углу ещё один стол. Пространство было распределено с умом, и его ещё много оставалось в центре комнаты, так что можно было свободно ходить от стола к столу, от стены к стене, из угла в угол, не опасаясь обо что-нибудь споткнуться или что-то задеть. Дощатый пол преднамеренно не был покрыт ковром, чтобы удобно было сметать древесные стружки, что делалось регулярно по окончании каждого дня.

Аккуратность, чистота, просторность – всё это было следствием старательности и чистоплотности хозяина и являлось полной противоположностью той среды, в которой обитал Иван с её вечными пренебрежением к порядку, грязью и захламлённостью. Здесь же не было ничего лишнего, всё было функционально и использовалось в соответствии со своим назначением. И дышалось здесь легко, потому что свежий воздух с улицы проникал сюда из-за приоткрытой в окне форточки.

– Ты чего, плотник? – спросил Иван, оглядываясь вокруг с удивлением. Он был под впечатлением и не сразу задал этот вопрос.

– Да, – кивнул Михаил.

– И ещё металлист?

– Кто?

– Ну, тяжеляк слушаешь, – пояснил Иван. – «Металлику», «Айрон Мейден», «ЭйСи ДиСи»… Хаер у тебя длинный, ну, то есть волосня.

– Никогда не слышал, – пожал плечами Михаил.

– Да ладно!

– Давай к делу. Я человек занятой и время понапрасну тратить не люблю, – Михаил сохранял любезный тон и сказал это без раздражения.