Текст книги "Канун середины зимы (СИ)"

Автор книги: Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

На поляну, залитую густыми отблесками угасающего золота, и увитые радугой цветов троны Валар падал тихий крупный снег.

Всю короткую дорогу Майрон отчаянно подбирал хоть одно ободряющее слово, но Мелькор выглядел таким злым и чудовищно усталым, что он так и не решился заговорить, потому что слова казались бесполезными. Он надеялся, что хотя бы Эсте даст лекарство от укусов и остановит кровь.

Манвэ задержался возле ступеней Круга, глядя на них.

Амбаруссар замешкались, притихшие и перепуганные: они жались друг к другу, так и не зная, кто сейчас был страшнее: то ли разгневанный Фэанаро, то ли Нерданэль, покачавшая головой, то ли обреченно вздохнувший король Финвэ, то ли владыка Сулимо, то ли Мелькор.

Даже в безветренном воздухе светлые до белизны волосы Манвэ слегка колыхались, словно их шевелил легкий бриз. Светлое и строгое лицо сияло глубоким внутренним светом, но тонкие бледно-розовые губы тронула легкая улыбка.

– Владычица Эсте, – негромко произнес он, но в голосе звучала просьба, а не приказ. – Помоги моему брату. Прошу тебя.

Валиэ, облаченная в серебряное с прожилками праздничного бледно-золотого, поднялась со своего трона и легко кивнула. А затем куда-то исчезла: так легко, будто бы подул легкий ветерок, пахнущий горечью хвои и сонных трав.

Фэанаро было попытался сделать шаг вперед, но отец уже в который раз удержал его, обнимая сына и неведомыми ласковыми словами сдерживая ярость.

Мелькор был готов сесть уже куда угодно: на снег, на ступени, да хоть на трон самого Манвэ, лишь бы вес тела перестал приходиться на раненую ногу. Он с тихим содроганием встречал молчаливые взгляды эльдар, опять чувствуя себя не то преступником, не то диковинной зверушкой в клетке.

Кроме того, почему-то было холодно. Он выдохнул с болезненным присвистом и был готов сесть на ступени возле Маханаксара, когда Манвэ заставил его изумленно проморгаться: птичий брат сдернул с плеч белый меховой плащ, сплошь вышитый серебряными звездами, похожими на узоры льда, и накрыл им его плечи, как будто защищая от возможного презрения.

– Успокойся, – чуть слышно шепнул Манвэ, оправляя тяжелую ткань. – Никто больше не посмеет тебя тронуть.

«Да уж. Разумеется».

Мелькор ответил Манвэ хмурым взглядом, но больше ничем.

Плащ оказался приятно тяжелым, и по телу разлилось мягкое тепло. Майрон придержал его, помогая устроиться на высоких ступенях Маханаксара и наконец-то вытянуть раненую ногу, с которой тут же принялась цедиться кровь. Легче не стало, но теперь Мелькора отвлекал еще и пульсирующий болезненный зуд в руках, как будто проклятые пчелы залезли ему под кожу и ползали прямо там!

«Ну и где эта Эсте?!»

Мелькор попытался ожесточенно почесать запястье, но Майрон поймал его руку и крепко сжал, осторожно огладив ладонь: неестественно мягкую и горячую от укусов. Он бы и был рад сделать что-то прямо сейчас, но не знал, чем может помочь. Лишь рискнул тихо позвать Мелькора через осанвэ.

«Потерпи чуть-чуть. Сейчас Эсте поможет тебе».

Мелькор недовольно дернул плечом, но руку его не сбросил и вырываться не стал.

Майрон неловко провел ладонью по волосам Мелькора от макушки к шее, зарылся пальцами в густые темные локоны и попытался понять масштаб бедствия, связанного с застрявшими иголками и спутанными прядями.

Больше всего ему хотелось вытащить Мелькора отсюда как можно скорее. А лучше так и оставить в этом огромном меховом плаще и никого не подпускать, потому что усталость и злость никуда не девались.

«В конце концов, это из-за тебя так вышло».

Поколебавшись мгновение, Майрон принялся бережно расплетать длинную косу валы, аккуратно прочесывая ее хотя бы пальцами. Он вычесывал и выбрасывал иголки, ошметки шишек, мелкие веточки и оттирал снегом налипшую смолу.

Манвэ рядом с ними страдальчески окинул голубым взором Маханаксар и стоявших в молчании эльдар. Майрон надеялся, что всему Валмару теперь было стыдно как никогда.

– Готовьтесь к празднику, – владыка ветров улыбнулся эльдар, обводя широким жестом украшенную поляну. – Это не суд.

Прокатившееся по рядам облегчение показалось Майрону физически ощутимым, пока он перебирал мягкие перепутанные волосы Мелькора. Напряженная тишина сменилась суетливым гулом разговоров, а на своих местах остались лишь Валар, семья Фэанаро, да Ингвэ с сыном.

Откуда-то вынырнула Эсте, чьи серо-зеленые, с янтарными крапинками, глаза, смотрели на удивление ласково. Через плечо у нее висела аккуратная жесткая сумочка, увитая серебряными листьями.

– Попей, – она протянула Мелькору огромную керамическую чашку, больше похожую на кубок. – Согреешься и успокоишься. И позволь мне взглянуть на рану.

Майрон беспокойно сжал плечо Мелькора. Он знал, что вала терпеть не мог целительство, когда оно оказывалось непредсказуемо болезненным.

Но в чашке плескалось что-то нежно-розовое, светлое и непрозрачное. Мелькор поневоле зашипел и скривился, когда сосуд мучительно надавил на покусанные руки, но все же недоверчиво принюхался.

Пахло малиной, лавандой, пряностями и чем-то очень сладким, как сонное утро в теплом одеяле. Он сделал один маленький опасливый глоток, покосившись на Эсте: но в рот пролилась молочная сладость, казалось, целиком состоявшая из домашнего уюта, летнего малинового полдня, потрескивания поленьев в камине во время зимы, и пригоршни воспоминаний о мягкой постели, пахнущей горьковато-сонным ароматом лаванды.

Мелькор издал неопределенный звук изумления, вытаращившись на чашку.

– Это…

Эсте беззлобно рассмеялась и присела на ступени рядом с Мелькором, открывая сумочку. Через плечо валиэ Майрон краем глаза увидел какие-то инструменты и множество изящных флаконов с лекарствами.

– Это теплое малиновое молоко, – произнесла она глубоким мягким голосом, звучавшим чуть приглушенно, будто сказка перед сном. – Со специями, медом и лавандой. То, что твоему фана сейчас нужно. А ты, Майрон, вытащи жала и смажь его руки вот этим.

Валиэ вручила Майрону баночку какой-то мази и маленькие серебряные щипцы.

Мелькор бы выпил все малиновое молоко без остатка, если бы Эсте не остановила его бережным жестом, придержав за локоть.

– Погоди. Оно не остынет так быстро.

Он недовольно поморщился, но кружку все же отставил, перекатывая на языке теплое послевкусие, одновременно напоминавшее ириски и собранные прямо в саду большие ягоды. Сладость была ни на что не похожа, как будто валиэ ухитрилась капнуть в это молоко едва ли не росу Древ. Ускользающий вкус и приятное тепло, разливающееся по телу, все напоминали что-то очень знакомое, но Мелькор никак не мог понять, что.

Майрон оставил в покое его волосы и принялся сосредоточенно вытаскивать жала из ладоней. Мелькор предпочитал не смотреть ни на него, ни на Эсте, которая что-то делала с его раной, отчего ту начинало жечь то сильнее, то слабее, и напевала на валарине что-то мягкое и почти нежное.

Манвэ одобрительно кивнул, глядя за тем, как Мелькор недовольно морщится, но все же молча терпит все целительские манипуляции, и, наконец, поднялся к центру Маханаксара.

– Астальдо! – На этот раз голос Манвэ звучал сильно и звонко. – Ты должен был привести моего брата! Привести, а не загнать его на Тавробэль! – Тулкас угрюмо потупился, задумчиво изучая украшения на подлокотниках собственного трона. – А ты, Ингвион?! – Сулимо, будто большая птица, склонил голову к плечу, глядя на поникшего принца ваниар. – Ты должен был сдержать горячий нрав Астальдо, а не поднимать на моего брата копье! – Он кивнул в сторону Мелькора. – Просите его простить вас, чтобы он не держал злобы, – Манвэ вздохнул, помолчав. – К тебе, Фэанаро, это тоже относится.

Но едва стоило Ингвиону, упрямо сжав, губы, храбро выступить вперед, Фэанаро его опередил.

– Что ты сказал моим детям, Моринготто? – голос нолдо прозвучал резко и сильно, словно удар бича.

Майрон отчетливо услышал, как устало перевел дух король Финвэ: он прищурился и покачал головой, убрав за ухо прядь черных волос. Лицо у него было мягче и чуть проще, нежели у сына, а в ярких светлых глазах оставалась искорка и печали, и смеха, отчего оно казалось не то улыбчивым, не то грустным.

– Фэанаро, ты ведь слышал короля Арды, – веско произнес он. – Не зови этим именем его брата.

Куруфинвэ упрямо дернул головой, глядя на Мелькора.

– Подожди, отец! Я не верю, что мои сыновья решились на воровство сами.

Майрон видел, как щеки Мелькора вспыхнули от обиды пунцовым румянцем. Он уже перестал бережно втирать лекарство в его руки и пробрался теплой ладонью под плащ, чтобы хоть как-то обуздать злость успокаивающим прикосновением.

Не помогло. Вала глубоко выдохнул и оскалился, резко бросив:

– Разумеется, это я их надоумил, Фэанаро! – в голосе Мелькора звучала издевка. – Разве мог кто-то еще! Ведь я повинен во всем, что здесь происходит не так! Мальвы в твоем саду завянут, потому что в них потопталась собака – я тоже буду виноват! Тогда обвини меня сразу во всем, что когда-либо случалось плохого в твоей жизни! Мне нечего сказать, потому что я ничего не делал! – он выдохнул и ощерил зубы, шипя не хуже взбешенной гадюки. – А может, мне правда следовало сделать что-нибудь, чтобы заслужить такое прозвище?!

Манвэ опустился на ступени рядом с Мелькором, крепко сжимая второе плечо брата.

– Мелькор, ради всего Эа, успокойся, – тихо произнес он.

Финвэ стиснул в крепких руках локти сына, удерживая Фэанаро на месте. Глаза Куруфинвэ полыхали от гнева, а цвет скул мог соперничать с почти болезненным яростным румянцем Мелькора, яркого как маков цвет.

– Перестань, Фэанаро, – в голосе Финвэ послышалась сталь. – Ты слышал повеление владыки Сулимо? Мелькор не брал Сильмариллов. Это сделали твои сыновья, – Финвэ перевел взгляд на близнецов, и в его глазах почему-то появился отблеск смеха. – Пусть сами скажут, зачем они сделали это.

Манвэ согнул колено, упираясь в ступень перед собой, и смерил строгим взглядом близнецов.

– Ну, Амбарусса? Мы слушаем вас.

Все внимание обратилось к рыжим мальчишкам, которые так и не вымолвили ни слова с момента, как ступили на землю со спины Торондора. Один из них попытался произнести что-то, сморгнул мокрыми глазами… и сорвался в отчаянный рев, а спустя мгновение к нему присоединился второй.

Майрону показалось, что он услышал, как обескураженный вздох волной прокатился почти по всем собравшимся.

«О, Эру».

Манвэ Сулимо, признанный повелитель Арды, обреченно смотрел на главных похитителей дивных самоцветов. Фэанаро вздохнул. Нерданэль обняла мужа со спины, поцеловала в щеку и заставила насупленно поморщиться.

Рыжие похитители четырёх с половиной лет от роду рыдали в унисон, самозабвенно хлюпали красными носами, размазывали слезы и попытались между делом спрятаться за деда, но замерли на месте, едва взглянув на разгневанного отца.

А от этого заревели еще отчаяннее и громче.

Мелькор дулся. Майрон бы это сказал по одному тому, как нахохленно тот пьет свое розовое молоко. Белый плащ Сулимо окончательно придал ему сходство не то с совой, не то с ежом, который свернулся в шарик и высунул один нос.

Майрону хотелось развеять отвратительное настроение Мелькора хоть как-то, да только он сам не знал, как.

«Обнять что ли? Только по-настоящему».

Но при всех он смог только обвить рукой плечи Мелькора, позволяя откинуться на себя и будто невзначай коснуться носом макушки, когда вала тихо выругался от боли: Эсте наконец-то остановила кровь и положила на рассеченную кожу пропитанный лекарством бинт, перевязывая ногу.

– Больно! – возмутился Мелькор.

– Терпи, – с непреклонным спокойствием произнесла валиэ. – Сам говорил, что сильнее всех нас.

Мелькор недовольно засопел, нахохливаясь еще сильнее, но больше не ругался.

Манвэ устало потер переносицу, совсем уподобившись в этом жесте живому.

– Перестаньте… – потянул он, и мягкий голос зазвучал ласково и тихо.

Поначалу всем показалось, что близнецы успокоились. Амбарусса умолкли. Посмотрели на Манвэ. Затем на Валар и друг на друга.

И принялись выть с утроенной силой.

– О, Эру, Фэанаро, успокой своих детей! Невозможно же смотреть на их слезы!

Но Фэанаро хмуро глядел на близнецов и уже собрался сделать первый шаг, когда его опередил тот, кого ждали меньше всего. Великий охотник Оромэ сошел с трона и опустился на колено перед рыдающими мальчишками. Он улыбнулся строго и тепло, разом подхватив близнецов на руки, вскинув по одному на сгиб локтя, будто кукол.

Глаза у близнецов распахнулись, как у совят. Плач тут же смолк.

– Ну, тихо, тихо, мальчики, – он покачал разом замолчавших Амбарусса, и голос великого охотника звучал мягко и глубоко, как суровый шепот дубовой листвы. Пахло от него лесом, кожей, дымом и можжевельником, а одежды были похожи на постоянно меняющий оттенки лес, скрывающий в чаще зверей. – Ловкие. Тихие. Настоящие охотники. Вы поступили нехорошо. Вам стыдно перед отцом?

– Да-а! – удивленно-благоговейно потянул Амрод, во все глаза глядя на светлое и чистое, будто блистающее отсветами Тэльпериона и Лаурелин лицо.

– Мы… мы хотели принести самоцветы госпоже Айрэ Т-та-ари! Она могла бы сделать… звездочки… и их бы все видели… и никто не тро-онул!

Мальчишки опять сорвались в рев, заставив Оромэ обескураженно вздохнуть. И обнять обоих, покачивая на руках. Фэанаро молчаливо застонал, уткнувшись жене лбом в плечо, Финвэ прикрыл кулаком рот, изо всех сил стараясь не смеяться.

Если бы они обернулись, то увидели бы, что улыбка дрожит даже на лице Варды. Владычица звезд впервые подала голос за все время, прошедшее с возвращения Мелькора:

– Будет вам новая звезда, раз желали принести ее в дар отцу.

Вторым встал Тулкас: айну встряхнул головой, гордо расправляя плечи, и быстрым пружинистым шагом спустился вниз.

– Ладно, так тому и быть, – проворчал он. – Буду первым, – он встал перед Мелькором, уперев руки в бока. – Ну… прости меня что ли? Я же не думал, что… так выйдет.

«Не думал он. У тебя же вообще мозгов нет, правда?»

Но теплая ладонь Майрона, мягко лежавшая на спине, и уютная нега, разлившаяся по телу от малинового молока Эсте, почему-то заставили его придержать язык на этот раз.

– А ты вообще думаешь? – мрачно проворчал он.

– Да ну тебя! – возмутился Тулкас. От резкого кивка встрепенулись ярко-золотые кудри, красное лицо озарилось широкой улыбкой, а голос звучал громогласно, но беззлобно. – Да иди сюда, дай обниму что ли хоть раз в честь праздника! Слово даю больше не бить, пока точно не узнаю, что ты натворил! И другим не позволю!

Майрону показалось, что от внезапных медвежьих объятий опустившегося на колено Астальдо Мелькор сейчас или закричит от ужаса, или зашипит, пытаясь освободиться. Потому что в черных глазах валы был весь ужас, существовавший в Арде от начала времен, и более красноречивым лицо Мелькора, видневшееся из-за могучего плеча Астальдо могло бы стать только в случае крика по осанвэ: «Спаси меня!».

– Хорошо, хорошо! – Мелькор глубоко выдохнул, почти панически глядя на Тулкаса, отпил еще один глоток молока, глядя в пространство так ошеломленно, как будто до сих пор пытался осознать происходящее, и вздрогнул всем телом, дико глядя на Астальдо, когда тот от души хлопнул его по плечу.

– Вот и славно! Нечего держать обиды. Пойду я, дела праздничные все равно стоят. Надо их закончить!

Мелькор так и остался сидеть с приоткрытым ртом. Он встряхнулся. Проморгался.

– Это что сейчас было?

На этот раз не выдержала Нерданэль: женщина расхохоталась так звонко, что не смогла остановиться. Она вытерла выступившие слезы кончиками пальцев, продышалась, опять заливисто засмеялась и лишь потом заметила обиженный до глубины души взгляд Мелькора. Которому, разумеется, казалось, что выражение лица он сохраняет каменное.

– Прости меня, Мелькор, – она выдохнула. – Ох. Действительно прости. Я знаю, как ты не любишь смех. Сейчас вернусь, – с этими словами она улизнула куда-то в толпу, поцеловав Фэанаро в щеку напоследок.

Ингвион выглядел куда более нерешительно и мрачно по сравнению с Тулкасом. Но подошел ближе и, поколебавшись, опустился на колено: перед Манвэ, не перед Мелькором, и опустил взгляд.

– Прости меня, владыка Сулимо, – голос Ингвиона звучал тихо. – Не в моей власти было решать, кто виновен.

Манвэ лишь покачал головой.

– Не передо мной извиняйся, Ингвион, – он кивнул в сторону Мелькора. – Потому что твое копье задело не меня, а моего брата.

Мелькор видел и на деле молчаливо позлорадствовал, понимая, как трудно принцу ваниар даже помыслить об извинении перед ним. Но злорадство странным образом отступило, когда Ингвион наконец-то поднял голову и посмотрел ему в глаза: потому что взгляд ванья был переполнен таким стыдом и раскаянием, что становилось не по себе.

– У меня нет слов, чтобы искупить вину, потому что словами ран не залечишь. Но я надеюсь, что в тебе еще остались силы на прощение, Мелькор, – он говорил не громче прежнего. – Но я обещаю судить тебя только по делам, которые ты совершил, а не по тем, которые носят слухи.

Он не знал, что отвечать ванья. Простить?

«Да что такое вообще, это прощение?»

Манвэ улыбнулся, глядя на них обоих.

– Прости его горячность, Мэлко. Прости и сопроводи в следующий раз на охоте, если пожелаешь. Мне ли не знать, что обида все равно остается? Залечи ее разговором и добрым словом.

Он поморщился и хмуро поежился.

«Не хочу я тебя прощать. И не хочу ничего залечивать, принц-фиалка».

– Ты унизил меня перед всем Валмаром и Тирионом, Ингвион, – тихо произнес Мелькор. – Унизил так, как давно никто не унижал.

Ему показалось, что глаза Ингвиона распахнулись, как у Амбаруссар, готовых зареветь, разве что этот мальчишка оказался старше. А вместо слез во взгляде сверкнуло ошеломление и порыв разгневаться.

– Я не хотел этого! – он выдохнул и быстро взял себя под контроль. – Но я почту за честь, если ты примешь приглашение и предложение короля Сулимо, айну Мелькор. Большую честь. Я пришлю в Тирион сокола или прискачу сам, без посыльных, чтобы сообщить тебе, когда мы собираемся.

Мелькор неохотно колебался мгновение, прежде чем недоверчиво протянуть Ингвиону руку, позволяя пожать ее.

«Это все молоко Эсте. Что-то с ним не то».

Рукопожатие ванья оказалось на удивление крепким. Ингвион слегка поклонился: но как воин, а не как слуга.

– Благодарю тебя, айну. Ты спас своим прощением мою честь, и я этого не забуду.

Едва ушел Ингвион, к ним пришла радостная Нерданэль с корзиной, чем-то наполненной.

– Угощайтесь! – она протянула Финвэ и мужу по искусно изукрашенному прянику. Фэанаро – в виде алой звезды. Финвэ – в виде цветка Лаурелин. Нерданэль подошла к ступеням Круга, легко поклонившись Валар. – И не сочтите за насмешку, Владыки и Владычицы, но позвольте угостить и вас, разделяя с нами праздник.

Майрон почувствовал, как напрягся Мелькор, когда Нерданэль принялась с улыбкой угощать присутствующих пряниками, подобранными сообразно делам каждого из Валар: даже неохотно перебравшемуся на трон Улмо досталась белая раковина.

Последним на этот раз оказался Мелькор. Нерданэль подошла к нему, улыбаясь чуть-чуть лукаво, и вала напряженно прищурился.

– А ты сегодня с утра мучаешься, так что держи самый большой – за храбрость, – промурлыкала она и вытащила из корзины пряник впрямь втрое больше остальных, сделанный в виде большого самоцвета, похожего на бриллиант.

Майрон тайком отгрыз кусочек от своего собственного: в виде традиционного костра на середину зимы, и заметил, что щеки Мелькора опять полыхнули румянцем, но на этот раз – скорее от стеснения, чем от гнева:

– Спасибо, – тихо поблагодарил он.

Амбарусса, все еще сидящие на руках у Оромэ, жалобно шмыгнули носами. Посмотрели на великого охотника, но в тишине их вопрос прозвучал неприлично громко:

– А нас теперь отправят в Мандос, как Мэлко раньше?

На этот раз засмеялся даже Манвэ.

– Конечно, нет! Вы же маленькие!

– А не помешало бы, – чуть слышно и обиженно проворчал Мелькор. И откусил кусок от пряника.

– Нет, – Нерданэль щелкнула Амбарто по носу. – Но пряников вам все равно не достанется. Нечего было сбегать!

Майрон выдохнул и уже без всякого стеснения притянул к себе все еще напряженного, как струна, Мелькора. Он поправил теплый плащ и почувствовал, что вала почти обессиленно склонил голову, прижимаясь щекой к его руке.

– Перестань, – тихо шепнул он. – Ты всерьез дуешься на детей?

Почему-то он лишь сейчас почувствовал, насколько перепугался, когда понял, что с Мелькором могло что-нибудь случиться еще раз. В прошлом разлука и обретение новой связи дались и без того непросто, и Майрон просто не был уверен, что смог бы пережить это еще раз.

Оромэ покачал Амбарусса на руках.

– Извинитесь – и довольно. И накрепко запомните, что совершать ничего подобного нельзя.

Амбарусса слушали его, открыв рты, и усердно закивали.

– Ну? Бегите к отцу.

Он опустил детей на землю, но близнецы все равно замерли в нерешительности. Огромные зеленые глаза смотрели то на Мелькора, то на отца, то на мать. Амбарто шмыгнул носом. Сделал первый шаг к отцу. Посмотрел на Мелькора.

– Я сказал, что больше с ними не разговариваю, – проворчал Мелькор.

– Мелькор, – укоризненно потянула Нерданэль. – Сам хвалишься, что самый могучий в Арде, и всерьез собрался держать обиду на детей четырех лет от роду? – квенди коснулась ласковой рукой растрепанных волос валы. – Весь в иголках. Опять тебя надо расчесать и привести в порядок. Ну, что это такое?

Мелькор выдохнул со стоном и измученно посмотрел на зареванных Амбарусса.

– Ладно, – проворчал он. – Так и быть, вы двое прощены, только хватит реветь.

Слезы исчезли как по волшебству. Зато потом страшно смущенные мальчишки подошли к отцу, протягивая на раскрытых ладонях Сильмариллы. Говорили они тихо, смущенно и постоянно перебивая друг друга:

– Па-ап. Мы хотели тебя поздравить.

– Точно.

– Прости нас.

Фэанаро слушал сыновей с неприступным лицом, даже не глядя на них. Он угрюмо буравил взглядом Мелькора, и это было взаимно.

– Ну, пожалуйста!

– Прости! Мы не хотели никакого зла!

– Ты же сам говорил, что Сильмариллы должны видеть все! Мы хотели уберечь их!

Куруфинвэ сломался через минуту напряженного умоляющего взгляда двух пар изумрудных глаз: он опустился на колено, крепко обнимая сыновей и, пожалуй, один Финвэ прочитал по губам сына невысказанное вслух «мальчики мои».

– Две недели никаких игр, негодники. Только мастерская, – проворчал Фэанаро, так и обнимая сыновей. – Только вы и там все вверх дном перевернете. Чем вы вообще думали, когда полезли на гору?!

Сыновья ответили ему смущенным молчанием, и теперь как приклеились к отцу, обнимая с двух сторон.

Оставалось лишь последнее. Манвэ кивнул Фэанаро, напоминая, что не забыл о просьбе признать ошибку. Мелькор смерил Куруфинвэ едким взглядом.

– Фэанаро.

– Мятежный, – последовал тяжелый ответ.

Они так и изничтожали друг друга взбешенными взглядами, молчаливо сопя.

«С тебя это все началось, и именно ты источник моих проблем».

Сумей кто заглянуть бы в головы обоих – обнаружил бы, что эта мысль родилась одновременно.

– Ты даже мое имя произнести не можешь? – издевательски поинтересовался Мелькор.

– Могу, да на язык все равно противно, – огрызнулся Фэанаро.

Вала закатил глаза и презрительно скривил рот.

– Не более противно, чем твои упражнения на произношение.

– Без них ты бы вообще не заговорил на нашем языке.

– Неужто?!

Их оборвали четыре голоса, в одно и то же мгновение произнесшие два разных имени:

– Фэанаро!

– Мелькор!

На мгновение повисла угрюмая тишина.

– Хорошо, – яростно произнес Фэанаро. – Хорошо, отец! Хорошо, моя дорогая жена! В следующий раз я буду лучше смотреть за сыновьями! Но он!..

– Пошел ты, Фэанаро, – устало потянул Мелькор.

– Провались с глаз моих, Мелькор, – резко ответил нолдо.

Айну тихо фыркнул, пренебрежительно взмахнув рукой.

– А на кого тогда будешь изливать свою желчь?

Фэанаро скептически возвел взгляд к небу.

– А на кого ты будешь изливать ненависть? На всю Арду?

Манвэ со стоном погрузил лицо в сложенные руки и косо посмотрел на Майрона.

– По крайней мере, разговаривают, – чуть слышно произнес Сулимо, надеясь, что увлеченный спором брат его не слышит.

Майрону не оставалось ничего, кроме как кивнуть.

«Лучше, чем ничего. Будем считать за примирение».

Нерданэль ненавязчиво взяла под руку Финвэ.

– Мой дорогой король и отец того, кто стал жизнью моей, – тихо поинтересовалась она. – Как думаешь, когда мой супруг поймет, насколько порой похож на него?

Финвэ пожал плечами, и в светлых глазах мелькнул озорной огонек.

– Неведомо, дорогая Нерданэль. Подозреваю, что и мудрейшим.

А потом был праздник. В заснеженном поле сияли звезды и яркие фонари. Огромные столы были заставлены букетами и хвоей.

За столами они сидели рядом с Валар и семьями королей, а после – в снегу на широких покрывалах, пока нолдор танцевали в свете огней в спокойном полумраке отдыхающих Древ. Вино было сладким, еда – горячей и пряной, веселье – искренним.

Если бы Майрона попросили описать тот вечер, он бы мог вспомнить лишь яркие, словно звезды в небесах, вспышки воспоминаний, сливавшиеся в один сон. Вот Мелькор, чье лицо озарялось рыжими бликами свечей и ламп, наконец-то улыбнулся впервые за весь день и засмеялся какой-то шутке. Вот золотое вино, льющееся в бокалы, и серебряные лучи гаснущего Тельпериона рассыпаются в нем на звезды. Вот зажглась на верхушке Тавробэля под дивную песню Элентари яркая золотая звезда, и почему-то Майрон отчетливо помнил, что обнимал Мелькора, уже облаченного в новый подарок, когда весь мир как будто замер, ожидая, что за этой яркой звездой целой Арды коснется чудо. А вот высокие, ласковые, чудесные гимны ваниар, льющиеся музыкой, которая задевала внутри что-то настолько хорошее, о чем ты и сам мог не думать.

А еще был бьющий в лицо и треплющий волосы озорной южный ветер, приносящий дыхание весны, когда резвые кони во весь опор скакали по утоптанной снежной тропе в Тирион. Был смех в саду, украшенном ярким и теплым светом ламп и венками вечнозеленых растений, запах хвои и цветов, и подарки, которые принесли только радость и ни одного сожаления. Майрон запомнил, как визжали от радости Амбарусса и как поцеловала его в обе щеки Нерданэль. Как даже Куруфин нашел силы пожать руку Мелькору, а бесконечная ссора валы и Фэанаро впервые превратилась в лишенный ядовитых упреков вдумчивый разговор.

Домой они вернулись, правда, когда было еще темно, и в этой тишине Майрон почему-то особенно остро почувствовал, насколько ему ее не хватало. Тишины и защищенности этими стенами.

Дом казался непривычно тихим и пустым после праздничной суеты, но уютным как никогда. Майрон поставил у входа корзину с подарками и поймал себя на том, что смотрит, как Мелькор поправляет волосы и вешает в шкаф накидку.

Крупные распушившиеся кудри вились с небрежной красотой. Очерченный мягким светом из других комнат резкий профиль выглядел родным. Майрон знал, что фана была всего лишь оболочкой, непостоянной и обманчивой, но…

Но будь все проклято, как бы он не хотел потерять Мелькора, когда он был именно таким. Похожим на квенди, резким, живым, капризным и порой невыносимым. Никакое существо в Арде не могло бы заменить его собой. Да и было ли вообще хоть одно, похожее хоть немного?

И не скажешь же – даже в мыслях звучит смешно. Но молчание висело в воздухе так плотно, что можно было потрогать, а когда Мелькор обернулся к нему и на мгновение замер, глядя в глаза, Майрон не выдержал.

Он в два шага преодолел расстояние между ними и обнял наконец-то так, как казалось правильным весь вечер. Cцепил руки за сильной спиной и крепко сжал Мелькора в таких объятиях, будто пытался вложить в один смешной жест все, что непривычным беспокойством и ненормальным теплом прорастало изнутри. Так ярко, что не хватало ни слов, ни жестов объяснить, как похоже это на плещущийся внутри мед.

– Майрон?.. – ему показалось, что голос Мелькора звучит почти растерянно.

Но спустя несколько мгновений теплые руки обхватили и его спину, с благодарной и неуклюжей скованностью, а висок пощекотало чужое теплое дыхание.

Спать собирались в странной неловкости. Обычно отход ко сну напоминал Майрону странный ритуал, отлаженный до малейших мелочей: единственный из всех, в ритм которого Мелькор вписывался идеально. Но сегодня все шло не так: они сталкивались в дверях, налетали друг на друга, и когда с грехом пополам добрались до собственных спален, спустя несколько минут в дверях комнаты Майрона появился знакомый силуэт. Мелькор все еще прихрамывал на раненую ногу: он и во время праздника избегал слишком часто вставать и большую часть времени провел за разговорами с другими.

– Майрон, – голос Мелькора звучал непривычно тихо и будто смущенно.

Майа расчесывал короткие светлые волосы перед сном и обернулся на голос.

– А?

Мелькор вздохнул, поморщился, словно от лёгкой боли, и произнес самую странную просьбу из всех, какую только можно было придумать:

– Помоги мне передвинуть кровать.

Майрон изумленно моргнул, хмуря светлые брови.

«Что?»

– Ты что? Куда перетащить? Мелькор, зачем?

Мелькор неловко пожал плечами и перешагнул порог спальни Майрона, после чего тяжело сел на кровать, выпрямив ногу.

– Я слышал… – он выдохнул. – Неважно. Я хочу лечь на террасе, где стеклянный потолок, и видеть звезды.

Майрон недоуменно наморщил лоб и отложил в сторону расческу. Присел рядом с Мелькором. Что-то во всем этом шло не так.

– Ты же терпеть не можешь звезды, – тихо спросил он. – Почему?

Вала устало покачал головой и полным досады жестом убрал крупную кудрявую прядь за ухо. Он был облачен в тот же плотный и матовый темно-изумрудный шелк, что и утром. Легкий золотой свет, падавший на его лицо от ламп, делал его черты непривычно мягкими.

– Не знаю, – проворчал он. – Но я хочу.

Майрон понятия не имел, что ответить ему. И уже было собирался сказать о неразумности этого желания, но, оттягивая неприятный момент, мягко коснулся ладонью бедра Мелькора, чувствуя под чудесной зеленой тканью плотную перевязь.

– Дай-ка посмотрю твою ногу, – тихо шепнул он.

Мелькор недовольно поморщился и одернул подол ночных одежд, не глядя на Майрона.

– Не на что там смотреть. Я в порядке.

«Ему же больно. Поэтому пришел за помощью».

Майрон выдохнул и покачал головой от этого внезапного и чудовищно простого осознания. А потом раздумал упрекать Мелькора в неразумности еще раз: потому что изнутри опять толкнулось до рези теплое чувство, которое словно норовило что-то выжечь изнутри и одновременно подталкивало вперед: сделать что-нибудь, стереть эту рану. Сейчас же, сегодня. Заставить Мелькора забыть об унижении, которое сегодня случилось. Оградить его.

Поэтому он кивнул в сторону дверей.

– Хорошо. Так и быть, помогу тебе.