Текст книги "Канун середины зимы (СИ)"

Автор книги: Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

О том, в какой ярости был муж, когда узнал о рождении первой младшей сестры, а за нею – брата, она не стала упоминать. Как и о том, что Фэанаро вообразил себе, будто бы отец его стал любить меньше своей жены и других потомков.

«В мальчишках ничего не меняется. Век от века».

Почему-то глядя на то, как злится один из айнур, называвший себя величайшим в Арде, ей становилось смешно и чуть-чуть грустно, отчего сдержать смех становилось легче.

«Неужели этого никто не увидел раньше? И ведь вылез же на мороз в одной ночной одежде и босиком, просто чтобы сидеть, мерзнуть и мешать вишневую настойку с вином. Да такого даже Морьо не делал. О, Эру».

– Верно, – говорила Нерданэль по-прежнему тихо и осторожно. – Ты айну, говорящий, что равен по силе всему Кругу Судеб. Но я вижу то, что уже видела. Одиночество, неприкаянность и отсутствие любви. Неправильно, когда они остаются в канун праздника.

Мелькор покосился на нее зло и хмуро и ничего не ответил, скрестив руки на груди. Как будто хотел отгородиться.

Или согреться.

Нерданэль тяжело вздохнула и бесцеремонно коснулась костяшками пальцев щеки валы.

– Ну, вот. Ты замерз, но ни за что этого не признаешь. Пойдем в дом.

Мелькор молчал, продолжая настороженно смотреть на нее. Женщина устало склонила голову к плечу, глядя ему в глаза и как будто размышляя. Куснула губу.

– Не хочешь – не нужно, – Нерданэль откинула полы широкой лисьей накидки, жестом приглашая Мелькора придвинуться. – Иди сюда. Ты замерз. Хватит гордости и вести себя, будто маленький ребенок или капризная принцесса, которую утомляет пение соловьев, а фрукты наскучили. Ты же сам говорил, что ты величайший из айнур.

Мелькор зло вскинулся, опуская ноги, выпрямился – и взбешенно выдохнул сквозь зубы.

– Принцесса?!

Вала потерял дар речи, когда вместо ответа Нерданэль придвинулась, безапелляционно набросила на его спину половину теплой лисьей накидки и ловко обхватила за плечи, притягивая к себе так, что он был вынужден прижаться щекой к рыжей макушке женщины, чьи волосы пропахли пряностями и цитрусом.

От ее наглости Мелькор потерял дар речи второй раз. Внутри теснилось слишком много эмоций: от бешенства до ошеломления, и выделить из них одну-единственную он не мог.

– Прости меня, – примирительно проговорила Нерданэль, крепко держа валу за локоть. – Но иначе ты бы и не пошевелился. Мелькор, я уговариваю величайшего из айнур согреться. Ну что это такое?

– У вас все в порядке? – от входа на веранду послышался голос Майрона.

От удивления майа даже рот приоткрыл, когда увидел Мелькора, с угрюмым видом сползшего к плечу Нерданэль, и квенди, что-то укоризненно воркующую вале почти в макушку.

В руках Майрон держал поднос с тремя белыми чашками на блюдцах и чайником. Через плечо у него был перекинут плащ цвета красного вина, подбитый мехом.

– Конечно, – Нерданэль приветственно махнула ему рукой.

Майрон поставил чай на столик и набросил на Мелькора теплый плащ, укрывая валу поверх одежды. Он все еще ошеломленно и вопросительно смотрел на то, как легко Нерданэль гладит Мелькора по плечу.

Судя по широко распахнутым глазам Мелькора, вала сам не понимал, как позволяет подобное.

– Не смотри так на меня, Майрон, – Нерданэль вздохнула. – Он замерз, но никогда бы не признался в этом. А еще не признался бы в том, насколько ему нужно, чтобы его хоть кто-нибудь обнял.

Мелькор вскинулся, наконец-то высвобождаясь из объятий, и зло посмотрел сначала на Нерданэль, а затем на Майрона, усевшегося рядом. Черные глаза валы сверкали бешенством, щеки и шея ярко алели: поровну от мороза, алкоголя и злости.

– Да откуда ты знаешь, что мне нужно! – прошипел он квенди. – Перестань принимать меня за своего сына, Нерданэль!

Женщина пожала плечами и поправила растрепавшиеся волосы Мелькора, глядя вале прямо в глаза.

– Я и не принимаю. Я желаю помочь тебе, но знаю, что силой тебя не принудить ни к чему. Майрон, передай мне чай, пожалуйста. Спасибо.

Мелькор взял свою чашку, неловко пытаясь ничего не разлить, но не переставал зло смотреть на квенди. Сделал несколько глотков, убрал чашку прочь и обессиленно уперся локтями в колени, потирая виски пальцами.

– Оставьте меня в покое, – голос валы звучал измотанно. – Оба. Со своими насмешками, со своими рассказами, как нужно поступать. Со всем. Пожалуйста.

Майрон глубоко и устало вздохнул, откидываясь на скамейке. Он жестами объяснил Нерданэль, что именно это происходит каждый год, и именно поэтому он отчаянно хочет дать Мелькору подзатыльник. Прямо сейчас. Нерданэль красноречиво-укоризненно покачала головой и погладила валу по спине, придвигаясь ближе. Говорила она по-прежнему тихо, и Майрон поневоле начинал благоговеть перед этим терпением, которое казалось больше всей Арды:

– Мелькор, – голос Нерданэль звучал ласково и тепло, и ее пальцы бережно перебирали крупные кудри, рассыпавшиеся по спине Мелькора. – Я не знаю, что происходит в твоей голове. Но что я знаю – так это то, что в канун середины зимы никто не должен чувствовать себя брошенным. Особенно тот, кого уже любят. Не тебе умолять о милости, – она помолчала и остановила ладонь. – Амбаруссар скучают по тебе. Нельо тебя вспоминает. Даже Морьо и Кано порой спорят с Фэанаро в твою защиту. И поверь, немногие осмелились бы обратиться за помощью, как Майрон, – Нерданэль бросила на майа короткий взгляд. – Я не сомневаюсь, что он сделал это из любви к тебе. Посмотри на меня. И на него.

Мелькор устало выпрямился и вздохнул, но посмотрел: равнодушно-замученно. Сначала на Майрона, а затем – на Нерданэль. Женщина опять взяла запястья валы в свои ладони.

– Я знаю, о чем когда-то говорил Владыка Сулимо, – она снова смотрела Мелькору в глаза и говорила тихо и твердо. – Знаю, что говорят. Остерегаться тебя и всегда помнить о лжи. Но я тебе верю. Я хочу видеть вас обоих на празднике в своем доме.

Мелькор тихо выдохнул, потирая лоб и морщась. Задумчиво посмотрел на женщину:

– Что, так просто? А где просьбы поклясться, что я не причиню вреда? Или снисхождение, что сегодня ты это сделаешь, чтобы потешить свою… совесть, а завтра уже нет?

– Мелькор… – ворчливо потянул Майрон.

Нерданэль улыбнулась и поднялась с качелей, оправляя накидку и платье.

– Их не будет. Я тебе верю.

Мелькор посидел молча, словно собираясь с силами, и сказал то, от чего Майрон едва не подавился. Чуть слышно и голосом как будто севшим, но так отчетливо, что перепутать оказалось невозможно.

– Спасибо.

А Нерданэль сделала неслыханное: оперлась коленом на качели и коротко поцеловала валу в лоб, оставив Мелькора в который раз недоумевающе хлопать глазами.

– Одевайся, – голос ее зазвучал громче, но с прежней непреклонной мягкостью. – Пойдем ко мне в дом. До праздника ещё много работы, – она улыбнулась. – Повидаешься с мальчиками. Познакомишься с Тьелперинкваром.

Майрон недоумевающе нахмурился.

– Тьелперинквар? Я даже не слышал его имени.

Нерданэль беззлобно рассмеялась.

– Немудрено. Ему всего три года. Мой первый внук, – она жестом поманила их обоих в сторону дома, делая первый шаг. – Пошли. На пиру посажу вас рядом с моими сыновьями. А пока будем готовить, заварю малиновый чай с лета. Я чувствовала, что она была в том чае, и вижу, что весь сад по углам ею зарос, так что не отпирайся, что не любишь ее.

Майрон за спиной Мелькора беззлобно хмыкнул, покачивая ногой.

– Варенье больше.

Нерданэль вопросительно приподняла бровь. Мелькор пихнул Майрона в плечо ладонью.

– Из любви, значит? – хмуро поинтересовался вала.

Майрон закатил глаза к потолку и язвительно потянул:

– А то мне заняться больше нечем, кроме как твою малину с сахаром варить.

Мелькор фыркнул, но все-таки сделал то, что от него добивались все это время: поднялся с качелей, двигаясь с наигранной пьяной плавностью, и направился в дом. Нерданэль ласково поймала его за локоть на первом же шаге, тихо проговаривая на ухо:

– И протрезвей. Я поняла, что ты в отвратительном состоянии, когда учуяла вишню и увидела вино. Как тебе вообще пришло в голову мешать вино с настойкой Фэанаро? Я не хочу знать, откуда ты ее столько взял.

Вала приоткрыл рот, собираясь возразить, но женщина опередила его, непреклонно указывая в сторону дома.

– Мелькор. Одеваться и приводить себя в порядок. Сейчас же.

Майрон вздохнул с облегчением, когда они вышли из дома спустя неопределенное, но достаточно быстрое время, а Мелькор принял мало-мальски пристойный вид: хотя бы заколол волосы, чтобы те не лезли в лицо, и облачился в строгое темно-лиловое с золотом одеяние. Майрон и Нерданэль несли на сгибе локтя по керамическому горшку, нагруженному порезанными яблоками и морковью. Майрон лихорадочно соображал, откуда теперь взять подарки на всю семью Фэанаро, которых, разумеется, ни он, ни Мелькор не готовили.

Валу он держал за руку неосознанно крепко. Так, что еще немного, и лучшим для этого определением стало бы «вцепиться».

По крайней мере, Майрон не сомневался, что Мелькор останется в руках, из которых его не отпустят. Пока он будет истерически бегать по всему Тириону и хотя бы пытаться придумать, что и кому подарить. Подарки на середину зимы чаще дарили символические и скорее приятные, нежели величественные и необходимые, но, тем не менее, дарили. Он лично видел, как однажды дети вручили Кругу Валар под общий смех лембасы с глазурью, которые должны были изображать каждого из Валар.

Майрону помнилось, что Мелькор отказался появляться на праздниках именно после этого торжества. Когда этот подарок стал единственным полученным за праздник и оказался сделан в виде уродливого тирана Утумно.

Не считая сделанного самим Майроном обруча на волосы в виде переплетенных между собой золотых стрелиций, похожих на острые лепестки пламени, но Майрону показалось, что Мелькор после этого принял детскую глупость еще ближе к сердцу, чем изначально.

– Мама? – в прихожей дома Куруфинвэ первым они увидели старшего сына Фэанаро с бочонком меда в руках.

По мнению Майрона, так самого разумного. Видимо, потому что Нельяфинвэ все же пошёл в мать.

– Я… – Майтимо явно замешкался, недоуменно глядя то на одного, то на другого неожиданного гостя. – Мелькор… Майрон. Счастливой середины зимы.

Нерданэль изящным движением сбросила лисью накидку и отряхнула от снега пушистую медную косу.

– Отца я возьму на себя, Нельо, – спокойно произнесла она. – Займи наших гостей, милый, – она задумалась на мгновение. – Займи как друзей, я имею в виду. Чем ты занят?

По лицу Нельяфинвэ Майрону показалось, что тот растерялся окончательно. Квенди развел руками, насколько мог сделать это с бочонком меда, и пожал плечами.

– Мы готовили медовые пряники и ореховые конфеты. И мам, но отец…

– Отца я возьму на себя, – безапелляционно повторила Нерданэль.

Неизвестно, сколько длился бы спор, если бы в коридоре не раздались быстрые шаги и воздух не взрезал разгневанный голос Фэанаро.

«Проклятье».

– Что ты делаешь в нашем доме, исключенный из круга Валар?

Куруфинвэ остановился возле фонтана: с собранными в простой хвост волосами и не менее простой домашней одежде. Серые глаза сверкали не то как молнии, не то как бриллианты, и на суровом одухотворенном лице Майрон не видел ничего, кроме глубокого гнева. Гнев мог бы и испугать, если бы майа не почувствовал, как Мелькор сжал его руку до боли крепко.

– Фэанаро! – резко одернула мужа Нерданэль.

Майрону показалось, что от гнева воздух рядом с Куруфинвэ сейчас вспыхнет. Майтимо молча отступил в тень стены, поближе к матери, определенно не питая никакого желания ввязываться в ссору, но бросил на них короткий взгляд и едва заметно улыбнулся.

– Я не желаю видеть в эти дни осквернившего саму плоть мира, – Фэанаро чеканил слова, глядя не на супругу, а на Мелькора. – Я не знаю, каким обманом ты провел даже мою жену, но я тебе не рад и не даю дозволения здесь находиться.

Майрон видел, что щеки Мелькора мгновенно вспыхнули пунцовым румянцем, а черные глаза сверкнули от обиды и гнева, и стиснул ладонь валы еще крепче, бросая отчаянную мысль через осанвэ.

«Молчи! Пожалуйста! Она сказала, что сама поговорит с ним!»

Словно вторя его мыслям, разговор оборвал суровый голос Нерданэль, разом потерявший ласковость.

– Фэанаро, – она говорила без тени ярости, но с непреклонной силой. – Не тебе сомневаться в прощении владыки Сулимо.

Нолдо смерил взглядом Мелькора еще раз, встал покрепче и скрестил руки на груди. Голос Феанора звенел от ярости, повышаясь звонче и громче:

– Этот праздник для семей, и ему надлежит быть со своей собственной. – Он перевел дух, бросив в сторону Мелькора еще один ледяной взгляд. – Если таковая есть. И если найдется хоть один дом во всем Валиноре, который согласится принять его. А если и нет, мне нет до того дела.

Нерданэль выдохнула, выступая вперед. Голос эльдиэ звучал глубоко и мягко, но казался тверже мрамора и гранита:

– Они останутся, потому что не имеющих семей и близких надлежит привечать и протягивать им руку в час празднеств. И если этого не сделал никто до сих пор, рассуждая о них подобно тебе, это сделаем мы. Ярость и подозрения не дадут ничего не знающему ни своего, ни чужого сострадания. Кроме того… – Нерданэль вздохнула, повесила лисью накидку в большой шкаф, спрятанный в стене, и подошла к Фэанаро вплотную, укладывая ладони супругу на локти. Голос ее смягчился. – Я хотела узнать, готов ли стол в садовой оранжерее для праздника?

Куруфинвэ яростно выдохнул, покосившись на Мелькора, и перевел пламенеющий гневом взгляд на жену.

– Не переводи беседы, Нерданэль. Какое это имеет отношение к…

Эльдиэ усмехнулась уголками рта и сжала пальцы крепче на локтях мужа. Негаснущие хрустальные лампы бросали на их лица и фигуры легкие голубоватые отблески.

– Веди себя мудро, Фэанаро. Так готов или нет? – Нерданэль говорила очень тихо и спокойно.

Фэанаро посмотрел в глаза жене и гневно сжал губы.

– Нерданэль, я сейчас не об этом!

Женщина вздохнула, погладила Куруфинвэ по плечу, и голос ее вновь зазвучал очень мягко:

– Значит, нет. А готово ли мясо к столу?

– Тьелко…

Нерданэль оборвала Фэанаро всего лишь поднятым в воздух указательным пальцем. Куруфинвэ дышал так глубоко, что Майрон видел, как вздымается и опадает грудь нолдо под рубашкой.

«Да как она это делает?!»

– Значит, нет. А готовы ли подарки твоим племянникам?

Куруфинвэ сурово нахмурил брови и выдавил сквозь стиснутые зубы:

– Внукам Индис не бывает недостатка…

Нерданэль снова оборвала мужа – на этот раз коротким поцелуем в уголок рта, и Майрону показалось, что Фэанаро, тем не менее, больше всего похож на чайник, который вот-вот засвистит или взорвется. Потому что выглядел Куруфинвэ так, словно хотел вышвырнуть Мелькора из дома.

– Значит, нет, – спокойно подвела итог Нерданэль и убрала под жемчужную тесьму на лбу прядь волос. Голос ее звучал с прежней успокаивающей мягкостью и при этом казался тверже камня. – Дорогой супруг, тебе действительно больше нечем заняться, кроме как гнать из нашего дома тех, кто открыто предложил свою помощь, а после этого отказывать им в гостеприимстве? Подарки – не сделаны. Стола – нет. Мясо – не готово. Когда, о мой возлюбленный муж, ты собрался этим заниматься?

Куруфинвэ смерил Майтимо таким взглядом, словно был готов упрекнуть сына в малодушии за то, что тот смолчал в таком споре, но ничего не сказал. Лишь холодно произнес, как будто отрезав:

– Делай, как задумала, но ты пожалеешь о своей вере, дорогая жена. Я свое слово сказал.

Этим их общение с Фэанаро и ограничилось. Майтимо, отправившийся с ними на кухню, выглядел так, словно чудом выжил после шторма: на лице старшего сына Куруфинвэ отпечаталась смесь ошеломления и безграничного счастья.

– Поверить не могу, – пробормотал он, шагая рядом с ними к большой домашней кухне. – Я думал, что отец разъярится на всех, включая маму.

Он выдохнул и недоуменно потянул носом воздух, как будто улавливая запах чего-то.

Майрон жадно пожирал взглядом интерьеры вокруг: резные потолки, головокружительно детализированные колонны, хрустальные фонтаны и ажурные лестницы, словно летящие в воздухе. Дом Куруфинвэ был поистине дворцом.

Они спустились к просторному светлому коридору, выложенному бело-зеленым мрамором.

Майтимо принюхался еще раз. Прищурился и, наконец, посмотрел на безразличного Мелькора, вид которого сообщал каждому, какой интерес представляют для него домашние дела и готовка.

Никакого.

Нельяфинвэ прищурился, глядя на валу.

– Это что, вишневая настойка отца?! – Вполголоса спросил он, сдвинув брови в неверящей и отчаянной гримасе. – Мелькор, ты что…

Он даже не закончил фразу. Мелькор глубоко и утомленно вздохнул.

– Да, – зло и коротко ответил вала. – Я умылся, даже сидел на улице, но если выпью даже чашку чая с ликером, то буду… как там говорил Морифинвэ… в дрова. Потому что я вообще не собирался выходить из дома.

Майрон, не глядя, подхватил Мелькора за локоть, когда вала чуть не врезался лбом в стекло на двери. Посмотрел в зеленые глаза Нельяфинвэ, равнодушно пожимая плечами:

– Ему стыдно, он пил на голодный желудок, и он никогда в этом не признается.

Майтимо смерил валу подозрительным взглядом:

– Да я вижу, – хмуро произнес он. – По пятнам на шее и глазам. У Морьо и отца точно так же… случается.

Нолдо обреченно покачал головой и огляделся, когда они вышли в широкий коридор, глядящий окнами на просторный сад: справа Майрон слышал голоса и шум, а слева было тихо. Майтимо кивнул налево и некрепко сжал пальцами плечо Мелькора.

– Пошли, величайший из айнур. Тебя срочно надо накормить. А то мама и Курво с его женой меня закопают в снегу прямо под елкой.

Майрон поначалу не понял, при чем здесь Куруфинвэ-младший.

«Точно. Тьелперинквар трех лет от роду, а Мелькор почти… в дрова. Помоги мне Эру, хотя нет, это не к нему».

Большая мастерская дома Фэанаро Куруфинвэ была пуста, светла от снега на хрустальной крыше и тиха. Лишь потрескивал огонь, да слышался стук ювелирного молотка по маленькой наковальне.

Куруфинвэ-младший молчаливо шлифовал изгиб неведомого пока украшения. Фэанаро, присоединившийся к сыну, ожесточенно придавал форму мягкому серебру.

Они провели в молчании много времени: сыну не требовалось объяснять, что отец пришел в отвратительном расположении духа, кипя гневом. Фэанаро резко сдернул фартук с крючка, не поприветствовал сына, не поделился новостями и взялся за работу с тем рвением, которое всегда означало ярость.

Объяснять ему ничего не требовалось. Он уже слышал, что мать отважилась привести в дом падшего айну. Худшей компании он и представить себе не мог, невзирая на то, что братья питали странную склонность к брату Владыки Сулимо.

Куруфинвэ-младший решился нарушить молчание, когда закончил шлифовать изящный золотой узор. Он встал из-за стола и подошел к ювелирной наковальне, за которой работал отец.

– Atar, ты позволишь мне? – он смотрел на отца хмуро и более всего хотел бы успокоить его в этот праздничный день, насколько мог. Если бы в нем самом не кипело непонимание и неверие в поступок матери.

Фэанаро выдохнул, как будто выпуская часть собственного гнева.

– Говори, сын, – голос его звучал тяжело.

Атаринкэ снял рабочий фартук и повесил его на крючок.

– Мама тащит домой единственную в Амане грязь. Отчего ты позволяешь ей это?

Фэанаро тягостно посмотрел на сына и устало оперся на стол, где в идеальном порядке лежали инструменты.

– Ты один понимаешь меня в этом доме, Атаринкэ.

Его сын вытер лоб и мрачно опустился на стул рядом. Единственный и самый любимый сын, что в полной мере изведал и счастье, и тяготы брака, о которых и упоминать не пристало. Кроме безграничной любви и бесконечного счастья держать на руках выношенное женой дитя, легенды не предупреждали о своенравии и твердом характере жен.

Почему-то в воображении Фэанаро в тот момент возник отчетливый образ Нерданэль, раскатывающей тесто для лембаса тяжелой скалкой.

Соприкосновение Атаринкэ с этим таинством брака сблизило его с сыном, как он считал, еще сильнее прежнего.

«В конце концов, обзавестись наследником еще не удосужился ни один, кроме него!»

– Не сочти мои слова за жалобу, отец, но у меня тоже не получается указывать Мариэль, что делать, – хмуро произнес нолдо.

Фэанаро выдохнул, запрокидывая голову к хрустальному потолку, и произнес одно-единственное слово, в которое вложил все сочувствие к сыну, гнев и недовольство волей Нерданэль, больше напоминавшей в своем упрямстве неприступность Таникветиль.

– Женщины!

Майрону показалось, что спустя три кружки травяного чая, лембас и хорошую яичницу со щедрым количеством перца, овощей и мяса, Мелькор заметно протрезвел и ожил. То есть, перестал источать желчное недовольство так, что и кактусы бы увяли, а в его движения вернулась привычная резкая отточенность.

На кухне, куда они пришли втроем вместе с Майтимо, царил бардак. Точнее, активная работа. Вместо приветствия первым они услышали следующее:

– Тьелпэ, не мешай! – Тьелко зашивал гигантскую индюшку и пытался отогнать маленького мальчишку, вившегося около высокого стола для готовки.

– Тьелко! Ну, дай мне еще яблоко! – обиженно и звонко тянул он.

– Это яблоко вымочено в вине, мелкий ты…

Мальчишка тут же резво обернулся к другому нолдо:

– Кано, он не дает мне яблоко!

Канафинвэ закатил глаза и на секунду оторвался от собственного занятия. Нолдо был в фартуке, с острым ножом и собранными в хвост волосами.

– Тьелпэ, я режу перец и я занят! А ты уже съел три!

– Ма-ам!

– Мальчики! – радостно поприветствовала вошедших Нерданэль. Она встала со скалкой в руке в облаке муки и приветственно раскинула руки. – Познакомьтесь – это Тьелперинквар или Тьелпэ, – она указала куда-то под стол, где спустя несколько мгновений обнаружился все тот же сероглазый и черноволосый ребенок, уставившийся во все глаза на Мелькора, приоткрыв рот. – Это его мать Мариэль, – Нерданэль указала на женщину рядом с собой.

Высокая квенди, облаченная в серебряное и красное, приветственно кивнула им. Ее темно-каштановые волосы были заплетены в две косы, а лицо выглядело прекрасным, сильным и гордым.

– Я рада приветствовать вас здесь, – голос у Мариэль оказался мелодичным и чем-то напоминал тембр, свойственный Нерданэль, лишь звучал холоднее. – Мелькор и… – она перевела взгляд голубых глаз на Майрона.

– Майрон, – коротко представился он.

Лишь сейчас он понял, что Нерданэль и Мариэль лепили вареники.

Тьелкормо с зажатой в зубах ниткой, которую собирался разорвать, обернулся к ним и помахал им рукой.

– Тьелко, это нельзя было сделать ножницами, как все делают? – резко одернула его Нерданэль. – Идите сюда! – это уже относилось к Майтимо, Мелькору и Майрону. – Сейчас дам вам фартуки. Да где же они…

– Лежали здесь, – заметила Мариэль, ловко поднимаясь из-за стола с подносом уже налепленных вареников.

Общий гвалт на мгновение прервался истерически радостным визгом, перекрывшим все остальное.

– Мелько!

Майрон оторопело наблюдал, как двое рыжих близнецов немногим старше Тьелперинквара проехались по мраморному полу на мокрых тряпках и счастливо врезались в Мелькора сразу с двух сторон с объятиями, едва не свалив. На лице валы он на мгновение прочел выражение абсолютного ужаса.

– Привет, Амбарусса, – вала поневоле приобнял близнецов за плечи, прижимая к себе, и потрепал по рыжим макушкам.

– Мы скучали! – мальчишки радостно задрали головы, глядя Мелькору в глаза. Вале они доставали чуть выше пояса, и вцепились в айну, косясь на мать. – Мама сказала, что не даст нам печенье и все расскажет отцу, если мы еще раз запустим лягушек в библиотеку!

Что-то загрохотало.

Мелькор опустился на колено, чтобы стать на одном уровне с детьми, и потрепал по плечам обоих.

– Зачем вы вообще запустили лягушек в библиотеку? – он посмотрел в лицо одному близнецу, затем второму. – А?

– Тьелпэ! – Мариэль резво подбежала к полкам, где Майрон разглядел заготовки для булочек. – Что ты за неугомонный ребенок?!

Канафинвэ насвистывал себе под нос что-то непристойно бодрое, внося в окружающую обстановку еще больше шума. Майтимо встал рядом с ним помогать в нарезке овощей.

– А я потом собирал этих лягушек, мелкие! – Тьелкормо ткнул себя рукояткой ножа в грудь. – Вы хоть знаете, каково прятаться от отца и квакать, чтобы они все ушли в свои пруды?! Я же знаю все языки всех, чтоб вас пчелы покусали, птиц и зверей!

Амбарто, все еще крутясь под рукой Мелькора, обнимающей его за плечи, показал брату язык и издал не вполне приличный звук.

Мариэль уселась за стол, попутно легко шлепнув по попе сына, сидящего теперь на ее руках.

– Я тебя не пущу больше готовить с нами. Помогай, а не мешай! У нас тут двое айнур, а ты что делаешь?

– Ну ма-ам! – обиженно потянул Тьелпэ, надувшись.

– Амбарусса! А ну, оба сюда! – Нерданэль строго хлопнула по столу. – Я вам сказала убрать рассыпанную муку, а вы что сделали?

Близнецы, как по команде, крутанулись на пятках, улыбаясь во весь рот, а Мелькор наконец-то поднялся. Выглядел он все еще слегка ошалевшим от такого шума, приема и кажущегося беспорядка, где, тем не менее, все были чем-то заняты.

Признаться, Майрон чувствовал себя не лучше.

– Убрали, мам!

– Просто мы катаемся и убираем!

Нерданэль угрожающе уперла кулаки в бока.

– Вы сейчас сметете шкаф с зефиром, и что я буду делать?! И вы идите сюда! – Нерданэль поманила Майрона и Мелькора поближе.

Над столом к деревянной дощечке был прикреплен столь длинный список, что Майрон замер, пытаясь его прочесть.

Морковные кексы, лимонные кексы, тыквенный пирог, пирог с патокой, пирожные из творога, ореховый суп, яичный крем с ягодами, утка в вине с персиками, индюк с яблоками, рыба, крабы, креветки, грибы, фрукты, овощи, с десяток салатов… еды оказалось так много, что список одних только блюд занимал два листа пергамента.

Майрон заметил, с каким отвращением скривился Мелькор, увидев в списке осьминожек и все остальное, связанное с дарами Ульмо.

«И это все готовить?!»

– Держите, мальчики, – Нерданэль сунула им в руки льняные фартуки с вышитой на них алой восьмиконечной звездой. – Не хочу, чтобы вы запачкались. Майрон! – она указала ему на Канафинвэ и Майтимо. – Помоги им с салатами. Мелькор! – Вала встряхнулся, удивленно моргнув, как будто только что проснулся. – Сядь уже просто куда-нибудь и почисть апельсины на пирог, пожалуйста.

Корзина, наполненная ярко-рыжими фруктами, оказалась в руках Мелькора быстрее, чем он успел вдохнуть. Он посмотрел на Нерданэль. Потом на фартук, который почему-то висел на сгибе его руки.

– На пирог? – глупо переспросил он, хлопнув глазами.

Нерданэль махнула ему рукой в сторону стула на другой стороне стола, где не висела пыль от муки.

– Ты величайший или не величайший из айнур? Вот! Почисти апельсины, милый. Разрешаю пять в себя.

– А почему нам нельзя?! – мгновенно раздался обиженный крик. Мелькор даже не понял, как под локтями возникло две рыжих растрепанных макушки. Он опять поневоле обнял близнецов и даже упустил момент, когда один из них утащил уже почищенный апельсин.

– Эй! Не таскайте апельсины!

– Потому что, – Нерданэль сурово посмотрела на близнецов и вздохнула. – Ладно. Принесите-ка две корзины персиков из садов. Сколько сможете – все в себя. Больше трех не влезет, а от владычицы Кементари не убудет, хвала ей. Идите, идите!

Под ногами близнецов тихо похрустывал снег: они шли через большой сад к оранжереям владычицы Йаванны, нагруженные пустыми корзинами. Их окружали аккуратно постриженные кусты, припорошенные снегом, и ровные дорожки. Амбарто втянул носом сладкий морозный воздух и заговорщицки покосился на брата:

– Амбарусса, – тихо позвал он. – А помнишь, что папа говорил про камни?

Брат мгновенно повернулся к нему, широко распахнув зеленые, как весенние листва, глаза. Оба близнеца сейчас были краснощекими от легкого мороза и закутанными в теплую одежду по уши. Из-под шапок – белой с алой восьмиконечной звездой и алой с серебряной – торчали рыжие вихры.

– А?

– Папа говорил, что Сильмариллы должны сиять для всех, – страшно сосредоточенно и очень упрямо произнес Амбарто. Шмыгнул покрасневшим носом. – И потому их светом никто не должен владеть.

Брат смотрел на него, приоткрыв рот, и пытался понять, к чему клонит второй.

– Папа злится, когда кто-то подходит к камням, – потянул он. Проморгался, неловко потирая нос рукавом куртки, и принялся сосредоточенно рассуждать. – А еще ты видел, какой он грустный? Он не обрадовался, когда мы прошлый раз решили почистить его инструменты так, чтобы они пахли вишенкой. Надо его все равно чем-нибудь порадовать. Но так, чтобы это был сюрприз!

Амбарто задумчиво засопел, топая по дорожке возле домашней оранжереи и высоких кустов остролиста. Снег скрипел. Нос слегка щипало легким морозцем.

– Точно. Надо положить Сильмариллы куда-нибудь, где папа всегда будет их видеть, и откуда их никто не может взять. Наверняка он обрадуется, что мы так хорошо придумали!

Мгновение они стояли посреди чудесно опадающего снега, а потом одновременно посмотрели друг на друга, озаренные прекрасные, как казалось близнецам, идеей.

– Давай отнесем их госпоже Айрэ Тари! Пусть светят каждому! Она сделает из них звезды!

Амбарто покосился на оранжерею и приложил палец к губам.

– Только это должен быть секрет! Мы сами все сделаем, и никто не будет знать! Это наш подарок!

Амбарусса серьезно кивнул брату.

– Точно. Нам нужен план!

Рожденный близнецами план оказался прост и наивен, но вместе с тем выдавал сообразительность, характерную для потомков Фэанаро. Братья знали две вещи: во-первых, что Сильмариллы хранятся в обычное время не иначе как в сокровищнице, разумеется, под строжайшим надзором и охраной. Однако, в праздники Фэанаро надевал их, вставляя прекрасные самоцветы то в ожерелье, то в венец: каждый раз разные и изготовленные в строгом соответствии с праздничным нарядом. А это означало, что сейчас камни находятся не иначе как в мастерской, где их собирались подготовить к празднику.

Этим-то неугомонные рыжие мальчишки и собирались воспользоваться в полной мере. Разумеется, для того, чтобы обрадовать отца.

Спустя половину корзины почищенных апельсинов Мелькор заметил, что вокруг него вьется Тьелперинквар. И смотрит так, словно увидел ожившую статую. Мальчишка жался к ножке стола и упорно думал, что его не видно.

Женщины ловко лепили украшение на большом пироге с грибами. В кухне витали головокружительные пряные ароматы, смешанные с запахом запекаемого мяса, апельсинов, тонкого запаха выпечки, лукового соуса и еще Эру знает чего. Уютное тепло приятно грело кожу.

Мариэль махнула вале рукой, хмурясь.

– Не давай ему ничего, он наестся и уснет. Его и так весь день кормят все, кому не лень, – она сердито покосилась на Тьелкормо, который начинял мясо специями. – Слышишь, Тьелкормо?