Текст книги "Стой, ты мой (СИ)"
Автор книги: Гринч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Глава 24
06.40 утра, Александр
Ясно одно – Денис одинокий человек. У мужика в жизни только работа, и он полагает, что все вокруг такие же чокнутые трудоголики. Выходим из бального зала, где вечером будет праздник, вполуха слушаю настойчивые просьбы далеко не уходить и держать наготове камеру, а то фотограф, оказывается, нажрался и дрыхнет.
Пересекаем холл, и останавливаемся у лестницы, смотрим на летящую к нам по коридору встрепанную компанию.
– Пап! – приглушенно кричит Егор. – У официанта чемоданы с взрывчаткой, он прячет их в мастерской! Скорее, вызывайте охрану!
Перебивая друг друга, они вываливают новости. Позади них на каблуках торопится Маша и визгливым голосом льет масло в огонь:
– Господи, господи, мы стоим на бомбе, это правда, Саша?!
Мимо снуют сонные работники, громкие вопли привлекают их в холл и народ тормозит, прислушивается. У Дениса вытягивается лицо. Он рявкает:
– Так, а ну тихо! Не смейте разводить панику! Живо все ко мне в кабинет!
– Какой кабинет, – стонет Николь. – Он вылезет в окно, пока вы тут соображаете! Ну быстрее же!
– О чем сыр-бор? – весело спрашивает Антон. Спускается по ступенькам. – Денис, тебе мозг промывают, не ведись, я щас все объясню.
– Разошлись, работать-работать! – хлопает в ладоши Денис, разгоняя зазевашийся персонал. – Александр, Антон, кто-нибудь внятно скажите мне, что происходит.
Оглядываю Егора, Кристину, остальных. Отчаяние и паника – с такими лицами не шутят.
Антон ступает на нижнюю ступеньку. Понижает голос и говорит:
– Денис, ребятки так играются у нас. Почитай новости про ночной клуб Александра Александровича, два раза звонили в полицию и сообщали, что в здании бомба. Ты бы их запер, что ли, пока они на уши всех своими приколами не поставили. Можешь орлов своих созвать проверить усадьбу, но ребята всё врут.
– А ведь точно! – Маша толкает Егора в плечо. – Егор, мы ведь на днях в полиции торчали из-за звонка про бомбу, кто тебя надоумил, эта девка?! Ты бы сам не стал, ты же понимаешь, что это плохо? Нельзя так пугать людей, Егор!
– Никто вас не пугает! – Кристина раздраженно топает ногой. Машет охранникам у входа и пятится по коридору. – Пожалуйста, спуститесь в мастерскую, официант там, и четыре чемодана с тротилом тоже.
– А ну стой, – Денис тянет руку и пытается ее схватить.
Опережаю, дергаю его за пиджак и вклиниваюсь между ними. Он морщится на меня и зовет охрану. Приказывает:
– Этих четверых закройте пока. Телефоны заберите. А сами...
– У нас нет телефонов! – Хромов отскакивает от двинувшегося на него охранника. – Не пойму, вы бессмертные что ли? Там бомба!
– Ох, Денис, сожалею, – качает головой Антон. – Это наши сотрудники, и такие фортеля тут тебе выдают. Пьяные, похоже. Или обкурились. Проблемные подростки. Давайте их ко мне в номер, я присмотрю, – достает из кармана ключ.
Забываю о мирном настрое и хватаю его за покалеченный нос. Повязка съезжает, Антон вопит и пытается сбросить мои пальцы. Меня оттаскивают, два крепких парня в форме выкручивают руки. Кристину с Егором и Попкову с Хромовым тащат по лестнице наверх, Кристина вырывается и меня зовет, внизу, сидя на ступеньках рыдает Маша, на площадке второго этажа собираются отдыхающие, и если продолжать это представление – ничего не добиться.
– Всё, всё! – стараюсь унять злость, выворачиваюсь из захвата охраны. – Денис, уйми их, спокойно поговорим.
Денис дает знак, хмуро оглядывается на любопытных гостей и персонал, побросавший дела, манит пальцем меня и начальника охраны, скрывается в коридоре.
– Значит, так, – говорит, когда я подхожу. – Сотрудники твои в номере посидят. У нас новый курорт, ты хоть понимаешь, чего стоят их шуточки? Кто к нам поедет, если слух пойдет, что здесь людей убивают? Короче, про случившееся молчи. Ты мне за своих клоунов, вообще, компенсацию должен, Александр. Обсудим еще. Теперь ты, – оборачивается к рослому лысому типу в форме. – Потихоньку займитесь усадьбой. Начните с мастерской, за ней открытые помещения, дальше комнаты персонала. Номера гостей осмотрите, когда завтрак начнется. Ясно?
Он молча уходит.
Сворачиваю в мастерскую.
– Так, куда! – Денис свистом подзывает охранника. Тот ненавязчиво показывает мне кобуру. Денис удовлетворенно кивает. – Александр, слышал меня? Сами разберемся. Иди в ресторан.
14.00, Кристина
– Нет, они нас отсюда не выпустят, – Николь плюхается на кровать Антона, раскинув в стороны руки. Пялится в потолок.
Нас держат в его номере уже несколько часов. И если бы бомбу нашли, разумеется, открыли бы нас. Значит, официант успел вытащить чемоданы и где-то скрыться. И, возможно, подсоединил всякие смертельные проводки к шашкам, и вот-вот грохнет взрыв, а мы заперты. И последнее, что я вижу в своей жизни – как Ваня с Егором распивают шампанское.
Охрана забрала ноутбук и планшет, предупредили, что если будем орать, нам вколют снотворное. В окно прыгать бесполезно – Егор уже пробовал, его поймали и привели обратно.
Нам даже обед не принесли. Хотя есть и не хочется.
В институте в это время идет экзамен по теориии и практике литературы.
По первому каналу новогодний концерт. По второму старый фильм "Девчата". Еще крутят "Зима в Простоквашино", "Уральские пельмени" и "Дом2", Ваня щелкает пультом и протягивает мне бокал с шампанским.
Кончается, у Антона Геннадьевича три бутылки было.
Где Алекс. Думаю, что не увижу его больше и страшно становится.
Сижу на полу и роюсь в вещах Антона. Вдруг где-то завалялся телефончик, хоть какой-нибудь, самый простенький. По десятому разу ворошу сумку с одеждой, может, в карманах есть, ну, всякое бывает. Щупаю мягкий розовый костюм. Затрудняюсь, что это такое. Пижама? Спортивная форма? Странный, слитный. Почему розовый? Вытягиваю вещь и разбрасываю на полу. Недоуменно зову остальных:
– Что за бред? Антон возит с собой костюм Пятачка.
– Поросенка? – Николь свешивается с кровати. В удивлении поднимает брови. – Зачем?
– Понятия не имею, – смотрю на Егора. – Антон с вашей шайкой связан?
– Моришь что ли? – он отставляет бокал, плюхается на пол, щупает костюм. – Нихрена не соображаю, – трет лицо. Помолчав, выглядывает между пальцев. – Слышьте, идея!
Вскакивает на ноги и влезает в костюм. На ходу поясняет:
– Я еще раз выпрыгну из окна. Охрана меня поросенком не узнает и сюда не притащит. Разведаю обстановку и вернусь за вами.
– Смотри, Егор, только попробуй нас здесь бросить, – подрывается с постели Николь. Помогает ему застегнуть молнию на спине и дает наставления. – Как только выберешься, сразу выпусти нас. Не хочу здесь умирать!
– Народ, никто не умрет, – Егор открывает окно, садится на подоконнике. – Я скоро, – шлепает лапой подставленную Ванину ладонь и ныряет в снег.
15.00, Александр
Подготовка идет полным ходом. Наступает год Свиньи и тематика вечеринки соотвествующая. Поросята на стенах для красоты, на столах свиньи-копилки для конкурсов, вокруг ряженые Пятачки-официанты.
Сорвал несколько масок, но бородатого не нашел, как и Антона, а Денис следует за мной по пятам и следит, как я работаю. Взрывчатку они не обнаружили, почитали в интернете статьи про Пуха, про хулиганские звонки из моего клуба, и в опасность не верят. Я тоже не до конца, своими глазами не видел, но у ребят нет причин врать, с другой стороны, согласен, что после взрыва бежать некуда, и есть, наверное, еще время.
Машу успокивает Герман. Она во всем винит Кристину, как всегда, но думает только о себе. Егор испортился, бедная она, бедная.
Испортился. Он же не электрический чайник.
Мимоходом хватаю за уши очередного поросенка и срываю голову.
– Александр! – возмущается Денис. – Я думал, мы договорились.
– Договорились, – сажусь за стол в бальном зале. Кладу перед собой фотоаппарат. – Денис, ты ни на секунду мысли не допускаешь, что твой официант взрыв готовит?
– Он больше твой, чем мой, – Денис забирает поднос с напитками и ставит на стол. – По протекции Антона его устроил. Чтобы я еще раз людей с улицы брал...Нет, нет.
Отпиваю сок.
Мне вяжут руки, этот поехавший на репутации курорта управляющий, чуть что обещает созвать охрану и закрыть меня до конца отпуска в моем люксе. Просто какой-то цирк. Утреннюю стычку гости до сих пор полощут, но про тротил никто не слышал пока, это прекрасно, ибо такая паника попрет, что держись.
И тут замечаю Антона.
С озабоченным лицом заруливает в зал.
Плюю на угрозы Дениса, резко встаю и хватаю его за шиворот, с силой бью лицом в стол, звенит разбитая посуда, я прижимаю его шею и наклоняюсь к уху:
– Где твой урод прячется?
– Александр! – срывает голос управляющий. – Если ты его не отпустишь, то я...
Я отпускаю, потому, что Антон размахивает руками и твердит:
– Скажу, скажу, отпусти, Сань, я и так к тебе шел.
Поднимаю его за шкирку. Он опять держится за нос, вся повязка в крови.
Бросают свои дела поросята, Денис упирает руки в боки и щурится с укором, типа ты же обещал, хочешь под замок, Александр?
– Пойду за охраной, – предупреждает.
– Все нормально, оступился, ох, скользкий пол у вас, – заверяет ему вслед Антон. Делает шаг ко мне и шепчет. – Тогда весной я только хотел тебя отстранить, у меня хорошая сделка намечалась, а ты бы не полез в криминал. То, что тебя едва не прикончили, я не знал.
– Короче, – обрываю.
– Этот парень официант – не профи, – Антон смотрит в спину Дениса. Торопливо продолжает. – Он первый раз на дело пошел. Сначала за тобой следил, потом я понял, что Егор в банде и он уже за ними ездил. Мне надо было узнать, где они драгоценности прячут и деньги. Я в долгах, несколько неудачных операций провернул. Если не расплачусь, меня убьют, – выдыхает.
Он плюхается на место управляющего. Берет салфетку и промокает нос. Бросает обратно на стол.
– Деньги мы не нашли, вы мотались туда-сюда, полицию в клуб вызывали и шутили про бомбу, короче, какой-то дурдом. Тогда я решил Винни-Пуха подставить. Тут собрались одни богачи, – он смотрит по сторонам, понижает голос. – Праздник, навешали на себя драгоценностей, как на елку. Я просто думал все побрякушки снять и свалить на банду. Вы были здесь, твоя фамилия в ограблениях маячит, идеально. Взрыв всерьез не планировался, только припугнуть. Но пошел снег, мы здесь застряли. Ограбление накрылось. Значит, и денег не будет. Я бы не стал так рисковать, но у меня бабла нет долг отдать, меня застрелят, Сань, – помолчав, добавляет. – А Патрик запсиховал. Боится, что его повяжут. Грозит все взорвать, спятил, в тюрьму не пойдет, подключил телефон к толовым шашкам и трубкой размахивает, нажмет – и все взлетим на воздух. Надо с ним что-то делать.
Антон не может справиться со своим сумасшедшим головорезом и тот грозит отправить на тот свет несколько сотен человек, ибо заигрался и страшно ему, нда, нет слов.
Неотрывно смотрю на разбитую посуду.
Ручейки сока из яблоков фуджи плывут по тефлоновой скатерти. Осколки чешского хрусталя раскиданы вперемешку с мокрыми чайными листьями. Цепочка из засохших капелек крови с молочно-белой с черными вкраплениями спинки театрального стула, словно рота клопов-пожарников, тянется вниз.
Завораживает, в голове туман.
– И много ты должен? – спрашиваю после паузы.
– Много.
– Сколько?
– Сколько твой Егор наворовал хватит. При чем тут это? Что с Патриком решаем?
– Пап! – на меня напрыгивает Пятачок. – Чего у вас так спокойно, не нашли? Я туда-сюда мотаюсь, всё тихо, в чем дело?
– Вас выпустили? Где Кристина?
– Я вылез, они еще в номере.
– Бери всех, и маму, и идите на трассу кататься, – двигаю стул.
– Кататься? – переспрашивает Егор. – Ага. Почему ты полицию не вызвал?
– Егор, про бомбу никому говорить нельзя, в полицию тоже нельзя звонить. Они перенаберут Денису и тот взбесится, начнут по-новой рыскать.
А официанту чеку сорвет, и до свидания.
Вслух этого не говорю, чтобы сына не кошмарить, но все же дико не по себе.
– И что делать? – глухо спрашивает из-под костюма.
– Бери друзей, маму и лыжи. А мы с Антоном с ним разберемся, все будет хорошо, он дурачок, не переживай. Обещай, что Кристину уведешь.
Он молчит, я нервничаю.
– Егор, – зову. – Ты понял? Не вздумайте лезть в это.
Он не отвечает, разворачивается и ныряет в коридор. Срываюсь за ним, но меня за рукав останавливает Антон.
– Некогда в догонялки играть. Вон он идет, – показывает на двери зимнего сада и выходящего оттуда официанта.
16.20, Кристина
В двери ворочается ключ. Заходит Егор с подносом, заставленным тарелками и охапкой розовых костюмов подмышкой.
– Сказал, что узников кормить пошел. Одевайтесь, – он сбрасывает прикиды свиньи на кровать. – Видел отца, он уверяет, что нам надо на трассы валить. Некоторые катаются, кстати.
Влезаю в розовый комбинезон и слушаю, как они спорят. Егор пересказывает, что узнал, а я хочу убедиться, что с Авериным все в порядке, и думать больше ни о чем не могу.
Не дожидаясь, выскальзываю из номера. Тороплюсь по коридору на первый этаж, одногрупники догоняют меня на балконе.
– Куда рванула? – вырастает на пути Ваня. – Мы решили. Вы с Николь находите маму Егора и забираете ее кататься. А мы с Егором останемся.
– Да щас, – хмыкаю. И мысли такой нет, что вот он будет здесь, а я в горах, и я не дай боже услышу взрыв. У меня же на месте сердце разорвется, как эта усадьба. – Я никуда не уйду.
– Папа требовал пообещать, что я тебя уведу, – влезает Егор. – Так что уматывай отсюда и не выпендривайся.
– Уматывай сам! – отталкиваю его.
– Хочешь, чтобы тебя по кускам собирали?
– Плевать.
– Тише, – шикает Николь. – Вы внимание привлекаете.
Четыре Пятачка на площадке, орут друг на друга – глупое зрелище. Над нами хихикают, мимо проходит еще один поросенок и советует быстренько метнуться на кухню, если заметят, что не работаем и прохлаждаемся – оштрафуют.
Николь хватает оставленную кем-то тележку, идет к пандусу. Оборачивается:
– Ну? Не маячьте.
– Ты хочешь в горы? – пристраиваюсь рядом. – Может, спустимся хотя бы в мастерскую? Там уже искали, вдруг Патрик туда чемоданы притащил?
– И что дальше? Ты сапер? Я сапер? Кристин, мы бессильны, не соображаешь? Алекс твой прав, они разберутся.
– Так, ну и чего гуляем? – гремит внизу недовольный голос Дениса. – Вчетвером одну тележку катят, совсем упахались, да?! Работы, как у дурня фантиков, а ну-ка марш за мной!
17.00, Александр
– Вот эти пышные – нарциссы-тацетты. Сливочно-белые, приятный цвет? Вот эти темно-розовые – лилии-фудзияма. Вон в тех ящиках фрезии – смотрите, какие цветки длинные. И лепестки остроконечные, красивые.
Официант, видимо, доморощенный цветовод. Битый час треплется о траве в зимнем саду.
Он держит дистанцию и не выпускает из рук трубку. Антон, вроде как, помощник мой, но я ему не верю, а бросаться на этого Патрика и выдирать телефон – рискую, доли секунды важны, ему лишь одну кнопку нажать и всей веселой компанией двинем к праотцам. Плюс я под охраной, начну буянить, как выражается Денис, и усё.
Управляющий уже спрашивал: не пробовали обратиться к наркологу? Сейчас что угодно лечится, Александр. И сотрудников своих на прием захватите, это ж ненормально, в таком раннем возрасте такая беда с головой.
– К чему ликбез? – останавливаюсь возле огромного аквариума, разделяющего сад. – Говори, что нужно.
– Малость. Вытащите меня отсюда, и все останутся живы-здоровы.
– Как? – усмехаюсь. – На спине тебя унести?
– Это ваша проблема, как.
Смотрю в его бледное лицо. Глаза блестят, губы плотно сжаты. Рука, сжимающая сотовый, мелко дрожит. Он указывает на пласстмассовый серый горшок с выставленными вкруговую черными римскими цифрами от одного до десяти.
– Это маранта, – говорит – По-другому– десять заповедей. Видите, – показывает на овальные листья. Ровные и зеленые, на них ярко выделяется десять светлых пятнышек. – По фен-шуй это растение помогает людям найти смысл жизни. Постойте тут, поищите. Поможет быстрее размышлять.
– У меня есть смысл жизни, – отрезаю. – Но просто так и в кратчайшие сроки никто не кинется чистить дорогу, я звонил в поселок, и они...
– Бал-бла, – перебивает. – Александр, время идет. Даю пять минут.
Пять минут. Совсем спятил. Ему бы волшебник на голубом вертолете помог. А я бы кино показал бесплатно. Ужастик. Он бы на всю жизнь запомнил.
Смотрю на цветок. На Антона. На Патрика.
Егор с Кристиной в горах? Надеюсь, что да.
Чокнутый официант, здесь же куча народу.
Жую губу. Выбора не остается, обреченно вздыхаю.
– Мне надо позвонить в полицию, – говорю. – Тогда дорогу расчистят.
– Да ладно, – он хмыкает.
– Про бомбу и про тебя ничего не скажу, – киваю на горшок с марантой. – Тут дорогие мне люди, и я с ними прощаться не собираюсь. Ты хочешь выбраться, я хочу того же, ковра-самолета у нас нет, мне надо позвонить.
Он чешет голову. Ведет подбородком. Вертит телефон:
– Одну кнопку нажать и бум, помнишь?
– Бум-чикабум, – разряжает обстановку Антон.
– Ты бы заткнулся, Антош, – откликается Патрик.
Он всех раздражает, поразительно.
Набираю номер. Дождавшись ответа диспетчера, говорю:
– Полиция? В клубе "Want you" на Комсомольской площади скрывается банда Винни-Пуха. Краденные деньги и драгоценности в доме культуры напротив, на втором этаже, в кабинете для собраний анонимных алкоголиков, за шкафом. Шестой член банды прячется на горнолыжном курорте в усадьбе "Сказочно", преступник вооружен. Свяжитесь с местным отделением в поселке, на дороге снежные завалы, без спецтехники не проехать.
20.00, Кристина
Кошмар, как мы вляпались. Два охранника надзирают за работниками на кухне и не дают выйти, цейтнот, опаздывают с готовкой. Если устроим скандал, с нас сорвут маски, увидят, что мы не официанты, и снова запрут. Поэтому мы три часа подряд моем жирную посуду и задыхаемся от жары. Зато губка не нужна, прям лапой тру тарелки.
Орут радио и ди-джей, Новый Год, Новый Год, все дела, я мучительно рассуждаю, доживем мы или нет, и что там творится, за пределами этой адовой кухни.
Шмыгаю в туалет и натыкаюсь на плачущую Николь. Костюм спущен на пояс, она плещет в лицо воду и хлюпает носом.
– Николь, все хорошо будет, – весело сообщаю.
– Мне всего девятнадцать, – говорит, выключив воду. – Я еще и не влюблялась ни разу. Тебе везет, – смотрит на меня в зеркало. – Переживаешь за своего Алекса и некогда бояться за себя.
– Это везение по-твоему? – плюхаюсь на унитаз. Выпускаю из-под мягкой поросячьей головы мокрый от пота конский хвост.
– Ты не раскисаешь. А я клякса уже. Пара минут, и упаду там у раковины. Помру в груде сковородок. Или не сдержусь и заору на всю кухню. Что нас всех взорвут скоро. Пусть им тоже страшно станет. Не могу терпеть. Слышала, о чем они болтают?
– Доплатят ли за аврал. И до скольки завтра можно поспать.
– Вот. Полная чушь.
– Скажи охраннику, что тебе плохо и нужно сходить за таблетками, – советую. – А сама беги на улицу к вагончику.
– А вы? – она трясет слипшимися волосами. – Мы все вместе в эту дурь с расследованием ввязались. И выбираться вместе надо. Или ты бы меня бросила?
Тоже трясу волосами.
Дальше торчим на кухне. Спустя тонну кастрюль меня дергает Николь. Громко шепчет:
– Охранников нет! Где наши?
И наших нет.
Вылетаем в коридор. Дверь черного хода нараспашку, холодный ветер мокрую одежду продирает до костей.
– Они без нас сбежали? – поражается Николь, подпрыгивая рядом.
Выскакиваем на улицу. От дверей мимо мусорных баков по сугробам тянутся следы. Тонем в снегу и, переваливаясь, спешим к двум фигурам Пятачков, медленно скрывающимся из круга света. Значит, недавно вышли. А почему нас не позвали?
Они еле-еле тащатся, мы нагоняем.
– Мусор выносите? – щурюсь на два больших темно-синих пакета, которые те несут в вытянутых руках. – Какого черта? Вы...– вглядываюсь в их несмелые движения, слышу, как они пыхтят от напряга и меня продирает мороз. – Там что? Не мусор?
– Валите нахрен отсюда, – шипит Егор.
– Чемоданы в мастерской были? – доходит до Николь. – Этот дряной Патрик там же, за пеногенератором их оставил?
Они не отвечают, осторожно и упорно продираются сквозь снег вперед.
Невероятная наглость, официант настолько убежден, что нас в усадьбе считают отбитыми торчками и не послушают, он притащил обратно свои гребаные шашки и не парится, а вот если бы среди нас действительно был сапер...
– Погодите, – хриплю. – Вы рехнулись? Это нельзя трогать.
– Уже тронули, – огрызается Ваня. – Не взорвется пока телефон не зазвонит. И если не трясти. Вам сказали – валите нахрен.
– Оставьте в снегу, вы куда, не надо, – жалобно просит Николь. – Мамочки.
– Пошлите в усадьбу, позовем охрану, – трясусь на пару с ней.
Они молчат, идут дальше, мы отстаем, но премся за ними. Из меня так себе мачеха, особенно после всего, что было и указывать Егору не могу, но с нами тут гуляет старуха с косой. Я очень люблю одного человека, а его сын в шаге от небес, и у меня не хватает духу развернуться и свинтить, хотя идти за ним то еще безумие.
Как черепахи ползем. От усадьбы не отдалились почти, а они уже едва не падают, и если уронят мешки, то все зря, настраиваюсь подстраховать, хотя не верю, что силы найду помочь, но они тащат эти жуткие чемоданы, и я воспитываю в себе хладнокровие, поворачивать поздно, не взорвалось и не взорвется, переживем.
23.30, Александр
Их нигде нет, и никто их не видел. Уверяю себя, что послушались и сбежали подальше.
Гремит посуда и трещит башка, в бальном зале орекстр наяривает арию из "Риголетто", мы с Кристиной недавно смотрели этот фильм, и она замочила слезами несколько бумажных полотенец, моя маленькая, где она.
Заглядываю на кухню и неожиданно натыкаюсь на Машу. Стоит над душой у официанта и учит его раскладывать закуски.
– Ты почему здесь? – тащу ее за локоть в коридор. Мимо моей личной охраны, ближе к черному ходу. – Егор к тебе не подходил?
– Нет, – она вырывается. Покачивается на каблуках. – Зато Денис подходил. Орал, что ты гробишь его бизнес. Саша, это правда? Наш сын бандит? И сейчас чистят дороги, чтобы его забрать? И сдал его ты? Как ты мог? Я этого больше не вынесу, – она дышит на меня вином. – Про Патрика тоже, значит, правда? А ты молчишь, что у нас тут террорист?
Молчу. Я и на Винни-Пуха настучал, чтобы струхнувший псих-официант кнопку не нажимал, чтобы расчистили дорогу, он смотался и никто не пострадал.
– Вот знай – я все сделала! – с торжеством припечатывает Маша.
– Что ты сделала?
– Так! – орет выпрыгнувший в коридор Денис. – Какой долбанутый позвонил в полицию и наврал про бомбу?! Александр, где твои дебилы сотрудники?! Их нет в номере! Плохо мне, плохо, это конец...– он задыхается и сползает по стенке. – Уже по усадьбе полезли слухи...Народ шугается официантов...Я погорел...Охрана...побейте его, – тычет в меня пальцем.
Он брызжет слюной и обвиняет меня в доносе про тротиловые шашки. Но это не я.
Смотрю на Машу, она криво улыбается.
Какая же она дура, о боже.
Сколько у нас времени, пока Патрик не услышал, что за ним полиция едет, а Денисовские солдафоны не начали отбирать у него взрыватель? Пять минут, две минуты, минута?
Охранники идут на меня, у них дубинки. Ныряю на улицу через служебный выход и хлопаю железной дверью, сую метлу в ручку.
– Эй, вы это зачем? – голосят позади.
Оборачиваюсь.
Поросенок вынес мусор и спустив костюм, курит у бачков. Ежится и сплевывает:
– Мне теперь в обход переться? И так весь вымок. С утра самого на ногах. А некоторые гулять пошли.
Сигаретой указывает на цепочку следов, тянущуюся по снегу.
– Натуральные свиньи, – жалуется. – Час назад умотали, если не раньше. А мы работай. Так еще говорят: не подходи, у нас бомба. Нормально так шутить? Последний раз я в этом жутком санатории...
Уже не слушаю. Тону в сугробах, бегу. К ней, к нему. Сумасшедшие. Мой смысл жизни на кончике красного провода, и на часах нули, сердце прожгли, я ищу их вдали, трясет, если не успею, то умру.
Не успел.
Вместо салюта раздается оглушительное бах-бабах.
Охрана до Патрика добрались.
Далеко впереди клубы сизого дыма столбами растут в небо и искры хлещут, в усадьбе звенят стекла, орут люди, меня отбрасывает. Встаю, проваливаюсь, ползу, вглядываюсь в черноту ночи, до слез напрягаю глаза, только бы их не задело, все, что есть – отдам.
Наконец, вижу.
Четыре Пятачка, шатаются, друг за друга держатся, пробираются по снегу ко мне.
00.15, Кристина
Вдалеке воет сирена. Взрыв был не в усадьбе, но отдыхающие высыпали на улицу и их внутрь не загнать. А, может, загнать, у полиции на глазах не полезут ведь пьяными за руль, чтобы убраться отсюда подальше.
Мой розовый костюм в грязи, но Алекс крепко прижимает к своему дорогущему пиджаку, не дает и на шаг отойти.
Жду, скорей бы наручники повесили на этого болезного Патрика. Наверное, к нему вопросы будут, почему за несколько километров от санатория взрыв, но какая разница. Мы не скажем, что сами чемоданы утащили, за такое по шапке надают.
Зато Денис извинился. Хотя это неважно тоже, я не слушала, вообще, не до него.
Долгожданная полиция забирает Патрика.
И Егора.
Алекс отпускает меня и торопливо, на повторе, твердит сыну:
– Ни в чем не признавайся, я тебя вытащу, понял, только не признавайся.
Николь наклоняет голову мне на плечо. Шмыгает:
– Егор вовсе не самовлюбленный мажор. Не трус. Не дурак. Не хочу, чтобы его посадили.
И я не хочу, там в снегах нашла лучших друзей, и Егор в их числе.
И Мария не хочет. Бьется в истерике и нападает на Алекса. Ее оттаскивают люди в форме, на беседу ведут. Говорят, что мы следующие.
Вздыхаю. Сколько еще с нами разбираться будут.
Алекс оборачивается, привлекает к себе, говорит на ухо:
– Малыш, немножко потерпи, хорошо? Щас они отстанут и поедем домой, всё кончилось.
