Текст книги "Сделано с любовью (СИ)"
Автор книги: Графит
Жанр:
Фанфик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Заид опускает оружие.
– А какие дела у Видо с Грааком?
– Ты бы еще спросил, какие на нем сегодня трусы. Мне откуда знать?!
*
На Видо Сантьяго черные трусы с алой надписью «Superboss». Но, чтобы их рассмотреть, пришлось бы снять с него сшитый на заказ костюм цвета альпийских снегов. Черные волосы Видо уложены, как у поп-звезды. В его переднем зубе сверкает бриллиант в двадцать пять сотых карата. Видо так хорош, что боится взглянуть в зеркало, чтобы не умереть от внезапного бурного оргазма.
Именно с Видо Сантьяго начались настоящие проблемы в жизни Заида Массани – вернее, Заид понял, что все предыдущие неурядицы кажутся чепухой, когда тебя ставят на колени и стреляют в голову из дробовика. Именно после неудачной попытки прикончить этого самого Видо между коммандером Шепард и Заидом пробежала черная кошка. «Она просто отпустила этого ублюдка! – негодовал Заид. – Просто, блядь, взяла и отпустила!» Версия Шепард несколько отличалась: «Заид, хер тупой, чуть не взорвал нас всех нахуй! После появления Жнецов у меня миллион вариантов сдохнуть, но ни один не включает гребаный взрыв на гребаном заводе!» В общем, потребовалось время, высокая дипломатия и самоубийственная миссия, чтобы Заид и Шепард снова начали нормально друг с другом разговаривать.
Кроме того, Видо Сантьяго спутался с работорговцами, приторговывал наркотой и мухлевал в покер. Поэтому мы не будем жалеть, узнав, что к часу икс он уже окончательно и безнадежно мертв. У нас тут все-таки история, где хорошие ребята зверски убивают плохих во имя мировой справедливости. Но это потом, а сейчас Видо Сантьяго заходит в лавку Харрота на Омеге, и Харрот не орет от восторга при виде такого клиента только в силу элкорской невозмутимости.
– Скажи мне, Харрот, – задумчиво говорит Видо и прислоняется к прилавку, но так, чтобы не запачкать костюм, – бывает ли у тебя чувство такого странного жжения внутри?
– Утвердительно. Бывает, сэр, когда повар в кафе перебарщивает со специями.
– Нет-нет, я о другом. Такое, понимаешь, чувство, когда все твои кишки вроде бы в порядке, а внутри что-то печет и печет. Это болит душа, Харрот. Моя нежная, ранимая душа.
– С сочувствием. Это очень неприятно, сэр.
Сочувствия в Харроте примерно столько же, сколько в варрене. Этикет требует от элкоров объявлять о своих эмоциях до начала реплики, но нигде не сказано, что элкор при этом не может напропалую лгать.
– О да, это очень неприятно. Неприятно, когда тебе вонзают кинжал в спину. И, главное, кто? Давний друг. Проверенный компаньон. Ты любишь его всем сердцем, а он растаптывает твою любовь. Вот поэтому я чувствую жжение внутри, Харрот. Я всегда его чувствую, когда меня пытаются наебать. А в этот раз меня пытаются наебать особенно грязно, и у меня внутри сейчас пекло, как после тройного соуса чили. Пробовал этот соус, Харрот? Он чертовски острый.
– Дружелюбно. От этого есть надежное средство, сэр. Ебните по вашему другу из гранатомета, и сразу полегчает.
– Харрот, да тебе стоило идти во врачи. Ты отлично подбираешь лекарства. Но гранатомет – это грубо. Это лишено изящества. Давай-ка изучим поподробнее ассортимент твоей аптеки…
Если бы Заид Массани был сейчас на Омеге, вся история могла обернуться совсем по-другому. Но Заида на Омеге уже нет. Он уже летит на Патрокл вместе с Шепард на частном корабле. Из-за спешки им в последний момент выделили каюту, которая когда-то была подсобкой для ведер и швабр, и теперь Шепард упирается спиной в стенку, закинув на Заида ноги в тяжелых ботинках, а он пытается изучать план шахты, полученный от Лиары, и при этом не биться все время локтем о дверь.
*
Когда Джеймс Вега получил квартиру прямо под квартирой коммандера Шепард, он готов был прыгать до потолка. В принципе, никакого чуда в таком соседстве не было – весь дом выкупил Альянс, так что у Веги было не больше и не меньше шансов, чем у других бойцов, которые участвовали в жилищной программе. Но коммандер Шепард по соседству! Легенда Альянса! Защитница Цитадели! Первый Спектр-человек! Близость к звезде такого класса вдохновляла. Не говоря уже о том, что о Шепард в постели хоть раз да мечтал каждый в Альянсе, кроме импотентов и Стива Кортеза.
Потом оказалось, что коммандер редко бывает дома, так что знакомство с ней свести не так уж просто. А когда она дома все-таки бывает, то имеет привычку крутить музыку с тяжелыми басами часами напролет. А однажды она затопила Вегу посреди ночи. В итоге они познакомились, когда Джеймс бегал по квартире в пижамных штанах в ананасики и расставлял ведро, таз и миски под самые плотные струи.
Так что Шепард никогда не была идеальной соседкой. Но в эту субботу она превзошла себя. Джеймс Вега сидит на кухне и с зарождающейся ненавистью смотрит в потолок, над которым, судя по звукам, прыгает элкор. Современные дома строят из материалов, которые обеспечивают идеальную терморегуляцию, но вот звукоизоляция в них страдает. Либо разработчики просто не учитывали в расчетах громкость коммандера Шепард. Придя домой в десять вечера, Джеймс уже успел выслушать фальшивое исполнение марша космодесантников, вопли: «Это сотрудничество с террористами, твою мать!» – и нежные переливы, с какими разлетается бьющееся стекло.
Джеймс поднимался этажом выше, чтобы попросить убавить громкость всех звуков раза этак в полтора, но наткнулся на силовое поле и понял, что разговора не выйдет.
Да, это выходные. Да, в воскресенье не нужно вставать рано. Но человек, который всю неделю вскакивает в половину шестого утра, очень, очень ценит свой сладкий сон в выходные. Джеймс Вега не исключение.
– За Горизонт! – раздается сверху новый вопль. И снова звон битого стекла.
Джеймс не выдерживает, берет швабру и с силой колотит ей в потолок. На миг наступает тишина, а потом на Джеймса обрушивается водопад громких ритмичных звуков, как будто наверху решили продолбить дырку в полу.
«Ну, епта, – грустно думает Вега. – Почему в краткой биографии Шепард в сети ни один гондон не упомянул, что она такая, сука, шумная?»
*
Шепард протягивает руку и прибавляет громкость на встроенной магнитоле челнока. Этот челнок был арендован в городке, похожем на Омегу, и сейчас несется в алый закат. Закат превращает степные травы Патрокла в червонное золото, и красная машина с блестящей полосой вдоль борта кажется здесь естественной частью пейзажа. За кормой разлетается шлейф звуков нежно любимой коммандером «Surf rider». Ведет челнок Заид Массани, который еще надеется дожить до пенсии, поэтому не пускает Шепард за руль. Шепард не настаивает и бросает в рот по одному соленые орешки из бумажного кулька. Если она не жует, то без слов подпевает музыке. Без слов – не значит «не громко».
– Нельзя ли, блядь, потише? – не выдерживает Заид. – Еб твою мать, Шепард, мы собрались на дело, а ты устраиваешь нам торжественный въезд на батарианскую территорию! Салют еще из гранатомета устрой! Тебя в твоей десантуре хоть немножко конспирации учили?!
– Что ты опять разорался? – лениво говорит Шепард. – Тут в степи пусто, как в моем холодильнике, никому мы тут нахуй не нужны. Ты же не думаешь, что за нами следят?
– Может, и следят, после того как ты сломала руку тому саларианцу.
Шепард пожимает плечами, но наплечник угрожающе скрежещет сочленениями, и она поспешно выпрямляется.
– Он пытался спиздить у меня ключи. Я не люблю, когда у меня пытаются что-то пиздить. Бесит просто. Вот скажи, Массани: вот у тебя морда в шрамах…
– Я вообще весь в шрамах, мужику нормально иметь шрамы.
– И у меня морда в шрамах. Но почему-то до тебя не пытаются тут доебаться, а ко мне каждый второй липнет, затрахали просто. Вот почему, а?
– И правда, почему? Может, потому что я не ношу дебильный доспех цвета бубльгум?
– Нудный ты мужик, Массани. Нет бы сказать: Шепард, да твои шрамы уже почти не видны, ты вся такая невинная, как ромашка на лугу, вот и притягиваешь мудаков.
– Шепард, тебя после крушения собирали в мешок, а потом сшивали, как плюшевую игрушку. Радуйся, что ты вообще на человека похожа, мисс Франкенштейн.
– Сука. Орешек будешь?
– Давай.
Какое-то время оба молчат и таскают из кулька орехи, пока навигатор не оповещает, что до шахты «Мечта» осталось пятнадцать километров.
– Какой у нас план? – спрашивает Шепард.
– Простой и эффективный. Заходим в поселок, занимаем домик с окном напротив шахты. Видо прилетает, выходит из челнока, я снимаю его из снайперки, мы валим, пока не замели. Все.
– Это план А.
– Это просто план. Какое еще, нахуй, А?
– Такое, что в десантуре меня учили не полагаться только на первый вариант. Первый вариант никогда не срабатывает, так что можно сразу слать его нахер. Давай теперь про план Б…
Челнок летит, почти задевая днищем травы степи. Он обдает теплым воздухом и мощным потоком музыки лежащих на животах ворка, незаметных в этих густых, пахучих, а главное, высоких травах. Когда музыка становится тише, ворка осторожно приподнимают головы и провожают челнок взглядом, пока он не превращается в точку на фоне гор.
– Они ехать Граак!
– Они точно ехать Граак!
Ворка переглядываются и заканчивают:
– Сильно дебилы!
*
– Дебилы, блядь!
У советника Валерна, как и у всех саларианцев, большие выразительные глаза. Сейчас в этих глазах горит пламя апокалипсиса. Валерн не может усидеть на месте и бегает кругами по малому конференц-залу Совета, напоминая маленькое злое торнадо.
Малый конференц-зал, несмотря на гордое название, по сути своей является курилкой, в которой советники могут передохнуть и пообщаться без соблюдения протокола. Здесь давно и прочно обосновались их любимые кресла, разномастные столы и диван, при виде которого любой уважающий себя дизайнер должен умереть в корчах. Зато здесь уютно, в отличие от зала большого, где старались сделать удобно сразу всем, и в итоге там не удобно никому, и зовут туда самых дорогих гостей вроде посла Удины. Сами же советники предпочитают зал малый, который, к тому же, защищен от прослушки. Хотя в надежности защиты – любой защиты на Цитадели – Валерн уже не уверен. Нужно признать, сомнения его возникли не на пустом месте.
– Спаратус! Объясните мне, блядь, на унилингве, нахуя мы вкладываем дикие деньги в охрану, если какой-то левый хер может спокойно зайти в самое защищенное хранилище на Цитадели и забрать оттуда самый, блядь, охраняемый объект?! Так, что еще сутки этого никто не замечает?
– Валерн, у нас стоит охранная система последнего поколения! – у турианского советника Спаратуса стоит дыбом гребень и нервно дрожат мандибулы. Советник Спаратус прекрасно понимает, что его ждут трудные времена, но все еще надеется как-нибудь оттянуть момент их наступления. – Вы слышали о системе «Протего»?
– Конечно, блядь, я слышал о системе «Протего», я подписывал бешеные счета на эту систему!
– Да потому что дешево и охуенно не бывает!
– Зато дорого и хуево бывает, что мы и наблюдаем! Где была ваша охуенная система, когда нас обчистили, как лохов?!
– Валерн, блядь! У нас стояли замки, фаерволл, двойное шифрование, двадцать камер и три смены охранников! Что я еще должен был сделать? Сам там с винтовкой в руках, блядь, патрулировать?!
– Откуда я знаю?! Это вы отвечаете за охрану и рвали свою костлявую задницу на флаг, что все будет в порядке! Это вы мне должны сказать, какого хуя вам не хватало, чтобы уберечь единственный контейнер!
– А не могли бы вы оба взять и заткнуться, будьте любезны? – подает голос советница азари Тевос.
У советницы Тевос ужасное настроение, но оно не связано с кражей. Она не отвечала за охрану, как Спаратус, и не болеет так душой за содержимое контейнера, как Валерн, поэтому может позволить себе удовольствие понаблюдать за скандалом со стороны. А потом, когда взбешенные коллеги охрипнут, она может выступить в роли дипломата и миротворца. Это очень удобно и работает на репутацию. Но сегодня Тевос не хочет думать о репутации. Ее личная жизнь летит в черную дыру. И в этом, увы, есть и ее вина. Чуть-чуть. Немножко. Достаточно, чтобы признать: роль униженной и оскорбленной принадлежит сейчас отнюдь не ей. И теперь надо как-то собирать себя в кулак, звонить, объясняться… и если кто-нибудь скажет, что за пятьсот лет можно было бы и привыкнуть, Тевос выльет ему на голову дрянной кофе, который потягивает из чашки.
– Вот почему, – с легким отвращением говорит она, – почему за углом варят нормальный кофе, а нам вечно приносят какую-то бурду?
– Тевос, – Валерн замирает на месте, – а может, не время говорить про кофе?
– Конечно, – тут же подключается Спаратус. – За АХЧ у нас отвечает Валерн, и вот даже, блядь, нормальный кофе он не может организовать, зато будет меня учить, как налаживать охрану!
– Нихера себе претензии! Ты видишь этот кофе?
– Конечно, вижу, не слепой!
– Так вот ты его видишь, потому что он есть! Зато я не вижу мой прототип реактора, потому что его спиздили из-под носа у твоих охранников! И кто из нас проебался, а, Спаратус?
– Да какая разница, кто проебался! – повышает голос Тевос. – Теперь важно, как мы будем возвращать украденное.
Валерн и Спаратус еще недолго прожигают друг друга взглядом, а потом синхронно падают на диван по обе стороны от Тевос. Несколько секунд все трое молчат.
– Расследование ведется, – говорит после паузы Спаратус. – Охрана просмотрела материалы с камер, у нас есть подозреваемые, но… одна маленькая проблема.
– Они успели свалить.
– Угу.
– В неизвестном направлении.
– Типа. Их ищут.
– Что-то я не очень верю в результативность действий вашей охраны, – отзывается Валерн. – Поразительно, блядь, но нет, не верю. Тевос… а если неофициально… по вашим каналам?
– Нет. Исключено.
– Вы что, поссорились? – удивляется Спаратус.
– Я не хочу это обсуждать.
– Нет, серьезно? У вас было воссоединение века полтора месяца назад, и теперь вы снова в разводе? Это с твоим-то характером? Что за мелодрама?
Можно сколько угодно говорить о расовых интересах, необходимости держать язык за зубами, о том, что любой посол – почти всегда еще и шпион, но… когда долгое время работаешь с кем-то бок о бок, невольно начинаешь вникать в его житейские проблемы, и расовые интересы тут вообще ни при чем.
– Спаратус, блядь, какое слово во фразе «я не хочу это обсуждать» тебе непонятно?! Нет никаких моих каналов, нет никаких неофициальных путей, сидим на жопах ровно и ждем результатов расследования! Подключайте Спектров, подключайте разведку, подключайте хоть саму Богиню, но тему моей личной жизни закрыли!
– Понял. Отвалил.
– А кто у нас там подозреваемые?
Сейчас Тевос больше всего напоминает большую гремучую змею с Тессии, и в покачивании изящной ножки в дорогой туфле Спаратусу мерещится дрожь колец погремушки. Поэтому он предпочитает молча перекинуть информацию на датапады обоим коллегам.
– Вот как, – задумчиво говорит Тевос и стучит кончиком пальца по безупречно накрашенным лиловой помадой губам. – Кажется, я знаю, кто из Спектров нам нужен.
– А может, не надо? – тоскливо спрашивает Спаратус.
Он уже предугадал ответ. И этот ответ ему не нравится.
*
Адмирал Андерсон сидит за столом и с воодушевлением сражается с яичницей с беконом. Судя по его натиску и напору, яичницу ждет скорое и окончательное поражение. Возле левого локтя адмирала дымится кружка крепкого кофе. Вообще-то врачи не рекомендуют ему пить кофе – сердце у Андерсона уже не то, что в юности. Но по воскресеньям он позволяет себе кружку-другую. А в такое солнечное, ясное утро, которое создано быть идеальным, просто необходимо поддаться маленьким слабостям.
Правда, в концепцию идеального утра по Андерсону никак не вписывается звонок от посла Удины, которого даже в его родном дипломатическом корпусе зовут почти по фамилии. Андерсон секунду прикидывает, не сбросить ли звонок и постыдно соврать, что не слышал, но noblesse oblige – и он нажимает «принять вызов». Когда звонит Удина, Андерсону все время кажется, что вызов этот – на дуэль.
– Адмирал, – сухо и неприятно говорит Удина, не размениваясь на приветствия, – Совет требует к себе коммандера Шепард.
– Вообще-то коммандер под домашним арестом ждет суда, – напоминает Андерсон. У фразы двойное дно. «И поэтому она не может предстать перед Советом», – значение первое, официальное. «И поэтому она не могла ничего натворить в ближайшие сутки», – ответ для тех, кто знает коммандера достаточно давно. Удина – знает.
– Я об этом сказал, – сообщает посол и покашливает в кулак. – Но Совет мало интересуют внутренние разногласия Альянса. Им нужен их Спектр. У них для нее какое-то задание.
– А такие подробности, что на планете Земля сейчас утро воскресенья, их тем более не волнуют, да? Я им рожу все нужные разрешения?
– Слушайте, Андерсон, если вы такой умный, скажите это в лицо Тевос! Вроде бы вы у нас главная шишка, вот вы и общайтесь с Советом, а я займу выходной чем-нибудь другим! – Удина отключается.
Андерсон вздыхает. Иногда ему кажется, что Шепард сделала его главным по контактам с Советом в приступе дурного настроения или непонятной обиды. Если бы не это назначение, он занимался бы по-прежнему делами флота или хотя бы не отвечал за каждый чих любого человека в пространстве Цитадели. Иногда он завидует Удине: тот по-прежнему занят любимым делом, но получил еще и бесплатное развлечение – возможность критиковать абсолютно любое решение руководства, формально оставаясь в стороне. И плохо знает Удину тот, кто думает, что посол не злоупотребляет этой возможностью.
Но в глубине души Андерсон даже рад, что Совет затребовал Шепард именно сейчас. Доверие, которое демонстрирует Совет своему Спектру, может благоприятно повлиять на решение суда. Сам Андерсон намерен биться за нее до последнего. Обычно большинство ни в грош не ставит теории Шепард. Положа руку на сердце, Андерсон не может отрицать, что у большинства есть для этого основания – достаточно вспомнить, как именно Шепард преподносит свои теории. Удина обычно уже на середине начинает хвататься одной рукой за грудь, а другой – за пузырек с успокоительным. Но ведь потом-то все безумные гипотезы начинают подтверждаться, причем обычно слишком поздно…
Андерсон встает и с сожалением отодвигает от себя кофе – рассиживаться некогда. Уже на полпути к двери он набирает номер Шепард. Абонент не отвечает.
*
Шепард сидит в доме-фургоне в шахтерском поселке во владениях Граака. Кроме пола, стен и крыши в доме нет ничего – местное бережливое население давно вынесло отсюда все, включая привинченные к полу стулья, о чем говорят приметные дырки из-под винтов. Поэтому Шепард и сидит прямо на жестком покрытии, ерзает, пытаясь устроиться поудобнее, и смотрит, как Заид Массани собирает снайперскую винтовку. Посмотрим и мы.
А этим зрелищем стоит полюбоваться. Заид работает почти в темноте, при пробивающемся в окно свете звезд, но движения его точны, аккуратны и безошибочны. Его крепкие загорелые пальцы нежно касаются приклада, прикрепляют ствольные накладки, присоединяют затвор к затворной раме. В его исполнении подготовка оружия превращается в священнодействие или акт любви. Если бы винтовка могла говорить, она воздала бы Заиду хвалу куда более бурно, чем любая из его бывших любовниц. А если бы могла плакать, то обливалась бы слезами, когда ее через пятнадцать часов сорок восемь минут продадут на рынке.
– Хуйня все это, – задумчиво говорит Шепард. – Но ты продолжай, продолжай.
– Ты уж определись, хуйня это или мне продолжать, а то я уже начинаю, блядь, нервничать, – отвечает Заид. – Магазин дай.
– Да все просто, как два пальца, – Шепард протягивает Заиду магазин. – Ты не сможешь застрелить Сантьяго из винтовки. Просто не сможешь. Туман поднимется, затмение настанет, Видо прилетит с братом-близнецом и ты застрелишь брата.
– Какого, нахуй, брата?
– Близнеца.
– У Видо нет брата-близнеца, он один в семье.
– Ну не брата. Клона.
– Кого? Шепард, клоны бывают только в тупых фантастических фильмах!
– Не тупых!
– Самых, самых тупых. Таких тупых, что тупее уже некуда. Так что если ты думаешь про клона…
– Да отъебись ты от клона, он для примера! План А не сработает, тут нихуя не сделать. Но собрать винтовку все равно надо.
– Спасибо, что разрешила.
– …Потому что, если ты сейчас ее не соберешь, утром будет идеальная видимость, и Сантьяго будет в гордом одиночестве стоять у входа минут пять. Результат выйдет тот же, но так, сука, обиднее.
– Откуда ты взяла эту хрень? – Заид протирает тряпочкой оптический прицел, но не выдерживает и смотрит в лицо Шепард. Точнее, пытается посмотреть в лицо – в ночи оно кажется каким-то темным провалом под светлым полукругом шлема, который в полумраке приобрел нежный оттенок клубничного йогурта.
– Это не хрень.
– Это самая злоебучая хрень, которую я слышал за последнюю неделю.
– Я тебе говорю, это не хрень! Это работает, потому что мы неудачники.
– Говори, блядь, за себя.
– Массани, тебе твой собственный компаньон всадил в башку заряд дроби. Была бы у него винтовка, а не дробовик, стал бы ты отморозок с пулей в голове. Если это, блядь, не считается за неудачу, то я не знаю, что тогда неудача! А я…
– А что ты?
Если бы Заид мог разглядеть сейчас выражение лица Шепард, оно бы сильно ему не понравилось. Но кругом ночь, и только полукруг шлема слабо качается сначала вправо, потом влево.
– Да у меня просто все как-то через жопу по жизни.
– Да ну.
– Ну да. Если бы существовали проклятия, я бы решила, что меня кто-то, блядь, проклял, чтобы никто мне не верил с первого раза.
– Проклятия тоже бывают только в тупых фантастических фильмах.
– Да знаю я, что их не бывает! Говорю просто, что похоже. Сначала приходишь такая в Совет, говоришь: Сарен мудак! И все такие: да ну нахуй. А потом – опа! – а он и правда мудак. И все такие: на тебе, Шепард, корабль, на тебе звание Спектра, найди этого мудака. А он уже умотал на другой конец галактики. Вот нормально, блядь, да?
– Ну, не нормально.
– Потом говоришь: але, там Жнецы! И все такие снова: да ну нахуй. Вот трудно было, блядь, вспомнить, что в прошлый раз было, нет? А теперь никто не верит, что я не нарочно взрывала Бахак.
– А ты не нарочно?
– Бля, и ты туда же?!
– Да ладно, я пошутил.
– Шутник, блядь. Если ты пошутил, скажи: веришь, что я правда сюда тебя притащила только из-за Видо?
Заид молчит и с преувеличенной аккуратностью устанавливает винтовку напротив окна, в которое прекрасно просматривается вход в бывшую шахту. Просматривается и, соответственно, простреливается.
– Заид Массани!
– Ну?
– Скажи.
– Чего тебе сказать?
– Да или нет.
– Да что ты доебалась-то до меня?
– Я доебалась, потому что ты не веришь! Вот ты прилетел сюда, ставишь винтовку, чтобы пристрелить Видо, а сам сидишь и думаешь: у Шепард есть какой-то свой хитрый план, о котором она не говорит! Она наверняка хочет тут поиметь свою выгоду, а не просто пристрелить к херам одного говнюка, который когда-то предал ее друга! Знаешь, что? Это дохуя обидно. Почти так же обидно, как про тупые фильмы. Я вообще-то люблю фильмы про клонов и всякую такую хуйню.
Заид стряхивает с винтовки невидимую пылинку и поднимается на ноги.
– Отойду поссать.
– Мог мне не докладываться, но иди.
Над Патроклом стоит теплая, бархатная ночь. В темно-сливовом небе горят крупные звезды, острые сахарные пики гор слабо светятся в их сиянии. Серебристые дома кажутся косяком громадных рыб, плывущих в фиолетовом воздухе над бронзовой травой. Над поселком висит спокойная тишина, нарушаемая только размеренным журчанием. Заид Массани стоит, отвернувшись к стенке фургона, и орошает сухую почву мощной струей. За ним из-за угла соседнего дома наблюдают двое ворка. Пять минут назад они прошли мимо замаскированного челнока и не заметили его. Им повезло. Шепард и Заид арендовали челнок у крогана Кракса, и он бы наизнанку вывернул того, кто попытался бы украсть и продать его собственность. Ворка не только обладают развитым инстинктом самосохранения. Они еще и удачливые, только чаще всего сами этого не понимают.
*
Адмирал Андерсон ведет машину по оживленным улицам Ванкувера и подпевает радио. Ему так и не удалось дозвониться до коммандера Шепард, но в этом нет ничего страшного. Она могла быть в душе, правда? Или снова выкрутить на максимум громкость музыки. Или караулить горячую сковородку – и ничего, что Шепард никогда и ничего сложнее лапши быстрого приготовления не готовила.
Так что Андерсон совсем, абсолютно – слышите вы? – не встревожен.
Он старается быть оптимистом. Он уверен, что это спасает ему жизнь. В противном случае он не отделался бы легкой аритмией с запретом на большие порции кофе, а уже давно лежал бы под успокоительными где-нибудь в клинике.
– Я коммандер Шепард, и это моя любимая мастерская, блядь, в Ванкувере, – раздается снаружи, и Андерсон не врезается в летящую впереди машину только благодаря многолетнему опыту вождения.
С громадного билборда по левую сторону дороги на него смотрит Шепард в странном кислотно-розовом доспехе. Видео снято в слишком маленьком разрешении для такого экрана, но нет никаких сомнений, что это она: рыжая, встрепанная и недовольная. Потом ее изображение сменяется фотографией кварианца, который тычет пальцем в вывеску «Мастерская Джихи».
Конечно, она могла сняться в этой рекламе раньше. Еще до ареста. Еще до всей этой неприятной истории с системой Бахак. А то, что Андерсон никогда раньше не видел этого ролика, так это потому что вообще не привык рекламу разглядывать…
Радио в машине переходит на «Runaway», и Андерсон с размаху бьет по панели кулаком. После чего прибавляет скорость. Ему нужно добраться до квартиры Шепард до того, как остатки его оптимизма падут под натиском непредвиденных обстоятельств.
*
Эшли Уильямс открывает глаза и испытывает чувство дежавю. И ладно бы это было просто чувство. Но она уже определенно просыпалась на этом диване – чужом диване! – с этим потолком перед глазами и с головной болью. Правда, лампы на потолке тогда были целее, а головная боль лишь деликатно скребла виски, а не ввинчивалась туда сверлом от дрели. Эшли свешивает руку к полу, пальцы натыкаются на холодное горлышко бутылки.
Очень кстати.
Несколько глотков оказывают на Эшли поистине живительный эффект, и она садится, хотя все ее тело решительно сопротивляется. Поскольку к ней быстро возвращается память, Эшли старается лишний раз не смотреть по сторонам. Нет, Шепард определенно заслужила все вокруг, но…
Но.
Чего Эшли надо, так это в душ. В душ, потом завернуться в уютное махровое полотенце, выпить водички, прилечь…
При мысли о том, что она снова приляжет на вот этот самый диван, на диван, из которого сейчас торчит пружина прямо между ее длинных ног, вызывая неоднозначные ассоциации, Эшли мгновенно приходит в ярость. С кристальной ясностью она понимает, что не хочет в квартире Шепард ни душа, ни полотенца, ни стакана воды. Поперхнется она этой водой! Захлебнется! Удавится этим проклятым полотенцем! Она хочет лишь одного: вырваться отсюда и больше не возвращаться никогда!
Силовое поле по-прежнему равнодушно к мольбам, попыткам взлома и тарану плечом. Тогда Эшли подскакивает к окну, распахивает створку и смотрит вниз сквозь красную пелену в глазах.
– Не так уж и высоко, – бормочет она, оценивающим взглядом скользя по водостокам и карнизам.
Мысль о том, что даже чокнутая Шепард с ее навыками биотика не пыталась сбежать через окно с тринадцатого этажа, отбрасывается как пораженческая. Эшли яростно втягивает ноздрями воздух, и, добавляя к выхлопным газам ванкуверской улицы собственные алкогольные пары, лезет спиной вперед в окно.
– Космодесантник не бутылка, космодесантник не сдается!
Эшли не зря долгие годы впахивала, как проклятая, на тренировках, терпела издевки наставников и бегала в тяжелой броне по негостеприимным планетам. Приходилось и лазать по отвесным скалам, потому что у Шепард оригинальные представления о том, где лучше парковать танк. Эшли удается проползти вниз метра четыре, прежде чем она предательски оскальзывается на мокром после ночного дождя карнизе. Вцепившись побелевшими пальцами в водосток, от страха она мгновенно и окончательно трезвеет. И в этом нет ничего хорошего, потому что трезвая Эшли не способна не только понять, как ей вообще в голову пришла такая эскапада, но и двинуться хоть вниз, хоть вверх. Медленно, очень медленно она разворачивается и умудряется примоститься на узком карнизе. При взгляде вниз, на улицу с пестрыми пятнами машин, Эшли настигает приступ тошноты, и выпитый виски тут не играет никакой роли.
Тем временем Джеймс Вега выходит на балкон и подставляет татуировки утреннему солнышку. Через плечо у Джеймса перекинуто белоснежное полотенчико, которое кажется на его могучем теле пластырем. В руке он держит зубную щетку и яростно ей орудует. Он выглядит как ожившая реклама зубной пасты или крема для бритья, или хотя бы кофе – словом, того, что у людей обычно ассоциируется с утром.
Слева раздается покашливание. Джеймс поворачивается на звук и замирает, едва не проткнув себе щеку щеткой изнутри. Вокруг его губ застывает пена от зубной пасты. Глаза округляются.
– Ку-ку, блядь, – мрачно говорит Эшли.
*
Адмирал Андерсон паркует машину у дома Шепард. Если он посмотрит вверх, то увидит увлекательное шоу с элементами акробатики, гимнастики на брусьях и альпинизма. Но у Андерсона слишком много забот, чтобы любоваться на небо, поэтому он поспешно захлопывает дверь машины и со спринтерской скоростью несется в подъезд.
Первое, что он видит, выйдя из лифта, – целое и невредимое силовое поле, которое все так же жизнерадостно мерцает у двери коммандера Шепард. От облегчения у Андерсона едва не воспаряет форменная фуражка над бритой наголо макушкой. Он снимает защиту и проходит за порог – только для того, чтобы схватиться на этом пороге за сердце.
Квартира Шепард выглядит так, словно за последние сутки здесь образовалась не отмеченная на тактических картах Альянса горячая точка. Причем бойцы в этой точке успели куда-то деть все огнестрельное оружие и сражались по старинке, на дубинах и кулаках, как первобытные люди. Насчет каменных топоров Андерсон не уверен, но не удивится, если были и они. Он скользит взглядом по обломкам пластика, осколкам стекла, обрывкам ткани, в числе которых нижнее белье… бывшее нижнее белье, пока не упирается в чудом уцелевший рисунок на стене: акула и откушенная нога купальщика. Парадоксальным образом это придает Андерсону сил, и он зовет:
– Коммандер! Шепард!
Тишина служит ему ответом. Под хруст и треск на каждом шаге Андерсон проходит в гостиную, всерьез опасаясь обнаружить на полу в эпицентре разрушения труп.
Трупа нет, и это хорошо. Никого живого тоже нет, и вот это уже не радует. Только сквозняк вяло колышет свисающее с потолочного светильника шелковое черное платье, которое Шепард надевает раз в пятилетку, напоминая в нем облепленный стразами «Мако». Андерсона посещает безумная мысль, что квартиру коммандера посетил сумасшедший фетишист. А пришел и ушел, видимо, через окно…
