Текст книги "Сделано с любовью (СИ)"
Автор книги: Графит
Жанр:
Фанфик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Если у вас есть звездные карты Альянса, посмотрите на них. Найдите на границе с системами Термина звезду Гомер. Увеличьте масштаб. Поглядите на планету Ахилл, которая мирно плывет по своей орбите вокруг Гомера. Напрягите зрение. Видите бледно-лимонную точку? Это Патрокл – спутник Ахилла. Справочник сообщит вам, что горы Патрокла богаты цветными металлами, и саларианско-волусское акционерное общество пыталось наладить здесь добычу руд, но отступило из-за частых набегов батарианских работорговцев на шахтерские поселки.
Типичный для здешних мест случай, когда даже бабло не победило зло.
Далее карта вам ничем не поможет, так что воспользуйтесь воображением и представьте себе грязный и шумный городок, похожий на Омегу в миниатюре – одно из трех поселений на Патрокле, которые еще не зачахли. Половину здешних жителей батарианцы не трогают, потому что себе дороже, а вторую половину – потому что это отребье даром никому не нужно. Средоточием светской жизни по вечерам здесь становится бар, а днем, как сейчас, – рынок. Представьте себе этот рынок с выцветшими палатками, заплеванными проходами и потрескавшимися пластиковыми ящиками. Именно на таком ящике возле глубокой лужи сидят двое ворка и наперебой расхваливают покупателю снайперскую винтовку.
Двое ворка – это типичная парочка из анекдотов, которые можно услышать в Системах Термина. Начните свою речь со слов «А вот идут как-то двое ворка», – и вас, возможно, не сразу пристрелят. Более жалких, тупых и уродливых персонажей просто не найти. А эти двое самые жалкие и тупые из всех жалких и тупых ворка в мире. На первый взгляд сложно поверить, что с ними может вести разговор серьезный покупатель. Но вот же он, покупатель, стоит, скрестив жилистые руки на груди и слушает, как ворка нахваливают свой товар. При этом они так цепляются своими хилыми лапами за ствол и приклад и так сверкают глазенками, что без лишних слов понятно: они скорее расстреляют всех вокруг из этой самой винтовки, чем отдадут ее за плохую цену. И плевать, что из снайперской винтовки «Ки-Шок» трудно расстрелять толпу, потому что ее надо перезаряжать после каждого выстрела.
Из крутой, сверкающей на солнце батарианской винтовки «Ки-Шок».
Чертовски крутой для всего этого занюханного рынка.
Да и для всего Патрокла, если начистоту.
Потому что это снайперская винтовка Заида Массани, а он знает толк в оружии.
– Покупай, человек, – голосят ворка, – ты платить деньги, мы давать винтовка!
Им знаком и другой вариант развития событий, когда покупатель вместо денег расплачивается затрещинами. То, что технически он тогда не должен называться покупателем, ворка не смущает. На Патрокле побои – ходовая валюта. Но на этот раз ворка готовы отстаивать свою добычу до последнего.
Человек думает, разглядывая винтовку. Его загорелый лоб прорезывает горизонтальная морщина. Пальцы правой руки нервно барабанят по предплечью левой.
– Натти, твою мать, мы долго будем тут торчать? – окликают его из-за спины, и человек решается. Своей мужественной рукой он проделывает несколько простейших операций с денежным чипом, и винтовка обретает нового хозяина. Ворка торжествуют. На вырученные деньги они могут жить неделю.
А могли бы запросить столько, что хватило бы на полгода – и покупатель колебался именно из-за несказанно низкой цены, опасаясь подвоха.
Но у ворка всегда было плохо со счетом.
Все-таки стереотипы о тупых ворка выросли не на пустом месте.
Но эти двое не думают ни о каких стереотипах. Они счастливы. Это час их триумфа.
Это час икс. Без минуты полночь в Ванкувере.
*
Знакомьтесь: это коммандер Шепард. Когда винтовка «Ки-Шок» второй раз за сутки меняет владельца, коммандер стоит навытяжку и старается не крениться набок из-за сломанной ноги, как подбитый робот.
На Шепард основательно помятая и поцарапанная броня, которая когда-то была жизнерадостно розовой, напоминая обо всех куклах Барби в мире, а теперь приобрела унылый кисельный оттенок. На лице, покрытом неровной сеткой шрамов, пылает багрянцем громадный свежий синяк. Из-за этого синяка и отека левый глаз отказывается открываться, и Шепард смотрит на мир только правым, приятного зеленого цвета. Рыжие волосы взлохмачены и кое-где подпалены на концах.
– Хорошо, – говорит Шепард. – Но при одном условии. Заид Массани никогда, ни за что не должен узнать об этом.
*
Давайте попробуем разобраться и отмотаем кадры назад.
Вот коммандер Шепард сидит в кресле в своей собственной квартире, перекинув загорелые ноги через подлокотник. Сильные челюсти коммандера перемалывают клубничную жвачку, между соблазнительных губ надуваются и лопаются пузыри. Высокую грудь обтягивает футболка с потертым логотипом N-7, которую коммандеру подарили после прохождения программы вместе с брелоком для ключей, магнитом на холодильник и еще каким-то глупым мерчем. Возле кресла стоит низкий столик с компьютером, в динамиках бренчит «Flowers on the wall». На краю стола примостился стеклянный стакан, в котором плещется что-то, похожее на коньяк. На самом деле это чай, просто в квартире закончились чистые кружки. Умеренно грязные – тоже.
До часа икс тридцать семь часов и сорок девять минут.
Шепард жует жвачку, качает ногой в пушистом носке и размышляет. Десять минут назад ей позвонила Лиара Т’Сони и сообщила информацию, которая может осчастливить Заида Массани и окончательно положить конец разногласиям между ним и Шепард. Достаточно просто связаться с Заидом и передать ему эту информацию, чтобы тот начал пускать дым из ноздрей и бить копытом.
Но есть нюанс.
Коммандер Шепард терпеть не может быть виноватой или должной, а с Заидом она оказалась и той, и другой. Они заключили сделку, и Заид выполнил все условия, а Шепард – нет. Если выражаться прямо, такое называют подставой. А если принять во внимание, как важна была для Заида Массани та самая сделка, то и крупной подставой.
Коммандера Шепард называют чокнутой – и не без оснований. Называют отмороженной – и тоже за дело. Но еще никто и никогда не обвинял коммандера Шепард в отсутствии принципов. И сейчас все эти принципы хором вопят, что нельзя просто вложить пересказ разговора с Лиарой в письмо, подписать «Целую, Шеп» и отправить Заиду. От одной мысли об этом у Шепард дергается веко.
С другой стороны, ей лучше сейчас не высовываться лишний раз и быть паинькой.
Но, опять же, она засиделась на месте и чувствует, что если не разомнется и не встряхнется, то потеряет форму. А скиснуть перед вторжением Жнецов – плохая, чертовски плохая идея.
Шепард выдувает клубничный пузырь и думает, что ей не помешал бы какой-нибудь знак от вселенной. В конце концов, она постоянно спасает мир, может мир хоть раз оказать ей дружескую услугу в ответ?!
*
А теперь посмотрим, как по шумной улице Ванкувера твердой походкой идет Эшли Уильямс. Ее плечи расправлены. Ее спина такая прямая, словно к позвоночнику привязали линейку. В глазах Эшли огонь и сталь. В ее руках пакеты с продуктами, среди которых затесалась бутылка виски.
У Эшли тоже есть четкие принципы. Она твердо знает, что хорошо, что плохо и где пролегает граница между этими понятиями. Поэтому она два раза в неделю навещает Шепард – это отвечает ее представлениям о чести и верности бывшему командиру. То, в каких обстоятельствах приходится навещать коммандера и как трудно было добиться разрешения на эти визиты, только укрепляет решимость Эшли. Ей следовало родиться в семье самураев.
Еще бы Шепард продемонстрировала хотя бы крошечную благодарность. Хотя бы капельку признательности. Хотя бы сказала пару слов в духе: «Спасибо за все, что ты делаешь, Эш». Это не так уж трудно. Просто надо чуть-чуть пошевелить губами и языком. А еще можно пошевелить губами немножко дольше и объяснить, что за хрень творилась весь последний год и при чем тут «Цербер»! Вместо этого Шепард бродит по квартире, спотыкаясь о разбросанные вещи, валяется на диване, смотрит тупые фильмы, жрет пиццу и продукты, которые приносит Эшли, копит грязную посуду в раковине и ничего, совсем ничего не объясняет.
Эшли никому не говорит, но иногда ей хочется воткнуть Шепард головой в пол. И она боится однажды увидеть в зеркале нимб, потому что выносить коммандера подолгу может только святой.
Эшли твердо решила на этот раз серьезно поговорить с Шепард. Когда она отключает силовое поле и берется за ручку двери, то еще не знает, что мир ответил на призыв Героини Галактики, Защитницы от Коллекционеров, бывшей Гордости Альянса и прочая, прочая, прочая. А еще Эшли носит ключи в наружном кармане, не скрываясь, и в этом ее ошибка.
*
Где-то в занюханном баре на Патрокле двое ворка только что получили пинок под зад за неплатежеспособность. Они исчерпали кредит и больно ударились о показавшееся дно. Теперь, размазывая по мордам кровавую юшку из разбитых носов, они бредут за границу города в сторону заброшенной шахты, где в бывшем здании администрации проводит встречи батарианский работорговец Граак.
Ворка не могут похвастаться острым умом, но у них хорошо развит инстинкт самосохранения. Поэтому они никогда, ни за что не будут воровать у больших бандитов из Систем Термина. Тем более бывшее здание администрации защищено от незваных гостей лучше волусского банка, и ворка совсем не интересно, что будет, если попытаться залезть за бронированные двери. Они даже не будут подходить к этим дверям. Цель ворка – заброшенный шахтерский поселок. Конечно, оттуда давным-давно все вынесли, но вдруг кто-то из охранников больших боссов обронил там что-нибудь в прошлый раз? Что-то достаточно ценное, чтобы можно было пропить или проесть.
Надежды мало, но ворка не унывают. Кроме того, им больше некуда идти, а их маленькие мозги требуют какой-нибудь активности. Добрести пешком до резиденции Граака, пошарить в поселке, может, найти завалявшийся в углу чип – это позволит убить время.
Ворка идут.
*
– Твою мать, коммандер, ну что это за свинство?!
При виде Шепард у Эшли начинают трястись от злости руки, и пакеты вываливаются из ослабевших пальцев на пол. На пол, который не помешало бы вымыть.
– Неужели так трудно, блядь, сообразить не ходить в уличных ботинках по ковру? Нахер тебе вообще уличные ботинки, если ты никуда не выходишь?!
На это Шепард не отвечает. Когда Шепард нужно, она с легкостью притворяется контуженной на оба уха. Например, когда спрашиваешь ее, почему на стол приклеена жвачка или зачем носить уличные ботинки в квартире.
– Скажи мне, Эш, – задумчиво говорит Шепард, – ты веришь в приметы?
Это что-то новенькое.
– Типа гороскопы и все такое? – уточняет Эшли.
– Да какие, нахуй, гороскопы! Гороскопы – это самая большая тупость, которую можно придумать.
– Согласна.
– Мы летаем между звезд и видим их вблизи. Как они могут, блядь, предсказать судьбу? Это просто звезды. Ну, то есть это не просто звезды, некоторые – это чье-то солнце, и вообще они охуенные, но при чем тут судьба? Типа рождается ребенок, какие-то умники смотрят на небо и говорят, вырастет он героем или мудаком? Это просто мегатупо. Да мы на Земле даже видим не сами звезды, а где они были тысячи лет назад, потому что их свету нужно время, чтобы долететь до нас.
– Да я не спорю с тобой, что ты завелась из-за этих гороскопов!
– Да потому что я тебе не про гороскопы говорю! Я про такие, нормальные приметы. Когда тебя будто бы все подталкивает сделать что-нибудь.
– Типа ты садишься на диету, а хочешь бургер и – опа, за углом как раз открывается новая бургерная?
– Вроде того. Или ты даже говоришь себе: не, я не буду этот бургер, я же себе обещала, – и проходишь мимо, а тебе в руку суют рекламку этой забегаловки. И ты такая: не-не-не, у меня же режим и сила воли, – и опять проходишь мимо, себя уже, сука, ненавидишь, но держишься, а потом приходишь домой, а там твои друзья с пакетом этих самых бургеров, потому что они решили завернуть к тебе и захватили жратвы. И вот как пить дать, что они не только бургеры припрут, а еще и какое-нибудь бухло. И ты говоришь: да нахер диету, – и жрешь этот сраный бургер, потому что ну куда ты уже, блядь, денешься, и запиваешь вискарем. И потом, главное, так хорошо, что понимаешь: ну надо это тебе было, судьба.
– А если продержишься и не сожрешь?
– Не знаю. Может, на тебя грузовик с бургерами перевернется, чтобы уже точно дошло.
– И к чему ты это?
– Эш, вот если бы я сказала, что все, вот буквально все вокруг сейчас говорит, что мне надо отсюда выйти и кое-что сделать, что бы ты подумала?
– Все вокруг?
– Угу.
– Выйти отсюда?
– Ага.
Вообще-то терпение у Эшли высшей пробы. Можно сказать, что терпение взращивалось в ней с самого детства – когда у тебя есть три младшие сестры, твои шансы вырасти в хладнокровного коммандо всегда выше, чем если ты единственный, зацелованный родителями ребенок. Потом была армия, в которой рядовая Уильямс не только дослужилась до капитана, но и обзавелась железным хребтом и стальными нервами. Однако в присутствии Шепард Уильямс чувствует, как весь этот металлолом в считанные секунды пожирает ржавчина.
– Шепард, если это репетиция выступления перед судом, то тебя должны закрыть лет на двадцать. Ни один суд не поверит, что ты взорвала систему Бахак, потому что тебе велели голоса в голове, гребаная ты Жанна д’Арк. Если только Призрак не вскрыл тебе мозг и не вшил туда свой чип.
– Призрак не вскрывал мне мозг.
– И не вшивал чип?
– Как бы он вшил чип, не вскрывая мозг?
– Откуда мне знать, блядь, я капитан Альянса, а не нейрохирург! И не нянька, и не адмирал Андерсон, так что скажу прямо: прижми свою задницу и даже не заикайся о бургерах, знаках, голосах и о том, чтобы свалить отсюда накануне суда!
Шепард вздыхает и играет застежками омни-тула – единственной частью снаряжения, которую ей разрешают держать в квартире, после того как эксперты подтвердили, что силовое поле омни-тулом не отключишь. Шепард уже убедилась в правоте их слов. Дважды.
Эшли вдруг понимает: самое паскудное, что она не успела заметить, когда Шепард нацепила омни-тул.
Хотя нет. Самое паскудное, что она не знает, зачем Шепард вдруг понадобился омни-тул. Несколько версий имеется, но ни одна из них не внушает оптимизма. Эшли, во всяком случае, не внушает.
– Шеп?..
– Очень жаль, что ты не веришь в приметы, Эш, – говорит Шепард со вздохом. – Очень жаль.
Когда человека сажают под домашний арест, его лишают любого оружия, кроме, разве что, кухонного ножа. Или гитарной струны в некоторых случаях. Тейн Криос, например, мог бы рассказать много интересного о нетрадиционном использовании гитарных струн. Но всевозможные пистолеты, винтовки и гранатометы прячут подальше.
Вот только у биотика всегда остается он сам.
*
А это Джиха по прозвищу Синий Кузнечик. Кузнечик – потому что кварианец с коленками назад. А Синий не из-за цвета кожи, а потому что Джиха любит в пятницу надраться до состояния нестояния, хотя в Ванкувере не так уж просто найти хороший декстроалкоголь.
Джиха отправился в Паломничество четыре года назад, мечтая облететь всю галактику, а вместо этого осел на Земле, открыл мастерскую и нашел себе девушку. Это можно было бы счесть успехом, если бы над мастерской не висела постоянная угроза закрытия, а девушка знала, что Джиха питает к ней большое нежное чувство.
Кузнечик – консерватор до мозга костей. Никто в Ванкувере не знает лучше него кварианских традиционных танцев, а это о чем-то да говорит. Например, о том, что в Ванкувере очень маленькая кварианская диаспора, но это мелочи. Джиха скорее удавится, чем откажется от фамильного узора на своем капюшоне. И он совершенно точно провалится под землю, сгорит от стыда и рассыплется пеплом, если подойдет к девушке, не имея ценного подарка, который кварианец должен подарить будущей матери своих детей. Впрочем, о детях в данном случае говорить не приходится, потому что любовь всей недолгой жизни Джихи – человек и служит в Альянсе, но это не повод вести себя, как нищеброд, у которого за душой ничего нет.
Проблема в том, что Синий Кузнечик – нищеброд, у которого за душой ничего нет. Кроме мастерской, которую не арестовали за долги только потому, что Джиха может собрать пистолет из содержимого соседского мусорного ведра. Он мог бы сколотить себе небольшое состояние, но для этого к золотым рукам нужен для комплекта хоть какой-нибудь мозг, кроме спинного. Рассчитавшись в последнюю секунду с кредиторами, Кузнечик от радости напивается в хлам, тратит последние деньги, царапает машину какого-нибудь мажора, просыпается по уши в долгах, и все начинается по новой.
Но Джиха не унывает. Как говорится, лучший подарок – подарок, сделанный своими руками. Поэтому в свободное от работы и пьянства время Джиха собирает в своей мастерской настоящее чудо, которое должно вместить в себя всю его любовь, а также килограммы металла, пластика, проводов, микросхем и краски. Приверженец традиций Джиха узнал, какой цвет у землян символизирует романтику, и накладывает краску толстым слоем. Кроме того, она помогает скрыть некоторые царапины и потертости. Трудно найти на свалке идеально ровные и гладкие детали, а свалка – самый надежный и проверенный поставщик мастерской Кузнечика.
В субботу утром Джиха заливает в фильтры скафандра средство от похмелья и дрожащими руками примеряется к паяльнику. Похмелье нужно просто пережить, желательно одному, желательно в тишине и за каким-нибудь нетрудным делом. Поэтому на двери мастерской висит табличка «Закрыто». И ничто не предвещает визита коммандера Шепард, которая врывается внутрь, целеустремленная, как ядерная боеголовка.
У Шепард есть пистолет. Отличный пистолет, который она позаимствовала у Эшли – капитану Уильямс все равно в ближайшее время не в кого будет стрелять. Остались сущие мелочи – броня. Однако, если ты под домашним арестом, ты не можешь просто так завернуть в «Армакс Арсенал» или «Хане-Кедар», где тебя в лицо знает последняя собака, и попросить примерить три нагрудника на выбор. Именно поэтому сейчас Шепард не прогуливается по чистому и светлому торговому центру, а вламывается в тесную мастерскую Синего Кузнечика.
Когда сам Кузнечик ковыляет ей навстречу и впереди него летят алкогольные пары, которых не сдерживает даже шлем, Шепард с тоской вспоминает консультантов «Хане-Кедар».
– Мы закрыты, мэм, – говорит Кузнечик. Он очень старается, чтобы все звуки были на своих местах, но некоторые из них все равно застревают у него в горле, а некоторые слишком рьяно рвутся на свободу.
– Ну так откройтесь. Мне нужна броня.
– Починить броню? Приходите в понедельник, и…
– Ты, блядь, видишь на мне броню, которую надо чинить? Мне нужна новая броня, нагрудник, наколенники и все остальное.
Кузнечик прислоняется правым плечом к стене и упирается левой рукой в бок. Он видел эту позу в старых фильмах. Отлично подходит, когда надо выглядеть крутым парнем, а заодно скрыть, что тебя плохо держат ноги после вчерашнего.
– Дамочка, когда вы заходили, вы видели над дверью вывеску?
– Какую еще, нахуй, вывеску?
– Такую табличку с текстом. Синими такими буквами. Там было написано «Армакс Арсенал»?
– Да при чем здесь…
– Или, может, там было написано «Халиат Армори»?
– Нет.
– Нет, потому что там написано, блядь, «Мастерская Джихи»! Тут, блядь, не склад и не выставка армейских новинок! Если у вас есть, что починить, приходите в понедельник, а пока валите, всего вам доброго!
Пока Кузнечик разоряется, Шепард ощупывает глазами мастерскую и безошибочно останавливает взгляд на странном объекте в углу.
– Почем? – спрашивает она и тычет пальцем в это нечто.
Вообще-то нужен богатый опыт, чтобы разглядеть в этом произведении кварианского искусства подходящую для человеческой женщины броню. Больше всего это напоминает набор кастрюль, которые нацепили на вешалку, скрепили обрезками шин, проводами и изолентой и выкрасили в ядовито-розовый цвет.
Кузнечик от природы худощав даже для кварианца, а ванкуверские приятели, из которых один штангист, а другой вышибала в казино, ласково зовут его «дрищ в капюшоне». Но теперь он раздувается от негодования, как воздушный шар, почти вдвое.
– Дамочка, вы знаете, что это такое? Нет, вы знаете? Спросите меня, что это такое!
– Ну, и что это такое?
– Это вам не просто тупой доспех от какого-нибудь «Армакса». Вы видели доспехи от «Армакса»? Да у них, блядь, даже сварочные швы неровные. И застежка на воротнике сзади – только полный гондон будет делать застежку сзади! Да если бы в Мигрирующем флоте кто-нибудь появился в броне с застежкой сзади, его загнобили бы, потому что это полное дерьмо. А знаете, почему «Армакс» делает такое дерьмо?
– И почему «Армакс» так делает?
– Да потому что они делают броню без души! Они берут и штампуют детали, как консервные банки! А это, – Кузнечик указывает дрожащей рукой на свое творение, – штучная работа! Сделанная, блядь, со всей моей любовью! А любовь… – тут он встает в гордую позу и скрещивает руки на груди, – не продается!
– Так, нахуй, – говорит Шепард и делает шаг вперед. – Твоя очередь задавать вопросы. Спроси-ка, за что меня ценили в Альянсе больше всего. Нет, погоди. Если что, не за способность удушить биотикой пацана вроде тебя за семь целых, три десятых секунды. То есть за это – не больше всего. Вот теперь можешь спрашивать.
Джиха смотрит в покрытое глубокими шрамами лицо Шепард, и это зрелище действует на него эффективнее антипохмельного средства, которое все еще плещется где-то у фильтров. Пары алкоголя испаряются окончательно, а вместе с ними испаряется смелость Кузнечика. Под взглядом зеленых прищуренных глаз Джиха нар Райдис вдруг остро ощущает свою смертность.
– Мнэ-э-э-э… – неуверенно произносит он.
– Чего?
– Э-э… За что вас ценили в Альянсе больше всего?
– Больше всего, мэм! Тебя вежливо разговаривать, сука, не учили?!
– Мэм!
– Вот так. Умница. Люблю здоровое любопытство. Так вот больше всего меня ценили в Альянсе за развитую интуицию. Вот смотрю я на тебя сейчас, и интуиция мне подсказывает, что ты просто мечтаешь продать мне вон ту розовую хрень в углу. Со всей, блядь, своей любовью. Я права?
– Да-а… – говорит Кузнечик, сглатывая.
– Говорю же, интуиция меня никогда не обманывает! – Шепард отступает и прикладывает омни-тул к платежному терминалу.
Кузнечик смотрит на высветившуюся на экране сумму и синеет уже по-настоящему. На эти деньги он может бросить к ногам любимой не только полный комплект вооружения из того же «Армакса» с визором ночного видения и лицензионной коллекцией песен «Shoot me, baby» в подарок, но еще и букет роз и ужин в лучшем ресторане с видом на город.
– Это только за любовь, – говорит Шепард и усмехается. – За броню будет отдельно. Ты будешь стоять и пялиться или покажешь уже товар?
– Одну секунду, мэм!
Через двадцать минут Шепард пытается разглядеть себя в разбитое зеркальце заднего вида, свинченное с челнока, и ни один фрагмент, который попадает в поле зрения, ей не нравится. Поделка Джихи, будучи надета на человека, немного больше напоминает броню, чем раньше. Но на непредвзятый взгляд кажется, что Шепард сначала свалилась в помойку, а потом, вместе со всем, что к ней прилипло, в цистерну с розовой краской.
– А это что еще за хуйня? – спрашивает она, рассматривая круглую синюю кнопку на груди, которая выделяется на общем фоне, как голубика на ягодном мороженом.
– Биотический усилитель, мэм, только не жмите! Я не успел протестировать, это экспериментальная система.
– Да тут вся система, блядь, экспериментальная. – Шепард делает несколько шагов и с удивлением понимает, что движения ничего не стесняет, хотя по всем законам физики и анатомии обязано. Она смотрит в зеркало еще раз, ловит отражение собственной шеи, торчащей из чего-то, похожего на громадный пончик, и вздыхает. – М-да. Я коммандер Шепард, и это моя любимая мастерская на Цитадели, тьфу, блядь, в Ванкувере то есть. Ладно, бывай, креативщик.
Шепард выходит, не обращая внимания на слегка осоловелый взгляд, которым провожает ее Синий Кузнечик. Впрочем, взгляд кварианца трудно распознать по техническим причинам.
– Коммандер Шепард? – спрашивает Джиха в пустоту. Пустота не отвечает, но он четко понимает две вещи. Первая: возиться с броней больше не надо. Вторая: сегодня у его мастерской счастливый день, если только ничего не случилось с камерами видеонаблюдения.
До часа икс тридцать семь часов и шесть минут.
*
Эшли Уильямс открывает глаза и тут же закрывает обратно. У Эшли нестерпимо звенит в висках и чешется шея – это ее индивидуальная реакция на биотику. Но она все еще надеется, что последние события ей просто приснились. И если зажмуриться, то квартира Шепард сгинет к чертовой матери, а Эшли проснется в собственной постели.
Конечно же, квартира Шепард никуда не пропадает. И Эшли лежит не в своей постели, а на чужом диване, пусть даже удобном. С нее сняты ботинки, а под затылок заботливо подсунута подушечка. Эта самая подушечка окончательно лишает Эшли надежды списать все на дурной сон и приводит ее в бешенство.
– Шепард, ну нахуя-я-я-я-я?! – раздается злобный рык разъяренного ящера, и злосчастная подушка летит через всю комнату и ударяется о пыльный пластик окна.
Шепард, разумеется, не отвечает. Сейчас Шепард сидит в пассажирском кресле корабля, который везет ее на Омегу, и потягивает горячий шоколад с зефирками. Горячий шоколад она купила еще на Земле, потому что где вы видели, чтобы в рейсах на Омегу подавали напитки?
Эшли берет себя в руки и проводит разведку местности. Очень быстро она обнаруживает, что ее датапад, омни-тул и пистолет испарились, как утренний туман. Чуть позже – что и ключей тоже не миновала эта участь.
– Все пропало, – шепчет Эшли.
Однако пропало не все. Например, не пропало силовое поле, которое Альянс поставил специально, чтобы оградить коммандера Шепард от искушения прогуляться на какую-нибудь другую планету до суда. И сейчас это поле весело переливается всеми оттенками голубого и зеленого и надежно удерживает капитана Уильямс от того, чтобы покинуть дом.
Надо ли говорить, что компьютер Шепард надежно заблокирован, и связаться с него с кем-нибудь снаружи не представляется возможным?
Эшли зачем-то еще раз трогает пальцем силовое поле, убеждается, что защитные технологии Альянса по-прежнему на высоте, и собирается покинуть прихожую, но резко замирает. На зеркале, которое отражает ее осунувшееся лицо, помадой коряво выведено: «Объясню потом».
Это последняя капля.
– Она объяснит! Она, блядь, потом объяснит! Сука, я жду объяснений с самого Горизонта, и где? Где-е-е-е-е?! – Эшли носится по комнатам, как бешеная оса, и крушит все, до чего дотягиваются ее накачанные руки. Раз – и в стену летит стакан, орошая чаем ковер и валяющиеся на нем пижамные штаны в цветочек. Два – и вдребезги разлетается хрустальный кубок за победу в многоборье в каком-то лохматом году. Три – и все та же подушка взмывает в воздух, чтобы врезаться в потолочный светильник.
И только когда перед глазами Эшли появляется бережно вставленный в рамочку неумелый рисунок с морем, акулами и откушенной ногой купальщика, она замирает с занесенным кулаком и надрывно сопит. Солдат ребенка не обидит. Вместо очередного удара она пинает валяющийся на полу пакет, который сама сюда принесла. В пакете звякает бутылка виски. Эшли слышит этот звон и задумчиво чешет в затылке.
*
А теперь давайте полюбуемся Заидом Массани. Этот Заид еще не знает, что через двадцать семь часов ровно его винтовку продадут за смешные деньги какие-то ворка. Этот Заид еще не контужен взрывом – ни обычным, ни биотическим. Нога этого Заида еще не ступала на поверхность Патрокла. Сейчас эта мускулистая волосатая нога, равно как и вторая, попирает пол его собственной холостяцкой квартиры на Омеге. На Заиде трусы и футболка с рекламой местного борделя: «Don’t fuck with Aria, fuck us!». В руке у него пистолет, из которого он недавно чуть не пристрелил коммандера Шепард. Работа охотника за головами заставляет его несколько нервно относиться к чужим визитам без предварительного звонка. Впрочем, Шепард в ответ чуть не проткнула его лезвием из омни-тула, так что они квиты.
Сама Шепард сидит на диване, закинув ногу на ногу, и очень рада тому, что вообще может так согнуться в своем новом приобретении. Про себя она уже пообещала, что по возвращении домой разведет костер прямо посреди квартиры и сожжет в нем творение Джихи. Плевать, что для этого нужна очень высокая температура. Шепард справится на силе ярости.
– Давай, – негромко и свирепо говорит Заид. – Давай, скажи, что у тебя нет никакого личного интереса на Патрокле. Вот только скажи!.. Ну!..
– Нет у меня никакого интереса на Патрокле.
Рука Заида дергается, гремит выстрел, и пуля входит в стену.
– Совсем озверел?! – вскрикивает Шепард и расцепляет ноги, едва не завалившись на бок.
– Это был предупредительный, следующий будет сразу контрольным. Колись, Шепард: что там? Заложники? Раненые шахтеры? Опять рабочие, которых надо водить за ручку, потому что они нихера не знают про план эвакуации с собственного гребаного завода?! Что ты там забыла?
– Твою мать, Массани, что ты разорался?!
– Что я разорался?! Ты приходишь ко мне без предупреждения, одетая в какое-то розовое дерьмо, и требуешь…
– Придержи свой грязный язык, эту броню делали с любовью. Во всей твоей квартире нет больше ничего, что делалось бы с любовью, включая нас с тобой, так что изволь, блядь, отзываться о прекрасном с уважением!
– Хорошо, ты заваливаешься ко мне домой, одетая в сделанное с любовью дерьмо… так нормально?
– Вполне.
– Кстати, на чем эта хрень работает? Какая платформа? У него вообще есть программное обеспечение?
– Что ты начинаешь-то? Overkill 2.0. Свободная лицензия.
Заид на миг прикрывает глаза и стискивает челюсти. И медленно, очень медленно выдыхает.
– Блядь. Шепард, просто свали из моего дома, и сделаем вид, что этого разговора не было. В этом нельзя ехать даже на пикник, не то что на какой-то Патрокл. Что это за Патрокл вообще?
– Спутник Ахилла.
– Какого, блядь, Ахилла?
– Из греческой, блядь, мифологии! У Систем Термина который, какой это еще может быть Ахилл! Кто из нас двоих наемник, ты или я, почему я, блядь, лучше знаю, где резиденция Граака?
– Да потому что ты ненавидишь батарианцев, это все знают. Это знаю я, это знаешь ты, это знают батарианцы. Ты пасешь этого Граака? Нахуя он тебе?
Шепард смотрит на Заида большими честными глазами. Потом она поднимается, стараясь не оставить на диване никаких деталей своего облачения, и делает шаг вперед. Направленное ей в грудь дуло пистолета ее не смущает.
– Да нахер он мне не сдался! Я тебе клянусь, Заид, никакого личного интереса! Только ты, я и Видо Сантьяго. Ну и Граак. Если он тоже сдохнет, я плакать не буду.
