Текст книги "Бесовская таратайка (СИ)"

Автор книги: Горан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Горан
БЕСОВСКАЯ ТАРАТАЙКА

ПРОЛОГ

“В одном городе, на его окраине, рос небольшой лесок, в котором было заброшенное кладбище. И стали люди, которые ходили по тропинке через этот лес, пропадать. Бесследно. Пошла про это место дурная слава, и перестали местные жители через тот лесок ходить.

Однажды парень, который жил в самом центре города, провожал девушку с той самой окраины до дома. Как водится, прощание затянулось, а когда, наконец, они расстались, парень посмотрел на часы и понял, что опаздывает на последний автобус. Решил он тогда дорогу сократить до остановки и пошел через лес, в котором и было то самое заброшенное кладбище.

Идет он по тропинке, идет, и чем ближе кресты, тем страшнее ему становится. Вдруг – что такое! – зовет его кто-то. Испугался парень, не стал отзываться, только шагу прибавил.

Слышит – догоняет его кто-то. Тяжелые такие шаги, будто копыта топают. И, то ли шипит, то ли рычит этот кто-то у него за спиной.

Вспомнил тут парень, как учила его бабушка, что, если позовет кто-нибудь незнакомый ночью, нельзя оглядываться на зов, а если не отстанет зовущий, нужно, не глядя, бросать через левое плечо какие-нибудь предметы, и стал по карманам шарить. А там и нет ничего, кроме ключей от дома, да начатой пачки сигарет. Стал тогда парень сигареты по одной через левое плечо бросать. Как бросит, шаги за спиной вроде отстанут, как снова приближаться начнут – снова бросит.

Так шел он, шел, пока не кончились у него все сигареты. Бросил он тогда сначала пустую пачку, за ней ключи от квартиры, шаги за спиной опять все ближе. Снял тогда парень с себя куртку и тоже через плечо бросил. Оставалось ему только мост через небольшую речушку перейти, а там уже и до остановки рукой подать, как снова стали шаги догонять. Не выдержал парень, снял с шеи золотой крестик, швырнул его через плечо, а сам бросился бежать к остановке. Тут, на его счастье, автобус подошел. Сел в него парень и домой поехал.

Дома лег он спать, и снится ему, будто идет он опять ночью через тот лес и видит – блестит что-то на тропинке. Присмотрелся, а это крестик его золотой. Взял он его, на шею повесил, а шнурок вдруг на шее как затянется, и душить его начал…

Наутро зашли родители к нему в комнату, а он лежит на кровати мертвый, весь седой, на шее веревочка шелковая затянута, а на ней крестик золотой блестит…”

Я рассказал эту историю своему деду, до которых он был большой охотник и даже завел на такие “страшилки” что-то вроде картотеки, в один из вечеров морозной зимы 1990 года. Когда я закончил, он не стал по обыкновению смеяться, а только спросил:

– Где ты услышал эту “байку”?

– В автобусе, когда я к тебе ехал, бабка какая-то внучке рассказывала, – ответил я: – А что?

– А то, что я знаю эту историю.

Я подумал, что он имеет в виду, что у него в картотеке уже имеется похожая “страшилка”, но дед продолжил:

– Город, в котором это все происходило, называется Карпов. Это областной центр, расположенный примерно посередине между Йошкар-Олой и Горьким. А парня того звали Павел Лемех. Действительно, 6-го, по-моему, сентября 1962 года, где-то около 23 часов 30 минут, он шел через Агеевское кладбище, расположенное на южной окраине Карпова, к автобусной остановке “улица Вятская”. Услышав сзади странные шаги, он испугался, стал бросать за спину разные предметы, в том числе часы и кожаную куртку, после чего побежал к автобусной остановке, где сел в подошедший автобус и уехал.

А через три дня местный участковый, Степан Собакин, задержал ранее судимого Тимофея Каплюшко, пытавшегося у винно-водочного магазина продать кожаную куртку, явно с чужого плеча. Собакин отвел его в отделение и там Каплюшко, больше известный в уголовном мире под кличкой “Капля”, в конце концов, рассказал, что вечером, 6 сентября, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, он заснул в районе Агеевского кладбища. Проснувшись поздно вечером, он увидел незнакомого ему молодого человека, проходившего мимо по тропинке. Капля хотел попросить у парня закурить, и окликнул его, но тот, не оборачиваясь, пошел дальше. Тогда Капля пошел за ним следом, решив, что парень его не услышал. Молодой человек стал бросать через плечо сигареты, а Каплюшко, ничуть не удивившись (куда ему было удивляться с такого-то бодуна), стал их подбирать. Когда сигареты у парня кончились, Капля решил его оставить в покое, но тут обнаружил, что потерял где-то спички и снова пошел за ним. В тот самый момент, когда он уже намерился попросить у молодого человека огонька, тот бросил ему связку ключей, наручные часы “Ракета” и свою кожаную куртку, а сам побежал к остановке, где уже стоял автобус. Пока Капля искал в карманах куртки спички, автобус уехал, поэтому он оставил вещи, выброшенные парнем себе. Мол, зачем добру пропадать.

Этот полу спившийся детина двухметрового роста в кирзовых сапогах на босу ногу, с перебитым в какой-то драке носом, ужасно удивился, а позднее и искренне возмутился, когда его, после его рассказа, тут же не отпустили.

– А почему его не выпустили? – поинтересовался я.

– Потому, что его задержали по подозрению в убийстве, – невозмутимо ответил дед.

Я поперхнулся чаем.

– В к-каком убийстве?

– В обыкновенном – с целью грабежа. Парня-то этого, Павла Лемеха, с тех пор так никто и не видел. А куртку, которую Капля пытался продать, мать Лемеха по приметам опознала. И гнил бы Капля в тюрьме, если бы не показания некоей Котиной, которая в тот вечер видела, как какой-то парень подбежал к остановке “улица Вятская” со стороны Агеевского кладбища, сел в автобус и уехал. А Котина как раз в это время неподалеку козу убежавшую искала.

– Так Каплю, все же выпустили? – спросил я.

– Не успели, – ответил дед, загадочно усмехаясь.

– Как не успели? – не понял я: – Умер он что ли?

– И это тоже.

– Ох, дед, любишь ты говорить загадками.

– Чего-чего, а загадок в этом деле хватало, – сказал дед, наливая себе в чашку черного кофе и сдабривая его тремя каплями кубинского рома: – Вот послушай…

Он на мгновение задумался, а потом вдруг рассмеялся:

– Будь на моем месте какой-нибудь писатель, он бы наверняка книжку написал про всю эту историю. И назвал бы он ее – “БЕСОВСКАЯ ТАРАТАЙКА”.

– Как? – переспросил я.

– “Бесовская таратайка”, – повторил дед: – Как оказалось, дело было именно в ней…

Часть первая. “ВСПЛЕСКИ” НА ДУГЕ

25 сентября 1962 года.

Понедельник.

В официальных документах это обозначалось, как “комплекс конспиративных мероприятий по системе А”, но между собой мы называли это ”работать за дворника”.

Всякий раз после окончания мероприятий на выезде, кто-нибудь из группы оставался и “подметал” за всеми. То есть уничтожал на месте все следы, могущие навести на то, что здесь работало не КГБ, а следственная группа Конторы. Кроме того, если в этом была необходимость, “дворники” собирали дополнительные сведения для отчета по расследуемому делу.

Основная группа, в составе девяти человек, отправилась в Лещинск, а я, еще один, недавно закончивший стажировку оперативник Сергей Рожков, эксперт по фамилии Зинченко и командир группы Петр Сухов, остались в Карпове еще на несколько дней. Нам предстояла рутинная работа по изъятию документов, в которых хоть как-то фигурировала наша организация, и сбору подписок о неразглашении с лиц, с которыми по ходу расследования контактировал кто-нибудь из нашей группы. Кроме того, необходимо было повторно опросить некоторых свидетелей.

Я догадывался, что не только для этого мы остались в Карпове. Для “уборки” достаточно было вызвать сюда двух-трех стажеров, а Сухов пошел на разделение группы, отрядив для такой простой работы двух оперативников, опытнейшего эксперта, да и сам остался в городе, назначив на время своего отсутствия старшего в основной группе. Старый лис что-то учуял и решил перестраховаться.

Основная группа отправилась в Лещинск в воскресенье вечером, а наутро, в понедельник, мы разделились. Мне достался повторный допрос нескольких свидетелей, в том числе и матери Павла Лемеха, семнадцатилетнего парня, пропавшего без вести около трех недель назад. Вечером, 6-го сентября он пошел на встречу со своей девушкой, Сапуновой Еленой, и домой так и не вернулся.

Уточнив кое-какие детали, упущенные при первом допросе, я встал, что бы откланяться, но тут мать пропавшего мальчика нерешительно сказала:

– Не знаю, поможет ли это вам найти Пашу… Дело в том, что я вспомнила… Перед тем, как он ушел в тот вечер, зазвонил телефон. Я в это время мыла на кухне посуду, поэтому трубку снял сын. О чем был разговор, я не слышала – вода сильно шумела, но когда Паша потом зашел на кухню, он был каким-то растерянным. Я тогда не придала этому значения. Подумала, что звонила его девушка, и они опять поругались. Лена эта, знаете, такая взбалмошная девица, совсем не пара моему Павлику… Я еще спросила тогда у него: ”Это Лена звонила?” А он как-то нервно засмеялся и ответил: ”Да нет. Какой-то чудак ошибся номером”…

Женщина с надеждой посмотрела на меня, как будто, услышав ее рассказ, я тут же отыщу ключ к разгадке исчезновения ее единственного сына. Но я только сочувственно кивнул.

Многие после внезапного исчезновения их близких, начинают вспоминать какие-то мелочи, несуразности, обмолвки, случившиеся накануне, и на которые тогда никто не обратил внимания. И не обратил бы, если бы не несчастье. Любое слово, повторенное несколько раз, начинает звучать странно и обретает новый смысл. А родственники пропавшего человека раз-за-разом мысленно прокручивают события дней, часов и даже минут накануне исчезновения. Немудрено, что даже самые безобидные происшествия приобретают для них после этого зловещий оттенок.

Мать Лемеха, между тем, все так же нерешительно, продолжила:

– И еще… После того, как Паша пропал, я никак не могу найти топорик для разделки мяса.

– Топорик? – переспросил я.

– Да, – немного оживившись, подтвердила она: – Небольшой такой топорик с деревянной ручкой.

– Хорошо, – сказал я: – Мы это учтем. Мне нужно идти. Извините за беспокойство. И спасибо за помощь.

Когда я уже вышел из квартиры, женщина вдруг спросила:

– Как вы думаете, Паша еще жив?

Что мне было ей ответить? Что три недели спустя об этом и спрашивать глупо? Я не смог. Вместо этого я бодро сказал:

– Вполне может быть.

По тоске, которая появилась во взгляде этой измученной женщины, я понял, что не такого ответа она от меня ждала.

15 часов 30 минут.

Лицо матери Павла Лемеха все еще стояло у меня перед глазами, когда я вошел в гостиничный номер, который мы делили с Суховым. Зинченко с Рожковым проживали в номере по-соседству.

Решив пообедать, я заказал по телефону дежурное блюдо, а потом, усевшись в кресло, стал прикидывать свои дальнейшие действия на сегодня. Предстояло обойти еще пятерых свидетелей, живущих, как назло, в разных районах города, поэтому маршрут не складывался. К тому же не давало сосредоточиться чувство вины по отношению к матери Лемеха. Хотелось сделать хоть что-нибудь для этой несчастной, теряющей последние крупицы надежды, женщины.

Сняв телефонную трубку, я набрал номер Николая Семеновича Березина, начальника криминальной милиции Карповского РОВД.

– Березин? Это Кожемяка беспокоит, – начал я деловым тоном: – Слушай, Николай Семенович, помнишь дело Павла Лемеха?

– Помню, – после паузы ответил Березин усталым голосом.

– Ты не мог бы попросить кого-нибудь посмотреть в материалах, собранных по этому делу, не упоминалось ли в показаниях свидетелей, что кто-то из них звонил Лемеху вечером незадолго до его выхода из дома?

– Ладно, попрошу.

– И еще, – продолжил я: – Пусть там заодно проверят, может кто-то из них видел в тот вечер у Лемеха небольшой топорик для разделки мяса?

– Топорик? Я сам просматривал протоколы допросов и ничего такого не припомню, – сказал Березин: – Но, если ты настаиваешь – ладно, проверим. Тебе это срочно надо?

– Как тебе сказать… Желательно побыстрее.

– Хорошо, завтра утром я тебе позвоню, – сказал Березин и повесил трубку.

Теперь я чувствовал себя виноватым и по отношению к нему. Отрываю человека от работы, лезу с какими-то глупостями…

В это время в номер зашла горничная с заказанным мной обедом. Утоляя голод, я пришел к выводу, что ничего страшного не случится, если кто-нибудь из следователей еще раз просмотрит материалы по делу Лемеха. Это даже полезно – вдруг заметит что-то, что другие пропустили. В любом случае, хуже не станет.

Успокоившись таким образом, я отправился дальше “работать за дворника”.

26 сентября 1962 года.

Вторник.

Когда утром зазвонил телефон, я уже и не помнил о поручении, которое дал накануне Березину. Поэтому, с трудом открыв глаза, я удивился, услышав в 6 часов утра его голос в телефонной трубке.

– Позови к телефону Сухова, – не здороваясь, попросил Березин.

Растолкав командора, я сунул ему в руку трубку, а сам рухнул в свою постель досматривать так некстати прерванный сон. Однако через несколько минут меня разбудил Сухов. Теперь уже он протянул мне телефонную трубку:

– Березин хочет с тобой поговорить.

– Але, – вымученно сказал я.

– Я на счет твоей вчерашней просьбы, – услышал я голос Березина: – Пусто по обеим пунктам. Никто из тех, кого опрашивали, Лемеху не звонил, топорика никто не видел. Правда девушка его, Лена Сапунова, сказала, что у Павла на плече была сумка спортивная, в которой что-то звякало, но что, она не знает. Вообще, по ее словам, Лемех в тот вечер был явно не в своей тарелке. Нервничал, отвечал невпопад, а на все вопросы отшучивался…

– Подожди, какая сумка? – перебил я его, начиная просыпаться: – В показаниях Каплюшко нет ни слова ни о какой сумке.

– Да и первых показаниях Сапуновой о ней тоже ничего не было. Она с родителями в деревню ездила к родственникам, и ее допрашивали уже после того, как нашли эту Котину, которая видела, как Лемех, живой и здоровый, подбежал к остановке и сел в автобус. Тогда все силы бросили на поиск водителя автобуса, который его вез, и допрос Сапуновой поручили местному участковому Собакину. Ну, тому самому, что задержал Каплюшко с курткой Лемеха. Вот он и допросил абы-как. Поэтому следователю пришлось Сапунову повторно допрашивать. Тогда-то и всплыла эта спортивная сумка.

– А что Котина, сумку не видела?

– В ее показаниях ничего про сумку нет. Парень, говорит, в рубашке и штанах был, а про сумку ни слова. Может, просто не заметила. А чего ты так за нее уцепился?

– Да так – для отчета уточняю, – соврал я.

– Ну ладно, – сказал Березин: – Будут еще вопросы – звони.

Он повесил трубку, и я погрузился в размышления.

Итак – спортивная сумка, в которой что-то звякало. Мало ли что может звякать. Гантели, например, или пара бутылок пива. А может и то, и другое, а сверху – топорик для разделки мяса. Все вместе, это очень даже будет звякать. Явился на свидание с девушкой во всеоружии, так сказать.

Но вот ведь какой вопрос возникает: почему гражданин Каплюшко, он же вор-рецидивист по кличке “Капля”, в своих показания умолчал об этой сумке? Ведь по всему выходит, что он к исчезновению Павла Лемеха никакого отношения не имеет, а следовательно – скрывать ему нечего и незачем…

От размышлений меня оторвал Сухов.

– Что там у тебя за дела с Березиным? – спросил он, выходя из ванной комнаты.

– Да так, ерунда, – ответил я: – Мать Павла Лемеха вчера подкинул информацию, вот я и решил уточнить кое-что.

– Что-нибудь интересное?

– Она вбила себе в голову, что ее сын в тот вечер, уходя из дома, прихватил с собой топор.

– Чего?!

– Топорик для разделки мяса, – уточнил я.

Сухов сел на незаправленную постель, вытащил из портсигара сигарете и закурил, рассеянно глядя в потолок.

– Что случилось? – спросил я удивленно.

– Вчера вечером ушла из дома и до сих пор не вернулась Гордеева Екатерина, 1947 года рождения. После ее исчезновения обнаружилось, что, уходя, она прихватила с собой наградной пистолет отца, – сказал Сухов пуская кольцо дыма.

– Это тебе Березин сказал?

Командор молча кивнул.

– Зачем ей понадобился пистолет?

– А зачем Лемеху понадобился топор?

– Какой топор? – начал злиться я: – Кто тебе сказал, что он у него был? Ты что, поверил всему, что сказала его мать?

– Кстати об этом, – спокойно сказал Сухов: – Расскажи-ка мне о вашем разговоре поподробнее.

Когда я закончил рассказ, командор задумчиво сказал, потирая переносицу:

– Нужно будет попытаться выяснить, не звонил ли кто-нибудь Гордеевой перед ее уходом из дома.

– Ты считаешь, что между исчезновениями Лемеха и Гордеевой есть связь?

– Пока нет, – сказал Сухов: – Но проверить надо.

– Повторных “всплесков” нигде пока не зафиксировано, – напомнил я: – Это же ерунда – простое совпадение!

– А если нет?

Я пожал плечами.

– Значит так, – сказал командор, вставая с кровати и гася окурок в пепельнице: – Поедешь в КПЗ и вытрясешь из Капли все по поводу спортивной сумки. А я займусь Гордеевой. Одевайся. А я пока пойду разбужу Зинченко и Рожкова.

Проклиная себя за излишнюю чувствительность, в результате которой придется теперь с утра пораньше ехать через весь город допрашивать Каплю, я умылся и стал одеваться. Когда Сухов вернулся в номер, я спросил у него:

– С чего это Березин позвонил в шесть часов утра? У него что – бессонница?

– А я думал, ты знаешь, – рассеянно ответил Сухов, думая о чем-то своем: – Гордеева – это фамилия матери девочки. А по-отцу она – Туманян.

Я присвистнул:

– Дочь первого секретаря горкома?! Только этого нам не хватало!

– Пол горотдела среди ночи на ноги подняли, – продолжил Сухов: – Но пока – никаких зацепок.

– Представляю, что там сейчас творится.

– Не отвлекайся, – сказал командор: – Дуй в КПЗ и разбирайся с Каплей.

– Позвони Березину, – попросил я: – Пусть сообщит туда о моем визите, чтобы там мне не дурили голову пропусками и прочими формальностями.

– Позвоню, – пообещал Сухов, и я поехал в КПЗ.

8 часов 30 минут.

К моему приезду Березин уже успел предупредить местное начальство, так что дежурный офицер, посмотрев мои документы, без лишних разговоров проводил меня в комнату для допросов. Через несколько минут туда же ввели заспанного, стриженного “под ноль” Каплю.

– Спать хочешь? – поинтересовался я, когда конвоир усадил его на стул с привинченными к полу ножками и вышел из комнаты.

Капля пребывал в КПЗ уже семнадцатые сутки. Следователь, не желая упускать единственного подозреваемого по делу о пропаже Павла Лемеха уже второй раз оформлял его на 15 суток по фиктивному протоколу.

На мои слова Каплюшко ни как не отреагировал, демонстративно разглядывая бледно-зеленые обои, которыми были оклеены стены комнаты.

– Короче, Капля, давай – выходи из ступора, – сказал я: – Разговор есть.

– А вы кто будете? – спросил Капля скучным голосом: – Я вроде бы следователю отвода не давал.

– Смотри, – я показал ему свое оперативное удостоверение, по которому я являлся следователем по особо тяжким преступлениям УКГБ Москвы.

Капля мельком глянул на него и опять отвернулся.

– “Важняк” из Москвы, – сказал он равнодушно: – Не уж-то там у вас дел не осталось, если такого большого человека через пол страны послали по мою душу?

– Веришь, что я могу через час тебя отсюда выпустить? – спросил я, не обращая внимания на его замечание.

– Можете, – все так же равнодушно сказал Капля.

– А веришь, что я тебе, если захочу, такое дело сошью, что тебе через месяц лоб зеленкой намажут? Статья-то у тебя подрастрельная!

– Вы на такие штуки мастаки, – сквозь зубы процедил Капля, но потом сорвался на крик: – Только за что безвинного?! Не убивал я пацана! Пальцем не тронул!

– Выбирай, – предложил я: – Хочешь по статье пойдешь, а хочешь – домой.

– “Стучать” не буду, – твердо сказал Капля.

– Про “стук” разговора не было.

– Не было, так будет, – криво усмехнулся Капля: – Я ваши “подлянки” уже проходил. Или, может, вы меня за так отпустите?

– Где сумка? – быстро спросил я.

– Какая сумка? – как-то слишком уж искренне удивился Капля.

– Спортивная, – пояснил я: – Которая на плече у пацана была.

– Не знаю я никакой сумки.

– Ты мне рассказываешь еще раз всю историю, но уже с сумкой, – продолжил я, как бы не слыша его слов: – И если не соврешь, пойдешь под подписку на свежий воздух.

– А чего рассказывать? – пробормотал Капля: – Все и так уже сто раз пересказано.

– Я предложил – тебе выбирать, – сказал я, откидываясь на спинку стула: – Только смотри, чтобы потом жалеть не пришлось.

Не спеша, я достал из пачки сигарету и закурил. Капля поерзал на стуле, осмотрел ногти на обоих руках, покашлял и, наконец, не выдержав, попросил:

– Сигаретку бы что ли дали.

Я, молча, протянул ему сигарету и, так же молча, дал ему прикурить.

– Только не думайте, гражданин начальник, что за затяжку меня купить можно, – предупредил меня Капля, с наслаждением вдыхая табачный дым: – Меня в 48-ом году три дня на “малолетке” сапогами топтали, что бы я подельников сдал, и то стерпел.

Я демонстративно посмотрел на часы.

– Ладно, – махнул рукой Капля: – Поверю я вам. Была сумка. Этот пацан, как вы и говорите, на плече ее нес. Я тогда проснулся с похмелюги, а тут он идет. Я кричу: “Эй, пацан!”. Хотел сигаретку у него “стрельнуть”. А этот ненормальный голову в плечи втянул и ходу от меня. Да еще сигареты бросать начал. Ну я следом за ним пошел. Иду, сигареты подбираю… А потом гляжу – он часы кинул, потом ключи какие-то. Вот я и подумал, что не иначе грабанул этот пацан кого-то, а теперь, с перепуга, от ворованного избавляется. Замкнуло у меня что-то в голове с похмелья, я за ним и побежал. Догоню, думаю – поделится. А этот псих вдруг разворачивается, открывает сумку, достает оттуда топор и на меня.

Вот, ей богу, не вру!

Да как заорет благим матом: “Это ты мне звонил?!”

Ну, думаю, нарвался на клиента из психушки. А пацан этот прямо осатанел – все норовит мне топором по голове шандарахнуть. Бежать от него я не рискнул. Засветил бы он мне между лопаток – и поминай как звали. Я в молодости боксом занимался, поймал его на встречном, да пару раз съездил по фотокарточке.

“Ты что”, – говорю: “Фраер! Офанарел?! На кого лаешь?!”

Как топор я у него из рук выбил, так пацан побледнел весь, повернулся – и бежать. Ну, я за ним. Разозлился я на него здорово. Догнал, за куртку его ухватил, да тут о кочку какую-то, или, может, могилу, споткнулся и упал. Только с курткой в руках и остался. Пока я на ноги поднимался, его уже и след простыл. А я, как на зло, ногу подвернул. Пока ковылял следом, этот придурок успел до остановки добежать и в автобус заскочить. Я как раз из леса выходил, когда он от остановки отъезжал.

Вот как все и было. Вам бы не меня, а этого психа посадить. Виданное ли дело, ни за что, ни про что, на людей с топором кидаться!

В ходе своего монолога Капля тщетно пытался заглянуть мне в глаза, стараясь определить мою реакцию на его рассказ. Теперь пришла моя очередь со скучающим видом изучать рисунок на обоях. Когда он наконец замолчал, я выдержал паузу, а потом спросил:

– Дальше что?

– Дальше, – растерялся Капля: – Дальше – все.

– Сумка где?

– Сумка? – глаза Капли забегали: – Она наверное там, у кладбища осталась. Когда пацан куртку потерял, она у него с плеча упала. Я ее потом искал, но так и не нашел.

– Топор тоже е не нашел?

– А зачем он мне? Я его и не искал вовсе.

– Слушай, Капля, так дело не пойдет, – сказал я: – Сказал “А”, говори и “Б”. Ни за что не поверю, что ты оставил там валяться топорик, на котором могли остаться твои “пальцы”. Да и в сумку ты бы обязательно заглянул. Давай – “колись”, куда ты их дел.

Капля шмыгнул носом и угрюмо пробормотал:

– Я тебе сумку, а ты мне срок?

– Не начинай сначала. Чего тебе бояться, если ты безвинный?

Повисла пауза. Я не торопил его с ответом.

– Ай – ладно! была не была! Банкуй, начальник! – снова махнул рукой Капля и стал подробно описывать местонахождение тайника, который он устроил прямо на том же кладбище, и в который спрятал сумку и топорик.

– Если правду сказал, завтра будешь на воле, – пообещал я ему.

– Взяли бы меня с собой, – предложил Капля: – А то еще заплутаете между крестов.

– Не боись, – успокоил я его: – И без тебя управимся.

Для того, чтобы вытащить Каплю из камеры, мне нужно было бы связываться со следователем, который вел это дело, и как-то аргументировать свои действия. А я пока афишировать свои поиски не собирался. Мало ли к чему они могли привести…

17 часов 30 минут.

Когда я вошел в свой гостиничный номер, командор сидел в кресле у окна. Перед ним на журнальном столике лежала папка с материалами, собранными по делу о “всплесках”. Оторвавшись от изучения очередного документа, он осмотрел меня с головы до ног и сказал:

– Хорош.

– Поскользнулся, – сказался, виновато разводя руками.

– Переодевайся, – коротко приказал Сухов, возвращаясь к прерванному чтению, даже не поинтересовавшись результатами моей поездки. Я разулся и покорно прошел в ванную комнату. Пока я принимал душ и переодевался, командор заказал для меня обед в номер, так что когда я вышел, меня ждал поднос, заставленный тарелками, над которыми вился пар.

– Садись, ешь, рассказывай, – Сухов был по-прежнему немногословен.

Я подавил в себе желание тут же наброситься на еду, не спеша взял бутерброд с сыром и начал свое повествование. Пока я описывал разговор с Каплей, поездку на кладбище и изъятие из тайника спортивной сумки Лемеха, с лежавшим в ней топориком, он казалось, совсем не слушал меня, продолжая просматривать документ за документом. Лишь когда я красочно описал свое падение в лужу, Сухов слегка поморщился и спросил:

– Когда будут результаты экспертизы?

– Зинченко обещал к концу дня управиться, – ответил я. Сразу после кладбища я направился во 2-ое городское отделение милиции, где передал нашему эксперту найденные в тайнике предметы.

Командор, побарабанил пальцами по кожаному подлокотнику кресла и, отодвинув папку в сторону, сказал:

– Давай попробуем предварительные итоги. Что мы имеем нового на данный момент?

– Капля подтвердил слова матери Лемеха. Напрямую о топорике, и косвенно, о телефонном звонке. А что по делу Гордеевой?

– Пока без изменений. У родственников и друзей ее нет. Сейчас проверяют круг знакомых.

– Со времени последнего исчезновения прошло больше двух недель, – стал вслух размышлять я: – И в предыдущих случаях повторного “всплеска” не наблюдалось. Так что пропажа Гордеевой скорее всего – случайное совпадение. Хотя, с другой стороны…

– С другой стороны, – перебил меня Сухов: – Исключать такую вероятность нельзя. Если предположить, что Лемех стал жертвой Карповского “всплеска”, то обстоятельства его исчезновения имеют много общего с делом Гордеевой. Лемех прихватил с собой топорик, Гордеева – пистолет отца. И ей, как и Лемеху, кто-то звонил незадолго до выхода из дома.

– Откуда ты знаешь?

– Все звонки на номер Туманяна отслеживаются. Так вот, за двадцать две минуты до того, как Гордеева вышла из квартиры, девочке кто-то звонил. Правда, кто звонил и откуда, установить не удалось.

– А ты говоришь отслеживаются, – хмыкнул я.

– Сбой аппаратуры, – сказал Сухов, разводя руками: – Возвращаясь к итогам… Как ты считаешь, можно ли с уверенностью утверждать, что мы имеем два новых признака, которые объединяют все случаи исчезновений людей на “Дуге”?

– Звонок жертве и оружие, которое она берет с собой для самообороны? – уточнил я: – Чтобы иметь такую уверенность, нужно сделать запросы по всем предыдущим случаям.

– Это около месяца работы, – покачал головой командор: – К тому времени будет уже слишком поздно.

– Если ты хочешь услышать мое мнение…, – начал было я, но меня прервал решительный стук в дверь.

– Войдите, – разрешил Сухов, и к нам в номер зашел пожилой, лет этак далеко за шестьдесят, человек в строгом костюме-тройке темно-серого цвета.

– Проходи, Евгений Георгиевич, – сказал командор, вставая с кресла. Я поднялся за ним следом и стал собирать на поднос пустые тарелки.

– Садись, – предложил гостю мое место Сухов. Тот сел, а я, ни капли не обидевшись, переставил поднос на тумбочку, а сам расположился на кровати за спиной вошедшего.

– Ты знаешь, Антон, по какому поводу я пришел, – после короткой паузы сказал гость командору.

– Я пришел к тебе сам, лично, не желая обидеть телефонным звонком, – продолжил он.

– Спасибо, – ответил командор: – Я знаю, как ты занят.

– Уже сутки я не могу ни чем заниматься. Я знаю, что ты до сих пор считаешь себя моим должником, – гость жестом остановил попытавшегося что-то сказать Сухова: – Подожди, не перебивай.

Он пожевал толстыми губами, потом зачем-то снял очки в роговой оправе и стал протирать их носовым платком.

– Я не требую отдать долг. Я пришел просить о помощи. Твоя группа несколько недель работала у нас в Карпове по пропавшим безвести. Работала абсолютно независимо. По приказу из Москвы наши органы оказывало вам всемерное воздействие. Я сегодня звонил Крохину, начальнику РОВД, оказывается, полученными результатами вы с ним делиться не намерены.

– Не имею права, – сказал Сухов: – Это абсолютно секретная информация.

– Ну а мне, своему старому фронтовому товарищу, ты можешь сказать, чем вы здесь занимались?

Командор как-то беспомощно посмотрел на гостя и, молча, отрицательно покачал головой.

– Ты пойми, – торопливо заговорил его собеседник, как бы надеясь опередить отказ: – Вы, возможно, могли и не обратить внимания на какую-нибудь мелочь, которая и послужит ключом к разгадке. Время идет, и надежды, что Катя еще жива, все меньше.

“Это же Туманян!” – наконец понял я:-” Отец пропавшей вчера вечером Кати Гордеевой!”

Я шевельнулся, и кровать подо мной мерзко заскрипела. Туманян обернулся на звук, и, увидев меня, резко отшатнулся.

– Извините, – сказал я.

– Антон, это…? – Туманян запнулся, не зная как продолжить.

– Все в порядке, – успокоил его командор: – Это Сергей Кожемяка, наш сотрудник.

– Я не хотел вас напугать, – сказал я.

– Фу ты, черт! А я как-то и забыл, что вы тоже здесь, – сказал гость и, подтверждая мою догадку, представился: – Туманян моя фамилия.

Он перевел взгляд на командора, и тот ответил на его немой вопрос:

– Кожемяке я доверяю, как себе.

– А мне, значит, не доверяешь?

– Не передергивай, Георгиевич. Если станет известно, что я допустил утечку информации, пойду под суд.

Я думал, что Туманян станет убеждать Сухова, что никакой утечки не будет, но он промолчал. Повисла неловкая пауза.

– Помнишь, под Киевом, мы мечтали, что если выживем, поедем в Крым? – вдруг спросил Туманян у командора: – Ты, я, Егор Зыков… Егор еще говорил, что это самое прекрасное место на земле. Что, погрузив ноги в прибой, мы будем ловит с волнореза бычков, пить пиво и смотреть, как солнце уходит за горизонт. Помнишь?

– Так мы и не съездили, – грустно сказал Сухов.