Текст книги "Surface tension (СИ)"

Автор книги: Glory light

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Сова выбралась из кресла и неспеша побрела в дом. Теперь ее мысли устремились к Нюше и ее странному новому увлечению. Слишком низкая вероятность, что лось отреагирует на это наивное чувство, можно даже сказать, нулевая. Но кто знает, как поведет себя Нюша, столкнувшись с безразличием к ее любви. Боже, да какая любовь, Нюша и не знает, что это такое! Одновременно Совунье хотелось и понаблюдать, пряча снисходительную улыбку, и отвлечь хрюшку от поспешного взросления, сунув ей в копыта куклу и отправив в песочницу к Крошу и Ёжику. Пусть подождет несколько лет, наберется какой-никакой мудрости – тогда и… Потратив солидную часть своей жизни на руководство детской спортивной секцией, сова насмотрелась всякого. Именно оттуда она вынесла несокрушимую уверенность в том, что конфликт поколений – страшная штука. Не поддающаяся ни логике, ни здравому смыслу.

«… моей молодости и его ревности». Сова не вчера родилась, чтобы не понимать, что второе напрямую вытекает из первого: очевидно же, что юная симпатичная ассистентка пользовалась если не успехом, то определенной долей интереса у своих ровесников. Нет, а он-то куда смотрел? Зачем вообще связался с девчонкой, тем более собственной подчиненной? Бред какой-то. Растревоженная душа жаждала подробностей.

3

Ночь окончательно окутала долину темным покрывалом. Луны не было видно, и россыпь мерцающих звезд придавала небу какое-то особое очарование. Совунья лежала без сна, заложив крылья за голову и вслушиваясь в мерное дыхание Лосинии, и размышляла. В это же самое время в доме неподалеку кипела бурная деятельность. Бараш и Карыч, оба с шахтерскими фонарями на лбу (и в сценических плащах для большего драматизма) сверяли часы и спешно латали логические дыры в плане операции. Ради любви прекрасной принцессы им предстояло нелегкое путешествие в царство великих открытий и великого бардака.

– Копыта поднимай, не вздумай шаркать ногами, – наставлял ворон, нравоучительно подняв крыло. Бараш в силу возраста мог и не обращать внимания, но Карыч, который во время дружеских визитов в дом ученого пару раз толкал или наступал на что-то незаметное, провоцируя обвал горы нагроможденных предметов, не горел желанием повторять горький опыт. Бараш согласно кивал. – Ничего не трогай, чему не знаешь предназначения. Наша цель – выяснить суть опыта, дабы пополнить твой багаж знаний. И, самое главное, – Карыч сделал небольшую паузу, подчеркивая важность собственных слов, – помни, я руководитель экспедиции, меня нужно слушаться и не задавать лишних вопросов.

– Да помню я, помню! – Бараш нетерпеливо отмахнулся. По его мнению, ворон тянул время. Но в борьбе за внимание прекрасной Нюши дорога каждая минута! Поэт запахнул плащ, поправил фонарь на лбу и, не дожидаясь «руководителя экспедиции», направился к опушке леса: таким путем они могли выйти к задней стене дома Лосяша. Ворон непонятно усмехнулся, покачал головой и двинулся следом.

Впрочем, спешили они или нет, это, по большому счету, ничего не меняло. Лосяш не спал. Он отправил Лосинию на несколько часов отдохнуть и с наступлением темноты расположился на ступеньках, краем глаза следя за происходящим в сосуде. Свет, лившийся из окон дома, позволял записывать протокол эксперимента и чертить палочкой формулы на дорожке. Собственно, именно поэтому он сразу заметил упавшую на изрисованный клочок земли вытянутую тень с косой на макушке. Немного удивившись, лось поднял голову: посетителей в такой час он не ждал. – Нюша? Еще не спите?

Та, не говоря ни слова, прошествовала к ступенькам и уселась рядом с Лосяшем. – Я не помешаю, – с нотками мольбы в голосе произнесла она, явно прося разрешения остаться. Лосяш пожал плечами, но справедливо рассудил, что дальше удивляться не имеет смысла. Вряд ли она и в самом деле может чем-то помешать. Воцарившуюся тишину нарушал лишь едва слышный скрип карандаша по бумаге. Нюша, поняв, что прогонять ее никто не собирается, придвинулась ближе и заглянула в исписанный лист. – А где Лосиния? – задала она не дававший ей покоя вопрос. Ученый ненадолго перестал писать.

– Спит, думаю. Сейчас от нее ничего не требуется, а я должен собраться с мыслями.

Нюша кивнула. Если бы Лосяш наблюдал за ней, то легко бы понял, что хрюшку волнует что-то еще, о чем она пока не решается спросить. Но схема процесса, протекающего сейчас в стеклянной бадье, занимала его куда больше. Нюша смущенно засопела. – Лосяш… а Лосяш? А ты правда любил ее? Сильно-сильно, как в книжках пишут?

Хрюшка даже покраснела от своей храбрости, выражение ее смущенной мордочки заставило Лосяша невольно улыбнуться. – Любознательная моя, я же не знаю, как это описывают в ваших книгах. К тому же нам и в голову не приходило сравнивать. Боюсь, я не лучший объект для подобных вопросов.

От волнения Нюше казалось, что лихорадочный стук ее сердца слышен за версту. С той самой ночи, когда они друг напротив друга сидели за столом, она боялась даже мечтать о том, что внимание Лосяша будет принадлежать ей – ей одной. Ведь она ребенок в глазах соседей, и сейчас этот созданный, устоявшийся образ становился для нее невыносимым. События своей жизни Нюша всегда воспринимала на уровне чувств, редко затрудняя себя их анализом. Но сейчас, сидя на тускло освещенных ступеньках и наблюдая, как Лосяш чертит на земле непонятные символы, она путалась в несущихся галопом обрывках мыслей, ей казалось, что какая-то далекая часть ее сознания пытается скопом анализировать прошедшие годы. Ведь она – ровесница Бараша, Нюша помнила его рядом с тех самых пор, когда они вместе строили башенки в песочнице перед домом Совуньи. Этой песочницы больше нет, а Бараша уже давно никто не считает ребенком. А она… она так и осталась прежней, с поведением и привычками маленькой чумазой девчонки. И теперь, с трудом сдерживая панику, Нюша понимала, что не знает, как вести себя вне привычного шаблона. Она не знает, как быть взрослой.

Ученый отложил исписанный лист и теперь молча смотрел на огонь своей импровизированной горелки. Чтобы хоть чем-то занять копыта, Нюша сорвала длинную травинку и принялась водить ею по строчкам формул на земле. В стеклянной бадье медленно перемешивалась мутная вязкая жидкость. – Что там? – Нюша кивнула в сторону сосуда. Почему-то сейчас ей казалось жизненно важным это знать. Лосяш искоса взглянул на нее и вновь улыбнулся.

– Раствор сополимера в ТГФ, – ответил он, и Нюша едва не просияла от осознания того, что ее вопрос не показался ему смешным или неуместным. Это ее подбодрило. – Если хочешь, расскажу в деталях, но это довольно скучно.

Хрюшка кивнула. История раствора в стеклянной бутыли заранее казалась ей увлекательнее всех поэм Бараша. Она сомневалась, что поймет хотя бы половину, но тем не менее. Лосяш неторопливо поднялся, взял ее за копыто (хрюшка с излишней поспешностью вскочила следом) и направился к установке. – Как я уже говорил вам раньше… я хотел обработать полимером походные веревки наших путешественников. Это повысит прочность волокон и их устойчивость к нагрузкам. Вот отсюда, – не отпуская Нюшино копытце, Лосяш коснулся им одного из шлангов, – подается растворитель. У Лосинии лучше получается крутить эти краны, мне, признаюсь, надоедает. Поэтому она сегодня полдня этим и занималась. В роли растворителя у нас ТГФ. Лосиния предлагала сменить, но с этим торопиться никогда не стоит. Потому что сменить она просила на ДМФА, а его надо чистить, иначе на всю долину несло бы рыбой. Ну вот как-то так. Посмотрим, что из этого получится… потом мы частично отгоним растворитель, надеюсь, на этот раз я ничего не перепутаю. Как я вообще мог так промахнуться, в голове не укладывается.

– Ты просто устал, – тихо сказала Нюша. – Почему ты не хочешь, чтобы кто-то из нас помогал тебе? Ты подпускаешь к себе только Лосинию, которая уже давно стала частью твоего прошлого.

Так позволь мне стать частью твоего настоящего, мысленно закончила Нюша. Сказать это вслух она не решилась бы ни за что на свете. Лосяш не отпускал ее копыто, и Нюше казалось, что если отпустит, для нее оборвется что-то очень важное. Она терялась в путанице новых для нее чувств, боялась и ждала продолжения своих полудетских фантазий. В конце концов, ведь это глупо. Она видит в самых простых словах нечто возвышенно-прекрасное, но, похоже, видит это только она одна.

– Видишь ли, мы с Лосинией… мы как единица поверхности, для разрыва которой необходимо приложить определенную силу. Я могу объяснить так, что поймет физик или химик, но ты – вряд ли.

– Почему? – Нюша распахнула глаза. Лось пожал плечами:

– Потому что это поверхностное натяжение. Ты не знаешь, что это такое, когда кольцо вместо семидесяти отрывается при двадцати. Ей пришло в голову это сравнение незадолго до конца. Оно было самым правильным.

Нюша затаила дыхание. Неожиданная догадка поразила ее настолько, что хрюшка инстинктивно сжала копыто Лосяша – и, краснея, уткнулась взглядом в землю. Он уедет с Лосинией, безразличной ко всему, но способной механически-точно выполнять его команды ассистенткой, а она, Нюша, будет стоять на обрыве, махать платочком и бессильно плакать от осознания упущенной возможности. Потому что она никогда не решится сказать хотя бы малую часть того, о чем успела передумать за эти дни. Примерно то же самое много лет назад случилось с Совуньей.

– Лосяш…

Где-то сзади, за домом, хрустнула ветка.

Мгновенная Нюшина решимость исчезла так же внезапно, как и появилась.

Бараш, получивший от напарника отеческий подзатыльник, обиженно засопел. Ворон высунулся из-за дома, наблюдая за происходящим на освещенной площадке. Лосяш и Нюша стояли у стеклянной бутыли спиной к ним, и присутствие отважных героев-полуночников пока оставалось нераскрытым. Но если Бараш продолжит в том же духе, то продлится это, по понятным причинам, недолго. – Говорил же, смотри под ноги! – Так не видно ж ничего! – буркнул поэт, поплотнее закутываясь в плащ. – И вообще, эй, а что Нюша-то здесь делает? Она же всегда спит в это время.

Ворон промолчал: все было настолько очевидно, что рано или поздно Бараш догадается сам. Между тем Нюша обернулась и растерянно заморгала, вглядываясь в темноту. На мгновение ворону показалось, что она смотрит прямо на него. – Что там такое… Лосяш, ты слышал? А может, это… Черный Ловелас?! – неожиданно громко взвизгнула она, шарахаясь назад, и Карыч мысленно похвалил себя за быструю реакцию: он успел схватить Бараша за шиворот, предотвращая паническое бегство влюбленного рыцаря в сторону леса.

– Да ну ерунда, – усмехнулся лось и, мягко обняв Нюшу за плечи, отстранил от сосуда. Хрюшка безвольно переступила копытами. – Осторожнее. Никого там нет, просто вы, любознательная моя, устали за день, и теперь вам везде мерещатся призраки.

Бараш, в этот самый момент протискивавшийся в окно, отчаянно заработал ногами. Никакие не призраки, а единственный в своем роде возлюбленный этой прекрасной дамы! Карыч, прикрывшись захваченным по дороге березовым веником Копатыча, принялся изображать куст. И сквозь ветки своей импровизированной декорации заметил, как Нюша, неуверенно отстранившись от ученого, сделала шаг вперед. – Там… кто-нибудь есть?

Бараш, судя по затянувшейся возне, похоже, застрял в оконном проеме. Ворон закрыл крылом глаза: это была очень плохая идея. Но тут влюбленный рыцарь наконец высвободился и обреченно бумкнулся об пол. Куст медленно отполз назад. – Я боюсь, – пискнула Нюша и для большей убедительности зажмурилась. Пусть она и не обладала особой житейской мудростью, но то, что девушке следует быть хрупкой и слабой, подсказал ей не иначе как голос предков. Лосяш только отмахнулся:

– Милая моя, перестаньте. Идите сюда лучше. Вы что-то хотели мне сказать?

Нюша нервно сглотнула. Ее решимость испарилась в неизвестном направлении. Снова начало казаться, что любые ее слова покажутся сейчас по-детски глупыми и неловкими. Ни она, ни Лосяш не заметили, как березовый куст, потирая крылом спину, выдвинулся из-за дома и застыл аккурат под гамаком.

– Лосяш, я… можно я тоже буду тебе помогать? – выпалила первая красавица долины и прижала копыта к груди. В ее нынешнем состоянии для нее это было равносильно признанию в любви, и хрюшка мысленно поблагодарила мироздание за то, что в тусклом свете из окон не так заметны ее пунцовые от волнения щеки. Со стороны березового куста донесся тяжелый вздох, впрочем, его заглушило мерное жужжание мешалки. Карыч не мог не оценить комизм ситуации: все события последних дней так или иначе связаны с Лосяшем. Он единственный не замечал ничего необычного, и объяснение этому ворон видел только одно. Впрочем, это объяснение видели и все остальные: Нюша – ребенок, от которого ничего подобного просто не ожидали.

Лось удивленно приподнял брови. – Можно, но зачем? Вам будет скучно, старательная моя, здесь нет ничего красивого.

Нюша помолчала. Потом, решительно нахмурившись, подошла ближе и взяла ученого за копыто. – Ты уедешь с Лосинией и больше не вернешься. И мы… и я больше тебя не увижу. Я… буду скучать, Лосяш.

На мгновение ученому показалось, что за его спиной из ниоткуда возник Копатыч и выплеснул на него ведро ледяной воды. Впрочем, это заняло только долю секунды. Нюша, отчаянно краснея, смотрела ему в глаза. Нюша. Он ее помнил совсем малышкой. А потом эта девочка остается с ним в ночь после взрыва, мужественно прорывается сквозь общую атмосферу подавленности, не обращая внимания даже на то, что при неработающей вытяжке аромат ее модных духов в минуту сменяется на резкую смесь запахов летучих реактивов. И причину этого Лосяш не понимал.

– Поэтому сейчас я хочу тебе помочь, – пугаясь собственной храбрости, едва слышно закончила хрюшка. Березовый куст в который раз за вечер пожалел, что рядом нет Совуньи. Бараш в это время лихорадочно листал бумаги, сваленные на рабочем столе. Длинные распечатки методик, какие-то схемы, выполненный явно копытом Лосинии чертеж той бадьи во дворе… Чтобы вникнуть во все это, Барашу потребовалась бы как минимум неделя. Кажется, идея очаровать Лосинию посредством беседы об эксперименте была не так уж и хороша. Поэт отложил в сторону просмотренные бумаги и побрел обратно к окну: надо было выбираться. Карыч, искоса следивший за перемещениями напарника, поспешил на помощь.

– Нюша, но с чего ты взяла, что я уезжаю? – Лосяш мысленно заключил, что рано он перестал удивляться: сюрпризы этого дня еще не закончились. К тому же условия сделки они с Лосинией больше не обсуждали, и ученый успел про них забыть. Лосиния вернулась в его жизнь так, словно не было этого перерыва в несколько лет, словно она просто выходила в соседнюю комнату за реактивами. В плане работы она ни капли не изменилась. Кто знает, может она и сама хотела бы вернуться.

Нюша опустила взгляд, и Лосяш неожиданно заметил, что у нее дрожат ресницы. Не в привычной кокетливой гримаске, а от плохо сдерживаемого нервного напряжения. Не говоря больше ни слова, хрюшка развернулась и почти бегом умчалась в сторону своего дома. Лосяш озадаченно почесал рог: ну и вечер выдался… Разбираться в странностях Нюшиного поведения у него не было ни сил, ни желания. Сегодня она просится в помощники, а завтра в непонятном рвении опрокинет канистру растворителя и разревется, потому что испортила маникюр. Нюша была непредсказуема, но именно такую последовательность развития событий лось видел настолько ясно, как если бы это уже произошло.

Не дай бог. Ученый для верности постучал по стенке реактора. Оставив установку спокойно жужжать в сопровождении хора кузнечиков, он вытер копытом вспотевший лоб и направился в дом.

Бараш в это время уже направлялся к себе. Так ничего и не выяснив, теперь он был вынужден искать другие способы пробудить интерес Лосинии к своей скромной персоне, и это радости не прибавляло. Ох уж эта Нюша… на что только не пойдешь ради ее внимания. Увидеть ее в столь поздний час около дома Лосяша было для поэта полной неожиданностью.

Ворон же домой не спешил. Когда его вдохновенная тень появилась в окне, Лосяш едва не выронил полный чайник кипятка. – А… коллега, это вы, – «да что ж за день сегодня такой?» – мысленно закончил ученый, но вслух, естественно, от столь закономерного вопроса воздержался. Карыч тактично кашлянул.

– А я иду мимо, смотрю, у тебя свет горит…

– Я работаю, – пояснил Лосяш и открыл входную дверь, впуская гостя. Ворон почему-то был по самый клюв замотан в театральный плащ.

– А мне показалось, от тебя только что Нюша ушла… – невинно протянул старый аферист, выпутываясь из плаща и расправляя бабочку. Лось только страдальчески отмахнулся:

– Если бы показалось… опять ваши козни, коллега? Теперь она хочет помогать мне в опытах, это ж додуматься надо было…

– Ну так разве плохо? – все так же невинно вопросил Карыч, устраиваясь на стуле напротив ученого. Кажется, ранее он не ошибся в своих размышлениях: Нюша слишком юна, чтобы этот процессор с рогами воспринял ее всерьез, а Совунья в своем волнении за судьбы окружающих вновь перегнула палку.

– Не знаю, друг мой… пока не знаю.

Прим. автора

ТГФ (тетрагидрофуран или фуранидин) – популярный апротонный растворитель, применяемый в орг. синтезе. Довольно летуч.

ДМФА (диметилформамид) – еще один растворитель, применяемый в похожий целях. Вязкий, относительно ядовитый и, по мнению автора, в целом довольно неприятный. Обычно перед использованием нуждается в дополнительной очистке, так как разлагается с образованием диметиламина. Загрязненный продуктами разложения, он приобретает специфический запах.

“кольцо вместо семидесяти отрывается при двадцати” – упоминается метод отрыва кольца, используемый для измерения поверхностного натяжения. 72,8 мН/м – ПН воды при 20С. Получить значения порядка 20 можно посредством добавления в раствор довольно мощных ПАВ.

========== Глава 5 ==========

1

«Ей пришло в голову это сравнение незадолго до конца. Оно было самым правильным».

Нюша тряхнула головой. Бледная, без макияжа, мордочка в падающих в окно лучах восходящего солнца казалась в зеркале совсем детской. Хрюшка решительно отодвинула уже раскрытую косметичку (зеленые тени остались не у дел), пару раз ткнулась пятачком в большую напудренную пуховку и, подперев копытцами щеки, снова уставилась на свое отражение. Только пудра, все равно от боевой раскраски мало толку. И если поначалу такое положение дел категорически не укладывалось в ее картину мира, то сейчас хрюшка чувствовала, что запуталась окончательно. Яркая внешность всегда была ее главным инструментом. Красота обеспечивала восторги Бараша, победы на конкурсах красоты и титул «Мисс Вселенной», исполнение многочисленных капризов. А перед Лосяшем хрюшка чувствовала себя безоружной.

На стене за ее спиной висел календарь, Нюша видела его в зеркале. В последней неделе мая розовым фломастером были вычеркнуты три дня: принцесса долины каждый вечер, с трудом сдерживая подступающую к горлу злость вперемежку со слезами, старательно выводила крестик поверх очередной даты. Когда розовых крестиков станет четырнадцать, Лосяш уедет с этой механической куклой. А она, Нюша, останется одна. Купаясь в обожании Бараша и нехотя взрослея. Черт бы побрал это поверхностное натяжение…

Она расплела косу, машинально провела щеткой по волосам. Никак не шла из головы прошлая ночь, где стрекотание кузнечиков мелодично вплеталось в сонное жужжание мешалки, приводящей в движение вязкий жемчужно-мутный раствор. Пусть на несколько минут, но маленькая розовая хрюшка сумела вырваться из детского образа. И эти теплые, пропитанные смесью запахов минуты наполняли ее сердце непривычным волнением. Только она и Лосяш… Повинуясь внезапному импульсу, Нюша заколола волосы на затылке парой шпилек и поднялась из-за стола.

– Знаешь что, – неосознанно подражая голосу Совуньи, обратилась первая красавица долины к своему отражению, – многие возможности даются всего один раз. Сейчас – как раз тот случай.

Когда она вышла из дома, солнце уже поднялось над лесом. Желание повернуть обратно и скрыться в своей розовой крепости возрастало, казалось, с каждым шагом. Противоречивые чувства сбивали с толку – ничего подобного Нюша раньше не испытывала. Она хотела видеть Лосяша, привлечь его внимание и раз и навсегда стать частью его жизни – и вместе с тем боялась, боялась выглядеть нелепой и смешной, пытаясь разом выбраться из жесткого кокона детских манер. Хотелось привычно махнуть копытом – «будь что будет!» – и, отпустив восвояси здравый смысл, броситься в омут взрослых чувств. Вот только Лосяш, вероятнее всего, просто улыбнется, словно очередной ее шалости, и она, наверно, в тот же миг умрет от смущения.

Но, как бы то ни было, она сама напросилась помогать, за язык ее никто не тянул. Это давало Нюше сил продолжать путь. Мокрая от росы трава приятно щекотала копытца. Стараясь ступать как можно тише, Нюша приблизилась к дому ученого и в нерешительности на мгновение замерла. Вот эта здоровая бадья чуть в отдалении, протянутые из открытого окна шланги, костер, почти потухший… с ночи ничего не изменилось. Неужели это ее, Нюшу, Лосяш держал за копыто, объясняя устройство собранного из подручных средств агрегата? Хрюшка тряхнула головой, прогоняя оцепенение.

Входная дверь приоткрылась, и на ступеньки бесшумно выскользнула Лосиния. Также неслышно закрыв дверь, осмотрела двор – взгляд ненадолго задержался на Нюше. Та воинственно приготовилась обороняться. Ну не может же быть такого, чтобы интерес юной и очаровательной (ну Мисс Вселенная все-таки!) хрюшки к Лосяшу не вызвал у ко всему равнодушной профессорши хотя бы искры ревности. Не бывает так. Сама бы Нюша, будь она на месте Лосинии, уже давно показала сопернице, где раки зимуют. Лосиха, однако, только приветственно кивнула. – Здравствуйте, Нюша. Вы сегодня рано.

Хрюшка подошла ближе. – Я просто шла мимо. А Лосяш..?

– Спит, – коротко бросила Лосиния и принялась неторопливо расстилать клеенку на бильярдном столе. – Вы пришли помогать?

Нюша кивнула, наблюдая за ее движениями. Как механизм: отлаженная, равнодушная… безупречная. Лосяш, при всей его неряшливости, – гений. Она – исполнитель. Это идеальный тандем, здесь сложно что-либо изменить. Лосиния стояла спиной, о чем-то размышляя. Потом молча развернулась и снова ушла в дом. Нюша присела на пень и сжала копытца, пытаясь унять волнение. Имея в силу возраста и изолированности долины от внешнего мира довольно ограниченные познания о взрослых отношениях, хрюшка не пыталась ничего домысливать. Она просто видела то, что не было скрыто. Например, что Лосиния, по-видимому, как и много лет назад, чувствует себя хозяйкой в доме Лосяша. Не пытается показать себя с выигрышной стороны, просто делает то, что считает нужным. Ее привычная самоуверенность… все снова встало на свои места.

– Да, Нюша… – негромкий ровный голос Лосинии вывел хрюшку из размышлений. – Я рада, что вы здесь. Поможете мне нарезать сыр.

Нюша слезла с пня и, недоуменно моргнув, приняла из копыт лосихи нож и разделочную доску. – А почему не..? – хрюшка запнулась и выразительно кивнула в сторону входной двери. Почему это нужно делать на улице? Лосиния невозмутимо сняла со стола чайник и выплеснула воду на остатки маленького костра, окончательно гася едва тлеющее пламя. Нюша терпеливо ждала, прожигая гневным взглядом ее спину. С этой… с этой он жил, когда Нюша еще ходила пешком под табуретку. Да с ней даже ссориться невозможно, она как каменная! Первая красавица долины поджала губы.

– Потому что нож стучит об доску. Вы не замечали? – Лосиния немного удивилась, вновь заставив Нюшу покраснеть. Нет, не замечала. Продолжать было бессмысленно, да и глупо, Нюша поняла это каким-то шестым чувством: ассистентка Лосяша, вероятно, уже и не помнит, что когда-то сама тоже была девчонкой. Хрюшка аккуратно расположила доску на бильярдном столе и принялась нарезать кусок сыра. Да, и правда, стучит. Надо же…

Стараясь не отвлекаться, она искоса наблюдала за Лосинией. Та неторопливо прохаживалась по дорожке, записывая какие-то расчеты на картонной крышке от коробки и иногда в задумчивости покусывая карандаш. Кто знает, может быть, не появись она в долине, Нюша так и не поняла бы, насколько дорог стал ей Лосяш. Светловолосая лосиха была частью его прошлого, по нелепой случайности оказавшейся в настоящем. А теперь она всеми силами пытается вернуться. Всеми силами? Она? Она просто делает то, что считает нужным.

Они оба так делают. Видимо, это и есть взрослый мир. Нюша представляла его совсем не так.

– Лосиния? – Угу. – А после вручения премии что вы планируете делать?

Лосиха воткнула карандаш в волосы и, заложив копыта за спину, подошла ближе. – Вернусь к работе, естественно. Сейчас у меня внеплановый отпуск, а я не люблю оставлять лабораторию на заместителей.

Хрюшка красноречиво перевела взгляд со своей собеседницы на стеклянный сосуд. Лосиния, заметив это, только хмыкнула. – Видите ли, Нюша… я теоретик, не экспериментатор. Я могу запомнить и воспроизвести кучу полезной и не очень информации и с успехом ею воспользоваться, но придумать что-то самой – не в моих силах. Поэтому успеха в практических исследованиях я могу достичь только под руководством кого-то более опытного.

– Как Лосяш?

– Точно. Он был идеален. Поэтому сейчас, помимо всего прочего, я читаю несколько курсов по биомедицине и, возможно, через пару лет возьмусь за эволюционную биологию для небиологических специальностей. Куда-то ехать под конец учебного года мне, знаете, не слишком хотелось. А что-то делать копытами… сто лет этим не занималась.

Нюша только возмущенно хрюкнула: ответа на вопрос она так и не получила. Лосиния между тем забрала доску с нарезанными ломтиками сыра и снова ушла в дом. Еще через несколько томительно-долгих минут остановилась мешалка и расслабленно обмякли тянущиеся из окна шланги: видимо, она перекрыла краны. Стараясь ступать бесшумно, Нюша подкралась к открытому окну и прислушалась.

– Лосяш… Лосяш, вставай, половина десятого. – А… да… – сонное бормотание в подушку.

– Кто просил «будить нещадно, когда все выключишь»? Само в осадок не выпадет, вставай, ты мне нужен. – Угу…

– Бутерброды на столе, Нюша пришла, кофе горячий. Да, знаю, я молодец и быстро учусь. – Мм… да.

Нюша отошла и снова уселась на пенек. И зачем ей вообще понадобилось выбирать для своих романтических мечтаний настолько странный объект?

Она слышала, как Лосиния, понизив голос, говорит что-то еще, но слов разобрать уже не могла. Потом скрипнули пружины кровати Лосяша, – похоже, непреклонной ассистентке наконец удалось его растолкать. Нюша отошла от окна и вернулась на прежнее место. Прошло еще несколько минут, прежде чем дверь открылась и на пороге появился Лосяш, на ходу вытирая полотенцем мокрые рога.

– Пунктуальная моя, рад вас видеть, – он улыбнулся, заметив понуро устроившуюся на пне хрюшку. Та мигом просияла: уж если он это говорит, значит, действительно рад ее приходу. Лосяш не Лосиния, которая что-то подобное сообщает с каменным лицом – то ли она действительно рада, то ли хочет, чтобы вы поскорее убрались. Ученый отдал Лосинии полотенце, забрал тарелку с бутербродами и спустился с крыльца. – Вы еще не оставили идею участвовать в наших опытах?

Нюша решительно помотала головой, лось кивнул. – Если что-то не поймете, спрашивайте. Правда, я уже давно никого не учил с нуля, Лосинии это ближе, она преподает. Сегодня мы будем осаждать целевой продукт, собственно сополимер. Лосиния!

– Угу.

– Ты смесь вчера не делала? – Лосяш прислонился спиной к крышке бильярдного стола и жевал бутерброд. Ассистентка подошла к открытому окну и скрестила копыта на груди.

– Ты сам сказал, что эфиром осаждать будем, какую смесь? И кстати, циклогексан у тебя заканчивается, я закажу.

Лосяш кивнул, не прекращая сосредоточенно жевать. У Нюши в очередной раз создалось впечатление, что, несмотря на все ее усилия, она так и останется третьей лишней. Хотя Лосиния здесь чужая, не она. – Да? Я сказал про эфир? Тогда ладно, попробуем им.

– Тебе бы хроматограф… – задумчиво протянула Лосиния, заправляя за ухо прядь выбившихся из косы волос. – У нас химики недавно купили, кстати. Помнишь на третьем этаже аудиторию в конце коридора? Там еще потолок вечно течет.

– А… да, помню. Туда что ли поставили, хочешь сказать? Я уже тоже про хроматограф думаю, но пока для него нет места. Это ж не роторник, в угол не впихнешь.

Лосиха покачала головой. Выражение какой-то безнадежной тоски на миг скользнуло по ее лицу, и, хотя она молчала, Нюше уже все было ясно. – У тебя была лаборатория… – нарушив длинную паузу, тихо произнесла Лосиния. Хрюшка бросила на нее быстрый взгляд. Что же такое произошло между ними, что даже спустя много лет сквозь броню безразличия прорывается застарелая боль?

– Лосиния, не начинай, – ученый досадливо поморщился. Отставив на стол тарелку, он подошел к сосуду и коснулся копытом стеклянной стенки. – Открой воду, пусть остынет немного. Нюша, иди сюда.

Хрюшка поспешно вскочила с пня. Лосиния скрылась обратно в доме – управление реактором лежало на ней, это Нюша уже поняла. – А зачем вода? – спросила хрюшка, разрывая своим звонким голосом почти ощутимо повисшее в воздухе тягостное напряжение между Лосяшем и Лосинией. Поверхностное натяжение, только для них двоих.

Ученый встряхнулся и поманил Нюшу ближе. – Нужно охладить реакционную смесь. Видишь, теперь, без постоянного нагревания, она остывает и скоро сравняется по температуре с окружающей средой, но холоднее уже не станет. А чтобы осаждать эфиром, то есть в нашем случае, температура в реакторе должна быть порядка двадцати градусов. Понятно?

Нюша кивнула.

– С колбами проще – обычно в таких случаях их просто помещают в баню с холодной водой. Для больших сосудов существуют рубашки. Это помогает охлаждать равномерно и довольно быстро.

Нюша, затаив дыхание, кивнула еще раз. Сейчас, стоя рядом с Лосяшем, она лихорадочно пыталась примерить на себя сюжеты прочитанных ею любовных романов. По сути, это был единственный доступный хрюшке источник информации о взрослых отношениях. И чем больше Нюша думала, тем сильнее запутывалась: в книгах прекрасная героиня очаровывала не менее прекрасного героя одним лишь взмахом длинных ресниц, а через пару глав уже выходила замуж. Совпадения с жизнью маленькой розовой хрюшки заканчивались уже на образе героя: Лосяш прекрасным принцем не был, да и Нюшиных стараний все еще не замечал.

И Нюша, таким образом, оставалась наедине с той путаницей чувств, что обуревала ее последние несколько дней. Близость Лосяша тревожила ее, заставляя сердце учащенно биться, накручивая сладкое, но уже становившееся невыносимым нервное напряжение первой любви. Долго так продолжаться не могло.