Текст книги "Surface tension (СИ)"

Автор книги: Glory light

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Она лось… ну то есть лосиха. Приехала выманить нашего Лосяша из его берлоги и увезти на вручение Нобелевской премии, представляешь? Удивительная женщина! Я рассказал ей о тебе, пока Совунья суп варила.

Ну, это-то как раз неважно… рано или поздно эта мадам все равно бы услышала о первой красавице долины. Но кем она доводится Лосяшу? Нюша и сама не могла понять, зачем ей эта информация: ну был в долине один лось, теперь будет два, какая разница?

– Она… родственница? – тихо поинтересовалась хрюшка. – Может, сестра или племянница?

– Говорит, ученица. Совунья спросила ее про степень, Лосиния – кандидат наук. Это что значит? Как наш Лосяш примерно?

– Нет, это ниже рангом, – машинально ответила Нюша, лихорадочно соображая. Вот уж не было печали. Родственница – дело другое, с родственников спроса нет. А так… кажется, эта Лосиния ей уже не нравится. – Она красивая? – уже более требовательно продолжила допрос хрюшка. Бараш крепко задумался.

– Нет… не сказал бы. Красивая – это ты, куда ей до тебя. Она уже взрослая, а даже косметикой не пользуется, – хотя не факт, что это плохо, мысленно продолжил Бараш, вспомнив ядовито-зеленые тени в арсенале своей возлюбленной. – Ну и рогов у нее нет. Но ведь и тебе они не нужны?

– Значит, если бы у нее были рога, она была бы красивее меня? – вспыхнула Нюша. – С каких это пор ты любуешься чужими рогами?!

– Но у нее их нет, а если бы были… – не выдержал поэт, стукнув копытом по стволу дерева. – У меня тоже есть рога, и я имею право смотреть на чужие!

– На женские?! – грозно хрюкнула принцесса долины, придвигаясь ближе. Бараш отступил на шаг. – Значит, я, одинокая и несчастная, сижу дома и страдаю, а он мечтает чужих учениц за рога лапать!

Бараш осел на землю. В этом была вся Нюша: сама придумала, сама обиделась. Ему и в голову не приходило лезть к Лосинии с чем-то подобным – а вон поди ж ты.

– Да ты… эмансипированная аксонема, вот ты кто! – и, воздев копыта к небу, поэт бросился прочь. Свидание было безнадежно испорчено. И смешно сказать, чем. Рогами дамы, которую он видел впервые в жизни.

Нюша подергала себя за косичку. Опять ругается нецензурно… надо его от этого отучать, честное слово! Вот только эта Лосиния тревожила почему-то куда больше, чем новое словесное изобретение Бараша. Хрюшка прижалась лбом к веревке качелей. Ни за что на него накричала… Она ведь явно погорячилась, обвинив Бараша в пристрастии к чужим рогам. Он доказывал уже не раз, что список его симпатий состоит лишь из одного имени, и это имя – Нюша. Нужно извиниться, непременно нужно.

Хрюшка спрыгнула с качелей. Но сначала… что там он говорил про Совунью? Возможно, у нее и удастся познакомиться с этой таинственной ученицей Лосяша. Присмотреться самой, наметанным женским взглядом…

========== Глава 2 ==========

Солнце садилось в облака. Длинный день, сумасшедший и бестолковый. Все, что происходило сейчас в ее душе, Нюша легко могла определить как растерянность и непонимание, но спокойнее ей от этого не становилось. Зачем-то накричала на Бараша… ведь он, по сути, ни в чем не виноват. Витать в облаках для влюбленного поэта (а Бараш, несомненно, влюблен) – обычное дело. И выронил стихи он именно потому, что его резко сдернули с возвышенных фантазий о прекрасной принцессе на грешную землю. Определенно, нужно быть сдержаннее, иначе все «джентельмены» разбегутся. Кто тогда ей будет рояли в дом затаскивать и цветы дарить?

И вообще, может, стоит присмотреться к Барашу повнимательнее? Они почти ровесники. Бараш любит ее всем сердцем и уже давно, несмотря на ее переменчивое отношение к его чувствам. Терпит ее капризы, сам, конечно, тоже не подарок, но ведь так и веселее. И только мысли упорно возвращались в заваленный книгами и непонятным оборудованием дом-лабораторию, где она провела несколько самых непонятных часов в своей жизни. Раньше ничего такого не было. Взять хотя бы тот день, когда в творческом энтузиазме она закрасила побелкой книжные полки со всем их содержимым. «Красота требует жертв!» Или когда приходила убираться… сметала пыль метелкой Совуньи и попутно отчитывала Лосяша, который с лихорадочно блестящими после бессонной ночи глазами что-то быстро печатал на компьютере. Как он при таком режиме еще с ума-то не сошел?

Нет, конечно, не Нюше его учить. Она для этого еще слишком ребенок. Просто ей вдруг захотелось быть к нему ближе. Что-то значить для него. Нюша вздохнула и дернула себя за косичку. Да разве нужна ему избалованная вниманием девчонка, не способная отличить графит от графина? Мягкие майские сумерки окутывали долину умиротворением. Хрюшка поднялась по лестнице к дому Совуньи и без стука открыла дверь. Нет, это не говорило о ее плохом воспитании. Сова не любила, когда к ней стучались, говорила, что это напоминает о жизни в большом мире, где все были друг другу чужими. Странноватая точка зрения, Нюша такой подход не разделяла. А вдруг она не причёсана, а к ней вломится, скажем, тот же Бараш? Но Совунья, в ее-то годы, имеет право на маленькие чудачества. Когда Нюше будет столько лет, кто знает, что ей самой в голову взбредет.

Совунья обернулась на тихий скрип открывающейся двери. Взволнованно всплеснула крыльями и вскочила с табуретки. – Нюша! Какой сюрприз. Проходи-проходи, ты как раз к чаю. Знакомься, это Лосиния.

Лосинию хрюшка смерила подозрительно-высокомерным взглядом. Конечно, Бараш мог приуменьшить достоинства ее внешности, чтобы угодить возлюбленной, а таинственная ученица Лосяша – оказаться ослепительной красавицей. Но – нет, слава богу, нет. Вполне обычная, блондинка, кстати. Черты лица правильные, не лишенные изящества, но до красоты – как пешком до другого конца долины. Хоть бы копыта для приличия накрасила… – Очень приятно, – лосиха привстала со своего места за столом. Ее маленькие ушки, торчащие из-под густой шевелюры, заинтересованно приподнялись. – Бараш рассказывал о вас.

Решив продемонстрировать хорошие манеры, Нюша сделала реверанс. – Я рада. Добрый вечер, – и, придвинув табуретку, тоже уселась за стол. Совунья мигом поставила перед ней чашку. – По какому поводу собрание?

В окно были видны розовые в лучах заходящего солнца облака. Чтобы хоть как-то унять свою подозрительность, Нюша постаралась отвлечься на погоду. Пока еще не случилось ничего, что могло бы ее встревожить. Лосиния принцессе долины не соперница, таких не выбирают Мисс Вселенной. Да и возраст уже не тот… Нюша мысленно улыбнулась. Возможно, они даже поладят. А почему нет? Делить им, по сути, нечего, тем более рано или поздно Лосиния уедет. – И с какой целью вы к нам? – поинтересовалась Нюша, решив завязать светскую беседу за чашечкой чая.

– Она хочет сделать то, чего никому из нас не удалось, – хмыкнула Совунья, накладывая себе варенье. – Серьезно, милая, я сомневаюсь, что у тебя получится. Тем более вы сто лет не виделись. Наш Лосяш, образно говоря, корнями прирос к своему бардаку, его отсюда не выманишь. Пока интернета не было, они с Пином еще хоть как-то в город выбирались – за реактивами, за оборудованием… а сейчас-то что, никуда ездить не надо.

Лосиния подперла копытом щеку. Она не возражала. Если бы она с пеной у рта начала доказывать, что уговорить Лосяша – нет ничего проще, Нюша бы только отмахнулась. Золотистые ресницы Лосинии чуть дрогнули, словно она хотела подмигнуть и передумала. Или она что-то недоговаривает?

– Прошу прощения, Нюша… – хрюшка вздрогнула, когда на нее обратили внимание. – Я привыкла обращаться к своим студентам на вы. Как мне обращаться к вам?

– Ой, да она еще маленькая, – снова вклинилась сова. Нюша обиженно надулась. Вот уж чего не следовало делать, так это создавать о ней впечатление как о ребенке! Обычно Нюша не возражала, но почему-то ей не хотелось, чтобы Лосиния перестала воспринимать ее всерьез.

– Как вам удобно, – прибавив церемонности в голосе, ответствовала хрюшка и, набравшись смелости, задала давно интересовавший ее вопрос. – Вы были… его студенткой? Лосяш читал лекции?

А правда… какой она была, когда училась в университете? Как выглядела, как вела себя… Нюша попыталась представить светловолосую Лосинию взволнованной девчонкой, с нетерпением листающей страницы зачетки или торопливо решающей задания за столом в длинной аудитории среди десятков таких же, как она, студентов. Еще, возможно, импульсивную, с подростковой непосредственностью, которая исчезает с годами. Исчезнет и у Нюши, уступив место той броне невозмутимости, которая столь явно чувствовалась в речи и движениях гостьи. А как хотелось бы всю жизнь оставаться молодой!

Лосиния повертела в копытах ложечку. На мгновение Нюше показалось, что в ее взгляде мелькнуло сожаление об ушедшем времени. Возможно, только показалось, но всё же. – Нет, что вы… он не читал лекции, терпеть этого не мог. Одно дело – когда ты рассказываешь вещи, интересующие тебя самого, совсем другое – получить на руки программу курса и быть обязанным ее выполнять. Лосяш ненавидел ограничения. Сейчас, думаю, ничего не изменилось.

Нюша кивнула: это правда. Ничего удивительного, что бывшая студентка знает особенности характера своего преподавателя. Совершенно обычное дело, никаких намеков на более близкие отношения между ними. Да и с чего вообще она взяла, что Лосяша и Лосинию связывало что-то большее, чем профессиональные отношения в области науки? С теми, с кем у тебя личные связи, ты продолжаешь общаться даже на расстоянии. Лосиния же свалилась как снег на голову, и он о ней ни разу не упоминал.

– Подожди, так ты не была его студенткой? – между делом поинтересовалась Совунья, роясь в шкафчиках на стене. Когда она наконец вынырнула на свет, Нюша заметила у нее в крыльях небольшую пузатую бутылочку. – Вишневая настойка! – торжественно объявила сова, перехватив заинтересованный Нюшин взгляд. – Давай-ка за встречу, милая, и за удачное завершение твоего задания. А тебе, Нюшенька, компот, тебе еще рано.

Лосиния растерянно моргнула. – Мне чуть-чуть. Я не говорила, что была его студенткой, – он был моим руководителем в аспирантуре. Благодарю, – она приняла из крыльев Совуньи стопку, полную темно-бордовой жидкости. – Я только поступила, почти ничего не умела, но мне всё было интересно. И Лосяшу пришлось меня учить. Как собирать данные, обсчитывать их, строить графики… самые азы, в общем-то. Иногда мы целыми ночами работали, а утром шли по домам, и коллеги на нас смотрели как на сумасшедших, – она хихикнула, прикрыв рот копытом.

– О-о, узнаваемо, – Совунья рассмеялась и одним махом опрокинула настойку в клюв. – А на твоей защите он присутствовал или проспал?

Лосиния помолчала. Не глядя на стол, она зачем-то перемешивала настойку ручкой чайной ложки. Наконец, словно собравшись с духом, тихо сказала:

– Он не был на моей защите.

Нюша напряглась. Она не разбиралась в тонкостях научной бюрократии, но по тону, каким это было сказано, сумела догадаться, что подобный факт – нечто необычное и… обидное, что ли. Болезненная рана. Лосиния сделала из стопки небольшой глоток. Продолжать она не торопилась, и что-то подсказывало Нюше, что, если пытаться более настойчиво ее разговорить, отношения Лосяша и Лосинии так и останутся тайной за семью печатями. Хрюшка на всякий случай навострила уши.

– Почему так? – у Совуньи, видимо, стратегия была другая. Или просто скука и тоска по собственной ушедшей в прошлое бурной личной жизни заставляли ее с азартом охотника бросаться на чужие истории. И, какими бы бестактными ни казались Нюше подобные мысли, она всё же думала, что второе предположение вернее. В жизни Совуньи и впрямь ощущался недостаток приключений. Однако Лосиния, кажется, не была настроена удовлетворять ее интерес.

– Он уехал, – коротко ответила она и поднялась из-за стола. – В моей диссертации записан другой руководитель. Прошу меня извинить, я хочу выйти на воздух.

За Лосинией закрылась дверь. Совунья, уставившись ей вслед, машинально протирала полотенцем бутылку с настойкой – просто чтобы чем-то занять крылья. Нюша хорошо знала этот взгляд: неудовлетворенное любопытство – страшная штука. Но сейчас ей самой это было только на руку. Совунья умеет добывать информацию. Иногда она действует вместе с Карычем, тоже тот еще старый интриган. Так или иначе, но им удастся выведать подробности этой истории. И уж разумеется, Нюша в нужный момент окажется рядом, чтобы послушать. Непохоже это на Лосяша, кого-то учить и потом бросить на полпути.

– Я правильно понимаю, что смена руководителя – это странно? – уточнила Нюша, придвигая к себе уже остывший чай. Совунья кивнула.

– Более чем. Что-то здесь… нет, не нечисто. Необычно. Как ты думаешь, могла между ними быть любовная история? Помнишь, я как-то рассказывала тебе, давным-давно у меня был очень близкий друг. И всё было прекрасно, пока однажды он не обидел меня. Я ждала извинений, а он…

… а он оказался негодяем. Нюша знала эту историю. Конечно, она сочувствовала сове, но аналогия была в корне неверной. Нюша для верности помотала головой. – Нет! У Лосяша с ней? Ерунда.

– А, собственно, почему нет? – сова хитро взглянула на Нюшу из-под полуопущенных век. – Ты сегодня какая-то бледная, Нюшенька. Наверно, плохо кушаешь…

Последнюю реплику хрюшка пропустила мимо ушей. – Она же младше!

Совунья уселась напротив и, скрестив крылья на столе, опустила на них клюв. – А ты, милая, младше нее. Ты еще такой ребенок… не порти себе жизнь проблемами, которые не сможешь решить.

Нюша вспыхнула. Непонятные намеки Совуньи только добавляли масла в огонь. Хотелось крикнуть, что никакой она не ребенок, что возраст не делает ее ущербной и не ограничивает ее мысли одними игрушками и конфетами, но… она промолчала.

– Пожалуй, я пойду, – Нюша допила уже ставший невкусным холодный чай и встала. Однако, уже взявшись за ручку двери, остановилась. Нужно было собраться с мыслями. – Совунья… ты ведь всё знаешь. Лосяш и правда может уехать?

Сова хмыкнула. – Ну уж этого я знать не могу. Лосиния принесла с собой дуновение большого мира. Если что-то в этом мире до сих пор ему дорого…

– Но ведь она всего лишь зовет его на вручение Нобелевской премии, – напомнила Нюша. Она чувствовала себя тонущей в проруби, и все надежды, за которые она хваталась, оказывались осколками льда в ее копытцах. – Его дом здесь, в долине!

– Мужчины не возвращаются, – из клюва Совуньи вырвался нервный смешок. – Уж поверь мне, милая, а я многое повидала на своем веку. Нет, всё же интересно, что там за история у них с диссертацией…

– Если узнаешь – расскажи, – буркнула Нюша и тихо вышла.

Лосиния сидела на веранде, свесив копыта на лестницу. На звук шагов она обернулась. – А, Нюша… уходите? – Ухожу, – кивнула хрюшка. – Не выспалась страшно. Как вам наша долина? Наверно, тихо после города… но романтично.

– Не знаю… – в голосе лосихи зазвучала неуверенность. – Я никогда не умела определять, что романтично, а что нет. Но здесь и правда тихо. Словно попадаешь в другой мир, – она встала, пропуская Нюшу к лестнице. Проходя мимо, хрюшка смерила гостью оценивающим взглядом из-под полуопущенных ресниц. Проведя всю сознательную жизнь в долине, где титул первой красавицы безоговорочно принадлежал ей, Нюша лишь по книгам знала, что бывает, когда в одном королевстве оказывается больше одной принцессы. И считала себя к такой ситуации подготовленной. Так что, появись в долине какая-нибудь юная прекрасная незнакомка, Нюша мигом бы показала ей, где раки зимуют. Но Лосиния… На первый взгляд Лосиния казалась непрошибаемой. Уже не девочка-подросток, впадающая в депрессию от недостатка внимания. Рюшечки-бантики тоже побоку, а при таком раскладе даже несомненное первенство в количестве нарядов Нюшу не радовало. Могло ли что-то быть между ними… Лосяш и Лосиния. Нюше хотелось хорошенько ее встряхнуть и потребовать объяснений на этот счет. Но зачем? Какое ей дело до того, с кем и когда был вместе Лосяш?

Никакого. Решительно никакого, повторила про себя Нюша и, не оборачиваясь, направилась по тропинке к дому. Ей нужен принц, который будет совершать для нее подвиги, петь под луной серенады и восхищаться ее красотой, а не погрязший в своем бардаке гениальный ученый с его вечной рассеянностью, бутербродами и напрочь сбитым распорядком дня.

Просто видеть его настолько сломленным ей довелось впервые. Впервые она поняла, что Лосяшу нужен кто-то близкий, кто сумеет пробить стену отрешенности и стать его опорой в нестабильном мире науки. И вряд ли этот кто-то – первая красавица долины. Нюша чувствовала свою жизнь как никогда пустой. Была ли Лосиния хоть когда-то такой опорой? Думать об этом не хотелось. Пойти и спросить Лосяша? Ему сейчас только беспочвенной ревности не хватает. Потом, как-нибудь потом… когда красивая розовая хрюшка займет хоть какое-то место в его жизни.

***

Ночью пошел дождь. Сквозь дрему Нюше казалось, что бьющие в окно струи воды забирают с собой ее тревоги, а беспорядочные лоскуты ушедшего дня раскладывают по местам. Хочет ли она пытаться и дальше следовать по пути странных, но таких волнующих и уже почти взрослых чувств? Преграда, не позволявшая никому из обитателей долины проникнуть в душу гениального лося, была куда хитроумнее, чем стандартная нелюдимость, столь часто описываемая в книгах. С Лосяшем все было сложнее. Он неизменно радушен с гостями, общителен и лёгок на подъем – и в то же время никто из них не мог похвастаться тем, что связан с ученым узами более крепкими, чем простая соседская дружба. Сменив место жительства, он и не вспомнит о них. Нюше смутно казалось, что она неумело расплетает копытцами петли плотной кольчуги. А толстая проволока, сопротивляясь, оставляет порезы на розовой шкуре. В эту ночь Нюша спала беспокойно.

Проснулась она, однако, как обычно – в половине девятого. Дождь лил и лил, даже не думая прекращаться. Тропинка у крыльца превратилась в ручей, сырой блеск клумб в мутных струях тоже не добавлял радости. Хрюшка решительно влезла в резиновые сапоги, набросила дождевик и вышла из дома. Совунья, Крош и Ёжик обычно в это время уже не спят. Однако игры на свежем воздухе погода отменила одним решительным жестом, так что закадычные друзья наверняка сидят дома. Сова тоже без особой надобности в дождь не высовывается – разве что днем пойдет к Карычу жаловаться на радикулит. Есть ещё Копатыч, но этот грядки свои небось от дождя закрывает. Что он там сажает в мае, капусту? Вероятность встретить по дороге кого-то из обитателей долины была минимальна.

Нюша решительно дернула пятачком, убеждая уже саму себя, что обратной дороги нет, и бодро засеменила к дому Лосяша. Просто возможность хотя бы недолго побыть вдвоем.

Она потопала на крыльце, стряхивая с сапог налипшую грязь, постучалась чисто из вежливости и решительно вошла. – Лосяш! А я иду мимо, дай, думаю, сверну к тебе. Ливень-то какой! – затараторила хрюшка с преувеличенной живостью, сбрасывая сапоги и вешая плащ на крючок у двери. Если она не будет непрерывно болтать, смущение окончательно поглотит ее, – это Нюша понимала каким-то шестым чувством. Только она и Лосяш… и больше никого. «Ты ведь уже забыл свою бывшую аспирантку, правда?»

Лось сидел за компьютером. Ритмичные щелчки копытом по клавиатуре свидетельствовали о том, что он снова играет в «Кто первый?». Нюше нравилась эта игра: Крош там был такой яркий, такой… летний. Летом, как известно, все проблемы отступают до сентября. Хрюшка подошла ближе, заглянула Лосяшу через плечо. На экране – и уже, по всей видимости, давно – мигала красная надпись «Игра окончена». А он… щелкал копытом по пробелу с интервалом, необходимым для преодоления барьеров. Нюша охнула и зажала копытцами рот.

Нет, так дело не пойдет. Она решительно тряхнула косичкой. – Лосяш! Только второго лунатика нам тут не хватало, – хрюшка изловчилась и пнула копытцем рычаг вращающейся табуретки, разворачивая ученого лицом к себе. – Ты как? Я могу помочь? Спеть, может… – вроде у Кар-Карыча действовало.

– Нет, петь не надо, – машинально ответил Лосяш, неловким движением сбрасывая на пол полупустую кружку. Остатки кофе бурой лужей расползлись по половику. Опять кофе. Нюша вздохнула. – А, это ты… – похоже, принцессу долины он заметил только сейчас. – Добрый… вечер?

– Утро, – поправила Нюша, сдувая со лба прядь волос. – Ты что, всю ночь тут морзянку выстукивал?

– Не знаю… нет, кажется. Я не следил за временем, – Лосяш чуть наклонился вперед. Нюша уже ставшим привычным движением провела копытцем по его рогам. – Нюша, скажи мне, как я мог так глупо ошибиться?

– Да ладно тебе… с кем не бывает. Лосяш, это же такие пустяки. Нужно больше отдыхать, делать перерывы… так ты себя совсем загоняешь. Хотя бы обзаведись помощником!

Он удивленно приподнял брови. Нюша окончательно расхрабрилась. – Предлагаю… себя!

Ученый встал с табуретки – Нюше пришлось убрать копытце с его рогов – и подошел к плите. Чиркнул спичкой, поджигая газ, поставил на конфорку чайник. – Не говорите ерунды, самоотверженная моя, – не оборачиваясь, усмехнулся он. Возвращались привычные интонации его голоса. Нюша едва не вздрогнула – так ясно встала перед ней картина из ее тревожного сна. Ощущение бесполезности собственных попыток расплести хитрые узлы кольчуги, затронуть сквозь змеящиеся витки его душу. – Помощники приходят и уходят, едва успеваешь к ним привыкнуть, а наука остается – и ее нужно двигать вперед.

Нюша прерывисто вздохнула. Сердце колотилось как сумасшедшее. – Но я не уйду! Если ты захочешь, чтобы я помогала тебе, я всегда буду рядом.

– Нюша, оставим эту тему. Чаю?

Она кивнула. – Да, пожалуй.

Сахар в чай он положить забыл. Спасибо хоть не посолил, мысленно успокоила себя Нюша, принимая из копыт ученого стакан в массивном металлическом подстаканнике. Лосяш поднял с пола упавшую кружку, потряс ее кверху дном (видимо, это заменяло мытье) и плеснул туда кипятка.

– Расскажи что-нибудь, – попросила Нюша: нужно было чем-то его отвлечь. Пока не вернулась бессильная опустошенность, за ночь отгородившая лося от остального мира. Он выглядел разбитым и больным, под глазами залегли тени, но уж пусть лучше так, чем этот пустой взгляд в никуда.

– Что тебе рассказать? Я не знаю историй про принцесс.

– Про принцесс я и сама себе расскажу, – фыркнула Нюша. – Что-нибудь научное. Ты же много всего знаешь.

По крыше, стекая, шуршала вода. Погода создавала своеобразный уют: там, на улице, грязь, серость и сплошная стена дождя. О том, чтобы идти обратно, не может быть и речи. Так решила маленькая розовая хрюшка, устраиваясь поудобнее и подперев копытцами щеки. Мечты о принцах отступили куда-то далеко. Самое время начать очаровывать Лосяша… Исполнению этого сумбурно родившегося плана мешали лишь две проблемы. Первая – он был невосприимчив к старательно посылаемым ею томным взглядам. Бараш с его вечным «пожаром души» вспыхивал на раз-два уже от куда более прозрачных уловок. А этот просто не замечал. И Нюша терялась, боясь показаться смешной. И вторая – он и саму Нюшу-то замечал через раз. Как будто новый элемент его бесконечного бардака.

– Я сейчас плохой собеседник, Нюша, – негромко ответил ученый и уткнулся взглядом в кружку. По именам он к соседям обращался редко, всё больше эпитетами, коих хватило бы на небольшой словарь. Хрюшка вздохнула.

Входная дверь медленно приоткрылась, показалось удерживающее ручку фиолетовое крыло. Нюша только и успела мысленно пожелать оказаться с Лосяшем на необитаемом острове, как ее размышления были прерваны самым бесцеремонным образом. – Утро доброе! О, смотрю, оживаешь потихоньку, молодца! Лосиния, иди сюда. С утра ж ведь меня изводила!

Нюша зажмурилась, будто ожидая удара. Тихий стук копыт, шелест дождя, доносящийся из открытой двери. Она приоткрыла один глаз, успела заметить, как вздрогнул Лосяш… а он уже, снова опрокинув кружку, бросился к мокрой насквозь лосихе. Та стояла на коврике при входе, с прически текла вода, а за ее спиной мутные косые струи устремились в дверной проем. Растеряна, не знает, как реагировать, не верит, что снова видит своего профессора, – на лице написано, даже неприлично как-то, настолько бесхитростно. Нюша тихо фыркнула и вздернула пятачок. А Лосяш крепко стиснул бывшую аспирантку в объятиях и звучно расцеловал в обе щеки. Как будто и не было ничего, – вот он, прежний.

– Лосиния, ты ли это, дорогая моя! Какими судьбами? Как же занесло-то тебя сюда… – ученый тормошил словно оцепеневшую лосиху. Она неуверенно положила копыта ему на плечи, то ли пытаясь прижаться крепче, то ли оттолкнуть.

Совунья умиленно сложила крылья. – С утра не давала покоя, несносная! – стараясь выглядеть недовольной, заворчала она. – Увидела его? Рада? Всё, теперь чай, потом наобнимаетесь. Нюша! Ставь чайник, я стол накрою.

Хрюшка не стала спорить. Набрала воды, бухнула чайник на плиту. Совунья между тем сметала со стола все, что, по ее мнению, там было лишним: крошки, какие-то бумаги, фантики от конфет (это уже следы Нюшиного пребывания). В ее ловких крыльях спорилась любая работа: пока Нюша возилась с чайником, сова успела расставить приборы и с довольным видом усесться во главе стола. И ведь как быстро она здесь ориентируется… у Нюши бы задание «найди в этих завалах еще две кружки» отняло в три раза больше времени. Лосиния тем временем вытянула из прически шпильки, отжала мокрую косу и снова уложила вокруг головы. Нюша в поисках своего стиля тоже пару раз пыталась сообразить из своих волос что-то подобное, – пока не добралась до беспроигрышного варианта в виде копны завитых локонов.

Она уселась напротив Совуньи и лукаво улыбнулась самой себе: ещё не хватало, чтобы Лосяш и эта простушка оказались рядом, достаточно уже и того, как он ее обнимал. Сова разлила чай, выудила откуда-то (из-под стола, что ли?) банку малинового варенья. И выжидающе сцепила крылья, положив на них клюв. Мудрейшая и уважаемая сова долины разве что не лучилась от любопытства.

– Ну-с? Ты, конспиратор рогатый, почему никогда про нее не рассказывал? Сваливается, понимаешь, как снег на голову, профессора Лосяша ей подавай! – ей никак не хотелось расставаться с напускной ворчливостью.

Ученый пожал плечами. – А зачем? Я не думал, что кому-то из вас интересно. Лосиния – последняя моя аспирантка, после нее я собирался защищать докторскую. Как сотрудник она бесценна, даже с моим режимом работы смирилась.

Лосиния хмыкнула. К ней уже вернулось привычное спокойствие. – Потому что иначе с тобой невозможно работать. Ты вспомни, в каком шоке я первые полгода была! Честная студентка Лосиния уже пришла на работу – руководитель еще не уходил. Нет, потом привыкла, конечно, куда деваться, – она перевела взгляд на Совунью. – Я жаворонок. В далеком прошлом. За год вот этот кадр, – обвиняющий кивок в сторону Лосяша, – сломал мне режим без возможности возвращения. Мы работали втроем в одной комнате, но третий наш коллега нашел себя в науке и потерял там же. Он приходил, усаживался в углу возле вытяжки и весь рабочий день храпел под хлороформом. Просыпался где-то раз в три часа, пять минут работал – и снова на боковую.

– Экстракция – процесс долгий, я же тебе объяснял…

– После этой вашей экстракции в комнате не продохнуть было! А когда я просила открыть окно, кто больше всех кричал, что холодно?

– Потому что январь месяц, а тебе окно открыть!

Переглянулись и одновременно рассмеялись. Нюша тихо скрипнула зубами. За пять минут этой дамочке удалось то, над чем первая красавица долины безуспешно билась всю ночь: Лосиния отвлекла ученого от трагедии с экспериментом. Это казалось непостижимым. Как, абсолютно не умея себя подать, ничего не зная о последних тенденциях моды и макияжа, невзрачная гостья сумела вытряхнуть его из траура по безвременно почившей установке? Ну нет… пора менять расклад. Нюша скромно кашлянула в копытце, привлекая внимание. – Значит, вы вместе работали? Тогда почему ты сбежал и уехал сюда?

Они снова переглянулись. – Пустяки, – негромко, но твердо ответил Лосяш, давая понять, что не намерен развивать тему. – Это личное.

Лосиния уткнулась взглядом в стакан, ее уши печально поникли, почти скрывшись в прическе. Совунья аж на табуретке приподнялась от любопытства. – Так он и летом простыть умудряется, – мигом наябедничала она, доверительно склонившись к лосихе. Та молча кивнула. – А вообще молодец, что приехала, я смотрю, ожил наш гений науки.

– А зачем ты, собственно, приехала? – запоздало поинтересовался Лосяш с таким видом, что сразу становилось понятно: он и без этой информации прекрасно бы прожил, но спросить приличия требуют.

Лосиния тяжело вздохнула, словно собираясь с духом, взгляд ее стал решительнее. – Привет тебе привезла. От коллег, – отрывисто произнесла она. – И приглашение на церемонию вручения премии от Нобелевского комитета. Мне поручено убедить тебя поехать.

– Исключено, – Лосяш встал из-за стола и удалился к компьютеру. – Я в этом фарсе участвовать не планирую. И вспоминать исследования, которые закончил, – тоже.

– Но… послушай…

– Лосиния, это не обсуждается. Твоя задача не имеет путей решения.

Нюша подергала себя за косичку. Лосиха ей не нравилась: весьма посредственные внешние данные не мешали ей быть самодостаточной и решительной и обладать характерным видовым отличием – упрямством. А еще говорят, что бараны упрямые… да Бараш по сравнению с этой парочкой – образец послушания!

Но, несмотря на уже оформившуюся антипатию, сейчас хрюшке Лосинию было даже жаль. – С дамой нельзя так разговаривать! – напомнила Нюша специальным тоном, который, как она считала, наиболее подходит настоящей принцессе. Но тут сидевшая рядом лосиха предупреждающе покачала головой, останавливая дальнейшую дискуссию, и Нюша от удивления захлопнула рот.

– А что произошло? – тихо спросила Лосиния, обернувшись к сове. – Почему вы говорите «ожил»?

– А, это… – Совунья махнула крылом. – У него вчера установка взлетела в почти законченном опыте. Вот, справляет похороны. Да ты видела, наверно, осколки во дворе, – ну вот это вчера выносили.

Лосиния кивнула, она о чем-то напряженно размышляла. Потом, видимо, приняв решение, встала и направилась к Лосяшу. – В чем заключался твой последний опыт?

Он развернулся на табуретке и некоторое время изучал Лосинию взглядом. Потом нехотя ответил:

– Я пытался улучшить прочностные характеристики веревок. Разработал методику, думал, если все получится, потом когда-нибудь оформлю на нее патент. Но – не знаю, может, тебе уже рассказали – я ошибся с параметрами отгонки. Я! Доктор наук! И как последний тупица!..

– Подожди, подожди, – Лосиния успокаивающе тронула его за копыто. – Я не совсем поняла, какая-то полимерная обработка или что? Покажи мне методику.