Текст книги "Пришедший из моря - и да в море вернется (СИ)"

Автор книги: Glory light

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– И всё же ты потерял доверие своего бога.

– Дагон не всесилен. Он безумно древний, он пришел со звезд ещё в те времена, когда земля только начинала остывать. Но есть и другие миры, другие сферы, в которых правят куда более могущественные боги. А я привык ценить знания и использовать их для собственного блага. Разумеется, тропу сюда, к Порогу, я открыл куда позже. Дагон отвернулся от меня, когда я начал сбрасывать в колодец жителей Имбоки, людей, которые верили в Дагона, но не успели связать свою кровь с Глубоководными, заведя совместных детей. Говорят, я сводил личные счеты. Возможно и так, не знаю… Гораздо интереснее то, что твоя мать, Пабло, была на одном из кораблей, прибитых к берегу. Обычно я не видел никого из жертв до самой церемонии праздника, мне это было не нужно. Орфео нравилось наблюдать за мучениями, Ухии нравится… мне не нравилось никогда. Мне был интересен сам факт смерти нужного объекта. А тут… возможно, я увидел в ней женщину, способную родить здорового ребенка. Из всех моих детей выжила лишь Ухия, все остальные умирали, не успев дожить до возраста первой клятвы. Не знаю, почему так происходило. До твоей матери у меня было четыре жены, но дети не задерживались в этом мире. В конце концов я смирился с тем, что нож однажды возьмет Ухия. Не то чтобы я был против, всё же мою дочь воспитывали в вере Глубоководных, она молится Дагону столь же искренне, как в свое время её прадед.

– И поэтому, когда она отказалась идти за тобой, ты вышвырнул её разум из тела, так?

– Не перебивай, Пабло. Если мне нужно это тело, я имею на него полное право. Так вот, возвращаясь к нашей истории… Маргарита, твоя мать, была единственной, кто выжил с того корабля. Половина погибла во время бури, ещё нескольких я сбросил в колодец. Были те, кто умудрился бежать с бойни, где их держали, и скрыться в горах, но они вскоре умерли от голода. Уже гораздо позже Маргарита начала называть себя сумасшедшей: по её словам, прежде всего она боялась моей близости и лишь потом – любила меня. Она верила, что сумеет меня изменить, превратив в обычного человека, и тогда мы с ней поселимся где-нибудь в городе и станем вести жизнь добропорядочных граждан. Я не слишком её разубеждал: её не пускали на молитвы, она никогда не видела церковь изнутри и не знала о существовании колодца. Перед ней золотой нож был нужен мне исключительно для разделывания рыбы. Ей почему-то нравилось, что я ограничиваю её свободу, запрещая в определенные часы выходить на улицу, – думаю, она считала, что таким образом мрачный деревенский рыбак проявляет свою любовь к юной городской девице. Что самое необычное во всей этой истории, я не принуждал Маргариту ни к чему. Я не заставлял её делить со мной постель, мне не нужно было искать для этого кого-то из внешнего мира, женщин в Имбоке вполне хватало.

Что-то подозревать она начала гораздо позже. Ухия с её щупальцами, накладные лица, непонятное золото, которое вылавливали сетями… Однажды, это была исключительно моя неосмотрительность, она увидела, как я разговаривал с подводным народом. Сказка начинала рушиться. Теперь Маргарита не играла кокетливый страх, она стала действительно бояться. Она попыталась завести роман с продавцом бакалейного магазина – этот тип приезжал к нам из Сантьяго и мог увезти её из Имбоки. Я вспорол ему брюхо.

– Ты чудовище.

– Я не люблю, когда прикасаются к моей собственности. О том, что, убегая, Маргарита уже была беременна, я узнал от нашей повивальной бабки. Твоя мать приходила к ней за пару недель до того, как покинуть Имбоку. Я мог остановить корабль, который её увез. Я мог отправить весь экипаж на дно, а Маргариту вернуть в Имбоку. Не знаю, почему я этого не сделал. Если бы она принесла клятву Дагону, она смогла бы увидеть Й’хантлеи. Там площади из черного камня, Пабло, огромные плиты без единого изъяна. Я позволил Маргарите уйти, чтобы спустя годы в Имбоку вернулся ты.

– Она до самой смерти боялась, что ты придешь за ней. Я получил образование и сумел разбогатеть, но не мог оставить мать и жить самостоятельно – она испытывала животный ужас уже от одной мысли, что я уеду и оставлю её наедине с её прошлым. Когда я пытался выяснить, кем был мой отец, она бледнела и, лихорадочно крестясь, выходила из комнаты. Так что… поздравляю, ни с тобой, ни без тебя у нее не было нормальной жизни.

– Надеюсь, ты не ждал романтического конца? Я жалею лишь о том, что позволил ей уехать и воспитывать сына вдали от Имбоки. Здесь от тебя было бы куда больше пользы. Но речь не об этом. В могуществе морского бога я начал сомневаться уже достаточно давно, и это не замедлило принести свои плоды. Я всё так же мог спускаться в море и жить в Й’хантлеи, но чувствовал, что в моих отношениях с этим местом что-то изменилось. Подводный город словно сторонился меня. На движения пирамиды больше не являлось морское племя, рыбы ловилось меньше. Если бы я продолжал в том же духе, в Имбоку снова мог прийти голод. Я не стал экспериментировать и передал все атрибуты Ухии. Ей тогда было пятнадцать. Сложив таким образом все полномочия, я получил возможность путешествовать. Я провел несколько лет, посещая крупнейшие библиотеки Испании, я выезжал за границу, пока это позволяла моя постепенно меняющаяся внешность. В Старом и Новом свете я собирал информацию об интересующих меня внешних сферах. Если бы ты, Пабло, был более увлечен тайными науками и посетил, скажем, библиотеку Аркхема, то нашел бы в ряде книг мои заметки. Я собирал по крупицам те подсказки, что могли помочь мне открыть тропу на Порог.

– Зачем тебе это? Твой дед привел в Имбоку рыбье племя, чтобы вы все продавали ему души в обмен на еду и золото, а ты начинаешь искать лазейки и пытаешься предать своего бога. Не слишком разумно с твоей стороны, не находишь?

– Пабло, обладая знаниями, можно достичь небывалых вершин. Я проник в такие глубины мироздания, о которых не знает морское племя. Найти ключи к тайнам мира – вот что значит истинное могущество. Мне подчиняются сейчас существа, которых ты даже не можешь себе вообразить. Я приведу извне настоящий ужас, по сравнению с которым Глубоководные окажутся бессильны. Я стану золотом из моря, Пабло. Не подводный бог, потомков которого я призывал золотой пирамидой, будучи вынужден, как мой дед и отец, спасать Имбоку от голода и разорения. Я сам… стану золотом из моря. Подводное племя будет служить мне. А потом, через миллионы лет, придет время – и из глубин поднимется не Рльех, из глубин на поверхность поднимется Й’хантлеи, циклопический город черных колонн и площадей. Просто пока рано.

– Ты хочешь свергнуть своего бога? – Пабло ошарашенно воззрился на химеру. Ещё ни от кого в этой сумасшедшей деревне ему не доводилось слышать таких речей. Все жители Имбоки верили в Дагона и в то, что после смерти их ожидает подводный город. – Что ты получишь от этого? Ты – всего лишь уродец, собственное тело которого нещадно гниет, а потому ты вынужден занимать тело своей дочери. И такое чучело собирается править миром?

– Тело не главное, Пабло. Я сохранил разум, а его я могу за несколько секунд перебросить в другое тело. Даже в твое, хотя тебе так не хочется в это верить. Я обладаю необходимыми знаниями. Когда Орфео помогал тебе в горах, он вложил в твою руку ритуальный нож. Это тот самый, каким пользовался я, у Ухии другой. Сегодня я понял, что не могу держать ни один из них, – Ксавьер протянул руку, демонстрируя красные пятна обожженной кожи. – Золото из моря чувствует, что в теле жрицы находится иной разум. Но исполнить задуманное я успею. Сегодня я отправляюсь под воду. Ухия, преданная своему богу жрица, женщина, которую глубоко почитает морское племя, войдет во дворец в Й’хантлеи. Остается лишь незначительный пустяк: для осуществления полного ритуала призыва существ Порога мне понадобится кровь. Ты можешь возразить, что для этой цели я могу распоряжаться всей деревней, но на самом деле ритуал не так прост. Демоны Порога, приходя в этот мир, полностью забирают кровь того, кто их призвал. Им нужно много крови. Такими уж они созданы… Именно поэтому ещё не нашлось храбреца, готового использовать их силу. Однако, как ты уже, думаю, понял, моя собственная кровь мне ещё понадобится. Я не могу столь опрометчиво калечить тело Ухии. Зато я могу переместить разум в иное тело и совершить ритуал уже оттуда. Здесь нужно учесть ещё одну особенность: я достигну успеха лишь в том случае, если в роли тела будет выступать мой родственник, кровь Ксавьера Камбарро.

Пабло встретил взгляд химеры со всей твердостью, на какую был способен. И всё же не смог избавиться от ощущения липкого ужаса. Он – единственный возможный родственник Ксавьера, на чью кровь тот может рассчитывать. Он беззащитен перед этой химерой, и никакие молитвы, никакие земные боги не спасут его, когда Ксавьер ворвется в его мозг, вытесняя сознание в пустоту. Ксавьер заманил его сюда, забрав из горящей церкви, чтобы исполнить свой план с помощью крови своего же сына.

– От тебя должна быть польза, Пабло, – невозмутимо заметил Ксавьер, медленно проведя перед его глазами концом длинного щупальца. – Пока я её не видел. Ты дважды пытался сжечь церковь, ты установил контакт с Орфео, который мешает мне с тех самых пор, как узнал, что я планирую подчинить Й’хантлеи иным силам и поднять его над поверхностью. Ты убил нашего прежнего пастора. От тебя одни убытки, сын мой.

Теперь в голосе Ксавьера вновь звучала почти не скрытая насмешка. Пабло отчетливо понимал, что разум, захвативший тело его жены, смеется над ним, играя, словно кошка с перепуганной мышью. Попытки сопротивляться лишь приблизят конец. Ужас парализовывал тело, делал мысли вязкими и тяжелыми, Пабло не мигая смотрел в тёмные глаза химеры. От человека, составлявшего свои записки с твердым намерением покончить с творящимся в Имбоке безумием, осталась лишь беспомощная тень.

– Ты не сделаешь этого.

– Почему? – недоуменно изогнутая бровь была жестом Ухии. Ксавьер перенимал её жесты. – Хочешь сказать, у тебя есть способ меня остановить?

– Нет. Способа нет, – признал Пабло, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Но не думаешь же ты, что твои бывшие соратники обрадуются твоему визиту? Я действительно общался с капитаном Орфео. Если бы Ухия не остановила его в первую ночь, когда он пытался проникнуть в мой разум, я успел бы побеседовать с ним гораздо дольше. Меня не интересует, откуда он привез эту рыбью заразу, и я не спрашивал у него об этом. Но он сказал мне одну важную вещь. Тебе больше нет места ни среди Глубоководных, ни среди людей. Ты менялся иначе, чем меняются все остальные, чтобы уйти в море. Ты стал таким же, как те демоны, которых ты призываешь, а они – отверженные даже хаосом, что их породил. Море не примет тебя, Ксавьер. Ты умрешь прежде, чем успеешь погрузиться достаточно глубоко, чтобы увидеть Й’хантлеи.

– Не забывай, я нахожусь в теле Ухии. А морской бог благосклонен к моей дочери. Когда они догадаются, что происходит, будет уже поздно – демоны Порога придут в Й’хантлеи и принесут туда иную жизнь.

– Зачем тебе этот город? У тебя была в подчинении вся деревня, а ты ищешь силу, которая несет здесь лишь разрушение. Ты хочешь власти над трупами?

– Ты не знаешь, каких высот я достиг. Когда я, вернувшись из путешествий, начал проводить опыты в лаборатории в горах, именно Ухия скрывала мои действия от жителей Имбоки. Я влиял на её разум настолько незаметно, что никто даже в подводном городе не узнал об этом. Догадывался лишь Орфео, но он… он сейчас в таком месте, откуда затруднительно в принципе на что-либо влиять. Ты спрашивал меня, не переместил ли я сознание Ухии в свое собственное гниющее тело. Нет, сознание Ухии я туда не перемещал. Я поместил туда то, что осталось от души моего деда. Я вытащил Орфео из Й’хантлеи, где он чувствовал себя в безопасности, отгородившись от любого внешнего воздействия.

Пабло почувствовал, что земля уходит из-под ног. Чтобы не упасть, он зажмурился и несколько секунд постарался ни о чем не думать. Полностью избавиться от ужаса услышанного не удавалось. В случае с Орфео привычно выбрать одно из двух не удавалось, Пабло не мог однозначно ответить, какие чувства питает к своему давно почившему прадеду. Орфео установил контакт с обитающим в африканских морях рыбьим племенем и привел сектантов в Имбоку, разрушив саму суть мирной христианской деревни. По его приказу начали сбрасывать в колодец непокорных и сдирать кожу с ещё живых людей. Орфео Камбарро поднял на поверхность проклятое золото из моря.

И всё же он был лидером этой деревни. Пабло успел убедиться в том, что прадед обладал незаурядной силой духа, и уже одно это вызывало к Орфео весьма двойственное отношение. Отчасти его можно было уважать – разумеется, если не принимать во внимание многочисленные убийства, отягощающие его совесть. Орфео искренне верил своему богу и служил ему. Когда в маленький мир Имбоки вторглись создания извне, бывший жрец не смог оставаться в стороне и поплатился за это. Но чтобы так…

Пабло невольно вздрогнул, к горлу подступила тошнота. Первый глава покоренной Имбоки, что погрузился в море в назначенный час, теперь – разлагающийся труп скользкого карлика, которое таскает за ворот сюртука его, капитана, внук, находящийся в теле дочери. Ксавьер всё рассчитал так, чтобы ликвидировать возможное вмешательство. Из такого положения Орфео действительно не сможет влиять на ход событий.

– Сегодня я спущусь в море, и ты пойдешь со мной. Наверху останется деревня, в которой больше нет никого, кроме мертвецов. Я должен признать, на этот раз ты действовал умнее. Мне будет не так стыдно за то, что ты мой сын. Пока мы здесь, церковь, думаю, сгорела изнутри дотла. В колодец они не прыгнут, они боятся. Там ждет своего часа посланник нашего бога, а он разрывает своими щупальцами всех, кто спускается в воду этим путем. Значит, им остается либо сдаваться, либо пытаться покинуть церковь.

– Даже Орфео? Ты позволишь ему умереть?

– Пабло, не я. Он уже умер, а его разум находится в гниющем мозгу. Не думаешь же ты, что я буду настолько беспечен, что позволю ему одновременно со мной идти в Й’хантлеи? Он найдет способ вмешаться, он не такой человек, чтобы допустить падение своей религии. Та зараза, что он привез из Африки, стала центром его вселенной. Поэтому, Пабло, я позаботился о том, чтобы, когда мы пойдем вниз, Орфео гарантированно остался наверху.

Ксавьер помолчал, словно размышляя над чем-то, потом резко оборвал сам себя.

– Достаточно. Ты сам хотел ускорить события, я не стану с тобой спорить. Отсюда я тебя выпущу только вместе со мной и только в один конец. Хочешь в последний раз увидеть деревню?

«Я стану золотом из моря». Пабло отчаянно замотал головой. Тело не слушалось. План уничтожения всех жителей Имбоки, который он так старательно составлял, приобрел в итоге абсолютно не ту концовку. Этого не должно было случиться. Пабло рассчитывал именно на то, что химера, спасаясь от огня, бросится в колодец. Вместо этого он сам находится в ловушке непонятных способностей Ксавьера. Хуже всего было то, что общая суть замысла сумасшедшего губернатора, понятного в мелочах, постоянно куда-то ускользала. Зачем менять религию, что дает золото и пищу, на нечто непонятное и опасное, требующее кровавых обрядов и ничего не дающее взамен? Создания Порога не знают чувства признательности, они – изгои, рожденные хаосом.

Ради простого, веющего скрытой угрозой стремления стать золотом из моря. Выжечь подводный народ, что строит циклопические города из черного камня. Поднять на поверхность огромный, сложенный из гладко обтесанных глыб Й’хантлеи. А потом, укрывшись в тени лабиринтов и колонн, ждать подобно древнему божеству. Вокруг города, возникшего посреди океана, сложат легенды, о нём будут петь на множествах языков, и обряды почитателей чудес Й’хантлеи будут наводить ужас на людей. А на острове в Рльехе мёртвый Ктулху будет спать, так и не дождавшись своего часа.

Это не под силу человеку. Человек не может противостоять богам, что пришли на Землю задолго до появления на ней одноклеточной жизни.

– Как ты, душа без тела и гниющий труп, собираешься воевать с богами этого мира?

Ухия выпрямилась, покачиваясь на длинных щупальцах. Из-под высокой золотой тиары спускались длинные волосы, одеяние звенело множеством золотых украшений. Она совсем не отличалась от прежней Ухии, иной разум выдавали лишь совершенно неестественные гримасы, от которых Ксавьер, привыкший к своему деформированному лицу, так и не смог избавиться.

– Ты забываешь, Пабло, я владею знаниями. Я изучил всё, что есть на планете и касается древних богов, пришедших из космоса. Но не думай, что даже в зловещем Некрономиконе есть строки, прямо указывающие на то, как проложить тропу к Порогу. Даже безумец Абдул Аль Хазред избегает рассуждать о столь тёмных материях мироздания. Тропу к Порогу я сотворил сам. Я полагался лишь на собственные знания и результаты длительных опытов. Впрочем, я не планировал в чём-либо тебя убеждать – ты всё увидишь своими глазами.

– А Имбока?

– А Имбока пусть горит.

Не желая больше терять время, Пабло бросился вперед, пытаясь повалить химеру на землю. Сейчас в его голове не было спасительного голоса капитана Орфео, но перед лицом смерти отчаянная храбрость появилась и без него. Ксавьер, не ожидавший нападения, потерял равновесие, но всё же успел стиснуть пальцы на горле сына. Последним, что Пабло слышал, был звон падающего золотого ножа.

Город из чёрного камня вырос перед глазами неожиданно и мрачно, словно собираясь обрушиться на нежданных визитеров. Колонны Й’хантлеи тянулись вверх и исчезали в толще воды, и Пабло подумал, что с такими размерами они непременно должны выходить из воды. Однако никто, ни единая душа на земле, кроме проклятого племени сектантов Ордена Дагона да тех африканцев, от которых эта болезнь пришла в Европу, не знает о существовании Й’хантлеи. Гигантские площади и лабиринты города тянулись под водой на много миль. По городу неспешно плавали его обитатели, существа, мало напоминавшие рыб, но определенно уже не люди.

– Это место было всегда, Пабло. Нет такой эпохи, когда Й’хантлеи бы не существовал. Но я дам ему новое величие, его колонны прорежут небо. Й’хантлеи встанет на острове посреди океана, охраняемый демонами Порога. Для этого мне нужно лишь воспользоваться твоим телом и провести обряд. Никто – ни Орфео, ни Ухия, ни сам Дагон – не успеют мне помешать. Иди вперед, Пабло. Для города начнется новая эпоха, и ты будешь её первой жертвой.

В сырое, пропитанное октябрьской мглой небо поднимались густые клубы дыма. Те немногие, кому удалось спастись из объятой огнем церкви, завороженно смотрели, как из дверей и окон каменного здания жадно вырывается огонь. Огонь, пришедший из ниоткуда, забрал практически всю деревню. Сгинула женщина в золотой тиаре и зловонный карлик в старомодном сюртуке, находившийся рядом с ней. Исчез в огне молодой священник, успевший сорвать доски с одного из окон. Дым, ознаменовавший конец Тайного Ордена Дагона, был виден издалека.

Лишь кучка существ, сгрудившихся на побережье, взирала на происходящее с безучастной обреченностью. Море осталось глухо к их беде. Разве что губы их, привыкшие за много лет, машинально шептали давно заученную молитву.