Текст книги "Пришедший из моря - и да в море вернется (СИ)"

Автор книги: Glory light

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Так значит, наш старик для Ордена – что-то вроде пятой ноги у собаки? – усмехнулся Пабло: такая трактовка неожиданно его позабавила. Ксавьера в деревне боялись поголовно все, хотя по виду немощного, с трудом передвигавшегося старика трудно было догадаться, что этому есть причины. Хорхе удивленно воззрился на своего собеседника: собак в Имбоке не водилось, а те, что он видел в книгах, обладали несколько иным числом конечностей. – Выражение такое, – послушно объяснил Пабло. – То есть вы можете обойтись и без него, и без Ухии?

– Ну… – священник задумался. Прежде ему было не с кем развивать эту тему: подобные разговоры в адрес губернатора для местных были кощунством. – Насчет твоей жены я бы не утверждал, она закалывает жертв и бросает амулет, и, надо сказать, и то и другое из ее рук устраивает нашего бога. А вот Ксавьер…

Пабло насторожился. Почему-то ему казалось, что пастор знает о старике что-то важное, что-то такое, что сам Ксавьер предпочел бы скрыть. Хорхе сложил руки, спрятав кисти в широкие рукава сутаны. – Губернатор лишен права носить ритуальный нож, – наконец, словно собравшись с духом для прыжка в пропасть, произнес он. – Никто не знает, что именно произошло, но Дагон отвернулся от него.

Пабло замер, словно от удара током: такого он явно не ожидал. – Постой-ка… – пытаясь собраться с мыслями, он недоверчиво уставился на священника. – Я сам видел, на что он способен. И как он топит корабли, когда Ухия требует новых нарядов… и… и ему все здесь подчиняются – как он это делает? Я думал, за такими возможностями стоит ваш бог.

– И этого тоже никто не знает, – невозмутимо пожал плечами священник, видимо, решив не продолжать. – Спроси у него сам.

Пабло не смог сдержать нервный смешок. Он прилагал все усилия, чтобы как можно реже пересекаться с Ксавьером, а уж о том, чтобы вести с ним задушевные беседы, не могло быть и речи.

Приближался прилив – время ежедневной церковной службы. Распрощавшись, пастор удалился исполнять свои непосредственные обязанности, и Пабло, оставшись один, неспеша направился к дому. Что же могло произойти между старым губернатором и морским чудовищем, которому хором молилась вся деревня? И на чём тогда, если не на доверии Дагона, держится влияние Ксавьера среди сектантов? Чем больше Пабло пытался разобраться в полученных обрывках информации, тем сильнее запутывался. Правда об этой странице прошлого Ксавьера на первый взгляд была бесполезна: воздействовать на старика не стоило и пытаться. Но кто знает, какой айсберг на самом деле скрыт за несколькими поверхностными фразами. Внезапное жгучее желание докопаться до истины боролось со здравым смыслом, справедливо подсказывающим, что добром затея не кончится.

Погруженный в свои размышления, Пабло дошел до особняка и уже начал подниматься по лестнице, когда мелькнувшая идея поразила своей простотой и столь несвойственным ему безрассудством. Машины Ксавьера у крыльца не было, а Ухия в это время обычно отправляется в церковь, – так почему бы не воспользоваться удачным стечением обстоятельств и не осмотреть покои губернатора? Вполне возможно, он сможет найти хоть какие-то ответы. Пабло и сам не знал, что именно будет искать, однако игра в детектива оказалась необычайно увлекательной.

Он не помнил, как прошел в дом и поднялся наверх, только смутно, словно со стороны, слышал гулко отдававшиеся в тишине пустых коридоров собственные шаги. Мужчина очнулся перед дверью, ведущей в комнаты Ксавьера, и не сразу понял, чем насторожили его высокие кованые створки. Он прикоснулся к исчерченной узорами металлической поверхности, проводя пальцами по рельефным картинам, изображавшим сцены жизни таинственного подводного племени. Существа, напоминавшие амфибий, без одежды, зато обвешанные немыслимым количеством драгоценностей, некоторые – видимо, жрецы – в головных уборах наподобие того, что носила Ухия… Да, эти двери были произведением древней цивилизации, как и всё то, что приносило море. Но тогда они должны быть золотыми! Дагон и его подводные племена не имели дела с другими материалами. В полумраке коридора Пабло вглядывался в тёмную, чуть шершавую поверхность металла, пытаясь хотя бы приблизительно определить его происхождение. На этаже Ксавьера он был впервые и даже не предполагал, что губернатор является обладателем дверей из металла ещё более странного, чем мрачное золото из моря. Это было по меньшей мере необычно. Мужчина осторожно потянул на себя одну из створок.

Пусть они окажутся заперты, с быстротой молнии пронеслась паническая мысль, но Пабло решительно отогнал её. Он и так слишком часто маскировал трусость благоразумной осторожностью, эту затею он доведёт до конца. Хотя штурмовать запертые двери, ведущие в покои Ксавьера… но створки послушно поддались, и мужчина почувствовал, как ладонь, сжимавшая извитую ручку, стала скользкой от пота. Отступать поздно, он был в святая святых.

2

Запах ударил в лицо практически сразу. Немыслимая гамма из гниющих водорослей, скользкими останками разлагавшихся на берегу, соленого морского ветра и дурманящего дыма неизвестных благовоний, от которой воздух становился густым и почти осязаемым. С непривычки Пабло закашлялся и, зажимая ладонью рот, поспешно закрыл двери: снующие внизу слуги могли услышать. Он уткнулся в складки рубашки на сгибе локтя, и, хотя пользы от такого сомнительного фильтра было немного, почувствовал себя лучше. Комната, в которой он находился, представляла собой что-то вроде гостиной. Даже не вдаваясь в детальный осмотр, Пабло решил, что здесь искать нечего, – помещение оказалось практически пустым. Окна были наглухо задрапированы, и в комнате царил полумрак, разбавляемый лишь светом чахлой лампочки из коридора. Огромный дом, как и всё в этой деревне, являлся лишь ещё одним отражением царящего повсюду упадка.

Стараясь как можно реже вдыхать гнилостный воздух, Пабло двинулся к внутренней двери, ведущей дальше, – к несчастью, Ксавьер занимал весь этаж. Отворив её, мужчина вошел в ещё более мрачную комнату, служившую, очевидно, рабочим кабинетом. Вдоль одной стены тянулись крепкие и даже щеголевато выглядящие открытые шкафы, куда были свалены груды книг и свитков грубой серой бумаги, а вот напротив… Пабло на мгновение зажмурился, но, поборов отвращение, всё же приблизился. Это была коллекция накладных лиц Ксавьера. В прозрачных витринах из тонкого стекла покоились на распорках десятки скальпов. Многие были высушены до такой степени, что черты лица практически неразличимы, другие – совсем свежие, с ещё не окончательно омертвевшей кожей. Забывшись, Пабло глотнул затхлый воздух и вновь закашлялся. Последние недели море не приносило кораблей. Ухия томилась от скуки, предвкушая день, когда снова наденет тиару и возьмет в руки нож, но новых жертв не было. Однако среди вещей её отца обнаруживаются совсем свежие лица, явно ни разу не использованные, с окровавленными пустыми глазницами. Откуда-то ведь он их берёт…

Дальнейшие размышления на эту тему вызывали лишь подкатывающую к горлу тошноту. Где-то здесь, среди ужасных аксессуаров губернатора, может находиться и то, что осталось от Ховарда. Зажимая ладонью рот, Пабло бросился к противоположной стене. Сваленные в шкафах бумаги выглядели куда безобиднее, и мужчина решил остановиться на них подробнее. Вполне возможно, ему улыбнется удача, и он найдет среди залежей хлама хоть что-то интересное. Стараясь больше не думать о том, что оставил за спиной, Пабло наклонился и осторожно извлек из недр шкафа первый попавшийся том. Рассчитывать сейчас он мог только на собственное везение: чтобы изучить всё содержимое этих полок, потребуется не одна неделя, а регулярно сюда наведываться… Пабло боялся, что уже после пары визитов тронется умом.

Обложка книги была испещрена мелкими непонятными значками. Мужчина придвинул кресло поближе к окну и осторожно отодвинул пыльную бархатную занавеску, впустив в комнату немного света. Теперь он мог читать… если бы было что, но увы – Пабло не понимал ни слова. Он попытался расшифровать этот текст, припоминая все методы, о которых когда-либо читал, но безуспешно. Язык имел явно не человеческое происхождение. Вдобавок он почувствовал, что безумно устал. Вдыхать густой, пропитанный едкими запахами воздух становилось все труднее, лёгкие горели от недостатка кислорода. Пабло снова перевел взгляд на бумагу: значки прыгали перед глазами, сливались в бесконечную вязь, и он обессиленно опустил веки. Сейчас он соберётся с силами, вернет книгу на место и прекратит свои попытки копаться в прошлом губернатора…

– Ксавьер!

Пабло вздрогнул от резкого окрика и едва не выронил нож. Нож?! Пальцы ещё крепче впились в массивную красноватую рукоятку, он торопливо огляделся. Комната, пропитанная затхлым дурманом, растворилась, словно её и не было. Он стоял посреди огромного зала, и в паре шагов от него пол обрывался в казавшийся бездонным тоннель. Колодец, догадался Пабло. Он узнал это место – отсюда под глухое бормотание обезумевшей толпы у него забрали Барбару. Но сейчас священный колодец выглядел иначе: прорубленный в полу ход в море, лишенный массивных каменных пластин, фиксировавших стены. Вокруг плотными рядами теснились сектанты – знакомый фанатичный блеск в рыбьих глазах, уродливые, сдвинутые наверх накладные лица, беспорядочные молитвенные выкрики. Чья-то скользкая рука сжалась на плече. – Только не говори, что ты передумал.

– Что происходит?! – неожиданно высоким голосом вскрикнул Пабло и тут же понял, что вместо панического вопля прозвучало спокойное «Не торопи меня». Он держал в руке ритуальный нож. Предмет обладал непропорционально тяжелой рукояткой и тонким, словно перо, лезвием, по которому бежали лозы орнамента. Рядом стоял священник в ниспадавшем мокрыми складками одеянии и с золотым обручем, венчавшим деформированную, скошенную назад голову. Пабло невольно шарахнулся назад, но ноги будто приросли к полу. Сознание рвалось на части. Он был спокоен, он наслаждался своей властью, и золото в руке просило крови. – Ухия… где Ухия?

Она сейчас его спасение из этого кошмара. – Ты сам велел ее не приводить. Ксавьер, ты пьян.

– Почему ты меня так…

… называешь? Пабло медленно, словно предвкушая предстоящее зрелище, развернулся всем корпусом и оказался нос к носу с закованным в цепи обнаженным человеком. Губы невольно растянулись в плотоядной ухмылке. – Личная месть? – поддразнил священник. Пабло с любопытством рассматривал пленника: тот был ещё совсем молод и, вероятно, привлекателен для женщин. Ладно сложенное мускулистое тело, чистые черты лица… Ксавьер легко чиркнул лезвием по сгибу локтя, нож окрасился кровью. Толпа одобрительно завопила: начало было положено.

– Что-то в этом роде, – кивнул мужчина, наблюдая, как алое пятно расползается по влажной коже. Фокус этого ножа был предельно прост – рукоятка словно сама направляла невесомое лезвие, собственной тяжестью вгоняя его в податливую плоть.

– Ох смотри, играешь с огнем…

Ксавьер нетерпеливо отмахнулся и резко вскинул руку. – Йа! Йа! – и в ответ послушно взвыли десятки глоток. – По-твоему, я должен терпеть?

Они могли спокойно переговариваться, стоя на значительном расстоянии от ревущей толпы. Ксавьер снова повернулся к обездвиженному человеку. – Ты думал, я не узнаю о твоих визитах к моей жене?

– У тебя их и так… четыре… отпусти Маргариту, – пленник дернулся и облизал пересохшие губы. – Любая женщина деревни может быть твоей. А мы… любим друг друга.

– Рад за вас, – губернатор задумчиво прикусил кончик ножа. Лезвие коснулось губы, тонкая струйка крови поползла по желобку орнамента. Ксавьер вытер нож, продолжая рассматривать человека. – Вот этим ты ее любишь? – быстрое движение пальцев по животу, вниз к паху, Ксавьер с силой сжал в кулаке вялый небольшой член – и полоснул ножом. Хлынула кровь. Священник, ещё сильнее выкатив рыбьи глаза, с отвращением сплюнул на пол:

– Дьявол…

Отшвырнув в колодец окровавленный ошметок кожи, губернатор выхватил из-за пояса рыбацкий тесак и с силой всадил оба лезвия в живот потерявшего сознание человека, дернув их вверх, оставляя длинные сквозные раны. Обмякшее тело приподнялось, Ксавьер удовлетворенно оскалился – и сквозь гул в ушах услышал глухой звук падающего тела. Выдернув ножи, он резко обернулся и увидел лежащую на полу женщину. Словно она вырвалась из толпы и бежала к нему. – Кто ее сюда впустил? – пастор предостерегающе сжал его предплечье. Ксавьер выдернул руку, лезвия ножей зазвенели по полу. – Маргарита! – рёв раненого зверя выдернул Пабло из забытья.

Он распахнул глаза и снова едва не задохнулся, судорожно втянув ноздрями гнилой воздух. Перед ним, опираясь на палку, стоял старый губернатор. Немигающие глаза тускло поблескивали из-под складчатых век, скользкий провал рта растянулся в неком подобии улыбки. – В тот день она хотела мне сказать, что ждет ребенка, – проскрипел Ксавьер, не отводя взгляда. – Приятно было снова увидеть мать, а, Пабло?

– Ты… ты…

– Ступай к Ухии, – оборвал старик и, забрав книгу, поковылял к шкафу, чтобы вернуть её на место. – Я сегодня не в настроении.

Пабло решил не спорить. Он поднялся на ноги, ощущая дрожь во всём теле, покосился на сгорбленную спину Ксавьера. Тот, безусловно, был в курсе ужасных видений, что породила мертвая, прогнившая атмосфера этой комнаты, но обсуждать их не собирался, да и, похоже, проникновение в собственные владения воспринял как нечто предсказуемое. На негнущихся ногах покидая кабинет, Пабло оглянулся у двери: Ксавьер, сняв лицо, спокойно прилаживал его на плетёный каркас. Он определенно не был удивлен… и это казалось ещё более пугающим.

========== Глава 3 ==========

1

Из дневника Пабло Камбарро

Боясь оглянуться на оставшиеся позади темные двери в свете чахлой лампочки, я сбежал по лестнице вниз и, распахнув двери, очутился на террасе, выходящей на задний двор. Ужас происшедшего подгонял меня, до предела обострив все реакции. Там, наверху, остался безумный монстр, чьи руки, казалось, мгновение назад сжимали тонкий нож. Я смотрел на происходящее его глазами, его мысли вливались в мои, и – теперь я боюсь за свой рассудок – я знал, что только моя мать отвлекла его от ужасной расправы, уготованной им этому несчастному человеку. Я уже заранее чувствовал, как его сильные пальцы раздвигают края сквозной раны, потроша жертву, словно рыбу, как он вытягивает скользкие окровавленные внутренности и с торжествующей ухмылкой бросает их в колодец, чтобы раздразнить таящееся там Нечто. Ничего этого не было, но я знал, что только случайность изменила ход событий.

Страшнее всего было то, что я чувствовал себя причастным к этому гнусному обряду, причастным к убийству. Это давило на мое сознание, и я, не отдавая отчета в своих действиях, словно лунатик, мчался по городу, стремясь как можно скорее добраться до единственного человека, способного хоть как-то облегчить мои страдания. Я был на грани. Даже сейчас я не уверен, что пишу эти строки, находясь в здравом уме. Я бежал, инстинктивно стараясь избегать оживленных улиц, глухими заброшенными кварталами, и всюду меня преследовал густой гнилостный дух, спертый неподвижный воздух, рождающий видения, которые человеческий мозг не в силах вынести.

Солнце, проглядывающее из-за тяжелой завесы облаков, было ещё достаточно высоко, когда я неистово забарабанил в дверь пастора. Думаю, мой вид в тот момент был поистине ужасен, потому что во взгляде Хорхе, открывшего мне, я прочитал тревогу за мое душевное состояние. Быстро оправившись от первого потрясения, он жестом велел мне войти и закрыл дверь.

– Я… я убил его, Хорхе, понимаешь? Сначала… ножом, выбросил в колодец… – ноги больше не держали меня, и я рухнул на четвереньки на деревянный пол, безуспешно пытаясь отдышаться. Картины безумного видения нахлынули с новой силой и в ужасающих подробностях. Я слышал требовательный плеск из колодца. Рыбомордый урод в золотой тиаре вышел вперед, заслоняя меня от толпы, когда я, окончательно потеряв человеческий облик, кромсал ножами теплую плоть.

Хорхе потряс меня за плечо. Он говорил что-то успокаивающее, что я не понимал слов. Опершись на его руку, я с трудом поднялся и, доковыляв до невысокой скамейки в углу, мешком повалился на нее. Присутствие священника, которому я доверял, немного ослабило власть чужой памяти, я начал постепенно приходить в себя. Хорхе ждал, даже мое сумбурное признание в убийстве не вывело его из равновесия. Он не задавал никаких вопросов, пока я не оправился достаточно, чтобы связно изложить то, что пытался донести, задыхаясь, в первые минуты.

Я рассказал о своем тайном визите на этаж Ксавьера, о древних книгах и рукописях на непонятном языке, в беспорядке сваленных в шкафу, о том, как отравленный воздух комнаты спровоцировал безумные видения. О колодце и растерзанном человеке и, наконец, о своей матери. Хорхе слушал, изредка задумчиво кивая. Казалось, описываемые мной события были для него не новы. – Я знаю эту историю, – наконец тихо произнес он, избегая смотреть мне в глаза. – Для Ксавьера сбрасывать в колодец личных врагов было вполне обычным делом. Даже если они уроженцы Имбоки и верные слуги Дагона.

Я застыл как громом пораженный. Если человеческие жертвы в этой дьявольской секте были хотя бы объяснимы, то в отношении единоверцев этот обряд вряд ли поощрялся даже жестоким рыбьим богом, которому они поклонялись. – А… тот, кто таится в колодце? – неуверенно спросил я, снова невольно вспоминая плеск чего-то огромного в тёмной воде. Тот, кто забрал Барбару. Разверстая пасть с тянущимися непонятно откуда плетьми щупалец и огромным, хищно вращающимся в своей орбите глазом. Хорхе покачал головой.

– Это Посланник. Он приходит, чтобы забрать жертву для нашего бога. Среди стариков ходят слухи, что щупальца и все, что поднимается над водой, – это не самое ужасное в его облике. Но тех, кто видел его полностью, уже нет с нами. О Посланнике можешь меня не спрашивать, я знаю не больше твоего.

Неожиданно меня поразила странная догадка. Ещё в годы своей учебы в Мискатоникском Университете я, пользуясь своей репутацией прилежного студента, провел однокурсника в закрытую секцию университетской библиотеки. Содержание книг, которые он брал, заставляло меня, невольного свидетеля, холодеть от ужаса. Но приятель мой, всерьез интересовавшийся оккультными знаниями, с затаенным благоговением рассказывал о существах, стоящих у начал Вселенной и породивших сам феномен жизни не только на Земле, но и на множестве других небесных тел. Подкрепленный цитатами из зловещих томов рассказ против моей воли отпечатывался в памяти.

Под конец нашего визита я увидел толстую растрепанную книгу, наполовину рукописную, снабженную такими иллюстрациями, что порой я отворачивался, не в силах представить даже возможность существования подобных существ. И именно там, на изъеденных временем страницах, говорилось о Пороге и о его жутких обитателях, не нашедших места в своем мире порождениях слепого Азатота. Автор рукописи, некий араб – то ли безумец, то ли мудрец – именовал их Укрывшимися в Тени. Только могущество Стражей Порога, писал араб, сдерживает первобытную ярость этих созданий, отверженных, вечно голодных и готовых явиться на первый же зов. Только тот, кто обладает глубокими знаниями, сможет подчинить вызволенную тварь, но безумец, выпустивший ее за Порог по неопытности, будет пожран древним хаосом. Я неожиданно понял, что, будучи в памяти Ксавьера, откуда-то знал об этих существах. Знал, кто они, как выглядят и… как их вызывать.

Я поделился своими соображениями с Хорхе, но тот только покачал головой. – Море – стихия Дагона. Порождения Порога отвратительны ему не менее, чем обитателям прочих миров. Я не читал книгу, о которой ты говоришь, но читал другие. Мы молимся Дагону, и наш бог справедлив. Он забирает жертвы и посылает нам рыбу и золото. Мы живем под его благословением, и держать в услужении демона Порога означало бы навлечь на себя неминуемый гнев моря.

Несмотря на возражения моего друга, эта идея не казалась мне такой уж абсурдной. Когда речь шла о Ксавьере, я мог допустить что угодно. Однако я не стал спорить и поднялся, собираясь уходить. Разговор со священником принес мне некоторое облегчение, хотя мысль о том, что мне придется снова возвращаться в особняк, вызывала предательскую дрожь в коленях. – Идем, я провожу тебя, – Хорхе набросил на плечи свою длинную хламиду, и мы вышли на улицу. – Мне нужно к одному старику в восточный квартал. Завтра он хочет покинуть нас и уйти в море.

– Исповедуешь, – понимающе улыбнулся я, отмечая про себя, что и эти человекоподобные амфибии, собираясь покинуть этот мир, нуждаются в священнике.

– Что-то в этом роде, – рассеянно кивнул Хорхе, думаю, значение термина «исповедь» было ему знакомо из книг.

Пастор жил в одном из прибрежных, достаточно чистых по здешним меркам кварталов. Мы пересекли главную улицу, ведущую к морю, и направились в центр. Здесь, неподалеку от площади, высился особняк губернатора. В одном из переулков, мимо которых мы проходили, царило необычное для этой выродившейся деревни оживление. Невольно заинтересовавшись, я замедлил шаг и оглянулся, спустя несколько минут уже жалея о своем любопытстве. – Лица! Лица! – несся над переулком резкий, надрывный женский голос, обладательница которого была скрыта от нас широкими спинами зевак.

– Что «лица»? – я непонимающе моргнул и оглянулся на своего спутника, надеясь получить объяснение, но тут высокая, неестественно-гибкая женщина вынырнула из толпы и заскользила к нам. – Святой отец, не побрезгуйте! Молодой хозяин, – это уже мне, – прошу покорнейше! – женщина приблизилась, и я, к своему ужасу, рассмотрел на её плечах некое подобие коромысла, усеянное мелкими крючками, на которых болтались, словно маски для безумного карнавала, человеческие скальпы. С глазниц и линии шеи у некоторых ещё сочилась кровь. В памяти вновь мелькнула дьявольская коллекция Ксавьера, и я с трудом сдержал вопль ужаса. Заметив мою реакцию, священник нетерпеливо отмахнулся:

– Потом, Тира, потом! – и, схватив меня за локоть, потащил прочь. Торговка снова юркнула в переулок. Эти чудовищные головные уборы я видел достаточно часто, но сам факт того, что они ещё и продаются, парализовал мой разум новой волной ужаса.

– Так вот откуда он их берёт… – наконец переведя дыхание, смог выдавить я. Хорхе этот вывод, казалось, позабавил, хотя он и старался этого не показать, видя мое смятение.

– Нет, что ты. Это для бедных. Ее сын – кладбищенский сторож в соседнем городе. Не думаешь же ты, что наш дорогой губернатор настолько скуп?

Зазывающие выкрики Тиры, доносившиеся из переулка, дополняли общую картину безумия этой деревни. Иногда я чувствовал, что противиться ему у меня уже не осталось сил. Ради блага человечества Имбока должна быть стерта с лица земли. Теперь, осознав это, я преисполнился мрачной решимости. Довольно прятаться и плыть по течению, я никогда не стану таким, как они. Пусть я рождён от монстра, но я рождён человеком и должен действовать. Заметив перемену в моем настроении, Хорхе недоверчиво покачал головой. – Что бы ты ни задумал, для твоей же безопасности постарайся не вспоминать об этом, когда будешь в особняке.

– Ты думаешь, они способны прочитать мои мысли? – внезапно я вспомнил огромные глаза Ухии, ее манящий взгляд и тихое одурманивающее пение. Вряд ли опасения пастора так уж беспочвенны. Я кивнул, намереваясь приложить все усилия, чтобы оградить свои планы от постороннего вмешательства. Единственное, что меня беспокоило, – это моя беззащитность перед чарами Ухии во время сна.

Однако эта и последующая ночь прошли без происшествий. Ни Ухия, ни её отец не пытались каким-либо образом воздействовать на мое сознание, я же, стремясь дополнительно обезопасить себя, незаметно для жены вставлял в уши собственноручно сделанные затычки. Временное затишье закончилось так же внезапно, как и началось.

Я проснулся посреди ночи от собственного дикого крика. Боль, адская боль, словно какое-то существо царапалось извне в мою черепную коробку. Я не мог противостоять ему ни во сне, ни наяву и чувствовал, что рано или поздно оно прорвется. Ухия, по-змеиному отталкиваясь щупальцами, появилась откуда-то со стороны окна, её испуганное лицо, казавшееся неестественно бледным при свете луны, вернуло меня в реальность, я, словно утопающий, вцепился в её руку. – Что-то… царапает, давит… как это остановить?! – свистящим шепотом выдохнул я, прижимая пальцы к виску. Мозг разрывался от боли. Словно кто-то пытался проникнуть в мое сознание и занять мое место.

– Я… не знаю, что это! – растерянный голос Ухии отозвался новой порцией боли. Она что-то забормотала, сфокусировав бессмысленный взгляд на моем лице, теперь мое сознание стало ареной борьбы двух неведомых сил. Монотонная галиматья, состоящая из слогов наподобие «н’гаа» и «н’гарх фаат-аг», длившаяся, казалось, бесконечно, неожиданно завершилась гневным вскриком «Йа! Дагон!» – и я почувствовал невыразимое облегчение. Существо, рвавшееся извне, отступило, явно разочарованное, но, что странно, несмотря на причиняемую мне боль и неприятие самого факта проникновения в мое сознание, я не ощущал исходящей от него враждебности. На мгновение мне показалось, что это поняла и Ухия, и её взгляде мелькнуло выражение странной досады.

Последующие несколько страниц оказались вырваны неизвестной рукой, и об их содержании остается только догадываться. Дальнейший текст представляет собой сумбурные и местами бессмысленные записки человека, мучимого сильным нервным напряжением.

Провалы в памяти. Я не помню, что делал несколько часов назад, но почему-то помню события столетней давности. Это не похоже на обычное сумасшествие, то, что происходит со мной, в разы хуже. Я вижу старую, ещё довоенную Имбоку, вижу собственную лабораторию в горах. Уцелела ли она? Древние рукописи, как будто я разложил их по полкам только сегодня. Кто я? Покажись мне. Знания о мире – лучше бы я оставался в неведении. Мне известно о прошлом Имбоки гораздо больше, чем большинству ныне живущих. Лаборатория в горах! (Эти слова были подчеркнуты с такой силой, что сломался грифель карандаша). В руках безумца она сослужит миру плохую службу. Мои мысли больше не принадлежат мне.

Ухия избегает меня. На этаже Ксавьера постоянно какое-то движение, странные звуки, скольжение чего-то тяжелого. Я должен действовать!

2

Сырая октябрьская ночь, пропитанная гнилостным рыбным запахом, тяжело опустилась на деревню. Ветер принёс к побережью настоящий шторм, и теперь мутные валы бросались на ближайшие к морю кварталы, словно угрожая смыть их с лица земли. Имбока погрузилась в серую мглу. В эту терзаемую непогодой ночь два путника покинули пределы деревни.

Горы, отделявшие Имбоку от остальной части материка, при взгляде с высоты напоминали невероятно старый рубец на теле земли. Их лысые вершины давно раскрошились под влиянием ветра, а растительность, обрамлявшая уродливые проплешины, в основном состояла из мелких реликтовых деревьев, стволы и ветви которых переплелись в непроходимую сеть. У жителей имбокской общины этот бурелом не пользовался особой популярностью, и склоны гор оставались пустынны даже во времена расцвета деревни. Однако, несмотря на пугающую безлюдность этой обширной территории, в самую чащу приземистого переплетенного леса устремлялась ухоженная дорога с ещё свежими следами автомобильных шин на мягкой после дождя земле.

Автомобилей в Имбоке было всего три, и два из них – грузовики – не проходили по ширине. Мужчины понимающе переглянулись и, не говоря ни слова, свернули с дороги в лес: осторожность была сильнее стремления передвигаться с комфортом. Стараясь производить как можно меньше шума, они продирались сквозь глухие заросли, дорога, змеившаяся в лунном свете, служила прекрасным ориентиром. Строить любые догадки о её предназначении сейчас, посреди свистящей непогоды и конвульсивно кривящихся деревьев, было по меньшей мере безрассудно. А дорога, расчищенная, испещренная многочисленными колеями одних и тех же колес, манила в самое сердце чёрной паутины сплетенных ветвей.

– Я видел это место. Во сне, – внезапно тихо произнес шедший чуть впереди Пабло. Лес вставал в его памяти ещё живым, прогнившие черные остовы, обступавшие путников, являлись лишь карикатурой былых лет. Священник, двигавшийся поодаль, неопределенно пожал плечами и привычным жестом втянул перепончатые кисти в длинные рукава рыбацкой куртки. О проявлениях чужой памяти Хорхе читал достаточно, чтобы постигнуть суть этого феномена, однако о том, чья именно память сейчас направляет его друга, предпочитал не думать. Сопровождая Пабло в этой погоне за фантомами, предусмотрительный священник готовился к худшему: чей бы разум ни вел новоявленного наследника, им противостоял Ксавьер – непредсказуемый, опасный и черпающий силу из неведомых глубин демон Имбоки.

Луна в очередной раз вышла из-за облаков, и призрачный свет скользнул среди мертвых ветвей. – Почему ты помогаешь мне? – чуть задыхаясь от долгого подъема, спросил Пабло, на мгновение обернувшись, чтобы увидеть лицо своего спутника. Пастор тихо фыркнул и тут же снова посерьезнел.

– Я принадлежу к племени, пришедшему из моря, я служу нашему богу – и я считаю, что клан Камбарро должен быть уничтожен. Между богом и его паствой не должно быть таких посредников.

Пабло задумчиво кивнул и снова двинулся вперёд. Он так и не привык причислять себя к семейству губернатора. Дорога, круто уходившая вверх на протяжении последней сотни метров, неожиданно обрывалась. Для автомобиля дальше пути не было. Путники переглянулись и снова поняли друг друга без слов: следовало искать вход под землю. Пабло беспокойно замотал головой и стиснул виски пальцами. – Здесь есть дверь… есть… дверь… есть… – беспорядочное бормотание сменилось полусонным шепотом, Хорхе резко встряхнул своего напарника за плечи.

– Покажи мне дверь. – А разве Он не показывал тебе? – ощерился тот, что теперь говорил голосом Пабло Камбарро. – Разве Он не доверился твоим знаниям?

Хорхе резко отдернул руки. – Кто ты? Кто впустил тебя?

Пабло тихо рассмеялся и, приглашающе взмахнув рукой, скрылся среди деревьев. Священник торопливо последовал за ним. От безвольного и довольно трусливого сына губернатора не осталось ничего, кроме внешней оболочки, таинственный визитер уверенно мелькал среди деревьев и под конец исчез в темном провале, искусно скрытом горизонтально лежащей на небольшой земляной насыпи дверью. Всего на мгновение Хорхе оглянулся назад. Он знал, что придется столкнуться с неведомым, и сейчас таинственные глубины подступили совсем близко. Далеко внизу продолжало бушевать море.