355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Глиссуар » Северные истории. Книга II (СИ) » Текст книги (страница 4)
Северные истории. Книга II (СИ)
  • Текст добавлен: 2 апреля 2022, 05:04

Текст книги "Северные истории. Книга II (СИ)"


Автор книги: Глиссуар



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава 3

В распоряжении лорда Вильморта Фержингарда находились, кроме Кейремфорда, шесть крепостей, каждая из которых выглядела величественнее, чем половина родовых замков на Севере, и дюжина действующих сторожевых башен. Когда-то – в лучшие для династии и весьма далекие годы – крепостей насчитывалось тринадцать, одни из них были потеряны в многочисленных войнах с соседями, другие – в куда более продолжительном, но от того не менее жестоком противостоянии с Севером. Раньше, когда лорд Вильморт был еще молод и не обременен семейными узами, блуждать в развалинах старинных крепостей было его любимым занятием в теплые месяцы. Но теперь он был семейным человеком, связанным заботой о жене, детях и внучатом племяннике, и потому не мог позволить себе покидать замок более чем на несколько дней. Впрочем, от ежегодных смотров своих владений это его не освобождало.

Земли Фержингардов были обширны, но скудны и мало заселены. В лучшие годы лорд едва мог призвать на свою службу восемь сотен воинов для охраны всех своих укреплений, хотя обычно набиралось не больше шести. На службу отбирался каждый десятый из способных держать оружие, и таким образом, любой лорд на Севере всегда знал, сколько в его землях взрослого мужского населения, но лорд Вильморт Фержингард был первым, кто заинтересовался численностью женщин и детей. Ему было интересно, сколько детей рождается каждый год, сколько из них умирают и по каким причинам. Несколько лет назад он посылал одного из сыновей своего кастеляна в деревню, чтобы тот нашел там десять женщин и расспросил об их детях. Но сыну кастеляна было от роду восемнадцать лет и с замужними женщинами ему поговорить так и не удалось, кроме одной старухи, благополучно просватавшей ему свою внучку. Подсчет населения лорд Вильморт решил отложить до лучших времен и вернуться к более насущным делам.

Крепость Вилькелль, самая крупная и значимая из шести, располагалась на реке, по которой проходила граница земель Фержингардов и Нертонов. В былые времена часто воевали, поэтому считалось само собой разумеющимся, что гарнизон Вилькелля насчитывал в любое время года полторы сотни человек, то есть намного больше, чем в самом Кейремфорде. Рядом с крепостью, под ее защитой, расположилась деревня в пять десятков хозяйств – крупное по северным меркам поселение, которое вполне можно было назвать процветающим, в немалой степени – усилиями лорда Вильморта. За последние лет пятнадцать деревня потихоньку разрасталась, но, как казалось лорду Вильморту, слишком медленно и незначительно. Приезжая каждый год в Вилькелль, лорд высматривал, не прибавилось ли в деревне новых домов, но обычно находил, что ничего не изменилось. А между тем у него были поистине грандиозные планы на эту деревню.

Очередное посещение Вилькелля в конце осени поначалу было обычным. Лорд Вильморт прибыл глубокой ночью, уставший, так как ему пришлось пересечь за двое суток все свои владения с востока на запад, в сопровождении двоих гвардейцев. Он был лордом уже тридцать лет, и ко многим его странностям подданные уже успели привыкнуть – к гвардейцам, не нуждающимся в пище и отдыхе, в том числе. Несмотря на поздний час, он потребовал себе горячий ужин и ванну и только после этого отправился спать. Спал он, впрочем, как всегда плохо.

Утром, проснувшись с уже привычным непреходящим чувством усталости, лорд Вильморт первым делом отослал мальчишку, который должен был ему прислуживать, выразив желание одеться самостоятельно и в одиночестве. Чужих прикосновений он не любил, к тому же избегал демонстрировать посторонним знаки на своем теле. Одежду, соответствующую случаю, он выбрал заранее и привез с собой: теплый длиннополый дублет из темно-фиолетового бархата, скупо украшенный серебряной вышивкой, черные бриджи, мягкие кожаные сапоги с пряжками на голенищах – все в меру торжественное, но не новое, чтобы показать, что он переоделся с дороги, но не в самое лучшее. Лорд Вильморт любил носить длинные мантии с широкими рукавами и по возрасту вполне мог себе это позволить, но не по статусу – такая одежда, сковывающаяся движения и одновременно подчеркивающая особое влияние своего владельца, полагалась либо мастеру-книжнику, либо благородному мужчине, чьи сыновья уже вошли в пору зрелости. Мантия символизировала власть, основанную не на физической силе, а на мудрости и опыте. У лорда Вильморта не было взрослых сыновей, наследников, которые укрепили бы его положение. Ему всегда приходилось полагаться только на себя.

Закончив одеваться, он критически осмотрел себя при помощи полированного металлического зеркала. Он не часто задумывался о том, каким видят его другие люди. При близком рассмотрении почти неуловимые изменения, коснувшиеся его лица, становились заметны – кожа истончилась и приобрела пергаментно-желтоватый оттенок, черты лица заострились, в то же время как бы обезличивая и сглаживая возраст. Десять лет назад он еще был похож на себя самого в молодости, теперь уже нет. И вряд ли какая-нибудь юная девушка влюбится в него такого. Впрочем, теперь это уже не важно – та единственная женщина, чья любовь была ему нужна, и так уже принадлежит ему.

«Я должен это выдержать», – твердо сказал лорд Вильморт своему отражению. День готовил ему тяжкое испытание.

Завтракал лорд Вильморт с комендантом Вилькелля и заодно выслушивал его отчет. В том, что все в полном порядке, лорд не сомневался – комендант крепости прекрасно справлялся со своими обязанностями и заслуживал всякого доверия. А всего-то стоило казнить двух предыдущих…

– Что нового в деревне? – спросил лорд. Можно было бы вызвать к себе старосту деревни и расспросить его, но какой смысл, если комендант и так в курсе всего. На самом деле, ничего интересного для лорда Вильморта в деревне произойти не могло, но нужно было вывести разговор в нужное русло. Ему пришлось терпеливо выслушать череду историй о неизвестных ему людях, которые за последний год успели: кто жениться, родить детей или увеличить поголовье свиней, а кто не вернуться с охоты или попросту умереть на старости лет, и тем оставить след в скучной и размеренной жизни деревни.

– Сколь много всего произошло с моего прошлого визита… – задумчиво проговорил Фержингард. – Хороший господин не должен забывать о нуждах и бедах своих подданных. Скажи старосте, что сегодня я приму всех, у кого есть ко мне дела. Все, кто хочет просить у лорда помощи или справедливости, пусть приходят до заката.

Лорд Вильморт ненавидел это делать. Люди утомляли его. Он даже не представлял, сколько всевозможных проблем и несчастий гложут обычных людей каждый день, и лишь благодаря мрачным слухам о его персоне, желающих поделиться своими горестями было не больше, чем он мог бы выдержать за день. Кастелян сказал старосте деревни, что лорд готов выслушать своих подданных, и они начали приходить, едва Вильморт закончил завтракать, и продолжали до самого заката. Только тех, кого лорд Вильморт не выставил сразу – а выставлял он пришедших с жалобами на соседей – он насчитал не меньше двух десятков. В основном приходили просить денег. Река прокормить такое большое поселение, конечно же, не могла; позволить себе держать скот могли далеко не все, а выращивать что-то кроме репы и бобов не позволял климат. Кроме того, вблизи Вилькелля не охотились – лес был нехороший. Так лорд Вильморт Фержингард узнал, что в любой деревне всегда кто-нибудь голодает, причем не только весной. Денег лорд Вильморт никому не раздавал, считая, что милости, полученные даром, развращают людей. Почти всех просителей он направлял на созданную им же ремесленную мастерскую по производству пеньковой бумаги, где уже работало около дюжины работников. Но лорд Вильморт, скупавший всю изготовленную ими бумагу, решил, что вполне можно увеличить количество работников вдвое.

Первой к лорду, как ни странно, пришла молодая женщина. Женщине, чтобы вот так прийти и обратиться к лорду, нужно было оказаться в действительно отчаянном положении. Ее история была обыкновенной до отвращения – соблазнилась на обещания и рассказы заезжего южного торговца о чудесных теплых краях, где розы и виноград растут у каждого дома, торговец уехал со своим караваном, не взяв с собой; семья от девушки отказалась, и замуж, естественно, никто не берет…

– Иди работать в мастерскую, – посоветовал Фержингард, едва дослушав ее. – Там тебе найдут место, чтобы спать, и будут деньги на еду, теплую одежду и все, что тебе еще нужно.

– Но я не могу работать в мастерской, милорд! – воскликнула та. – Я ведь женщина!

«Тогда иди и спи с солдатами за деньги», – думал Фержингард, изо всех сил стараясь сохранить терпение.

– Назови свое имя, и я напишу записку мастеру, чтобы взял тебя работницей и платил тебе, как если бы ты была мужчиной, – бумага и чернильный прибор уже лежали перед ним на столе, Фержингард быстро вывел несколько слов и отдал бумагу женщине. – Возьми, покажешь ее мастеру. Ты понимаешь, что это такое? Здесь моя подпись, это значит, мастер сделает так, как здесь написано. Нет, дуреха, тебе ничего читать не нужно, только показать эту записку мастеру, он сам ее прочитает! Ты все поняла? Эта бумага – вторая в твоей жизни ценность после девственности, не вздумай потерять еще и ее.

Спустя несколько ничем не запомнившихся просителей пришел юноша лет двадцати – по возрасту ему давно пора была жениться, но семья не могла собрать выкуп за невесту. В семье их было три брата, а единственная сестра, которую можно было бы обменять на невесту для старшего, умерла двенадцати лет от роду. Одной из древних обязанностей лорда было посредничество при помолвках, поэтому отказать юноше в помощи лорд Вильморт не мог.

– Я дам тебе золото сейчас, чтобы ты мог жениться, но за это кто-то от твоей семьи должен пойти на службу вне жребия сроком на пять лет. Не сейчас, а через несколько лет, когда твоим братьям исполнится по шестнадцать, а у тебя появятся хотя бы двое детей. Можете договориться, кто из вас пойдет служить, или разделить этот срок между вами тремя. Согласен?

К счастью, парень попался сообразительный и умел считать, поэтому лорду пришлось разъяснять ему все условия не больше трех раз. Убедившись, что взаимопонимание достигнуто, Фержингард достал из кошелька на поясе блестящую, недавно отчеканенную полновесную монету из бледного золота и вручил юноше. Видимо, тот все же видел когда-то золото, потому что рассматривал монету недоверчиво.

– Это золото, – заверил его Фержингард. – Просто оно другое, особое. Как вантерская сталь – тоже сталь, только особая. Можешь требовать красивую невесту за такую монету.

– За рекой не возьмут, – скептически помотал головой юноша.

– Ты видишь, чей герб на ней отчеканен?

– Ваш, милорд.

– Это значит, эта монета имеет ценность во всех девяти землях.

– И у Нертонов?

– И у Нертонов, – устало подтвердил лорд Вильморт.

Воображение деревенского парня явно не позволяло осмыслить, что такое девять земель – в лучшем случае, он знал имена нескольких северных лордов – ближайших соседей своего господина – и мог слышать что-то о Верге. Но лорд Вильморт знал, какой аргумент точно убедит любого.

– Половину выкупа за свою жену я отдал бледным золотом, и лорд Эстергар принял его, – с легкостью солгал он. Чертов упрямец Ретруд от неизвестного ему металла отказался, пришлось переплавить почти все, что в Кейремфорде было золотого, кроме самых необходимых для ритуалов предметов…

Когда парень ушел с его монетой, лорд Вильморт почувствовал потребность сделать перерыв в общении с подданными. Он явно переоценил свои душевные силы, понадеявшись выдержать такое количество просителей без помощи дратхи. Приказал подать ему кувшин подогретой дратхи, сыра, сала, пареной репы с чесноком и зеленью и в течение часа никого к нему не пускать.

Он думал о том, как заключают браки простолюдины. Если невеста девственница и не безотцовщина, то за нее положено платить хотя бы одну золотую монету, даже если она уродлива лицом и нескладна, а если красива – то могут запросить и несколько монет. Когда одному из сыновей приходит пора жениться, родители достают из дальнего сундука заветную монету и посылают сына в другую деревню, откуда тот вскоре возвращается с невестой и без золота. Больше всего радовались те родители, у кого было сыновей и дочерей поровну, чтобы можно было безо всякого убытка переженить всех детей. В семье, где много сыновей, родители женили только старшего, а младшие обычно или добывали выкуп на своих невест сами, поступая на службу к лорду, или брали себе женщин, за которых выкупа не полагалось – вдов, больных, незаконнорожденных и даже опозоренных. Или… не женились вовсе. Лорд Вильморт задумался: сколько таких юношей и молодых мужчин, кто не могут собрать выкуп, но не согласны довольствоваться, кем попало? И сколько, должно быть, хороших девушек, вынужденных выбирать между безбрачием и позором?

Лорду Вильморту хотелось, чтобы в его суровых и негостеприимных владениях обитало больше людей. Для этого нужно было сделать так, чтобы больше молодых людей вступали в брак и рожали детей, чтобы больше юношей привозили себе невест из владений других лордов и меньше девушек покидали родные земли. Самое простое и очевидное решение пришло к лорду Вильморту, когда опустела треть кувшина – требовалось всего лишь запретить родителям отдавать своих дочерей за чужаков. Правда, для этого нужно позаботиться, чтобы девушки таким образом не оставались без мужей…

Пришедшая вслед за юношей женщина, рассказав свою историю, тем натолкнула лорда Вильморта на некоторые соображения. Женщина рассказала, что ее муж умер от морозной гангрены два года назад и с тех пор она осталась одна с четырьмя дочками, из которых три уже достаточно взрослые для замужества, но никто не хочет платить выкуп, ведь если в семье невесты нет ни одного мужчины, то выкуп можно и не давать.

– Отвратительная подлость! – заключил Фержингард, дослушав рассказ о том, как старшую из дочерей пытались увезти от матери силой. – Если у невесты нет ни отца, ни брата, ни дяди, ни какого другого родича, то выкуп за нее уплачивается лорду, то есть мне. А если кто решит, что вправе взять девицу и ничего не заплатить – этот человек будет наказан как преступник. Я даю тебе слово позаботиться о твоих дочерях.

«Ярмарка – вот что нужно устроить. Наподобие тех, что приняты у южан, когда приходит время продажи скота. Кое-где на Севере так обменивают хряков-производителей, чтобы добиться более крупного и здорового приплода, значит, можно устроить то же самое здесь, в Вилькелле, только свозить не свиней, а невест всех возрастов из всех деревень, чтобы каждый мужчина мог выбрать себе одну по вкусу. Чтобы девушек-сирот сватали не их родители, а тот, кому я поручу это дело, и чтобы тут же женихам давали денег в отработку, если кому не хватит на понравившуюся невесту».

Дело оставалось за малым. Назначить подходящее для ярмарки время – это будет, разумеется, середина лета, разослать гонцов по деревням, не забыв и самые отдаленные, позаботиться, чтобы дорога до Вилькелля отовсюду была безопасной – лорд Вильморт мог гарантировать это! – и, наконец, назвать это все как-то иначе, не ярмаркой, чтобы девицы и их родичи ехали охотнее.

– Еще до следующей осени три твои старшие дочери будут замужем, – заверил женщину Фержингард. – Я сам буду их сватать, как если бы я был их родным отцом.

«Придется пойти на это, – убеждал он себя. – Хотя бы первый раз придется, чтобы завоевать доверие. Люди будут съезжаться, только чтобы посмотреть на это своими глазами. А уже на следующий год назначу кого-то другого, чтобы сватал ничейных девиц».

– Но не думай, что ты останешься совсем без всего, когда отдашь от себя всех дочерей, – успокоил женщину Фержингард и щедро отсыпал ей несколько серебряных монет из своего кошелька.

Приняв после женщины еще полдюжины человек, лорд снова почувствовал потребность в отдыхе. К тому времени кувшин с дратхой опустел уже на две трети. Есть больше не хотелось, хотелось побыть в тишине и спокойно довести до ума идею с ярмаркой невест. Конечно, раздавать деньги всем подряд Фержингард не собирался, но пожертвовать несколько десятков монет из бледного золота ради праздника вполне мог себе позволить. И, чтобы не прослыть жадным, вырученные за девушек-сирот деньги надлежит употребить на благое дело – например, пожертвовать, от щедрости своей, тем юношам, что точно так же остались без родителей и не могут найти ни золота, ни службы…

Кувшин опустел окончательно, начало смеркаться – у лорда Вильморта был готов еще один маленький фрагмент общего плана переустройства жизни на Севере – касающийся брака.

Самые интересные посетители начали приходить под вечер, будто опасались солнечного света. Закончились жалобы на безденежье, потерянную невинность, украденного поросенка и изрезанные сети, прохудившуюся крышу, измены и рукоприкладство мужа, просьбы заставить соседа заплатить выкуп за оскорбление или наказать обманщика.

Очередной посетитель был мужчиной крепкого телосложения, с густой русой бородой, незаметно, но изрядно поседевшей, с большими сильными руками, привычными к мечу и боевому топору. Лорд Вильморт не знал этого человека, но по одному взгляду на него понял, что перед ним воин. Мужчина говорил кратко, скрытно – случилось несчастье и теперь ему нечем кормить своих одиннадцать детей.

Лорд Вильморт невольно проникся уважением – целых одиннадцать детей! Лорд был готов предложить ему снова пойти на службу, несмотря на немолодой возраст, – он прекрасно видел, что стоящий перед ним мужчина все еще очень силен и таких, как он, не меняют и на полдюжины необученных юнцов. Но тот пришел просить о другом.

– Милорд, – тяжело проговорил он, словно принуждая себя к каждому слову, – мне нужно разрешение на охоту.

Прежде чем ответить, лорд Вильморт на несколько секунд прикрыл глаза, наслаждаясь этой минутой. Слухи наконец-то сделали свое дело.

– Я могу дать тебе такое разрешение, – торжественно сообщил ему Фержингард. – Как твое имя?

– Вольф.

– Не стой, Вольф, садись здесь, по левую руку от меня. Мой долг как лорда этих земель – дать тебе то, о чем ты просишь.

– Это только ради детей, – повторил Вольф с ожесточением в голосе. – Я должен кормить детей.

– Не оправдывайся, – мягко прервал его лорд Вильморт. – В этом нет ничего дурного. Каждый мужчина на Севере хоть раз в жизни да охотился, верно? Лес кормит всех нас, отчего бы нам бояться его?

Лорд Вильморт достал свой нож – самый обычный, какой носит с собой каждый мужчина вне зависимости от происхождения – критически осмотрел его, пожалев, что не взял с собой ни одного из своих особых кинжалов. Он не был уверен, что получится сделать необходимое обычным ножом – слишком обычным для такого дела.

– Вольф, твой охотничий нож сейчас при тебе? – спросил он, возвращая того к разговору. Вольф упорно смотрел куда-то мимо него, в глухую стену за плечом лорда. – Тот нож, с которым ты ходишь на охоту? Ведь он у тебя один?

– Один, милорд, – глухо отозвался Вольф.

– Так давай его сюда.

Один – это замечательно. Единственный – всегда значит особенный, пусть только для одного человека. И притом очень хороший – крепкий, с удобной рукоятью из потемневшей в желтизну полированной кости, с простеньким узором из завитков у торца. Лорд Вильморт убедился – действительно обыкновенные завитки и ничего лишнего, никаких символов, которые могут отвлечь…

– Вытяни руку, – скомандовал он. – Правую. Подними рукав. Выше, еще выше, до локтя.

– Только ради детей, – снова бестолково повторил Вольф.

Левой рукой – той, что в перчатке – Фержингард крепко прижал его запястье к столешнице и, взяв в правую охотничий нож, легким неотрывным движением вычертил на крепком загорелом предплечье Вольфа несколько символов, соединенных между собой в один.

– Готово. Вены не задеты, но перевяжи, – лорд бросил ему салфетку. – Теперь слушай меня. Это – не гарантия. В лесу нет никаких гарантий. Никто никогда не скажет тебе, что в лесу ты в полной безопасности. Ты можешь замерзнуть, заблудиться, сломать ногу, запнувшись об камень, не справиться с кабаном или попасться волку, медведю или другой неразумной твари, живой или мертвой – эти читать не умеют. Но те, что могут – увидят этот знак, прочтут его, как мы читаем буквы, и не тронут тебя. Вот что значит разрешение на охоту. Ты понял меня?

– Понял, милорд, – тот неотрывно смотрел на пропитавшуюся кровью салфетку, обвязанную вокруг предплечья. – Спасибо, милорд.

«Привыкнут, – подумал Фержингард. – Привыкнут так же, как отвыкли когда-то. Только нужно время».

– И еще кое-что, Вольф, – напомнил лорд, когда тот уже поднялся со скамьи, чтобы уйти. – Не обнимай и не целуй своих детей, отправляясь на охоту, не говори, что любишь их и что скоро вернешься. Иначе никакой знак тебе не поможет. Говори, что они ублюдки и ты уходишь от них навсегда. И пусть они кричат тебе вслед, чтобы ты убирался. Кричат одиннадцать раз, потому что одиннадцать детей – это одиннадцать причин не выпускать тебе из леса, понимаешь?

Пришедшая следом женщина смогла сделать то, чего лорд Вильморт никак не ожидал, а именно – расширила его представления о возможном. Женщину звали Гретхен. И ее имя лорд Вильморт запомнил, в отличие от всех остальных имен. Ей не могло быть больше тридцати с небольшим, но выглядела она по меньшей мере на пятнадцать лет старше. В руках у нее был обернутый в потрепанную овчину сверток с младенцем. Услышав ее рассказ, лорд сначала не поверил.

Гретхен родила шесть детей, из которых в живых оставалась только одна новорожденная девочка. Пятеро умерли от снежного поветрия, один за другим. Теперь у нее больше не может быть детей, и она боится за свое последнее оставшееся дитя.

– Так не бывает, – покачал головой лорд Вильморт.

Он побольше других знал о снежном поветрии и готов был ручаться – это сила из тех, что не выбирают. Север раз в год собирает дань – в первый день после конца лета, в предрассветный час, когда заканчивается последняя летняя ночь, под каждой крышей человеческого жилища одно живое существо с теплой кровью должно умереть. Не важно, какое именно – человек, собака, ворон или крыса, молодое или старое, здоровое или умирающее… Каждый год, неизбежно, в одно и то же время, одна смерть – не больше и не меньше. Поветрие – одно из тех явлений, с которыми проще смириться, принять их естественный ход и, конечно, не спать под крышей одному. Средство, чтобы защититься от поветрия, было, и лорд Вильморт знал его, но применял лишь единожды, на себе самом себе, и отнюдь не потому, что ему не хотелось его применять – с огромным удовольствием он бы провел обряд над своим старшим сыном, но не мог рисковать.

– Где спали твои дети? Ты не оставляла их одних в ночь поветрия? – спросил лорд, отдавая себе отчет, что людей настолько глупых не бывает и во всех девяти землях.

– Они спали в большом хлеву, милорд, – ответила Гретхен.

Большой хлев – много других людей, спящих вповалку чуть не друг на друге, чужие дети, скотина, копошащиеся в соломе мыши и свившие гнезда под потолком птицы… И, несмотря на это, поветрие пять раз забирало именно детей этой женщины. Что это, не может ведь быть обычным совпадением?

– Кто-то убивает твоих детей. Душит их или дает яд, – такое объяснение было наиболее вероятным. «Может быть, даже ты сама, если ты сумасшедшая». – Это не поветрие, потому что поветрие не выбирает.

Женщина молча протянула ему сверток с младенцем.

– Чего ты хочешь от меня? Чтобы я защитил твое дитя от поветрия? Я не могу этого сделать, да это и не поветрие вовсе…

Он осекся, когда понял, что в свертке, который настойчиво суют ему прямо в руки, лежит не живой младенец. Можно было бы раньше понять – ребенок не издал ни звука за все время…

Волнуясь, лорд Вильморт поспешно отодвинул в стороны письменный прибор, листы бумаги, тарелку с остатками сыра и опустевший кувшин с кубком, освободив место, положил сверток на стол перед собой, разорвал засохшую бечевку, заменяющую свивальник, и бережно распутал тряпки и лохмотья, открывая содержимое свертка. Это был трупик ребенка – мальчика, прожившего не больше пары месяцев и умершего, определенно, от снежного поветрия – внутри и вокруг рта еще оставались крупинки холодного нетающего снега. Хотя со дня смерти прошло уже больше двух месяцев, тело ребенка не разлагалось, а медленно высыхало, как часто происходило с телами тех, чьи жизни забирало поветрие.

– Милорд…

Лорд Вильморт так увлекся разглядыванием трупика, что забыл о матери и чуть не вздрогнул от ее голоса.

– Вы можете вернуть его, милорд? – очень тихо спросила Гретхен, глядя на него совершенно безумными глазами.

«Похоже, слухи зашли слишком далеко», – с досадой подумал Фержингард. Оживлять бесполезных младенцев в его планы точно не входило. Разве что ради эксперимента…

– Может быть и смогу, – ответил он. – Но сначала мы с тобой должны понять, как и почему это происходит. Почему именно с тобой, с твоими детьми. Садись, Гретхен. Ты должна рассказать мне все.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю