Текст книги "...а мы - с Земли (СИ)"
Автор книги: Gera Serebro
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
– Верно.
– Пункт третий… какой минимальный срок совместного проживания определить?
– Год. Или два.
– Много. По предыдущим пунктам отсеются две трети добровольцев, надо упростить.
– Ну и зачем ты тогда меня спрашиваешь? Чтобы все равно сделать по-своему?
– Угу. Три месяца, думаю, будет достаточно. А еще, очень важный пункт – все участники должны быть моногамны. Ты не поверишь, но, согласно записям, раньше полигамиков вообще не существовало.
– Бред. Больше половины людей – полигамны. А иногда кажется, что все.
– Ну почему же, я, например, моно… а ты?
– Тоже.
– Так, а дальше… – Гера смутился, и на миг позабыл, что хотел сказать и о чем они вообще разговаривали. К счастью, экран вспыхнул голубым светом. – О! Смотри сюда. Сейчас я такое покажу! – мысленно выбрал третий снизу файл и загрузил его. – Вот! Только тебе, только здесь и сейчас, совершенно секретная и абсолютно конфиденциальная информация! Запомни, до окончания тестирования никому не рассказывай о том, что сейчас увидишь.
– Хватит разглагольствовать, показывай уже.
Экран мигнул несколько раз, и равномерное голубое свечение сменилось изображением плохого качества. Смешно, но оно было пиксельным. Женя замолчал, поперхнулся, по плечу Геры потек кипяток, а гость перевесился через это же плечо и задышал в ухо.
– Это они и есть? Предки? Что там происходит? Что это за штуковины? Что за местность? А вот это что за агрегат? – прорвало его через несколько секунд. На плечо выплеснулось еще немного обжигающей жидкости. Экран пришлось приподнять повыше, чтобы его не залило; хрупкая техника древнего образца легко портилась от самой обычной влаги.
Гера самодовольно усмехнулся. У него первая реакция была примерно такой же, потому что увиденное впечатляло. Изображение показывало город – место жительства предков. Удивительно, но они предпочитали селиться общинами, все вместе. Местность полностью преобразована, тропинки покрыты твердым и ровным полотном цвета влажной земли; жилища – огромные, как горы, полностью искусственные и правильной прямоугольной формы. Наземный транспорт, очень много наземного транспорта, разных форм, размеров; много цветных плакатов, столбов и прочих непонятных предметов. Но главное – люди. Много, невероятно много людей, человек тридцать.
– Смотри. Даже на таком изображении видно, как разительно отличались маскулины от фемин. Догадаешься, кто есть кто?
– У-у, – промычал Женя в ответ. Ткнул пальцем в фемину, грудь которой не оставляла сомнений в ее половой принадлежности. Потом еще в одну. С остальными не справился.
– Все очень просто. Все люди с длинными волосами – фемины. Все люди с короткими – маскулины. Все люди вот в такой одежде, – обвел пальцем юбку, – фемины. А вот с такими полосами ткани на шее – маскулины. Если обувь с возвышением в районе пятки – это фемина. И так далее. То есть, никакой путаницы, все очевидно с первого взгляда!
– Это как мир клонов… К чему столько ограничений?
– Так природа же! И это только внешний вид. На носителе много зашифрованной информации – про культуру, географию, особенности менталитета, последние научные достижения. В научных данных ценности нет, они сильно устарели. Есть абсолютно архаичные данные, например, по экономике.
– Что такое экономика?
– Долго объяснять. Нечто вроде бартерного обмена, только очень сильно усложненного. Целая отрасль науки была. Деньги, банки, налоги. Если честно, я сам до конца во всех премудростях не разобрался. Видимо, это что-то вроде обеспечения населения по праву рождения, только, с нюансами. Да и вообще, это все неважно. А вот сам уклад жизни, традиции, роли – вот это важно. Женя! Да с помощью этого носителя мы перевернем представление человечества о самом себе! Ты, ты, ты понимаешь, к чему это все может привести?! – завелся Гера. Как давно ему хотелось поделиться будоражащей информацией хоть с кем-нибудь!
– А что у них с лицами? У фемин? – не слушая его, Женя ткнул пальцем в экран.
– Это косметика. В природе фемин заложено украшать себя и все вокруг. У них и одежда ярче, красивее, с цветами, орнаментами, узорами. У маскулин скромнее.
– Где это видано, чтобы самки себя украшали? Это прерогатива самцов.
– Так люди – это не тетерева и не олени, надо заметить.
– Ой, смотри! Он беременный?! Это же оплодотворенный человек, да? А этот? Это вот так реально выглядит старость?! Нет, я, разумеется, пробовал смоделировать престарелого человека, но у меня не так красиво получилось. Волосы такие белые… я не предполагал, что они полностью обесцветятся. И кожа такая интересная, как мраморная… – Женя уже всем телом налег на Геру и свесил голову к экрану. Зрачки его то расширялись, то сужались – наверное, фиксировал картинку на искусственную память.
– Это еще что. Вот, смотри. Следующее, – переключил изображение. Теперь на экране огромная толпа маскулин шагала в ногу по полю с оружием на плече, все в одинаковой одежде цвета хаки. На заднем плане что-то горело.
– Ого, что это? Что они делают? Реально клоны? А зачем?
– Не знаю точно. Но, если учесть тот факт, что жили предки большими общинами, то, вероятно, это охотники. Раньше маскулины так и назывались – добытчики. Охотились, значит. А для такого большого поселения мяса надо много.
– А что там горит?
– Наверное, мясо готовят.
– А чем фемины занимались?
– Вот этим, – Гера подкинул дров в камин. – За очагом следили. Детей растили. Мясо разделывали. И еще это… вдх… вдохновляли, вот!
– Оу.
– Да-да. Ты учти, что они тогда рожать могли, а беременным особо не поохотишься. И родительский инстинкт у них развит хорошо был.
– Да ну что за бред? Нет у человека инстинктов. Нет и не было.
– А я тебе говорю, что есть! Вот запустим эксперимент, сам убедишься. У наших идеально подходящих фемин он точно возродится. Да и потом, что бы тогда заставляло их рожать? Сам подумай, беременность, роды, это все ужасно тяжело, болезненно, из-за прямохождения таз стал слишком узким, я даже представить не могу, каких мучений стоило тогда родить. А потом? Ты имел дело с младенцами? Они же орут постоянно, не спят, в детском центре на одного ребенка выделяется минимум пять выращивателей, так и они иногда воют, а тогда фемина справлялась в основном одна. И ты учти, что тогда дети еще и болели, нанороботов-то не было, да это… это… кошмар наяву! Без помощи инстинкта тут не обойтись.
– Ну не знаю, не знаю… Глупо все списывать на инстинкты. Люди и других людей любят не из-за инстинкта размножения, а потому что эмоции, чувства, привязанность. Секс, опять-таки, с эмоциями ярче и больше удовольствия приносит… наверное. Может, и с детьми раньше так же было?
– Я думал над этим. Но. Как можно тогда заранее полюбить того, кого ты еще ни разу не видел? А если он окажется совсем не таким, как тебе бы хотелось?
– А как люди любят животных? Сначала заведут, а потом любить начинают. Любят то, что есть, другими словами.
– Тебя не переспоришь. Сравнивать человека и животных – глупо!
– Если бы я не сравнил человека и животных на поляне, то не было бы сейчас никакого эксперимента.
– Ладно, ладно, твоя взяла, – примирительно ответил Гера.
– Ладно, – Женя сдался тоже, – показывай, что у тебя еще есть.
– Другие изображения слишком битые, восстановить не получилось. Но есть еще вот это, – открыл таблицу с множеством строк и цифр, – статистика. Но по разработанной расшифровке пояснения к строкам не переводятся. Но я прямо чувствую, что здесь что-то важное! Другие текстовые файлы перевелись, а этот – ни в какую, я над ним уже два года бьюсь. Никак не могу понять, в чем тут загвоздка…
– Шифр?
– Они раньше по-другому разговаривали. То есть, иногда встречается общая этимология слов и они схоже звучат, но это редкость. Пришлось разрабатывать переводчик с древней речи на нашу современную. И до этой таблицы все было хорошо. А тут что-то не то. Не переводятся слова, и все.
– Нет, я, конечно, предполагал, что увиденное меня удивит, но чтобы настолько… – Женя оторвался от экрана и сел прямо, разминая плечи. – Гера, я же тебя кипятком залил! Ты чего молчишь?!
– Да я себя постоянно чем-нибудь заливаю. Ерунда, не бери в голову. Био-пластырем потом заклею.
– Как это, ерунда?! Пузырями же все пошло!
– Это нормально, реакция кожи на ожог. И знаешь, что еще я думаю?
– Что? Что надо слетать в медцентр?
– Что один из поведенческих признаков тоже надо включить в критерий отбора. Например, стремление украшать себя. Или охотиться. Или хотя бы на длину волос смотреть. Если маскулина подсознательно носит короткие волосы, значит, что-то в нем от предков осталось.
– Скорее всего, это будет банальной случайностью, а не проявлением чего-то там. Спрячь хотя бы, – прикрыл ожог пледом. – Вот, так нормально.
– Тогда, включаем! И, думаю, можно подвести итоги.
Гера прикрыл глаза, откинулся назад, и мысленно создал готовый опросник, куда вошло восемь пунктов:
1. Согласны ли вы принять участие в эксперименте?;
2. Ваш пол;
3. Какая у вас ориентация? (гомо, гетеро, пан);
4. Перечислите имеющиеся у вас вторичные половые признаки (растительность на теле, грудь, кадык);
5. Укажите срок совместного проживания с партнером;
6. Испытываете ли вы романтическую привязанность к двум и более партнерам одновременно? (моно/полигамия);
7. Укажите длину ваших волос, перечислите хобби, предпочитаемый стиль одежды, место работы; чадолюбивы ли вы; как относитесь к охоте, к процессу приготовления пищи; есть ли у вас склонность украшать себя и свое жилище?
8. Прикрепите изображение себя в настоящий момент.
После поставил в конце уникальную подпись, схематичную летучую мышь, парящую в небе.
– Ну вот, готово. Так что, подадим заявку, как участники? – спросил Гера и прикрыл глаза. На всякий случай. И широко улыбнулся, предвкушая реакцию.
Женя поерзал и сел удобнее. Гера только сейчас заметил, что за время разговора сполз на пол и уже несколько минут лежит на генетике, и вполне себе комфортно лежит. Так, что и вставать не хотелось. Голова упирается в расслабленный живот, чужая коса касается шеи, вытянутые ноги пылают жаром от огня в камине. Поленья умиротворяюще трещат, один на двоих плед укрывает по бокам; тепло, хорошо, удобно. И уютно.
– Не проходим почти по всем пунктам. И к тому же, мы не пара, – наконец отреагировал он.
– Разве мы не пара?
– А разве пара?
– Ну да.
– Ну в целом, я ожидал худшего, – задумался Женя. – Но мы здесь больше часа сидим, общаемся, а ты меня все еще не вывел из себя, более того, мне интересно с тобой разговаривать. Думаю, попробовать можно. Но, ты учти – я человек не инициативный. Хочешь за мной ухаживать, ухаживай на здоровье, я отталкивать не буду. А еще, – он наклонился к уху, отчего Гера затаил дыхание и замер, – мне нравится слышать твою влюбленность. У тебя сердце бьется учащенно, мне это льстит. Тебя такие условия устраивают?
– Вполне. Я, кстати, открыл тебе личку.
– Я ночью заметил.
– Но ты ее не просмотрел?
– Нет.
– Женька?
– А?
– А как ты понял тогда, что мы почти по всем пунктам не проходим? Ладно за себя, но за меня – как?
– Как, как… – он запнулся, а после почему-то рассердился. – Не важно. И вообще, – поднял его и встал, сбросив плед на пол. – Мне домой пора. Я у тебя засиделся, я в принципе никогда так надолго не уходил из дома. Дай мне что-нибудь потеплее, и я пошел.
– Вон там, – кивнул в угол, где кучей лежала самая разнообразная одежда. – Бери, что подойдет.
Почему-то он не сомневался, что Женя возьмет именно удлиненный жилет из чернобурки, с огромным капюшоном, мехом вовнутрь. Сшитый собственноручно. Тяжелый, сковывающий движения, но зато теплый и приятный на ощупь.
А еще он очень шел партнеру.
– Ну ты это… – замер гость на выходе и обернулся. Карие глаза блестели из-под нависающего капюшона.
– Что – это?
– Да ничего, – с досадой бросил Женя, развернулся и ушел.
Глава 5. Про лису
Привычные запахи леса вернули Жене способность трезво соображать.
Одним из пунктов в списке нелюбимых вещей у него был страх. Страх перед переменами в жизни. А сейчас он сам, добровольно, согласился на партнерство. Жуть. Еще вчера подобное и в голову бы не пришло.
Женя походил вперед-назад, поворошил листья, попытался успокоиться и собраться. Забрался на дерево, встал на ветку, громко зарычал. Звук голоса быстро утонул в окружающей листве и напугал разве что пару затаившихся куропаток где-то там внизу. Он подумал о том, что, если подобным образом заорать в горах, то сила голоса приобретет разрушительную силу: от вибрации наверняка сойдет лавина, сметет все на своем пути, да и звук не заглохнет сразу, а еще долго будет гулять по скалистым вершинам и отдаваться эхом.
Это было бы потрясающе.
Он спрыгнул вниз, по привычке просмотрел карту местности, понял, что с самого утра ничего не ел, а между тем уже подкрадывался вечер. Поскольку искать живую еду не хотелось, Женя прошел в лабораторию к охлаждающей камере, где хранилась еда человеческая универсальная – небольшие гранулы, чистые углеводы и белки, обогащенные витаминами и минералами, со вкусом слабосоленого мяса. Съел пару штук и пошел к роднику. По пути пытался вспомнить, как это вообще, иметь партнера. Что с ним нужно делать? Узнавать поближе, чем-то интересоваться, например, прошлым или как прошел его день?
Слишком сложно. Лень. Не хочется.
Напившись, вернулся в лабораторию. Запустил виртуальный огонь. Он выглядел, как настоящий, но Женя-то знал, что нет на самом деле никакого огня, что это чип рисует языки пламени в воображении, а тепло исходит из специальных отсеков по углам помещения. И так себе исходит, едва ощутимо, потому что энергия берется из одних и тех же деревьев второй год, что делать категорически нельзя, потому что так дерево постепенно умирает. Уничтожать любимый лес не хотелось, следовательно, в ближайшее время с бионергетиками все-таки придется связаться.
Отключил неправильный огонь и вышел наружу. Собрал сухих веток, расчистил полянку и зажег правильный костер, настоящий. Местная мелкая живность, никогда прежде не видавшая подобного явления, с опаской выглядывала из травы и при каждом потрескивании углей быстро пряталась обратно; а Женя свернулся калачиком на безопасном расстоянии от огня, постепенно разморился и, лениво отслеживая перемещения огромной луны на небе, незаметно уснул.
Воля сошелся с Ромой на почве общих интересов. Он любил животных, любил выращивать отдельные органы и улучшать их, и вся его лаборатория, расположенная в уютном уголке Земли на австралийском континенте, была заставлена склянками с самыми разнообразными образцами. Чаще всего попадались глаза и крылья. А Рома входил в группу защитников животных, и занимался сохранением исчезающих видов. В его обязанности входило вскармливание оставшихся без матери малышей, их чипирование и подготовка к самостоятельной жизни на свободе. И в один прекрасный день ему срочно понадобились донорские органы для пострадавшей белки-летяги. Так Рома вышел на Волю, и они заключили сотрудничество.
Вскоре друзья поняли, что вместе им интересно, всегда есть о чем поговорить, и Рома, недолго думая, переехал жить к Воле. И с того дня в просторном жилище подле лаборатории поселились и замечательный напарник, и целая орава самых разнообразных зверо-детей. Жизнь Воли превратилась в сказку.
Почти.
Друзья нередко, умиляясь очередным зверо-ребенком, щупая подушечки на лапках и щекоча голое пузо, подумывали о том, что как бы это было здорово – выкормить настоящего человеческого младенца. Желание постепенно перешло в навязчивую идею, особенно после того, как Роме подвернулся детеныш орангутанга, крохотный, пару дней от роду. Он забавно цеплялся длинными пальцами за одежду Воли и настойчиво искал что-то на животе, тычась в кожу мокрым щекотливым носом. Друзья тогда дошли до маразма, одевали малыша в детскую одежду, не спускали с рук, укладывали спать рядом с собой, учили прямохождению и дали имя – «Пусик». Счастливейшие месяцы. Увы, Пуся подрос, и его пришлось отпустить на свободу, после чего и Воля, и Рома несколько дней ходили с мокрыми глазами. После того случая Рома начал переучиваться на работника детского центра, а Воля усиленно взялся за генетику, чтобы когда-нибудь сместить вреднейшего коллегу Женю.
Поэтому новость о предстоящем эксперименте взбудоражила их умы. Получить желаемое без лишних временных затрат, сразу – казалось, что сама удача плывет в руки. Сроки их не пугали, возможные ограничения – тоже. Они даже не задумывались над этим.
«Дорогие земляне! Представляем вашему вниманию тест на участие в самом значимом эксперименте последнего тысячелетия! Убедительная просьба – прежде, чем подать заявку, хорошо подумайте. Взвесьте все за и против. Реально оцените собственные возможности. При малейших сомнениях, в себе или в своем партнере – не подавайте заявку.
Длительность эксперимента – восемнадцать лет.
Вам предстоит поставить себя в жесткие рамки. От многого отказаться. Полностью перекроить образ жизни. Пройти испытание на прочность и выдержку.
Повторяю еще раз: при малейших сомнениях – НЕ подавайте заявку.
Если перечисленные пункты вас не пугают, пройдите по ссылке ниже».
– Ромочка, ты как думаешь? Какие надо ответы ставить? – Воля еще раз перечитал обращение Эна к населению и в стотысячный раз задал один и тот же вопрос.
– Честные, конечно же, – спокойно ответил партнер, подготавливая переноску.
– Да, а если они не подойдут? Надо же, чтобы подошли. Иначе нас не примут!
– Волечка, ну откуда мне знать, какие ответы правильные?
– А сколько мы вместе живем?
– Два года. И три месяца. И, если не ошибаюсь, четыре дня.
– Рома, а вот тут что надо отвечать? Вопросы такие странные. Длина волос… охота… как можно убивать живых существ, если давно уже разработали искусственное мясо и сбалансированные гранулы? Ужасно!
– Зая, да отвечай честно, и все.
– Нет, – капризно протянул Воля. – Надо ответить правильно, а не честно! Вот здесь точно нужно пометить, что мы детей любим, а с ориентацией как быть? Подвох, тут чувствуется подвох… Рома, а ты в истории хорошо разбираешься?
– В современной.
– В современной и я хорошо… так, погоди. Сообщение, – прикрыл глаза и поморщился.
Отправителем оказался Женя.
Воля искренне недолюбливал коллегу и в некоторой степени боялся. К тому же верховный генетик крайне редко писал ему сообщения, точнее, никогда, и в воображаемой мигающей красной точке мерещилось что-то угрожающее. Он с опаской открыл текст и напрягся еще больше.
Короткое слово. «Выйди». Холодок пробежался по спине.
Потому что сообщение могло обозначать только одно: Женя лично прилетел. Сам. Добровольно. Это казалось чем-то невероятным, потому что коллега покидал лес в исключительных случаях, после долгих уговоров и по уважительной причине, и вдруг заявился… сюда? К нему? Но вот зачем?
Миллионы догадок всплыли в голове. Возможно, тот ген, с овальной формой ногтей, что он вычленил два года назад, оказался бесполезным или, еще хуже, нанес вред новому младенцу, или окраска радужки опять не подошла человеку и действует только на бизонах, несмотря на все предварительные расчеты, или… да много чего могло произойти! Порядком накрутив себя, Воля мельком глянул на Рому. Тот подготавливал пищащих расползающихся бобрят к перевозке на другой пункт передержки. Малыши расползались, сопротивлялись; партнер терпеливо собирал их опять и, поглощенный работой, ни на что внимания не обращал. Тихо обогнув его, вдохнув и выдохнув для храбрости, Воля решился, несмело поднялся наружу, сжался и осторожно выглянул из-за куста, маскирующего вход в дом.
Теперь он удивился еще больше.
Почему-то Воля был уверен, что Женя первым делом начнет на него орать, хотя бы потому, что он любил орать, но, к удивлению, коллега ни слова не сказал. Стоял в нескольких метрах с плотно поджатыми губами, смотрел недобрым взглядом, но молчал. Грудь его высоко поднималась и медленно опускалась, словно он не на гравиталете прилетел, а прибежал, и сильно запыхался. Выждав несколько секунд, Воля осмелился подойти ближе, и, подойдя, совсем перестал понимать, что происходит.
В руках Женя держал дохлую лису. Обычную, рыжую. Лапки ее свисали, вокруг пасти шерсть вымокла от обильной слюны, наверное, умерла она совсем недавно. Причем держал ее коллега очень бережно, прижимая к животу, что было на него совсем не похоже. А когда Воля поднял взгляд выше и внимательно всмотрелся в Женины глаза, то заметил, что они красные. И тут стало понятно, почему генетик молчит – чтобы не расклеиться.
Угрозы он точно не представлял. И Воля без всякой боязни подошел к коллеге.
Всего лишь пятьдесят слов. Полсотни слов, и цифровые значения станут понятны, но никак они не желали переводиться. В сто тысячный раз получился абсурдный набор букв, лишенный смысла. Да и числа в столбике – огромные. Почти семь миллиардов – вот что это может значить? Чего семь миллиардов?!
И сколько раз в день допустимо связываться с человеком, чтобы не показаться навязчивым? Стоит ли прямо сейчас предпринять четвертую по попытку, с учетом, что три предыдущих вызова отклонили? Он занят, работает, не хочет отвлекаться? Сам потом даст о себе знать? А если не даст? А вот здесь – что за данные? Видно, что это проценты, но кого с кем сравнивают, неизвестно. Тысячи, миллионы, сотни, какие-то соотношения, казалось, вся мировая история перед глазами, но как ее понять?
«Никак!» – Гера в раздражении вырубил экран. Провозился пол дня, и все без толку, в который раз. Встал, размялся, задрал голову, всмотрелся в потолок, зажмурился. От внешних приспособлений глаза быстро уставали, но переводить информацию в виртуальную ему не хотелось. Было что-то особенное и в треске настоящих деревянных поленьев, и в самостоятельно сшитой одежде из натуральных материалов, и в жутко неудобном экране.
В голове раздался сигнальный звонок. Время тестирования истекло. Значит, пора лететь к Эну. Гера направился к выходу, бегло просмотрел результаты и довольно цокнул языком. Все оказалось даже лучше, чем он предполагал, и показатели некоторых участников приятно удивляли. Подпорченное настроение мигом стало обычным, приподнятым.
Гера любил бывать в гостях у Эна. Единственного человека из жизни «до». Правда, когда она началась «после», он не знал, просто в один прекрасный день проснулся и понял, что отныне все по-другому. Большая часть людей осталась «там», круг общения постепенно сужался, все чаще в жизнь закрадывалась пресность. Обычные дела, такие, как посиделки с друзьями, работа или познание чего-то нового перестали приносить радость. Порой от однообразия хотелось выть и лезть на стену. В такие дни спасти его могло только что-то очень безумное, рискованное. Пройтись по грани, почувствовать вкус жизни, получить порцию целебного адреналина – и назад, в горы, в привычное русло. Но с каждым годом въедливая рутина поглощала все больше, и избавляться от нее стало сложнее. И покорение очередной вершины без страховки, в одиночку, по наиболее опасному маршруту уже не приносило той порции спасительного кайфа, как раньше; вместо фейерверка эмоций максимум, что он получал – временное чувство удовлетворения. Но этого было мало. Хотелось большего. И тогда Геру посетила очередная безумная идея по возвращению красок в черно-белую реальность: сделать что-то такое, значимое, полезное для всех. Идея будоражила, и он с утроенным энтузиазмом взялся за восстановление артефактов, раздобытых группой археологов на евразийском континенте. Годы кропотливой работы, желание все бросить, но вот, почти все расшифровано, еще один маленький шажок, практика, эксперимент, и все в процессе, и еще немного, еще чуть-чуть – и имя его увековечат в истории, возможно, выведут из общего перечня и оно навсегда останется исключительно его именем, посмертно.
Что может быть прекраснее?
– Ты меня слушаешь? – спросил Эн. Больше часа они сидели и обсуждали нюансы завтрашней презентации. Конечно, обговорить можно было и по трансляции, но Гера предпочитал личные контакты. Ему нравилось наблюдать за жестами собеседников, за мимикой и прочими мелочами, заметить которые можно только при живом общении. Он любил задавать каверзные вопросы и наблюдать за реакцией собеседников. Он в принципе очень любил людей. А еще другой человек напротив удерживал от соблазна послать тот самый, четвертый, вызов.
– Конечно, – очнулся Гера. – На стройку загляну завтра с утра, до презентации. Кстати, ты смотрел данные по доисторической медицине?
– Смотрел, но бегло. А что?
– Заметил, что твоя особенность там включена в список заболеваний?
– Серьезно? А что лечить пытались?
– И не пытались, но все равно считали отклонением. Наверное, тогда витилиго не было распространено, – сказал и всмотрелся в контрастные темные пятна на коже Эна. Когда-то он выбрал его в наставники, потому что влюбился в необычный узор на теле. Может, и не самая удачная причина для выбора того, кто тебя чему-то научит, но Гера ни разу не пожалел.
– Так мы не договорились. Чье время будет до обеда?
– Мое. Вечером буду пытаться расшифровать тот кусок, со статистикой. Кажется, я догадался, в чем там загвоздка. Так мы все обговорили?
– Если что, я с тобой свяжусь.
– Отлично, – Гера поднялся с земли. – Тогда, до завтра.
– Ты ведь не домой торопишься, – поднялся Эн следом. – Надеюсь, не в жерло очередного вулкана?
– Ах-ха, нет, конечно, мне того раза на всю жизнь хватило.
– Но все-таки, будь осторожнее. И чип настрой…
– На автоматическую подачу сигнала опасности, – закончил Гера и, спасаясь от очередной лекции по безопасности, быстро пошел к выходу. – Мика, Линн, Вэра, всем пока! – попрощался с многочисленными партнерами Эна и выскочил из просторного жилища наружу. По светлому песку добежал до гравиталета, залез вовнутрь, взлетел, покружил над морем и, щурясь от ослепительных бликов солнца, все-таки предпринял четвертую попытку связаться с Женей. С замиранием отсчитал три легких стука, и…
Вызов опять отклонили.
Внутри что-то больно сжалось, и стало очень волнительно. Одно радовало – раз Женя отклоняет вызовы, значит, с ним лично ничего не случилось. Но почему он так делает? Обиделся? А на что? Не хочет общаться? А почему бы сразу об этом не сказать? А если у него что-то произошло, и он не в настроении? А если он думает, что… неизвестно, о чем он там думает, но явно не о том, о чем следовало бы. Море, словно издеваясь, жизнерадостно набегало волнами на берег; нервы накалились до предела, Гера не выдержал, загрузил в гравиталет координаты и на полном лету помчался в лес.
Лес встретил тишиной. Гера просканировал местность цепким взглядом и настроился на ночное зрение – смеркалось; сверился с картой местности, спутниковой, надеясь хотя бы на ней разглядеть Женю, но тот или неподвижно где-то затаился, или спрятался в непроницаемой чаще, или… спокойно работал в лаборатории? С помощью виртуальной карты Гера сообразил, где именно она находится – наверняка на участке чуть левее, за стеной ультразвука – и уверенно туда направился.
– Женя! Жень, ты здесь хотя бы? – сказал вполголоса, чтобы не привлекать внимание хищников; Женя с идеальным слухом не мог его не услышать, но ответа, вполне ожидаемо, не последовало.
Вскоре он зашел в обычное пустое помещение, стандартное: углубление в земле, крытое толстым стеклом; стол по центру; корни, выглядывающие из стен; инкубатор, распахнутый настежь; запах земли, травы и листьев. Несколько отсеков, спрятанных за створками. И никаких генетиков.
Гера вышел наружу и беспомощно покрутился на месте. Кусты, деревья, непроглядная листва. Пусто и темно. Что делать дальше, он не знал. Лететь домой или поискать еще? И есть ли смысл искать? Вероятно, нет никаких уважительных причин, и Женя просто не хочет общаться лично с ним, и вот таким жестким способом обрывает контакты.
Но разве так можно?! Что могло пойти не так?!
От грустных мыслей отвлекла лиса. Обычная. Рыжая, лапки черные, сама бесстрашная. Она деловито выглянула из кустов, поблескивая бусинками-глазами, втянула ноздрями воздух, принюхиваясь. Учуяла чужака, подошла почти вплотную и оскалила зубы. Гера не считал лис особо опасными, но ему не хотелось в очередной раз оказаться покусанным, и поэтому, абсолютно машинально, он нащупал в кармане нож и вытащил его. Маленькая хищница и не подумала отступить, напротив, подкралась еще ближе.
Гера поднял руку, прицеливаясь.
– Вот только тронь ее, – пробурчал знакомый голос откуда-то сверху. Пальцы дрогнули, нож упал в траву.
– Женя?! – задрал голову. Выдавший себя генетик нехотя слез с дерева, шикнул на лису – она юркнула в кусты – встал напротив и уставился на Геру. Не самым добрым взглядом. Волосы его растрепались и выбившиеся пряди обрамляли суровое лицо.
– Зачем прилетел? – сухо спросил он.
– Соскучился потому что, вот и прилетел. Ты не отвечаешь, прячешься, а я волнуюсь. Почему ты не отвечал? – Гера нахмурился тоже.
– Некогда мне было. И нечего за меня волноваться, – сдался Женя, махнул в неопределенную сторону рукой, а после развернулся и медленно побрел вперед. В сумерках он выделялся на фоне леса ярким черно-белым пятном.
– А что случилось? – Гера пошел за ним следом.
– Неважно. Я просто не хотел ни с кем разговаривать. Но я рад, что ты прилетел, правда.
– Не очень заметно.
– Послушай, Гера. Я не умею с людьми ладить, и понимаю, почему со мной тоже никто особо общаться не хочет. Я уже говорил и еще раз повторю, хочешь играть со мной в пару – играй на здоровье, но сразу предупреждаю – ты со мной намучаешься. Это я тебе из лучших побуждений говорю, обычно мне все равно. И еще… – он резко остановился, и Гера едва не влетел в его спину.
– Что?
– Да ничего, – опять пошел, гораздо быстрее.
– Куда ты меня ведешь?
– Ты к воде хотел, вот тебе вода, – спустя минуту быстрой ходьбы, ответил он.
Женя напролом преодолел последние метры высокой травы, замер на берегу небольшого озерца, расстегнул молнию, скинул одежду и одним прыжком ушел под воду. Вынырнул не сразу, на середине озера, и разлетевшиеся от него брызги воды в свете заката походили на искры. Влажные волосы облепили лицо, коса извивалась змеей, и даже издали было видно, как на белой коже побежали мурашки. Гера замешкался, а через секунду тоже нырял в потрясающе холодную воду, задыхаясь с непривычки. Догреб до дна, вцепился в водоросли и задрал голову. Там, сверху, маячили едва различимые сквозь толщу воды изгибы тела. Тела вредного, непонятного, но изумительно красивого. Чувствуя, что воздух заканчивается, он всплыл, фыркнул на поверхности, и активно заработал руками и ногами, плавая кругами вокруг лежащего на спине Жени.
– Бодрит, да? Сюда подземные воды выходят, она всегда холодная, даже в жару.
